Ася Кис

Радость без примеси

 

В давние-стародавние времена жил на свете король. И наградили его небеса одним-единственным сыном. Всем вышел принц: и умом, и лицом, и силой. Вот только в делах государственных толку от него было мало: не любил принц ни визитов иноземных послов, ни докладов советников, ни королевских указов. Дни напролет проводил он в компании друзей на охоте, ночи же посвящал балам и иным, неуместным для королевского сына, увеселениям. Хмурился старый король, да сделать ничего не мог: сын его и в детстве, бывало, шел против отцовской воли, а повзрослев, и вовсе ничьей власти над собою не признавал. Тяжко было у короля на сердце: правил он сурово, но мудро, а выходило, что королевство после кончины его оставить будет некому.

И вот однажды отправился принц со свитой, по своему обыкновению, на охоту. Стали они своим умением наездников мериться: то рысью скакунов своих пустят, то галопом, пока наконец не забрались в совсем незнакомую чащу.

А тут и погода испортилась. Ветер поднялся такой, что ветки трещат, листья на землю сыпятся, гром загремел и начался сильный ливень – ни укрыться, ни обогреться. Принц с друзьями сразу зубами заклацали. Просят друзья господина своего домой воротиться. А принц упрямится. В груди у него такое волнение поднялось, что, будь он морем, все корабли бы в щепки разбились. И такой огонь разгорелся, что, будь он пожаром, весь город бы дочиста сжег. Рвется принц еще дальше в непролазные чащи, друзья его отговаривают. Где там! Посмотрел он на них едва не безумным взглядом, отвернулся, выхватил меч и давай ветки и сучья рубить, путь себе через бурелом прокладывать. Друзья у принца верные были – хоть и испугались, а тоже взяли мечи и бросились своему господину помощь оказывать.

Много так времени прошло – неизвестно, выбрались они, измученные, продрогшие, на поляну. И замерли. Смотрят – в небе звезды горят, ни облачка. Только на ветвях капли воды повисли. Стихла, смолкла стихия – да не по-доброму. Стоят принц со свитой, сделать шаг вперед не осмеливаются. А тишина такая, что воздух звенит, – пронзительная. И вдруг услышали они дикий, леденящий душу вой. Замерли, только сердце, как молоток стучит, а вой все ближе и ближе. Сжались люди, но глаза закрыть не смеют – смотрят в чащу, не отрываясь, смерти неминуемой ждут.

Выпрыгнул на поляну исполинский зверь. Белые зубы, как мечи, сверкают, шерсть золотая дыбом стоит, язык о двух концах из пасти свешивается, и алая кровь с него капает. Вздохнули королевские друзья, головы руками закрыли – да зверь словно и не заметил их, в один прыжок над принцем оказался. Поскользнулся принц, упал, а зверь свою морду хищную над ним наклонил. Заставил себя принц открыть глаза. «Никогда не был я трусом, – думает, – и сейчас не буду. В лицо своей смерти смотреть стану». Глядит принц, у самого глаза закатываются, дышать перестал, а зверь медлит. Устремил на принца черные, как бездна, глаза, и душу его, словно источник, пьет. Провалился принц в эти глазищи гибельные, заплутал, да там и сгинул. Очнулся – нет зверя, друзья подползли к нему, за плечи трясут, разбудить пытаются. Тут принц смеяться начал – так, что друзья отпрянули. «Испугались, – говорит, – морока, трусы вы, дуралеи, пойдем восвояси, довольно зайцев да ланей отвагой своей смешить». Молча друзья принца с земли подняли, видят, а чащи непролазной нет, тропинка виднеется, луна ее хорошо освещает. Только когда лошадей своих искать начали, лишь кости обглоданные нашли – но не сказали принцу, насмешек его устыдились.

Вернулись домой к утру, будто ничего и не было. Да только с той поры принц совсем другим стал. Друзей, охоту забросил, на балах и вовсе не показывался. Слонялся по дворцу, нелюдимый, угрюмый, и с какой-то необъяснимой тоской в сторону леса глядел. Тут терпению короля конец пришел. Дряхлый он стал, силы его покидали, чувствовал, что недолго ему на троне сидеть осталось. Больно ему было думать, что королевство с кончиной его осиротеет. И решил он сына своего к ответу призвать. Приказал ему на беседу явиться – с глазу на глаз – и поставил условие: если принц в ближайшее время не женится да разум не обретет, он его трона лишит, советника своего ближайшего наследником сделает. Хотел король отпрыска своевольного припугнуть, а тот развернулся – и прямиком на конюшню, на скакуна своего вскочил и понесся, как вихрь, прочь из дворца. Только его и видели.

Подъехал принц к лесу, спешился и отпустил коня восвояси. Слоняется между деревьев, измученный, бродит по полянам, по опушкам, все ищет чего-то, а чего – и сам не знает. На третий день измаялся в конец, привалился к стволу большого дуба у озера да так и уснул. Проснулся принц – и глазам своим не поверил: сидит возле него прекрасная девушка – как со старинного холста сошла, голову его на колени к себе положила, а рукой, будто задумавшись, по волосам водит, словно гладит, да не касается. Покраснели у принца щеки: вроде и не мальчик уже, а сильно он перед девушкой отклика своего смутился. А она будто и не поняла, что принц не спит больше, да только чувствует он: пальцы ее едва заметно дрожат. Замер принц – словно дышать разучился, ладонью руку ее накрыл, к лицу своему прижал. Никогда прежде терпеливым не был, а здесь так захотелось мгновения эти как можно дольше продлить – будто в рай попал.

Нашел принц для себя и возлюбленной своей дом – бревенчатую хижину посреди леса. А девушка ему и говорит: «От тебя, кроме любви, мне ничего другого не надобно: ни свадебного хора, ни венчального кольца. Лишь две клятвы ты должен мне дать: обещай, что никогда сердце свое с другой не свяжешь, и когда я из дому буду отлучаться – ты спиной к двери встань и не смей оборачиваться – жди, покуда луна не взойдет». Обещал принц любимой своей все, что душе ее угодно, и стали они жить, словно два весла одной лодки – то ввысь взмоют, то на землю опустятся – и так стройно, так верно у них выходило…

Спустя год родила ему любимая сына. Столь хорош собою был мальчик, что отец от него глаз отвести не мог: волосики рыжие, глазки черные – как у матушки. Одна беда: мальчик родился немой. Принц, когда понял это, места себе не находил, пить и есть перестал. А любимая его успокаивает: «Посмотри, мой прекрасный принц, сыночек – словно пламя нашей любви: все в нем говорит, все на страстный призыв отзывается. В скудном сердце уста тлеющий огонь поддерживают, а для истинного чувства слова – шелуха». Успокоился молодой отец, повеселел. Еще больше ласки стал любимой своей уделять. Сына по вечерам на руках качал, колыбельные ему пел.

Снова год минул. Родила ему любимая девочку. И была малышка красоты небывалой – личико бледное, волосы цвета липовой коры, по плечам струятся. Да только вскоре понял отец, что дочка совсем не слышит. Закручинился, загоревал он, а любимая ему говорит: «Возлюбленный мой, наша девочка – это печаль, которая наполняет нас, когда мы с тобою в разлуке. Не ушами слышит она – всей душою. То ручками обовьет, то в лоб поцелует – глядишь, и на сердце уже не так тяжело будет». После таких речей принцу легче стало, любимую свою он к груди прижал, принялся для детей игрушки-качалки мастерить.

Еще через год любимая родила ему третьего младенца. Не девочка – милость небес. Волосы – словно ангельские крылья, улыбка – после такой и умереть не страшно. Глазки как тьма в южную ночь – прекрасные, невидящие… Заметался принц, будто в сердце ему горячих угольев насыпали, едва не лишился рассудка. А любимая взяла его руку, поцеловала и говорит: «Не печалься, единственный мой, для этого нет причин. Наша малышка – это чистый свет, радость без примеси. Глядит она внутренними очами, которые одни лишь способны подлинный мир узреть». Принц воспрянул духом, в тесные объятия возлюбленную свою заключил, для детей на поляне у дома разноцветные свечи зажег – чтобы семейству своему праздник устроить.

Прошел еще год. По-прежнему, как в первый день, смотрели друг на друга принц и его любимая, и дети порхали вокруг них, как разноцветные бабочки. Да только однажды встретил принц в лесу своего прежнего друга. Нескоро оправился тот от изумления – ведь принца погибшим считали, а после обрадовался и рассказывать начал: «Мой господин, отец ваш недавно умер, и теперь королевство по праву принадлежит вам. Ах, сколько вина в погребах старого короля стоит не выпито, сколько зал во дворце покрываются пылью без наших славных пиров и забав, сколько юных, прекрасных девушек со всех концов страны мечтают служить вам!» Отвернулся принц и быстрыми шагами в лесную чащу направился.

Вошел в свой дом, а там дети плачут – видимо, ушла она снова, даже его не дождавшись. Сел принц у очага – на душе у него тяжело. Слова бывшего друга так крепко ему в голову проникли, что не выкинуть. Раньше он кем в королевстве был – бесполезной игрушкой – всем заправлял отец. Не то что теперь – стал бы он монархом единовластным, сувереном, поставленным земной суд вершить над своими подданными. Трудно от этих дум было избавиться. Тоска его обуяла – захотелось любимую свою к сердцу прижать, но ее и стыл простыл. Ждал принц ее, ждал, однако на этот раз не возвращалась она особенно долго. Бродил он по лесу и наконец не выдержал: решил ее разыскать. Исследовал все тропинки в округе и наконец нашел на ветвях от платья ее шелковый лоскут, а на нем – бурые пятна. Закричал принц от ужаса, да только сам чувствует: в сердце его и на ложку любви не осталось. Возвратился он в избу покосившуюся, детей своих забрал, и ноги, будто сами, в город его понесли.

Сколько было радости, столько восторга, что в королевство наследник престола вернулся. Устроили верные подданные в его честь роскошное празднество. Сидит принц на троне, на людей своих смотрит, а сам не может понять: он ли в чаще лесной в замшелой избушке жил или кто-то другой? Хочет он вспомнить лицо той девушки, которую возлюбленной своей столько лет называл, да не может. Словно сон, лесная жизнь его растаяла. Одна лишь няня его старая, когда ребятишек его под крыло свое приняла, память угасшую всколыхнула. Никогда не лгал ей принц и тут не стал отпираться. Понял он, что видит няня: дети его не такие, как все – рассказал ей о девушке в лесу, о благословении и знаках свыше. Да только няня покачала головой и говорит: «Не благословение это, сынок, а зависть богов. Видно, любовь ваша таким пожаром горела, что ревность у неба вызвала». Принц ей на это ответил: «Полно, женщина, где тебе знать про небесный строй, да и то, что было, теперь уже сгинуло». «Так-то оно так, сынок, – согласилась няня. – Только если благословение, разве бежать от него не грех?» Больно стало принцу от этих слов. Смотрит он на няню – и она на него смотрит. А что делать – оба не знают. Постояли так – и разошлись.

Начал принц свой монарший путь, да чувствует: не для него ни держава, ни скипетр. Туда заглянул, сюда – все как будто без его начала лучше делается. Забросил принц тогда дела королевские и с коронацией медлит: не хочет венцом золотым голову свою стягивать. Поселилась тоска в его сердце, которую ничем не прогнать. Единственная ниточка его – дети – и те мамками, няньками окружены, не подступишься. От печали такой решил принц женской лаской вылечиться: стал роскошные балы устраивать и иноземных принцесс на них приглашать.

И вот однажды увидел он на балу юную красавицу. Ровесницы ее, потупившись, стоят, дышать под взглядом его боятся, а она прямо ему в глаза смело смотрит, и личико у нее – загляденье, и роза алая к корсажу приколота – может, и хотелось бы не глядеть, да не выходит. Весь вечер принц с гостьей своей танцевал, а после бала предложил ей сердце свое и королевство в придачу.

Счастливая невеста к отцу своему возвратилась – к свадьбе готовиться. Вот только принца удар ждал: исчез его первенец. И слуги, и стража его искали, да не нашли. Как в воду канул. Стал он у няни своей допытываться, а та молчит. В конце концов не выдержала она, рассердилась: «Чего ты хочешь от меня, неугомонный, чего добиваешься? Ясно, где сыночек твой: в лес ушел. Ты и сам это знаешь, и искать его теперь без толку».

После этого все мысли о женитьбе у принца из головы вылетели, послал он к королю, отцу девушки, гонца с сообщением, что свадьбы не будет, а на самого пуще прежнего тоска навалилась. Однако на счастье как раз в это время открылся для его королевства новый торговый путь. И захотел принц, чтобы развеяться, лично торговый флот с товарами сопровождать. Снарядился он в плавание, друзей своих бывших взял. Путь был неблизкий, однако и он закончился: прибыли они в страну, в которой надеялись добрую часть товара своего продать и взамен нечто редкое для себя приобрести. Странно только – причалили корабли, а пушки молчат. Никто их на пристани не встречает. Лишь один человек был послан за ними, да и он лишь по принятому обычаю поклонился и повел принца со свитой его к королю, не проронив ни слова. Вошли они во дворец – и там словно никому об их приезде не ведомо. Проводили их в приемную залу – на троне король сидит в окружении портретов и колонн золоченых. Взглянул принц на портреты и понял, что король этой страны и есть отец его невесты отвергнутой, и все внутри у него похолодело. А король беседу начинать и не собирается. Сверлит его тяжелым взглядом, на лице желваки играют. На дуэль бы вызвал – можно было бы хоть в схватке гнев свой выместить, Но король словно и не помышляет о поединке, будто бы они и не равные. Стоял принц, стоял, тут его и самого обуяла злоба: столько дней они плыли, столько товара напрасно везли. Открыл он рот, а тут внезапно среди тишины такой треск раздался, что ушам больно стало. Глянул принц в окна – и обомлел. Видит: огонь до самого неба поднялся, и не просто огонь, а на пристани, где стояли его лучшие корабли с лучшим товаром. Сжал принц свои кулаки от бешенства, посмотрел королю в лицо, а тот молчит по-прежнему, но в глазах его принц без труда прочитал мстительное удовлетворение. Не помня себя, выхватил он меч и к трону бросился. Едва успели его друзья задержать: со всех концов дворца, изо всех дверей посыпала стража. Ринулся принц со своими друзьями прочь, гулко отдавался топот их ног по мраморным плитам, выбежали они на воздух – и страшное зрелище предстало их глазам: празднует пожар, пирует на их костях, и вдруг принц так явственно увидел, как средь пожара стоит сынок его, повелевая огнем без единого слова. И понял он – то не нежное пламя любви – беспощадное пламя гнева, не нуждающегося в словах, чтоб покарать отступника.

Несколько месяцев возвращались по суше принц со своей свитой домой. Прибыли они в королевство – встретили их угрюмо: нелегкие времена в стране его настали, на новый торговый путь большие чаяния возлагались. Совсем опостылели принцу монаршие дела. Как прежде, стал он с друзьями предаваться праздности и увеселениям, только в лесу отчего-то показываться не смел. Однако и на дворцовые празднества скоро не стало золота хватать: казна иссякла. Решил принц заключить выгодный брак. Не стал он тратить время на то, чтобы принцесс к себе во дворец приглашать, да и потрепался дворец изрядно, стыдно гостям его было показывать. Поставили они с друзьями портреты подходящих невест кругом – стали под бутылку вина их достоинства и недостатки обсуждать. Наконец принцу так мерзко от собственных забав стало... «Хватит! – рявкнул он. – Мне подойдет любая». И добавил, не глядя: «Выбираю эту», – и выгнал всю свиту вон.

Однако на следующее утро его снова ждало потрясение: исчезла его старшая дочка. Искали ее, искали, да никто никаких следов не нашел. Прибежал принц к няне, взглянул ей в лицо – и все понял. Значит, и дочка тоже в лес ушла. Заперся принц у себя в покоях один. День, ночь лежит на постели – взглядом потолок сверлит. На рассвете к нему без доклада свита вошла – мрачнее тучи. Самый отчаянный из его друзей, что все сумасбродные затеи первым поддерживал, посмотрел на принца жестко и отчужденно. «Вставайте, ваше высочество, – говорит, – времени мало. Мы покидаем город». «С чего это вдруг?» – спросил принц язвительно, а сам понимает: что-то непоправимое случилось. «Народ, – отвечают друзья, на дворцовой площади собирается, головы вашей требует. Торопитесь, принц, каждая минута на счету». Тут принц свиту свою холодным взглядом обвел: «Я никого не держу. А мое место здесь». Неожиданно его друг, что начал беседу, подскочил к нему, из постели рывком поднял. «Одевайтесь, – говорит, – подобру-поздорову, верно, без этакого шута королевство не обеднеет». А у самого лицо исказилось от ненависти, так что принцу не по себе стало. Бросился принц на бывшего своего друга, сцепились они, повалились, по паркетному полу катаются. Тут с улицы крики раздались. Разом противники свой энтузиазм утратили. Принц встал и молча показал всем на дверь. И друзья его прежние так же молча вышли. Только перед глазами у принца все лицо его друга перекошенное стояло, казалось, что вместо человеческих черт одна ненависть осталась в нем и презрение. Подождал принц достаточно, чтобы свита его могла дворец покинуть, спустился, сам двери открыл и вышел, чтобы с народом лицом к лицу встретиться. Сначала тихо было. Но как только он рот открыл, чтобы речь торжественную начать и народу своему горы золотые в очередной раз посулить, толпа рассвирепела, задвигалась. Видит принц: не подданные его перед ним – океан лютой злобы. И в океане том ему его дочка почудилась – словно из самого нутра толпы несет она в диком танце смертоносную силу. И понял принц: то не печаль его сердца, а черная ненависть – глухая к его лживым посулам, безразличная ко всему, что бы он мог сказать, если б посмел оправдываться. Побледнел принц, шаг назад сделал – и это словно сигналом для толпы послужило. Бросилась толпа разорвать его – как внезапно друг, с которым они сцепились недавно, невесть откуда взялся и собою его загородил. Не успел принц ничего предпринять – пронзила друга стрела, которая для королевского сердца предназначалась. Упал принц на колени, друга своего к груди прижал. «Что ж ты, – говорит, – меня торопил, а сам промедлил». Взглянул на него друг, улыбнулся кровавым ртом, и прошептал: «Пустое, принц, впереди всех я бежал, это правда, да понял, что здесь, у тебя, кое-что забыл, а что – теперь и не вспомнить».

Склонился принц над умирающим другом и, как зверь из чащи, завыл. О толпе и думать забыл – пусть берут его хоть голыми руками. Наступила ночь, а принц все на коленях стоял, пока друг его коченеть не начал. Вырыл ему принц могилу, похоронил, а сам во дворец вернулся. Двери закрыл, камин разжег – все не согреться ему. Вышел принц тогда из дворца, бредет, шатаясь, по улицам – ни души. Только женщины размалеванные к ободранным стенам жмутся. Приметил он одну из таких, во дворец привел, корону ей надел. Ты, говорит, королева моя, а она навеселе – знай хохочет.

Проснулся принц на следующий день, еле глаза ото сна продрал. Видит: в городе пусто. Побросали горожане оружие, пожитки свои последние собрали и подались куда глаза глядят – все одно – от голода помирать, может, на чужбине судьба улыбнется? И так ему захотелось дочку свою младшую увидеть, что из последних сил он свое непослушное тело в детское крыло приволок. А там никого. Один старик, по немощи своей не смогший уйти из дворца, рассказал, что, как поднялась толпа, взяла няня девочку за руку и в лес повела. Так они оттуда и не вернулись.

Сел принц посреди пустой комнаты, невидящими глазами перед собой смотрит. А тут – думал сначала, в ушах у него звенит, – нет, и впрямь звук военного горна по долине разносится. Выглянул принц наружу – а город со всех сторон окружен. Все соседи, похоже, войну ему объявили. Стройными рядами боевые кони идут, плюмажи на рыцарских шлемах на ветру полощутся. Покинул принц свой дворец, к городским воротам направился – а они и не заперты. Так, на честном слове замок на петле болтается. Отшвырнул принц замок, створки ворот отодвинул и вышел, в чем был, гостей дорогих встречать. Смотрит он – вокруг все белым-бело: и попоны коней, и плюмажи на шлемах, и рыцарские стяги. То ли от белизны такой, то ли от света глаза у принца слезиться начали. Кажется ему: впереди на белом коне, словно ангел мщения, дочь его младшая восседает. И не радость это и не счастья свет – слепящая белая ярость, карающая, разящая. Раскинул принц руки в стороны, чтобы шар белой ярости в объятья свои принять.

И вдруг слышится ему собственный голос, да не такой, как сейчас, а как когда он мальчиком маленьким был: «Папа, папочка вернулся!» И несут его ноги навстречу белому коню, а на нем отец его сидит, улыбается – молодой совсем, без скорбных складок у рта, с плечами не согбенными под тяжким бременем, со взглядом живым, не потухшим. Подбежал к нему принц, а отец его руками могучими подхватил, и на коня усадил впереди себя, и держит твердо и бережно. А вокруг все так и сияет, так и дрожит от предвкушения праздника. Оглянулся принц – вместо беззубой пасти старых ворот величавый город пред ним раскинулся: с башнями, с колокольнями. Всюду жизнь кипит, горожане с гирляндами навстречу высыпали, короля, своего благодетеля, чествуют. Держится принц за гриву коня, к отцу спиной прислонился, и в маленьком сердце его – радость без примеси.

 

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...