Свет, выливающийся из тьмы. Тьма, сотканная из света.

Бесцветная пульсирующая материя, подобно паучьей паутине, обволакивала блекло-пурпурный небосвод, истязаемый десятками беззвучных молний. Очередной разряд прорубил тучу над головой, на миг пролив в окружающее пространство тень, которую тут же поглотил слабый, растворенный в округе свет. Нос обжигал характерный дух сырой магии. На уши с неимоверной тяжестью давила мертвая тишина.

Деревья, жадно тянущиеся корнями к небу, а кронами впивающиеся в землю, редели: лес подходил к концу. Извилистая тропа, вымощенная серым камнем, становилась шире, а ее очертания – более явными.

Необратимое проклятие волокло его все глубже и глубже.

Продам тот камень со дна реки, и работать больше не придется. Никогда.

Он начинал их слышать.

Сколько еды, сколько еды! И все это на какие-то две дюжины человек, включая меня. Говорил мне отец, что нужно бросать все и пробиваться наверх. Этот первый день своей новой жизни я запомню навсегда.

Голосов становилось все больше, а лесная тропинка уже напоминала мостовую одного из городов Центральной Империи, известной на все три континента степенью своей урбанизации.

По лабиринту из деревьев снова пронесся шепот. Цель была близка.

Вот придурок. Говорила я ему, давала намеки, а он все равно все испортил в самый ответственный момент! Долго я терпела, прикидывалась, но такое вынести уже выше моих сил!

В воздухе повисли опавшие листья и мелкий хворост. Над головой бликами света вибрировала тьма. Проклятие, несъемная порча, окутавшая, пронзившая его душу, тащило, заставляло погружаться дальше, все больше унося от обычного мира.

Ноги вязли в растворяющейся кладке дороги. Пурпурное беззвездное небо вместе с рассекающими его молниями уходило все выше и выше.

Погружение.

Падение.

Пытаясь восстановить дыхание, он оперся рукой о ствол дуба, вытер выступивший на лбу пот. Сердце, как и после большинства других возвратов, колотилось, а органы чувств не могли привыкнуть к набросившемуся на них разнообразию цветов, запахов и звуков.

Узкая земляная тропа лавировала между деревьями, уходя на запад. Обустроена она была не больше, чем никак, однако обилие свежих следов и полное отсутствие растительности на истоптанной земле выдавали частое использование дорожки, а, значит, и близость к цели. Последние сомнения касательно правильности маршрута развеялись, когда после очередного огибаемого ствола дерева дорога ушла вниз по склону холма, а на раскинувшейся спереди низине возникло поселение.

Оранжевый свет подходящего к горизонту солнца ласкал соломенные и деревянные крыши маленьких домов, между которыми размеренно передвигались люди, с такой дистанции кажущиеся набором плавающих по округе точек. С противоположного холма спускался и ответвлялся к постройкам тракт, заворачивая к двум представляющим противоречащие религии храмам, комично расставленным напротив друг друга, что, судя по предыдущим селениям, было особенностью здешних земель. Отдельно от прочих сооружений, будто с пренебрежением, стоял обнесенный частоколом двор, в центре которого громоздился богатый двухэтажный сруб, занятый, очевидно, местным управляющим. От ворот частокола шла широкая дорога, упирающаяся в центральную площадь с колодцем, с одной стороны окружаемую торговыми лавками, а с другой – зданием, габаритами и конструкцией выдававшем в себе таверну. Именно ее путник и выискивал.

Солнечный диск опускался все ниже, начиная теряться в верхушках деревьев. Поселение было слишком большим для деревни, но для хотя бы маленького городка ему не хватало стен, да и дома становились многоэтажными только у центральной площади. Местные жители занимались типичной вечерней рутиной: разжигали ночные огни, топили печь и бездельничали – преобладал, со значительным перевесом, именно последний вариант. Одинокого путника в походном плаще если и замечали, то особого значения не придавали. Стражники же и вовсе отсутствовали, предположительно собравшись на вечернюю трапезу или на охрану крепости местного авторитета, скорее всего, и то и то сразу.

Таверна, сравнительно небольшая, носила незамысловатое название «Лисья Нора». Владельцы питейных заведений обладали воистину мистическим влечением к различного рода норам – на памяти странника это была уже четвертая лисья нора, идущая в придачу к двум медвежьим, двум барсучьим и одной «Норе Норки». Внутреннее убранство заведения полностью соответствовало скромному внешнему виду здания – из украшений на стенах был лишь невзрачный герб да пара пивных пятен, свести которые попытались в фатально поздний срок. Столов было около десяти, а занятыми числились и вовсе два, однако горстка посетителей своим гамом создавала ощущение битком набитого заведения. Присутствующие, как и прохожие на улице, ограничили свое взаимодействие с незнакомцем парой косых взглядов.

Вошедший мужчина медленно прошелся по центру зала, уселся возле барной стойки, снял капюшон. Те из посетителей, в чью голову в силу степени опьянения или неудовлетворенности жизнью забрела идея поживиться запасами незнакомца, тут же пересмотрели свои намерения, увидев частично спрятанные под походным плащом черно-синие ножны меча.

— Вы к нам отужинать, выпить или переночевать? — спросил барный столик. Вскоре из-под него вылез невысокий мужчина с пухлым потным лицом, ключом бьющим радостью и доброжелательностью.

— Все сразу. Светлобугорское Светлое подаете?

— А как же.

— Тогда пинту его и колбас, какие найдутся.

— Оплата – вперед, — позитива и доброжелательности в физиономии владельца таверны как будто бы никогда и не было, голос выражал лишь усталое презрение и холодную настороженность. — А то я знаю таких неместных, сначала нажрутся и наберутся до отвала, а потом от них и след простыл.

Незнакомец тяжело взглянул на пухлолицего. Смотрел всего несколько секунд, но в силу гробового молчания воспринималась данная сцена гнетуще долгой. Как показалось владельцу таверны, взгляд был устремлен не на него самого, а куда-то за него, в какую-то конкретную точку, но при этом в никуда. Вскоре захотелось уже самому обернуться и посмотреть в это нечто сзади, однако вымученная настороженность не давала этого сделать. Она же заставила руку потянуться к спрятанному под столиком топору, когда собеседник напротив полез к поясу.

— И сколько с меня полагается? — расслабленно произнес незнакомец, доставая компактный, но увесистый мешок.

— Четыре медных, — пухлое лицо снова начало обливаться добротой, голос по заботливости уступал разве что материнскому.

— Так часто резвые жлобы попадаются? — спросил путник под аккомпанемент из падающих на стол монет.

— Было дело. Но что это мы о жлобах? Давайте о Вас! Не часто к нам жалуют гости с восточных земель, а Вы, рискну предположить, именно оттуда. Еще и молодой такой, а странствуете без компании. Агна, кружку Светлобугорского Светлого и тарелку колбас!

— Не прогадали, — со слабой улыбкой сказал путник, смотря на выходящую с кухни молоденькую пухлую девушку, которая, казалось, все это время стояла у двери с напитком наготове, только и ожидая момента, когда ее позовут.

— Звать то Вас как? — владелец таверны с высшей степенью профессионализма поддерживал беседу.

— Ариан.

— Какое-то имя не восточное. Да и где звонкая труднопроизносимая фамилия, переводящаяся а-ля Алый Рассвет или Штормовой Ветер?

Ариан отпил принесенный напиток и кисло усмехнулся, то ли из-за вычурной стереотипности сказанного владельцем, то ли из-за пресности и посредственности поглощенной выпивки.

— Скажи лучше, — начал он, — как у вас тут дела обстоят? В поселении спокойно? Разбойники на тракте не докучают?

— Знаете, шайки бандитов в наших краях уже давно не появлялись. А вот в городке нашем… Представляете, вода в колодце скисла, всеми тремя сотнями душ теперь к реке ходим. А еще…

Вопрошающий взгляд Ариана дал понять, что нечто «еще» интересует его больше скисшей воды.

— У барона нашего, Вацлава, дочурка есть, — пухлолицый перешел на шепот, предварительно осмотревшись. — И на ней проклятие лежит, сглаз или что похуже. Только так считает сам барон. Все же остальные давно поняли, что дитя просто тяжело захворало, как мать ее, а этот пень не хочет взглянуть в глаза горькой правде и выдумывает себе истории о проклятии.

— И когда это все началось? — глаза Ариана стрельнули искрой азарта. — Симптомы есть какие? В поведении изменений не было?

— Да какие там симптомы. Лежит без сил в ложе своем почти как год, никуда не выходит. А Вам-то что?

— Можно сказать, что работа у меня такая – проклятия снимать.

— А, так Вы из этих. А по виду и не скажешь, на нормального похожи.

— Если речь про группы странствующих монахов или магов-недоучек, то нет, я не из них. Методы у меня другие. Да и рабочий кодекс отличается.

— И что это меняет? Говорю: дочь барона Вацлава поразила обычная болезнь, а никакое не проклятие. Захаживали к нам уже эксперты по съему заклятий, сплошные олухи и шарлатаны. Двое даже помагичили и что-то поискали, остальные же набили животы и через пару часов изображения деятельности сказали, что, мол, колдовство слишком сильное, ничего поделать нельзя. А один умудрился ляпнуть, дескать, это любовный заговор, и для его снятия нужно срочно оприходовать дочурку, естественно, ему самому. Так его потом собаками до самой Центральной Империи гнали.

— Он смог добежать аж до Центральной Империи? — с неприкрытой ухмылкой сказал Ариан. — Плохие у вас собаки.

— Какие есть, — с серьезным лицом ответил владелец таверны. — Барон-то, после того, как его жену хворь сразила, раскис, пить начал да бездельничать. А как Мила, его дочурка, заболела, то совсем закрепостился, из дома своего не выходит, а дела поселения на самотек пустил.

Принесенная тарелка с горячими колбасами окончательно превратила диалог в монолог владельца таверны, пустившегося в рассуждения о государственных делах. Прочие немногочисленные посетители таверны убавили уровень издаваемого шума, что, в целом, не меняло ощущения полностью заполненного заведения.

— Барон сейчас у себя? — Спросил Ариан, когда тарелка по степени насыщенности догнала кружку, то есть стала полностью пустой.

— Да, где же ему еще быть. Думается мне, переубедить Вас не удалось?

— Нет. Нужно же мне чем-то зарабатывать на колбасы в такого рода заведениях.

— На ночь-то останетесь? А то знаете, нужно же чем-то зарабатывать на закупку колбас для такого рода заведений.

— Как пойдет, — Ариан встал со стула. — Мало ли, через час буду уже марафон до самой Империи бежать.

Холодный вечерний воздух приятно контрастировал с духотой таверны. В это время людей на улице уже практически не было, хотя огни масляных ламп и фонарей все так же ярко освещали дорогу.

“Удачно мне проклятие подвернулось, — подумал про себя Ариан, проходя мимо пустых торговых лавок. — Если это действительно не обычная болезнь, то, может, даже окуплю последний неудачный месяц.”

Частокол, окружающий дворик и жилище барона, был низким и, на первый взгляд, непрочным; для успешной узурпации местной власти хватило бы и десяти натренированных бойцов, что, в целом, и было бичом молодых поселений, только недавно возникших вокруг собственности какого-нибудь богатея, решившего отстроить себе домик вдали от душного города. У хилых деревянных ворот впервые были встречены стражи порядка в количестве целых двух штук. Одесную от ворот, опершись на копье, спал хилый парень в дырявой кольчуге и коричневой накидке. С другой стороны, облокотившись спиной об одно из бревен частокола, изучал звезды более взрослый мужчина с выбивающийся щетиной и начавшим ржаветь одноручным мечом. Услышав, а затем и увидев приближающегося путника, он заметно удивился и выпрямился.

— Кто идет? — с небольшой хрипотцой произнес бодрствующий стражник.

— Я к барону Вацлаву по поводу объявления о проклятии.

— Это где ты такое объявление нашел?

— Вычитал с доски на площади.

— Уже и туда повесили, — буркнул стражник, не поняв заезженной шутки про доску с объявлениями.

— Ну так что, пропустите?

— Дитер еще не проснулся, — начал стражник, глянув на напарника, — так что ночь еще не наступила, а значит барон не спит. Пойдем. Только меч надобно сдать.

— Разумеется.

Двухэтажный сруб и прилагающийся к нему дворик выглядели на порядок лучше, чем окружающий их убогий частокол. Можно сказать, приемлемо. На просматриваемой территории было около дюжины охранителей порядка, большинство из которых не утруждали себя бодрствованием на службе. Где-то в углу друг на друга гавкали собаки, находящиеся под пристальным и презрительным взглядом серого кота, сидящего напротив. Начиная с порога здания, роль проводника на себя перенял высокий юноша во все такой же потертой кольчуге и коричневой накидке, с физиономией, служащей антагонизмом термину «приветливость». Внутри сруб выглядел еще лучше, чем снаружи. Ковры, шкуры, и даже одна картина купались в теплом свете свечей, в коридорах суетились немногочисленные служанки, глядящие на таинственного незнакомца то ли с желанием поскорее уединиться с ним в укромном чулане, то ли с вопросом, когда очередной странствующий плут свалит восвояси. Наконец, минуя подъем наверх и несколько в меру просторных проходов, они подошли к темной дубовой двери. Не став дожидаться от молодого стражника услужливости, Ариан открыл дверь и зашел.

Комната была небольшой, но тесной не казалась, в основном за счет трех широких окон, позволяющих насладиться живописным видом бурых бревен частокола. Помимо низкой забитой книгами тумбочки, сероватую палитру помещения разнообразили несколько примитивных напольных канделябров и гигантская шкура медведя, занимавшая большую часть комнаты. У дальней стены, посередине, располагалось главное украшение кабинета – массивный, широкий деревянный стол с вырезными узорами, сделанный, судя по темно-синему оттенку, из эфиропроводящей березы. И сидящий за ним барон.

Был он, как подобает всем титулованным мужчинам, персоной воистину выдающейся, с воистину выдающимся животом. По густой кучерявой бороде едва заметно стекала струйка жира, высочившегося из только что поглощенного куска баранины. Новый кусок, выпавший из тарелки на стопку юридических бумаг, уже активно выискивала правая рука, паршиво защищенная наручем, отстающим от размеров носителя раза в два. Другая рука убирала на край стола не до конца обглоданную кость. Глаза, темные и хмуро прищуренные, уставились на посетителей с тем выражением, с которым священнослужители смотрят на вечерний сбор кружка оккультистов.

— Это кто? — низкий голос барона выражал недовольство не хуже глаз. — Дуйте отсюда. Не видите, я ем.

— Это… э-эм… — речь стражника прервалась незнанием имени гостя. — Это странник, откликнувшийся на весть о вашей дочери.

— А, так это по поводу проклятия? Тем более проваливайте. Я уже насмотрелся на шарлатанов, у меня есть более важные дела.

— «Более важные» – это поглощение уже наскучившей Вам баранины, которую при этом не дожарили и переперчили? — Ариан решил сразу зайти с козырей. — Вместе с зерновым хлебом, хотя Вы уже не раз говорили повару, что к мясу нужно подавать белый, но, как и раньше, решили не звать и не отчитывать его, так как старый дурень все равно будет приносить все то же, а другого мало-мальски умеющего готовить у Вас нет.

— Решил выпендриться умением читать мысли и рассчитываешь, что я передумаю и выслушаю тебя?

— Да.

— Ладно, угадал. Хотя, чего я спрашивал, ты же у нас тут самородок-читальщик мыслей. Но подождать пока я доем тебе все равно придется, так что прошу на оценку убранства коридора. И только попробуй своровать что-то, отсеку руки, и тут твои фокусы уже не помогут.

Ариан вышел, предварительно выполнив отточенный годами поклон, насквозь пропитанный сарказмом, для распознания которого достаточно было лишь слегка приглядеться, преодолев тонкий слой выпяченной вежливости. Важные персоны, которым этот поклон преимущественно и адресовался, еще ни разу не приглядывались.

В коридоре, даже при желании, прикарманить было нечего. Наибольшую ценность представляли разве что сложенные в глиняную миску желто-оранжевые яблоки, растущие только в этих краях. Ожидание скрашивала небольшая и очень схематичная карта окрестностей, невесть зачем повешенная в таком месте. Наконец, барон Вацлав покончил с едой, дав об этом знать громкой отрыжкой и еще более громкой просьбой убрать посуду, выраженной в крайне непристойной форме. Когда последний из слуг покинул комнату, Ариан зашел внутрь.

— Говоришь, проклятия снимать умеешь? — начал Вацлав, наливая в кубок виноградный сок, слишком подозрительно похожий на вино. — Впрочем, чего уж спрашивать, даже твои предшественники не кидались сходу чтением мыслей, только один попытался да не угадал.

Барон со всем отсутствием грации отпил из свеженаполненного кубка, после чего сразу начал восполнять жидкостные потери в сосуде.

— Имя-то у тебя есть?

— Ариан.

— Ну ты это, угощайся, наверное, — Вацлав переместил второй бокал и тарелку с фруктами ближе к центру стола. — Гостеприимство, все дела.

— Благодарствую.

— Сразу хочу сказать тебе: аванс даже не проси. И если ты намереваешься воспользоваться моим гостеприимством, а потом уйти ничего не сделав, то советую убегать быстро. А то гнать будем до самой… Самой…

— Центральной Империи? — закончил Ариан, наполняя свой кубок.

— До туда тоже. Но перейдем к делу. Вот скажи мне, Ариан, как ты собираешься избавляться от проклятия? Вымаливать чуда у известных тебе богов, накладывать контрзаклятие или проводить ритуал очищения?

— Ничего из этого.

— Ничего? Это уже интересно. Ко мне много кто захаживал, но методы у всех, за исключением деталей, были, можно сказать, одинаковые. И одинаково не работали. Чем удивишь?

— Я не раскрываю деталей своей профессиональной деятельности, — после недолгой паузы сказал Ариан.

— Ты, кажется, не понял. Я вас, профессионалов хреновых, видел уже воз и маленькую тележку, причем тележку с дерьмом, ведь только так деятельность всех претендентов и описывается. Либо ты говоришь мне, как будешь снимать проклятие, либо можешь двигать туда, откуда пришел. Я уже успел ознакомиться с некоторой литературой, — взгляд барона горделиво указал на стопку книг на тумбочке, — так что можешь не сдерживаться в применении различных умных словечек по типу трехкомпонентных стихий или конвекционных потоков эфира. Не сдерживаться, конечно, в меру.

— Это откуда Вы про конвекцию эфира вычитали? — слегка усмехнувшись спросил Ариан.

— Странствующий маг рассказал.

— Набрехал он Вам: нету такой вещи как конвекционные потоки эфира.

— Знаю, я просто тебя проверял. Не увертывай.

— Допустим, Вы, как начитанный человек, несомненно должны знать, что пока придумали только четыре стороны света, и пойти, соответственно, Вы можете к одной из них. Так же, хоть и не так легко, можно перемещаться вверх-вниз. И, как, опять же, начитанный человек, Вы должны знать, что есть другое, сокрытое от обычных людей направление, ведущее к, условно, пятой стороне света, в глубь Арканума, Квартвии, Аетерия или какое там название еще придумали.

— Отражение нашего мира, измерение, находящееся по другую сторону от нашего? Ну, или в глубине обычного пространства – я, признаюсь, так и не понял объяснения из книги, — барон, на удивление, действительно проявлял признаки минимального понимания темы, что для людей подобных ему было редкостью.

— Можно и так, хотя, как по мне, измерением сейчас что только не называют. Демоны обитают в своем собственном мире, драконы и ящеры – тоже. На себя любимых также не поскупились: у нас, оказывается, целое человеческое измерение. Но что-то я отвлекся. Раз Вы слышали о концепции Арканума, то должны знать, что он весь пропитан сырой магией, из которой колдуны и колдуньи берут силы для своих заклинаний, преломляя ее в эссенцию одной из шести основных стихий. Также должны знать, что мысли и эмоции любого разумного существа оставляют в Аркануме свои отражения, заглядывая в которые чудотворцы, собственно, и читают мысли.

Барон с важным и, главное, умным видом кивал.

— Также известно, что эти отражения влияют на саму реальность Арканума, меняют его структуру. Эмоции и ассоциации, даже мысли, связанные с конкретным местом, будут определять его вид при погружении в пятую сторону света.

— И чем глубже, тем более яркими и старыми будут возникающие мотивы, — Вацлав не упустил шанса блеснуть имеющимися знаниями.

— Да. Но, как известно, обычные люди, так скажем, плавают на поверхности, неспособные погрузиться ни на дюйм. Волшебники же, без дополнительного оборудования, могут лишь ощущать окружающую их сырую магию и заглядывать на небольшую глубину.

— Признаюсь, ты поведал мне некоторые новые вещи, но как это связано со снятием проклятий? Ты мне сюда не лекции читать пришел, а расколдовывать мою дочь.

— Суть в том, — Ариан посмотрел в глаза барону, — что я могу погружаться в глубь Арканума. Сам, без помощи магических врат, разряжающих монолитов или одиннадцати дней ожидания в наземных кругах. Как известно, большинство проклятий накладывается либо в порыве бурных и недружелюбных эмоций, либо в результате проведения ритуала. И то, и то оставляет сильный след в Аркануме, по которому я и смогу определить метод наложения и, как следствие, контрмеру.

Барон Вацлав пристально смотрел на Ариана. И молчал. Минуты две.

— Брешешь, — наконец сказал он. — Для погружения в Арканум нужна команда из опытных магов и долгая подготовка. Это тебе не сходить с утра в хлев потискать коровье вымя.

— Да, но не в моем случае. Как говорится, лучшие мотиваторы что-то делать – это слабоумие, любовь, и возможная кончина от недуга. В моем случае этот недуг – проклятие, тянущее меня к пятой стороне света.

— То есть ты хочешь мне сказать, что собираешься снимать заклятие с моей дочери, при этом используя оное наложенное на тебя, которое ты не в силах развеять? Сомнительная или даже дерьмовая услуга, не находишь?

— Простота снятия заклятия зависит от его первоисточника. Сомневаюсь, что Ваша дочь обчищала древние руины или была центральной фигурой дворцовых интриг, так что ее случай, в отличие от моего, должен быть легко исправим. Думаю, рассказал я достаточно, так что предлагаю приступить к работе. Но сначала обсудим мой оклад.

— Три сотни золотых. Даже не пытайся выпросить больше – можешь прочитать мои мысли и понять, что сначала я намеревался ограничиться двумястами, но решил ускорить процесс и миновать долгую стадию торгов. Триста – и точка.

— По рукам. В таком случае не будем временить. Мне нужно посмотреть на вашу дочь.

— Что? Она сейчас спит в своих покоях, и будить я ее не стану.

— Будить не нужно. Как я и говорил, наложение проклятия оставляет свой след в Аркануме. Ваша дочь – начало этой дорожки следов, один из двух концов нити, связывающей проклинающего и проклинаемого. Мне необходимо только посмотреть на нее с достаточного углубления к пятой стороне света, дальше – лишь выслеживание следа.

— Ну, хорошо, — недолго подумав ответил барон. — Идем.

Комната дочери находилась в противоположной части дома на все том же втором этаже. Выглядела она дороже остального здания раза в три, а то и во все пять, если исключить из сравнения кабинет Вацлава. Богатые шелковые шторы, несомненно, не затемняли комнату в дневное время, лишь делая свет не болезненно-ярким. Сейчас же дело близилось к ночи, и пространство освещало два бездымных светильника. По правую сторону, противоположно окну, у стены было выстроено несколько передвижных столиков, нагроможденных травяными смесями, настойками и прочими лекарственными средствами, среди которых числилось даже два магических экстракта. Такое содержимое, вкупе с цветом штор и витающем в воздухе запахом, создавало ощущение палаты лекаря класса люкс. Ближе к окну располагалась мягкое ложе с балдахином, по размерам столь огромное, что при желании здесь мог переночевать весь местный гарнизон. Но спала на нем лишь одна девочка, невысокая, с круглым веснушчатым лицом, частично прикрытым каштановыми волосами. Выглядела она почти здоровой, если не обращать внимания на бледную как у трупа кожу и огромные синяки под глазами.

Как известно, на свете существуют добродействующие проклятия, однако такое сочетание слов очень сильно не нравилось колдунам, ведьмам и магикам, из-за чего еще с самого освоения людьми волшебства данное явление приняло другие названия, самым распространенным из которых было зачарование. Ариан же был носителем самого что ни на есть проклятия, причем очень скверного. Как это обычно и бывает, все проблемы скрывались в детали, приписке в конце документа маленьким шрифтом, в части устной сделки, которую без вашей настойчивой просьбы никто упоминать не станет. В случае Ариана этой частью было то, что путешествие к пятой стороне света случалось с некоторой периодичностью и, что хуже, происходило неподконтрольно воле. По крайней мере, так ему казалось очень долгое время, пока он посредством обычной случайности не обнаружил способность сим процессом управлять, что не сильно меняло погоду, ведь управление это было сродни целенаправленному погружению на дно в момент утопления. Тем не менее именно недавно открытое свойство помогло ему сейчас, позволив заранее начать смещение в Арканум.

С перспективы, открываемой пятой стороной света, дочь выглядела точно так же, как в обычном мире. По крайней мере пока что. То, что это не болезнь, а именно заклятие, Ариан понял, когда почувствовал окружающую девушку ауру.

Ауру, как паразит высасывающую жизненные силы.

Воздух наполнялся запахом сырой магии. Краски окружающего мира медленно, практически незаметно бледнели.

Он чувствовал, как пагубные цепи проклятия становятся все явнее, а их след – различимее. Ощущались и исходящие от всего этого чувства.

Боль. Ее. И кого-то еще.

Ненависть. Только чужеродная.

— Велите своему стражнику вернуть мне меч, — начал Ариан. — Порча, хоть и въелась сильно, но особой устойчивости не проявляет.

— Ух ты, — ответил Вацлав. — Я уже думал ты все, души лишился. Стоишь тут уже с десяток минут и в точку смотришь. А на кой тебе меч-то? Неужто собрался порубить пагубные чары? Или опасаешься тех, кто их создал?

— Скорее того, что я могу встретить, слишком глубоко уйдя в Арканум. Ну и сомневаюсь, что наложившие проклятие будут настроены дружелюбно.

— Ладно. Только смотри, если источником всего этого будет не местный, то разрешаю тебе действовать без ограничений. Но, если это кто-то из нашего поселения… Постарайся обойтись без крови.

— Посмотрим, — сухо сказал Ариан, выходя из комнаты.

К моменту, когда высокий молодой стражник с презрительным взглядом вернул меч, небо уже начало принимать неестественный оттенок, отдающий пурпуром, а внешность окружающих домов слегка расходилась с увиденным ранее. Ариан осмотрелся и пошел в сторону центральной площади.

Отпечаток боли, гнева и ненависти пропитывал пространство подобно запаху свежей выпечки в пекарне. Слишком сильно. Без сомнений, наложивший проклятие жил где-то рядом. В случаях, когда заклинатель находится далеко, остаточный след напоминает практически неразличимую дорожку из маленьких капель крови, капающих из пальца, случайно задетого ножом. Этот же след, завихренный и перепутанный, напоминал рассеченную артерию.

Ночное небо было плотно укрыто темными тучами, лишь несколько не шибко ярких звезд аккуратно смотрели сквозь облачную брешь, подглядывая за происходящим на земле. Ариан шел, пытаясь выискать, нащупать чувствами нужное направление. Собственное проклятие волокло его все глубже: ноги вязли в воздухе, а расставленные по обе стороны дороги дома становились одинаковыми. Когда он дошел до центральной площади, погружение в Арканум было достаточным, чтобы окружающие люди перестали существовать в своей осязаемой форме, воспринимаясь лишь как набор грез и желаний, бесформенно витающих в воздухе. Это было даже к лучшему, ведь прохожие теперь тоже его не видели, что исключало возможное недопонимание, связанное с разгуливающим в ночное время вооруженным незнакомцем.

Темные молнии всасывали и тут же выплевывали свет, пропитывающий низкий пурпурный небосвод. Дома, одинаковые и уютные, томно смотрели на Ариана своими окнами. Вечно зажженные факелы горели сами для себя, не изливая в окружение ни единой частицы света. Колодец, широкий и бесконечно глубокий, красовался в центре площади, непрерывным потоком изливая из себя воду, которая сама карабкалась по вертикальным каменным стенам, подступая с самого дна, находящегося где-то за темнотой внизу, прячущегося всегда на один шаг дальше предела восприятия, сколь долгим не был бы спуск. Торговые лавки были под завязку набиты товарами: их переполняли овощи, фрукты, одежда, мясо, рабочие инструменты, и прочие безделушки, а за всем этим блестели нескончаемые горы золота, в которых можно было купаться. И товары, и золото располагались маняще близко. И то, и то было неприступным.

Два разных проклятия вели Ариана по блеклым амарантовым отголоскам реальности: ее – от площади, к южной части поселения, его – все глубже и дальше от обыкновенного мира. От привычного поселения не осталось ни следа: каждое здание, каждый созданный людьми или природой предмет существовал лишь как абстракция, самое распространенное представление о себе. Мечты и самые яркие воспоминания окружающих людей плавали вокруг, иногда врезаясь в Ариана, прорезая мертвую тишину разбавленного в сырой магии пространства.

Почему одни рождаются в семье герцога, и всю жизнь не знают голода, другие – в очаге купца, у которого денег как у земли травы, а меня родили обычные крестьяне? Не пойму, где справедливость. Кто-то всю жизнь отдыхает и веселится, а я без конца хожу в огород на весь день. Что же это, смысл моей жизни – вспахивать грядки? Надоело! Не хочу! Еще немного, и уйду отсюда, пойду в большой город, пристроюсь где-нибудь. И тогда и деньги, и спокойная жизнь – все будет моим, ведь так эти горожане и живут. Еще немного…

Молнии из тьмы возникали так часто, что большая их часть уже висела в небе статичным фоном, деля его на части, из-за чего отдающая фиолетовым высь напоминала разбитое стекло.

Какой дом мы отстроили! Несколько лет трудились, и не зря. Какие стены, какая крыша, а простор, простор! Теперь здесь и не стыдно помереть будет, в таком месте-то. Уверен, ни пожар, ни война его не погубят, не уничтожат, и жить в нем будут еще десятки поколений моих потомков, и помнить меня, того, кто этот дом построил.

Ненависть, одновременно как порождаемая проклятьем, так и породившая его, пульсировала все сильнее. Это был уже край поселения, и домов здесь было совсем не много. Все они, как один, были низкие, с неуклюже выбивающимся дымоходом и чуть кривыми, почти квадратными окнами. След заклятия плотным слоем распространился по округе, смыкаясь подобно воронке омута в одном из зданий. Именно его Ариан и искал.

Он совершенно спокойно подошел к окну, ведь его не могли ни услышать, ни увидеть. Перелез внутрь, чтобы стены служили преградой, барьером от посторонних мыслей с соседних участков. Убранство комнаты было полностью стереотипным, сформированным представлением о минимально необходимом наборе мебели. Все вокруг заполнял след проклятия, оставшийся от него эмоциональный фон. И мысли. Много мыслей.

Он нас уже ищет. Путник с востока взялся за порчу на дочери барона.

Он нас найдет?

Он нас найдет.

Переждем в лесу?

Дурак.

Мысли путались, накладывались одна на другую. Людей, ведущих разговор, было явно больше двух.

Дурак, и как ты это объяснять будешь? Сходил по грибы аккурат, когда пришли разыскивать наложившего проклятие?

Вы все дурни. Не найдет он нас. Такой же шарлатан, как и все до него. Бездельник, почуявший легкие деньги. Пошастает тут пару дней, сделает вид что фокусничает, и свалит, пока барон не рассердится.

А что, если все же найдет? Я говорил вам.

Что ты говорил?

Сказанул, что он мысли читать умеет. Зашел, и сразу начал рассказывать, мол, мясо недожаренное, хлеб не тот, а повар олух. А ведь это-то знает, за исключением меня, человек десять-пятнадцать, те, кто работает в жилье барона и выслушивает его поток ругани, когда ко столу опять не то подадут.

И что с этого? Как ему чтение мыслей позволит нас найти? О нашем плане знаем только мы – те, кто собрались тут. И никто больше.

А что, если учует?

Верно.

И? Мысли читают на близком расстоянии. Зайдет к нам в дверь или в окно, начнет пялить – сразу погоним, пока он не сообразит, что к чему. Ну или нож под ребро и в курган за лесом.

У него есть меч. Сам видел, вернее сказать, держал. Ножны богатющие, качественные, клинок, уверен, такой же.

Клинками нужно уметь махать. А если он взялся за снятие проклятия и при этом имеет достаточно умений, чтобы найти нас, то он-то больше по магии, чем по бою. Один против нас всех он не выстоит.

А, может, перекупим его? Чего руки-то марать? Вдруг даже к нам присоединится?

Дурак.

Идиот. Ты сам знаешь, что барон тратится только себе на жрачку и на собственную дочурку. Сомневаюсь, что мы сможем набрать столько, чтобы отбить у бродяги желание нас сдавать. К тому же клинок в грудь – куда лучший метод обеспечения молчания.

Согласен.

Определенно.

Ариан вышел на улицу. Услышал, увидел и другими способами почувствовал он более чем достаточно.

Видов проклятий или даже хотя бы способов их делить было сотни, если не тысячи. Обратимые и необратимые, передающиеся и стационарные, привязанные к предмету или человеку.

Увиденная Арианом аура дала понять, что заклятие было нацелено только на дочь и являлось обратимым, а также то, что выдвинутое им ранее предположение о неустойчивости проклятия ошибочно. В плане возможности снятия оно никак не отличалось от задумки. Похоже, неточность была в эффекте. Он был не так силен, как предполагалось.

Дочь барона должна была уже умереть, либо страдать намного больше. А может, и то, и то сразу. Но, в силу отсутствия опыта колдовства у группы проклинающих, этого не произошло. Такое было не редкостью. Любой имеющий достаточное желание мог выйти на торговца нужной литературой, ознакомиться с ней, подготовить необходимый ритуал и, питая чары враждебными эмоциями, воспроизвести магическую формулу. Проблемы возникали на последнем этапе. Не занимающийся волшебством видит в магической формуле лишь последовательность действий, сухой набор указаний, что и когда нужно сделать, и не понимает нюансы всех мельчайших деталей: как и из чего они были получены, их предназначение и суть; часто пренебрегая оными, из-за чего, при лучшем раскладе, сотворенное заклинание или, в случае рабочей сферы Ариана, проклятие имело не такой сильный эффект.

Так же и тут, заклятие работало как надо, просто не в полную силу. И, что хуже, как надо работал защитный механизм. Снять чары мог только тот, кто их наложил. Снять посредством собственного желания или собственной смерти. Ариан, уже встречавший заказчиков, разъяренных после слишком своевольного выполнения их пожеланий, решил направиться к барону за консультацией касательно дальнейших действий.

Улица за время его пребывания в доме успела поменяться. Вечно зажженные, не создающие свет факела потеряли последнюю крупицу смысла своего существования: на испещренное темными молниями небо взошло ночное солнце, как всегда начинающее свое путешествие с зенита. Если обычный диск светила большую часть времени казался бело-желтым, то в Аркануме он был абсолютно бесцветен, как и создаваемый им свет. К тому же свет этот лился противоестественно, со всех сторон освещая любой объект на улице, не оставляя тени. Помимо солнца поменялся и лес. Место, скрывающее потенциальную опасность, в Аркануме хорошо выглядеть не могло. Леса же, в силу этого, со стороны выглядели хуже всего. Непроглядный ряд черных деревьев, безобразно, отталкивающе распластывающих свои острые ветви, подступал к домам, только и ожидая момента, когда напасть, высвободить таящуюся в них угрозу.

Все тело вязло в пространстве. Бесцветный свет усиливал свою интенсивность. Ариан подумал, что проваливается глубже к пятой стороне света. Он ошибся.

Споткнувшись, он резко, практически моментально, миновал десятки, сотни мнимых метров и оказался в обычном мире. Подобно тому, как на ныряльщиков влияет слишком резкая смена давления, на него влияли разные магические потенциалы, разное восприятие, разная сущность окружающей действительности. Тело разрывало, из внутренностей, казалось, кто-то сделал фирменный коктейль с перемешиванием, но без взбалтывания. Он был готов потерять сознание, но вместо этого лишь покачнулся и упал спиной на землю.

Холодный ночной воздух ласкал тело. Сверху, пробиваясь сквозь облака, на Ариана смотрела одинокая звезда. И оказавшаяся рядом старушка.

— Ну и молодежь же пошла, — буркнула она, кинув презрительный взгляд, — сплошные алкоголики…

Ариан встал, отряхнулся. Посмотрел на старушку, которая стремительно удалялась, стараясь как можно незаметнее обернуться на него. После перевел взгляд на дом, из которого он вышел и от которого успел отойти на несколько десятков шагов.

Оттуда, с порога, на него смотрел высокий парень, тот стражник, который сопровождал его в доме барона. Поймав на себе взгляд Ариана, он тут же пропал в здании, захлопнув за собой дверь.

— Зараза, — буркнул Ариан, переходя на бег.

Подбежав к дому, он ударом ноги выбил дверь, но внутрь не забежал, ожидая атаки. Прогадал.

В комнате было четверо мужчин. Первым был долговязый, увидевший его на улице. Он стоял у маленького круглого стола и судорожно пытался объяснить произошедшее. Остальные трое за этим столом сидели, еще не успев воспринять информацию. Вид Ариана все сразу прояснил.

— Вот черт, — вскакивая рявкнул мужчина, сидящий по центру. Был он, как и стражник, длинный, худой, и с теми же чертами лица, только более усталыми. Похоже, был старшим братом.

Мужчина слева был мускулист, с короткими светлыми волосами и холодными голубыми глазами, выражающими хроническую ненависть. Глаза крепкого мужчины справа не выражали ничего.

— Говорил я, что он найдет нас, — сказал светловолосый, поднимаясь с места.

Ариан медленно зашел внутрь, быстро проверив все места, где мог бы прятаться пятый противник. Таких не оказалось.

— И что мы будем делать? — сказал старший долговязый, который, похоже, был лидером в этой компании.

— Сам знаешь, — ответил Ариан, — выбор небольшой и зависит от тебя. Либо ты снимаешь с дочери барона проклятие, либо прольется кровь.

— Ха-ха.

Снять проклятие говоришь? Ты хоть знаешь, сколько я готовил этот план, сколько вынашивал его? Черт тебе, а не расколдовывание.

Ариан только сейчас понял, что все еще частично погружен в Арканум. Чужие мысли перемешивались с речью; медленно, практически незаметно цветовая палитра окружения становилась более пресной.

— Ты готов поставить свою жизнь, лишь бы погубить ни в чем не повинную девушку?

— Что поделать, не повезло ей родиться дочерью этого засранца Вацлава.

Паршивец, всю службу строил из себя лучшего приятеля, а как по воле случая получил власть и земли, то сразу отгородился, сказал, мол, не твое это дело, такими важными вещами заниматься. А я ведь три раза при смерти лежал, спасая его шкуру.

Столкновение перешло в стадию, когда обе стороны оценивают вражеские силы, пытаясь заранее подобрать наиболее эффективную тактику.

Ненавижу. Отправить эту собаку на тот свет. Однако, шишка он теперь важная, просто взять и заколоть не получится. Вот и приходится с другими недовольными его главенством сводить паршивца в могилу, заставлять его ненавидеть жизнь настолько, чтобы он сам все сделал за нас. Но пришел ты и все испортил.

— Много вас тут, аж целых четыре недовольных на несколько сотен населения, — ехидно сказал Ариан, прервав немой обмен оценочными взглядами.

— На жену его хватило обычной отравы, — долговязый внезапно перешел на озвучивание своих мыслей, судя по всему, осознав бесполезность их сокрытия. — А вот с его любимой дочкой мы решили поэкспериментировать. Эксперимент, скажу я тебе, вышел удачный. Вацлав теперь только и делает, что сидит у себя, да упивается с горя. Так что да, я готов поставить на кон свою жизнь, ведь месть этому паршивцу – весь смысл моего существования. А ты, бродяга без дома, скиталец, прислуживающий неудачникам, нарвавшимся на проклятие, ради чего живешь? Какой у тебя смысл жизни?

— Никакого, — сухо ответил Ариан. — Я не утруждаюсь поиском абстрактных философских концепций, считаю это занятие глупым. А ты, возводящий свою вендетту в абсолют, приравнивающий ее к смыслу своей жизни на этой земле, просто идиот. Самый законченный.

— Хватит с меня! — рявкнул главный, выхватывая старый меч.

Как это ни странно, все его приятели, кроме долговязого стражника, только этого момента и ждали. Через полсекунды на Ариана уже целилось лезвие топора, острие меча и зазубренное навершие самодельной булавы.

Ариан обхватил правой рукой рукоять меча, двумя резкими прыжками ушел назад, выскочив за дверь на улицу. Почти сразу же в проеме показался опьяневший от ярости мужчина с булавой – тот крепкий, во взгляде которого все еще ничего не было. Ариан одним быстрым движением вынул меч из ножен, вместе с этим сделав восходящий удар, наискось рассекший грудь противника. Мужчина выронил булаву и рухнул в проходе. Следующий за ним светловолосый с топором шага не замедлил, а лишь добавил напора, вложил больше силы в удар. Ариан мог легко парировать, но третий противник уже был опасно близко, так что он просто ушел из-под атаки, еще больше отдалившись от дома, дав всем трем оставшимся оппонентам выйти на улицу.

Окружение обливалось пурпуром. Тени медленно растворялись в лучах бесцветного света.

“Только не так быстро, — подумал Ариан. — Только не опять.”

— Навались! — крикнул главный.

Все трое разбежались, пытаясь окружить противника, однако тот был быстрее. Ариан отскочил влево, сделав из владельца топора временное укрытие, отгораживающее его от двух остальных оппонентов.

Светловолосый не стал дожидаться товарищей, а сразу начал удар, такой же мощный, как и первый. На этот раз Ариан парировал. Однако этого и ожидал светловолосый. В левой руке, скрываемый темнотой, находился нож. Спустя мгновение он уже торчал в боку Ариана. Тем не менее атака его не сразила, поставив светловолосого в незавидное положение.

Быстро провернув меч, Ариан дернул его вниз, порезав шею противника. Кровь ударила ключом, забрызгала лицо и одежду.

— Брат, слева заходи, слева! — крикнул главный.

Свет, выливающийся из несущих тень молний. Тьма, порождаемая осветительными факелами.

Нормальная реальность все дальше ускользала от Ариана. Рана в боку была паршивой, заканчивать драку нужно было быстро.

Он сорвался с места, перешел в контратаку, чего оставшиеся братья не ожидали. Первый удар выбил меч из рук старшего слева, второй, направленный по дуге снизу-вверх, прервал атаку младшего, отрубив тому правую руку с оружием. Ариан быстро перекинул меч, взяв его в обратный хват, и колющим ударом свалил обезоруженного старшего.

Он молча стоял над извивающимися в предсмертной агонии телами. Стоял, превозмогая боль от торчащего из бока ножа и от того, что он снова это видит.

Я не хотел всего этого. Мог бы прожить спокойно, но решил пойти за ним, должен же я помогать последнему остатку своей семьи. Но это уже не важно. Больно…

Пурпурный беззвездный небосклон опускался все ниже.

Пытался я ему обеспечить беззаботную жизнь в достатке… а свел в могилу. Плохой из меня получился… брат…

Он погружался все глубже. В воздухе над умирающими зашипел, завился сгусток материи. Страх подступающего конца порождал в Аркануме образ смерти. Обоих ее вестников.

Реальность ускользала дальше и дальше. Небосвод, казалось, опустился ниже земли.

Пропали, растворились в ничем сначала мысли, а затем и материализующиеся образы – образы тех, кого умерший встречает после гибели, а сумевший на время обмануть саму смерть непосредственно перед своей кончиной: молчаливый жнец с косой, острее любого клинка и тоньше любого волоса, и иссохшая старуха в черном, с голосом, который был холоднее льда и при этом являлся самой манящей вещью в любом из известных миров.

А затем пропало и все остальное.

Свет, выливающийся из тьмы. Тьма, сотканная из света.

Бесцветное, бесформенное ничто, бесконечно разбавленное в нигде.

***

— Ну ты даешь, — после продолжительного хохота сказал барон.

Лучи утреннего солнца проходили сквозь широкие окна, белыми бликами украшая наполненный яствами синий стол. Комнату насыщал легкий аромат смолы.

— Скажу по правде, — начал Вацлав, — когда ты пришел ко мне под утро с ног до головы облитый кровью, с ножом, торчащим из бока, я подумал, что ты свихнулся и учинил бессмысленную резню. Но в тот же миг прибежала служанка и сказала, мол, Мила, дочь Ваша, поднялась с кровати. Сама. Считай, это и спасло твою шкуру, ведь я от такого зрелища уже собирался вызывать стражу, чтоб та тебя поскорее проводила на тот свет.

— А на то, что этой ночью четыре ваших подчиненных были убиты, Вы не сердитесь? — спросил Ариан, отрезая кусок сыра.

— Я-то? После того как ты исцелил мою дочурку? Нет конечно! Туда им, предателям, и дорога. Ишь ты, задумали меня убрать, а власть мою поделить. И, главное, не напрямую, а заставить моих близких страдать, чтобы и я страдал. Не ожидал я такого от Калера: столько лет знакомы, а так нож в спину воткнуть. Хотя, ты тоже не без сюрпризов. Многое я в годы службы на войнах повидал, но, чтобы один на четверых, да и, по словам лицезревших это, так быстро – никогда не встречал. Где ты, гость с востока, так научился-то? Или там у вас все так мечами махают?

— Издержки профессии, — недолго подумав ответил Ариан.

— Это хорошо. А то если б вы все так оружием владели, то недолго бы нам, вашим соседям, оставалось бы!

Количество еды на столе стремительно уменьшалось, по большей части стараниями барона, хотя и Ариан не сдерживался, наедаясь перед долгой дорогой.

— Во всей этой ситуации есть только одна проблема, — лицо Вацлава посерьезнело. — Я-то знаю, кто ты, и уже наградил тебя за выполнение задания. Но вот остальные – те, кто видел, как ты под покровом ночи разрубаешь их знакомых… Сам знаешь: люди, они существа недоверчивые, мнению авторитета предпочитают сплетни и слухи. Смекаешь?

— Смекнул, как только завязалась драка.

— Ну вот. По-хорошему, я должен был тебя уже гнать отсюдова куда подальше, а то и вовсе вздернуть. Но, в качестве моей преглубокой благодарности, я позволил тебе переночевать и оттрапезничать, считай это премией за хорошую работу. Но долго это продолжаться не может, а то недовольных станет еще больше. Так что…

— Я уйду сразу, как мы тут кончим.

— Хорошо.

Они ели и пили, еда с тарелок пропадала, кувшин осушался, а дело близилось к полудню.

— И куда ты, Ариан, направишься?

— На запад.

— Будешь продолжать снимать проклятия?

— Да, чего же еще мне делать.

— Эх, повезло тебе. Помню в свои года мы тоже были авантюристами; скитались, подались в наемники, а потом и в государственное войско. Но потом судьба дала мне шанс, я им воспользовался: теперь вот сижу в своих владениях да властвую. Место хорошее, далеко от враждебных соседей, рядом с трактом; вот увидишь, через лет эдак десять-двадцать, тут будет крупный город, центр торговли! А я должен к этому его привести, считай это целью, смыслом моего существования. А ты, Ариан, в чем находишь смысл своей жизни? В странствиях по миру? В снятии проклятий?

— Не знаю, — после сравнительно долгого молчания сказал Ариан.

— Как так-то? У всего, думается мне, должен быть смысл, цель бытия на этой земле. Особенно у таких особенных персон, как ты.

— Кто знает, может Вы и правы. Мне пора. Благодарю за гостеприимство.

— Подожди. Лошадь-то тебе не нужна? Иль ты пешком идти собрался?

— Пустая трата жеребца. Проклятие, висящее на мне, разводит меня с любым спутником, не дает долго путешествовать в компании.

— Паршиво тебе приходится. Надеюсь, когда-нибудь ты найдешь способ его снять.

— Я тоже. Прощайте.

— Прощай.