Василий Мызников

Последний имперец

Поход на двоих

Отличить названых братьев Фина и Нифа можно было лишь по именам и по жестокости. Если Фин резал кожу пленника, то Ниф сдирал ее. Империя набирала в карательные отряды таких как они. На фоне остальных сослуживцев они были трусливы как падальщики, но кровожадные и смелые – подставь им спину или беззащитную цель. Кровь Имперцев, текущих по их венам давала много прав, превращала в извергов, а если ты член карательного отряда, то и вовсе вседозволенность, балансируя на грани воинской дисциплины.

 

Прошло три года, как пала Империя под натиском ордена Связанных Богов. Выжившие имперцы скрывались, кардинально меняя жизнь. Изменился строй мироздания, угнетенные менялись местами со свободными, но жажда насилия осталась прежней.

 

Отряд наемников разбил лагерь недалеко от разграбленной деревушки. Из дома на отшибе раздавались крики и стоны, где расположились братья, захватив пару пленников.

– Попади ты уже ему в сердце, – настаивал Фин, обнимая одной рукой дрожащую, заплаканную девушку, другой – парня в крови от торчащих из тела кинжалов. Ниф стоял у другой стены и специально метил в болевые, но не смертельные точки.

В дверь вошел верзила со стеклянным взглядом:

– Парни, нам пора возвращаться, – и скрылся, неодобрительно покачивая головой.

Последний кинжал вонзился в сердце уже мертвого парня. Фин стер со щеки теплые капли крови, поднялся, берясь за ножны:

– Я обещал не убивать тебя. Я солгал.

Меч с зазубринами медленно пронзил грудь девушки. Братья собрали наживу и, хохоча, отправились к остальным наемникам.

– А ведь настали действительно прекрасные деньки.

 

***

…Мы не приемлем насилия, не причиняем боль ради выгоды. Любая смерть – удар для близких и зияющая рана на теле Великой Матери. Причиняя боль, мы причиняем ее не только жертве, но себе, и создателю…

 

Долгожданный сон отступил, а вместе с ним преследующий морок старых грехов. Слова человека в черном эхом раздавались в стенах сознания: “Ты все начнешь сейчас и закончишь на смерти сильнейшего имперца”.

Еще не открыв глаза Броди учуял запах жаренного мяса и щекочущий привкус трав. Зад зудел от корней дерева, на которых Броди провел сон в обнимку с ножнами и скромным мешком пожитков. После вчерашнего налета на поселение запасы наемников пополнились не только драгоценностями, но и различной снедью.

Во рту скопилась обильная слюна, но свои правила молодой воин соблюдал всегда. Он достал полоску сушеного мяса, отправил в рот, медленно и вдумчиво пережевывая тугие волокна.

На окраине леса три потрепанные палатки раздувались на ветру как щеки жаб. Кругом галдели, звенела сталь об точильные камни и раздавались крики пленных, над которыми издевались вчерашние победители. Костер трещал, а над ним вертелся поросенок, с уже оторванными лапами и вырезанным боком. Мужики крутились вокруг вскрытой бочки с забродившим вином, с ядреным ароматом, которым можно было вытравливать сорняки. “Чем они сами с собой и занимались,” – подумал Броди.

Двое наемников под хохот братвы сцепились, не поделив чужие

пожитки.

Из леса со стороны дыма, где побывала группа налетчиков, послышался рык. Огромный волк с проплешинами и сальными копнами шерсти направлялся к костру мимо Броди. Ладонь сжала рукоять верного топора. Волколюд перекинулся в дохлого как соломинка обезображенного человека и оторвал огромный шматок от свиньи. Никто не возражал. Когда тот прошел мимо, большинство вояк съежились, изобразив защитный знак ордена.

– Псина явилась. Нынче какой только мерзости не повстречаешь. Помню времена при старой Империи. Такие прятались по пещерам с

дрожащим хвостом.

– Не будь груб, – осадил и похлопал по плечу подошедший главарь банды с бычьей шеей. – Новая Власть дала всем шанс выйти в свет. Если посмотреть на тебя, то за твоей бородой не разберешь, медведь ты или волколюд!

Орава загоготала, а волколюд притаился в кустах, выглядывая из тени светящимися желтыми глазами.

– Орден Связанных Богов благоволит и защищает всех, пока мы едины. – Продолжил главарь и вручил грубияну жирный аппетитный кусок мяса.

Рядом сидели мужики в клепаных рубахах. Один опустошил флягу, пошептался с соседом и кивнул в сторону Броди.

– Я лучше спрошу у него. Эй, новенький, почему ты убил того глашатая? Продирался к нему через стражу, словно демон. Никого не зарезал. А так кроваво расправиться с безоружным человеком. Не иначе зуб на него был.

– Рожей не вышел, – буркнул Броди.

Часть наемников рассмеялась, давясь едой и вином, но шепчущая парочка пристально всматривалась в Броди. Второй из них спросил:

– Никогда не видел столько ворон в небе. На теле тоже, –

наемник указал на вереницу набитых воронов на плече, шее и груди Броди. – Они

преследуют падаль. Ты случайно не вестник смерти?

Необычные рисунки на теле молодого воина не впервой вызывало у людей вопросы и опасения. Всматриваясь в чернильных птиц, можно было увидеть, как они хлопают крыльями или двигают клювами.

– Я вестник хорошей трепки, – Броди сжал посильнее рукоять топора и ощутил остроту лезвия, спрятанного в отвороте наруча.

Раздался вой горна. Из-за холма появилась группа воинов.

– Наконец-то вернулись, – возрадовался главарь и радостно замахал вместе с захмелевшими вояками.

Радовались все, кроме Броди. Чутье сработало быстрее спущенной тетивы. Грудь пронзили ледяные лезвия. Появился невыносимый зуд на шее и покалывание в кончиках пальцев. Среди вновь прибывших были они. Сердце забилось быстрее, а чернильные вороны клевали и царапали кожу. Когда наемники побратались и обменивались кто чем, Броди уже знал кого из них ждет скорая смерть. Он собрал пожитки, встал. В одной руке покоился топор, ладонь другой сжимала рукоять меча, словно не давала ему вырваться из ножен.

От немытых тел несло потом, кровью и жаждой убийства. Вряд ли служители Связанных Богов учили такому. Меч покинул ножны, сталь блеснула в свете солнца. Кончик меча указал на двоих воинов из толпы.

– Мне нужен ты и ты.

Матерые воины не поняли, что происходит, но запахло дракой и кровью. Сталь не стала ждать. Под общее лязганье обнажились клинки.

– Что это ты удумал? – Главарь встал напротив Броди.

– Они – Имперцы!

Лица двух похожих друг на друга воинов побледнели. Кадыки задрожали, будто не могли проглотить колючую слюну. Главарь закивал, примирительно поднимая огромные ладони, словно лапы медведя:

– В другое время я бы сам задушил каждого из них, но орден Связанных Богов гласит о другом. Да и ходили мы с этими бродягами в набеги не раз. Проверенные ребята. Империя мертва, а их клинки, преданность и жадность принесла нам немало наживы. Броди стиснул зубы, вспомнив устроенную имперцами сечу его племени.

Главарь расправил плечи, став настоящим гигантом, заиграли могучие мышцы:

– А вот чего я не потерплю, тем более от новичка, так это угрожать ветеранам моего отряда. Тебя малыш никто не знает. И, как заметил наш брат, воронье следует за тобой. Мы от плохих знамений держимся подальше.

Наемники, заслышав эти слова повставали с нагретых мест, сгруппировались. Заскользили лезвия по ножнам. Древки копий зашевелились как камыши на ветру.

Войны засопели и зарычали, готовясь к схватке. Обнажились гнилые зубы в ухмылках и оскалах, исказивших и без того уродливые лица. С места не тронулись лишь парочка, в клепаных рубахах, что спрашивала про татуировки.

Броди окружали. Он не имел ничего против, прикидывая свои

действия и силы. Единственная проблема – жалкий недомаг, что стоял по правую

руку от главаря. Он мог поймать в символ неподвижности, как вчера

троих защитников святыни, погибших мучительной смертью. Да и в кривых пальцах уже поблескивала подготовленная руна-слова. Нужно действовать!

Броди выхватил притаившееся кинжал из отворота наруча. Бросок – беспомощный маг с воплем повалился, прижимая раненую руку. Главарь зарычал, вояки рванулись с места. В ладони оказался мешочек, колкий наощупь, будто набитый иглами. Быстрым движением Броди кинул его в костер. Раздался хлопок, резкий, как удар хлыста. Округу заволокло густым дымом со светящимися пылинками, резавших и колющих глаза и кожу, словно резвый песок во время песчаной бури. Наемники схватились за уши, за глаза, кто-то драл глотку. Завопили получившие случайную рану от размахивающей в неразберихе, заостренной стали.

Главарь побывал во многих передрягах, его трудно удивить, напугать, тем более заставить в ужасе стоять столбом. Но волна страха накинула прочные сети, тело отказалось двигаться. Главарь почувствовал, как мимо него проскользил не новичок по имени Броди, а нечто, готовое раскромсать, порвать, уничтожить. Расчетливая, холодная воля к убийству в неуловимом движении. Он впервые всерьез взмолился

Связанным Богам, лишь бы избежать кары вестника смерти.

 

Когда дым рассеялся, Броди исчез. На земле лежало два расчлененных

имперца. Кровь еще хлестала из многочисленных ран, поливая багровыми каплями

два цветка, лежавших на груди.

В ушах все еще шумело. Проклятья на разных наречиях

заглушал стоящий птичий гвалт. Главарь поднял взгляд покрасневших глаз к небу,

в котором кружились вороны.

 

После сна

… Хоть Великая Мать даровала тебя, рожденного в крови, преданного войной и переданного в руки мира. Ты сын каждого живущего в племени, дух твой связан с каждым живым, а разум принадлежит только тебе…

 

Вновь сознание сдавило словами человека в черном: “Тебе не будет покоя. Твоя месть будет жить, пока живы имперцы, что истребили твое племя. Имперец за жителя, смерть за жизнь. Убей столько признанных воинов Империи сколько погибло соплеменников – наступит покой”.

Броди не знал скольких он уже убил, но у него была хорошая память на лица и причиняющая немалую боль подсказка в виде живых татуировок. Судя по количеству ворон оставшихся на коже, он преуспел наполовину.

 

Проходили дни, недели, месяца, перед тем как Броди находил хотя бы одного имперца, разбросанных по миру и скрывающихся от гнета нового мира. Он поверить не мог, что за пару лет непобедимую Империю, вершившую свои кровавые замыслы и деяния, свергнет орден, зародившийся у них под носом. Заноза, ставшей смертельной раной.

Имперские боги, Связанные Боги, Великая Мать и Отец, прочие божества давно стали для него пустыми словами. Кроме одного странника в черном, ставшим для него спасителем, богом, судьбой и наказанием. Лишь его слова имели истинный смысл, его слова вспарывали пережитые кошмары, его слова придавали сил и отлично сплетались с желанием самого Броди.

 

Дарованная странником способность имела обоюдоострое свойство: чуять имперцев, но и находиться в постоянном напряжении и беспокойстве. Крепкий сон приходил лишь после убийства одного из них. Тогда же Броди мог увидеть образ отомщенного и попрощаться.

 

Большая редкость для Броди так часто и хорошо высыпаться. Если не считать кошмарные видения прошлого перед пробуждением. Когда он расправился с вчерашними имперцами, для его внутреннего взора они приняли образы пастуха Гигая, что гонял его вместе с козами и цветочница Вианы. Она всегда улыбалась. И даже сейчас воспоминание о ней заставили плотные губы разойтись в улыбке.

Кожу щипало изнутри, словно ее царапали и клевали. С плеча исчезло два набитых ворона. Они темными струйками перетекли в собратьев, сделав их больше и злее. На два имперца меньше, на два шага ближе к покою. Броди довольно хмыкнул, собрал вещи, проверил ремешки и отправился на поиски оставшихся жертв. Вороны мести голодны и не знают покоя, как и он сам.

 

Покаяние в трактире

Трактирщик Билл всегда знал меру. Если не в выпивке, то однозначно в выборе выражений.

Трактирщик Билл любил деньги. Если не количество, то

номинальное качество.

Трактирщик Билл уважал силу. И без всяких если: только свою.

Поэтому ему доставило особую радость выбить дух из троицы нарушившие все пункты его списка. После того как последний хам без монет в кармане оказался в

пыли за порогом трактира, завсегдатаи дружно подняли кружки и заголосили о справедливости и силе, а далее о чем-то, что нашептывал хмель в голове. Билл отряхнул руки, расчесал пышные, как лисьи хвосты усы, и заметил знакомый темный силуэт, скрывшийся за углом заведения. Он вернулся в трактир, с ловкостью неестественной для полного человека проскочил между тесно расставленных столов и клиентов к черному входу.

Довольные возгласы и хохот остались за дверью. В тени навеса стояла скрюченная старушка, в дырявой мантии. Лицо скрыто, лишь треснутые синие губы и подбородок с редкой щетиной виднелись из-под капюшона. От нее веяло сандалом и проблемами, узнай кто-то кто она и откуда. На сгорбленной спине лежал набитый вещами сшитый из кусков разной ткани мешок с символикой странствующих монахов.

– Давненько ты не заходила за пожертвованием. – Билл отстегнул маленький кошель, но явно с большим номиналом внутри.

– “Выжившие” благодарны каждому брату, кто ходит под гнетом лживых богов, но чтит и помогает единственно верному порядку и богу. – Сказала старушка и вцепилась в протянутый дар. Из-под рукава мантии показалась рука. На

дряблой коже была отметина служки старой Империи.

Билл поразился силе старухи и мог поклясться, что, если не отпустил бы кошель, служка вырвала его вместе с рукой до плеча.

– На три монеты купишь еды и отдашь в школу, что в деревне

вниз по реке.

Старушка недовольно поджала губы, но кивнула.

– Старые, новые, забытые, связанные: все хотят жить в мире, сытыми и здоровыми, не так ли? – Билл обратился к пустому месту, там, где мгновение назад стояла старушка. – Сколько она вот так? Пять лет? Вот же время летит.

Вернувшись за стойку Билл заметил клиента со взглядом безумца, но не сквернословящего и явно при деньгах. Усы заходили ходуном от взгляда, излучающего угрозу, подобно раскаленному клейму.

– Чего желаем?

Клиент выждал и сказал:

– Самое ядреное пойло, что у тебя есть.

 

***

…Выбирай с умом, но заклинаю: не опозорь племя и не рви

Нити жизни Великой Матери. Плохая порвется сама. Великий Отец сплетает ими

ткань мироздания. Сплоченность и любовь, удержит даже самую тонкую и слабую

Нить…

 

Несмотря на постоянную борьбу между беспощадным воином, ведомым местью, принявшим за истину слова загадочного странника, и мальчиком, чей отец и племя воспитывали в мире и любви, далеком от насилия, Броди так и не выбрал сторону. Каждая смерть имперца приносила удовлетворение за Нить, что они оборвали, но она же причиняла невыносимую боль и чувство вины. Он должен вершить месть. Какую бы цену не пришлось платить. Воспоминания хлестали, вороны клевали и царапали, подталкивая на новые убийства.

 

Чутье привело Броди к трактиру. Еще через дорогу было слышно голосивших посетителей. Он перешагнул через тройку побитых пьянчуг и оказался в наполненном помещении, где столики стояли как грибы после дождя, разделенными хмельными мужами. На удивление заведение оказалось не гнилой помойкой, собравших под дырявой крышей помойных крыс и прохиндеев, а уютным заведением, приглашающего отдохнуть, поделиться парочкой историй и, несомненно, добровольно расстаться с долей звенящих монет. Желание спокойно поесть, выпить, наконец-то выговориться, стало сильнее, чем разъяренное чутье, разгоняющая кипяток по венам. Имперец никуда не денется.

За стойкой его ждал крупный мужчина, с пышными рыжими усами. Они обменялись пытливыми взглядами: Броди оценивал возможную угрозу, тот – что за тип клиента сидит перед ним. После чего трактирщик сказал:

– Чего желаем?

– Самое ядреное пойло, что у тебя есть.

На стойке оказалась кружка, наполненная янтарной жидкостью, и, как показали последующие часы, не одна. Напиток, напомнил отвары деда Рухада, от запаха которых подкашивались ноги. По телу разлилось приятное тепло. Крики, зуд и боль остались за хмельной стеной.

Солнце зашло за горизонт. Броди сидел за стойкой, подперев кулаком испещренное старыми шрамами лицо, и с легкостью делился такими же израненными историями прошлого, иногда прерываясь, не то теряя сознание, не то отвлекаясь на что-то, но отлично помня, где прервалась история.

– Убили всех. Не знаю каким образом мне удалось выжить с такими ранами и доползти до тайной тропинки, где я готовился умереть. Мальчугана, липкого от крови, бледного от касания смерти, нашел странник в черном. Он позаботился обо мне и спросил, чего я хочу? Во мне крутилась такая ярость. Никогда такого не испытывал и ответил:

– Возмездия.

Он покивал и достал пузырек с чернилами. Сказал, что они помогут мне в этом деле. Понятия не имел как это возможно, да и читать, писать я не умел. Так и сказал. Странник не смутился и был уверен, что я найду им применение.

И тут меня осенило. Жители моего племени носили тату, а я не успел получить свою. Вот и попросил нанести их на меня. Помню жуткую ухмылку, но не лицо странника. Помню боль, с какой чернила проникали в мое тело. Ни один вид оружия и пыток не причиняли столько страданий. И тогда я понял, что сделали со мной чернила. Они наделили меня способностью чуять имперцев, их кровь, которая еще ни разу не подводила меня.

Странник наносил ворона за вороном заклиная:

– “Ты все начнешь сейчас и закончишь на смерти сильнейшего имперца”.

Эти слова каждый день преследуют, каждый день заставляют двигаться вперед. И я дойду до конца!

 

Броди отпил из кружки. В трактире стояла тишина, словно все навострили уши и внимали историю.

– Я никому не говорил об этом. Есть в тебе доброе нутро, что заставляет довериться, выговориться. Ну, или пойло твое дело знает.

С тех пор я скитался по миру в поисках силы, впитывая в себя техники и знания, как сухая земля небесную влагу. Менялись боевые школы и учителя. Я познавал способы умерщвления всех: людей, нелюдей, зверей и монстров. Кстати, в гильдии охоты на чудовищ отличные мастера и я даже учился у магов! Вернее, следил за ними ходя в служках. Магия мне не доступна, а вот повадки и движения считываю на ура.

 

Броди приложился к кружке и тяжело выдохнул.

– В самой первой школе был мальчик. Гайт. Он был имперцем. Ни в чем не повинным юнцом. Такой же одинокий, без семьи и близких. Он стал мне другом, братом соперником. Мы были первыми во всем, неудивительно, ведь в его венах текла кровь имперца, а в моих пламя отмщения. Неплохо для выходца из мирного племени, не знающего с какой стороны держать меч!

Когда его признали воином, мое чутье взбесилось, разорвав наши узы. В тот же день я убил его, накормив первого ворона мести. Я думал, что слезы задушат меня, но нет. Последнии капли испарились на щеках в ту ночь. Началась настоящая охота. Чутье вело меня, без жалости и сожалений. Оно привело меня к порогу твоего заведения.

 

Трактирщик то ли охнул, то ли крякнул. Броди бойко хлопнул по стойке и огляделся. Хмельная пелена отступала.

– Эх, пойло у тебя что надо.

Вновь вскипела кровь, воронье на коже взбесилось. Броди огляделся. Кругом погром. Избитые завсегдатаи валялись, на и под столами. Один мужичок очнулся, побежал в сторону выхода. Броди наотмашь швырнул топорик. Лезвие вошло в край двери, захватив стену. Бегун врезался в дверь, беспомощно подергал ручку,

и, встретив взгляд Броди, сполз на пол, сделал защитный знак ордена и затих.

Броди взглянул на трактирщика: глаза на выкате, лоб в испарине. Все это время, пока звучала история ладони трактирщика были прибиты кинжалами к стойке. Броди не помнил как все это проделал.

– А ты еще и хороший собеседник.

– Прошу, не надо, – застонал трактирщик. – Я отставник, я никогда не был в карательном отряде, я, я…

– Ты, – прокаркал Броди, приставил изогнутый кинжал к шее трактирщика, – признанный воин Империи, сильный и в состоянии повторить резню. Тем более тебя

признали они.

Помещение словно наполнилось шелестом крыльев, бьющихся друг о друга. За окном замелькали черные перья. Кожу жгло, а в затылок вбивали кривые гвозди.

– Ты умрешь. Нить за Нить, смерть за жизнь.

Ленивое движение рукой. Лезвие прошлось по шее, выпустив каплю, затем струйку, а следом фонтан теплой крови, забрызгав все вокруг. Кровь попала в кружку, но Броди спокойно допил содержимое, достал цветок и положил на затылок трактирщика.

– Дед Рухад, твои отвары были лучше. Покойся с миром.

Под карканье воронья в небе Броди покинул трактир и направился на поиски очередного имперца.

 

Кровавая жатва

Под безоблачным небом раскинулось золотое пшеничное поле. В лучах солнца колосья блестели и лениво покачивались. На скошенном участке после жатвы дюжина мужчин с семьями готовились к обеду. Из телеги, длинных палок и парусины сделали широкий навес. На расстрелянных пледах расставили корзинки и мешочки с закусками. Вокруг булькающего котелка собрались самые голодные, нервно теребящих плошки и сглатывая слюну от аромата мясного супа. Ребятня хохоча носилась, словно полевые мышки, скрываясь в стеблях пшеницы или ныряя в собранные стога.

– Виал, иди к нам. Отдохни. – Обратился молодой парень к широкоплечему седовласому мужчине, лихо орудующим косой.

Виал сделал еще пару взмахов, закрыл глаза, ощущая, как горят мышцы и наваливается усталость, приятная и полезная. Раскинул руки, глубоко вдохнул. Солнце приятно припекало, колоски нежно щекотали кожу. Он вслушался в детский смех, разносящийся по золотым волнам шелестящих стеблей. Сжатые от усердной работы губы растянулись в умиротворенной улыбке. Сегодня особенный день. Чутье не подводило Виала со времен службы в армии, но он никак не мог понять в чем дело, да и не хотел, когда кругом царит мир и покой.

– Я тебя так и не поблагодарил как следует, что помог достроить нашу хибару. – Парень вручил Виалу миску с супом.

– Не хибару, а настоящий дворец! – Рядом подсела молодая девушка на сносях, поцеловала Виала в щеку, переплела пальцы ладоней и

коснулась лба. – Спасибо Связанным Богам, что ниспослали в этот мир таких добрых людей как ты. Другой паренек, размахивая ложкой, огласил:

– Мы за тебя горой. Хоть враг, хоть пламя, хоть…

Голоса людей стихли. Кто-то охнул, у кого-то выпала миска из дрожащих рук.

Виал обернулся и скривился на что все уставились за его спиной. Чутье никогда не ошибалось.

 

***

…– Но если на рубахе дырка, она же испорчена?

– Забота и любовь могут зашить ее, а злость и насилие порвать в клочья. Рубаху мира можно переплести, но делать это не нам, а Великим Матери и Отцу…

 

Солнце слепило и резало воспаленные глаза не хуже клинка. Броди с прищуром шел через пшеничное поле. Каждый колосок блестел, отливая желтыми лучами. Об раскрытую ладонь бились ростки. Раньше это вызывало восторг и умиротворение, чувства мира и единение с природой, когда он бегал от отца или прятался от жителя племени. Сейчас колоски бились словно волны об вековечную скалу, не означая ничего. Броди даже не чувствовал их.

Зуд подобно жвалам насекомых жалил затылок. Молодой воин чуял не пролитую кровь имперца. Мозолистая ладонь сжала колосья, перетерла и выбросила остатки под ноги.

 

На скошенной части поля отдыхали косари с детьми и женами. Завидев незнакомца в стеблях пшеницы, с глазами, горящими жаждой крови, люди заохали, потянулись к серпам, косам и прочим инструментам.

Подул ветер. Налетели облака, накрыв округу тенями.

Броди устрашающе взмахнул мечом, и большая часть люда, побросав инструменты и вопя словно за ними пришла сама смерть, разбежались кто куда. Броди направил острие меча на плечистого мужика, который остался стоять, не выпустив вилы из рук. За его спиной спрятались дети.

– Виал, кто это? – спросила девочка, испуганно глядя в сторону незнакомца.

– Я отмщение, – сказал Броди и рванул вперед со скоростью хищника. Оставшиеся косари с криками отстранились в стороны.

Отточенное движение направило меч в грудь, но такое же движение вилами встретило и парировало атаку, как алебарда в руках опытного гвардейца Империи. Вилы не выдержали натиска и разлетелись на куски. Под градом щепок Виал поднырнул под рукой незнакомца, выхватил поясной нож и пырнул в бок. Это было бы достаточно чтобы победить любого воина средней руки, но для Броди все было игрой, прелюдией перед кровавой резней. Он приподнял ножны. Нож скользнул по ним и мужчина, потеряв равновесие, споткнулся о выставленную ногу и завалился на бок.

– Дядя Виал! – закричали дети, сжавшись в дрожащие комочки.

Броди крутанулся на месте. Движение меча никто не разглядел, а вот отсеченные руку и лодыжку с фонтанами крови отчетливо виднелись на фоне золотых ростков.

– Прошу, не на глазах детей! Молю! – завопил сквозь боль Виал.

Следующим движением лезвие вспороло горло, не глубоко, не по коже, а в самый раз, чтобы жертва в агонии захлебывалась собственной кровью. Люди, что могли стоять, попадали на колени, изображая защитный знак ордена.

Небо потемнело еще сильней, словно налетела туча. Поднялся вороний гвалт. Перед взором Броди на земле лежал не только что убитый мужчина, а худенький парень с родинкой на щеке. Броди достал из поясной сумочки цветок, бросил на грудь:

– Это я таскал твой хлеб. Прости и покойся с миром, Хафлаж.

Броди скрылся в пшеничных ростках под молитвенный бубнеж и плачь детей. Он не придавал им значения, так как они смешались с криками в его голове, которые сегодня станут чуть тише.

 

Сильнейший имперец

После долгих скитаний, бессонных ночей и убийств на груди осталась одна татуировка. Броди никак не мог найти того самого сильнейшего имперца, который все еще топчет землю, кому предназначен последний ворон, самый черный, самый болезненный и долгожданный.

Встречались сильные соперники, ветераны, мастера, но никто и ничто не могло сравниться с силой и ловкостью молодого воина. Он отомстил за всех, видел все лики соплеменников, кроме одного – отца. Лица имперцев оставались лицами незнакомцев, в крови, искаженными болью и ужасом.

Броди убивал и убивал, страдал из-за напрасных смертей, но продолжал. Оставшийся ворон на груди клевал, бил острыми как бритва крыльями, сжимал когтями сердце.

– Где этот сильнейший?! Скольких еще нужно убить? – Кричал Броди над телом очередного имперца в пустое небо, ожидая увидеть черную стаю.

 

…Не слушай никого, кто скажет, что ты не один из нас. Ты

мой сын. Ты сын нашего племени. Великая Мать даровала нам тебя и не важно каким

путем…

 

Выяснив, где обосновались и прятались "выжившие" Броди прямиком отправился туда, на окраину города, надеясь найти там свою цель. Место весьма опасное, достаточное, чтобы ад мучений продолжился по ту сторону жизни.

 

Кровавыми от бессонницы глазами Броди заметил знакомую сгорбленную фигуру в черном, в перевязках, поясных стяжках, увешанную мешочками. Странник!

Понадобилось пара вздохов, один рывок, и он уже стоял в проулке с прижатым к стене странником. В нос ударил запах терпких трав, пота и чем-то необъяснимо сладким, заставляя пробиться воспоминаниям. Эти ладони с узловатыми венами и ногтями, как

треснутые когти хищника. Это скрытое капюшоном лицо и торчащей из тени серповидная ухмылка кровящих треснутых губ.

– Где он? Где тот сильнейший имперец? Сколько еще смертей нужно чтобы напоить проклятого ворона? Сколько нитей разорвать?! Дай убить его! Дай мне сильнейшего! Дай мне покоя!

Тихий голос с хрипотцой звучал медленно с расстановкой:

– Здравствуй, молодой господин. Думаю, одной смерти будет достаточно.

– Чьей?!

– Ты же до сих пор слышишь его проповеди и последние слова, не так ли?

– Что?

– Слова старейшины.

– Отца.

– Приемного отца.

– Ты лжешь! – Взгляд пылал безудержной яростью. – Да кто ты такой?

– Не пора ли узнать кто ты такой? – Ладонь холодная как могильная плита нежно легла поверх кулака. Ухмылка странника растянулась еще шире, а хватка Броди

ослабла. Перед взором замелькали обрывки воспоминаний, чужих, но таких знакомых.

– Я Броди, сын старейшины племени восточной Нити. – Кругом пламя и занесенный для удара клинок.

– Я Нить великой Матери и Отца, преданная чужой войной. – В ушах звенит наречие ордена: “убейте ребенка”. Он чувствует удар и идущую за ним боль.

– Переданный... – Босые ножки бегут по острым камням. Кто-то бьет в спину. Тяжело вздохнуть. На груди липко и горячо от наконечника стрелы.

– Я Броди. – Татуированные руки мужчины обнимают едва дышащего ребенка: “ Дитя, рожденное в крови, я защищу тебя. Отныне ты сын племени.”

– Сын… войны… – Перед глазами лицо другого мужчины, знакомое, далекое, но родное. Он убаюкивает ребенка, а на шее висит кулон имперской метки.

– Сын... Империи.

Как из прорванной плотины из глаз брызнули слезы. Воспоминания ревущем пламенем сжигали границы сознания.

– Да. Ты всегда догадывался, не так ли?

– Это постоянное ощущение имперца… – Броди отпустил странника, отступил, рассматривая свои ладони, будто видел их в первый раз.

– На заре восстания орден Связанных Богов использовал любые методы в борьбе за власть. Одним из таких решений было убийство ребенка знатного происхождения. Но покушение сорвалось, а ребенок пропал. Когда орден узнал где все это время находился ребенок, для него было на руку подставить одно племя, чтобы настроить остальные против Империи. В последствии карательный отряд послали уничтожить дикарей, якобы похитивших дитя Империи.

Странник замолчал, его губы не двигались, но Броди отчетливо слышал слова:

– “Ты все начнешь сейчас и закончишь на смерти сильнейшего имперца”.

Как же он устал от мучительных скитаний и убийств. Он превратился в жнеца смерти. Еще эта отравляющая правда. Остатки разума цеплялись за едва ощутимые нити жизни, спокойствия и гармонии с мирозданием. Ему нужен покой.

– Хватит. – Броди вытащил кинжал. – Это должно прекратиться.

Странник лишь услужливо поклонился.

Когда кончик лезвия коснулся груди, Броди почувствовал, словно его обнимают заботливые руки отца, приемного отца. Он не видел его лика, но ощущал его всем нутром. Лезвие пронзило сердце.

– Отец, покойся... – Броди, не успел договорить и завалился

на спину.

Ему не нужно было прощаться. Лик отца навис над ним с улыбкой, такой же с какой Броди испустил последний вздох.

Странник огляделся, достал пустой флакон и откупорил его. Кинжал шевельнулся. Кожа под ним вздулась и лопнула. Из раны показался клюв, а следом все тельце ворона. Птица взмахнула крыльями, стряхнув кровь, вспорхнула и уселась на ладонь странника, ласково потерлась о нее, сунула клюв в горлышко флакона и истаяла в него сгустком чернил.

Мужчина в черном закупорил флакон, спрятал во внутренних карманах и вытащил связку жетонов. На одном сияло синим выгравированное имя Броди. Сияние погасло, а имя исчезло с поверхности жетона, словно сдули слой песка.

Затем странник достал цветок из поясной сумки мертвого воина, положил поверх раны на груди. Лепестки цветка были свежими и плотными, словно только что со срезанного стебля.

– Покойся с миром, сильнейший имперец Броди.

Над крышами домов закрутилась стая воронов. Поднялся оглушительный гвалт и с неба полетели черные перья. Фигура в черном засеменила глубже в проулок и скрылась в тенях.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 2. Оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...