Андрей Власов

Пусть сядет Солнце

Приказом их высокопревосходительства, генерала от инфантерии Корнилова Лавра Георгиевича от двадцать четвертого декабря тысяча девятьсот шестнадцатого года 53-я пехотная дивизия под командованием генерал-майора Павлова Дмитрия Петровича направляется на подавление мятежа города Большая Росса. По прибытии в окрестности Большой Россы, войско берет город в кольцо, на усмирение бунтующих выдвигается двести четвертый полк Василия Стасова. Проходит несколько дней, и назад никто не возвращается. Решением генерал-майора Павлова на поиск мятежного градоначальника и конвоирование оного в штаб снаряжается новое временное формирование, резервная бригада подпоручика Юсупова Максима Евгеньевича.

Доклад последнего оказывается на столе Дмитрия Петровича лишь несколькими днями позднее, когда вопрос о полномасштабном наступлении стоит безотлагательно остро. Подпоручик рапортует: оказавшись в городе, бригада столкнулась с необъяснимой, совершенно потусторонней и фатальной паранойей местного населения. С полной невменяемостью жителей Большой Россы, критической степенью помешательства на мистической, оккультной тематике. Некоторые отрывки из их наиболее содержательных речей подпоручик Юсупов прикладывает ниже:

“Комма, Комма, Комма, Комма…” – Крошила на землю хлеб и продолжала безостановочно шептать старуха: “Бери… бери… хлеба буханку…” – Обращалась она к одному из офицеров, – “все пускай берут.” На что тот отвечал ей вежливым отказом.

Но старуха не унималась: “Комма, Комма… Комма говорит… Буханку хлеба, Комма говорит, делить… Я делю. Бери, зольдат.” – И протягивала ему грязные крошки.

На вопросы старуха не отвечала, все отказы игнорировала, шептать “Комма” не переставала. Было решено оставить ее. Следующий, чьи слова прикладывает Юсупов – некий господин Линай. В рапорте он подписан именно так, хотя сам не представлялся, а только и делал, что повторял вышеобозначенное “Линай, Линай, Линай…”

“Это вы Линай?” – Спрашивали у него.

“Нет.” – Ответ неожиданно осмысленный. – “Линай еще не с нами. Ох… Линай, Линай, Линай.”

“А кто это?”

“У посланника есть свой любимец. Его Линай… Линай… Линай зовут.” – И господин уходил на следующий круг.

Подпоручик Юсупов пишет еще много чего о странностях местных жителей, но в первую очередь генерал-майора Павлова интересует не это. Он вскользь пробегает глазами по прочим приложенным беседам и переходит к главному.

Бригада подпоручика без боя достигла управы и отыскала градоначальника, господина Вложилина. Разговор с ним, однако же, положение дел ничуть не разъяснил:

“Значит, это по вашему поручению убили императорских чиновников, Вложилин? Почему игнорировались приказы генерала Корнилова? Это бунт? Революция? Я бы попросил вас назвать свои требования, если бы хотел вести переговоры. Но их, как видите, не будет. Вы арестованы, господин Вложилин. Мы доставим вас его превосходительству, генерал-майору Павлову. Вас будут судить по закону военного времени, вы это понимаете?”

“Конечно, ведь я эту войну и развязал. Войну короне и императорской деспотии.” – Отвечал господин Вложилин.

“Нет уж, войну своему народу вы развязали. В самый тяжелый для него момент. Вы предатель, а не освободитель, Вложилин.”

“Никоим образом. Я его спасаю. От чрезмерной к себе любви. Не видите ли вы, ваше благородие, господин подпоручик, что народ наш, жители Большой Россы, сейчас на пороге перемен. Им приходит озарение, не видите ли вы этого?”

“Я вижу только безумие. Как в ваших глазах, так и на улицах города. Вам известно, где находится двести четвертый полк Стасова?”

“Да. Но я вам этого не скажу.”

“Скажете, Вложилин.”

Вот, что подпоручик Юсупов пишет далее. На конвой напали местные шахтеры. Удар мятежников пришелся совершенно неожиданно и протекал с их стороны до остервенения бесстрашно, стремительно. Не без потерь, его удалось отбить, но градоначальника Вложилина сохранить не представилось возможным. Группа вооруженных бунтовщиков похитила изменника и увела в шахтерский район. Вложилина укрыли в одной из пещер. Юсупов принял решение оцепить все подходы к шахтам, с донесением он отправил посыльного в штаб. Но тот так и не явился. О всей ситуации генерал-майор Павлов узнает только сейчас, читая этот рапорт; он бы, конечно, приказал действовать иначе.

 

Тем не менее, к вечеру того же дня Юсупов развернул целую поисковую операцию. Он не намеревался вытравливать Вложилина измором, вместо этого организовав систему посменного дежурства в тоннелях и постепенного исследования, прочесывания шахт. В то время, как бóльшая часть войск охраняла подходы, группы солдат продвигались вглубь, сооружая каждые двести аршин пост с тремя-четырьмя дежурными, которые сменялись раз в два часа. Сам подпоручик оставался на поверхности и руководил операцией через посыльных.

В рапорте приводится перечень любопытных находок, обнаруженных солдатами в шахтах: вымазанные черной тягучей субстанцией неизвестного происхождения руны на стенах и полу; слепленные из глины статуэтки в форме человеческих голов; обугленная солдатская форма, вероятно принадлежавшая полку Стасова; оставленные в спешке винтовки, пять штук, а также патроны к ним и прочий солдатский арсенал, включая штык-ножи, кинжалы, противогазы, перевязочные пакеты, фляги, кружки и котелки; пять временных лагерей мятежников с некоторыми запасами испорченной пищи; семь секретных ходов, настолько узких, что никто не отважился в них лезть, предпочтя завалить камнями; три набора спелеологического снаряжения и порядка полсотни записок и дневников разной степени бредовости.

Из последних Юсупову удалось выяснить о существовании целого подземного комплекса пещер, уходящего вглубь более чем на две тысячи метров. Местные шахтеры составляли подробные карты, что помогло бригаде не только сориентироваться в плеяде туннелей, но и более тщательно вести поиски в дальнейшем.

О пещерном комплексе близ города Большая Роса в найденных дневниках нашлось много полезной информации. Еще в XIX веке его изучал известный геолог Петр Иванович Вагнер, в его честь и были названы угольные шахты: “Вагнерá”. В своих исследованиях Петр Иванович обращал пристальное внимание на причину возникновения столь глубоких, протяженных и разветвленных полостей - тектонические разрывы. Из-за чего на территории губернии образовались подобные геологические аномалии доподлинно так и неизвестно, а к началу нового столетия, со смертью Петра Ивановича, исследования прекратились вовсе, на их месте выстроили сложные системы шахт по добыче угля.

Однако помимо действительно ценных сведений, оставленные мятежниками дневники содержали и абсолютно невнятные тексты. Подпоручик приводит примеры таких записей: огромное количество эзотерической чуши, описания оккультных ритуалов, включающих подробные инструкции по расчленению, кровопусканию, жертвоприношению и “очищающим разум” нечеловеческим пыткам; рисунки изуродованных тел, рун, человекообразных фигур, которым, судя по всему придавали сакральное значение, безумных лиц с вросшими в них шестернями, человеческих останков в рванье и обмотках.

Дмитрий Петрович продолжал вчитываться в доклад подпоручика Юсупова. Ночью к нему пришло донесение от одной из поисковых групп, в котором сообщалось о невозможности продолжения исследования пещер из-за возникшей на пути воды, затопившей довольно продолжительную часть тоннеля. Аналогичные известия исходили и от других отрядов: тупики, завалы, обрывы, узкие и перекрытые водой места – всё это делало дальнейшее продвижение невозможным без специального оборудования. Кроме того, оставлял желать лучшего и общий моральных дух солдат: длительное пребывание в темных шахтах, тревожащие руны и статуэтки на фоне помешательства жителей Большой Россы, сожженная униформа солдат двести четвертого полка оказывали сильнейшее давление на настрой войска. И тем не менее подпоручик Юсупов оставался непреклонным в своем решении. В свое оправдание он писал, что не может себе позволить вернуться в штаб ни с чем, потому что знает, в таком случае генерал Корнилов прикажет идти на Большую Россу всеми силами, что неизбежно приведет к мародерству, грабежам, убийству местного населения. Своим долгом подпоручик считал предотвратить такой исход.

Поэтому он решился на еще большую авантюру, Юсупов приказал исследовать тайные ходы мятежников. Те самые, до того узкие, что почти непроходимы. Уже ко второму часу после отдачи приказа подпоручику пришли первые донесения. Они стали менее содержательными и богатыми на детали, так как диктовались посыльным с обратной стороны секретных ходов, чтобы тем не приходилось каждый раз через них проползать. Группа солдат Верёвкина сообщала следующее: “Здесь дверь. Вход в бункер. Есть свет. Много оружия и провианта. Видимо, склад. Нашли выживших. Солдаты полка Стасова. Невменяемы, либо нетрезвы. На контакт не идут. Связали.” О подземных укрытиях бункерного типа приходили донесения также от групп Крубера и Пантюхина: “Хлам. Грязь. Кровь засохшая. Боеприпасы. Медицина. Стеллажи с книгами.”

Неудивительно, что солдаты отдельно выделили среди находок книги. Оказалось их действительно очень много. Подпоручику Юсупову даже доставили несколько в целях ознакомления. Ни одна из них ничего ценного в себе не несла, все посвящались либо алхимии, некромантии, ритуальным практикам и прочей кабалистике, либо описанию выдуманных мифологических божеств, таких как уже известная Комма – “девятнадцатая богиня, заключенная навечно в мире живых своим же посланником.”

 

“Посланником…” – размышлял Дмитрий Петрович. Он возвращается к той части, где подпоручик беседовал с жителями города и читает ее тщательней:

“Кошмарное нас ждет начало, ваше благородие.” – Слова молодого рабочего. – “А господин Вложилин – лишь далекий-далекий итог. Нет… Если бы итог, возможно, тоже лишь начало?”

“Начало чего?”

“Мертвец-посланник вышел из могилы, и рабы его тащат в могилу других. Начало – бойня. Кошмарное нас ждет начало, ваше благородие.”

“Это Коммы-то вашей посланник?”

“Разумеется. Покуда мертвец живой, она на покой не уйдет.”

“И кто он, мертвец-посланник?”

“Он сокрыт глубоко, и просто так его не убить. Надо пройти через Старый мир, похороненный под толщей времени, надо отыскать его в самых истоках, в сердце сплетенного с человеческим телом механизма боли и ужаса.”

“Не забивали бы вы голову чушью.”

Тем временем вести из глубин пещер становились всё тревожнее. Так, уже глубоко за полночь подпоручику Юсупову сообщили о пропаже фельдфебеля Орлова, который сдал пост, отправился через узкий ход к главным тоннелям и более не встретился ни одному дежурному на пути к поверхности. Его исчезновение побудило подпоручика организовать перекличку в рядах солдат, и оказалось, Орлов – далеко не первый пропавший без вести. Было принято решение остановить продвижение вглубь шахт и выделить людей на поиск отсутствующих. После более тщательного осмотра тоннелей выяснилось, что на шахтерских картах помечены далеко не все секретные проходы, таковых оказалось намного больше. И огромное их количество вело не в уже изученные подземные укрытия, а на относительно гигантские расстояния, по одним лишь только догадкам, соединяя собой кроме параллельно идущих тоннелей и более далекие: затопленные и заваленные участки шахт. Эти ходы тщательно маскировались: под кусками бетона в бункерах, за металлическими листами их стен, в темных углах пещер, под грудами камней и даже под водой.

Помимо этого, стало известно о неком препарате, которым предположительно и пользовались мятежники для усыпления и похищения постовых. Ампулы с неким веществом “prōpāgo” – как гласила надпись, принесли Юсупову из комплектов медицинской помощи в бункерах. Жидкость обладала сильным транквилизирующим эффектом, при этом вызывала реалистичные галлюцинации и сильное ощущение отчужденности.

Всё это побудило подпоручика отдать приказ на увеличение количества часов дежурства и запрет покидать пост в одиночку. Такие меры он посчитал достаточными, а потому почти сразу распорядился продолжать поиски. Именно свою решительность подпоручик называл ключом к успеху операции и, как оказалось, имел на это право. Не прошло и часа, как ему доложили первую по-настоящему хорошую новость. В подземных укрытиях всё это время находились рабочие телеграфы, соединенные между собой проводом. Использование их в качестве средства связи значительно упрощало коммуникацию между командным центром и поисковыми группами, давно ушедшими настолько далеко, что приказы доходили до них не меньше часа.

Юсупов пошел на тяжелый шаг – лично отправился в бункер, откуда в дальнейшем руководил бригадой. Туда же он приказал переместиться и основным силам, оставив лишь небольшую часть войск у входов в шахты и в основных тоннелях. С этого момента коммуникация между частями значительно упрощалась.

Своим штабом Юсупов сделал бункер фельдфебеля Верёвкина, тот самый, где нашли троих солдат двести четвертого полка. Подпоручик не упустил возможности лично поговорить с единственным из них, уже пришедшим в себя, рядовым Вороновым.

“Как тут оказался полк капитана Стасова?”

“Как? Не знаем, что его заставило вести нас сюда. Помню только, нам выдали ампулы с каким-то лекарством и приказали колоться. Мы и сделали. А потом – вот, ваше благородие, очнулись уже тут, связанными.”

“Эти-то ампулы?” – Подпоручик показывал склянку с prōpāgo.

“Так точно.”

“Как такое возможно? Как мог Стасов приказать вам колоть себя этой дрянью?!”

“Не имеем понятия, ваше благородие.”

“А про эти подземные укрытия ты знаешь что-нибудь?”

“Тут всё наше, насколько я видел. Только людей – никого. Странно это.”

“Ваше? Оружие, еда, боеприпасы – всё это вы здесь оставили?!”

“Предполагаю, так и есть.”

На этом подпоручик прекратил беседу. Он пишет, как трудно ему было поверить в услышанное, ведь если всё правда, значит целый полк мятежники загнали в эти шахты, тот пробыл какое-то время в бункерах, а затем исчез где-то в тоннелях. И Юсупов больше всего на свете не хотел повторить его судьбу. Но думать об этом оказалось поздно.

“Ваше благородие!” – Цитирует Юсупов свой разговор с влетевшим к нему в комнату посыльным.

“Я слушаю вас. Что происходит?”

“Подступы к шахтам атакованы жителями Большой Россы! Они идут в рукопашный бой. Войска не справляются с натиском. Толпа теснит их сюда, в тоннели.”

Когда Юсупов телеграфировал офицерам, те уже набирали свои сообщения: “На наши войска напали. Они отступают сюда. Солдаты лезут через норы, тащат за собой пленных.”, “Несем потери. В узком проходе кто-то застрял и не давал остальным протиснуться к бункеру. Вытащить не удавалось. Прямо сквозь еще живое тело этого бедолаги паникующие солдаты прорубили себе путь кинжалами. Кошмар.”, “Бункер Крубера – солдаты отказываются идти в бой. Они отступают через ходы мятежников. Мы встречаем дезертиров пулями в голову, но те всё равно предпочитают умереть от наших рук. Скоро в основных тоннелях не останется войск.”

Бригада Юсупова попала в ловушку. Ему наконец стало ясно, почему мятежники не поджидали солдат в бункерах – они хотели заманить в них всё войско, чтобы потом уничтожить, так же, как уничтожили полк Стасова.

 

Стоит отдать должное, поверженный подпоручик не позволил себе сдаться. Он связался с офицерами и доложил о ситуации, приказал им оставаться в бункерах и не позволять панике охватить войско.

Подпоручик приказал продолжать исследование шахт. За бункерами тоннели продолжались, кроме того новые найденные секретные ходы тоже куда-то вели. Юсупов не исключал, что вполне могли и наружу, хоть надежды на это почти не оставалось. Вскоре пришли тревожные отчеты о ловушках, установленных мятежниками. Двое солдат успели подорваться на растяжках. На это Юсупов распорядился отправить в норы пленных жителей Большой Россы: “Пусть первыми идут предатели Родины. Выживут – считай отсрочили свое наказание.” – пишет он.

Под кусками раскрошенного бетона в бункерах солдаты, помимо спрятанных тоннелей, нашли баллоны с хлором, о которых, по всей видимости, мятежники не имели ни малейшего понятия. “Тамбову к сто шестнадцатому.” – было написано на каждом из них. Что эти слова значили, никого не интересовало, гораздо острее стоял вопрос, применит ли химическое оружие подпоручик Юсупов против мятежников. И его решение не заставило себя долго ждать: “Приказываю удостовериться в должном оснащении всех солдат средствами индивидуальной защиты – противогазами Зелинского и сменными фильтрами, а затем распылить найденный хлор вглубь тоннелей и организовать стремительное продвижение по обработанным территориям.” Подпоручик описывает те нечеловеческие крики, хрипы, стоны и кашель, доносившиеся из глубин пещер после применения хлора, то, как эхом разносилось шарканье ног по холодным камням – это уже по сути мертвые мятежники шли в бой, отхаркивая легкие, падая и продолжая ползти, уже не надеясь на спасение, но верно зная, что только впереди их ждет свежий воздух и хоть какой-то шанс, за который многие даже не попробовали ухватится, а остались задыхаться в пещерах. Следом Юсупов приводит отчеты о первых прямых столкновениях войска с неприятелем. Бригада несла потери, несмотря даже на распылённые ядовитые вещества. Как оказалось, противник тоже оснащен некоторым количеством противогазов, кроме того из-за нередких обвалов в пещерах хлор скапливался внизу, и почти не вредил вражеским дальним укреплениям. Уже после первого применения, распыление яда почти перестало приносить плоды.

Продвижение осложнял еще и низкий боевой дух солдат, о чем неоднократно сообщали офицеры, но Юсупов почти не реагировал, советуя только осторожно беседовать с личным составом на воодушевляющие темы о чести и долге солдата. Помогало это мало. В основном, потому что в ответ на применение химического оружия мятежники стали проводить акты по устрашению. И весьма, весьма порой успешно. Сначала в бункерах отключился весь свет, видно для них предусматривался внешний источник питания. Не остаться в темноте позволяли только тусклые керосиновые лампы, топливо для которых приходилось экономить. Затем стали использоваться меры гораздо страшней. В частности, перед отступлением мятежники оставляли за собой истерзанные тела погибших или взятых в плен солдат: распятые на острых камнях, расчлененные на алтарях или принесенные в жертву внутри начерченных кровью пентаграмм мертвецы внушали ужас в солдат. Порой мятежники выкалывали пленным глаза и отправляли блуждать по пещерам. Именно так нашелся фельдфебель Орлов, похищенный ранее. Некоторых, помимо прочего, накачивали prōpāgo, те становились послушнее и в исключительных случаях могли даже стрелять по своим под действием препарата, взрываться при подходе войск или просто истошно вопить из глубин пещер.

Но всё это показалось бригаде мелочами по сравнению с тем, что тоннели скрывали дальше. К вечеру второго дня Юсупову пришло донесение: солдаты отыскали нечто, обозначенное ими же, как подземный город. На входе к нему обезумевшие мятежники кровью оставили послание: “Добро пожаловать в дивный Старый мир.” За могучими каменными воротами поисковый отряд встретили самые настоящие улицы, вымощенные каменной кладкой, с вполне обычными домами, хоть и без изысков, фонарными столбами, часть из которых даже работала, с тротуарами, по-своему уютными, как говорили солдаты, успокаивающими, узкими проулками и тупичками.

Полностью исследовать город не удавалось: другая его часть была огорожена огромной стеной до самого потолка гигантской пещеры. Однако нашлась и хорошая новость – подземные улицы соединяли собой тоннели шахт, тем самым позволяя солдатам добираться из бункера в бункер. Наконец многие смогли встретиться со своими товарищами. Или их мертвыми телами. В этом им даже не помешал ни один мятежник, они, по всей видимости, укрылись за стеной. Запертые дома же проверять никто не решился, их двери и окна закрыты, занавешены, либо вовсе заколочены. А внутри что-то шаркало, возилось и мычало.

 

Подпоручик так до конца и не поверил в существование целого подземного города, смахнув донесения о нем на потерю солдатами рассудка. Тем не менее спускаться туда лично он не стал, вместо этого отдал приказ на выламывание всех запертых дверей и осмотр каждого дома, каждого угла этого загадочного места, окрещенного Старым миром.

Первый же отчет заставил Юсупова пожалеть о своем решении. Сообщалось в нем следующее: внутри стены, пол и потолок гигантским слоем были облеплены какими-то бледно-зелеными наростами: тонкими нитями, плотно сплетенными между собой, разломы между ними образовывали коридоры, а крохотные полости – комнаты. Склизкие, мягкие и теплые, эти наросты напоминали солдатам тело гриба. Ими покрывалось всё внутреннее пространство зданий. Кроме того, со всеми красками упоминалась их обитаемость. Из отверстий в наростах на поисковый отряд, словно осы из гнезда, выползли роем некие существа, и телом, и конечностями схожие с человеком, но передвигавшиеся на манер пауков – по стенам и потолку. Кожа существ бледная, до кровоточащих трещин сухая, обтягивала выпиравшие кости. Выглядели твари истощенными и хилыми. Лицо тоже во многом напоминало человеческое, только без рта. Там, где у людей находились руки, у них росли острые загнутые лезвия по форме серпа. Им они в одно мгновение со свистом отсекли одному из солдат голову, остальные в ужасе выбежали из дома и забаррикадировали проход. В отчете отмечалось, что еще долго вид чудовищ не даст лицезревшим их спать по ночам.

Вскоре жуткие создания из подземного города стали главной темой для обсуждения в рядах. Юсупов призывал не верить в сказки о тамошних чудищах, но, как и любые другие сказанные до этого слова, имели эти призывы эффект крайне малый. Офицер Крубер докладывал подпоручику о своем бессилии в деле воодушевления солдат на продолжение поисков, большинство истерично сопротивлялось идти в Старый мир из-за слухов, окутывающих это место. Подпоручик настаивал на пресечении последних всеми гуманными средствами, но так полностью и не искоренил эту проблему, что еще долгое время продолжала сильно замедлять поиски.

Трудности на этом не кончались. Примерно в то же время в бункерах начал чувствоваться сильных запах паленой плоти, а коридоры наполнились легкой пеленой дыма. Жители Большой Россы сжигали тела убитых прямо у входов в шахты, запах и смог шли в пещеры. С каждым часом отвратительный смрад только усиливался и грозил перетравить весь личный состав. Юсупов распорядился всем надеть противогазы, организовать производство активированного угля из местных запасов и наполнять им использованные фильтры. Каждый солдат обязывался отныне не снимать личное средство защиты органов дыхания, пока не выветрится из тоннелей яд. И никто наверняка не знал, когда же это произойдет. Быстро выяснилось, уже через четыре часа после первых сообщений о поступающем дыме его концентрация стала настолько высокой, что уже после получаса пребывания без противогаза неизбежно приводила к смерти. На этой почве среди солдат стала популярна практика непродолжительного, но активного вдыхания окутавшего коридоры смога, вызывающего галлюцинации, одурманивание сознания, схожее с наркотическим эффектом. Это позволяло унять постоянный стресс, но категорически плохо сказывалось на боевой эффективности. В очередной раз подпоручик ощутил себя полностью бессильным: никак нельзя было установить контроль за каждым в рядах, более того, солдаты прекрасно знали о последствиях такого увлечения для здоровья – никакие беседы тут снова не помогли бы; а потому Юсупову только и оставалось, что приказать офицерам показательно отчитывать пойманных за вдыханием угарного газа.

 

Спустя время поиски продолжились. Пока подпоручик наводил порядок в бригаде, мятежники успели выбраться за стену и выломать двери в дома с опасными тварями, те выползли на улицы города, второй спуск не прошел без боя. Чудовища бросались на солдат, распарывая их вдоль своими руками-лезвиями. Повезло, что существа не отличались особой живучестью, при попадании в голову или тело уже не представляли опасности. Быстро с ними справиться помог оставшийся хлор.

Подпоручику надоело гоняться за мятежниками, подвергая своих людей угрозе гибели, он хотел как можно скорее взять Вложилина и выбраться из пещер. Поэтому приказал подорвать стену гранатами. По сообщениям, из-за взрывов обвалилась дальняя часть тоннелей.

Наконец стена прорвана. Поисковый отряд встретил вражеский огонь. Юсупов отправил на захват города основную часть сил. Завязались уличные бои. Всю ночь в бункерах творился сущий кошмар: солдаты приносили убитых и раненых, брали сумки с патронами и уходили обратно в тоннели; те, кто остался, сваливали трупы в кучу, перевязывали еще живых и подносили снабжение на передовую; посыльные доставляли подпоручику сообщения с поля боя.

Офицеры рапортовали об относительных успехах. С большим трудом, но солдатам удалось закрепиться в другой части города. Приходили и неутешительные новости: в рядах противника сражался двести четвертый полк Стасова. Остатки его войска накачали наркотиком и истощенными отправили убивать собратьев тем что есть: клинками, саперными лопатами, котелками или голыми руками – они бились с остервенением без устали и страха.

Выстрелы стихли только к утру. Остатки неприятеля ушли вглубь города, путь туда остался свободен. Пленных доставили в штаб. В докладе Юсупов приводит их показания, многие из которых, за неимением выбора и по причине острой необходимости, выбивались пытками.

Один из мятежников всё-таки пошел на контакт после введения prōpāgo. Он рассказал, что Вложилин скрывается на фабриках в другом конце города. Там же вместе с ним и некий господин Линай, о котором Юсупову уже доводилось слышать. Охраны почти не осталось, остатки мятежников бригада подпоручика способна ликвидировать без труда, а безоружные и невменяемые солдаты Стасова при должном внимании опасности не представят.

“И всё же…” – продолжал пленный мятежник: “Вам нужен не градоначальник и даже не господин Линай. Вам нужен посланник девятнадцатой богини. Он сейчас прячется в самых глубинах пещер, с его смертью народ Коммы обернется в прах, а разум жителей Большой Россы придет в порядок.”

“Что еще за народ Коммы? Эти саблерукие чудовища?” – Спрашивал подпоручик.

“Культисты – так мы их зовем. Кроме них на фабриках живут еще жандармы и трутни. Первые уже не так опасны, но порой бросаются с дубинками на одиночек и заковывают в цепи. Вторые же вовсе никого не трогают. Чудовища раньше были людьми еще в расцвет девятнадцатой эпохи. Но настал конец. Мир погрузился в хаос, и, чтобы ее народ жил, Комма приспособила его к новым условиям. Культистам отняла потребность в еде и лишила рта. Жандармов она превратила в слияние плоти и механизмов, объединив единой целью – защищать и охранять. Трутни же… Перестали чувствовать усталость и были обречены на вечную работу. Голыми руками они высекли эти пещеры. Посланник Коммы настоящее бессмертие, именно он поддерживает жизнь в существах и вселяет дух Коммы в других людей.”

“Кто этот посланник?”

“Его зовут Мракс Фридрихсон. Его армию поведет господин Вложилин к победе над всем миром, чтобы установить порядок и равенство, чтобы пресечь войны и смерть. Но путь к утопии лежит через кровавую бойню, он будет долгим и трудным. Линай своей кровью поднимет в бой и сломленных, и трусов, и даже мертвецов.”

“Какая же здесь армия? Сам сказал, вас никого уже не осталось.”

“Армия, господин подпоручик, что стоит сейчас вокруг Большой Россы и ждет, пока дух Коммы не сведет с ума каждого солдата и офицера. И вас, подпоручик, она тоже вот-вот сведет с ума. Недолго уже осталось.”

 

Описав услышанное офицерам, Юсупов собрал в штабе экстренный совет, где решался характер дальнейших действий:

“Давно пора было поднять этот вопрос, господа.” – Говорил фельдфебель Верёвкин: “Все же понимают, что выйти отсюда живыми мы сможем, лишь убив этого посланника Фридрихсона. Без его смерти жители Большой Россы нас попросту не выпустят. Только вот его нам никак не найти…”

“Что нам мешает пытаться?!” – Возражал Крубер.

“Что?! А то, господин Крубер, что пока мы ищем, он сведет каждого из нас с ума и заставит примкнуть к своей армии.”

“Это если только мятежник не врет…”

“Не врет.” – Излагал мысли Пантюхин: “Жителей Большой Россы свел же как-то. Значит, и нас сведет.”

“Тогда нельзя больше ждать!” – С жаром выступал Крубер: “У нас еще есть шанс, чего же мы тратим время?!”

“Как вы не понимаете?!” – Кричал Верёвкин: “Бессмысленно прочесывать каждый угол огромных пещер. Фридрихсон может лежать под каждым камнем, в каждой щели, упрятанной в абсолютно любом закутке этих тоннелей! Всё это глупости, Крубер, уймитесь.”

“А потравить хлором жителей, вставших у входов в шахты мы не можем?” – Интересовался Пантюхин.

“Зима же, дорогой. Ветер сейчас идет в пещеры. Не получится ничего.” – Верёвкин тер в раздумьях лоб: “Но как-то пробраться из шахт к дивизии Павлова было бы неплохо. Артиллерийским огнем мы бы завалили все эти тоннели, и дело с концом.”

“Значит, пускай бьют по нам.” – Сипло предлагал ослепленный фельдфебель Орлов: “Пусть Павлов похоронит всю адскую шваль в этих пещерах, а заодно и проклятый город сравняет с землей. Выйти живыми, вы сами сказали, шансов у нас почти нет. Надо лишь как-то доставить ему ваш рапорт, господин подпоручик. Всю бригаду выродки не отпустят – факт. А одного кого-нибудь? Вас, господин Юсупов? Вы, мол, жить еще хотите и якобы нас оставляете на милость врагу взамен на свободу. Сами же донесете до Павлова весь здешний кошмар.”

“Не догадаются ли только?” – Вздыхал Верёвкин.

Господин Пантюхин опустил голову, а фельдфебель Крубер лишь молча кивнул.

“Хватит.” – Отрезал Юсупов: “Не пойдет. Город бомбить не станем. Всех выродков Старого мира сотрем в порошок лично. Заставим Линая и Вложилина сдать нам Фридрихсона, заставим их открыть нам выход из шахт.”

“Как?!” – Воскликнули офицеры.

“Как? А вы меня плохо слушали, господа. Что сказал мятежник? Что Фридрихсон сидит глубоко в пещерах и ждет, пока всех нас тут не сведет с ума дух Коммы. А когда сведет? Ну, ну?”

“Выйдет, полагаете?”

“Ну а что ему еще будет тут делать? Выйдет. А не выйдет, нас к нему его свита и приведет.”

“Иными словами, господин Юсупов, вы предлагаете сделать вид, что мы сдаемся и готовы выполнять приказы Вложилина?”

“Да.”

“Не поверят!” – Восклицал Крубер.

“Да. Так просто не поверят. А Стасову поверили. А почему?”

“Потому что он предатель, который накачал свое же войско наркотиком и отправил умирать в эти пещеры!” – Негодовал Пантюхин.

“Да.” – Почти шепотом произносил в ответ подпоручик.

В задымленном полумраке пятеро солдат сидели напротив друг друга и за стеклами противогазов пытались разглядеть страх перед собой же, отвращение к себе же, но не видели ничего: ни своего отражения, ни лица за кожаной маской – ничего человеческого. Такую подпись ставит Юсупов к своему разговору с офицерами.

 

С того дня жизнь рядового солдата в пещерной бригаде Юсупова из просто невыносимой превращалась в абсолютно кошмарную. Каждым своим приказом подпоручик отныне стремился внушить в войско страх и отчаяние, сломить волю и к жизни, и к победе, и к сопротивлению той жестокости, что творил со своими людьми. В рапорте отмечалась важность маскировки губительных приказов под объективную необходимость: бесчеловечные меры принимались при решении старых вопросов. Таким образом утверждались новые “соразмерные проступку” наказания за распространение слухов и внушение паники. Подпоручик обязывал офицеров кромсать языки паникеров раскаленным ножом, добавляя при этом, что не дать особо буйным стиснуть зубы поможет легкий удар прикладом в челюсть и ее последующий вывих, тогда “хорошенько пройтись” внутри рта нагретым докрасна лезвием не составит труда. Тех же, кто, доверившись им, по каким-то причинам отказывался выполнять свой воинский долг и идти нести дежурство в пещеры, приказывалось приравнивать к дезертирам и сперва, за неимением плети, вырывать зубы, а если и это не помогало – казнить, сохраняя патроны, через удушение, путем фиксации на лице предварительно закупоренного противогаза.

В рапорте указывалось следом на то, что ядовитый угарный газ не выветрился из бункеров даже к середине третьего дня, через сутки, после его появления. Из этого вытекало сразу две трудности. Первая связана с выпариванием воды для раскрытия фильтрующих качеств угля: питьевые запасы кончались. На это подпоручик распорядился использовать для процесса активации “всем нам известное жидкое вещество, что всегда под рукой.” Вторая же трудность представляла не меньшую опасность. Солдаты продолжали вдыхать дым, а лазареты ежечасно пополняться новыми отравленными. В целях борьбы с токсикоманией Юсупов приказывал пойманным за этим делом пришивать противогазы к лицу нитками, а в конструкции крепления фильтра вносить изменения, не позволяющие его открутить без специального ключа, находящегося у командира отряда. При этом покидать задымленные бункеры Юсупов не спешил, несмотря на все предложения от солдат, ссылаясь на недостаточную безопасность в пределах подземного города.

Там, к слову, продолжалось дежурство и возведение укреплений. Докладывалось о наличии на улицах чудовищ “культистов”, с которыми часто приходилось вступать в бой. Оборона уже занятых рубежей проходила не без потерь, что уж говорить о поисковых отрядах, чьей целью оставалось продвижение к фабрикам. Ни в одно из этих мест никто попадать не хотел, даже несмотря на принятые против дезертирства меры, продолжая перечить командованию, молить офицеров об отправлении их на пост в пещерах или просто уходить и прятаться в их глубинах, что без сменных фильтров быстро приводило либо к смерти, либо к возвращению и наказанию. Подпоручику оставалось только пойти на крайние меры. Он распорядился вкалывать уходящим к фабрикам малые дозы prōpāgo. На вопрос офицеров, использовать ли дефицитный спирт для обработки игл, Юсупов предлагал им не тратить на это дело даже слюну, объясняясь тем, что озверевший от инъекции этой дрянью солдат будет раскромсан культистами, пристрелен мятежниками или забит до смерти людьми Стасова раньше, чем его убьет заражение крови. В первую очередь наркотик применялся для того, чтобы заставить паникера выполнить приказ. И приказы наконец стали выполняться.

Подпоручик еще много пишет о своих зверствах с собственными солдатами: о жестоких наказаниях, нечеловеческих условиях и чудовищных мерах подчинения каждого из них воле командования. Однако один из описываемых эпизодов заинтересовал генерал-майора Павлова сильнее всех: когда офицеры сообщили Юсупову о росте гомосексуальных наклонностей в рядах, он неожиданно не приказал пресечь всё на корню, а выдвинул предположение, что для дальнейшего разложения боевого духа солдат будет полезным поощрять подобные девиации. Подпоручик посоветовал не просто оставить мужеложцев в покое, но и возвести для них “места уединения”, окрещенные далее шалашами из бочек, ящиков и брезента. Судя по приложенным отчетам, офицеры приняли идею с воодушевлением, нередко оставляя глумливые комментарии о эффективности метода.

Тем временем, уже в ночь на четвертый день поисковый отряд пробился через неприятеля, добрался до фабрик и отправил посыльного к подпоручику. Увы, новость дошла до него поздно. Загнанные культистами в одно из зданий солдаты к моменту подхода огневых групп уже куда-то пропали. Тем не менее, место, где скрывался Линай и остатки мятежников было найдено. Впервые за несколько дней Юсупов решает выбраться из бункера и лично отправиться на переговоры с приспешниками Старого мира. С этого момента все записи в рапорте генерал-майор Павлов читает, не отрываясь.

 

“Я вышел из телеграфной комнаты, своего штаба, где провел за последние три дня порядка пятидесяти часов, попал в узкие темные коридоры бункера. За толстыми стеклами противогаза я не видел своей керосиновой лампы, утонувшей в желтом густом дыме передо мной. Я шел медленно, чтобы не споткнуться о спавших прямо на полу солдат. Из комнат по обе стороны слышал стоны отравленных, раненых… Они эхом разносились по всему подземному убежищу, отражаясь от ржавых металлических стен. Я перешагивал спальные мешки один за другим, на полу из-за сваленного шмотья, мусора и человеческих тел некуда было ступить. Наконец я добрался до выхода.

Около шлюза меня уже ждал сопровождающий отряд. У одного из рядовых я увидел сочащийся из-под противогаза гной, его огромный прямоугольный фильтр намертво крепился к маске замком. Это решение далось мне с большим трудом, но оно было необходимо. С отрядом мы двинулись к Старому миру. Долгий путь пролегал через узкие пещерные проемы, разгребенные завалы, через ямы со сваленными туда трупами мятежников – мне показалось, я все еще слышал их болезненный хрип – через частично затопленные места, через тяжелые подъемы и покинутые посты. Спустя час мы добрались до засохшей кровавой надписи на огромных каменных воротах: “Добро пожаловать в дивный Старый мир”.

Город оказался не таким умиротворяющим местом, каким его поначалу описывали. Тесные улочки, желтый тусклый свет фонарей, заколоченные гнетущие дома с кишащими в них полчищами порождений Коммы, а самое главное – острые каменные наросты над головой, свисающие с потолка гигантской пещеры.

У руин стены я встретился с остальными офицерами: Крубер, Пантюхин, Верёвкин и даже Орлов молча стояли, оглядываясь по сторонам в ожидании меня. Вместе с солдатами мы отправились вглубь мрачного города, на фабрики. Наконец я воочию лицезрел весь ужас этого места: трупы тварей культистов, застывшее в глазах мертвых людей Стасова безумие, залитые кровью улицы и укрепления. Весь здешний кошмар близился к своей развязке. Спустя время мы подходили к промышленному району города. Издали я услышал лязг цепи внутри огромных зданий. Между ними протянулись узкие коридоры темных улиц, в которых уже находили новых чудовищ: слившихся с ржавыми шестернями, металлом и жестью полулюдей в мундирах. Одна сторона их лиц полностью состояла из смешения мяса и простейших механизмов, не имела ни глаз, ни кожи; вторая же больше походила на человеческое, только сухое, бледное, истощенное, не выражающее ни единой эмоции, кроме чистейшего страдания, окаменевшее в гримасе ужаса и боли. Мне повезло не увидеть так называемых жандармов лично.

Однако встречи с трутнями избежать бы не удалось. Ими кишело всё внутреннее пространство огромных павильонов. В полумраке они стояли у станков, ходили взад-вперед по серым шершавым полам фабрик, гремели одной единственной цепью, сковавшей их всех воедино. Ржавая толстая и невероятно тяжелая, она пробила грудь каждого из трутней и вышла из спины, чтобы протянуться к следующему и пробить и его иссохшую грудь. От человеческого вида у них осталось только строение тела. Ни кожи, ни мышц, ни крови в них уже не было – лишь истертые в труху кости и окаменевшие мозоли на руках, превратившиеся в настоящие молоты, которыми они выбивали горную породу из стен и выковывали металл.

Затаив дыхание, мы прошли через рой чудовищ и вышли в пустое просторное помещение. Высоко над нашими головами потрескивали электрические фонари – желтые тусклые лампочки под потолком, чей свет еле добивал до пола. В другом конце зала мы увидели дверь и ее стража; издали – обычный человек. Мы подошли ближе, но быстро остановились, как страж вынул из ножен шашку. Перед нами стоял капитан Стасов. Солдаты рядом с нами подняли винтовки, что на капитана никакого впечатления не произвело.

– Пришел еще один зверь во плоти. – Говорил он. – Для чего? Вы погубили душу зазря, подпоручик. Уже не победить. Счет идет на часы. Скоро мы все дружно выйдем из этих пещер и встретимся с 53-ей дивизией Павлова. Знаете, что произойдет дальше? Крови господина Линая хватит на каждого. Вы лично раскромсаете и выжжете всю допотопную дрянь в умах людей. Править будут наследники великой нерушимой цивилизации, что пережила смерть своей богини. Против настолько великого народа вы выступили впятером, господа офицеры? Это смешно. Позвольте мне закончить всё быстро.

Он медленно ступал в нашу сторону с оголенной шашкой в руке.

– Ваше высокоблагородие, мы не хотим убивать господина Линая. – Отвечал я ему.

– Ну еще бы. Вы заставите страдать его также, как и своих людей. Для вас не существует быстрого избавления. Я предложил вам путь, но вы решили сделать всё иначе. Вступить в бессмысленную борьбу, чтобы потом неподготовленным умом лишиться рассудка и превратиться в монстра. Вы пришли к своей гибели с намерением перед смертью пролить как можно больше крови.

– Нет. Мы пришли на переговоры. Мы сдаемся. Солдаты останутся здесь, офицеры безоружны.

Стасов, помолчав, неудовлетворенно хмыкал нам в ответ.

– Ах, ну да. Вот оно что. Стоило бы догадаться. Вообще-то, рановато вы. Ну да это уже не мне решать. Честно сказать, я уж надеялся на быструю смерть. – Он вкладывал шашку в ножны.

– Надеялись на смерть?

– Теперь это уже неважно. Только если вы согласны мне добровольно в этом помочь? Не окажете ли, в таком случае, услугу? Прежде чем войти в эту дверь, убейте меня, господин Юсупов. Вы справитесь с этим превосходно.

– Почему вы хотите смерти?

– Я ее заслужил: сделал достаточно. Ну а что будет дальше… Не хочу даже думать.

– Зачем вы продолжаете бороться за замысел Фридрихсона, если вам настолько ненавистен его итог?

– Вы всё еще способны спрашивать такое? А зачем, скажите тогда, вы сдаетесь ему? Или для вас – кстати, думаете, это и будет итогом, – он уже приемлем?

– У меня нет в этом сомнений.

– В чем именно? Ну да пусть. Вами еще не полностью овладел дух Коммы? Значит, меня вы не убьете. Жаль. Уж простите, но я все-таки намерен испортить вам переговоры. – Капитан вновь вынул шашку из ножен.

– Не смейте!

Ударом острия он распорол себе живот. Упал на колени и задрожал от боли. Так и не проронив ни звука, прежде чем мы успели подбежать к нему, провернул лезвие у себя в желудке и из последних сил выдернул его, обрызгав нас своей кровью. А затем упал лицом в холодный пол, еще какое-то время дергаясь, булькая, урча и хрипя, прежде чем наконец умереть.

Скрежет открывающейся двери не дал нам осмыслить произошедшее. Цепляясь за стены, пол и потолок омерзительными мясными щупальцами, из тьмы вылезала человеческая фигура, изуродованная органическими наростами, капая на пол черной липкой жижей. Кошмарное существо говорило с нами.

– Недостойный поступок, воистину. – Скрежетало оно связками. – Дважды предатель, трус и самоубийца. Отвратительно.

Следом из темноты высовывался Вложилин. Он с интересом смотрел на нас, но ничего не говорил. Тем временем чудовище продолжало.

– В любом случае. Приятно с вами наконец встретиться, зольдаты. И в особенности с вами, ваше благородие, господин подпоручик. Мое имя Линай. Скажите, кому вы служите?

Мы молчали. Линай нависал над нами своей безобразной склизкой тушей, в которой копошились черные черви. Из отверстий, что они прогрызли сочилась жидкость. Кровь Линая и есть prōpāgo, которым я накачивал бригаду… Вместо слов я встал на колено и преклонил перед существом голову. Офицеры, солдаты повторили за мной.

– Теперь спрашивайте, подпоручик. Что вы хотите узнать?

– Старый мир погрузился в хаос. – Неожиданно заговорил я. – Но из-за чего? Что к нему привело?

– Видите ли, восемнадцать эпох подряд боги сменяли друг друга, знаменуя смерть старого мира и всех его достижений и рождение нового. Никакого прогресса, вновь первобытное состояние и долгий путь к своей смерти. Но эпоха не может закончиться раньше времени, поэтому мы с господином Фридрихсоном обрушили гибель на мир, чтобы приспособить человечество к разрушению и пережить свою богиню. С ее смертью сила перешла посланнику. В отместку она заточила нас под толщей камня. Веками мы высекали его голыми руками, и только сейчас можем вновь выйти.

– Вы обманули Комму, заставив приспособить свои тела к разрушению, что следует за ее смертью… Но всё еще смертны. Почему?

– Это оружие новой эпохи. Против него нам не выстоять.

– Что будет, когда мы выйдем из пещер и овладеем армией Павлова?

– Ваш бог дарует вам бессмертие, как наш даровал его нам. Но на этот раз он никого не сможет сдержать в заточении под конец своего правления. Силой богини Коммы мы освободим ваш преображенный народ и вместе даруем бессмертие следующему, а потом следующему и следующему. Наши люди будут жить вечно. Прогресс не остановится никогда. Это и будет утопия. Но для начала… Мы добьемся вашего бессмертия. Для этого нам и нужна армия Павлова. Мы завладеем оружием, способным одномоментно стереть с лица земли всё человечество. Это будет шквал огня, что окутает весь мир. Да, господин Вложилин? – Чудовище обращалось к градоначальнику за своей спиной.

– Да. Так и будет. Один взрыв расколет земной шар и выжжет всё живое, расщепит материю на мельчайшие частицы. Только ваш народ, народ Фридрихсона укроется в бункерах. Я назову это оружие Атомная бомба.”

 

На этих словах рапорт кончается. Дмитрий Петрович поднимает глаза на посыльного перед ним. Рядовой Воронов всё это время стоял рядом и чуть дыша наблюдал, как генерал Павлов читает отчет подпоручика Юсупова.

– Где сейчас бригада?

Воронов тихо отвечает Дмитрию Петровичу.

– Свита Фридрихсона поверила подпоручику и вместе с градоначальником отправила к вашему войску. Как только солдаты вышли из пещер, они взяли Вложилина в плен, а мятежных жителей Большой Россы убили. Теперь Юсупов ждет вашего решения и охраняет входы в тоннели, чтобы Фридрихсон и Линай не скрылись. Он полагает, вы завалите шахты артиллерийским огнем.

– Тогда я немедленно отправлю посыльного с приказом отступить от пещер.

– Пока еще есть время, вы должны дать по шахтам залп. Так сказал подпоручик.

 

Под шквал артиллерийского огня остатки бригады Юсупова отступали от злосчастных пещер. Они выжили. Вскоре стало ясно, что выжил и Фридрихсон. Жители Большой Россы пришли в себя только после того, как всех их увезли из города, но дух Коммы так и остался в нем навеки. Большую Россу сравняли с землей, не оставив даже руин. Тысячи семей покинули свои дома и были вынуждены заново отстраивать хозяйство уже в другом месте.

Подпоручика Юсупова судил военный трибунал: жизнь ему сохранили, но за все допущенные ошибки и зверства лишили офицерского звания. Он отправился на фронт рядовым, где вскоре бесславно сгинул. Та же участь постигла и офицеров, за исключением Орлова, который из-за полученных увечий вернулся домой к семье. Солдатам бригады Юсупова до конца жизни не дали спать спокойно кошмары о девятнадцатой богине и ее народе. Не смирившись с пережитым ужасом, почти каждый из них предпочел умереть в бою. Это их жертва мировому спокойствию.

По приказу генерала Корнилова мятежного градоначальника Вложилина казнили сразу по прибытии к 53-ей дивизии. Его мечте создать атомное оружие уже никогда не сбыться. Линай и Фридрихсон, изуродованный народ Коммы, остатки мятежников и выжившие солдаты Стасова погребены под толщей земли и камня, на самом дне гигантской плеяды пещер Вагнера. Им понадобятся еще тысячелетия, чтобы выбраться на поверхность, если они снова осмелятся.

Война продолжалась до победного конца. После того, как император сложил полномочия, его дело продолжило временное правительство, чей авторитет недолго оставался непререкаемым. Учредительное собрание поставило точку в вопросе о легитимной власти. Ранним зимним утром ровно через два года после событий близ города Большая Росса белые пушистые облака заслонили собой алые стрелы восхода. И ничего не случилось.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 2. Оценка: 4,50 из 5)
Загрузка...