Ткань воды живет. Качается переливами серебряной глади. Сквозь нее преломляется солнце и падает яркими бликами на дно, и на меня. Здесь, на глубине, я вижу игру его ярких лучей, но моя кожа, покрытая мелкой чешуей, не чувствует его тепла. Я откуда-то знаю, что солнце изливает тепло, я когда-то был другим, но теперь я чувствую лишь холод и вязкую слизь речного ила. Он окутывал меня, когда я пробудился, он был мне утробой, из которой я вылез. Я помню, что не мог дышать, вода заполняла мои легкие и те надрывно сжимались, стараясь избавиться от неё, это было похоже на кашель, бесконечно режущий ребра и грудь. Потом я забылся, последняя мысль ь я умер, скользнула в сознании, и я перестал чувствовать холод и боль. Затем я проснулся, все также окутанный илом, но боль меня не терзала и мое тело, казалось, забыло, что такое холод. Я открыл глаза, я думал, что это был сон, я хотел, чтобы это был сон, но я ошибался, я лежу на вязком дне и почему-то дышу, вода затекает сквозь ноздри и рот, затем сливается со мной воедино и дарит мне жизнь, которую я не хочу. Я знаю, что я был другим, я хочу быть другим, но выбора нет, мне кажется, кто-то сделал за меня этот выбор. Я лежал, глаза привыкали к сумраку дна, я стал замечать едва видимые границы света и тьмы, кто-то шевельнулся, я почувствовал движение волн, от него исходящих. Это был сом, он приближался ко мне, он думал я мертв, он хотел полакомиться моей истлевшей плотью. Я застыл, я ловил глазами колебания его плавников. Сом совсем рядом, его пасть касается моей кожи, сом ищет мягкое гнилое мясо, чтобы присосаться к нему. Он, кажется, понял, что я не мертвец, но было поздно. Я схватил его скользкое тело и вцепился в жирную спину зубами, я рвал его сладкое мясо и глотал с наслаждением. Сом пытался вырваться, он трепыхался, близость смерти рождала в нем силу, но голод захватил моё тело, он правил мной и заставлял не сдаваться, я чувствовал запах крови и впивался зубами глубже в сладкое мясо.

С тех пор прошло много лет, река стала мне домом, мое тело и разум с ней породнились. Но я каждый день приплываю к песчаному мелководью, ложусь на мягкое дно и любуюсь солнцем, тем, как лучи играют с тканью воды, я пытаюсь ощутить его теплоту, и я жду. Я жду, когда придет она. Вот я слышу, как её ноги мягко ступают по тропе, идущей к реке, они отзываются едва уловимой дрожью воды надо мной, эту дрожь я не спутаю ни с чем и ни с кем. Я вижу её тень, солнце очерчивает силуэт, она склоняется над рекой. Глиняный кувшин тревожит поверхность серебра, она расходится волнами, а в них отражается её лицо, его искривляет взволнованная гладь, она не уходит. Она ждет, когда вода станет спокойным зеркалом, что едва колышет течение. Она смотрит в свое отражение. А я смотрю на неё с той стороны серебряной глади. Я вижу её мягкие губы, они что-то шепчут, прядь длинных волос спадает с плеч и касается ткани воды, вода колышется нежно. Я чувствую ветер волос, что пахнет лесными цветами. Я знаю, как пахнут цветы, они пахнут её волосами. Она что-то шепчет своими губами. Я вижу, я слышу как будто словами. Она говорит со своими мечтами. Я пытался понять её речь, но она поднялась, и капля с волос упала на ткань серебра и расплылась кругами. Она ушла, её лицо отпечаталось на глади воды, я смотрю на него, оно медленно тает в лучах яркого солнца, оно скоро исчезнет.

Я знаю её имя Я Айнун, однажды я слышал его, это было, казалось, очень давно. Тогда так случилось, что кувшин выпал из её рук, она бросилась за ним в воду, но течение быстро его подхватило, и он, повинуясь движению реки, помчался прочь всё дальше и дальше. Айнун не сдавалась, она шла по вязкому дну, пытаясь догнать кружащийся в бурном течении кувшин. Я за ней наблюдал, я видел, как боязливые ноги ступали по дну, её красная юбка невесомо порхала в воде, как бабочки крылья, как пятно красной краски она расползалась в бурлящем течении. Я услышал, с берега ей кричали другие: «Айнун!». В моей голове ясными звуками, толкая нежными во́лнами душу, повторилось: Айнун. «Айнун», прошептали холодные губы и мой шепот застыл в беззвучной ткани воды. Айнун поняла, что зашла далеко, она повернула назад, но нога соскользнула в омут глубокий, и он её поглотил. Он пожирал, с чавканьем, с силой глотал её хрупкое тело, и красные бабочки крылья растворялись во тьме глубокой холодной дыры, омут был ненасытен. Я рванул, цепляясь ногами за дно, размахивая растопыренными ладонями, разрывая плотность воды на клочки, и мои расширенные зрачки устремились во тьму черного провала п это омут, он всё ближе и ближе. Я, не думая, падаю в него, и он с удовольствием меня поглощает. Вокруг темнота, казалось, время и звуки застыли здесь навсегда, я рывками стремлюсь в глубину, глубина сжимает меня, мои движения слабеют, и я медленно падаю вниз. Материя воды колыхнулась, пробежала слабой волной, я понял о это Айнун, она рядом. Я вытянул руки, стал шарить ими в слепой темноте давящей глубины. Я наткнулся на нежность ослабшей ладони, схватил её крепко и потянул к себе. Её тело так близко, я обнял её, я почувствовал тепло. Я не помнил, что такое тепло, но теперь в моей памяти всплыли те далекие ощущения. Айнун, ты дала мне чувство тепла, теперь я его никогда не забуду. Я прижал к себе крепче твое бездыханное тело и начал карабкаться вверх по ткани воды, омут нас не пускал, он сглатывал с силой мое стремление вверх, он тянул нас в темную бездну. Я боролся как мог, извивался, как червь, трепыхался, как рыба, попавшая в сети, и мы вырвались, тьма омута была позади. Я рывками толкаю дно под собой, я стремлюсь к берегу, стремлюсь на поверхность там воздух, он даст тебе жизнь. Твоя юбка, пятном красной краски обвивает меня и порхает по ветру воды, оставляя своим силуэтом следы моих быстрых движений. Я чувствую ногами упругий песок, это берег, он близок, надо мной гладь серебра, я ныряю в нее, ныряю в безжизненный воздух. Стало вдруг шумно, давящий воздух наполнен звуками, они режут уши, среди них я слышу крики: «Речная тварь, спасайтесь!». Я вижу людей, они стоят у самого берега, чьи-то лица застыли от ужаса, чьи-то перекошены злобой, в меня летят камни, один попадает в плечо, от удара немеет рука и повисает, но другая сжимает тело Айнун. Я пытаюсь поднять его вверх из воды, чтобы Айнун сделала вдох. «У него Айнун! У твари Айнун!». Камни перестали лететь. Я шагаю по дну, с каждым шагом вокруг все меньше воды, и я погружаюсь в мир воздуха. Я склоняюсь, опускаю Айнун на песчаную отмель, волны нежностью шелка воды касаются бледного лика. Я оставляю тебя в твоем мире, Айнун, и скрываюсь в серебряной глади реки. Я видел, как тебя вытащили на берег, как давили на грудь, твое тело вздрагивало и снова становилось безжизненным, затем спазм сжал твои ребра и изо рта клоками вылетела вода, я увидел, как глаза открылись и ты сделала вдох. В тот момент я ощутил, что такое счастье. И сейчас, когда я вижу тебя, внутри меня оживает это же чувство, и я понимаю в чем смысл меня жить и видеть тебя, Айнун.

Над рекой спускается ночь, гладь воды теряет серебряный блеск и покрывается липким туманом. Я скольжу по течению, наслаждаясь движением, стремлением реки, я слит с её мощью, я отдаюсь её власти. Вдруг удар незримой волны пробегает по ткани воды, я чувствую темную силу, что родилась где-то далеко впереди. Еще толчок, незримая волна пробегает по телу, мне становится страшно, но я упрямо плыву вперед, навстречу тому, что пугает меня. Опять удар, опять бьет волна и ткань воды колыхнулась сильней. Ужас ползет по спине иголками змей. Вот они уже колют мне шею. Мое тело от страха немеет. Я хочу повернуть, хочу спастись, эта мысль уже полностью мною владеет. Я поддаюсь. Я сдаюсь. Я уплыть рывками пытаюсь. Как можно дальше отсюда, но течение реки вдруг стало быстрей. Оно не желает меня отпускать и несет мое тело вперед. Во мне ожил ужас, я кричу, я царапаю пальцами плотность воды, ногами толкаюсь, я стараюсь вырваться. Но река намного сильней, она не замечает охваченную страхом букашку, она хватает меня, несет за собой, затем выплевывает в широкую по́йму, и здесь, уткнувшись в спокойную воду, её течение слабеет. Ужас не покидает меня, я чувствую близость темной силы, её волны бьют по сознанию и вызывают безумие. Я дышу сквозь сжатые зубы вкусом воды, я пытаюсь вглядеться во тьму её тела. Вдруг я вижу: в глубине полумрака зыбким зеленым свечением озарились курганы. Я узнал это место: когда-то здесь была великая битва, на застывшем льду поймы сошлись люди, ими владело желание убивать. Теперь их телами покрыто темное дно, большие курганы из трупов выросли здесь в одночасье. Я подплывал когда-то к этим курганам, на них были видны мертвые лица глаза, раскрытые страхом и смертью, разбухшая, скисшая плоть, сжатая латным доспехом. Вокруг этих лиц туман из почерневшей пролитой крови, и здесь нет больше жизни: ни рыба, ни водоросль здесь не живут, избегая жуткого места.

Озарявшее курганы свечение угасло и вспыхнуло вновь еще ярче, я заметил длинные тени, они медленно шевелились, свечение разрасталось сильнее, а затем ударило волной. Волна побежала по дну и осветила его, длинные тени растворились в её излучении, и я увидел идущие силуэты е это разбухшие трупы, они вставали, вырастали из глубокого ила и медленно ковыляли. Их руки сжимали копья и щиты г армия мертвецов, растянутая вереницей до самого берега, чья-то зловещая сила управляла ими. Эта сила могла желать только одного е смерти, смерти всему живому. Передо мной всплыл образ Айнун и сердце сжалось, я понимал, мертвецы пройдут губительной волной по прибрежным домам и Айнун будет у них на пути. Ну а я? Что может сделать жалкая, наполненная страхом букашка? Лишь спастись, забиться во тьму глубины и трепетать. Но к чему этот мир, если в нем не будет Айнун? Зачем я дышу? Зачем бьется это жалкое сердце? Кто-то создал меня, заковал в тюрьму холодного тела, но зачем? Да, я речная тварь жалкое испуганное существо, дрожащее за свою жизнь. Но во мне когда-то жило нечто другое, я чувствую это, и я не буду тем, кем хотел меня видеть создатель, я пойду вопреки его воле!

Сердце храбро забилось, ужас оставил меня. Я плыву, я бешено гребу вверх к горизонту, где вода сливается с воздухом. Я выныриваю, надо мной царит ночь, луна и звездное небо, их слабые лики освещают берег, по которому вереницей идут распухшие мертвецы, облаченные в латы. Я слышу лязг их ржавых доспехов, слышу звуки тяжелых шагов, что вязнут в прибрежном песке. И я слышу чужие слова, они вплетаются во мрак этой ночи протяжными гласными, из них сливается зловещая песня, от которой вибрирует воздух, эта песня исходит от одинокой часовни, туда же тянутся идущие трупы. Я подплываю к берегу, в последний раз погрузившись в воду, я вдыхаю её. Река дает мне силы, они мне нужны, я должен прекратить эту мрачную песню. И вот я покидаю свой дом с свою реку, ткань воды уже не касается тела, только воздух, безжизненный воздух окружает меня, он наполнен зловонием трупов, что шагают по берегу. Они молча идут, кто-то падает, его сгнившая плоть отвалилась от тела, но он продолжает ползти навстречу чудовищной силе, что его призывает. Я приближаюсь к веренице шагающих трупов, их путь усеян кусками оторванных ног, ладоней и ребер, одна из ладоней сжимает копье, я подбираю его и вливаюсь в толпу оживших солдат. Воздух лишает меня чувства времени, оно расплылось частыми хриплыми вдохами легких, воздух их обжигает, кажется, жизнь меня покидает, я забываю, куда я иду, я бесцельно ковыляю, опираясь на древко копья, следуя за мертвыми воинами. Я не знаю, сколько мучительных вдохов длится мой путь, но вот я возле часовни, её башня вонзается ввысь искалеченным шпилем, скрученным судорогой мучительной боли. Ворота в часовню открыты, из них льется зеленым туманом свечение и жуткая песнь, что слышна еще громче, она наполняет собой всё пространство вокруг, её слова врезаются в уши и в плоть, они пробегают по телу обжигающей дрожью. На страже ворот два черных всадника, их лица сокрыты рогатыми шлемами, сквозь изрубленный плащ видны стальные доспехи. Я знаю, стражи не заметят меня, в моем теле нету тепла, как и в плоти идущих рядом со мной мертвецов. Я вхожу с мертвецами в часовню, песня глушит меня, мое сердце застыло и в сознании рождаются чьи-то слова, они разрушают изнутри мою волю, они подчиняют себе, и я им подчиняюсь, я желаю быть смиренным рабом своего господина. И я вижу своего господина, он стоит в зеленом свечении, его руки воздернуты вверх и глаза чернеют провалами мрака. Я плачу, увидев его, я его полюбил, я готов отдать ему свою душу и жизнь, и я слышу его властный приказ: «Убить все живое!». «Живое, мелькнуло в моей голове, живое это я, это сердце, и это Айнун», , и чары, что окутали душу черной смолой, на миг отступают. Миг . это три коротких прыжка, это несколько сжатий ожившего сердца, миг ц стремительный выпад копья, что своим острием ударяет в грудь моего господина. Он оседает. Из раны пульсирует черная кровь, и песнь замолкает. Мертвые воины лишаются сил и падают на пол, осыпается сгнившая плоть, и часовня наполнена лязгом упавших доспехов. Я выбегаю из прокля́той часовни, опираясь на дре́вко копья. Все кончено трупы безжизненно валятся всюду, их мечи не погубят жизни людей, их тела теперь покоятся с миром. Я пробираюсь сквозь завалы из тел, ими усеян мой путь до реки. Вдруг я слышу топот копыт. Это стражи, стоявшие у входа в часовню, их кони мчатся галопом, их плащи наполняет безжизненный воздух, их мечи сверкают звездами ночи, а глаза, налитые злобой, видят воина с копьем посреди разостланных трупов. Земля дрожит под моими ногами, в глазах колышется воздух, и стремительно близится черная клякса плаща с воздетым мечом, грозящим мне смертью. Страх ползет по спине и его холодные пальцы пробегают по мышцам, что начинают слабеть. Я вдыхаю безжизненный воздух и яростно кричу, я не знал, что умею кричать. Но мой крик отогнал этот страх, и я приготовился сам нападать. Я дождался, когда стремительный конь тяжелым галопом добежит до меня, и я прыгнул вперед, направив копье на черную кляксу плаща. Копье ударяет мне в руки, эта сила рвет мои сухожилия и ломает суставы, но я удержал в ладонях древко́, и копье пробило доспех. Поверженный страж сорвался с седла и стремительный конь понес его тело с запутанной в стремени бессильной ногой. В тот момент страж другой осадил своего скакуна, его взгляд был направлен на смертельную грань острия, что покрыта чернеющей кровью, он боится, не зная, что руки мои, трепеща искалеченной костью, способны едва ли удерживать тяжесть копья. Я отступаю, направив копье на черного стража, боль от порванных мышц и разбитых костей разрослась в моем теле сильней, я сжимаю древко, не чувствуя тела и ладони моей, и того, что под ней, и я пячусь назад быстрей и быстрей, к реке, к её водам, текущим меж холодных камней. Черный страж не спешил, острый меч он вложил в тяжелые ножны, а потом он откинул изрубленный плащ, потянулся за спину и в черной руке оказался длинный тисовый лук. Я слышу треск тисовых плеч, я чувствую, как великая мощь заставляет их гнуться, как стрела наполняется силой, и я слышу удар тетивы о безжизненный воздух. Стрела ударяет в плечо и насквозь его пробивает, я взвыл от чудовищной боли, земля пошатнулась, и копье упало из рук. Мир наполнился тошнотворным дребезжанием, сознание упало во мрак, прокричав в последний момент: «Бежать!». Я не думал ни о чем, я бежал к черным водам реки, в меня опять попала стрела, из горла вылетел кровавый комок и ноги на миг подломились, я зашатался, ноги пронесли еще пару шагов, и я рухнул на влажный песок. Я не чувствую своего тела, не могу пошевелиться и сделать вдох, кажется, это конец, я так и не смог добраться до реки, хотя она совсем рядом, я слышу тихий плеск её волн. В песок рядом со мной вонзаются стрелы, они меня уже не страшат, жизнь меня покидает. Вдруг от реки подул легкий ветер, волна шелком воды нежно коснулась моего лица и отступила, затем нахлынула вновь еще сильнее. Она дарит мне силу, с каждым разом касаясь меня. Я смог вытянуть руку, вода захлестнула её, дав мне надежду, я потянулся к воде, мое тело с трудом шевельнулось, затем я схватился ладонью за зыбкий песок и пополз. Пальцы вгрызаются в плоть берега и тащат меня вперед, эти движения жалки, но они приближают меня к спасению. Вот грудь уже чувствует влагу реки, я стремлюсь погрузиться в неё, я сделал последний рывок и подо мной невесомость ткани воды, я в неё опускаюсь.

Я лежу на песчаном дне, надо мной переливами играет серебристая гладь реки, вода дала мне силы дожить до утра, и я ей благодарен за это. Я слышу шаги, это Айнун, она подходит к берегу, глиняный кувшин тревожит гладь серебра, в его искривленном волнами зеркале отражается её лицо. Айнун смотрит на свое отражение, а я смотрю на неё с другой стороны серебряной глади. И я чувствую солнце, его теплоту, чувствую, как лучи касаются моей кожи, но я не вижу его света, глаза заполняет темнота, вытесняя остатки меня из моего холодного тела. Сердце делает последний удар, душа растворяется в ткани воды, прощай, моя Айнун! Мы увидимся в следующей жизни, в ней я буду другим.