Станция беспокойных душ Тик… Так… Тик… Так… Над безмолвной равниной Станции Беспокойных Душ за веком век раскачивается маятник часов. Тик… Так… Тик… Так… Бездушная машина, невидимая глазу, медленно раскачивает маятник. Тик… Так… Тик… Так… Маятник не отбрасывает тени. Тень есть отражение света, а свет – это праздник для глаз. А в этой пустоши нет повода для праздника. Тик… Так… Тик… Так… Тьма давно поглотила этот мир. И только мирное тиканье неведомого механизма отсчитывает время. Время есть, а значит есть жизнь. *** Из черноты окружающей реальности вынырнуло облако неровного света – это Ангел Времени, надзиратель Станции Беспокойных Душ, несёт свой проржавевший за века службы фонарь. Его двухметровая широкая фигура скрыта под тяжёлым чёрным пальто, полы которого волокутся по земле, а в недрах глубокого капюшона таится его круглое, как циферблат, лицо. Уверенной походкой Ангел Времени подошёл к лежащему на земле старому пледу, мерно вздымающемуся в такт дыханию живого существа - под ним вот уже тридцать лет спит Избранный. Ангел Времени поставил рядом с ним фонарь и извлёк из складок пальто будильник. Механизм тут же проснулся и взорвал тьму Станции оглушительной трелью. Плед начал ворочаться и стонать голосом Избранного. Наконец изъеденное молью полотнище развернулось и явило взлохмаченного мужчину лет тридцати в голубоватой больничной пижаме. Ангел Времени выключил будильник и скрылся во тьме, оставив своего подопечного погружаться в неприятные воспоминания. Избранный зябко кутался в плед и смотрел на фонарь невидящим взглядом. Его длинный сон был наполнен кошмарами. В них прекрасная дева с карими глазами и чёрными волосами, в белом платье, обагренном брызгами крови, смотрела на него так пронзительно, что сердце Избранного раскалывалось с давящей на мозг болью. Девушка печально вздыхала и закрывала глаза, её лицо становилось белым и прозрачным, а наряд превращался в саван. Она растворялась в густой темноте, оставляя после себя боль и чувство вины. Избранный вытряхивал из мыслей это наваждение, но в свете фонаря опять вырисовывался знакомый силуэт. Неожиданно раздался раскат как от грома - и в круг света от фонаря из темноты неба Станции Беспокойных Душ упал мужчина в твидовом пиджаке с заплатками на локтях. Осунувшееся лицо, пытливый взгляд, густая щетина на щеках и чуть седые отросшие волосы выдавали в нём возраст мудреца и высокий интеллект. Мужчина огляделся по сторонам, остановил взгляд на фонаре, на секунду замер – и пополз на четвереньках на свет, как мотылёк на огонь свечи. Избранный заинтересовано посмотрел на вновь прибывшего. Мужчина как раз дополз до него и, сев по-турецки, протянул руки к фонарю, как к костру. - Он не греет, - нарушил тишину Избранный. - Он притягивает, - глухим голосом отозвался гость, заворожённо глядя на фонарь. Избранный отметил про себя, что мужчина в пиджаке не старый, а просто сильно уставший. - Откуда ты? – снова нарушил тишину Избранный. - Я веду расследование, - гость наконец посмотрел на собеседника. – Я ищу девушку из прошлого. - У всех у нас есть прошлое, которое лучше не ворошить, - криво усмехнулся Избранный и протянул руку гостю. – Я Избранный. - Погоди-ка… Спаситель? – подозрительно поднял правую бровь мужчина в пиджаке. - Если бы всё было так просто… Спасения я и сам жду, - Избранный поёжился под пледом. - Нет, я Избранный, которому дана бессмертная душа и память о прожитых жизнях. - Потрясающе! – глаза мужчины в пиджаке сверкнули восторгом и завистью, и он протянул руку для пожатия. – Я учитель истории. - Историк значит. Истории я люблю. Я здесь давно без свежих историй, - Избранный уважительно посмотрел на гостя и крепко пожал его руку. - Погоди-ка… А где мы? – наконец посмотрел по сторонам Историк. Но в густой темноте не было ничего, кроме тишины. - Это Станция Беспокойных Душ, - широко развёл руками Избранный. – Ангел Времени забирает сюда беспокойные людские души, переставшие развиваться. - Погоди-ка… Я мёртв?! – Историк с ужасом посмотрел на Избранного. - Если бы всё было так просто… - помотал тот головой. – Ты на Станции. Это что-то вроде временного кармана, где нет света и звука. Только время. Для размышлений и самобичевания. Избранный достал из кармана курительную трубку, натолкал в неё табак из жестяной коробки из другого кармана и «закурил». - Ты в курсе, что трубку нужно раскурить? – выдержав паузу, спросил Историк. Избранный молчал и посасывал трубку. - Она не настоящая… - процедил он, не разжимая зубов. - Как и всё, что происходит со мной… Историк ещё несколько секунд смотрел на Избранного, а потом медленно взял из его руки трубку и «закурил». От неё пахло табаком и тяжёлыми воспоминаниями её хозяина. - И давно ты здесь? – Историк наконец вытащил трубку изо рта. - Ангел Времени забрал меня сюда после моей третьей жизни. Она оборвалась, когда я выпал из окна. А очнулся я уже здесь. И с тех пор мы здесь втроём: я, Ангел Времени и фонарь, - Избранный забрал у мужчины трубку, вытряхнул табак себе на ладонь и рассовал своё имущество по карманам. – И раз в год, 13 декабря, Ангел Времени будит меня. - Зачем? – Историк катал языком по верхнему нёбу вкус его воспоминаний. - Затем, что он законченный садист, - сплюнул на землю Избранный. - Он хочет, чтобы я понял, почему я здесь. Из-за какого беспокойства моя душа перестала развиваться. - Погоди-ка… А ты не знаешь? Поводов для беспокойства и в одной жизни предостаточно. А ты столько жил и столько повидал. Будь у меня столько памяти и столько жизней, я бы столько всего мог сделать, - Историк задумался, глядя на свет фонаря, и тихо продолжил, - и наконец найти. - Если бы всё было так просто… - вздохнул Избранный. – Когда имеешь так много, сложно не потерять рассудок. Он посмотрел на Историка – его глаза сверкали искрами от фонаря и нерассказанными историями. - Хочешь услышать мою историю? – вдруг спросил Избранный у гостя. - Только она будет долгой. - Я не тороплюсь, - Историк оторвал глаза от света фонаря и вцепился взглядом в собеседника. - С чего бы начать? – Избранный встал, и, задумчиво потирая подбородок, отошел от фонаря на несколько шагов, всё ещё оставаясь в его свете. Вдруг он резко сорвал с себя плед, и, взмахнув полотнищем, рванул его вниз, разорвав темноту. В разорванной ткани реальности Историк увидел панораму со сценой из первой жизни Избранного. В ней был рабочий кабинет с обстановкой начала ХХ века: ореховые шкафы вдоль стены, забитые книгами, потёртые кожаные кресла у окна, повидавший жизнь дубовый стол. За столом сидел мужчина лет тридцати пяти приятной наружности – со светлыми модно подстриженными кудрями и аккуратными усиками, в белой наглаженной рубашке. Он шлёпал пальцами по клавишам печатной машинки, а та весело звенела колокольчиком и шуршала бумагой. Голубые глаза мужчины сверкали, а губы проговаривали печатаемый текст. Из темноты вышел Ангел Времени, встал рядом с Историком и кивнул в сторону открывшейся панорамы: - Это я научил его этому фокусу: визуализировать свою прошлую жизнь. Так ему открываются все детали прожитого, и однажды он сможет увидеть в них ответ. Историк восхищенно смотрел на прошлое Избранного: - Погоди-ка… Так значит в первой жизни он был Писателем! Избранный не отвечал. Он смотрел на себя в панораме и его пальцы нервно сжимались. - Он хотел бессмертия, - снова заговорил Ангел Времени. - И я ему его дал. Бессмертную душу, которая помнит все жизни своих телесных оболочек. - Ты дал ему бесконечное время! Это же такой дар! – Историк дрожащими пальцами гладил себя по небритым щекам, а в его голосе слышалась зависть. Ангел Времени на это заявление рассмеялся раскатами грома. А Писатель из воспоминаний тем временем выдернул бумагу из машинки и крикнул: - Луиза! Иди сюда! В комнату вошла милая девушка с каштановыми кудрями и озорными глазами. Это была жена Писателя, Луиза. - Джордж! Всё в порядке? – девушка быстрыми шагами приблизилась к мужу. Писатель собрал разбросанные по полу листки в стопку и стучал ими по столу, чтобы выровнять: - Луиза, это будет шедевр! - Надеюсь, ты сделал меня главной героиней! – Луиза вырвала у мужа листки и пыталась в них найти своё имя. Писатель перехватил у нее бесценные записи и снова застучал ими по столу: - Главную героиню жестоко убивают. Всё ещё хочешь участвовать? - Дурак… - наигранно надула губки Луиза. Писатель наконец выровнял стопку бумаги и прижал ее к груди: - Ооо! Это будет гениально! Убийство, которое так и не раскрыли. Девушка, в которую невозможно не влюбиться. Я назову её… - Назовёшь её как свою бывшую невесту? – перебила его Луиза. – Это же в неё невозможно не влюбиться! Писатель снисходительно посмотрел на жену: - Но женился-то я на тебе. - А книги посвящаешь ей… - всё ещё обижено дула губки Луиза. Но обида уступила место любящей жене, и девушка направилась к выходу, на ходу спрашивая: - Может чаю? Писатель бросил листки на стол и снова стал их перебирать и изучать. - Лучше виски, - бросил он жене, не отрываясь от записей. - И позвони всем в клубе, пригласи к нам на ужин. Чёрт возьми! Я должен этим поделиться! Воспоминание затуманилось, снова просветлело – и вот Писатель возвращается в комнату и швыряет толстенную стопку бумаг на стол. Ангел Времени нагнулся к Историку и хитро ему подмигнул: - Книгу написать – дело нехитрое. Попробуй пропихнуть ее в издательство. Следом за Писателем в комнату вбежала Луиза, вытирая грязные руки полотенцем: - Ну! Что сказал издатель? - Сказал «бездарность», - Писатель схватился за голову и заходил по комнате. Луиза хитро прищурилась: - Ты или книга? Писатель резко остановился и оторвал руки от головы, едва не вырвав клок волос: - Чёрт возьми! Он ничего не понимает! Просто не может понять! Он слишком узко мыслит! Он не прав и…! – мужчина замер и задумался. - Или это я не прав? И вдруг его осенило: - Ааа! Я понял! Луиза! Я всё понял! Я просто сделаю приписочку «биография» в названии. И теперь это не роман, а исследование! Луиза вытаращилась на него: - Но это же обман! Писатель уже заправлял титульный лист книги в печатную машинку: - Вся наша жизнь обман, дорогая, - и защёлкал по клавишам. Снова комнату окутал туман, а когда он рассеялся, в её середине сидел Писатель в обнимку с книгой, скользя безумным взглядом по невидимым ему зрителям. Дверь медленно открылась и вошла Луиза с чемоданом. Она минуту смотрела на мужа, ожидая, что он почувствует её присутствие. Но Писатель не шевелился. - Джордж, я так больше не могу, - девушка поставила чемодан и села на него. Писатель попробовал повернуться в её сторону, но удержался и остался верен своей невидимой точке созерцания. Было видно, что Луиза не хочет уходить. Она чуть повысила голос: - Джордж, какое на мне платье? Писатель всё-таки повернулся к ней, но быстро отвернулся обратно: - Зелёное. - На мне брюки, Джордж, - хлюпнула носом Луиза и в её голосе послышались слёзы. - Ты меня больше не замечаешь. Ты вообще меня любишь? Писатель медленно повернулся к ней и наконец заметил чемодан. - Ты от меня уходишь? – безучастно спросил он. - Я от тебя улетаю, - Луиза достала платок и промокнула им под глазами. - Мне предложили хорошую работу. Самолёт через два часа. Бумаги на развод я пришлю по почте. Луиза встала с чемодана, взяла его в руку и пошла в сторону двери. На пороге она обернулась и тихо сказала: - Прощай, Джордж. Воспоминание закрылось темнотой. Избранный наконец повернулся к зрителям. В его глазах была та же пустота, какую Историк увидел у Писателя. Ни печали, ни сожаления. - И она улетела, - поставил точку в истории Избранный. - Навсегда. Самолет разбился. Или мне приятно так было думать. Но больше я её не видел. Ангел Времени покачал головой и скрылся во тьме Станции Беспокойных Душ. - Погоди-ка… Так твоя книга стала популярной? Ты стал известным писателем? – нетерпеливо забросал его вопросами Историк. - Если бы всё было так просто… - отмахнулся и понурил голову Избранный. – Моя книга стала хитом, а обо мне наконец заговорили. - И ты прожил долгую и счастливую жизнь? – глаза Историка светились от радости за нового друга. - Счастливую? Нет… Долгую? Вот уж нет. Я погряз в своей новой реальности известного писателя настолько, что не сразу заметил, как остался один. Я так часто звонил друзьям, чтобы поделиться с ними переживаниями по поводу продаж книг, или когда понимал, что какую-то сцену неудачно прописал и уже ничего не исправить, что они устали от меня и моего нытья и стали откровенно бросать трубку. Я был совсем один в своём большом доме. У меня была моя книга, но она могла согреть меня холодной ночью, только если её бросить в камин. И однажды я так и сделал. И сразу осознал, что я дурак, и полез за ней в огонь. На мне был домашний халат, на который я не раз проливал виски одинокими вечерами. И он вспыхнул прямо на мне. В доме не было никого, чтобы помочь мне и вызвать врачей. Дом сгорел. Сгорел и я. Сгорела моя книга… Избранный сел рядом с фонарём и уставился на его свет: - Самое странное, что мне после того пожара нравится смотреть на огонь. Хочется погрузить в него руки, почувствовать его жаркие языки… и боль… Пожирающую всего тебя боль… Избранный посмотрел на ошарашенного Историка и горько улыбнулся: - Наверно поэтому Ангел Времени приходит ко мне с фонарём, а не со свечой, как к другим. Историк озарился по сторонам. До него только сейчас дошло, что они здесь не одни. Что на Станции Беспокойных Душ томятся сотни, а то и тысячи узников. И что их не видно и не слышно из-за тягучей черноты, поглощающей звуки и свет на расстоянии трёх метров. Избранный долго молчал. Историк в это время смотрел на свет от фонаря и пытался вспомнить свою кончину. Иначе как бы его душа здесь оказалась. Но в голове был только белый свет. - А когда ты понял, что твоя душа бессмертна? – Историк вновь повернулся к Избранному. Тот запрокинул голову назад и устало закрыл глаза: - Во время пожара я услышал голос в голове. Он сказал, что я наделён Великим Даром – бессмертной душой. И что число жизней моих будет бесконечным. Сначала я подумал, что это разыгралось моё умирающее сознание. Но потом я очнулся в теле младенца и с каждым днём мои воспоминания становились чётче и ярче. А в пять лет в моей голове стали возникать картины. Мои фантазии простирались дальше обыденного понимания. Я видел цвета, которых нет, и формы, которые невозможны. И вот мы подошли к истории моей второй жизни. Избранный вскочил и снова взмахнул пледом, расколов тьму. В образовавшемся окне Историк увидел сорокалетнего мужчину с каштановыми патлатыми волосами до плеч, в широченной рубашке, перепачканной красками и лаком по дереву. Он размахивал кистями с красками в обоих руках – и на холсте распускались неведомые цветы, озарённые потусторонним солнцем. Картина как будто затягивала в себя Историка, его сознание уже гуляло среди серо-голубых цветов, а лицо обдувало тёплым ветром. Это было и великолепно, и пугающе одновременно. А Художник на панораме отошёл на пару метров от своего творения и залюбовался. Избранный сел рядом с Историком, укутался в плед и заговорил приглушённым голосом: - Во второй жизни я был Художником. На своих полотнах я хотел создать другую реальность. Ту, что пришла со мной из Вселенной во время перехода. Я хотел подарить её миру, но каждый раз, когда я готов был отнести свои работы в школу искусств или на выставку, меня как будто что-то хватало за руку. И я оставил все свои картины дома. И эту внеземную реальность я подарил своей семье. Да, во второй жизни у меня была большая семья: жена, двое сыновей и дочь. Но я решил не привязываться к ним, чтобы не было больно при расставании. А расставание было неизбежно. Для меня. И я бы помнил его все следующие жизни. Уж лучше так… Сам в себе… Избранный дунул на панораму – и картина изменилась. Теперь Художник самозабвенно накидывал масляную краску на холст кистями разных размеров. Историк скептически сощурил глаза – он видел не прекрасную картину, а непонятную мозгу абстракцию. Но вдруг, слой за слоем, взмах за взмахом – и на картине появился портрет прекрасной девушки в белом платье на фоне цветущего куста алых роз. Чёрные локоны обрамляли юное лицо, а карие глаза притягивали взгляд и следили за каждой мыслью зрителя. В руках девушка держала кисть винограда, удачно оттеняющую фарфоровую белизну ее кожи. У Историка не было сомнений – она была аристократка. Избранный горько улыбнулся и снова заговорил: - Я продолжал накладывать краску на холст, даже когда жена заболела и слегла. Я даже не заметил, когда друзья отправили наших детей к моим родителям, чтобы они не видели угасающую мать и обезумевшего отца. Однажды я проснулся среди ночи от странного чувства беспокойства. Неведомая сила потянула меня из кровати. Я успел накинуть халат – и ноги сами понесли меня в мастерскую. Там я схватил кисти и почти в беспамятстве стал накладывать краски на холст. Не знаю сколько это продолжалось, но внезапно мне стало спокойно, и я опустил кисть. Передо мной была непонятная мазня. Тогда я отступил на несколько шагов от своей картины. И увидел на ней себя. Жалкого и сутулого. Без будущего и перспектив. Одинокого никому не нужного старика. Сейчас критики говорят, что на том автопортрете каждый видит себя. Видит таким, каким чувствует… Я так испугался увиденного, что выбежал на улицу в одном халате. Уже наступила зима, и было глупо бежать в тапках по наледи. Но я бежал, пока не свалился от онемения в ногах. Я сидел на снегу, закутавшись в халат, как вдруг услышал хрустящие по снегу шаги. Ко мне подошел человек в длинном чёрном пальто. Лицо его я не разглядел: даже глаза мои тогда замёрзли. Он мог погубить или спасти меня. Он выбрал первое. Из темноты Станции Беспокойных Душ вышел Ангел Времени. Он подул на панораму, от чего она затуманилась, скрыв Художника и девушку с виноградом. А когда туман рассеялся, была звёздная морозная ночь. Художник сидел на земле, обмотавшись в халат и поджав ноги. Ангел Времени стоял спиной к зрителям и говорил с Избранным из прошлого: - Здесь холодно, ты не находишь? Историк понял – в ту ночь к Художнику приходил он, надзиратель Станции Беспокойных Душ. Ангел Времени следил за Избранным, за его жизнью и творчеством. И когда его подопечный надломился, поспешил к нему на помощь. Но Ангел Времени не мог спасти того, кто испугался сам себя. Художник же на панораме застучал зубами в ответ: - Я не чувствую ног. Наверно их уже и нет. Их отгрызли собаки. - Они есть и есть ты, - мягко увещевал Ангел Времени. - Может тебе стоит встать и вернуться домой, к больной жене? Забрать к себе детей и больше их не отпускать, пока они не создадут свои семьи? Выкинуть краски и холсты? Тебе дан Дар, но ты закрыл его в стенах своей трусости. И он пожирает и опустошает тебя изнутри, как лесной пожар. Потому что если не нести огонь к людям, то сгоришь в нём сам. Избранный от этих слов поёжился, а Историк с грустью посмотрел на него. И вдруг решился: протянул руку и положил её на плечо Избранному. Тот вздрогнул, но руку не сбросил. Только ещё больше ссутулился. На панораме перед их глазами Художник бешено вращал глазами и бредил дрожащими посиневшими губами: - Так значит я горю… мои ноги уже сгорели… моя голова в огне… мои мысли в огне! Моя жизнь горит! – и он громко взвыл: - Я бездарность! Художник поднял голову к небу, протянул дрожащую руку к звездам или к кому-то, затаившемуся среди облаков, и хрипло закричал: - Это Ты! Ты наделил меня Даром! Ты вложил кисть в мою руку! По Твоему желанию в моей голове зарождаются миры и Вселенные! Это из-за Тебя мои картины не отпускают меня! Это из-за Тебя они пожирают меня! Это Ты зажёг во мне огонь, но не научил его отпускать! Ангел Времени тоже поднял голову к небу, медленно опустил её к правому плечу, и, глядя искоса на Художника, медленно проговорил: - А может это ТЫ не услышал Его? Ангел Времени горестно покачал головой и ушёл от зрителей сквозь панораму. С неба прошлого повалили пушистые хлопья снега, за их белой стеной растаяла удаляющаяся фигура надзирателя. Художник же метался в снежной метели, разбрасывая снег и крича в злобе ругательства на себя и весь мир. Снежные хлопья закручивались в спирали, закрывая собой обезумевшего человека в халате. Белая стена закрыла панораму, затем посерела, как снег в апреле, и наконец почернела и слилась с окружающей тьмой. Историк не заметил, когда Избранный сбросил его руку и отодвинулся. Сейчас он лежал на полу, скорчившись, как от сильнейшего удара в живот. Его глаза сверкали безумием Художника, а зубы стучали от того декабрьского холода, который пронзил его во второй жизни. Историк подоткнул Избранному плед, а сам лег у него за спиной и аккуратно обнял одной рукой, пытаясь унять его дрожь. Дробь от стука зубами становилась всё тише. Наконец Избранный перестал дрожать и впал в оцепенение. - Утром его нашли мальчишки, - раздался над ними голос Ангела Времени – он как всегда неслышно появился из мрака. - Они бежали в школу и увидели в сугробе обледеневшего человека. У него не было с собой документов, и полицейские не знали кому отдавать его тело. А в это время его жена умерла в одиночестве, в холодном доме. Его родители несколько недель не получали писем и, изъедаемые нехорошими предчувствиями, приехали в промёрзший дом. В спальне они нашли его окоченевшую жену. А тело Художника так и не удалось найти: зима была холодная, бездомные и глупцы замерзали на улицах, и их хоронили в братских могилах. Родители собрали все картины в доме и продали. Кроме одной. Он называл её «Изабелла». В честь сорта винограда, вино из которого он предпочитал всем другим напиткам. Ты видел эту картину, Историк. Она до сих пор в его воспоминаниях. Девушка в белом платье на фоне цветущего куста алых роз с гроздью винограда в руках. Её прекрасный лик и внутренняя загадка притягивали к себе и не отпускали. Не отпустили они и его родителей. Картина долго висела в их доме, но без надлежащего ухода почернела и утратила волшебство своей притягательности. Ангел Времени с теплотой посмотрел на подопечных, кивнул своим мыслям и неслышными шагами нырнул в темноту. Историк убрал руку с Избранного и сел рядом с ним по-турецки. В его жизни только один раз девушка притянула его к себе так, что он потерял голову. Он шёл за ней по миру, теряя рассудок. Но догадывалась ли она об этом? Избранный глубоко вздохнул, как будто перезагружаясь, перевернулся на спину и теперь лежал на пледе, уставившись во тьму над их головами. - Ты готов слушать дальше? Или на сегодня хватит откровений? – криво улыбнулся мужчина. - Я никогда не был таким внимательным слушателем. Обычно слушают меня. Погоди-ка… Твоя третья жизнь была такой же трагичной? - Ооо! Если бы всё было так просто… - горько усмехнулся Избранный. Вдруг он резко встал: - Она была особенно жестокой! Избранный поднял плед и так сильно тряхнул его, как будто хотел вытрясти из него душу. С пледа полетели проблесковые огоньки, завертелись и замигали разными цветами. Их танец всё ускорялся – и вот они, как электроны в цветном телевизоре, собрались в панораму третьей жизни Избранного. Удивленный Историк увидел больничную палату с белыми стенами, полками с книгами и металлической кроватью у стены. На кровати, накрыв лицо раскрытой книгой, лежал мужчина в пижаме. На его правой щиколотке угадывалась татуировка в виде символа бесконечности. Историк перевёл взгляд на Избранного: на нём была такие же голубоватые штаны и куртка, как на том человеке на панораме. И тот же рисунок на ноге. Избранный сел рядом с Историком, поплотнее закутавшись в плед. Он слегка дрожал, как от пронизывающего мороза. Его новый друг понял, что Избранный из последних сил делится воспоминаниями, боль которых немыслимо тяжело нести одной душе. - Конец моей третьей жизни начался в стенах больницы для душевнобольных. Я попал туда после затянувшихся съёмок фильма по роману Достоевского «Преступление и наказание». В третьей жизни я тоже был приметной личностью – я был талантливым Актёром. Немного напыщенным, знающем себе цену. Я умел чувствовать тонкую грань между пошлостью и искусством. Это делало меня искусным, но не особо востребованным артистом. Актёрское мастерство я оттачивал методом полного погружения в персонаж. Но при работе над ролью Родиона Раскольникова я не проработал психологическую защиту, поэтому его душевные терзания глухой болью отзывались в моём собственном сознании. Когда я начал биться об стены головой, пытаясь вытрясти из неё чужие мысли, меня отправили сюда подлечиться. Не пытайся вспомнить тот фильм, Историк. Он так и не вышел. Потому что неэтично заканчивать съёмки с дублером главного актёра, погибшего в дурке. Историк печально посмотрел на Избранного, а тот только махнул рукой в сторону панорамы. Они увидели, как в палату Актёра вошла красивая девушка в белом брючном костюме. Её чёрные волосы были затянуты в шишку на макушке, а глаза прятались за нелепыми круглыми очками. Девушка посмотрела на Актёра и лицо ей просветлело, как будто она увидела приятного ей человека. - Депрессируете? – спросила она тихим голосом. - Это хорошо. Это лучше, чем думать чужой головой, а разбивать об стены собственную. Актёр убрал книгу с лица и повернулся к девушке. Историк заметил, что и лицом он как Избранный – породистые скулы, волевой подбородок, строго сведённые густые брови. Чуть отросшие волосы с длинной чёлкой закрывали левый висок и смягчали его брутальные черты. Девушка мило улыбнулась и наклонила голову к левому плечу: - Вы много читаете. Мне это нравится. Я и писателей люблю, и их творения. Мне не дан талант создавать, я могу только восторгаться. И иногда вдохновлять. Вы задумывались, чем вдохновляются творцы? Мне думается, что друг другом. Удивительно, как творчество одного человека питает талант другого. Созерцание картины рождает музыку, а прослушивание музыки отражается в голове сюжетами для книг. Актёр сел на кровати и наконец сфокусировал взгляд на девушке в белом костюме. Она протянула руку к его книгам, но не касалась их как будто от благоговейного трепета. - Вы доктор? – наконец заговорил Актёр. - В каком-то смысле, - гостья отвела глаза. - Не в привычном. Я лечу душу. - Значит Вы новый психиатр, – догадался Актёр. - Скорее старый друг, - улыбнулась девушка и снова посмотрела на собеседника. – Мне кажется, я давно Вас знаю. - Так и есть, - кивнул Актёр. - Я снимаюсь в кино с малых лет. Многим кажется, что я им как друг. Девушка улыбалась и не отводила взгляда от Актёра. Историку показалось, что она смотрит на него влюблёнными глазами молодой газели. - Они Вас любят и боготворят? – наконец нарушил тишину тихий голос девушки. - Так и есть, - самодовольно кивнул Актёр. – Мои фанаты готовы ради меня на мелкие жертвы. - Когда мы видим предмет любви, нам кажется, что мы можем жизнь за него отдать, - девушка стояла рядом с полкой с книгами и, наклонив голову, читала названия. - Но так ли это? За Вас отдавали жизнь, как Вы думаете? - За меня не надо ничего отдавать, - ухмыльнулся мужчина. - Вот как? – посмотрела на него прищурившись девушка. - Вы бессмертны? Актёр хмыкнул и приосанился: - Искусство бессмертно. А значит бессмертен и я. - Какое смелое заявление, - снисходительно улыбнулась гостья. - Творец бессмертен, пока живо воспоминание об его творениях. Пока живы те, кто помнит его гений. Если нет воспоминаний, то что останется? Вот что от Вас останется, когда сгорят все киноплёнки и потемнеют все фотографии? - Тогда я вернусь и создам другие, - Актёр наконец встал с кровати и приосанился. – Я творец. А творцы всегда находят способ вернуться. - Вот как?.. – ещё тише проговорила гостья. Девушка отошла к окну и молча смотрела во двор. Вдруг она повернулась к Актёру и заговорила громче обычного: - Ты бездарность, которая возомнила себя творцом! – в её голосе слышались горечь и обида. - Твой талант – песчинка в океане человеческих страданий. Ты познал терзания одной души – и оказался здесь. Потому что ты слабак. И не сможешь спасти даже собственную душу! - Моя душа бессмертна! – рубанул рукой по воздуху Актёр. – Потому что я Избранный! - Вот как? – саркастически улыбнулась девушка. Мужчина в пижаме не замечал её реакцию и продолжал пыжиться: - Когда я пойму, что запутался в жизни, я просто уйду из неё. Потому что смогу вернуться. И начать всё занова. - Все так думают, - девушка отвернулась, и снова её голос стал тихим и грустным. - И ждут, что им дадут еще один шанс. Она резко повернулась к Актёру – в её глазах блестели слёзы: - Но это враньё! У души одна жизнь и один шанс на спасение. Мы растрачиваем жизнь на ложь и позёрство. Мы не думаем о душе. И когда она разрывается на части, мы болеем и ищем лекарство у врачей. А у них его нет, - печально покачала головой девушка. Мужчина в пижаме как будто только что заметил душевные муки гостьи. Он недоумённо посмотрел на неё, неслышно подошёл и тихо спросил: - Вы же сказали, что лечите душу? - Твою душу не нужно лечить, её нужно спасать. И для этого я здесь, - девушка смотрела ему в глаза сквозь очки, и он почувствовал, что тонет в них, как с ним было уже когда-то. Актёр тряхнул головой, сбрасывая наваждение, и саркастически бросил, отходя от девушки обратно к кровати: - Снова таблетки? - Нет, они только приглушают боль, - помотала головой гостья. - А твоей душе нужна свобода. Современный мир забрал её у нас. Мы зависим от гаджетов, от транспорта, от мнения окружающих и глупых советов. Мы даже не можем выбрать себе еду – берём то, что предлагают с экрана. Нет выбора – нет свободы. Когда ты выбирал в последний раз? Сам? Между чем? Что ты вообще можешь выбирать? Я скажу ЧТО: жить или умереть – вот тот выбор, который ты можешь сделать сам! И можешь выбрать КАК и КОГДА! Ты живёшь здесь и сейчас, и можешь умереть здесь и сейчас. Или ты будешь ждать лучшего выбора?! Но будет ли он? И будешь ли ты готов к нему? Девушка в белом костюме смотрела в голубое небо, щурилась от света заходящего солнца и улыбалась: - Свобода там, куда мы боимся смотреть. Там, в темноте непознанного. Скажи, ты ведь мечтал, чтобы о тебе говорили и не забывали? Но разве говорят про тех, кто жил, разлагался и сгнил в конце? Нет, говорят про тех, кто горел и сгорел. Ты уверен, что горишь. Но я вижу, как ты тлеешь. Жизнь уже давно проходит мимо тебя, обтекает тебя как свет солнца огибает старое дерево. От тебя давно осталась лишь тень. - Но я ещё так молод! – Актёр сидел на кровати, обхватив голову руками. - Ты стар душой, - голос девушки звучал тихо, но настойчиво. – Она тянет тебя в прошлое, к утраченному, к забытому. И ты это чувствуешь. Но в прошлое нельзя вернуться. Зато можно остановить свой бег в мрачное будущее. Где только боль и грустные воспоминания. Актёр встал с кровати и медленно пошёл к окну. Глаза его потускнели и остекленели. Он взобрался на подоконник, посмотрел вниз и привёл последний аргумент: - Даже если я прыгну, я опять вернусь… Снова и снова… И снова будет эта боль… Девушка стояла за его спиной, и голос её был сладко-влюблённым: - Я не дам тебе вернуться. Я останусь с тобой. Там, в темноте, мы зажжём свет, - и тихо добавила, - И будем наконец счастливы. В голове Актёра от этих слов как будто вспыхнула искра, он обернулся и схватился за раму, но его тапки уже поехали по откосу – и исчез в оконном проёме. Раздался глухой удар об землю. Историк вскрикнул и зажал рот рукой. Девушка в белом костюме вскочила на подоконник и заливисто засмеялась. От её смеха у Историка пошли мурашки по всему телу, а Избранный скрючился на земле, замотался в плед с головой и зажал уши руками. Белые клубы окутали панораму, и Историк почувствовал на своем правом плече тяжёлую руку Ангела Времени. Обратив свой взгляд в сторону клубящегося тумана, он тихо произнес: - Я покажу тебе то, что Избранный не сможет принять. Как не мог принять и я, но не в моей власти исправить свершившееся. Ангел Времени подул на клубы дыма, разгоняя их в разные стороны и освобождая центр панорамы. Там Историк увидел кабинет психиатра с дипломами и с картинками из теста Люшера на стенах и шарами Ньютона на столе. Седой Врач лет восьмидесяти снимал халат, когда в его кабинете заколыхался воздух, завертелась белая дымка – и из ниоткуда появилась девушка в белом костюме. Она размотала шишку из волос и сняла очки. Чёрные локоны накрыли её точёные плечи, а в карих глазах сверкнули искры. Девушка была копией Изабеллы с картины Художника. И такая же притягательная и незабываемая. - Изи Бэст… - Врач снял очки и потер переносицу. - Ты снова ходила по палатам? Кто на этот раз? - Актёр, - улыбнулась девушка и счастливо прижала руки к груди. Затем она подлетела к окну и выглянула во двор, где уже забегали врачи и охранники. Врач сел на стул и обхватил голову руками: - Ну зачем? Он был амбициозным молодым человеком и просто добрым малым. Мы бы его немного подлечили и вернули на съёмки просветленным и отдохнувшим. - Зачем человеку амбиции, если он не умеет жить? – пожала плечами Изи Бэст. - Он надевал маски, притворялся другими людьми. Некоторых из них даже не существовало. Он потерял себя. Уже давно. Но сам не догадывался об этом. Девушка взлетела к потолку и ловила там прозрачными руками розовые лучи заходящего солнца. - Он задушил в себе того романтика, которого я знала. Да, доктор, мы с ним встречались в другой жизни. И там я его любила. Но так испугалась этого сильного чувства, что у меня начались сильнейшие панические атаки. Родители привезли меня сюда. Здесь моя жизнь и оборвалась. Таблетки и электричество не лечат ни тело, ни душу. Я просто не хотела жить в мире, где моё сердце разорвалось от любви, а душа захлебнулась от слёз. И однажды я просто не проснулась. Изи Бэст быстро спустилась вниз и печально посмотрела в глаза Врачу: - А он меня даже не узнал. И не вспомнил. Девушка снова подлетела к окну и выглянула во двор: - Я помогла ему вырваться из плена собственных иллюзий. Теперь он там, где должен быть. С той, с кем должен быть. - Теперь он мёртв. И лежит в морге. А когда его тело придадут земле, его съедят черви. Вот что ты натворила! – злился непонимающий любовь Врач и сжимал кулаки. - Его тело принадлежит людям. И червям. А его душа теперь там, где её давно ждут, - мило улыбнулась Изи Бэст и растворилась в воздухе. Но сразу же раздался ее крик, переходящий в ультразвук. Окно в кабинете треснуло, дипломы и картинки попадали со стен на пол, обдав брызгами осколков ноги Врача. Панорама затряслась и покрылась чёрным дымом, который быстро загустел и превратился в тьму Станции Беспокойных Душ. Ангел Времени немного помолчал и заговорил: - После падения я забрал его на Станцию Беспокойных Душ. И вот уже тридцать лет он пытается понять, почему не справляется со своими жизнями и со своими талантами. - Погоди-ка… Значит ты знаешь ответ? – уставился на него Историк. - Если я задал вопрос, значит я должен знать ответ, не так ли? – взглянул на него свысока Ангел Времени. - Так почему ты ему не скажешь?! – негодовал Историк. - Потому что к ответу нужно ПРИЙТИ, чтобы ПРИНЯТЬ его. И тогда ты сможешь ПОНЯТЬ, как жить дальше. - Погоди-ка… - задумался Историк. - А я? Я тоже должен найти ответ? - Ты его уже нашёл, - сжал его плечо Ангел Времени. - Но пока не видишь. Ангел Времени снова растворился в темноте. Историк подошёл к Избранному и сел рядом с ним. Он ждал, когда его новый друг наслушается звон в своих ушах. Наконец Избранному надоело жалеть себя. Он убрал руки от ушей, вынырнул из пледа и сел рядом с Историком. - Мой рассказ окончен. Прости, что он был таким невесёлым, - горько улыбнулся Избранный и повернулся к Историку. - А ты? Ты говорил, что ведёшь расследование? Что ищешь девушку из прошлого? - Расследование… Как красиво я назвал свои копошения в грязи столетий, - усмехнулся Историк. Затем он выпрямился, сцепил пальцы на руках и начал свой рассказ: - Я преподавал историю в средней школе. Мне нравилась моя работа. Я умел рассказывать о событиях прошлого так, что мои ученики чувствовали их влияние на настоящее. Вместе мы исследовали сохранившиеся обломки истории. Я учил их искать в настоящем ответы на вопросы из прошлого. Однажды мне попалась в руки удивительная книга, биография девушки, жившей в середине XVIII века. Ее красоту не мог передать даже лучший в мире художник, но смог оживить автор книги. Его звали Георгий Живик. - Его звали Джордж Лайф, - поднял голову Избранный и медленно повернулся к Историку. - Что? – не отрываясь от нити повествования, чуть повернул голову в его сторону Историк, но тут же уверенно продолжил. - Нет, его точно звали Георгий Живик. Книга была непереводная, на русском языке. Чудесное владение словом не заставило меня усомниться в его происхождении. Так вот, я прочитал жизнеописание героини, её ум и нрав подняли во мне волну неведомого мне раньше чувства. И вдруг её жизнь обрывается. Не книга заканчивается, а чья-то жестокая рука забрала её у меня. Я не верил глазам. Строчки слились, а буквы стали неузнаваемыми. Как будто сменился язык повествования. Я заставил себя дочитать и понял: девушку мне не воскресить, да и прошло уже 200 лет, но я могу попытаться найти её убийцу. Можно правильно собрать все имеющиеся сведения о людях, живущих в её доме, о событиях в городке, в котором она жила. Расследование превратилось в дело всей моей жизни. Я взял отпуск за свой счёт и отправился к особняку, в котором она жила. На окраине маленького городка на юге Франции. Я ползал по заросшим тропинкам и рылся в местной библиотеке. Я попал в тот самый дом и разговаривал с местными жителями. Они никогда не слышали об… - … Изабелле Вэст, - медленно кивнул Избранный. - Ты знаешь эту историю?! Ты читал? – Историк восторженно посмотрел на Избранного, в котором неожиданно увидел союзника. - О, я носом рыл землю в поисках её следов. И не нашел НИЧЕГО! Я вернулся домой и впал в такую тоску, что даже работа перестала радовать. Мои ученики видели моё расстройство, я им рассказал про книгу и расследование. Они через интернет получили доступ к закрытым полкам библиотек во всем мире, но и это не дало результатов. И я слёг окончательно. Во сне на меня смотрели печальные карие глаза Изабеллы. Они закрывались, а её белое платье превращалось в саван. И однажды я понял, что не хочу просыпаться, а хочу лежать рядом с ней, укрытый белым шёлком, как крокус снегом. Не знаю, сколько я лежал в своей постели. Однажды моя голова пошла кругом, я понял, что это конец и скоро я увижусь с НЕЙ. Но кто-то внутри меня хотел жить и стал звать на помощь. Я услышал звуки сирены скорой помощи. Перед глазами мелькнули яркие лампы, они слились в бесконечный белый свет. Я моргнул – а открыл глаза уже здесь. - Ты бы не увиделся с ней. Потому что её никогда не было. Изабеллы Вэст, - тихо сказал Избранный. Он не мигая смотрел на свет от фонаря и еле шевелил губами. - Я придумал её и эту трагическую историю, чтобы мою книгу наконец опубликовали. Я взял себе имя Георгий Живик, потому что хотел, чтобы она попала в Россию, где читатель активнее. С языком повествования мне помогли мои русские корни и друг из России. Изабелла перевернула и мою жизнь. Я её создал, а она меня погубила. - Погоди-ка… то есть как: никогда не было? Ты хочешь сказать, что я искал призрак? – Историк медленно встал и вцепился взглядом в Избранного. - Если бы всё было так просто… Ты искал мою фантазию. Но нашел её автора, - Избранный улыбнулся и посмотрел на Историка. - Для тебя эта шутка какая-то?! – Историк сжал кулаки и сделал шаг в сторону Избранного. Тот вскочил. - Моё сумасшествие и моя смерть – это всего лишь твоя шутка?! Историк взвыл и набросился на Избранного с кулаками, повалив его на землю. Тот отбивался как мальчишка в уличной драке – он не был бойцом. Историк же собрал в кулаки всю вскипевшую в нём злобу и целился противнику в лицо. - Да пойми ты: я писал, чтобы стать известным, - отводя от себя руки Историка, пыхтел Избранный. – У меня в уме даже не было, что кто-то кинется искать вымышленного убийцу! - Он убил Изабеллу! Нет!! Это ты убил её! Как ты мог!? Она же свет! Она сама любовь! – Историк сменил тактику и наложил руки на шею Избранного. - Она фантазия! Всего лишь фантазия! – прохрипел Избранный и, собрав все силы, оторвал от шеи руки Историка, сбросил его с себя и вскочил. – Да, у неё были черты моей бывшей невесты, Изи Бэст, - от этих слов Историк замер и больше не пытался напасть на Избранного. А тот продолжал. - Точнее, какой я её видел. Прекрасная как сама любовь, притягательная как свободный полёт и трогательная как первый подснежник. Но Изи, как и Изабелла, витала в облаках, и когда я ей сделал предложение, она даже не поняла, что произошло. И продолжала представлять всем меня как своего друга. Я снова сделал предложение, при свидетелях. А Изи Бэст убежала. Это для Луизы она была моей бывшей невестой, но на деле она была чудачкой. Я её даже не видел больше после того побега. Избранный продышался и печально посмотрел на Историка. Тот встал с земли и внимательно посмотрел ему в глаза. Его внезапно осенило: - И за это ты убил её в своей книге! Тебе было так легче: думать, что она умерла, а не забыла тебя? Избранный отмахнулся и опустил голову: - Сейчас мне кажется, что она даже не видела меня. Ну, ходит какая-то тень рядом, с носом и ногами, иногда в галстуке. - И ты так и не смог её забыть, - продолжал размышлять Историк. – Изи Бэст всегда была с тобой: ты назвал её Изабеллой и увековечил её образ в книге и на картине, ты пил вино из её крови. Но и она привязалась к тебе. И сбежала, потому что испугалась этого разрывающего её сердце чувства. И не зря: оно её погубило там, в психиатрической больнице, в которой ты оказался много лет спустя. Там-то её призрак и нашёл тебя и хотел забрать. Она не поверила, что ты бессмертен и не сможешь уйти вместе с ней. Вот поэтому ты здесь. У тебя есть бессмертная душа, но ты привязал её к живому человеку. У твоей души есть талант, но эта губительная связь не даёт ей свободно творить и развиваться. - А ты здесь, выходит, из-за меня, - догадался Избранный и горестно покачал головой. - Я привязал тебя к своей фантазии и притянул сюда. Из темноты вновь появилась фигура Ангела Времени. Он как будто всё слышал и ждал, когда его подопечные найдут ответы. - Наваждение наконец отпустило тебя? – тихо спросил Ангел Времени у Избранного. - Ты готов к следующей попытке? Перед глазами мужчины в пижаме снова появился образ Изабеллы. Но теперь она улыбалась той улыбкой, которая сразила Писателя при их первой встрече, и прощально махала ему рукой. Она растворилась в воздухе, оставив в нём лёгкий запах алых роз. Избранный посмотрел на надзирателя и уверенно кивнул. Ангел Времени поднял фонарь, подал его мужчине в пижаме и правой рукой указал направление, куда идти. Избранный уже сделал несколько шагов в сторону новой жизни, но остановился и обернулся: - А как же Историк? Он здесь из-за меня. Если это так, то оставь и меня на Станции, - и поставил фонарь на пол. Ангел Времени повернулся к Историку и чуть заметно улыбнулся: - Историк может вернуться в мир людей, если захочет. Он не умер, он всего лишь в коме. - Правда?! – Историк восторженно посмотрел на Ангела Времени. - И я смогу снова преподавать? Постойте! А я могу рассказать своим ученикам всю правду об Изабелле? - Всю не надо, - помотал головой Ангел Времени. - Кто поймет, тот загрустит. Кто не поверит, тот перестанет тебе доверять. Избранный подошёл к Историку и положил руку ему на плечо: - Расскажи им, что автор в ответе за свои творения. Что он бессмертен, как и создаваемые им миры. Что лучше творить и быть непонятым, чем прятать свой талант за стенами своей трусости. Что лучше отпускать и жить, чем держать и погибать. Историк расчувствовался и порывисто обнял Избранного. Они простояли, обнявшись, вечность, но в мире людей прошла всего одна минута. - А в какой школе ты работаешь? – спросил Избранный, когда они наконец расцепили объятия. - В школе №272. Это в городе Саратове, - махнул куда-то рукой Историк. - Я найду тебя. Через 7 лет я приду к тебе, - Избранный на прощанье взял его за плечи, кивнул и пошёл уверенным шагом к фонарю. Подхватив источник света, он нырнул в тьму и сразу в ней растворился. Его шагов не было слышно. Его прошлое больше не создавало рябь во мраке Станции Беспокойных Душ. Слабый свет исходил от Ангела Времени. Он не рассеивал тьму. Просто не давал ей поглотить Историка. Мужчина в пиджаке повернулся к Ангелу Времени и просительно спросил: - Ведь ты не обманул его? Я действительно могу вернуться? - Ты всё ещё сомневаешься в подлинности происходящего? – ухмыльнулся Ангел Времени. - Нет, - Историк смотрел во тьму и размышлял. - Просто я боюсь, что если поверю в бессмертие души, то бездарно проживу эту жизнь. - Бессмертная душа – это Дар. Твоя душа не наделена им, - помотал головой надзиратель. Историк понимающе кивнул. Ангел Времени задумчиво посмотрел на него и вдруг улыбнулся: - Я могу помочь тебе не растратить жизнь напрасно. Это будет мой прощальный подарок. Историк посмотрел в его бездонные глаза и кивнул. Ангел Времени коснулся указательным пальцем его лба и тихо прошелестел одними губами: - Я отрезаю тебя от канвы Вселенной. Теперь твоя жизнь – это твоя ответственность. И за свои ошибки ты будешь отвечать сам. И наказывать себя будешь сам. И поощрять себя за успехи будешь сам. - Спасибо, - прошептал Историк и закрыл глаза, чувствуя, как из его тела нитями ускользает связь с Вселенной, со Станцией Беспокойных Душ, с Ангелом Времени… и с Изабеллой… *** Уши Историка разрезал писк датчика аппарата жизнеобеспечения – и он очнулся. Обсудить на форуме Просмотров: 17
