Тэхсе ан Фогейр

Под звёздным светом

За пределами светлого круга, очерченного бусами, предрассветный лес пугал жуткими тенями, скрипел ветками и ухал незнамо чем, но Лини-Карандаш смело шагала дальше по тропе, туда, где на поляне лежали древние солнечные часы. Что ей этот лес, что неведомые твари, если света в янтарных бусинах со вчера осталось предовольно? Не сунутся.

Земля, помнившая ноги многих поколений хранительниц, мягко касалась босых пяток и словно даже подталкивала вперёд, и Лини, не удержавшись, пустилась бежать, рассыпая вокруг янтарные лучики. Шаг, другой, пируэт, подпрыгнуть – почти разминка перед приветственным ритуалом! Осознав, что невольно повторяет заученные с детства па, Лини хихикнула и тут же поперхнулась свежим воздухом. Кашляя, она вывалилась на поляну и снова рассмеялась: о, как бы наставница нахмурилась, увидев такую непочтительность!

К ритуалу надо подходить со спокойствием, уважением и… и ещё чем-то скучным, взрослым, но Лини уже сама хранительница, и сама будет решать, как к чему надо подходить! И уж от толики веселья солнце точно не расстроится: оно ведь и само яркое, почти рыжее, как сама Лини, и… и солнечное. И наверняка танцевало бы, если бы могло.

Представляя, как могло бы танцевать солнце, Лини аккуратно разместила бусы в центре часов – здесь ошибаться не стоило. Вон чёрное пятно до сих пор осталось, как ни отскребай, а она всего-то на ноготь тогда ошиблась, а солнце сквозь бусину как не туда прыгнуло, а наставница за ухо как хвать!..

Закончив, Лини довольно кивнула и достала из сумки блокнот, а из-за уха – карандаш, чтобы отметить в дневнике особенно правильное расположение бус вокруг каменного треугольника.

– Так. С бусами работа ис-клю-чи-тель-на-я, лес выглядит обычно, все твари, небось, давно сидят по норам и боятся нос наружу высунуть, чтобы чёрные шкуры не опалило, звёзды…

Лини скосила взгляд наверх – “Помни, дитя, никогда не смотри на ночное небо!” – и тут же, позабыв слова наставницы, уставилась на звёзды во все глаза: поросшие ледяными иглами шары нагло плавали над самыми кронами, и не думая прятаться в дальней пустоте. Самая жирная, северная, тут же уколола её лучом, и Лини ойкнула, опустила взгляд. Почесав за ухом карандашом, она несколько ударов сердца смотрела на бусы, выжигая память о звёздном свете.

“Чего это они?”

До восхода – это Лини знала точно – оставалось не больше одной свечки. Если звёзды не улетят прямо сейчас, то, когда солнце покажется в развилке между двумя горами… что именно будет, Лини не знала, потому что летописи о таком не говорили. Понимание заставило подняться на цыпочки, наполнило грудь гордостью.

– И я, Лини-Карандаш, буду той, кто это опишет! Первой! Самая юная хранительница из всех, самая непоседливая, непочтительная, неуёмная и… и… и ещё много всяких не – но первая!

“Если только это не я виновата. Если только это не я сделала что-то не так”.

Гордость из груди выдуло вместе с воздухом, и Лини принялась вспоминать. Ритуал проводов солнца – всё было верно, до шажочка, до последнего слога в гимне. И танец точно правильный, и солнце было довольно. Нет, она, Лини, всё сделала верно. Ну разве что ушла домой на секундочку раньше, потому что там ждала интересная книга, но что могло случиться за секунду?

“Ой, восход же!”

Вздрогнув, Лини торопливо повернулась спиной к кругу, лицом на восток, прикрыла глаза и развела руки в стороны, готовясь сделать первый шаг. Вправо, потом ещё, кругом вокруг круга, пока мир вокруг заливает нежный поначалу, а потом всё более яркий солнечный свет. Она же чувствует, что солнце уже где-то там, что уже вот-вот. Вот сейчас. Сейчас? Сейчас?..

 

“Первого когтября в положенный час солнце не взошло”.

Звёзды лениво парили над лесом, даже не думая прятаться, а Лини растерянно стояла у каменных часов и грызла карандаш – привычка, от которой не смогли избавить ни уговоры, ни пропитка карандашей соком травоягоды. Вспомнив резкий, кислющий вкус, она вытащила было карандаш изо рта, но тут же прикусила снова.

“Солнце не взошло”.

Лини повторила это про себя ещё раз и вскинулась, вглядываясь в черноту леса за пределами светлого круга. Её собственная тень, длинная и нескладная, уходила в лес и сливалась там с деревьями. Жуть!

“Если рассвета нет, и звёзды не ушли, то лесные твари, наверное, тоже не вернулись в берлоги? И сейчас сидят в темноте и готовятся прыгнуть? Смеются над нескладной хранительницей-раззявой, потерявшей солнце? Небось вон там, где тени погуще, уже сидит что-то… ой!”

Показалось, что в тенях и правда что-то шевельнулось, и Лини отпрыгнула поближе к часам – и к бусам. Тёплые янтарные лучи тут же согрели, и Лини, любуясь отблесками, успокоилась. Если уж она, хранительница, не знала, что рассвета не будет, то куда там тварям.

“А звёзды откуда знали?”

От вопросов пухла и болела голова. Вздохнув, Лини осторожно подошла к краю поляны, помедлила и поставила ногу за пределы янтарного круга. Как ни странно, земля там была точно такой же. И ногу никто сразу не отгрыз.

Лини сделала шаг, потом другой, ещё, прищурилась, пытаясь разглядеть в горной развилке розовые отсветы. Может, она просто ошиблась, может, рассвет вот-вот настанет?.. Вот, там же точно есть алые отсветы, да? Почти?

Глаза привыкали, и внезапно Лини осознала, что в лесу не так темно, как казалось из янтарного кокона: хватало холодного звёздного света. Да, трава в нём казалась скорее серебристой, чем зелёной, и деревья тоже, только листья на них почему-то шевелились даже без ветра.

“Словно целый другой мир!”

Забыв на миг про пропавшее солнце, Лини заворожённо подошла к кряжистому дубу, щурясь на крону, и тут сзади раздался низкий мурлыкающий голос.

– Хорошо пахнешь. Вкусно!

Взвизгнув, Лини взлетела по веткам чуть не к самой вершине и только оттуда, вцепившись в длинную ветку, посмотрела вниз. Там, на травке между спасительным деревом и поляной с часами – и бусами! – сидел и сверкал на Лини зелёными глазами лесной дьявол. Не расхаживал угрожающе, не прыгал, пытаясь её достать, просто сидел себе, обвив передние лапы хвостом, и смотрел, и от этого становилось ой как страшно.

– “Первая хранительница, потерявшая солнце” – звучит, – дьявол выпустил когти и поднял лапу к звёздам, так, что их свет покрыл их небесным серебром. – Тем более, потерявшая по собственной глупости, потому что кого ещё винить? Теперь наше время – навсегда!

Лини только пискнула в ответ, крепче вцепившись в ветку. Воздух спёрло в груди сначала от возмущения, а потом от нахлынувшей вины – вдруг и правда? Нет! Всё он врёт!

Ветка угрожающе хрустнула, и Лини отползла чуть ближе к стволу, опасливо поглядывая на тварь, которую манускрипты называли самой опасной во всём лесу. Раньше он видела дьявола только издалека, мельком, через щель в ставнях, когда засиживалась над книгой далеко за полночь, а он летал высоко над деревьями…

“Летал?!”

Дьявол выглядел гладким и каким-то тощим. И никаких крыльев у него видно не было. И она помнила что-то такое в манускриптах, но что? Ну почему тогда это казалось таким не важным?!

В кроне над головой раздался шорох. Лини вскинулась было, но увидеть ничего не успела: голову обхватило что-то мягкое, широкое и мохнатое. Обхватило, забилось и вместе с Лини обрушилось вниз.

“Вспомнила. Страница сто четыре, текст под рисунком. Двойственная тварь. Тварь плюс тварь, магический симбиоз, обусловленный условиями в ущелье под… ой!”

Земля оказалась неожиданно твёрдой, даже несмотря на то, что дьяволовы крылья смягчили удар.

– Ой…

– Ещё и не так будет, – злорадно заметил дьявол. – Жрать буду медленно, кусочками. Так оно самое вкусное. Сейчас…

Крыло соскользнули с глаз, и Лини уставилась в звёздное небо. Голова плясала что-то быстрое и качающееся, и было лень даже выплёвывать попавшие в рот шерстинки. И карандаш из-за уха вылетел и куда-то потерялся. Слева взвихрился чёрный туман. Кое-как повернувшись на бок, Лини уставилась на мерцающий в мареве силуэт. Дьявол кряхтел, сплющивался и разрастался, обрастал крыльями, и внезапно к Лини вернулся страх. Это же её сейчас будут жрать.

Подскочив, Лини бросила взгляд на полянку: вроде и близко, но дьявол точно на дороге. Оставалось страшное. Сдавленно всхлипнув, Лини содрала с плеча сумку – блокнот! Книги!.. – и швырнула прямо в туман: пусть сольётся заодно и с этим вот всем! Не глядя на результат, она под возмущённый дьяволов вопль бросилась к каменным часам, в тёплый янтарный свет.

– Куда?! Моя еда!

Когти коснулись ноги, но пальцы уже нащупали бусины, и сжали, выпуская свет на волю. Вспышка ударила в лес, вызолотив деревья, и дьявол возмущённо заорал, распадаясь на части. Миг Лини, разинув рот, смотрела, как в лес уносится длинное поджарое тело, а в другую сторону улетают крылья. Молча.

“Наверное, им нечем вопить?”

Домой Лини шла, еле волоча ноги, и только закрыв дверь на два засова, только положив по бусине у каждого окна, позволила себе свернуться клубочком у стены и тихо заплакать.

 

***

 

“Наверное, звёзды видят рассвет заранее, сверху, и поэтому они не стали убегать…”

Чирканье карандаша – нового, неправильного, необгрызенного! – раздражало вместо того, чтобы утешать. Обычно Лини успокаивали и чтение, и письмо, но сейчас? Мало того, что писать приходилось всякую гадость, так шорох грифеля по странице ещё и прятал другие звуки. Пока пишешь, можно не заметить, как что-то пробирается в дом, несмотря на обереги.

Лини опасливо глянула на щель в потолке: ночью – словно теперь осталось что-то кроме неё! – дьявол пытался проскрестись в спальню, и его спугнул только свет из бус. А ведь Лини всегда так тщательно подновляла руны, и их должно было хватить, но почему-то не хватало. Или перестало хватать.

“И света в бусах всё меньше. Надо что-то делать”.

На этой мысли Лини поморщилась. Думать-то легко, правильно, а что надо делать? Вернуть солнце, да. Конечно. Вернуть – и всё станет хорошо, как раньше.

Лини прикрыла глаза, представляя возврат к прежней жизни. Читать до утра при свете бус, танцевать для солнца несколько раз в день – невелика работа, и ей нравится танцевать! – принимать подарки от жителей окрестных деревушек, гулять по залитому солнечным светом лесу… как же, однажды она даже почти добралась до ущелья, где живёт дьявол, но солнце уже начинало клониться к западному краю мира, и пришлось возвращаться. Да и не спускаться же туда, в самом деле: писали, что солнце никогда не видело дна того ущелья. Кто его знает, что там, а дальше – тоже край мира. Только восточный.

Ветер стукнул ставнем, и Лини вздрогнула, отложила карандаш и плотнее закуталась в любимую шаль. Лес этой долгой ночью не просто потемнел, он стал ещё и звучать совсем иначе. Сначала казалось, что злее, но потом Лини поняла, что лесу до неё нет никакого дела, он просто жил. Пищал, скрипел, вздыхал и стонал. Смеялся… смеялся?

Лини подошла к окну и осторожно приоткрыла ставень, выглядывая в щёлку. Бусину, которая лежала на подоконнике, пришлось накрыть ладонью, чтобы не мешала, и тогда Лини увидела, как над кронами, купаясь в серебристом свете, летает дьявол.

– Гадкая тварь! – Это Лини на всякий случай прошептала, а то вдруг услышит. – Летает себе. Хотя – красиво!

Дьявол сделал петлю, потом со счастливым смехом скрылся в лесу, снова вырвался на простор и почти завис в воздухе, раскинув крылья. Ещё петля, и ещё, едва не задевая звёзды, в слитном ритме, словно…

“Да он же танцует! – Осознала Лини и чуть не подавилась от обиды. – Но танцы – это ведь моё! Вот гад! Словно мало мне было пропавшего солнца, теперь ещё и танцы отбирают!”

Поняв, что ноги готовы пуститься в такт, Лини твёрдо приказала им стоять на месте и заодно прогнала непрошенную мысль о том, что были бы у неё крылья – как бы она летала!.. Уж точно получше, чем это мохнатое.

“А почему он не спрятался в своём ущелье перед рассветом?”

Танцевать расхотелось сразу, словно росой окатило. И правда, звёзды – с ними всё понятно, но дьяволу до ущелья не ближний свет. И как он сказал: потерявшая солнце со собственной глупости? А откуда он знал?

Лини захлопнула ставни и зажмурилась, вспоминая прошлый вечер. Что могло случиться за секунду? Правильно, что угодно, потому что она отвернулась и не смотрела.

“Ужас”, – она упала в кресло и уронила голову на стол. Со стуком, потому что заслужила.

Перед глазами вспыхивали яркие картинки: вот дьявол какой-то непонятной сетью ловит солнце, вот оно сидит в клетке где-нибудь за краем мира и потихоньку тускнеет, потому что никто для него не танцует.

На всякий случай Лини стукнула лбом в стол ещё разок, но это не помогло. Где-то в груди, пытаясь вырваться жалобным стоном, зрело чувство, что спасать солнце надо именно ей. То есть, идти незнамо куда… хотя, почему незнамо? Где находится логово дьявола она знала. Дойти и… и что-нибудь сделать. Ведь пока у неё есть бусы, дьявол ей не навредит, правда?

Даже так, идти не хотелось совершенно, особенно одной.

“И всё равно надо проверить, как там деревня, правда? И если там найдётся кто-нибудь большой и сильный – значит, солнце этого хочет, правда?”

Мысль даже самой Лини казалась какой-то не такой, слишком мелкой и трусливой, зато от неё стало чуть легче, пусть и чуть виновато.

Глубоко вздохнув, она поднялась и подняла сумку – новую, которая ещё не прижилась на плече. Собрала бусины на нитку, упрятала их поглубже под шаль – ещё не хватало светиться на весь лес, так никакого света не хватит! – и распахнула дверь в ночь.

 

Тропу к деревне Лини знала как пятна на рассветном, ещё не успевшем разогреться солнце. В хороший танцевальный день она могла обернуться туда-обратно за полдня, но сейчас танцевать не хотелось, а идти быстро не получалось: уж слишком было любопытно вокруг. Такого леса она не видела никогда, даже выступив на светлый круг у часов.

Свет бус, надёжно укрытый под серой шерстью, не мешал, и лес раскрылся навстречу. Тогда, у часов – сердце хранительницы подсказывало, что прошло уже три цикла – свет звёзд казался серебристым, но сейчас Лини понимала, что это не так. Цвета были, просто бледные, едва заметные, только если присмотреться, посмотреть под нужным углом. Тогда трепещущие листья обретали бледно-зелёный оттенок, а кора текла чёрной рекой под серебряной пеной. Сам воздух, казалось, вырывался из груди цветным, почти радужным. Красиво! И почему она раньше не выбиралась из дома ночью?

Лини на пробу подула на руки и восторженно пискнула: пальцы на краткий миг окрасились розовым. Рука сама потянулась за карандашом, записать, но тут слева что-то мелькнуло. “Тварь?!”

Замерев, Лини тревожно вгляделась в пущу, но никаких тварей не заметила. Напротив, между стволов вспыхивали и гасли красивые огоньки. Они появлялись то тут, то там, словно ткали узор, который никак не получалось понять до конца. Лини прищурилась, шагнула ближе – вот-вот поймает ритм, рисунок, мелодию, но нет, никак.

Высокая трава путалась в ногах, и Лини раздражённо фыркнула: не пускает, ещё чего! Одни дразнятся, другие не пускают – да не на ту напали. Тропа осталась далеко за спиной, а огоньки всё не унимались, вели дальше через сияющий лес. Лёгкий ветерок что-то шептал, и Лини впервые с пропажи солнца было почти хорошо: век бы так бежала через незнакомый-знакомый лес да слушала ветер.

Так что, ей стало почти обидно, когда огоньки, наконец, остановились. Вспыхнули напоследок, нырнули в шиподрево, и спрятались в листьях, подсвечивая изнутри крону и длинные иголки. На ветках, хотя до лета оставалось ещё порядком, наливались алые ягоды, и Лини, не раздумывая, протянула руку, собрать: она обожала терпкий вкус, прохладный сок на языке, такой приятный под палящим солнцем. Странно, когда это она успела так разогреться? Когда выходила из дома, было холодно, а сейчас – тепло, словно и правда преддверие лета.

Рука коснулась листьев, и Лини недоумённо на неё уставилась: разве это её рука? Такая бледная, и кожа на пальцах шелушится. А дома было…

Её спасла шаль. Дерево вспыхнуло колдовскими огнями, выбросило ветви с длинными иглами, но добыча стояла слишком далеко. Шипы запутались в шерсти, порвали ткань, сдёрнули с плеч, но Лини с писком отпрыгнула, едва удержавшись на ногах. Бусы вспыхнули, и шиподрево качнулось назад, отбиваясь от них ветвями. У корней Лини увидела кости, покрытые… чем-то. Увидела – и отползла ещё дальше, сжимая бусы в кулаке. Пальцы щипало.

“Это как страшный сон”, – промелькнула удивительно спокойная мысль, но Лини знала, что всё по-настоящему.

И дерево было самым настоящим. Оглядевшись, Лини поняла, куда завели её огоньки: она хорошо знала этот лес, знала это дерево и не раз ела ягоды прямо с веток. Больше, наверное, не придётся.

“Как же так? Оно ведь было таким красивым! И точно никого не ело”.

Над лесом прокатился смех, и Лини словно подбросило. Мерзкий дьявол! Это всё он! Непонятно как, но он испортил дерево, и лес…

“Или ночью дерево всегда было таким? Зачем-то ведь ему нужны были шипы. Нет!”

Лини замотала головой. Её дерево таким точно не могло быть, это всё неправильно. Всё надо исправить. Выжечь.

Рука, сжимающая бусины, поднялась словно сама собой, но Лини сдержалась. Бусы и без того изрядно потускнели, а ведь неизвестно ещё, что ждёт дальше. Вздохнув, она взглянула на дерево в последний раз и больше уже не оборачивалась.

А бусы пришлось завернуть в платок и спрятать за пазуху.

 

Уже на самой границе деревни Лини впервые увидела тварь. Та медленно брела по лесу, мотая бугристой башкой, и порыкивала себе под нос. Время от времени задирала голову и смотрела на звёзды, словно хотела укусить, но затем снова утыкалась мордой в траву, принималась хватать цветы кривыми зубами.

Выглядела тварь тощей, нервной и злой, и Лини осторожно пробралась мимо, стараясь даже не дышать: на своих шести лапах длинная приземистая тварь догнала бы её, даже не вспотев.

“Если они потеют. А всё же, было бы интересно побегать с ней наперегонки, чтобы ветер в ушах”, – от такого образа Лини даже приостановилась и помотала головой, вытрясая глупую мысль. Вот придумается же. Откуда только взялось?

Домики в звёздном свете почти сияли, аккуратные, разноцветные, как Лини и помнила. Но не успела она облегчённо вздохнуть, как поняла: ни одно окно не светилось. Она подобралась к ближайшему: голубой одноэтажный домик принадлежал матушке Медоед, у которой для Лини всегда находилось немножко вкусных янтарных сот.

Подняв руку, чтобы постучать, Лини нахмурилась: стены домика выглядели как-то не так. Краска цвета летнего неба отшелушивалась крупными хлопьями, и охранные знаки расплывались.

“Но ведь так оно ни от чего толком не защитит. А как выглядел мой домик, когда уходила? Не помню…”

Лини коснулась стены кончиком пальца, и краска осыпалась тонкой пылью, обнажив серый камень.

На стук поначалу никто не ответил. Лини стукнула снова – резко, громко, так, что сама испугалась, – и, наконец, внутри послышались медленные шаркающие шаги, а затем раздался голос: знакомый, только хриплый, холодный, как звёздный свет.

– Чего тебе? Ночь на дворе. Проваливай.

Лини помедлила, не понимая. Матушка всегда относилась к ней по-доброму, всегда улыбалась, а сейчас и дверь не откроет, и звучит так, словно болеет. Да когда матушка Медоед болела?!

– Матушка, но ведь солнце…

Договорить ей не дали. В дверь стукнуло изнутри так, что Лини отпрыгнула, пригибаясь.

– Твоё дело. Хранительница. Не произноси этого слова. Ночью светят звёзды. Ночью люди спят. Видят сны.

– Но я ведь…

Слов не было, и Лини чуть не зарычала. Захотелось выломать дверь, вытащить матушку наружу, показать этот неправильный лес, объяснить… но нет. Да и ведь правда, это не дело деревенских. Проверила – матушка жива, – вот и хорошо.

Лини скользнула сквозь деревню. Стучалась в дома. Где-то отвечали – резко, грубо, где-то молчали. Там она просто стояла под окнами, прислушивалась к дыханию и сонному ворчанию. Деревня спала, и это должно было успокаивать, но к последнему домику, где жил свечник, Лини шарахалась от любой тени. От этой тишины, накрытой звёздным светом, хотелось рычать и беситься, но было нельзя.

Домику дядюшки Многотрава досталось больше прочего. Пусть он и стоял на самом краю леса, дядюшка никогда не заботился об оберегах, говорил, что и так хорошо, что если к лесу по-доброму, то и он тем же ответит, да и вообще твари красную краску не любят, а он стены только такой и красил. Только приглядевшись, Лини смогла кое-где разобрать выцветшие линии над окнами, на двери, там, где остались алые пятна. А крыша выглядела вовсе странно, потому что дядюшка так и не подновил конёк с того угла, и казалось, что кто-то просто взял и скусил кусок.

Дверь была чуть приоткрыта, и Лини, не решившись постучать, заглянула внутрь. Там, в темноте, среди обломков мебели ворочалось и похрюкивало что-то огромное, мохнатое. Всхлипывало. Лучик восточной звезды проскользнул в дыру в крыше, коснулся чёрной шерсти, приласкал скорчившуюся фигуру, обломки мебели, и Лини отвернулась, прижалась к стене.

Она пришла слишком поздно. Тварь как-то пробралась внутрь и наверняка сожрала дядюшку. Или нет? Крови видно не было, значит, проглотила целиком? Но дядюшка был большой, самый большой в деревне! И медленный. Наверное, не убежал бы. Или да. Или нет.

Лини вздохнула. Всё же, как жаль, что она не умеет летать. Может быть, если смотреть издалека, не так хотелось бы плакать? Может, потому звёзды такие холодные, что всегда далеко?

Она бездумно открыла глаза и уставилась в небо, глядя, как звёзды лениво гоняют друг друга, как сталкиваются, играют… как беззаботно! Вот ей бы так. Вверх, вниз, куда глаза глядят, куда хочется, и никаких надо и обязана, никаких нельзя и запрещено.

В лесу что-то коротко взревело, и Лини вздрогнула, протёрла саднящие глаза. Сколько же она так простояла?.. Сердце подсказывало, что долго, но как? Она даже не помнила…

Вздохнув, Лини моргнула ещё раз – вот же ветер, небось, пыли нанёс! – и отлепилась от стены. Надо было идти дальше. Надо, надо, всегда надо! А тут и в животе забурчало – ещё бы, столько идти, а потом стоять…

Она в последний раз оглянулась на домик и даже с шага сбилась: на штукатурке у двери осталась её тень, словно не хотела идти с Лини. Странно, тень-то вот она, рядом, яркая, чёрная – а что же там? Серый силуэт не отвечал, и Лини пожала плечами. Какая разница. Если кусочку тени хочется остаться на стене, не запрещать же. Запретов в мире и так было слишком много. Например, на звёзды прямо смотреть было нельзя, а она вот смотрела – и всё хорошо.

Кивнув сама себе, Лини двинулась дальше, под полог леса. Она уже научилась ступать так, чтобы трава не цеплялась за ноги, и идти было легко, даже приятно: травинки холодили ноги, светящиеся листья показывали путь, а слишком яркие огоньки Лини больше не слушала. И к веткам, которые шевелились без ветра, не подходила, и слишком гладкие полянки обходила стороной. Прав был дядюшка Многотрав – если ты к лесу по-доброму…

Оставалось только найти то, что там рычало. Потому что интересно же.

 

Тварь жрала. Что именно, Лини не знала, да и знать не хотела, главное – что под когтистыми лапами влажно блестело красным, что звёздный свет нёс тёплый аромат крови, и в груди само собой зародилось рычание.

“Моё! Хочу!”

Тварь вскинула голову от добычи, и Лини оскалилась: из всех четырёх глаз, подёрнутых молочной плёнкой, за неё смотрели звёзды. На миг она сама оказалась там, на полянке, встала мясом, упёршись лапами в землю. Миг она помнила, не помня, что раньше всё было как-то иначе, но для мыслей об этом не осталось места.

“Моё!”

Разорвать тварь, раскидать по траве лапы, покататься вволю по останкам, потому что хочется, потому что можно, потому что в этом – радость, чистая, как серебряный свет! Покататься, поесть – а потом охотиться, убивать, снова и снова. Она чуяла останки многих животных на поляне, останки других тварей тоже – и что, этой твари можно охотиться и убивать, даже когда живот уже полон, а ей нельзя? Нет уж!

Грудь пекло. Лини, не отводя взгляда от твари, раздражённо мазнула рукой по платью, но жжение не унималось. Нетерпеливо зашипев, она рванула ворот острыми когтями, вытащила какой-то свёрток, швырнула на землю и вдруг завизжала от нестерпимой боли: поляну залил мерзкий янтарный свет рассыпавшихся по траве бусин.

Взревев, тварь кинулась в темноту. Лини с удовольствием последовала бы за ней, но бусины разлеглись вокруг, не пускали, и она, всхлипнув, упала на колени.

Солнце! Пальцы жгло – ногти, только что такие длинные, острые, втягивались обратно, и Лини потянулась к бусинам, собрала в дрожащих ладонях, уткнулась лицом. Вдохнула глубоко, как только могла – и еле успела отвернуться, как её стошнило.

Позже, вытерев лицо и собрав все бусины, Лини просто уселась под деревом, чья густая крона прикрывала от неба. Спиной к бойне.

“Это всё звёзды. Слишком близко, слишком низко, слишком долго. Если бы только вышло солнце…”

Вспомнилась деревня, мелькнул тенью недавний восторг от запаха крови, и Лини передёрнуло от отвращения к самой себе. Представилось, как северная звезда опускается совсем низко, заглядывает в окно к дядюшке, и тот горбится, чёрные волосы становятся мехом…

“Если бы я не сидела дома три цикла, если бы я не торопилась домой в тот вечер!..”

Если бы проклятый дьявол не напроказил!

Мысль получилась беззлобной, потому что Лини сразу подумала о другом. Дядюшку не проглотили! А если когти обратно втянулись, то мех, наверное, тоже может? А значит, если она вернёт солнце, дядюшка станет прежним!

– Прежним, – вслух слово прозвучало гораздо лучше, и Лини улыбнулась, катая его на языке.

Потом нахмурилась. Если звёзды так повлияли на неё, на деревенских, то каково тварям? Жили ведь с ними в мире раньше, или почти в мире.

Это ведь всё равно, что… что объедаться сладкими ягодами. Сначала хорошо и хочется, а потом живот болит и вообще фу. А ты ешь и ешь, и оно не проходит. И ты уже не думаешь ни о чём другом…

“И, может, солнце в ущелье никогда не заглядывает, но уж звёзды-то видят всё”.

 

К тому времени, как Лини добралась до дна ущелья, руки и ноги у неё отваливались, а пальцы саднило так, словно на них снова росли когти. Дома задача казалась проще, и только подойдя к обрыву Лини осознала, что летающей твари не нужно ни тропинок, ни лестниц.

А ещё свет на спуске оказался обманчив: тени прыгали, кружились вместе со звёздами, то пропадали, то появлялись снова. Пришлось повязать несколько бусин на лоб, оторвав полоску с подола, и теперь они еле светились, растратив почти всё, что удалось запасти до этой ночи. Времени оставалось совсем мало.

Зато в сердце пело солнце, утишая боль. Здесь, внизу, Лини чувствовала, что оно вовсе не за горозонтом, а где-то прямо там, впереди. Солнце стучалось, звало хранительницу, и от этого хотелось бежать, не глядя под ноги. Лини и попробовала.

“Ой!”

Камни в этом ущелье оказались на диво острыми. Не то, что лесные тропинки, не то, что покрытые травой полянки. Вздохнув, дальше Лини пошла осторожнее. Смотреть вверх она больше не собиралась, так что ущелье – красивое, интересное, с каменными столбами, валунами, о которые словно драконы точили огромные когти! – быстро сузилось до площадки размером в шаг. Не наступить на острый камень, аккуратно переступить лужу – кто его знает, что там, – полюбоваться изумрудной зеленью мха. Мох, густой, длинный, нападать не собирался, наоборот, ластился к ногам, пытался коснуться платья. Наверное, помогало то, что звёзды не светили здесь постоянно. Проплывали над ущельем, скрывались за краем. Постоянные маленькие ночи и… и ночи.

Ритм ходьбы успокаивал, близость солнца грела, и Лини невольно уже начала подстраивать шаги под приветственный танец, когда с покрытого мхом валуна раздалось глухое рычание. То, что она приняла было за каменный выступ, развернулось, неловко расправило крылья и зарычало снова, глядя на Лини глазами, в которых почти не осталось зелени.

Лесного дьявола было не узнать. Тварь стала чуть не вдвое толще в груди, лапы удлинились, а тело бугрилось мышцами. От прежнего дьявола остались окрас да крылья, которые теперь казались слишком маленькими. Даже движения стали другими, резкими, дёргаными, ни следа от грации и танца, только сила.

Дьявол раскрыл алую пасть и зашипел. Лини отшатнулась, сжимая в руке бусы. Пожелать – и они вспыхнут, прогонят… на миг, а что потом? Дьявол легко догонит её. Странно, что… Лини прищурилась

– Там, у часов, ты ведь не хотел меня убивать, верно? Просто играл?

“А я ещё так радовалась своей ловкости!”

Дьявол фыркнул, облизнулся и ударил хвостом раз, другой. Кончики крыльев дёрнулись.

– Моё! Добыча!

Прозвучал так похоже на собственные мысли на поляне, что Лини вздрогнула.

– И потом – ведь мог бы до меня добраться дома. Заставить тратить свет, пока он не закончится, но тебе было интереснее летать, правда?

Глаза дьявола сверкнули, и на миг Лини понадеялась, что ей удалось пробиться через звёздную пелену, но затем тварь бросилась. Без предупреждения, без звука: просто прыгнула с валуна, протягивая лапы. Лини отшатнулась, упала, сжала кулак, чтобы не потерять бусы. Успела подумать, что надо ведь наоборот раскрыть ладонь, что всё, поздно… и тут же поняла, что её никто не рвёт на кусочки.

Посреди прыжка дьяволовы крылья распахнулись во всю ширь, и он с пронзительным воплем рухнул на камни и забился. Лини непонимающе смотрела, как он мечется, вздымая пыль. Словно… словно борется в воздухом.

“Нет, не с воздухом!”

Дьявол вцепился в собственное крыло – жестоко, до алых капель, но другое тут же накрыло морду, придушило рычание.

“Словно крылья мне помогают. Или две части твари просто не могут определиться, кто именно должен меня сожрать”.

Так и не решив, какая из мыслей правильная, Лини поспешно вскочила и, не выбирая дороги, бросилась в глубь ущелья. Согласно манускриптам, это всё-таки были две отдельные твари. Мог ли у них быть отдельный разум? Могли ли звёзды влиять на них по-разному?

“Есть ли вообще пасть у крыльев?”

То, что логово близко, она поняла по костям. Дьявол, каким бы он ни был, чистоту наводить явно не любил. И запах…

Лини уткнула нос в воротник и пожалела, что нельзя надолго задержать дыхание, когда бежишь. Зато путеводная нить светилась в сердце всё ярче. Жаль только, чувство вело по прямой, а Лини бежать приходилось зигзагами, огибая камни и особенно неприятные лужи, оставшиеся после… чего-то. Вперёд, только вперёд, ойкая на ледяных камнях, расплёскивая лужи того, что Лини очень хотела считать дождевой водой. Вперёд, пока дьявол не разобрался с собой и не примчался, чтобы помешать ей… помешать…

“Ой”.

Круглая клетка со светлыми, костяными стенками, висела высоко-высоко, словно случайно залетевшая в ущелье звезда – только без игл и тёплое, такое тёплое, что сердце чуть само не вырвалось из груди и не взмыло ввысь. Клетку опутывало множество ремней, беспорядочно намотанных от всей дьяволовой души.

“Да как же дьявол такое сотворил? И как поймал солнце?!”

Конечно, манускрипты отмечали, что солнце, в отличие от звёзд, крайне любопытно, и именно поэтому хранительницы должны его занимать, развлекать, встречать и провожать, но…

“Но что же мне делать?”

Уже понимая, что ничего не получится, Лини поискала взглядом лестницу или хоть верёвку, но, конечно же, ничего такого в логове дьявола не водилось. Он-то мог просто взмахнуть крыльями и взлететь.

“И почему я об этом не подумала?”

Из тела словно выпустили воздух вместе с решимостью. Тут же заныли исцарапанные ноги, свело горло, и ущелье расплылось за пологом слёз.

Сзади о камень проскрежетали когти, и Лини вытерла глаза и устало повернулась к дьяволу. Тот выглядел не лучше, чем она себя чувствовала, но это не утешало. Что с того, что он поджимал лапу, что один глаз вспух и закрылся, что иссечённые когтями крылья обвисли и с них капало красным? Света в бусах всё равно почти не осталось.

– Моё!

Одно крыло дёрнулось вперёд, словно пытаясь подползти к Лини, и дьявол зишипел, клацнул на него зубами. Шипение тоже звучало скорее усталым, чем злобным, но на Лини дьявол смотрел как прежде: жадно, как на еду.

– Тогда, у каменных часов, ты мне нравился больше, – призналась Лини, поднимая руку с бусинами. – И говорил красивее. Знаешь, это было почти весело. По крайней мере, сейчас мне кажется, что было весело. Тогда, конечно…

“Мне кажется, или бусы потяжелели?”

Дьявол попытался попятиться, но крылья махнули по земле, уцепились за какой-то выступ. Лини пожала плечами: пусть даже крылья правда хотят ей помочь, дьявол всё равно сильнее, чем они, не удержать. И даже если бы она и в самом деле хотела сжечь дьявола, света хватило бы разве на одну вспышку. Как тогда, у часов.

“Как у часов?”

Бусы откликнулись охотно, словно понимали, что это – в последний раз. Янтарный свет ударил в стены ущелья, расплескался в лужах, вызолотил качнувшуюся клетку, спугнул случайную звезду, и даже Лини невольно прикрыла глаза, уставшие от неправильного звёздного света.

Мелькнуло что-то тёмное. Лини вскрикнула, отмахнулась вслепую, угодив во что-то мохнатое, а потом её вздёрнуло за плечи и унесло вверх, прочь от болючих камней и раздосадованного дьяволового воя.

“Вверх?!”

Лини распахнула глаза и тут же захлопнула снова: стена ущелья рывками проносилась мимо, и голове вместе с желудком это совершенно не нравилось.

“Хорошо, что я так ничего и не съела”.

С закрытыми глазами летелось гораздо лучше. Лини запрокинула голову, подставляя лицо ветру, раскинула руки и снова ойкнула, обидно получив крылом по пальцам.

– Ладно, ладно…

Тут танцевать явно надо было как-то иначе. Вот может, если повернуться всем телом, как рыбка в воде… Крылья замерли, и Лини распахнула глаза, испугавшись, что сделала что-то не то и теперь упадёт. Перед лицом раскачивалась костяная стена, от которой шло ровное чистое тепло. Или это Лини раскачивалась перед стеной. Желудок переверулся, и Лини поспешно ухватилась за ближайший ремень, притягивая себя к клетке. Крылья оттягивали плечи, но Лини не решалась их сбросить. Им тоже порядком досталось, а если упадут и разобьются?

Она заползла по ременной сетке чуть выше, и удовлетворённо кивнула: силы и желания дьяволу было не занимать, а вот умения… ремни лежали внахлёст, и стягивались где-то в самом верху. Значит…

Узел, как она и ждала, оказался большим, но простым – наверное, только такой и можно завязать когтистыми лапами. Руками распустить ремни было куда как проще.

На последнем витке Лини помедлила, оглянулась на крылья, посмотрела вниз, туда, где бродил взад-вперёд, задрав морду, лесной дьявол. Ей-то солнце не повредит, но…

– Вниз! Пожалуйста!

Ремни упали на дно ущелья, и Лини, не дожидаясь, пока начнут расходиться костяные стены, оттолкнулась от клетки.

Наверное, у крыльев всё-таки где-то были уши, потому что вниз Лини понеслась так, что испугалась: разобьётся. Но у самой земли крылья распахнулись, гася скорость. Лини врезалась в прыгнувшего навстречу дьявола, сбила его на землю и прикрыла орущую и вырывающуюся тварь своим телом, насколько смогла.

А ещё через миг в ущелье настал рассвет.

 

***

 

“К пятнадцатому когтября солнце так и не зашло. Слишком напугано. Не помогают ни ритуалы, ни танцы, ни уговоры”.

На лист упала капля, потом другая. Лини сорвала пропитанную потом налобную повязку и вытерла лицо платком. Она сидела в садике под навесом, а не в доме: долгая ночь вытравила яркую жёлтую краску со стен, оставив тёмный камень, а открытые нараспашку окна и двери не помогали: над лесом царили безветрие и яркое, испуганное солнце.

Каково приходилось тварям, Лини не хотела и думать.

“Хотя, им может быть даже лучше, в земляных-то норах… а в ущелье, наверное, совсем хорошо”.

Мысль была пропитана неким извращённым предвкушением. Лини подняла карандаш и вписала в дневник последнюю строчку на ближайшие дни:

“Сегодня я, хранительница, отправляюсь к лесному дьяволу, чтобы тот снова заманил солнце в клетку – или хотя бы за горизонт”.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 4. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...