Если ты не будешь брыкаться, я расскажу тебе историю про одинокий остров. Только, чур! Лежать спокойно и сопеть в две дырки.

Далеко-далёко, возле самого края света, между морем и небом прятался маленький клочок суши. Проснувшись пораньше и быстро шагая вдоль линии прибоя по крупному влажному песку, можно до темноты обойти этот остров по кругу и вернуться обратно. Чайки кричали сверху, что он похож на каплю дождя, висящую на кончике листа. На западном его берегу высоко над прибоем возвышались отвесные стены скал. Полого спускаясь на восток к противоположному краю острова, взгорье плавно переходило в заросшую джунглями возвышенность. А ещё дальше – в низину, убегающую в море длинным хвостом песчаной косы. Две самые высокие скалы западного берега: одна с плоской вершиной, и вторая, увенчанная огромным валуном, словно смотрели друг на друга. Валун очень напоминал голову с уродливым лицом, и поэтому его называли Истуканом. Тяжёлый квадратный подбородок, узкие губы безмолвного рта, выступающий горбатый нос, тёмные провалы глаз. Истукан источал немое презрение ко всему, на что падал его мёртвый взгляд.

На плоской же вершине соседней скалы, которую называли лысой, росла единственная кривая, измученная ветрами пальма. Она вгрызлась своими корнями в камень так, что теперь никакая сила не смогла бы её выдернуть оттуда. Перед любопытным взором рискнувшего взобраться на её зелёную макушку весь остров представал будто на ладони. А за его границами, далеко вокруг на горизонте, море и небо сливались краями, и казалось, что это голубая перевёрнутая чаша, лежащая на бирюзовой воде.

На границе дня и ночи, перед тем как солнце опускалось в воду, на пальму взбирались двое: чёрный лангур по прозвищу Борода и рыжий молодой макак, которого все звали Полхвоста. Они смотрели на закат и спорили о том, куда пропадает солнце. Пролазит в щель между морем и небом или ныряет прямо в воду. Борода считал, что в воду, а облачная дымка на горизонте из-за того, что горячее солнце делает много пара. Полхвоста тоже сомневался, что между морем и небом есть щель. Ведь вода, которая выливается на остров дождём, как-то протекает на небо? Но он говорил про большую рыбу, которая хватает солнце на закате и выплёвывает перед восходом. Хватает от жадности, а выплёвывает из-за того, что солнце сильно горячее. Борода соглашался: про рыбу – пожалуй, похоже на правду. И рыжий, и чёрный много раз видели рядом с прибрежным рифом, над которым постоянно метались чайки, пытаясь выловить из воды что-нибудь себе на обед, как из волн вдруг выныривала огромная рыбья голова и хватала острыми зубами самих охотников. А потом на этом месте плавали белые перья. А ещё друзья смотрели на светлячков. Ведь солнце, ныряя в воду, так же как волны, ударяясь о скалы, разбиваются солёной пеной, разбрызгивало множество золотистых огоньков. Они прыгали по волнам, взлетали в тёмное небо и кружили там, создавая сказочные узоры звёзд.

На острове в изобилии гнездились золотистые иволги, носатые попугаи, чёрные дронго, веерохвостки и много других пёстрых крылатых обитателей. Все они истошно орали всякий раз, когда старая длинная Йоши заползала на деревья и воровала из гнёзд яйца. Йоши глотала их, даже не пережёвывая. Птичек помельче Йоши тоже любила глотать, но их намного труднее ловить. Именно она оторвала рыжему половину хвоста, когда тот ещё совсем маленьким однажды разбудил её днём. Прыгая с пальмы на пальму, ухватился за свисающее с дерева чешуйчатое тело, перепутав с корягой.

На зелёной поляне под высокими равеналами, похожими на павлиньи хвосты, чуть в стороне от звенящего ручья, стояла хижина старого рыбака. Его дочь Найури собирала со всего острова жёлтые цветы иланг-иланг и высаживала вдоль тропинки, ведущей от домика к морю. Пряный медовый запах смешивался с запахом рыбьей чешуи и отпугивал комаров. Рыбак по вечерам латал свою сеть, а утром чуть свет, огибая на лодке острые камни рифа, выходил в море. Ни разу он не вернулся без улова. В его сети попадали мелкая серебристая сардинка, крупные тунцы, серая кефаль и даже мада иссаа запутывался в ячейках своими клешнями. Чайки кружились вокруг лодки в надежде поживиться, но старик не любил делиться, отгонял их веслом. Птицам доставались только хвосты, головы и потроха. Часть улова, тех рыбок, что помельче, Найури засыпала выпаренной солью. Других развешивала на плетёных шнурках под солнцем, а после переносила под навес из пальмовых листьев. Самые вкусные рыбины попадали на ужин. Девушка разделывала их и бросала на плоский камень, под которым горел огонь очага. К рыбе она добавляла жареных бананов, отваренного дикого риса и специй, намолотых в ступке.

Обитатели острова боялись старого рыбака и сторонились хижины. Наверное, когда-то в молодости старик был красивым, сильным и добрым. Но с тех пор минуло много лет. Лицо его сморщилось словно вяленая треска, голубые глаза выцвели до белизны, а спина согнулась под тяжестью забот и несчастий. Седой и заросший жесткой щетиной, он больше не ждал от жизни ничего хорошего. Даже для своей дочери он скупился на доброе слово или ласковый взгляд. Зато Найури была любимицей обитателей острова. Как только она уходила подальше от хижины, звери и птицы стремились оказаться рядом с ней, спеть веселую песенку или просто прыгать и играть, радоваться её счастливой улыбке. Бурундуки так и норовили взобраться на её плечи, павлины распахивали хвосты и трясли глазастыми перьями. Даже длинная Йоши на время переставала воровать яйца. Раскачиваясь на лианах, будто на качелях, она вспоминала свою беззаботную юность.

В тот день Полхвоста не нашёл спелых бананов, и ему пришлось довольствоваться молодыми побегами тростника и разбившейся о землю папайей. Живот его недовольно урчал и требовал еды. Запах жареной рыбы манил к рыбацкой лачуге, лишая разума и страха. А вдруг повезёт и получится утащить сочный кусочек. Он подкрался к домику и заглянул в открытое окно…

 

Кушать на ночь жирную жареную рыбу вредно? Мама говорит? Сам придумал? Согласен. А конфеты не вредно? Ну, тогда слушай дальше.

 

Вечером, вскарабкавшись на верхушку кривой пальмы, Полхвоста жаловался Бороде на то, что старый рыбак перетянул его поперёк спины тонкой длинной хворостиной. Это очень больно! Ещё больнее оказалось то, что окошко в лачуге занавесили плотной циновкой. Почесавшись, он стал придумывать, как отомстить старику.

– Я украду у него дочь! Старик будет страдать! Он пожалеет, что отхлестал меня. Ещё приманю к его хижине Йоши, и та вцепится старику в шею или в лицо. Старик посинеет, задохнётся и умрет! И всё равно, даже мёртвый будет ещё долго страдать. До тех пор, пока не отдаст мне всю свою рыбу.

Чёрный лангур молча с достоинством выщипывал из своего хоста колючки. Потом тяжело вздохнул и спросил у рыжего:

– И что ты будешь делать с девочкой? Чем ты будешь её кормить? Как ты будешь о ней заботиться? По-моему, Найури будет страдать больше, чем её отец. И почему Йоши схватит старика? Скорее она схватит тебя самого, ещё до того, когда ты приманишь её к рыбацкой хижине. Много ли радости тебе будет от чужого горя? Зло нельзя одолеть другим злом. Ведь их битва закончится победой зла. Боль невозможно излечить болью. Ненависть – ненавистью.

– Что же мне тогда делать?

Борода пожал плечами.

– Придёт время, ты сам без моих советов решишь, что тебе делать. Послушай меня, старик страдает и без твоей никчёмной мести.

Он отвернулся от слепящих лучей закатного солнца и рассказал макаку вот что.

– Однажды, когда даже сама ночь уснула, а старая Йоши после сытного ужина, по обыкновению свернувшись вокруг тёплого камня, разговаривала со своим хвостом, я спустился на поляну к рыбацкой лачуге и слушал, о чём болтают светлячки. Они говорили о старике и его дочери. Оказывается, давным-давно старик был хорошим моряком и странствовал по морям на быстром корабле. Бывал в диковинных странах. Там он нашёл себе красавицу жену и поспешил с ней домой. Но хитрое море приревновало его и заманило в ловушку. Корабль, который много раз спасал свою команду от бурь, оказался бессилен против полного штиля. Паруса обвисли. Много дней и ночей корабль несло течениями в места, которых нет ни на одной карте. Вдалеке от земли на самом краю света, когда измученная жаждой и голодом команда валилась с ног, а молодая жена умирала на руках своего капитана, море предложило моряку сделку. Оно пообещало спокойную жизнь и столько рыбы, сколько тот пожелает. Но с условием, что моряк отдаст взамен свои мечты, и раз в десять лет должен будет отдавать морю самое дорогое, что у того есть. Иначе море обрушит на него всю свою ярость.

Рыжий удивился.

– Светлячки вечно болтают всякие небылицы. Про миры, в которых так холодно, что можно ходить по воде. Или про людей, которые улыбаются друг другу при встрече, а не бьют тебя палкой по спине. Про надежды и мечты, которые сбываются. Я родился пять лет тому назад, но не помню, чтобы жадный старик хоть что-то отдавал морю. И почему светлячки вечно кружатся возле хижины? Неужели им нравится запах рыбной чешуи?

Чёрный постучал лапой по кокосу.

– Ты не думал, почему у старика есть дочка, но нет жены? Светлячки говорили, что десять лет назад, когда море потребовало плату, старик пытался отплыть от острова на лодке, но волны каждый раз выбрасывали его обратно на берег. И чтобы не случилось беды с дочерью, жена старика сама убежала ночью из хижины, и больше её никто никогда не видел.

Вот этот истукан. – Борода показал пальцем на соседнюю скалу, туда, где над пенными бурунами волн торчал каменный нос и нависал тяжёлый подбородок. – Он как печать на договоре. Он не даёт старику забыть о долге. И ещё, светлячкам не нравится запах рыбы, им нравится Найури. Потому, что она умеет мечтать.

 

Мы же договорились, что ты не будешь брыкаться? Ничего страшного ещё не случилось. Лежи спокойно и слушай.

 

Вечером следующего дня Полхвоста вновь подкрался к хижине и спрятался в кустах. Словно выточенная из золотисто-коричневого дерева тик, тонкая и гибкая Найури тихонечко вышла из домика. Вечерний бриз трогал коротко обрезанные выгоревшие на солнце волосы. Лёгкая накидка с дырой для головы, затянутая бечёвкой на поясе, скрывала худобу. Найури была похожа на лёгкую длинноногую птицу. Такую нетрудно будет утащить – подумал рыжий и хищно прищурился. Он увидел в руках девушки широкую деревянную тарелку, на которой лежал большой кусок жареной рыбы. Поставив угощение на траву, девушка быстро вернулась в дом. А Полхвоста, забыв обо всём на свете, бросился к еде. Он жадно ел рыбу, и слёзы текли по его щекам. Он всё понял. Наверное, то самое время, о котором говорил его друг лангур, настало.

 

Да не подавился он! Ему стало обидно, каким злым, жадным и глупым он был. Тебе не бывает обидно за собственную глупость? Бывает? Вот и лезь быстро опять под одеяло.

 

Погода испортилась. Три дня, не переставая ни на минуту, с неба падала вода. Звонкий ручеёк, стекавший с гор на поляну, превратился в бурлящий поток. Небо застилали тёмные облака. Именно тогда заговорил истукан. Он напомнил о долге, и молнии вторили скрежету его каменных зубов. Упомянул о боли, и, казалось, от этих слов лопнет голова, выскочит сердце из груди.

Но старик заперся в хижине и с морем расплачиваться не собирался. Не выходил сам и не выпускал дочь. Дождь требовательно барабанил по крыше. Стекал тонкими струйками по широким листьям, окружая домик мутными лужами. Наконец, он вылился весь, тучи уползли, и солнце вновь палило над островом. Старик привычно снаряжал лодку, когда земля, качнувшись в сторону, ушла из-под ног. В тот же момент Истукан начал смеяться. Его голова раскачивалась на верхушке скалы. От этого жуткого хохота пальмы ломались пополам, словно спички, а маленькие пичуги падали на землю замертво. Весь остров дрожал, как будто утлая лодочка в бурю на высокой волне. Но, неожиданно расколовшись пополам, каменная голова рухнула со скалы в море. Чайки бросили ловить рыбу и, кружа высоко над водой, истошно орали. Рыжий метался по банановой роще, собирая свою стаю. Лангур спрыгнул на него, скользнув по длинной лиане, и оба покатились под горку на песчаный пляж.

– Хватай девочку и беги к нашей пальме на лысую скалу! – почти прорычал Борода.

– Я передумал воровать Найури, – ощетинился Полхвоста, – и тебе не позволю!

– Хочешь её спасти? Хватай и тащи! Мало времени, долго объяснять.

– Но как же старик… и у него палка!

Чёрный, уже карабкаясь обратно на дерево, обернулся.

– Ты же не понесёшь его на себе? Старик побежит за вами, ты уж постарайся, чтобы он вас не догнал. Я предупрежу Йоши. Встретимся на скале. – С этими словами Борода исчез в зарослях.

Чайкам сверху, наверное, показалось, что кроны деревьев закипели рыжими спинами. Стая Полхвоста то взлетала вверх, то вновь скрывалась в зелени джунглей. И в центре этого хвостатого урагана пёстрым знаменем мелькала накидка Найури. Следом, заметно отставая, бежал старик. Он очень страшно ругался. Таких ужасных слов рыжий не слышал даже от старой Йоши. В одной руке рыбак сжимал длинный тяжёлый нож, в другой –острую длинную палка. Макак отгонял от себя мысли о том, что будет, когда они с девочкой поднимутся на самый верх скалы. Ведь оттуда бежать будет уже некуда, и останется только броситься вниз в буруны прибоя. Но старик постепенно отстал.

На лысой вершине возле кривой пальмы собрались все, кого успел позвать Борода. Приползла даже длинная Йоши. Она повисла на дереве и не думала никого кусать. Все смотрели на море. Оно отступало от острова. На песчаном дне оставались только небольшие заводи, а удивлённые крабы бегали по голым камням рифа.

– Море открывает пасть… – Произнеся это, чёрный лангур отошёл подальше от края обрыва.

Джунгли зашуршали палой листвой, и на плоскую вершину скалы поднялся старик. Он больше не ругался. Длинный нож выпал из его рук. Найури, увидев отца, выбежала навстречу и обняла его за шею. Он прижал дочь к себе и тоже смотрел на море. На то, как всё выше вырастала огромная волна, которая мчалась к острову, почти доставая до неба. А потом…

 

Ты когда-нибудь видел волну высотой до неба? Нет? И хорошо бы никогда не увидел.

 

Потом стена солёной воды ударила в гранит. Грохот, треск камня, крики птиц – всё перемешалось в один жуткий вопль смерти. Скала затряслась, но выдержала удар. Волна, прокатившись по острову, рвала и ломала джунгли внизу. Грязные потоки воды, в которых кувыркались изуродованные ветви и стволы деревьев, убегали обратно в море. Они тащили за собой песок и даже крупные камни, обнажая странный остов, похожий на высокие борта большого корабля.

Всё стихло так же быстро, как и началось. Старик стоял на скале, больше похожей теперь на капитанский мостик, и обнимал свою дочь за плечи. Ты не поверишь, но он плакал от счастья. Слёзы смывали с его лица страх и боль.

Старая Йоши грустно думала о том, что настали тяжёлые времена, ведь воровать яйца у чаек на крутом склоне куда опаснее и труднее, чем лазить по пальмам. Наверное, от этих мыслей она становилась всё толще и длиннее, пока не превратилась в высокую мачту. Чайки, парившие в вышине, обернулись белыми полотнищами. Команда светловолосых, загорелых моряков, ловко управляясь с такелажем, тянула канаты, в которые превратились лианы. Корабль поднимал паруса, набирал ход. Чёрноволосый бородатый боцман крепко держал штурвал. Шустрый юнга, тряхнув рыжей шевелюрой, весело помахал рукой девушке и капитану корабля. Орудуя шваброй, он сбрасывал за борт остатки мусора, ракушек и листьев, меж которых мелькнул обрывок мохнатого хвоста.

 

Поправил одеяло и тихонечко встал. Ну, вот и всё. Завтра наступит морозное утро и теплый солнечный лучик разбудит тебя, скользнув сквозь заиндевевшее стекло. Ты натянешь валенки и кургузый тулуп. Выскочишь во двор лепить снеговика из выпавшего за ночь мягкого снега. Может быть, ты слепишь маленькую стройную Найури, а может быть длинную зубастую Йоши или шустрого проныру Полхвоста. Неважно. Знаю лишь одно: ты никогда не променяешь свою Мечту на кусок жареной рыбы, не станешь ради комфорта и достатка, и даже ради собственной жизни жертвовать самым дорогим на земле – своей любовью и своей свободой.