«Каждому назначен свой день»

(Вергилий)

–Нет, всё не может так закончиться! Не может! – король бледен. Он был могуч ещё с утра и даже полчаса назад, а теперь слаб, ему напомнили о том, что есть настоящая сила, и это оказалось уж слишком для его рассудка. Он бы рад сойти с ума, но я не позволю.

Король отступает на шаг, скрещивает руки на груди, смотрит на меня с недоверием и отвращением одновременно, но я только пожимаю плечами:

–А, собственно, почему не может? Для всех всё заканчивается одинаковым итогом, различны лишь условия. Тебе ещё повезло.

Он не понимает своего везения. Никогда, уже никогда и не поймёт его. Человек всё-таки странное создание: он видит только свою судьбу в то мгновение, когда рок подкрадывается к нему и не может верить, что его время выходит. Он полагает себя вечным, самым сильным, бессмертным полагает, даже точно зная о том, что смерть есть. И даже самый храбрый, чувствуя свою погибель, жалеет себя: как же так? Как же…и ЕГО?

–Повезло? – король приходит в бешенство, но мне его бешенство вообще ни разу не интересно, я перебиваю:

–Повезло, да. Ты умрёшь в своей постели. Ты умрёшь в окружении своих соратников, твоя жена будет держать тебя за руку, твои дети будут рядом, они склонят головы, когда ты последний раз вздохнёшь… тебе мало?

Он молчит – ему мало. Им всем мало.

–А ещё ты уйдёшь почти без боли, – добавляю я. Я снисходительна и добра. Не такая, какими выпало быть моим сёстрам и братьям – они бы с ним миндальничать не стали, а я вон, толкую, уговариваю. Мне бы по-хорошему, мечом взмахнуть, в грудь ему остриё упереть и слегка надавить, так, чтобы чернота пошла по его плоти, чтобы сердце замерзать стало…

А там конец уж скоро. Без горячей крови ничто не стоит человек.

–Почти? – он вскидывает голову в гордом удивлении. Теперь ему мало и этого.

–Почти, – подтверждаю я, – совсем без боли нельзя. Всё-таки…ваши тела, оболочки то есть, есть не что иное как сосуд. Будет болеть… сердце будет пытаться качать кровь, будет страдать сознание, но, обещаю, для тебя всё быстро прекратится, тебе повезло. Для короля, ещё и твоего времени – это просто безумная удача.

Он впервые усмехается. Я права – век выпал суматошным. Король на короле короля ещё и погоняет. Сколько их было поблизости? И все хотят уверовать в свою правоту и праведность, утвердить свою власть, отнять чужие хлеба, сломать что-то у соседа – хотя бы привычный день, но сломать.

–И всё-таки, я хотел бы получить отсрочку…– король смотрит на меня уже без отвращения, похоже, мои речи убеждают его в том, что ему начертан самый тихий путь. Бедный король, как ты наивен, полагая, что страдания плоти – высшие страдания в царстве земном.

–Я тебе не банк! – я не злюсь, я только смеюсь. – И потом, разве давал ты отсрочку кому-то из своих врагов? Или кому-то из своих должников? Ты щедро ссужал, но был неумолим, так почему ты думаешь, что я снизойду?

–Я всегда молил бога! И всегда держал пост! – он восклицает это невпопад, но с таким искренним возмущением, что я не выдерживаю и снова смеюсь. Он не понимает моего веселья, но поддаётся ему и тоже смеётся.

Наконец, выдыхаю, спрашиваю:

–А причём тут бог и пост? Смертны все.

Он хмурится:

–Не бог послал тебя?

Я развожу руками:

–Я его не знала.

–А…

–И его тоже, – опережаю я очередной глупый, и такой людской вопрос. – Я просто чья-то участь. И есть мои братья и сёстры. Мы выполняем свою работу и на этом всё.

Он молчит, пытаясь осознать. Ну и зря – я до сих пор осознать этого не могу, потому и не думаю вовсе, ведь когда думаешь – тяжелее.

–Пожалуй… – король смотрит на меня с тихой решительностью, и я начинаю думать, что он, наверное, заслужил свой мирный конец, – пожалуй, я готов.

Киваю. Лёгкое движение руки и в моих руках меч. Король поглядывает на него с опаской, представляя, как я сейчас брошусь на него, безоружного, с этим мечом. Напрасно!

Я слегка касаюсь его остриём и всё кончено. Тело оседает на пол. Покорно и легко… ещё два мгновения я жду до того момента, как короля обнаружат и перетащат в роскошное ложе, как призовут перепуганных целителей. Мне необязательно всё это выжидать, но я всегда почему-то жду, так мне спокойнее.

Да и бояться нечего. Что мне будет? Они меня и не заметят. Они меня всегда не замечают, пока я не приду оповестить конец их срока.

***

В Пустоте меня ждут с подробным отчётом. Я вхожу как всегда быстро – не могу выработать у себя привычку появляться степенно и важно. Это что-то запредельное!

Страж, как обычно, поднимает змеиную голову, услышав мои шаги. Глаза сверкают изумрудными отблесками, змеиная голова угрожающе склонена набок – он всегда ищет к чему бы придраться, требует соблюдения всех формальных протоколов.

–Смерть Королей…– шипит Страж, и нарочно демонстрирует мне длинный раздвоенный язык. – Тебя давно не было видно. Я уже беспокоился о тебе.

Беспокоился он, как же! скорее всего, готовил рапорт о моём отсутствии. Не для того даже, чтобы послать его в Главное Управление Смерти, а для того, чтобы был у него этот рапорт, чтобы спокойствие не покидало его.

–Всё по плану, – я спешу оправдаться, хотя изначально оправдываться не собираюсь, и, более того, не должна я перед ним держать ответа! У меня есть свои планы, показатели, статистика и отчёты.

Страж всем своим видом выражает недоверие, изумрудные глаза его светятся холодом. Его бы воля – он бы меня гнал тряпкой или собственным золотистым хвостом, я прямо чувствую! Но я действительно чиста, и он, делая клыками пометку в Книге Прибытия, указывает мне кончиком хвоста в коридор:

–Иди, Смерть Королей…

Ну да… а то останусь тут стоять! Я же дура, видимо?

Но я не спорю. Я торопливо проскальзываю в коридор, и радуюсь тому, что сегодня проход прошёл без сложностей, и не стал требовать от меня Страж никакого пропуска и сетовать, с обязательной ядовитой ухмылкой, что за время моего отсутствия все пропуска из Главного Управления Смерти уже успели заменить, и мой пропуск, стало быть, недействителен. Помню, в прошлый раз он меня так до белого каления довёл, я была готова броситься в Пустоту, сплестись с нею навеки, лишь бы не слушать о том, какая я бюрократическая ошибка.

–Смерть Королей? – удивлённый звонкий голос позади. Оборачиваюсь. Так и есть – у дверей одного из кабинетов бесконечного коридора стоит моя младшая сестра – Смерть Офицеров.

–Здравствуй, – киваю с настороженностью. Не люблю её едва ли не больше всех своих братьев и сестер. Даже ехидный мой брат – Смерть Безумцам и циничная сестра моя – Смерть Отцеубийцам вызывают во мне больше переживания, чем она.

–Как рада я тебя встретить в этих коридорах! Говорили, что ты осталась на земле, и я тебя не видела уже почти что…– Смерть Офицеров смотрит на свои ладони.

Я отворачиваюсь. Кровное родство обязывает людей к взаимодействию. Наше родство, сплетённое на уровне бессмертия и происхождения, обязывает к большему. Я обязана называть её сестрой вопреки всему, но выслушивать её я не обязана.

–Тебя вызывали в Главное! – она смеётся мне в спину. Она довольна. Довольна, потому что мне плохо.

Я выдыхаю и иду дальше по коридору. Я знаю, за что меня вызывают.

***

Вечные вопросы терзают земное царство. Они и просты, и сложны одновременно: кто есть человек? Куда он идёт? Откуда он? Что держит его? и так далее…

Но меня всегда занимали другие вопросы. Вопросы любви.

Я знаю, как мы появились в этом мире. В самом начале был камень. Он был богом, но я его не помню, и не знаю, каким он был на самом деле. Потом камень раскололся надвое, и в расщелину хлынула вода – так появился дьявол. Вода ширила силу, набиралась ею, и вскоре затопила многое в Пустоте. А бог, рассердившись, запечатлел себя из камня в земле. Так бог и дьявол явили планету: сушу и воду.

А потом появилась жизнь, она закружилась белыми шелковистыми ниточками, начала сплетать узоры и облики, повинуясь воле ветра и собственному желанию. И тогда уже появилась Всеобщая Смерть: одна белая шелковистая ниточка под воздействием ветра оторвалась от других и пала на воду, и зачернелась, закипела вода, и чёрные грубые нити потянулись навстречу белым, закружились в змеином танце, завязались узелки, протягивая единый мост Жизни и Смерти сквозь вечность…

А на разных концах того моста, на разных точках мироздания встали две фигуры: с одной стороны Жизнь, с другой – Смерть.

Взмахнула рукою Жизнь – явила человека. Взглянула на него Смерть и пал человек сражённый…

Видя могущество друг друга, двинулись тогда Жизнь и Смерть навстречу друг другу, и заключили на середине моста великий договор о равенстве. С тех пор и повелось: одна являла жизни, другая им срок отмеряла. Росло общество и не справлялась уже Смерть, основала она Управление, являла себе помощников из загубленных ею же душ, выбирала по способностям и убеждениям, и нарекала – кого Смертью Детей, кого Смертью Старцев. Но и этого оказалось мало, росло человеческое общество, и не хватало рук, пришлось делить уже точнее, и приходили новые помощники, назначались они разными смертями – кто Смертью Жрецов, кто Смертью Поэтов… Сама же она называлась теперь Смертью Смертей.

А я вот Смерть Королей. Давно умерла моя плоть, давно и сгнила, истлела в Пустоте память обо мне, а душа моя, обряженная в чёрные нити, уводит королей. И я радуюсь – иначе ведь самой Пустотой становится. А так? Хоть немного да отсрочить момент слияния, пока есть короли – и я есть. И вот она ирония – пока другим отсрочек не даю, свою я имею! Как объяснить такое смертному? Как самой понять?

Когда я была жива я была благородна, помню о себе, да и архивы подняла: строила я школы, неимущих посылала учиться за собственный счёт, и держала себя в строгости. А стоило умереть, и получить выбор: Пустота или подлость? И я выбрала, не задумываясь, подлость. И оправдала себе – мол, не подлость это, так как смерть важна также как жизнь. То верно, но не я жизнь давала, не мне отнимать. А так – я посыльная Смерти. И не от убеждений ведь даже, а от страха.

Видимо, подлость живёт за пределами плоти, сердца и ума, хоронится на дне души. Не хочу в Пустоту, боюсь её безумно, а других туда отправлять не боюсь.

Уже не боюсь.

В начале конфуз со мной вышел. Как только умерла, как назначили меня, как обрядили заново, так и пошла я на первое своё задание. Спустилась наблюдать – а там совсем молодой мужчина, волосы чёрные, по плечи, словно шёлк; глаза весёлые, смотрят смело; сам складен и сложён хорошо.

Пропала моя бедная душа! жаль мне его стало. Любила почти сразу всем тем, что осталось. А осталось-то чего?.. но зато верно знаю: любовь и сердце не вместе. Моё сердце остановилось, а я как сейчас замираю, вспомнив и глаза его, и руки, и походку.

Тогда я впервые увидела Смерть Смертей. Не решалась я появиться перед этим молодым королём, всё мне в нём нравилось, всё в нём восхищало, и тянула я время, пытаясь оттянуть неизбежное ему. Дрожала, думала – открыться ли? Или самой в Пустоту броситься? Не могла я, не могла!..

И тут позади меня – сумеречные крылья махнули, повернулась – Смерть Смертей. Стоит величественная, на три головы выше, глаза чёрные – провалы тьмы, сама худая до жути, капюшоном былое лицо закрыла.

Я пала тогда на колени, а она меня остановила:

–Жалость твоя ни к чему не ведёт. Будет то, что будет.

Призналась:

–Не могу! не могу я… простите!

Она взглянула на меня чёрнотой, вроде бы как усмехнулась – кровавая нитка краешка губ дрогнула, а потом махнула костлявыми пальцами…

Умереть он должен был легко – во время охоты упасть неудачно с лошади, потом получить горячку, затем простудиться, когда в горячке велел бы открыть окна, и дура-служанка сделала бы это, и так умереть, застудившись. Почему я говорю, что это легко? Потому что в итоге смерть его изменилась. Подали ему яда – и знаю точно, что тот человек, что подлил его, сам не знал потом, что за воля вела его к этому? Он был как во сне – так потом и объяснял суду, который приговорил отравителя к четвертованию.

Суд-то приговорил, а мой король все внутренности свои выплюнул сам же – кровавой ублюдской массой вышли и печень его, и желудок. И никто не мог ему помочь. И всё это я была обречена наблюдать, и всё это время рыдали над молодым посеревшим умирающим королём мать его и жена. И всё это время Смерть Смертей смотрела на то, как я обречённо наблюдаю это страдания.

Когда он умер, я разрыдалась от облегчения, а Смерть Смертей провозгласила:

–Всякий, кто не встретил смерть свою и в срок свой, кто был пожалован жизнью, и чья смерть была отсрочена, получает кару ещё более жестокую. Урок усвоен?

Урок был усвоен. Ещё как! Так что, с тех пор я немного лукавлю – я могу дать отсрочку, но поверьте мне! – не молите смерть о пощаде, и тогда она будет к вам милосердна. Не просите её о снисхождении и тогда вы будете обслужены мягко!

***

–Здравствуйте, – в присутствии Смерти Смертей я всегда робею. Наверное как и все мои братья и сёстры по службе.

–Садись, – она такая же как и прежде. Она равнодушна и холодна, она также светит чернотой взгляда и также скрывает большую часть лица под капюшоном.

Я послушно сажусь, складываю руки на коленях и жду её слов.

–Как справилась? – Смерть Смертей заговаривает ласково, но у меня почему-то от этой ласки ещё большая дрожь.

–Всё выполнила. Он скоро умрёт, срок его я, как водится…

–Что испытала? – она перебивает меня, я осекаюсь.

Вопрос простой, но он меня ставит в тупик. Я начинаю рыться в той жалкой замене людской памяти, которая у меня осталась. Так, этот король вошёл в свои покои, и я впервые увидела его… он прошёл за свой стол, что-то бормоча себе под нос. Потом…

–Ничего, – я нахожу единственный ответ. Мне стыдно, и я стыжусь смотреть в глаза Смерти Смертей. Наверное, я должна была что-то почувствовать?

–Хорошо, – она кивает, и в голосе её я слышу удовлетворение. Это меня удивляет, но Смерть Смертей добавляет в привычной манере: – значит, урок и впрямь усвоен. И что же мне с тобой делать, Смерть Королей?

Я хочу пошутить и сказать: «понять и простить», но речь не слушается меня, предает, как раньше я предала всё, и ушла в подлость, лишь бы не задыхаться вечность в Пустоте, и ещё немного пожить…

Нет, не пожить. Побыть. Просто побыть.

–Что же делать? – Смерть Смертей смотрит испытующе. Я моргаю, не выдерживая её взгляда.

Она вдруг отводит глаза и говорит равнодушно:

–Твоя сестра – Смерть Герцогам, и твои братья – Смерть Маркизам, Смерть Графам…ну и прочее, – Смерть Смертей не заканчивает свою страшную речь, машет рукой, – словом, мне прислали…

Она мнётся. Видимо, то слово, что будет самым верным, ей не нравится, и Смерть Смертей, как какой-то человечишка ищет ему замену, наконец, находить:

–Пожелание. Да, пожелание к оптимизации процесса.

Я хочу спросить кто прислал ЕЙ? Кто ЕЮ командует? Но не могу заставить себя спросить об этом, потому что в лучшем случае мой вопрос такая же пустота как мое посмертие, а в худшем – я услышу ответ, который мне не понравится.

И я спрашиваю другое:

–Что такое «оптимизация процесса»?

–Это как Смерть Бюрократии или как Смерть Лишнего, – объясняет Смерть Смертей и лёгкая тень недовольства легко читается в её голосе. – И я хочу задать тебе вопрос: станешь ли ты во главе их? Станешь ли Смертью Знати?

–Это как…– ищу слова, но не нахожу. Я думала, речь пойдёт о чём-то другом, о моём деле, о том, что я всё-таки помедлила (чего уж таить?) с последним королём.

А меня повышают?!

–Да, так…– в голосе Смерти Смертей отзвук незнакомой мне речи, какие-то песни, которые подхватит, видимо, вскоре какой-то народ, неся на своих штыках моё имя, мою власть, славя меня и помогая мне.

Я не думаю долго, соглашаюсь почти сразу.

***

Что я чувствую? Что ощущаю я, когда мирный, славный народ, доведённый голодом, холодом и несправедливостью до звериного отчаяния, тащит аристократов на фонари, чтобы повесить?

Ничего.

Что я чувствую, когда казнят очередного короля? Когда бедную его королеву долго позорят, прежде чем даровать ей смерть?

Ничего.

Что я чувствую, когда вижу красоту и гибель молодости? Что чувствую, когда Смерть Смертей приходит за отжившими и отработавшими своё моими братьями и сёстрами, чьи посты я сейчас занимаю? Что ощущаю, когда вижу, как Смерть Смертей пережёвывает их души острыми чёрными зубами, пропуская через своё тело в Пустоту, сплетая их – ненужный и измученных с Пустотой?

Ничего.

Смерть Смертей говорит мне:

–И с тобой будет также…

И я ничего не чувствую. Почти. Только лёгкую надежду, что со мной это случится позже, чем с другими, и я ещё побуду. И не пугает меня ни цена, которую нужно заплатить, ни собственное равнодушие.

Я не вижу ничего, кроме своего долга и провалов глаз Смерти Смертей, что вечно стоит за моей спиной, ожидая, когда и я отработаю своё и попаду в её пасть.