К концу второго дня полёта я, наконец, увидел облитые золотом заката шпили моей столицы. Полёт проходил трудно. От проливного дождя, сопровождавшего нас большую часть пути, крылья намокли и отяжелели, а восходящие потоки — те, что в жаркие дни дарят блаженную невесомость, - начисто отсутствовали. Золотая клетка, в которой на софе возлежала пленённая мной принцесса мятежного города и которую я бережно нёс в своих когтях, тянула к земле. Поэтому каждый взмах моих огромных траурных крыльев требовал усилий и мышц, и воли. Готовые упасть от усталости Малые драконы свиты, отягченные сундуками с драгоценностями, тяжело вздымая крылья, тянулись за мной.

Я, Тугаринар Инфернус IV Змееголовый, Великий Имперский Дракон, возвращался с войны. Моя власть, грозная, как тень моих крыльев, не знает границ. То есть так должно быть, а фактически... Раньше это звучало бы неправдоподобно, но сейчас мне лично приходится вылетать и взывать к разуму невесть что возомнивших о себе князьков моих вассальных государств. Наступают тёмные времена, и надежды на то, что мои наместники сами разберутся с нарушителями спокойствия на местах, становятся всё более призрачными. Коварные сатрапы и вассалы шепчутся у меня за спиной и плетут козни, с вожделением поглядывая на мой трон. Тридевятые царства и тридесятые государства пришли в движение, в них что-то происходит, а трубадуры, труверы и миннезингеры, которые путешествуют по всей земле и которым я плачу золотом, слагают баллады о рыцарской любви и куртуазных чувствах, но не приносят мне нужных сведений о том, что говорят и готовят в тавернах и притонах этих больших муравейников - городов. А там зреют и бродят по умам мысли, что без центральной имперской власти им жилось бы лучше, что дань, которую они платят,

чрезмерно высока и что их исключительно добровольные подношения в виде принцесс-красавиц - это варварский пережиток.

Великие драконовые династии Змееголовых, Шенлунов и Инфернусов оставили мне в наследство единую Империю Дракорионию, простирающуюся на юг до самых границ Земного диска, который, как известно, покоится на трёх морских драконах в мировом океане. Моя святая обязанность — не разбить эту драгоценную чашу, не расплескать её содержимое, ибо что ещё, кроме Великой империи, может сохранить хотя бы видимость порядка на Земной тверди, удержать корыстных и жаждущих власти Малых драконов от того, чтобы они не вцепились друг другу в глотки и не начали пожирать этих глупых и неблагодарных травоядных, называемых людьми.

Дань, видите ли, для них чрезмерно высока! Везут они ко мне скатерти-самобранки, сапоги-скороходы, гусли-самогуды, земную смолу, молодильные яблочки, клубки путеводных нитей - в общем всё, без чего можно обойтись, без чего процветали драконовские королевства прошлого. (Более того, я подозреваю, что волшебную начинку для своих изделий они контрабандой ввозят из соседней погрязшей в колдовстве и мракобесии страны Лесомракии). А получают от меня по обмену молочные зубы драконов, из которых, если их зарыть в землю и поливать дорогим вином, может вырасти целое поле ратников, а также стрелы калёные и мечи булатные, щиты, сработанные прочно, и высокоточные арбалеты - то есть товары, ценой равные жизни и смерти. А ещё - волшебные зеркальца, изготовленные моими рабами, тайно вывезенными из проклятой Лесомракии, в которых можно увидеть весь мир и своих родных - как живых, так и умерших. И кроме того, (не зря называют меня Тугаринаром Справедливым) я плачу им ракушками, которыми усеяны пляжи моего дворцового острова, убедив всех сомневающихся в том, что мои ракушки — это такая же ценность, как чтимое ими злато-серебро. И не приходится сомневаться, что все эти многочисленные царьки, князьки, епископы, королевичи и герцоги с такой оценкой с радостью согласились и даже стали использовать эти дары моря вместо золота в торговле между собой. Один, правда, попытался возражать...

Я подлетал к своему городу-крепости, любуясь сталагмитами причудливых башен и кольцами крепких стен, на которых стояла толпа принцесс — полонянок и радостно приветствовала меня. Кто, вглядываясь в счастливые лица этих прекрасных женщин, мог бы усомниться в искренности их любви ко мне и в их гордости своим статусом! Взметнулись в небо медные трубы и загремел, захрипел, будоража душу, приветственный марш «Полёт Дракона».

Оставив клетку с трофеем на попечение евнухов, я влетел прямо в огромный тронный зал и, разметав крылья, блаженно растянулся на полу. Усталость истекала из меня в прохладные плиты пола, и дриада Дрёма развернула перед веками моих закрытых глаз картины только что закончившейся войны. Точнее, не войны, а подавления мятежа зарвавшегося вассала - барона Слепарна по кличке «Слепень», который незаконно объявил себя королём страны Лигерии. Во-первых, в своём непомерно разросшемся городе он возвёл донжон, который на несколько пядей был выше моих столичных башен. Похоже, он хотел этим что-то сказать - и мне, и моим вассалам? Ну, ладно, это, как говорится, не самое страшное. В конце концов эту вышку можно было бы легко обрушить, спикировав на нее и срезав шпиль крылом. Барон же Слепень совершил немыслимое: вместо узаконенных мною ракушек - этих даров морских богов - он в качестве денег стал использовать лавровые листья с нарисованным на них его собственным портретом. Более того, эта идея приглянулась его соседям и стала распространяться, как чума. Реагировать нужно было незамедлительно, и крыло из пяти драконов под моим началом выдвинулось к месту смуты.

Самонадеянный барон решил защищаться. При нашем приближении над городом подняли на бечевах десятки мешков из тончайшей рыбьей кожи, заполненных горячим воздухом, между которыми были натянуты почти невидимые тонкие сети. Два молодых дракона из моей свиты в погоне за славой бесшабашно ринулись в пике, угодили в эти ловушки, запутались в них и, вопя и извиваясь, рухнули прямо на крыши домов. Разъяренные горожане зверски расправились с беспомощными летунами. Я приказал оставшейся группе подняться выше надутых мешков и ждать. Закрывая своими крылами солнце, мы нарезали круги над городом. Стрелы нас не доставали, да они были и бесполезны против наших панцирей. Понемногу масляные лампы, которые подогревали воздух в мешках, выгорели, и шары начали опускаться на землю. В городе возникла паника. Когда сети опустились ниже домов, мы начали атаку. Острыми, как секиры, крыльями мы срубали замысловатые завершения башен, которые рушились в пропилы улиц, сея хаос и отчаяние.

Мы не спешили применять наказание огнём. Мой опыт подсказывал - не торопиться. И действительно, сидевшие ранее по погребам и подполам несогласные стали выползать на улицы. Их оказалось немало, и к ним начали присоединяться неприсоединившиеся. К вечеру проблема была урегулирована. Старейшины повесили на воротах города барона Слепня (вот уж действительно слепец!), вынесли и вручили мне красиво оформленную петицию с нижайшей просьбой вдвое увеличить размер дани, которую они мне выплачивают. Эту просьбу я милостиво удовлетворил. Они также уговорили меня взять с собой в знак полного замирения два сундука драгоценностей и золотую клетку с принцессой — племянницей злополучного барона. Думаю, что было бы уместно добавить к моему прозвищу «Справедливый» ещё и титул «Милостивый», поскольку мои предки — Великие Имперские Драконы оставили бы после себя вместо города сплошное пепелище. «У правителя нет привилегии испытывать человеческие чувства любви и сострадания, - учили меня с детства наставники, - ибо их цена намного превышает ущерб от справедливой жестокости.» Будущие события подтвердили мудрость этой максимы.

Вообще, если говорить откровенно, мы, драконы и правители, добры и простодушны, как лучшие из простых людей. Всё это золото и пурпур наших покоев и одеяний, блеск оружия стражи, медные трубы и отборные женщины нужны не столько нам, сколько им — подданным, ибо, глядя на всё это, они верят в твердыню власти и не теряют надежды, что в их жизнь не придёт самое страшное, что есть на свете — хаос. И что немаловажно, богатство короля также обозначает ту границу, за которую не должна преступать в своей алчности корыстная и жадная элита.

 

Вскоре, как я и заказывал, Главный Будильничий, вежливо кашлянув, сообщил, что принцесса готова и ждёт меня. Вставать не хотелось, но любопытство поближе ознакомиться со своим трофеем взяло верх, и я, приняв человеческий облик, по длинной анфиладе дворцовых покоев направился в девичьи палаты.

Звали принцессу Азуриэль. Любопытство у меня она вызвала тем, что во время полёта пела запрещённые песни, причём пела хорошо поставленным голосом и достаточно громко, чтобы я услышал их сквозь завывание непогоды: «Дракон, ты был городов разрушитель, Теперь ты печальных вдов утешитель. Ты владел в давности великой силой, Да только жадность тебя подкосила. Так что не бойтесь, братья, дракона. Он скоро нам на счастье лишится трона...»

Евнух, дежуривший у светлицы принцессы, отвесил глубокий поклон, затем, указав глазами на дверь, соединил большой и указательный палец в колечко и цокнул языком. Это означало: «Пленница на сей раз — высший класс!»

Вежливо постучавшись, я вступил в её чертог через низкую дверь, требующую поклона входящего. Покои были разукрашены драгоценностями, только что привезёнными нами в сундуках. Азуриэль встала навстречу. Яркая брюнетка, необузданный всплеск скрученных в спиральки волос обрамлял лицо, рассыпался по плечам. Прекрасно сложена. Чертовски хороша в своём легком полупрозрачном пеньюаре; чуть полновата, но в данных условиях её это только красит. Заметив мой невольно плотоядный взгляд, она рассмеялась:

- Мне сказали, что явится сам Имперский Дракон. Я вот сижу и гадаю: как он пролезет со своими лапами и крыльями через такую узкую дверь? Теперь поняла: чтобы изнасиловать пленницу он прислал своего Постельного, или в каком вы там чине будете… А сам он будет в щелку подсматривать?

- А я и есть дракон. Имперский Дракон, - представился я (девица, равно как и её наглость, начинали мне явно нравиться). -

Каждый правитель должен существовать в двух лицах — для своих и для чужих. Этот мой облик — для своих. Ты теперь своя.

- Безмерно польщена! А что значит — «своя»?

- Ну, что значит… Например, во время полёта ты распевала запрещённые песни, за которые мужчинам полагается заталкивать в глотку их собственный язык, а женщин сбрасывать голыми в яму с голодными норками. А как «своя», ты можешь беспрепятственно исполнять их здесь сколько угодно, а мы с приближёнными можем даже иногда заглянуть — послушать. Жаль только норки пока останутся голодными. Ты только петь умеешь, или ещё что-нибудь?

- Ещё могу танцевать. Желаете оценить?

- Весь дрожу от нетерпения.

Она взяла со стола гусли-самогуды и несколькими аккордами обозначила мелодию — дальше гусли заиграли сами. Мелодия была тягучая, заунывная, вытягивающая всю душу наружу. И принцесса начала танцевать. Сперва ожили её руки — они превратились в двух змей, матовая кожа которых тускло блестела в полутёмной комнате. Змеи извивались, сплетались в причудливые фигуры и разбегались в стороны. По ним одна за другой пробегали волны, а потом руки взметнулись вверх, танцовщица замерла, и начали вздрагивать бёдра. Они дрожали всё быстрее, всё резче. Потом танцовщица пришла в движение и закружилась; похоже, она впала в транс. Её тело изгибалось так, как если бы оно было лишено позвоночника и суставов, и любое движение было продолжением того или иного музыкального аккорда. Копна черных волос жила своей жизнью, придавая всему действу вид магического ритуала. В конце танца девушка резко остановилась и протянула ко мне руки. Мелодия смолкла. И я пошёл навстречу вязкому притяжению этих рук, поскольку в данной драконовой ипостаси во мне было неизмеримо больше человеческого, чем драконьего. (Будучи в облике дракона, я скорее возжелал бы её немедленно проглотить, чем предаваться любовным ласкам). Люди легче поддаются колдовству, чем драконы.

 

- Однако, ты знаешь это дело!- сказал я ей после нашей первой ночи. - Далеко не девица на выданьи.

- Тебе понравилось? (Ничего, что я на «ты»? Ведь в постели титулы и звания отменяются). Так вот дядюшка Слепень мною с двенадцати лет занимался. Ему было мало отравить отца, он ещё постарался распять его дочь.

- А танцам он тоже тебя обучал?

- Школой моих танцев, и не только, заведовала одна ворожея из Лесомракии. Дядюшка купил её специально для меня. Мой танец в его меню был обязательной закуской перед главным блюдом — насилием надо мной.

Все последующие ночи я проводил только у неё. Такая женщина могла заменить целый гарем. Она могла быть и безмерно ласковой и стервой, и кошечкой и тигрицей, примеряя на себя, как маски, самые разные женские ипостаси. Она могла казаться мне и матерью и страстной любовницей, племянницей-нимфеткой и мудрой советницей в делах.

- Зачем тебе столько женщин, - смеялась она, - Я начала считать их на стене, когда подлетали, и сбилась со счёту. Ты сам-то их всех по именам помнишь?

- Гарем - это дело государственное, - отвечал я. - Это не только статус, но и важнейший вопрос престолонаследия. Народ должен знать, что престол передаётся не сыну неведомой проходимки - что неизбежно приведёт к смуте - а законному наследнику, мать которого происходит из высшей знати. У нас, драконов, этот вопрос безмерно усложняется ещё и тем, что правитель должен найти женщину, способную зачать от него, выносить и родить яйцо, из которого в нужное время и будет выпущен на свет дракон — наследник. Пока такую мне найти не удалось…

- Если дело только в этом, то можешь гарем распускать по домам. Рожу я тебе яйцо, можешь не сомневаться. Откуда такая уверенность? Скажу по-секрету, только ты не пугайся, я — немножко колдунья.

- Вообще я хотел поговорить с тобой об этом. Трубадуры вернулись из твоего города (бывшего твоего), и рассказали, что, согласно слухам, именно ты надоумила своего дядю барона Слепарна по кличке Слепень отказаться от имперской валюты и вместо неё начать рисовать свою отвратную морду на лавровых листьях. Это правда?

- Да, это так. Слепень убил моего отца и занял его престол, и я люто ненавидела его. Он глупец, а я хорошо представляла дальнейший ход событий - чем кончится этот вызов твоей власти. И даже предугадала, что окажусь здесь, с тобой.

- А оборону с воздушными шарами ты тоже придумала? Разве это не противоречит тому, что ты только что сказала? Погибли два моих лейтенанта…

- Барон думал, что шары будут вечно висеть над городом и защищать его, а то в противном случая он поостерёгся бы затеять всю эту авантюру. Я всё рассчитала. А твои лейтенанты сами виноваты: ринулись за славой в атаку не дождавшись твоего мудрого приказа.

- А если бы я сжёг город вместе с его жителями — это тебя не тревожит?

- Не тревожит. Город с готовностью продал меня, заплатил мной за своё спокойствие. К тому же я знала, что ты, будучи в здравом уме, хороший город зря жечь не будешь. Удвоишь налог — и все дела.

- Вообще-то надо было бы сжечь, - сказал я, - чтобы другим неповадно было. С тобой вместе.

Я смотрел на это лицо, как бы списанное со скульптуры древней богини, найденной недавно при строительстве новой поднебесной башни. Губы, похожие на крылья ночной бабочки, изысканный разрез глаз, а дальше глубина, омут. Не готовит ли она и против меня какую-нибудь тонкую аферу, как супротив своего «любимого» дядюшки? Да, надо было сжечь, но теперь уже поздно.

На всех рыночных площадях империи глашатаями было объявлено, что принцесса Азуриэль вынашивает яйцо Имперского дракона и в связи с этим получает титул Регента Наследника престола. Гарем был распущен, принцессы и герцогини вернулись домой. Их встретили по-разному, некоторых возвысили, а которых и казнили, что свидетельствовало об отношении правящих домов к центральной власти. Что же, учтём. Принцесса всё чаще стала присутствовать на заседаниях Великого Слёта Драконов, члены которого начали прислушиваться к её мудрым и всегда неожиданным мнениям. Как мне докладывали, между собой члены Слёта называли её «ведьмой». По ночам она внушала мне, что я самый могучий дракон в династии и что мне предстоит великая миссия — присоединить к империи лежащую к северу от неё таинственную страну Лесомракию.

- Зачем она Нам? - недоумевал я. - Там лишь непроходимые леса и болота, городов нет, сокровищ— никаких. При этом немало богатых стран на Западе и на Востоке готовы перейти под Нашу руку, стоит только доходчиво объяснить им, почему это в их интересах.

- Ты не понимаешь, - запальчиво возражала Азуриэль, для убедительности позволяя атласному одеялу соскользнуть с её атласных плеч, - там есть главное богатство, которого нет ни у кого. Это — магия. Эти леса и болота просто пропитаны магическим туманом, и наше счастье, что у них не родился пока великий князь или хан, который мог бы собрать по лесам весь народ, наделить его силой колдовства и двинуть на нас.

- А если не народ, то кто там владеет этой самой магией?

- В разной степени ею владеют многие. В лесах - лешие и старухи в ступах, в болотах и озерах — болотняки, водяные и русалки, в домах — кикиморы и домовые. Ну, и много ещё по мелочи — упыри, ведьмы, полевые, беспятые. А Верховного колдуна пока нет...

- И как же их собрать, заставить, чтобы они на меня работали, за меня воевали? Поймать с десяток леших и пустить их впереди войска? И что они будут делать — облака разгонять или диким воем коней распугивать?

- Лешего нельзя поймать, он может становиться невидимым. Цель завоевания — узнать, где и как лепят они свои магические орешки, которые превращают обычные сапоги, ковры, гусли и зерцала в скороходы, самолёты, самогуды и волшебные зеркальца, в которых можно видеть весь мир. Может оказаться, что не такие уж они и дикари, как нам кажется.

- Кстати, о зеркальцах. Евнух докладывает, что ты целыми днями лежишь на софе и разговариваешь с кем-то по этому самому зеркальцу на непонятном языке. С кем это, позволь узнать?

- Да с ангелами небесными, с кем ещё? Ты что, мне не доверяешь? Уж не думаешь ли ты, что я — это чей-нибудь соглядатай в твоём царстве? Чем меня можно купить? Что мне могут предложить больше того, что я уже имею? Боишься магии? А разве её нет и в твоём царстве? Что, у вас всё решают только могучие крылья, огонь и грубая сила? А как, например, ты переселяешься из дракона в человека и наоборот? Со стороны страшно смотреть: подходишь к спящему дракону, что-то шепчешь, дракон оживает, и это уже ты. А бывший человек остаётся стоять, как бесчувственный манекен, рядом, и это уже не ты. Как это получается?

- Это великая тайна, Азуриэль, и знать ее не положено даже тебе.

- Да мне и ни к чему это знать. Просто любопытно. Вот смотри, -она достала зеркальце в золотом обрамлении с перламутровой ручкой, - ты подходишь к дракону. Видишь? На полированной поверхности металлического диска не было никакого изображения, только зайчик света, пробившийся из-под шторы, но я почему-то сказал «Да, вижу».

- Вот и хорошо, молодец, умный мальчик. Я спою тебе колыбельную. - и она затянула заунывную монотонную песню, положив мою голову к себе на грудь. - Вот ты подошёл к телу дракона, встал рядом, - видишь? - и сказал следующее... И что ты сказал?

Maitseb amina em ni sinocard siugnas te sutirips singi. Metnatiperc mammalf te easnapxe salas tins. Orter aluceas iuf tu taif aem aitnesse rutetum. Oge ocard mureti tnis.

- Кто произнёс эти заклинания? - лениво проплыла мысль, — Неужели я? Их нельзя проговаривать вслух. Да, какая разница? Всё равно никто не поймёт этот забытый язык, как и я его не понимаю...Наверно это мне приснилось... Как хочется спать...Я сплю…Я…

 

Прошло два года. Великий Слёт Драконов происходил в зале, вырубленном рабами в малахитовой скале. Его размеры позволяли присутствовать не только драконам — грандам, способным обращаться в людей, но и молодым драконам, которые таким искусством пока не обладали и поэтому своими могучими телами и крыльями заполняли всё пространство зала. Цепляясь за железные с золотом канделябры, с потолка свешивались огромные летучие мыши — наши тотемные животные: своё происхождение мы, драконы, ведём от них. Мой крылатый трон находился в торце зала, а над ним в выкованных из железа и золота драконьих лапах под колпаком из горного хрусталя лежало яйцо, недавно рождённое принцессой Азуриэль. Мой преемник ждал своего часа. Чуть ниже трона стояло кресло принцессы. Её авторитет, который стал недосягаем, постепенно перетекал в категорию реальной власти. В зале чувствовались напряженность и тревога, поскольку все ждали от меня важного заявления.

- Господа драконы, - начал я, - какая угроза для Империи — любой империи — по вашему мнению, является главной?

- Недород и засуха, - выкрикнул граф Ассилон.

- Предательство вассалов, - предложил кто-то ещё.

- Глупый правитель, - мощным хриплым голосом прогудел старейший из присутствующих герцог Аскутрев Мег. Он был верным слугой ещё моего деда — Великого Дракона Тугаринара II, и все нововведения в Империи воспринимал как мелочную и вредную суету. В наших кругах он олицетворял собой противление законной власти, без которого, однако, мудрому правителю тоже нельзя — ну, кто тебе в толпе льстецов правду скажет? Кто-то ехидно рассмеялся.

- Всё это правильно, - сдержался я, - но главная угроза всё же в другом. Главная угроза для Империи — это застой. Это — когда ничего не происходит, когда все удобно устроились и успокоились; когда место войны занимает охота, менестрели не поют новых песен и, главное, когда Империя не расширяется. И вот тогда она и начинает гнить изнутри. Из соседней дикой колдовской земли к нам стали проникать ведуны и волхвы, ведьмы и упыри, и народ им верит, вручает свою душу и невольно становится недругом своей родной Империи. Более того, в страну контрабандным путём массово поступают так называемые «магические орешки», которые обращают в чертовщину самые обычные вещи. И мы, отцы народа, знаем об этом, но с удовольствием этими никчёмными цацками пользуемся. Однако эти побрякушки начинают проникать и в народ, который по недомыслию восхищается ими и уже не желает возвращаться к нашим нормальным вещам, простым и удобным, без колдовской червоточины.

- Так что Вы конкретно предлагаете, Ваше Имперское Величество? - прогудел со своего места Аскутрев.

- Я предлагаю объявить Лесомракии войну, поставить её под Наше Высокое крыло и обратить всю их проклятую чертовщину себе на пользу. И таким образом раздвинуть границы Империи до пределов Земного диска и прославить Наше правление в веках.

- Да кому там объявлять войну? -выкрикнул молодой дракончик, - Там и городов-то нет. Поживиться нечем!

На него цыкнули и он спрятался за спины других мрачно молчавших членов Слёта. В зале воцарилась тишина.

- Это Вашему Драконшеству принцесса насоветовала? - недобро усмехнулся Аскутрев. - В этой связи ей нелишне почитать наши древние хроники и мемуары властителей. Во времена Инфернуса I была предпринята попытка вторгнуться в эти земли. Почти никто не вернулся. А те, кто вернулись, ничего не могли рассказать кроме каких-то детских сказок про Бабу Ягу, катающиеся по дорогам злобные колобки и самодвижущуюся печку. В общем, свихнулись ребята. Что, хотите повторить?

- Я читала хроники. Нынче другое время. Кто может усомниться в непобедимости нашей армии? - прозвучал звонкий голос принцессы.

Усомнится никто не захотел, и после продолжительного молчания вновь заговорил Аскутрев:

- Я душой болею за Империю и более двухсот лет служу ей верой и правдой. Я не дорожу собственной жизнью и поэтому скажу: Император Тугаринар Инфернус IV Змееголовый, тебя околдовали, ты не отвечаешь за свои поступки.

- Это кто же меня околдовал? Ты понимаешь, что ты говоришь, несчастный, и чего тебе это может стоить? - грозно спросил я.

- Я всё понимаю, но судьба Империи для меня важнее жизни. Женщина, называющая себя принцессой Азуриэль, на самом деле никакая не принцесса. Она ещё девочкой прибыла в Империю вместе с шутами и лицедеями из Лесомракии, как мы уничижительно называем эту страну, и за свою красоту и сметливость была удочерена королём Лигерии, у которого не было детей. В детстве её в шутку звали «принцессой», и это прозвище за ней закрепилось. Но она никакая не принцесса крови, она была просто наложницей брата короля, барона-узурпатора Слепарна, который, околдованный, и извёл любимого брата с помощью яда, чтобы овладеть ею. Её потомки не могут претендовать на императорский престол. Это вызовет смуту и мятежи. Я не знаю, зачем ей нужна эта война, но зачем-то нужна, она что-то задумала. Император, проснись! Ты живёшь с ведьмой!

Азуриэль величественно встала со своего кресла и указала перстом на герцога:

- Ну, вот наконец ты и выдал себя, мерзкий старик, личный враг Императора! Из-за тебя и таких как ты Империя споткнулась на своем блистательном пути, затопталась на месте и не знает, куда идти дальше. Ты нанёс оскорбление своему Императору и смертельную обиду мне, Регенту Наследника. Заявив о недееспособности Имперского Дракона, ты задумал сместить его и занять его трон. И главное, ты попытался отстранить от восшествия на престол законного Наследника. То есть, совершил деяние, которое по Драконовским законам карается смертью третьего уровня. Кто против?

В этот момент она была как никогда прекрасна в своём гневе. Черная грива волос откинута назад, поза выражает праведное негодование и убеждённость в своей правоте, а глаза, казалось, посылают в зал чёрные лучи, которые просвечивают каждого. Я любовался ею.

В зале вдруг стало заметно холоднее и наступило мёртвое молчание. Происходило нечто, ранее не виданное за всю историю Драконовой империи.

- Против никто не высказался. Ваше Драконшество, вы тоже за? Отлично. Данной Нам властью, я приказываю немедленно произвести экзекуцию.

Казнь третьего уровня состояла в том, что приговорённый под звуки фанфар сбрасывался в ров с голодными гиенами. Все обратили взор на меня, видимо ожидая смягчение или отмену приговора. Верный своему прозвищу Милостивый, я смягчил приговор — разрешил, отправляя герцога в ров, дать ему меч, дабы умер он как воин, с оружием в руках.

Кнехты, нанятые на службу принцессой в далёком тридесятом царстве, верные ей и равнодушные к чувствам и традициям Имперского двора, подняли старика с его кресла и повели во двор, где в усыпанном костями и черепами рву бесновалась дюжина гиен. Герцога подвели к лесенке, ведущей вниз, дали ему меч и пожелали лёгкой смерти. Знакомое с процедурой зверьё собралось внизу, гиены рычали и, брызгая слюной, в нетерпении прыгали на лестницу. Старый воин достойно принял свой последний бой: надвое разрубил одну тварь и проткнул другую, остальные с рычанием повалили его и сомкнулись над его телом. Среди придворных поднялся глухой ропот. Но я не мог поступить иначе...Про фанфары в суете как-то забыли.

 

Вышедшее из Дракорионии войско разделилось на три колонны: полки левой и правой руки двинулись в обход Великого Леса, чтобы взять его в кольцо, а большой полк начал атаку на Лес «в лоб», форсировав реку, бывшую условной границей. Лес хранил молчание, его укрывал туман. Драконы не могли участвовать в сражении, поскольку сверху не было видно ничего, кроме густой растительности. (Как потом оказалось, крыши всех домов, зданий и дворцов были покрыты дерном, на котором росли кусты и молодые деревья и сверху выглядели как лес). С балкона дворцовой башни я видел всю панораму битвы. Великий Лес простирался на север на сколько хватало глаз. Армии, набранные из ополчения вассалов, грозные с своих латах вблизи, издалека казались тонкими серебряными цепочками, пытающимися опоясать беспредельный лес. У меня защемило сердце и как будто со взора спала пелена: зачем мы пошли туда? Неужели Азуриэль, которая до этого никогда не ошибалась в своих оценках, на сей раз совершила фатальный промах? Но что-либо исправить уже было нельзя: армии начали атаку и одновременно скрылись в лесу. Вскоре издалека, из глубины чащи послышался странный звук: сначала свист, продирающий до костей, а потом вой — протяжный, давящий на психику, заставляющий побыстрее заткнуть уши. И это здесь, вдали от места событий! Деревья под воздействием этого свиста стали раскачиваться, как в бурю, сбрасывая листву.

- Что это, - обернулся я к старейшему из драконов свиты, - что это за звук?

- Возможно, это легендарный Соловей-Разбойник, - с сомнением в голосе ответствовал тот. - Говорят, что от его свиста люди сходят с ума, стены крепостей крошатся в песок…

- Отчего же ты раньше не предупредил, если знал о такой нечисти?

- В канаву с гиенами не хотел попасть, Ваше Драконшество. Ваша принцесса не терпит возражений. Да, потом это всё слухи. Мы ведь о Лесомракии по существу ничего не знаем. Контрабандисты доносили, что там даже есть какой-то Королевич, но он больше так, для декорации… А правда это или нет — так это разве что только Небесный дракон ведает.

- Азуриэль, - в гневе крикнул я, - где ты, Азуриэль? Стража, немедленно пошлите за принцессой!

 

...Стража вернулась ни с чем, и её сообщение было ужасным. Принцесса Азуриэль, приняв на себя непостижимым колдовским способом мою ипостась дракона и прихватив с собой свою человеческую оболочку, вылетела из дворца в неизвестном направлении - как потом оказалось, на встречу с Королевичем Лесомракии Елисеем. Это с ним она часами ворковала по волшебному зеркальцу, это ему поведала о военной стратегии Империи, которую сама же и разработала. И это она стояла на капитанском мостике рядом с Королевичем, когда его летучий корабль, плывя по волнам колдовства и магии, появился перед моим дворцом. Спящее тело моего в прошлом дракона с трудом разместилось на палубе. К этому времени уже стало ясно, что война проиграна, что железо наших доблестных войск под действием заклинаний превращается в тростник и осоку и что из Великого леса не вернётся никто. (Впоследствии я узнал, что многие мои ратники не погибли; нечистая сила заморочила их, завела в непролазный бурелом, где они так и остались жить среди чащоб и болот, предпочтя нищую мистическую «волю» имперскому благоденствию и порядку).

Хлопая могучими крыльями, два звена драконов под предводительством графа Ассилона повели атаку на летучий корабль. Я живо представлял себе как вспыхнут выдыхаемые ими облака горючего эфира, как языки пламени ударят в нарядные паруса и мачты и как пылающим метеором этот деревянный увалень рухнет на скалы.

Произошло иное. На обоих бортах открылись окна — порты, в них высунулись концы медных труб, сверкнула ослепительная вспышка, сопровождаемая оглушительным треском. Посечённые рубленым железом драконы, как сбитые влёт птицы, сложив крылья, падали в пограничную реку. Не останавливаясь, корабль приблизился ко дворцу. С двух сторожевых башен ударили лучники и арбалетчики, и две тучи стрел с обеих сторон метнулись к кораблю. Но стрелы и болты арбалетов, не долетая десятка сажень, втыкались в невидимую стену, да так и оставались в ней. Вскоре корабль стал похож на морского ежа с торчащими во все стороны иглами. Он же не спеша повернулся правым бортом к одной из башен, и снова треск, от которого заложило уши. Как будто рядом ударила молния. Башня осела и скрылась в клубах пыли и дыма. Сотворив это зло, опять же, как бы нехотя, корабль поплыл к другой башне, в которой - надо отдать должное сметливости воинов Империи - уже никого не было. Превратив и её в дымящуюся груду кирпичей, корабль величественно причалил к балкону, с которого я пытался руководить сражением. На балконе откуда-то появилась группа встречающих горожан с цветами и радостными песнями. Кнехты, нанятые принцессой, к тому времени уже выбросили белый флаг и, оттеснив или изрубив охрану дворца, взяли меня в плотное кольцо. Затем, повинуясь команде, кольцо разомкнулось, образовав узкий проход. По нему, по ковру из лепестков лотоса, ко мне шла принцесса, а в отдалении, блаженно улыбаясь, стоял Королевич — совсем молодой красавец в золотых доспехах и с веночком на голове. По всей видимости, уже безнадёжно влюблённый в принцессу.

 

Она остановилась передо мной, и я не увидел, а почувствовал холодную плотную стену между нами. Как-то по-новому оглядела меня с ног до головы и усмехнулась. Не произнесла при этом ни единого слова, но я явственно услышал, как это часто бывало в последнее время, молча произнесённую ею фразу: «И через какие же ничтожества я должна была пройти на пути к своей цели!»

- Азуриэль, - в отчаянии крикнул я, пытаясь удержать остатки покидающего меня чувства достоинства и гордого самосознания, присущего правителю, - ЗАЧЕМ? Зачем ты сделала это со мной, с Империей, с её народом? У тебя было всё: богатство, власть, почёт. Чего тебе не хватало?

- Бедный, бедный Тугрик, - почти ласково ответила она. - Знаешь чего мне не хватало? Мне не хватало ЛЮБВИ! А теперь и она у меня есть…О народе не беспокойся, ему хуже не будет.

- Поместите его пока в золотую клетку, выдайте ему папирус и перо. Пусть пишет мемуар для моих потомков, - приказала она кнехтам и, забыв обо мне, пошла строить новую Империю.