Солнце, небесное колесо. Которое осветит путь и согреет. Разбудит ранним утром. Покроет загаром и будет скакать весёлым зайчиком, отражаясь от поверхности ласкового моря. Высушит вёсла, высушит сети, завялит морские дары.

Но Солнце – это ещё и древний бог, гуляющий по небосводу. Капризный и изменчивый, как и все боги.

И любящий жертвы…

 

Ещё вчера ласковое море было совсем не ласковым. Такого шторма не случалось в этих краях с незапамятных времён. Кто знает, возможно, ещё один древний бог разъярился по неведомым причинам и без устали колотил молниями в небесный свод. А море и прибрежье отвечали хаосом. Лодки и сети, сушившиеся на берегу, были сожраны ненасытной пучиной в один момент. Равно как и росшие кое-где деревья, чаячьи и черепашьи гнёзда, а также деревянный навес, под которым регулярно коротали вечера деревенские любители выпить чего покрепче.

К счастью, до самого поселения пучина не дотянулась жадной пастью, коротки оказались зубы. Лодки и сети стали тяжкой утратой, но, хвала небесам, все остались живы.

Пустая Тыква, как звали его все в поселении, неспешно шёл по берегу, внимательно обшаривая взглядом песок. Молодой человек был ленив и хитёр. Достаточно ленив, чтобы не ходить в море, а заниматься уборкой рыбьих потрохов, но достаточно хитёр, чтобы первым приходить на берег поутру. Море порой выбрасывало на берег приятные сюрпризы. Например, как-то раз Тыква нашёл крупного покалеченного спрута, которого добил острым камнем, и потом наслаждался вкусным мясом почти целую неделю.

Но главной мечтой парня было найти раковину жемчужницы с крупным шариком драгоценного розового жемчуга внутри. Или, быть может, золотое украшение с затонувшего пиратского галеона.

Будто прочитав его мысли, солнечный луч отразился от чего-то на берегу, и волшебный блеск засиял в глазах молодого человека, заставив сердце сладко затрепетать в груди. Тыква бросился к вожделенному сокровищу, увязая в мокром песке. Но пробежал он совсем немного. Море выбросило на берег далеко не то, чего так жаждал ленивый житель рыбацкого поселения.

На песке лежал труп. Девушка, почти подросток, без какого-либо намёка на одежду. Обнажённые груди самыми кончиками стремились в небо, а роскошная грива светлых волос ещё не успела высохнуть на утреннем солнце.

Осмелев, Тыква приблизился ещё на несколько шагов и сделал два невероятных открытия. Во-первых, девушка была жива, так как грудь её, пусть еле уловимо, но вздымалась в такт дыханию. Второе же открытие заставило юношу сначала замереть от ужаса, а затем со всех ног броситься назад в деревню, зажимая руками рот, чтобы не закричать.

 

Она мучительно выныривала из забытья. Каждое веко, казалось, весило не меньше корабельного сундука с золотом, и она не удержалась от стона, поднимая эту жуткую тяжесть.

И тут же нахлынули воспоминания о вчерашнем (?) дне. Аделия вспомнила бескрайнюю ширь моря, весело играющих дельфинов, начавшийся шторм, кидавший с одного пика волны на другой оказавшийся в его власти корабль. Аделия не боялась штормов, она встречалась с ними далеко не единожды. Но в этот раз что-то пошло не так. Что-то тяжёлое, видимо, сорванное ветром с поверхности палубы, ударило по голове, отправляя Аделию в темноту. Из которой было так больно возвращаться.

 

Деревня гудела. Да, Тыкву, конечно, недолюбливали, как и всякого лентяя, но обманщиком или выпивохой он не был. Поэтому, немного поспорив, возбуждённая толпа отправилась на берег, чтобы убедиться в его словах.

 

Солнце стало изрядно припекать. Волосы почти высохли и уже практически не защищали не привыкшее к длительному нахождению под прямыми лучами тело. Тем временем вокруг начинал нагреваться прибрежный песок. А затем Аделия услышала голоса. Она испуганно сжалась, не зная, чего ожидать от людей, хотя где-то в глубине души очень надеялась, что ей помогут.

 

Да, Тыква не сочинил невероятную историю. Действительно, затихший лишь несколько часов назад шторм выбросил на берег то, о чём местные слышали только в старых преданиях.

Лежавшая на песке девушка была человеком лишь на первый взгляд. Точнее, была им наполовину. Ниже талии, там, где тело любого нормального человека естественным образом раздваивалось, образуя ноги, хрупкая девичья фигурка переходила в массивный чешуйчатый хвост, как у крупной рыбы. Русалка испуганно и даже как-то жалобно смотрела на местных.

Жизнь деревенских на протяжении уже многих десятков лет была простой и понятной. Дни начинались и заканчивались одинаково, не привнося никаких изменений в укоренившийся быт. Да, иногда рыба куда-то уходила на время, а изредка неожиданно случались жуткие шторма, вроде вчерашнего. Но, тем не менее, это были хорошо известные явления, которые просто принимались, как данность, хоть и приносили неприятности. Появление же невиданного морского существа с треском рушило границы привычного мира. Что делать с пришелицей, было решительно непонятно. Никому, включая старосту.

Между тем, солнце поднималось всё выше и жарило всё сильнее. И начинал раскаляться песок. Организм русалок устроен совсем не так, как у людей. Тело жительниц пучины не способно накапливать и длительно удерживать воду, поддерживая жизненные процессы. Для этого у русалок есть море. Солнце безжалостно иссушивало Аделию, постепенно убивая её. А до кромки воды было не добраться. Оставалось ждать прилива.

Или рассчитывать на помощь глазевших на русалку людей.

Неизвестность всегда страшит. Неизвестное рушит привычный уклад. Непонятное может навредить. Чужое таит в себе опасность. Примерно так издавна мыслят жители небольших общин, сопротивляясь попыткам внешнего мира что-то изменить в их жизни. Примерно так рассуждали и собравшиеся на берегу. Практически все. Кроме одного.

Альберту было шесть. И то ли в силу возраста, то ли в силу присущей мальчишке мечтательности, ещё не задавленной однообразным деревенским бытом, он видел в нежданной гостье только одно. Чудо. Самое прекрасное явление из всех, когда-либо виденных им. И копна волос, и худенькие девичьи плечи, и даже блестевший на солнце чешуйчатый хвост — всё это вызывало в юной душе какой-то совершенно щенячий восторг. Ликование переполняло его, перерастая в желание обнять весь мир и танцевать, танцевать, танцевать от счастья. Только вот сплясать он не успел.

Первым не выдержал всё тот же Тыква. Быть может, ему просто надоело стоять в ожидании неизвестно чего, быть может, в нём таилась обида за то, что драгоценная находка оказалась обманкой, никто не знает. Но случилось то, что случилось. Он поднял из-под ног комок из переплетённых между собой водорослей, высохшего ила и мелких ракушек и бросил его в чужачку.

Снаряд немного не долетел до русалки и шлёпнулся на берег, подняв вверх фонтанчик песка.

— Чёртова рыба! — проорал Тыква, надрывая горло.

— Рыба, рыба! Чёртова рыба! — зашумела толпа. И в сторону Аделии полетели комки грязи и обкатанные прибоем камни.

Один из таких камней больно ударил русалку по скуле, раня нежную кожу. Не выдержав боли, русалка тонко вскрикнула, будто раненый дельфин, и закрыла лицо руками.

«Только не плачь, Аделия, — прошептала она. — Нельзя терять воду. Скоро прилив».

И она с надеждой бросила взгляд в сторону кромки моря.

Хрустальное чудо Альберта рушилось на глазах, вступив в схватку с реальностью. Сегодня произошла его первая встреча с истинной Красотой. И первая же встреча с идущими рука об руку Насилием и Подлостью.

— Хватит, пожалуйста! Хватит! Не трогайте её! — надрывался мальчик, бегая в толпе и хватая взрослых за руки. Но его детских сил был явно недостаточно. Наконец, староста оттолкнул в сторону надоевшего мальчугана, чтобы поднять с песка камень побольше.

Альберт упал на спину и в отчаянии зарыдал. Нет, ему совсем не было больно. То есть, не было больно телу, оно всего лишь мягко шлёпнулось на прибрежный песок. Болела от бессилья светлая душа ребёнка.

Первая слезинка, сорвавшись с щеки, упала вниз и будто отскочила от песка. Так показалось бы стороннему наблюдателю сначала. И только внимательно приглядевшись, можно было увидеть, как там, где упала слеза, вверх ударил тоненький фонтанчик воды. А с щёк навзрыд рыдавшего мальчишки срывалась слеза за слезой.

Крохотные фонтанчики сливались в ручейки, чудесным образом обтекающие ребенка и собирающиеся в один поток, который быстро набирал мощь.

Наклонившись было в поисках очередного камня, распалённый яростью староста вдруг обнаружил, что стоит по щиколотку в воде. А буквально через пару секунд его захлестнул неведомо откуда взявшийся грозно рокочущий вал.

Израненное камнями тело русалки вдруг перестало сушить, а на губах оказались такие родные солёные брызги. Неужели? Море услышало её молитвы, и прилив наступил гораздо раньше? Но почему вода пришла не с той стороны?!

Аделия рискнула убрать руки от головы и поднять глаза. На её глазах творилась невиданная, невообразимая магия. Откуда-то из-под ног сидящего в стороне от толпы мальчика, единственного, чьё лицо не было искажено уродливой гримасой ярости, струился поток живительной влаги. Вода грозно ревела, вздымаясь волнами, раскидывавшими ничего не понимающих обидчиков, и опадала, ласково обнимая русалку и, словно могучие руки отца, унося её к дому.

А сидящий на песке мальчишка улыбался сквозь слёзы чистой неземной улыбкой.