Когда небесный пастух гонит облачные стада домой, туманное молоко стекает в долину, заполняя её до краёв, как зелёную чашу. Так рассказывает Хо бабушка, и нет причин ей не верить.

Сухие коричневые пальцы ловко движутся, переплетая джутовые нити, из выцветших глаз бегут прозрачные слёзы, а голос ровно разливается в сонной тишине.

- Бабушка, откуда ты всё знаешь? - Хо приваливается к острым коленкам, пытаясь устроиться поудобнее. Ноги бабушки закрыты овечьей шкурой, потому что ей холодно даже в летний полдень, и мальчик чихает, когда шерсть остро щекочет нос.

- Эти истории рассказывала мне моя бабушка, а ей – её. И ты однажды расскажешь их своим внукам, сидя на крыльце родного дома, слушая, как полноводная Синду шумит у порога, и любуясь священной горой Кайласа.

- Бабушка! – мальчик искренне удивлён, - Но ведь из дома не слышно, как бурлит река!

Старуха улыбается. На секунду её руки замирают, чтоб потрепать внука по голове, и вновь возвращаются к бесконечной работе.

- Каждый из нас носит реку в себе, Хо. Закрой глаза, прислушайся. Чувствуешь, как движется кровь по венам? Это воды великой реки, что боги влили в нас. Когда-то давно мир был юн и прекрасен, такая же юная и прекрасная богиня сидела на берегу, любуясь собственным отражением. Ей было очень скучно и одиноко. Чтобы развлечься, она начала лепить фигурки прямо из прибрежной глины, создавая крошечные копии себя. Богиня рассмеялась и, шутя, брызнула на кукол водой, а они открыли глаза и склонились, благодаря создательницу за дарованную жизнь. Так первые люди появились на берегах священной реки.

Мальчик хмурится, осматривая смуглые ручки: неужели они из глины?

- Бабушка! Но как же я буду смотреть на гору Кайласа, если её не видно? – растерянность внука вновь смешит старуху.

- Иногда, милый, нужно совсем ослепнуть, чтобы хорошо видеть. Как я, - она вытирает слёзы, а мальчик невольно копирует жест.

- Нужно смотреть закрытыми глазами? Вот так – он старательно жмурится.

- Да, - женщина поворачивает голову на север, туда, где невидимый из долины вздымается священный пик. – Кайласа – это божья гора, она обращена сразу на все стороны света. Видишь, как сверкает снег на её вершине? Отроги её – гигантские ступени, по которым можно подняться прямо в небесный дворец. От пика и до земли её прорезает щель, но никто, кроме великих героев, не может попасть внутрь, ведь там нет ни пространства ни времени, только золотой песок кружит в воздухе и спят самые достойные. Когда этот мир рухнет, останется лишь она, пробудятся спящие в ней и дадут начало новым людям.

Мальчику кажется, что он взлетает высоко-высоко и перед ним огромная гора, заслоняющая небо, а в горе – чёрная расщелина, от вершины и до подножия. Золотой песок кружащий в воздухе, попадает ему в глаза, и их начинает щипать. Он чувствует дыхание ветра на щеках и открывает глаза.

-Я тебя понял, бабушка! – голос малыша тих и серьёзен, как будто он что-то понял на самом деле.

А потом Хо потерялся.

Это был самый обычный вечер. Алое солнце барахталось в золотых облаках. Бабушка дремала, уронив на колени недоплетённый коврик. Вдали слышались высокие протяжные голоса – работники возвращались с полей.

- Бабушка? – Хо поправил сползшую овечью шкуру. – Я побегу встречать маму и папу!

Босые ноги глухо стучали по утоптанной земле. Мальчик нёсся по знакомой улице, но дороги не было, не было и полей, невысоких густых зарослей – всё утонуло в туманном киселе.

- Бабушка! – крик обернулся писком.

- Мама! – Хо разрыдался.

- Папа! – он метался, как зверёк, не зная, куда бежать.

Ослепший от слёз, Хо в панике закружился и с разбега влетел в воду, закачался и упал на четвереньки. Ладони мягко вошли в ил.

Тихий смех, похожий на звон серебряного колокольчика, раздался за его спиной. Мальчик кое-как выдрал руки из вязкого дна и встал. На берегу сидела девушка в алом халате, расшитом диковинными чёрными цветами. Смоляные волосы, высоко собранные на макушке, блестели, как лакированные, а кожа казалась белее снега.

Незнакомка встала, вошла в воду и вытянула Хо на берег. Больше всего его удивили необычайно длинные ногти, покрытые чёрным лаком.

- Испугался, малыш? – она говорила ласково, рука её была сильной и тёплой, но мальчик сжался и молча рассматривал девушку.

Они стояли так близко, что Хо чувствовал странный и будоражащий аромат, исходящий от её волос и халата.

- Кто ты, госпожа? – наконец, он вспомнил о приличиях и почти назвал себя, как его ноги что-то коснулось.

Мальчик опустил глаза: белый кончик хвоста мелькнул и скрылся под мокрыми полами халата. Мгновение – они смотрели друг на друга, и Хо выдернул руку, и помчался в противоположную сторону.

Он не успел убежать далеко, сильные руки схватили, прижали к себе. Хо отчаянно молотил ногами, кричал, пытался кусаться, пока до его сознания не дошло, что его зовут по имени, и голос мужской.

- Отец? – и он обмяк, потеряв на несколько минут сознание.

Очнулся Хо уже дома. Привычно пахло едой, а мокрая тряпка приятно холодила лоб.

Хо вскочил, бросился к матери и рыдал до изнеможения, выплёскивая страх. Он так и не рассказал никому о встрече на берегу.

Ему и не нужно было ничего говорить, бабушка догадалась сама.

- Есть в нашем мире создания, милый, не добрые и не злые, не люди, не боги, не звери – лисицы-оборотни. Они служат Рисовой Матушке, Инэ-нари, покровительнице посевов, нашей защитнице. Когда звёзды ещё не поднялись так высоко, земля была пустой и голой. Небесный Отец, вкушая яства в высоком чертоге, развлекался тем, что катал шарики из риса, пока не слепил фигурку, похожую на человека. Каково же было его удивление когда фигурка начала расти и превратилась в существо, одновременно мужчину и женщину! Лицо его круглое и белое, а пальцы короткие, как рисовые зёрнышки. Небесный Отец рассмеялся и назвал своё творение рисовым человечком, и послал вниз, чтобы прикрыть чёрное тело земли зеленью посевов. Я женщина, и зову богиню Инэ-нари, а ты мужчина, и будешь звать его Инэ-ками, Рисовый Батюшка.

Мальчик качает головой, не в силах понять:

- Рисовая Матушка – это Рисовый Батюшка? Как же такое возможно?

Бабушка хмурится:

- Возможно потому, что так решил Небесный Отец. И он послал звёздную лисицу, чтоб та на себе носила рисового человека. Иначе он намочит ноги, и вновь рассыплется на отдельные зёрнышки. Или грязь испачкает его белое тело. Инэ-нари редко показывается людям, слишком много дел – присматривать за посевами, а вот лисицы расселились по миру, они исполняют поручения богини и могут даже жить среди людей. Ты ведь встретил кого-то в тумане, Хо?

Хо молча кивает, забыв, что бабушка слепа, но она угадывает в молчании правду.

- Девушку? Юношу? Говорящий огонь?

- У неё был очень красивый халат, шёлковый, шуршащий, - невпопад отвечает Хо.

Бабушка тянется и легонько гладит внука по непослушным волосам.

- Лисы любят оборачиваться людьми. А ещё они любят пошутить. Моя бабушка рассказывала, что в их деревне жил старик, прославившийся скупостью на все окрестности. Однажды во время прогулки глубокой осенью он наткнулся на целое поле цветущих хризантем. Его обуяла жадность, он рвал и рвал цветы, мечтая, сколько же запросит за них на рынке, ведь они цветут только весной. Как же смеялась жена, когда он ввалился в дом с охапкой хвороста в руках, расцарапанный и взъерошенный! Одна из лисиц вздумала проучить скрягу, наслав на него морок.

- Значит, на самом деле тумана не было? – растерянно спрашивает мальчик.

Бабушка молчит, то ли не расслышав, то ли не желая отвечать.

- Лисы хитры, но и их можно обхитрить. Ты заметил что-то?

- Да! – Хо вскакивает, не в силах сдержать возбуждение. - Хвост! Рыжий хвост, белый кончик, он пощекотал ногу!

Бабушка кивает:

- Правильно. Мне говорили, что лисица отращивает новый хвост раз в тысячу лет. Наверное, тебе встретилась молодая кицунэ.

- Тысяча лет? Сколько же они живут?

Бабушка снова смеётся:

- Они живут всегда.

Хо замирает, что-то обдумывая, запрокидывает голову:

- Бабушка! Смотри, какие птицы!

Протяжный журавлиный крик летит над миром, бабушка и внук склоняются друг к другу, в высь смотрят две пары глаз, и каждый видит что-то своё.

Второй раз Хо встретил лисицу, когда его колесо жизни повернулось в седьмой раз.

Могучая Синду широко раскинулась по равнине, сверкая зеркально-гладкой спиной. К ней, как к господину вассалы, стекались множество рек поменьше, а некоторые протоки заполнялись лишь весной, оставаясь в другое время узкими рукавами.

В одном таком рукаве водились необычайно ленивые золотые карпы, Хо показал их отец, он же подарил сыну снасти, и мальчику не терпелось опробовать.

Рыбачить лучше всего на рассвете или на закате, но Хо добрался до места лишь в полдень. Белое злое солнце стояло высоко, короткозубые тени не дотягивались до босых грязных ног мальчика. Он устал и присел на корточки, чтобы отдышаться. От воды тянуло свежестью. Розовые чаши лотосов вольготно раскинулись на поверхности, почти не оставляя свободного места. Голубые стрекозы носились в воздухе, что-то рокоча. И тут краем глаза Хо заметил движение: шевелилась высокая трава, кто-то шёл сюда.

Девушка, тонкая и гибкая, как хлыст, остановилась на топком берегу, оглянулась и, не заметив никого, взялась за плетёный пояс халата. Тяжёлый шёлк ало стекал по белым плечам, обнажая спину и цепочку позвонков. Хо привстал, вытянул шею, пытаясь рассмотреть получше, и охнул: в воде вместо женщины отражалась лисица. Снасти выпали из ослабевших рук и шлёпнулись на землю. Она мгновенно обернулась, собирая сползшую ткань на груди, нагнулась, и в лицо мальчика полетели хрустальные брызги. Он зажмурился, а когда открыл глаза, на берегу никого не было, только качались потревоженные зелёные листья лотоса.

Хо собрал удочки, крючки, и побежал домой. Он снова никому не рассказал о встрече с лисой, и догадаться было некому: бабушка ушла в небесный чертог прошлой осенью.

Воспоминания плотно легли ему на обратную сторону век, возвращаясь иногда дуновении ветра, в котором чувствовался будоражащий пряный запах, алым росчерком танцующего в очаге пламени, чёрной лисьей строчкой на белом снегу и снами. Особенно снами.

Хо – подмастерье кузнеца. Его плечи широки, а под смуглой кожей – жгуты мышц. Юноша знает, что лучшие мечи куются из звёздного железа, которое Небесный Отец иногда посылает на землю. Он умеет смешать медь, и олово, чтоб клинок гнулся и пел в умелых руках, как ярмарочная циркачка.

Старый кузнец Линь ценит его упорство и жажду знаний, посмеиваясь в усы, когда Хо вместо отдыха бродит по окрестностям, собирая разноцветную глину, чтобы потом подмешать к сырому железу.

- Детская забава, парень! Ты перепутал мастерские, я кузнец, а не гончар! А ты кто?

Быстрый непокорный взгляд исподлобья, нахмуренные брови и послушное молчание – большего старику не добиться.

Осень щедро разлила охру и золото по листве, выпустила из широкого рукава бумажных журавликов, обернувшихся настоящими птицами, чей крик на рассвете так тосклив и протяжен.

Прозрачный бессолнечный свет неуверенно проникает в кузню сквозь открытую дверь. Мерно ходит молот в блестящих от пота руках, полоска металла отливает то красным, то зелёным, то голубым, пока не остывает до безжизненно серого. Повязка на лбу промокла, и Хо поправляет её, чтоб не тёрла кожу. В центре заготовки разгорается алая точка – это медленное солнце нехотя поднимает голову из-за гор.

Заточить меч – отдельное искусство, которое требует сильной руки, верного глаза и чистого сердца. Прежде чем взять в руки точильный камень Хо отправился к Кайласе и обошёл священную гору кругом. Он шёл, не останавливаясь, справа белым дневным волком бежало солнце, а потом его сменил полуночный брат – луна. Тени преграждали юноше путь, и перешагнуть через них было страшнее, чес через ядовитую змею, но размеренным оставался шаг и бесстрастным лицо. Ветер царапал когтями щёки, бросая песок и мусор в глаза, Хо щурился, но продолжал двигаться.

Он стоял спиной к щели, разделившей чрево горы, и слушал песню духов. Всё внутри него пело в унисон.

Вернувшись домой, Хо сразу заперся в мастерской. Он твёрдо знал, что не сможет ни спать, ни есть, ни говорить с другими людьми, пока не закончит работу. Он держал будущий меч на руках ласково, как младенца, точны и выверены были движения камня по кромке. Шёлком он полировал сверкающее полотно, пока не сравнялась синева стали с синевой полуденного неба.

Линь заглянул к ученику и прикрыл дверь. Юноша спал, уронив голову на руки, а сон его сторожил новенький меч.

- Ты ненормальный, Хо, - бушевал кузнец. - Ты шлялся где-то неделю, вернулся грязный, в изорванном халате, полубезумный. Ничего не отвечал на вопросы, просто хлопнул дверью перед моим носом. Дверью моей мастерской, между прочим!

- Испытайте его, господин, - голос юноши, равнодушный и даже холодный, отрезвил Линя.

Кузнец взял гладкие деревянные ножны и хмыкнул:

- Хоть бы украсил их резьбой!

- Зачем украшать футляр, если бесценное сокровище внутри? – детское удивление развеселило старика.

- Сокровище! Наверное, сам Звёздный Мастер поцеловал тебя в лоб! – он небрежно провёл пальцем по кромке меча и уставился на алую ленту: кровь заливала блестящую поверхность.

Линь удивился боли, которая пришла позже, даже больше, чем остроте лезвия.

- Как?!

- Простите, господин! – Хо бережно замотал руку учителя тем же куском шёлка. – Я очень старался. Позвольте показать?

И он набросил на лезвие лоскуток ткани, а на пол изящно спланировали уже два лоскутка. Тонкий свист клинка – и перерубленной оказалась деревянная дощечка для записей.

- Смотрите, как оно гнётся – Хо скрутил стальную полоску дугой, а потом отпустил, и звон металла поплыл по комнате.

- Ничего не понимаю, - кузнец механически качал головой. – Что ты сделал?

Он осторожно взялся за рукоять и скривился:

- Держаться неудобно, ладонь скользит.

Линь взмахнул мечом, проверяя:

- Но движения его легки и плавны, как крылья бабочки, а вес не тяжелее трёх мер риса. Где же ты научился такому?

Юноша склонил голову:

- Вы мой учитель господин, но этот меч я увидел во сне. Я был ребёнком, когда впервые встретился с лисицей в колдовском тумане. С тех пор множество раз летний зной сменился зимним холодом, зацветали и осыпались магнолии, но одно оставалось неизменным: сны.

Кузнец недоверчиво рассмеялся:

- Ты хочешь сказать, что тебе приснилось как ковать металл?

- Нет. Мне снилась плоская равнина, а вдалеке – красно-коричневые горы. Небо серое, как будто собирается и никак не начнётся дождь. Больше ничего: ни деревьев, ни людей, ни животных. Мне нужно добраться до хребта, что маячит на горизонте, но путь к нему закрыт. В воздухе парит лиса, в лапах у неё – меч, а на плечах – кожаный доспех. Семь хвостов за спиной похожи на раскрытый веер придворной дамы. Я чувствую тяжесть оружия в своих руках, но не вижу его, только туман. Мы начинаем сражаться, лисица атакует, я уклоняюсь, парирую, как будто умею драться. Некая сила ведёт меня там, хотя сколько бы я не пытался повторить движения наяву – ничего! Кажется, что мы танцуем между небом и землёй, и танец – вечность мирового змея, кусающего себя за хвост. Рано или поздно приходит осознание: лиса не хочет убить меня или ранить, но что же? Я перехожу в атаку, её движения так же быстры и точны, но вот удар – и один из хвостов оборотня падает. Крови нет, как нет и гримасы боли на полузверином лице, зато я просыпаюсь. И во мне остаётся некое знание: как сплести разные металлы, чтоб они улучшили друг друга? Как протравить заготовку мышьяком? Почему синяя глина у дальнего ручья сделает сталь гибче ивового прута?

- И сколько же хвостов ты срубил во сне? – Линь пока ещё не верит, но почти готов принять слова Хо как старинную сказку.

- Семь, - юноша пожимает плечами. – Иначе бы ничего не получилось. Ты думаешь, я вру?

- Я думаю, что преступление – портить такое лезвие такой неуклюжей рукоятью. И ножны стоит подобрать получше. Я помогу тебе, Хо, чтоб ты как можно скорее отправился в императорский дворец.

- Господин! – Хо смотрит растерянно, и становится ясно, что он совсем молод: гладкая смуглая кожа пока не иссечена морщинами, в волосах запутался солнечный луч, а не седина.

- Сынок, - на этот раз кузнец необычайно ласков. – А что ты собирался делать с клинком, который выкован по совету семихвостой кицунэ? В поднебесном мире есть единственное место, где ему следует быть, и единственные руки должны его держать, это руки государя нашего императора Чжоу, да будет его жизнь вечной!

Хо замирает на мгновение, потом встряхивается всем телом, как собака после купания.

- Да? Да. Да! – и его смех торжествующе летит по-над водами священной Синду.

Юношу провожали всем селением: это огромная честь – отнести подарок самому императору Чжоу, да будет его жизнь вечной! Кто-то принёс новый халат, кто-то – мешок, набитый продуктами, крепкую палку и кожаные башмаки – Хо хлопали по плечам, шептали благословения и молитвы, прижимали к сердцу столько раз, что он сбился со счёта. Наконец, его отпустили, а дорога будто сама бросилась под ноги.

Хо размеренно шагал, а солнце сначала маячило впереди, потом поднялось над головой, потом завалилось куда-то за спину. Тени становились всё длиннее, а воздух холоднее, когда на дороге, до того пустынной, показалась ещё одна фигура.

Старуха, согнувшаяся так, что носом задевала колени, едва шаркала, волоча на спине полную корзину. Скрученная палка, на которой она почти висела, глухо стучала о камни. Тучная, одетая в чёрные лохмотья бабка с длинными седыми космами ничем не походила на маленькую сухонькую бабушку Хо, но почему-то именно она тогда и вспомнилась.

- Здравствуйте, госпожа! – Хо учтиво поклонился. – Позволите ли вы помочь? Вижу, ноша тяжела, а вы благословенны многими зимами!

Старуха остановилась, тяжело дыша. Она в упор рассматривала кузнеца чёрными блестящими глазами, а потом прошамкала:

- Надо же! Каков наглец! Пристаёшь к одинокой беззащитной женщине?

От неожиданности Хо рассмеялся:

- Что вы, госпожа! Просто у меня тоже была бабушка. Я вырос на её коленях и знаю, она бы оттаскала меня за ухо, пройди я мимо!

- Была? А где же она сейчас, разбойник? –она сурово нахмурилась.

- Двенадцать раз разливалась полноводная Синду с тех пор, как бабушка ушла в чертоги Небесного Отца, - Хо вытер ладонью невольные слёзы, и протянул руку к корзине. – Так я могу помочь?

- Можешь, когда назовёшь своё имя, мальчик!

- Родители назвали меня Хо, потому что матушка, пока ждала меня, частенько смотрела, как пляшут языки огня в очаге.

- Сильное имя, - старуха одобрительно улыбнулась. – И сильные руки. Я разрешаю тебе взять корзину и проводить меня до жилища. Всё равно темнеет, а о ночлеге ты не позаботился.

Хо улыбнулся и поудобнее перехватил груз.

- Верно, бабушка, ночевать на холодной земле не хотелось бы.

Сиреневое небо низко нависало над дорогой, и сквозь пухлые тучи не пробивалась ни одна звезда. Неудобная ноша оттягивала руки, а шаг пришлось замедлить, чтоб успевала едва ковыляющая бабка.

- Что же тебя вынесло на большую дорогу, парень? Вроде, ты из толковых – и она неласково взмахнула клюкой.

- Я несу подарок государю нашему императору Чжоу, да будет его жизнь вечной! Все жители нашей деревни вложили частичку души, а меня избрали посланником, - невольная гордость звучала в его голосе.

Конечно, обманывать почтенную женщину было нехорошо, как и вываливать правду первому встречному.

- Императору? – приступ кашля разбил старуху. Она тряслась и булькала так, что пришлось остановиться. – Ох, старость – это гадость! Хорошо тебе, Хо, на твоём дворе пока цветёт весна, это у моего порога уже оббивает ноги зима.

Женщина перехватила поудобнее палку:

- Пошли что ли, пока совсем не стемнело!

Домик старухи, такой же чёрный и горбатый как она, прятался у подножия холма. Не лаяли собаки, не светился даже самый слабый огонёк.

- Бабушка! Неужели ты живёшь здесь в глуши совсем одна? А кто же позаботится о тебе в стужу? Кто принесёт дрова? Кто напоит водой в летний полдень? – Хо даже остановился от возмущения.

Старуха рассмеялась, и удивительно молодо зазвучал её смех:

- Я сама выбрала это место, Хо. Здесь есть всё, что мне нужно.

И она ловко проскользнула мимо, забрав ношу, пока юноша оглядывался, куда ступить, в очаге уже полыхал огонь, а корзина, до отказа набитая яствами, стояла в центре колченого стола.

Хо вошёл и больно стукнулся головой о низкую притолоку. Изнутри комната оказалась больше, чем представлялась снаружи. Углы терялись во тьме, в неверных отблесках пламени нельзя было разглядеть ничего, кроме стола и низких табуреток. Острые тени плясали на стенах, а пол, не дощатый, а земляной, пах погребом.

- Садись, гость, раздели со мной трапезу и кровь!

Хо уставился на старуху, а по спине побежали мурашки.

- Кровь?!

- Кров, - кивнула она. – Переночуешь у меня, а утром дальше пойдёшь. Садись, в ногах правды нет!

Юноша облегчённо выдохнул: ослышался! В животе громко заурчало от голода, женщина рассмеялась и подвинула к нему поближе еду. Хо набросился так жадно, как никогда в жизни, набивал рот, давился, громко отхлёбывая какой-то сладкий напиток, закидывал куски ещё и ещё.

- Ты помог мне, ученик кузнеца, а чем помочь тебе? Чего бы тебе хотелось сейчас? – старуха сидела спиной к огню и казалась лишь более плотной неподвижной тенью среди мечущихся теней.

Где-то глубоко внутри Хо удивился, что она назвала его учеником кузнеца, ведь он об этом не говорил, но от обилия вкусной еды, тепла и усталости его разморило, сознание мешалось, а силы вдруг резко иссякли. Ноги сами поехали по полу, а голова склонилась на стол.

- Спать, - успел пробормотать он. - А ещё добраться до столицы.

Спину кололи ледяные иглы, Хо заворочался, охнул от боли в затёкшем теле, открыл глаза и сразу зажмурился – алое рассветное солнце слепило. Дома не было. Юноша сидел, привалившись к каменной стене, а его дорожный мешок валялся рядом. Перевернувшись на четвереньки, он судорожно ощупал поклажу и облегчённо выдохнул – меч лежал, завёрнутый в кожу, как и раньше.

Голова ныла, а живот крутило от голода, но ведь вчера его накормила старуха? Старуха! Место, где он проснулся, ничем не напоминало место, где он заснул! Даже если у женщины и хватило сил вытащить его из дома и бросить снаружи, откуда взялись пологие горы слева, похожие на великанов-пастухов, кутающихся в зелёные овечьи шкуры? И эта стена, зачем она здесь? Ноги одеревенели и едва шевелились, но Хо поднялся и поковылял вперёд, держась за шершавую кладку. Разум подсказывал, что рано или поздно будут ворота.

Скоро туман в голове рассеялся, а мышцы разогрелись, Хо вспомнил, что у него в мешке лежат гостинцы односельчан, но хлеб весь прозеленел, а мясо ощутимо воняло даже на холодном утреннем воздухе.

Колдовство!

Испугавшись, что и меч испорчен, Хо развернул кожу, но ножны всё так же сверкали лаком, а металл лезвия отливал тусклой синевой. Он опять убрал дар императору в сумку, и пошёл вперёд – прекрасное направление, когда нет выбора.

- Значит, я встретился с лисицей, - звук собственного голоса немного успокаивал. – Но почему она меня преследует? Хорошо, мальчиком мне мог привидеться хвост, сны – это лишь сны, но ведь сегодняшний случай совсем другой! Я заснул в доме, а проснулся на улице! Даже если меня опоили, почему местность изменилась, а продукты испортились?

Хо остановился, поражённый страшной мыслью: а если прошло много лет? Он ощупал голову, осмотрел руки: вот полоска розовой кожи – след неудачно отскочившего угля, ногти не выросли, да и волосы тоже. Невольно выдохнул: кицунэ хотя бы не украла его время!

Шум Хо услышал раньше, чем увидел дорогу. Смутный гул скоро распался на звуки человеческой речи, ржанье лошадей, звон железа, топот ног. Дорога, по которой двигались путники, ныряла в глубокую арку ворот.

Запрокинув голову, Хо уставился на бородатого лучника, стоявшего в надвратной башне, злой отблеск плясал на металлическом наконечнике. Невольно он почесал лоб, представив свист и удар стрелы. «Кто знает, что у него под шлемом? А вдруг выстрелит?» - страх змеёй сполз между лопаток.

Надо бы узнать, что это за город, но спрашивать было стыдно – примут за дурака или умалишённого! Хо вздохнул поглубже и шагнул в чёрный проём и оказался будто в другом мире: мешанина из людей, животных и стен оглушила его.

Многоликая толпа подхватила и повлекла, как полноводная Синду брошенную ветвь. Улица поднималась выше и выше, дома почти смыкались над головой. И тут мощёная площадь бросилась ему под ноги так неожиданно, что хо споткнулся и едва не упал. Золотое сияние на мгновение залило глаза – так мог светиться лишь дворец императора Чжоу, да будет его жизнь вечной!

Нить жизни вела Хо, он перестал удивляться и послушно следовал ей. Голод злым зверем ворочался в животе, мешок оттянул руки, но он послушно переставлял ноги сначала по камням мостовой, а потом по мраморным ступеням.

- Стой! – властный окрик стражника подействовал магически, юноша замер. - Куда прёшь, деревенщина? Это дворец императора нашего Чжоу, да будет его жизнь вечной, а не харчевня!

- Господин, - Хо почтительно склонился. – Я несу дар от жителей нашей деревни.

- Какой дар? – стражник презрительно скривился. – Десять мер риса?

- Позволь показать, - и юноша бережно достал меч, развернул и прямо в ножнах передал отшатнувшемуся стражнику.

Тот брезгливо поморщился:

- Что ты мне суёшь? Ступай, пока я не отхлестал тебя палкой, как собаку!

- Господин! - умолял Хо, - я кузнец, этот меч – единственное оружие на свете, подобного нет под небом!

Стражник расхохотался. Он хлопал себя по ляжками, утирал слёзы и задыхался.

- Сумасшедший! Ты пришёл во дворец и думаешь, тебя кто-то пустит?

- Да. Я должен передать его, иначе зачем семихвостая кицунэ учила меня во сне?

- Ты объелся семян лотоса! – стражник поднял палку. – Мне надоели твои бредни. Уходи!

Хо попятился:

- Прошу, господин! Хотя бы взгляни. Не бей меня, я покажу тебе меч, такой великий воин, как ты, поймёшь, что это оружие богов.

Дрожащими руками он достал меч и протянул стражнику. Солнечный луч блеснул на синеве стали, охранник наклонился, попробовал взмахнуть мечом. Удивление так явно отразилось на его лице, что Хо едва не рассмеялся.

- Где ты его украл, бродяга?

- Господин, я кузнец и выковал его сам. Это оружие боги послали нашему императору Чжоу, да будет его жизнь вечной!

Стражник поперхнулся и, не выпуская меча, махнул кому-то в глубине дворца:

- Эй, евнух! Подойди-ка! Найди канцлера Гуна, скажи, что кузнец принёс меч для императора Чжоу и ждёт его в лунном саду.

Евнух некоторое время постоял, покачиваясь с носков на пятки, потом кивнул и неторопливо ушёл, шурша шёлком халата.

- Следуй за мной, - воин так и не отдал Хо оружие, поэтому пришлось бежать за ним.

Коридоры дворца ошеломили юношу тьмой, тишиной и холодом. Никто не встретился им на пути, кроме равнодушных стражей, похожих на статуи. Если б у кузнеца остались силы, он бы обязательно спросил, где пышно разодетые придворные, учёные, звездочёты и слуги? Почему не горит огонь в светильниках и не слышно музыки? Но усталость съела все вопросы и эмоции, оставив лишь механическое движение тела.

Лунный сад – внутренний дворик, в центре которого красовался искусственный пруд идеально круглой формы, а над ним кошачьей спиной выгнулся резной белый мостик такой хрупкий, что от мысли подняться на него становилось страшно. В аккуратных кадках, расставленных вдоль стен, росли миртовые деревца, подстриженные так, что их крона походила на зелёный шар. Над головой качались ветряные колокольчики, выводя тихую бесконечно печальную мелодию, а между ними висели бумажные фонарики. Два плетёных кресла манили сесть и вытянуть ноги, а низкий ротанговый столик на изогнутых ножках явно был предназначен для трапез.

- Жди здесь, бродяга! Его милость канцлер Гун уделит тебе бесценные мгновения жизни, когда закончит с делами, - и стражник развернулся, собираясь уйти.

Хо положил руку ему на плечо:

- Господин, мой меч ещё у вас, - он говорил почтительно, но твёрдо, будто металл перетёк в голос.

Охранник остановился, нехотя передал меч кузнецу и вышел.

Хо бережно убрал подарок в сумку, умылся, ледяная вода освежила и взбодрила его, и сел за стол. «Я немного передохну, и потом осмотрюсь» - мысль мелькнула и исчезла. Благословенная чернота без снов навалилась и поглотила его.

- Лунный сад называется лунным, потому что ночью мост отражается в зеркальной глади пруда, становясь похожим на убывающий месяц.

Хо вздрогнул и резко поднял голову. Перед ним стоял старик в коричневом стёганном халате. Смуглый череп лаково блестел, а острая седая бородка была заплетена в косу.

- Сиди, мальчик. И я сяду. Ты голоден? Я помню себя молодым: еда казалась такой вкусной, а вино таким крепким! – повинуясь властному взмаху морщинистой руки молчаливые слуги поставили на стол поднос.

Под расписной крышкой пряталось дымящееся мясо, овощи, жареные карпы и рис. В высоком кувшине с узким горлышком плескалось вино, а в медном пузатом чайнике – чай.

- Чай, пожалуйста, - Хо понял, что уже давно его мучает жажда, выпил чашку и протянул, чтоб налили ещё.

- Предпочитаешь трезвый ум? – старик поднял брови.

- Я никогда не пробовал вина, господин. Отец всегда говорил, что оно развязывает язык и сушит мозги, а руки и сердце делает слабыми.

- Твой отец – мудрый человек. И он воспитал достойного сына. Как мне называть тебя?

- Я Хо, господин, Хо – ученик кузнеца с берегов полноводной Синду. А кто ты, почтеннейший?

- В этом дворце я занимаю должность канцлера, - старик улыбнулся.

Хо едва не подавился рыбой:

- Канцлер Гун? Простите мой непочтительный язык!

- Ешь, мальчик! Мне нравится на тебя смотреть, я как будто сам ощущаю вкус. С возрастом он теряется, да и зубы тоже, - канцлер усмехнулся. – А как насытишься, расскажешь, что заставило тебя покинуть родные края.

Юноша старался есть аккуратно, не чавкать и не обсасывать пальцы, ведь с ним за одним столом сидел знатный вельможа. От обильной еды снова потянуло в сон усилием воли Хо стряхнул оцепенение, сжав кулаки так, чтобы ногти впились в мякоть ладони.

- Господин канцлер, я изготовил меч, равному нет под небесами. Лишь один имеет право владеть им – наш император Чжоу, да будет его жизнь вечной!

Канцлер бесстрастно слушал. Синяя фарфоровая чашка как диковинная птица умещалась на сухой коричневой ладони.

- Сейчас я покажу тебе оружие, можно?

Гун так же молча наклонил голову, и Хо достал свёрток из сумки, бережно снял ножны и подал меч канцлеру на вытянутых руках. Лезвие тускло блеснуло при дневном свете. Старик бесшумно поставил чашку, склонился к оружию, внимательно рассматривая металл, рукоять, заточку.

- Обоюдоострый? – он осторожно перехватил рукоять и легко взмахнул.

Тихий свист разрубленного воздуха, лёгкий ветерок коснулся щёк

- Поёт! – улыбнулся Гун. – Ты выковал великолепное оружие, мастер. Но почему ты решил отнести его во дворец, а не продать знатному вельможе, например? Многие воины отсыпали бы тебе золото по весу такого меча.

- Я лишь подмастерье, господин. Мой учитель направил меня сюда, услышав историю, как ковался меч.

- Я люблю истории, - канцлер вертел клинок, любуясь солнечными зайчиками.

- Я видел один и тот же сон, - Хо невольно прикрыл глаза, вспоминая подробности. – Туманная равнина где нет ничего, кроме горной цепи на горизонте. В воздухе передо мной парит семихвостая кицунэ, в лапах – такой же прямой цзянь, только длиннее. Я тоже вооружён, но свой меч не вижу. Мы долго сражаемся, и это похоже на бесконечный танец журавлей: выпад – отступление – взмах – наклон. Времени нет или его слишком много, но рано или поздно я срубаю кицунэ хвост, и просыпаюсь, а в мозгу горит знание, что и как делать, очистить металл, с чем смешать, какие взять угли и сложить печь. Семь снов послали мне боги, заронив семена познания в мою пустую голову. Потом я долго молился, пока обошёл священную Кайласу, чтобы укрепить дух, лишь после этого приступил к работе, и результат в твоих руках, господин.

Молчал канцлер Гун, замолк и Хо. В столбе солнечного света бесшумно порхала стайка коричневых бабочек – откуда только они взялись поздней осенью? Бесконечное опустошение заполнило его душу до краёв. Показалось, что всё это: и меч, и путешествие, и кицунэ - абсолютно глупо и бессмысленно.

- Ты очень устал, мальчик, - канцлер, сморщившись, поднялся, вместе с ним встал и Хо. – Позволишь ли ты забрать мне меч? Он уникален и достоин лучшего хозяина.

Юноша устало кивнул.

Канцлер довольно улыбнулся:

- Тебя проводят в комнату, где сможешь отдохнуть, мы продолжим беседу завтра, за тобой пошлют.

Слуга, крошечный человечек, абсолютно лысый, провёл Хо по лабиринту коридоров, пока они не оказались в комнате, простой, но чистой. Кроме кровати, Хо ничего и не заметил. Не раздеваясь, он лёг, и сны не мучали его.

Юноша проснулся от нестерпимого желания облегчиться. Он выглянул в коридор – никого. В поисках уборной или хотя бы живой души, чтоб спросить, он почти бежал. Вдалеке мелькнул алый шёлк – и Хо прибавил шаг. Девушка улыбнулась, махнула рукой, но сразу же приложила палец к губам: молчи!

- Поделись же созревшим плодом размышлений, канцлер Гун!

Хо остановился, не доходя до распахнутой двери. Голос явно принадлежал мужчине, привыкшему приказывать, а не подчиняться.

- Благодарю за доверие, о мой принц!

- Принц?

- Да, - голос канцлер оставался таким же почтительно бесстрастным, несмотря на пламя гнева, охватывающее собеседника. – Пока тело императора Чжоу не предано земле, вы – высокорождённый и досточтимый принц Ву.

- Тело убийцы, насильника и преступника! – буря приближалась, грозя обрушить на голову канцлера кару небес.

- Император Чжоу совершил много опрометчивых поступков, согласился Гун. – Поэтому его дни и закончились так, как закончились.

- Да если б не я, страна захлебнулась бы собственной кровью! – неистовствовал невидимый принц Ву. – Глупец, ослеплённый жаждой золота, едва не развязал войну с горным царством! Он испортил отношения со всеми соседями, задушил народ налогами и настроил против себя знать! Я полжизни потрачу на то, чтоб разгрести грязь, что летела с окровавленных рук!

- Ваши заслуги оценены по достоинству сейчас и войдут в историю нашей империи. Потомки запомнят и воспоют славные деяния первого из династии Ву!

- Льстишь, старик? – голос принца снова поменял окраску, из гневно-бордового стал саркастически-зелёным.

- Я слишком стар для подобных игр, мой принц. И если вы спрашиваете мой совет, то стоит похоронить останки императора со всеми почестями: пусть гробница его поражает воображение, а бесчисленная глиняная армия охраняет вечный покой. Пусть страна погрузится в пучину скорби, пусть народ оплакивает доброго и щедрого владыку. Да, Чжоу никогда таким не был, это вы его так представите. И простой люд запомнит отмену налогов и богатые поминки, когда в каждом храме бесплатно кормят желающих. Это сделает начало царствования династии Ву незабываемым. К вам на службу потянутся лучшие. Железная рука, обтянутая шёлковой перчаткой – вот как я вижу ваше правление.

- Красиво! – усмехнулся собеседник канцлера. – А если эта железная рука свернёт тебе шею?

- Вы мой господин, я ваш слуга, - голос Гуна звучал по-прежнему ровно. – Если таково ваше желание, я приму смерть как последнюю милость.

- Желание у меня одно – скормить тело свиньям, а из крови его прихлебателей налить бассейн и утопить в нём отродья Чжоу. Но несдержанный дух – горе трезвого разума. Конечно, похоронить всю его клику вместе с ним – заманчиво. Заманчиво и изысканно, особенно если они будут ещё живы, когда окажутся в могиле, - смех звучал так радостно, что по телу Хо побежали мурашки.

- Кстати, - тон мгновенно изменился, стал подчёркнуто равнодушным. - До меня дошли слухи о каком-то бродяге и волшебном мече?

- Мой принц ещё верит в сказки? Волшебство мы творим сами, руками и языком, говоря и делая правильные вещи. Действительно, стражник задержал полусумасшедего юношу, который представился кузнецом. Он принёс меч, изготовленный по советам лисицы из сна. Красивая байка, я лишь помог ей пойти дальше, в умы людей. Похоронить вместе с величайшим императором величайший меч – что лучше подчеркнёт его уникальность?

- Так клинок и вправду уникален?

Канцлер ничего не ответил, лишь зашуршала ткань, как будто от движения плеч:

- Хотите взглянуть сами, мой принц? Обоюдоострый цзянь, длиной в три ладони и весом не больше трёх мер риса.

- Хочу, - быстро согласился принц Ву. - Где он?

- Я приказал держать его в оружейной. Сказать слугам, чтоб принесли?

- Нет, канцлер, пройдёмся.

Хо едва успел прижаться к стене, чтоб его не заметили выходящие вельможи. Когда шаги утихли, он выдохнул, вновь ощутив холод камня и жжение в мочевом пузыре.

Девушка в алом халате показалась в конце коридора и призывно махнула рукой.

- Кажется, тебе нужно посетить эту комнату, Хо, - она улыбнулась и указала на удивительное устройство в углу. – Я подожду тебя за дверью.

Мгновение Хо рассматривал замысловатое приспособление с резными перилами, баком, полным воды, и наклонным жёлобом, уходящим от овальной дырки в полу, восхищённый механизмом, а потлм пончл, для чего это сделано, и улыбнулся. Он слышал о таки туалетах, соединённых со свинарником – очень хитро!

- Кто ты, госпожа? – вопрос слетел с губ сам.

- Пойдём. Ты умеешь разговаривать руками?

- Прости? – Хо непонимающе уставился на красавицу.

Та рассмеялась и подвела его к низкому деревянному столику, поверхность которого была расчерчена вертикальными и горизонтальными линиями. В двух деревянных чашах лежали камни, чёрные и белые.

- Сыграем? Я возьму белые, тебе – чёрные. Это простая игра, Хо. Сейчас доска пуста, ты начинаешь. Ставь один камень. Вот так, хорошо! – Она ободряюще хлопнула в ладоши. – Я тоже поставлю белый камень со своей стороны. Нужно огородить как можно большую территорию своим цветом. Понял?

Хо кивнул.

- Это игра шо-тань, наши пальцы разговаривают на деревянном поле, умы отдыхают. Лучше сражаться так, чем на мечах, не правда ли? Целее будет хвост! – её звонкий смех разлился по комнате ветряным колокольчиком.

- Хвост? – юноша опять переспросил. – Я слишком скуден умом, госпожа, чтобы понять тебя. Ты знаешь моё имя, говоришь странные вещи, учишь меня играть в непонятные камни. Зачем?

Пылинки кружили в солнечном луче золотым песком. Бесстрастное гладкое лицо девушки походило на маску. Казалось, сейчас из-под неё появятся рыжие острые уши. И тут детали сложились: кицунэ!

Хо вскочил, едва не опрокинув столик, чёрные и белые фишки рассыпались по доске.

- Это ты! – он уставился на лисицу. - Ты во всём виновата!

- Это я, - она кивнула. – Я присматривала за тобой всю жизнь. Не дала тебе утонуть в детстве. Научила, как выковать величайший меч в мире. Провела прямо во дворец императора. И сейчас беседую с тобой как с равным, играя в шо-тань. А вот ты похож на неразумного младенца: плачешь, кричишь, машешь руками, путаешь фигуры, не желая слушать голос разума.

- Ничего не понимаю, - пожаловался Хо, но сел.

- Давным-давно, на заре мира, не было ничего. Лишь одноногий великан стоял в центре пустоты, а на его голове лежало небо. Но кое-что всё же было: время. Время исподтишка подточило колено исполина, и он упал. Так получилась суша. Его пальцы стали горами, а кровь – морями. Из волос выросли леса, из ногтей – песчаные пляжи. И однажды Небесный Отец, шагая от звезды к звезде, присел отдохнуть в пустом новом мире и полюбил его, решив остаться. Время притаилось, свернувшись в кольцо, спрятало острые зубы – боги были ему неподвластны. Но боги создали людей и животных, над ними время встало безжалостным господином, с которым нельзя договориться, можно лишь обхитрить. Ты родился – великий кузнец, единственный, кого послушают металлы. Ты изготовил меч, способный одним взмахом разрубить мир пополам, как боги разрубили Кайласу. Но человек, который этот меч удержит, ещё не появился на свет. Если его доверить недостойному, страны умоются кровью, погибнут сотни сотен и тысячи тысяч. Ты, создатель, хочешь такого?

Хо в ужасе замотал головой.

- Тогда Небесный Отец послал к моей госпоже Инэ-нари, а она послала меня к тебе. Сейчас клинок, выкованный тобой, заснёт вместе с императором Чжоу на долгие годы. Но потом придёт срок рождения великого воина, и он восстанет из земли, а время окажется посрамлено.

- Значит, всё было зря? – и Хо заплакал.

Его головы ласково коснулась тёплая рука.

- Почему же малыш? Просто всему своё время.

Сколько Хо просидел, скорчившись, на полу? Когда он встал, разминая затёкшее тело, рядом никого не было. Слышалась в отдалении весёлая музыка, гул голосов. Кузнец вышел в коридор, и его чуть не сбил нёсшийся с подносом слуга.

- Смотри куда прёшь, старик!

- Старик?

Это разве его тощие морщинистые руки торчат из замасленных рукавов халата? Он провёл ладонью по волосам, собирая в горсть и поднося к глазам. Длинные седые космы!

Шатаясь, он выбрался из дворца, опустился на каменные ступени и заплакал снова. Пелена навсегда закрыла его глаза, взметнулся ввысь священный пик Кайласы и разлилась около ног полноводная Синду.