Имя автора будет опубликовано после подведения итогов конкурса.

Ужас Долгой Ночи

– А я не боюсь этих тварей! – выпятив грудь колесом, громогласно заявил Вильтус.

– Конечно, – откликнулся ему хор недоверчивых и насмешливых голосов.

Вильтус, дюжий рыжебородый парень с глазами цвета малахита, шагал по лесной тропе в большой компании друзей и знакомых.

– И что ты сделаешь, если один из них вот прямо сейчас выскочит перед тобой на дорогу? – раззадоривая Вильтуса, поинтересовался один из его товарищей.

– Скорчит козью морду, – поддел другой юноша.

– Предложит поцеловать себя в зад, – не отставал третий.

– Зад-то ему и откусят, – колокольчиком рассмеялась Илея, невысокая полноватая девушка с золотистыми волосами и озорными глазами, напоминавшими незабудки.

– Не откусят, – поддразнила подружка. – Вильтус шустрый. Удерет, роняя подметки.

– Не дождёшься, Фэра, – раскатистый бас рыжебородого легко перекрыл смех друзей. – Для начала, – продолжал он с достоинством, – я и правда предложу ему поцеловать меня в зад, а потом огрею вот этим, – Вильтус любовно погладил тяжёлую аршинную дубину, которую нёс на плече. – Ну, а ты, Олра, – обхватив своей медвежьей лапищей тонкий стан шедшей рядом девушки, он привлёк её к себе и чмокнул в щёку. – Ты побежишь от оборотня?

– Конечно, – фыркнула та, смерив парня колючим взглядом. – Я же не круглая дура.

Шлёпнув Вильтуса по лицу подвернувшейся под руку сосновой веткой, она ловко увернулась от второго поцелуя, нацеленного в губы, и со смехом побежала вперёд по тропе.

Парень тоже хохотнул, но потом досадливо скривился.

Высокая плечистая зеленоглазая с тёмно-русыми, – не в пример большинству налборцев, – волосами и правильными резковатыми чертами лица Олра была настоящей красавицей. Совсем недавно ей стукнуло двадцать лет, но в Годраге, своём родном селении, она уже слыла первой целительницей.

С какой стороны ни посмотри, Олра была презавидной невестой; и кроме всего прочего нравилась Вильтусу. Очень нравилась. Он был всего годом старше неё и давно пытался за ней ухаживать. С полгода назад, красавица наконец ответила ему взаимностью. А теперь? Снова строит из себя недотрогу.

«Женщины, – Вильтус сердито фыркнул. – Никогда не поймёшь, что творится у них в голове».

Он со злостью крутанул дубиной и обрушил своё оружие на тоненькую осинку, переломив её пополам.

– Ай! – вскрикнули у него за спиной.

Не рассчитав замаха, рыжий смазал по плечу спутника, шагавшего чуть позади. Обернувшись, он увидел Отепа. Тот лежал на земле, потирая ушибленную руку.

– Упс! Извини! – сказал Вильтус, хотя на деле раскаяния не испытывал. Этот хромоногий горбун с извечным костылём всегда его раздражал.

Отеп не проронил в ответ ни звука. Только его льняные волосы, торчащие во все стороны будто солома, окончательно встали дыбом, а ярко голубые глаза блеснули льдом. Вильтус нравился ему ничуть не больше, чем он сам Вильтусу.

– Вставай, колченогий, – без издёвки сказал подошедший Воларф и легко поставил Отепа на ноги.

Сложением и статью Воларф лишь немногим уступал Вильтусу, зато нравом обладал куда менее заносчивым.

– Эй, народ, а где Мугги? – неожиданно спросил кто-то из девушек.

Все принялись тревожно оглядываться. Одного товарища и правда не хватало. Ребята принялись звать его, но отклика не последовало. Вся компания разом насторожилась.

– Вы же не думаете, что его…? – дрожащим голосом прошептала Илея.

– Может быть, – так же тихо ответила Олра. – Поодиночке они нападают и не при полной луне.

Несмотря на то, что до Полнолуния оставалось ещё полторы недели, а дорога, которой шла ватага, была не самой глухой, всем невольно подумалось о худшем. Как на грех, лес до того звеневший птичьими трелями, стрёкотом насекомых и трескотнёй белок, зловеще притих.

Ребята инстинктивно сбились в плотную кучку, спинами друг к другу. Каждый положил руку на охотничий нож, которым был вооружен; кто-то проворно снарядил лук.

– Давайте-ка двигаться к Роллесанру, – проговорил Вильтус, крепко сжимая дубину. Он побелел, как полотно. По лбу у него катились крупные градины пота, малахитовые глаза метались из стороны в сторону обшаривая подлесок.

Рыжий снова было заговорил, но тут что-то большое с рёвом прыгнуло на них из чащи.

Отеп, оказавшийся ближе всех к нападавшему, не растерялся и быстрым движением выставил ему навстречу костыль. В ту же секунду зычное: «Аррррррр!» оборвалось высоким: «Уйиииии!»

– Ой, – вымолвил огорошенный Отеп.

Лесной монстр, которому он уже готовился дорого продать свою жизнь, оказался ни кем иным, как исчезнувшим Мугги.

– Дурак!

– Осёл!

– Пень с глазами!

– Бестолочь!

– Я ж думал, тебя сожрали!

Оправившись от испуга, ребята обрушились на исчезнувшего приятеля настоящим шквалом негодования.

– Да, я же пошутить хотел, – жалобно оправдывался незадачливый весельчак. Он лежал на спине, стараясь одновременно зажать сломанный нос, рассечённую бровью и подбитый глаз.

– Я тебе сейчас так пошучу, – Вильтус сердито погрозил ему дубиной, но сиплый голос выдал его с головой. Рыжий перетрусил сильнее остальных. – Прибить тебя мало, – он попытался напустить на себя прежний бесшабашный вид, когда завизжала Олра.

– Глаза! – кричала она, указывая куда-то в переплетение теней под деревьями позади Мугги. – Глаза! Там, зверь!

Бедный парень подскочил с земли, будто подброшенный пружиной, и, выхватив нож, принял оборонительную стойку.

– Где? Где? – одышливо повторял он, вертясь волчком перед плотной стеной кустов.

– А не где, – из испуганного тон внезапно Олры стал зловредным. – Я тоже пошутила, – и она показала ему язык.

– Да ты, – лицо Мугги вытянулось от негодования, когда он взглянул на ехидно щурившуюся девушку, и ухмыляющегося Отепа. Хромой парнишка быстрее всех разгадал розыгрыш подружки.

– Да ты!... Да, вы! – со злостью выкрикивал Мугги, сжав кулаки. Картину праведного гнева портил испуг, плескавшийся в его глазах, и смех неудержимо рвавшийся с губ. – Да, я вас!

Мугги сделал вид, что собирается опрокинуть Отепа, но у него на пути вырос Воларф. Со смехом отвесив Мугги щелбана, он подхватил на плечи хромого приятеля и с его костылём подмышкой помчался по тропе между деревьями. За ними с визгами и хохотом устремилась остальная ватага в двадцать пять душ.

Немного погодя на тропу, в том месте, где стояли ребята, из леса вышло странное существо. Высокое, сутулое оно было с головы до пят закутано в длинный чёрный плащ. Минуту другую существо стояло, не шевелясь, и шумно втягивало в себя воздух, словно, принюхиваясь. Затем оно опустилось на четвереньки и тщательно обследовало следы, оставленные людьми. Из-под капюшона раздался негромкий рыкающий смех. Кинув последний взгляд туда, где скрылась молодёжь, странное создание нырнуло в чащу по другую сторону дорожки. Едва оно скрылось, лес рядом с тропой вновь ожил многоголосой перекличкой птиц и зверей.

 

***

Край, где жили Олра, Отеп, Вильтус и остальные, носил название Налбо́р. Этот гористый полуостров лежал на северо-западной оконечности огромного материка, именовавшегося Кир-Дором, «Раздробленной Землёй». С большой сушей Налбор соединялся грядой остроконечных скал, переходившей потом в Пограничный Хребет. Могучую горную цепь, что отделяла подсолнечные просторы Кир-Дора от Мёртвых Земель, откуда испокон веков приходило всё зло. На перевалах Пограничного Хребта стояли заставы, где воины из числа людей, эльфов и гномов неустанно сражались с оборотнями, даларами, гоблинами и даже драконами.

Налбор лежал на отшибе от густо заселённых областей Кир-Дора и был защищён значительно хуже. Потому покой этого прекрасного края гор и лесов постоянно нарушали эредейнхот, «твари из-за Хребта». Самыми частыми не прошенными гостями были двуликие, – оборотни, чьи территории в Бессветье (как ещё именовались Мёртвые Земли) граничили с Налбором. Двуликие из Бессветья плохо переносили дневной свет и, как правило, наведывались к поселениям налборцев в Долгую Ночь. Так в Кир-Доре называли пору полнолуния, длившуюся три – четыре дня, в течение которых солнце не показывалось на небосводе, до тех самых пор, пока луна ни начинала убывать.

В Налборе это было время бдения и ужаса.

Оборотни, вечно голодные, одуревшие от жажды крови, разжигаемой в них луной, наводняли налборские горы, подобно саранче, убивая на своём пути всё живое.

В преддверии Долгой Ночи леса вокруг горских поселений погружались в мёртвую тишину. Ибо все звери и птицы, чуя приближение двуликих, прятались, забиваясь в самые укромные уголки и не смея высунуть носа наружу. Люди же спасались лишь благодаря высоким стенам. Каждое налборское селение, было обнесено частоколом из карога́нгов, «железных деревьев». Эти величавые хвойники вырастали до пятидесяти метров в высоту и отличались такой прочностью, что сломать их было не под силу даже перевёртышам.

Когда над землёй главенствовало солнце, оборотни почти не показывались, но налборцы всё равно ощущали их незримое довлеющее присутствие. В глухих чащобах то и дело пропадали охотники. Одиноким путникам на лесных тропах нередко встречались жутковатые субъекты: высокие, горбатые, с головы до пят закутанные в длинные чёрные плащи. Иногда они просто пугали прохожих, а иногда… те становились их добычей.

Вся жизнь налборцев была пронизана страхом перед оборотнями. Перед их нечеловеческой быстротой и силой. Перед их по-человечески изощрённым умом. Перед их ядом, способным превращать людей в двуликих. Перед их мо́роком, который лишал рассудка.

 

 

***

Олра, Отеп, Вильтус и остальные не видели существа, вышедшего на тропинку после них. Тем не менее, весь остаток пути в три с лишком километра, компания мчалась без передышки. Товарищи перевели дух, лишь оказавшись под защитой частокола села, в которое они направлялись. Именовалось село Роллеса́нром.

– Чего запыхались-то? – окликнули ребят знакомые, вышедшие навстречу.

– Пробежаться захотелось, – пробубнил в бороду Вильтус.

– Мальчики решили пошутить и перепугались сами, – на распев ответила Олра, зыркнув в строну Мугги.

– Ясно, драпанули от лесных теней, – обнимая Воларфа, загоготал Айк, его младший брат.

Вновь прибывшие ответили дружным хохотом. Здесь, за толстыми кароганговыми стенами все страхи, надуманные и реальные, будто потеряли силу.

Олра присоединилась к общему веселью, хотя на душе у неё скреблись кошки. Каким-то шестым чувством она ощущала, что там, на тропе, они избегли чего-то по-настоящему страшного. Впрочем, эта мысль занимала девушку недолго. Как и другие ребята (кроме Воларфа и Илеи, для которых Роллесенр был родным домом) Олра пришла сюда на свадьбу. До торжества оставался всего день, а сделать предстояло ещё очень многое. За праздничными хлопотами Олра быстро позабыла свои тревоги.

 

***

Свадьбу сыграли весело, шумно и с размахом. Почти все налборцы приходились друг другу если не близкими, то дальними родственниками; не дальними родственниками, так хорошими друзьями или давними знакомыми. Потому не удивительно, что вместо предполагаемых четырёх дней празднество растянулось на целую неделю. К тому времени, как закончились все чествования и гулянья, до Полнолуния осталось всего двое суток. Для многих гостей возвращаться домой было слишком поздно. Летний лес, который и ночью, и днём звенел голосами птиц, насекомых и зверей, окутала могильная тишина, – неизменная предвестница скорого появления двуликих.

Несмотря на явную угрозу некоторые горячие головы, вроде Олры, были готовы испытать судьбу и рвались в дорогу.

– Совсем из ума выжила?! – взвилась Илея, когда подруга сказала ей о своём намерении. – А если тебя вечер застанет на тропе? Попадёшься какому-нибудь ли́ку. Обморочит тебя и заведёт в чашу к нгва́урам. Там-то тебя быстренько и обратят.

В Налборе водилось два вида перевёртышей. Первые в зверином обличье являли собой нечто среднее между животным и человеком. Их главным оружием был мо́рок, – необычайная сила внушения. С его помощью эти оборотни заставляли видеть, слышать и даже чувствовать то, чего нет на самом деле. В обычное время лики пользовались мороком редко и с большим трудом, но в полнолуние их силы возрастали десятикратно. В пору полной луны они, были способны, не меняясь физически, принять любую личину, облекшись в неё будто в мираж. Именно за это свойство их прозвали «подлунными ликами», или просто ликами.

Второй вид двуликих именовался нгва́урами. Эти перевёртыши превращались в настоящих волков, только огромного размера и, как правило, чёрной масти. Нгвауры не владели мороком и в отличие от ликов редко объявлялись вблизи человеческого жилья. Однако, боялись их гораздо больше. Ибо именно укус нгваура превращал человека в оборотня.

 

В конце концов, почти все, кто хотел уйти, сдались на уговоры друзей и родственников. Не остались только двое парней. Эта разудалая парочка решила, что если бежать всю дорогу, можно добраться до дома вовремя. Они ушли, и больше никто их не видел.

Остальных гостей, – их набралось душ сто, – роллесанарцы разместили у себя. Отеп с Вильтусом напросились к Илее, у которой уже гостила Олра.

 

***

– Я знаю, ты уговорила меня остаться, чтобы я возилась с твоей живностью, – проворчала Олра, пытаясь накинуть верёвку на шею гнедого жеребца, который громко ржал и взбрыкивал в своём стойле.

– И как ты догадалась? – Илея маневрировала с арканом перед соседним денником, где ярилась буланая кобылка.

Шёл последний день перед Полнолунием, и девушки с самого утра занимались скотиной. Накануне каждой Долгой Ночи, примерно тогда же, когда в лес у наступала тишина, домашние животные впадали в панику. Они выли, метались , забивались в углы, а некоторые доходили до такого исступления, что даже нападали на хозяев.

Ещё ребёнком Олра спрашивала у отца-охотника:

– Почему дикие звери ведут себя иначе?

– О, поверь, они ведут себя точно так же, – отвечал тот. – Просто на наше счастье мы с ними не сталкиваемся, потому что не ходим в лес перед Полнолунием.

Обычно налборцы загодя укрывали животных в просторных погребах, где для них были устроены специальные загоны и клети. В подземных укрытиях скотина чувствовала себя спокойнее и уже не могла никому навредить. Однако, в Роллесанре на сей раз с этим припозднились из-за свадьбы.

– Дура! – Илея взвизгнула и отскочила от стойла, когда взбудораженная лошадь попыталась её укусить. – Сегодня все, как с катушек слетели! – в сердцах воскликнула она, сердито топнув маленькой ножкой. – Мало мне братьев, которые весь день на голом месте дерутся, так ещё эта бестолочь как никогда в ударе!

Она испепелила кобылку негодующим взглядом и, решительно отбросив аркан, присела отдохнуть.

Олра хотела сказать, что здесь нет ничего странного: перед Полнолунием людей, как и животных, всегда охватывала безотчётная тревога и раздражительность, – но не сказала. Сегодня ей тоже было гораздо сильнее не по себе, чем обычно.

– Утром, – продолжала Илея, – Барск обшипел отца и порвал ему штанину, а Мурси чуть не выцарапала глаза Брадру.

– А вот это и правда странно, – откликнулась собеседница. – Учитывая, сколько раз твой братец-болван садился на бедную кошку, она должна была атаковать совсем другое место.

Илея расхохоталась от всей души, но подруга её не поддержала. Олре, наконец, удалось заарканить коня, и он с пронзительным визгом вскинулся на дыбы. На одно кошмарное мгновение Илее показалось, что жеребец размозжит её товарке голову. Однако, та быстро его успокоила.

– Тише. Тише. Хороший мальчик, – приговаривала девушка, оглаживая гнедка по крутой шее. Ласка в её голосе странным образом сочеталась с твёрдостью.

– Как тебе это удаётся? – проговорила Илея, глядя на подругу блестящими от восхищения глазами.

– Тут ничего сложного, – отозвалась Олра, выводя жеребца из стойла. – Животные, как зеркало. Чем больше ты боишься и волнуешься, тем сильнее они нервничают.

Девушка свела коня по сходням в глубокий просторный погреб и вернулась, чтобы помочь товарке с лошадью.

– Тебе хорошо говорить, – с завидкой вздохнула Илея, когда подружка так же легко утихомирила кобылку. – Ты-то ничего не боишься. Ни с водопадов прыгать, ни по лесам шастать перед Полнолунием, ни с пришлыми болтать…

Илея осеклась, резко оборвав фразу, и залилась краской.

В Налборе все знали, что Олра не только болтала с пришлыми, но даже собиралась сбежать с одним из них из родного села.

Чужаков, изредка забредавших на полуостров, горцы не любили и встречали враждебно. Отчасти из-за оборотней. С помощью своего морока лики, случалось, проникали в селения под видом раненых странников. Отчасти из-за того, что чужеземцы (которые по правде были людьми), как правило оказывались разбойниками, и чинили налборцам не меньше вреда, чем те же оборотни.

Про пришлого Олры Илея знала только то, что все полтора года, пока они встречались, никто не подозревал о его существовании. И что родители Олры узнали про её возлюбленного по чистой случайности, чуть не на кануне побега.

Поступок Олры поверг в ужас весь Годраг. Где слезами и уговорами, а где угрозами влюблённых вынудили расстаться. Новости по полуострову разносятся быстро. Илея хорошо помнила, какие толки ходили о подруге в родном Роллесанре и других деревнях.

«Да что это за блажь?! Выходить за бандюка-чужеземца?!»

«Девка совсем ума решилась!»

«Ненормальная! Приключений захотела?!»

В чём-то золотоволосая девушка соглашалась с соплеменниками, но в отличие от них не могла осуждать Олру за любовь к чужаку. Илея помнила, как сияли глаза подруги, как светилось от счастья её лицо, когда она (как теперь было известно) возвращалась со свиданий со своим пришлым. Помнила, как она изменилась, когда его заставили исчезнуть. Нет, Олра не обозлилась и не впала в апатию, но стала отчуждённой и недоверчивой, особенно с теми, кто разлучил её с возлюбленным.

Друзья и родные приняли негласное решение никогда не заговаривать при Олре о пришлых. Чтобы не бередить ей душу, и не напоминать окружающим об этой позорной истории.

И вот теперь, когда запретные слова сорвались-таки с её губ, Илея подняла на подругу встревоженный взгляд, - не расстроилась ли та, не обиделась ли?

Однако, лицо Олры осталось дружелюбным, а глаза смотрели с привычной теплотой. На Илею Олра не смогла бы разозлиться даже при самом большом желании.

– Помоги мне устроить Бримку, – попросила она, казалось, даже не заметив оплошности подружки.

Илея с готовностью побежала открывать второе стойло в погребе.

 

 

***

В Долгую Ночь редко кому удаётся поспать, потому накануне Полнолуния налборцы старались вздремнуть до наступления темноты.

Несмотря на усталость, Олра долго не могла уснуть и задремала лишь перед самым закатом. Ночь едва вступила в свои права, когда в отдалении раздался вой, и девушка подскочила, как ужаленная. Каждый, кто хоть раз слышал волчью перекличку, сразу понял бы, что этот голос, – мощный, раскатистый, изобилующий вибрациями и переливами, – не мог принадлежать обыкновенному серому бродяге.

«Началось», – в груди у Олры противно заныло, а мрак в комнате Илеи стал особенно враждебным и непроницаемым.

Встав, девушка затеплила десятину, – толстую восковую свечу, рассчитанную на десять часов горения. В Долгую Ночь налборцы могли следить за ходом времени только благодаря десятинам. Поправив фитиль, Олра вернулась в кровать. Напряжённая, как тетива, она лежала рядом с подругой и слушала, как к первому вою присоединился следующий, и следующий, и следующий. Вскоре ей стало казаться, что вокруг Роллесанра взвыла сама земля.

А потом пришёл Ужас Долгой Ночи.

Сперва послышался отчаянный стук в ворота. За ним раздались крики. Человеческие крики, полные мольбы и страха.

– Откройте! Откройте! Да люди вы или нет!

– Спасите! Помогите!

– Откройте, нас же тут разорвут!

– А-а-а!!!

Олра шумно выдохнула и чуть не до крови закусила губу, когда среди этих воплей начала различать знакомые голоса.

– Как его звали? – неожиданно спросила Илея. Оказалось, что она тоже не спала.

– А? Что? – Олра, не ожидавшая вопроса, растерялась.

– Твоего пришлого. Как его звали? – Илея развернулась к ней лицом. – Да ладно не темни, – сказала она, заметив, что та колеблется. – Не могу же я до конца жизни звать его «твои пришлым».

Олра улыбнулась, черты её окаменевшего лица разгладились.

– Э́лдар. Его звали Элдар.

– Ты слышишь его среди них? – Илея кивнула на окно, закрытое тяжёлыми ставнями.

– Да, – ответ вырвался у Олры всхлипом. – Но его там быть не может, – добавила она, смахнув с век солёную влагу. – Он обещал, что уйдёт из Налбора и больше никогда меня не потревожит. А мой Элдар всегда держит слово.

Помолчали.

– А кого слышишь ты? – спросила годрагорианка у подруги.

– Тоже тех, кого здесь быть не может, – улыбнулась Илея, но Олра заметила, что и у неё глаза на мокром месте.

Больше они не говорили. Девушки обнялись и стали петь, чтобы отвлечься от набирающего силу кошмара.

 

Налборцы знали, что на самом деле людей по ту сторону забора быть не может. В Полнолуние оборотнями овладевала такая жажда крови, что они немедленно убивали любого, кто попадался им на пути.

Знали и о способности ликов искусно подражать любому голосу, услышанному хотя бы однажды. Знали, что растущее желание ответить этим призывам и открыть воротам, навязывается мороком, но никак не здравым смыслом.

Знали, что утром, когда, наконец, взойдёт солнце, они найдут частокол снаружи обагрённым кровью, а перед воротами разбросанную окровавленную одежду. Конечно, это скорее всего будет кровь оленя или ещё какого-нибудь животного, угодившего в когти оборотней. Конечно, следопыты подтвердят, что людей тут не было и в помине.

Налборцы всё это знали. И всё-таки в Долгую Ночь почти каждый горец терзался сомнением: «А что если на это раз там, правда, люди? Что если прямо сейчас, тут за частоколом умирают родные?»

За эти крики, превращавшие каждое полнолуние в настоящую пытку, налборцы и прозвали ликов Ужасом Долгой Ночи.

 

***

Отеп оступился и с грохотом скатился по крутой лестнице в погреб, выронив лучину. По счастью, светец упал не на солому, а на утрамбованный земляной пол. Зато сам Отеп приземлился точнёхонько в кучу свежего навоза. Похоже, одна из коров вырвалась из своего стойла и теперь оставляла «подарочки» по всему подземелью.

Парень выругался и попытался встать, но больная нога, которую он ушиб, отозвалась резкой болью. Отеп снова растянулся в грязи с беззвучным стоном.

Его трясло. Вот уже больше двух часов какой-то лик орал голосом его матери. Обычно Отепу удавалось убедить себя, что вопли из-за частокола, - только иллюзия. Кошмар наяву, который надо перетерпеть, и от которого он проснётся, едва над землёй забрезжит рассвет, но в этот раз, морок оказался сильнее воли. Когда крики «матери» перешли в вопли агонии, перемежавшиеся утробным чавканьем и урчанием, Отеп не выдержал. Он сбежал в погреб, проверить животных.

– Вставай, – перед ним внезапно возникла тонкая натруженная рука.

Подняв глаза, он будто сквозь густой туман увидел Олру. Только тогда Отеп понял, что плачет.

Горбатый парнишка сердито стёр с лица предательскую влагу и только потом взял девушку за руку. Она легко вернула его в вертикальное положение, ловко подставив ему оброненный костыль.

– Пойдём. Надо поймать корову, пока она ещё не натворила дел, – Олра направилась вглубь погреба, сделав вид, будто не заметила его слёз, за что Отеп был ей безмерно благодарен.

Отыскав беглянку, они не стали загонять её обратно в стойло, а просто привязали у стены, к которой она сама забилась.

– Погоди, – остановила Отепа Олра, когда он, скрепя сердце, приготовился карабкаться наверх. – Нужно найти тебе свежую одежду. Не можешь же ты благоухать на весь дом.

Только сейчас он вспомнил, что перемазался в навозе, и послушно сел на грубую скамейку. Олра заботливо помогала ему переодеваться, хотя глаза у неё оставались холодными. Это больно кольнуло Отепа.

Они с Олрой дружили с самого детства. Окружающие только диву давались, как могла она, весёлая, открытая и общительная, выбрать в друзья такого замкнутого вспыльчивого ворчуна и спорщика, как он. Отеп и сам удивлялся. Олра не отвернулась от него даже после того, как четыре года назад Отепа придавило карогангом на лесоповале. Когда увечье превратило его из крепкого здорового парня в хромого и горбатого калеку, сделав его характер ещё несноснее.

Первая серьёзная ссора между ними произошла полгода назад. Отеп уже давно видел в Олре не просто подругу, но, стыдясь собственной немощи и (как он сам считал) уродства, никак не отваживался признаться ей в своих чувствах. Когда же он, наконец, собрался с духом, открылась история с пришлым.

Отеп хорошо помнил, каким обманутым, преданным почувствовал себя тогда. Ох, как же он злился на Олру, как ревновал. В ту пору он наговорил ей таких гадостей, что она залепила ему пощёчину и убежала в слезах.

Они не разговаривали почти полгода. Самые горькие и тяжёлые полгода в жизни Отепа. Только тогда он, наконец, понял как дорога ему девушка, как сильно он её любит; как несправедливо он её обидел.

Пару месяцев назад, Олра стала отвечать на ухаживания Вильтуса. Отепа снова обуяла ярость, но он сдержался. Времени в разлуке ему хватило, чтобы понять, – в размолвке с лучшей подругой, виноват только он сам. Не оттолкни он подругу в самое тяжёлое для неё время, и она, скорее всего, даже не взглянула бы на этого рыжего тупого амбала.

– Прости меня, – Отеп поймал Олру за руку, когда она уже шагала к лестнице. – За то, что я наговорил тогда о твоём пришлом. Я был дураком.

Его короткое, но искреннее признание вызвало на лице девушки целую гамму быстро сменяющихся чувств: боль, недоверие, удивление и, наконец, облегчение.

– Да, ты им и остался, – только и ответила она.

Однако, по тому, как потеплел её голос, по искоркам, заигравшим в глазах, по чуть насмешливой (такой родной) улыбке, в которую сложились её губы, прежде сжатые в тонкую ниточку, Отеп понял, что его извинения приняты. У него отлегло от сердца. Пусть ему и не быть её мужем, но сегодня у них появился шанс снова стать друзьями.

– Вы там, что стадо коров ловили? – у люка их встретил Вильтус.

– Да нет, всего одну, – весело ответил хромой парень, поднимаясь следом за Олрой.

– Только-то, – на лице рыжего великана отразилось недоброе подозрение. – И чем же ещё вы занимались там так долго?

– Целовались, – с вызовом откликнулась Олра, помогая Отепу вскарабкаться наверх с его костылём. Здесь это было сделать сложнее, чем в конюшне. Люк, ведущий в погреб из дома был намного меньше, а спуск круче.

Слова девушки заставили Вильтуса поперхнуться, а на Отепа низвели озарение.

«Эта здоровенная бестолочь ей ни разу не нравится! Неужели, она флиртовала с ним только чтобы позлить меня? И отвязаться от приставаний родных, кинувшихся сватать её за кого ни попадя после пришлого?»

Перекосившееся от злости лицо соперника, и озорные глаза подруги сказали ему больше любых слов.

– Да. Я действительно дурак, – невпопад проговорил Отеп и рассмеялся в голос.

Для Вильтуса, который почти никогда не понимал шуток, и ещё меньше понимал, что происходит сейчас, это было слишком. С сердитым сопением он ринулся мимо хихикающей парочки и будто случайно толкнул Отепа плечом. От такого удара человек менее проворный непременно свалился бы обратно в погреб. Однако, увечный юноша не только устоял на ногах, но и изловчился ткнуть Вильтуса костылём пониже спины. Рыжий только этого и ждал. Жутко осклабившись, он развернулся и по-звериному быстрым плавным движением кинулся на Отепа. Они покатились по полу, дубася друг друга руками и ногами.

– Прекратите оба, – гаркнула Олра. Она предусмотрительно задвинула люк, на который тотчас и навалились дерущиеся. – Стойте идиоты!

Идиоты, понятное дело, её не слышали.

Несмотря на маленький рост и отсутствие бугристых мускулов, которыми так любил щеголять Вильтус, в прошлом Отеп был неплохим бойцом. Жилистый, как ремень, проворный и быстрый он нередко выходил победителем из поединков с парнями вдвое крупнее и сильнее себя. После злосчастного случая с карогангом он не участвовал в рукопашных забавах, но сноровки не растерял. Потому, когда отец и братья Илеи растащили драчунов, оба оказались на славу разукрашены синяками и ссадинами.

– Молодец, Вильтус. Калеку отделать не побоялся, – с ноткой презрения проговорил Дест, отец Илеи, усаживая на стул окровавленного Отепа. – Просто герой.

Рядом с этим коренастым дюжим мужчиной кривой худосочный парнишка смотрелся нелепым потрёпанным щенком.

– И ещё отделаю, – прорычал сквозь зубы Вильтус, сплёвывая кровь с разбитых губ.

Сарказм доходил до него так же туго, как юмор.

– Больше никаких драк в моём доме, – мать Илеи, погрозила обоим здоровенным ковшом с ледяной водой. Выхватив из ковша мокрое полотенце, она с такой силой припечатала им Вильтуса по свежему фингалу, что тот зашипел. – Взойдёт солнце, катитесь на улицу и деритесь там, сколько влезет. Ясно вам, болваны!

– Да, – отозвались те в один голос, хотя пылающие взгляды обоих говорили об обратном.

– А всё из-за девчонок, – уныло проворчал Брадр, подбирая обломки любимого стула, павшего жертвой схватки. – Не вертела бы хвостом перед двумя парнями, – он недобро стрельнул глазами в сторону Олры, – ничего и не было бы. О-ох!

Парень резко выдохнул, когда «главная виновница» драки съездила ему по уху. Он посмотрел на мать в поисках поддержки, но та прогнала его взашей.

– Разве ты когда-нибудь флиртовала с Отепом или Вильтусом? – тихонько спросила Илея, когда хозяева и гости, считая инцидент исчерпанным, разбрелись по комнатам.

– Если дружба с детства с одним, и пара прогулок в лес с другим, считаются за флирт, тогда, да. Я самая развратная девица во всём Налборе, – едко ответила Олра, и Илея захихикала в кулак.

– Эти два балбеса, – продолжила она уже спокойнее, – цапаются друг с другом, сколько я себя помню. Уж не знаю, чего они себе там надумали на мой счёт, – её голос снова стал ядовитым, – но ни первому, ни второму я не давала никаких обещаний и намёков не делала. Я пыталась общаться с ними, как с друзьями, но, похоже, – она улыбнулась иронично и грустно, – мальчики не умеют просто дружить с девочками.

– Это точно, – согласилась Илея, и подруги снова рассмеялись.

Впрочем, следующие двое суток всем стало не до смеха. Отеп с Вильтусом развернули настоящую подпольную войну, где каждый старался, как бы ненароком ударить противника, сбить с ног или что-то опрокинуть ему на голову.

– А ещё оборотней называют Ужасом Долгой Ночи! Да вы двое в сотни раз хуже любого лика, – разорялся Дест, когда ему в лоб угодила скалка, предназначенная стукнуть Отепа.

Отец Илеи был далеко не первой жертвой противостояния двух парней. В конце концов, всем это надоело. Отепу с Вильтусом освободили самую просторную комнату в доме, чтобы они могли выпустить пар.

Поединок назначили на пятую десятину, то есть условно на третье утро от начала Полнолуния. Противники, обнажённые по пояс, уже готовились нанести первый удар, когда… Когда сквозь крики, вой и рычание, доносившиеся из-за забора, все отчётливо различили звук, который так боялись услышать в эти дни мрака. Стук распахнутой двери соседского дома и торопливые шаги по бревенчатым ступеням.

 

***

Олра с Илеей подскочили к окну, выходившему на главную улицу, и распахнули ставни. Они увидели Воларфа. Их давешний попутчик и давний друг жил в доме напротив. Воларф был смертельно бледен. По его лицу градом катился пот, глаза лихорадочно блестели, грудь тяжело вздымалась.

Олре сразу вспомнилось, как недавно Воларф вроде бы говорил, что собирается посвататься к одной девушке из Итурака. Не её ли голос выгнал его из дома в эту страшню ночь?

– Воларф!– закричали девушки во всю силу лёгких. – Стой! Воларф!

Но парень их не слышал. Покачиваясь, будто во сне, он прошёл мимо их окна и широким нетвёрдым шагом направился к воротам. Когда Воларф почти скрылся из виду, вдогонку за ним кинулись Айк и Брор, его младший брат и их отец.

– Да, у них же в доме одни бабы остались, – резко выдохнул Дест над ухом у Олры, и она вздрогнула от неожиданности. Оказывается, отец Илеи наблюдал за происходящим из-за плеч подруг.

Он ринулся к двери, на ходу вооружаясь и отдавая приказания. Отепу с Виком, самым младшим в семействе, остаться здесь. Орону и Тольку, средним сыновьям, отправиться охранять сестёр, мать и бабушку Воларфа. Брадру и Вильтусу, – следовать за собой.

От Олры не укрылось, с какой неохотой повиновался Вильтус. Рыжебородый гигант спал с лица, а когда он брал свою дубину, руки у него тряслись.

– Подумай, что ты делаешь! – Остановила Дроа мужа, когда он уже собирался выбежать в ночь. – Ещё ни у кого не получалось вернуть обморо́ченных.

Дест нахмурился. Между бровей у него залегла упрямая складка.

– Нужно попытаться, – проговорил он тихо, но твёрдо. – Брор мне, как брат. Я не могу смотреть, как погибает его сын и ничего не делать. Если нам всё же не удастся вернуть парня, и он выйдет за ворота, то надо хотя бы не пустить в село оборотней. Не всем же погибать.

Дроа помертвела.

Обычно, когда случалось подобное, налборцы не кидались спасать соплеменника, поддавшегося мороку. Отчасти из-за того, что боялись не успеть настигнуть его прежде, чем он впустит в село оборотней. Отчасти, потому считали это пустой и опасной затеей. Когда ушедших пытались вернуть, они вырывались, кричали и дрались с таким остервенением, будто целью всей их жизни было оказаться за частоколом. Порой, обмороченные даже убивали тех, кто вставал у них на пути.

 

Прежде, чем жена успела возразить ему что-то ещё, Дест выбежал за дверь, увлекая за собой Брадра и Вильтуса.

Всё это время Олра стояла в оцепенении, хотя внутри у неё всё трясло от страха и безысходности. Она понимала, что эта авантюра, скорее всего, закончится очень плохо. Понимала, – изменить что либо, не в её силах, но не могла и дальше оставаться в бездействии. Вырвав свою руку из пальцев испуганно жавшейся к ней Илеи, она схватила с кухонного стола огромный нож для разделки мяса и, оттолкнув Отепа с Виком, уже закрывавших дверь, помчалась вслед за мужчинами.

Когда девушка выбежала на прямой участок дороги, её глазам открылось печальное зрелище. Айк и Брор без движения валялись на земле. Дест, торопливо перетягивал жгутом левое предплечье Брадра, чуть повыше глубокого разреза, оставленного топором, который парень взял для защиты. Вильтуса нигде не было видно.

Олра подумала, что он в одиночку пошёл за Воларфом, но отец Илеи развеял её иллюзии.

– Этот трус сбежал сразу после того, как Воларф ранил Брадра, – сказал он с горечью и презрением, отвечая на вопрос девушки.

Олра не поверила своим ушам. Ни для кого не было секретом, что Вильтус трусоват и часто пугается гораздо сильнее, чем показывает. Впрочем, обычно ему удавалось сохранять хладнокровие в экстренных ситуациях на охоте или во время лавин и обвалов в горах.

«Но это не обычная ситуация», – напомнила себе Олра.

– Я не могу идти сам, – морщась от боли, отец Илеи указал на свою правую ногу, вывернутую в колене и лодыжке под неестественным углом. – Беги девочка. Не дай оборотням войти в село. Теперь вся надежда на тебя.

Не колеблясь ни секунды, Олра вскочила и понеслась к воротам, будто стрела, спущенная с тетивы.

От частокола её отделяло с полсотни шагов, когда она услышала визг засовов и скрип поворачивающихся петель.

Сами ворота были слишком тяжелы и массивны, чтобы с ними мог справиться один человек. Но для непредвиденных случаев в них имелась запасная дверь. Узкая, высотой в человеческий рост. Её-то и открыл Воларф.

«Неужели это конец?!» – в отчаянии подумала Олра, когда парень у неё на глазах исчез за дверным проёмом.

Когда она добралась до частокола и выглянула, Воларф уже удалился от села шагов на сто. Его больше не шатало. Он уверенно бежал к лесу через поляну, по колено утопая в густой траве. Бежал навстречу… девушке. Хрупкая, заплаканная, напуганная до смерти она шла со стороны деревьев, умоляюще протягивая к Воларфу руки. На ней было свободное белое платье, показавшее Олре ослепительным в мертвенном свете луны.

Зрелище было столь неожиданным и реалистичным, что Олра на миг оцепенела от изумления. Она даже не сразу заметила, что оглушительная какофония, наполнявшая ночь звериным рёвом и человеческими криками, внезапно стихла. К действительности её вернул низкий утробный рык, раздавшийся откуда-то справа. Девушку прошиб холодный пот, но она не посмела обернуться и посмотреть, насколько близко находится источник звука. Дрожащими руками она вцепилась в ручку-перекладину и потянула на себя тяжёлую дверь. Та начала закрываться с убийственной неторопливостью.

Справа снова донеслось рычание.

«Почему они не нападают? – пронеслось во взбудораженном сосзнаии Олры. – Ведь давно могли искромсать нас с Воларфом в куски и вломиться в село! Так чего они ждут?!»

Как любой налборский горец Олра хорошо знала, что любой оборотень, – будь то лик или нгваур, – способен легко обогнать летящую стрелу и разорвать пополам огромного горного медведя.

С трудом передвигая одеревеневшие ноги, годрогорианка каждый миг ждала, что вот сейчас ей на плечи навалится мохнатая тяжесть, пришпилив её к земле; затылок обдаст горячим звериным дыханием, и зубы чудовища вонзятся ей в шею. Но секунды шли, а ничего такого не происходило.

Воларф тем временем бежал всё вперёд и вперёд, всё дальше от частокола, пока не встретился с девушкой и не заключил её в объятия.

Едва руки незнакомки сомкнулись на спине Воларфа, как её лицо из испуганного сделалось злорадным. Очертания её фигуры внезапно задрожали и размылись, будто мираж над плато в знойный день. В следующий миг девушка исчезла. От ужаса у Олры перехватило дыхание. Как только спало наваждение, она увидела, что Воларф обнимает огромного лика. Это чудовище, ростом больше двух метров, было покрыто жёсткой белой шерстью, под которой бугрились литые мускулы. На лапах руках красовались длинные загнутые когти. Большие треугольные уши плотно прижимались к плоской голове. Глаза… Нечеловеческие, ярко-алые, как луна в Долгую Ночь зимой, – но по-человечески разумные и злые смотрели прямо на Олру. Казалось перевёртышу не было дела до добычи, что льнула к нему, будто к родному человеку. Всё его внимание было сосредоточено на Олре. Он неотрывно сверлили девушку взглядом, как бы спрашивая: «И что теперь ты будешь делать?»

Только тогда девушка поняла, почему оборотни медлили с атакой.

Они развлекались.

Уверенные в собственном превосходстве, в том, что успеют ворваться в село, пусть и в самый последний момент, оборотни попросту потешались над жалкими потугами Олры. Наслаждались её страхом и беспомощностью. Упивались полнотой своей власти над жизнями никчёмных людишек.

Словно подтверждая её догадку, белый лик оскалился в презрительной усмешке и вонзил когти в спину Воларфа. Глухо вскрикнув, парень упал наземь безжизненным кулем.

На миг Олра задохнулась, как от удара под дых, но не остановилась.

Человека послабее осознание безвыходности положения и смерть друга полностью лишили бы воли к действию. С Олрой вышло наоборот. Её страх мгновенно сменился гневом на тварей, которые проделывают такие фокусы с человеческим разумом; которые шутя и без особых причин (по крайне мере Олра в свои двадцать лет так и не смогла их понять) убивают людей направо и налево. Которые причинили столько боли ей и её друзьям.

Она потянула дверь с утроенной силой, но закрыть её всё равно не успела. Длинные когтистые пальцы просунулись в узкий зазор, остававшийся между косяком и дверь, и с силой рванули её наружу. В следующую секунду Олра оказалась нос к носу с бурым ликом и дала волю своей ярости. Увернувшись от тяжёлой лапы, метившей снести ей голову, Олра бросилась на оборотня с боевым кличем, в котором смешались боль, гнев, отчаяние, надежда и вызов. Она отсекла лапу бурому перевертышу, а затем принялась полосовать, колоть и кромсать оборотней, напиравших сзади.

Столь яростной и неудержимой оказалась атака девушки, что двуликие, уже готовые вступить в село, шарахнулись назад. Конечно, в одиночку она не могла выстоять против полчищ оборотней, но тех секунд, на которые она задержала их наступление, хватило, чтобы переломить исход этой страшной ночи.

Запал Олры начал сходить на нет, и оборотни вновь угрожающе надвинулись на девушку, когда из темноты вылетела Илея. Вопя, как Мурси, пойманная за хвост, она врезалась в толпу ликов, теснивших подругу, и начала колоть их вилами направо и налево. Следом за ней появился Отеп. Полуобнажённый (парень так и не успел одеться после несостоявшегося поединка) он бежал, неловко подскакивая на своём костыле, с двумя копьями зажатыми в свободной руке. За Отепом торопились Дроа, Брор, едва пришедший в себя, и ещё кое-кто из сельчан. Последним к ним присоединился Вильтус. Всего обороняющихся набралось человек пятнадцать. Общими усилиями они отбросили врага от частокола, захлопнули дверь и заложили её засовами.

На сей раз противостояние с оборотнями закончилось в пользу людей.

Тяжёлый нож, почерневший от крови двуликих, выскользнул из пальцев Олры, а сама она обессилено привалилась спиной к частоколу. Девушка с удивлением взглянула в ночное небо. Там по-прежнему безмятежно светила полная луна и переливались звёзды. С того момента, как Олра выскочила на улицу и до того, как она и остальные закрыли проход в частоколе, прошло не более десяти минут. Ей же казалось, что Долгая Ночь уже должна быть на исходе. Столько страшных событий произошло в этот краткий промежуток времени.

Тут взгляд Олры переместился на Вильтуса. Рыжего гиганта трясло с ног до головы и со страха выворачивало наизнанку. Вспомнив бахвальство Вильтуса на пути в Роллесанр, – как давно это было, будто в другой жизни! – Олра неожиданно для себя расхохоталась громким совершенно неуместным смехом. За ней по очереди, будто заражаясь истерическим весельем, загоготали Илея, Дроа, Отеп и остальные.

Олра едва перевела дух, как к ней подошёл Отеп и что-то сказал, но она показала, что не расслышала. Лики, взбешённые тем, что добыча ускользнула у них прямо из-под носа, подняли такой вой и рёв, что не было слышно даже собственных мыслей. Отеп не стал повторять сказанное. Вместо этого он вдруг привлёк Олру к себе и горячо поцеловал её в губы. От неожиданности девушка сначала отпрянула, но мгновение спустя, сама обняла его за шею и вернула поцелуй.

 

***

В ту Долгую Ночь в Роллесанре больше никто не погиб. До самого рассвета лики в бессильной ярости бросались на непреступные стены частокола, но больше не подражали людским голосам и не посылали никому видений. Казалось, от злости они и думать забыли о своём мороке. Ещё бы. С последнего раза, когда люди дали перевёртышам отпор, минула почти тысяча лет.

Стараниями Олры все раненые быстро шли на поправку. Сама же она не могла сомкнуть глаз до конца полнолуния. Когда, наконец, взошло солнце, и силы оставили её окончательно, она проспала почти сутки.

Домой годрагорианцы отправились лишь на пятый день после конца Долгой Ночи: всем требовалось время, прийти в себя после пережитого.

– О чём ты думала? – спросил Олру Отеп на обратной дороге в Годраг.

Они шли по знакомой лесной тропе, чуть отстав от большой компании провожающих. Хотя над землёй вновь светило солнце, никто не осмеливался выйти за ворота в одиночку.

– Конечно, ты поступила, как настоящая героиня, о которой буду складывать легенды и песни. Без тебя мы все наверняка погибли бы.

Олра скосила глаза на друга, ожидая прочесть в его лице насмешку, но увидела только неподдельное восхищение. И покраснела.

– Но всё-таки. О чём ты думала, когда побежала за Дестом и остальными?

– Ни о чём, – Олра пожала плечами.

Сейчас ей почему-то трудно было вспомнить о том, что толкнуло её на такой безрассудный поступок.

– Знать, правду говорят, – проворчал Отеп, – что женщина думает сердцем.

– Судя по вам с Вильтусом, мужчины тоже думают чем угодно, только не головой, – не осталась в долгу девушка.

Они рассмеялись.

Шедшие впереди тоже захохотали чему-то своему. Всё было почти так же, как когда они шли в Роллесанр. Только теперь в центре внимания была Илея, а не Вильтус. После Долгой Ночи с рыжим гигантом вообще мало кто заговаривал, да и сам он сейчас предпочитал держаться в стороне.

Вид веселящихся друзей, близость Отепа, солнечные лучи, играющие в ветвях деревьев, – всё это на миг наполнило всё существо Олры такой радостью, что в животе у неё запорхали бабочки. Но к этой радости примешивалась горечь: они не спасли Воларфа.

– А знаешь у Воларфа правда была девушка в Итураке, – сказал Отеп, будто прочитав мысли подруги. – Её зовут Ирви. Они с Воларфом встречались почти год, но он всё никак не решался к ней посвататься. То откладывал из-за каких-то дел, то трусил, боясь отказа, то ждал идеального момента. И вот дождался.

В голосе Отепа была тоска и горечь. Олра, не найдясь, что ответить просто взяла его за руку. Какое-то время они шли молча, а потом Отеп, набрав в грудь воздуху, как перед прыжком вдруг выдал:

– Выходи за меня.

– Чтоо? – Олра резко остановилась и захлопала глазами, будто получив обухом по лбу.

После поцелуя у ворот им всё как-то не предоставлялось случая обсудить свои чувства. Хотя Олра и ждала какого-то продолжения, но точно не такого.

– Я люблю тебя, Олра, – сказал он, нежно держа её пальцы в своей мозолистой ладони. – Люблю уже давно и не представляю большего счастья, чем если ты согласишься разделить со мной жизнь.

Почувствовав, как она напряглась, он торопливо добавил:

– Знаю, я вёл себя как дурак. Знаю, что обидел тебя. Ещё раз прости. Знаю, ты ещё тоскуешь по своему Элдару. Ты звала его во сне, – пояснил он в ответ на удивлённый взгляд Олры. – Я всё это знаю, но… По сути, в эту Долгую Ночь мы все чуть не погибли из-за того что Воларф не решился поговорить с Ирви. Я не хочу закончить, как он. Если следующей Долгой Ночью произойдёт что-то подобное, я не хочу бежать за ворота за призраком, подставляя под удар всё село. Не хочу умереть, зная, что даже не попытался объясниться с той, которую люблю больше всех на свете.

Выслушав его, Олра чуть отстранилась и сказала немного погодя:

– Я тоже люблю тебя, Отеп. И тоже давно, но…

– Его ты любишь сильнее, – закончил за неё Отеп, потупившись.

– До Элдара я никогда и ни к кому не испытывала таких чувств, – при этом воспоминании её лицо озарилось такой светлой улыбкой, что у Отепа защемило сердце. Так хороша она была в этот момент.

– Мы не искали этой любви и долго старались её не замечать, – печаль, набежавшая на лицо Олры, погасила её улыбку, словно грозовая туча солнечный лучик. – Но сердцу не прикажешь.

Сейчас я понимаю, что у нас всё равно ничего не вышло бы. Наши народы просто не дали бы нам спокойно жить. Мы с ним из разных миров. Наверное, это правильно, что мы расстались, – Она посмотрела в лицо Отепу. – Я по-прежнему люблю тебя и однажды может соглашусь стать твоей женой, но Элдара я при всём желании не смогу забыть никогда.

–Я о том и не прошу, – Отеп снова взял её руку в свою и прижал к щеке. – И не требую немедленного ответа. Я прошу лишь обдумать моё предложение. Я готов ждать, сколько нужно и согласен на любую малость, которую ты сможешь мне подарить.

– Это ты сейчас так говоришь, – в словах девушки была горечь и ирония. – Лет через пять ты возненавидишь меня за то, что какая-то часть моего сердца принадлежит другому.

– Нет, – спокойно и уверенно возразил он. – Я уже дважды тебя чуть не потерял. В третий раз я такой ошибки не совершу. Люби кого хочешь. Помни кого хочешь, только не отдаляйся от меня больше.

Олра испытующе посмотрела на него и ответила очень серьёзно:

– Я обещаю подумать.

 

И она подумала. Спустя семь Долгих Ночей Олра сказа Отепу: «Да». Она так и не забыла Элдара, но Отеп сделала её настолько счастливой насколько смог. У них родился сын Норан. Став взрослым, он женился на пришлой, и они подарили Отепу с Олрой троих замечательных внуков. В своё время самый младший из них стал легендарным воином, но это уже совсем другая история.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...