Её буквально швырнули в камеру так, что она врезалась в противоположную стену и со стоном сползла на пол, царапая ногтями грубые камни. Распухшее от ударов лицо получило новую порцию синяков и царапин, нос хрустнул, но, тем не менее, она осталась в сознании. Верпена с трудом перевернулась на спину и смерила взглядом свиноподобного тюремщика. Во время падения её юбки задрались, оголив ноги практически до самых бёдер. Мужчина тут же вперился в них глазами, проступившая на его лице первобытная похоть мешалась с инстинктивным отвращением, которое последнее время вызывали ведьмы. Она предприняла попытку встать, но тут же ей в ногу врезался тяжёлый башмак, отбивший любое желание двигаться в присутствии тюремщика.

Грязный верзила с глупыми глазками и жирным лицом проговорил прокуренным голосом:

— Жди костра, сучка! Ты его заслужила, так сказал кардинал!

После этого он втянул воздух через нос и обильно харкнул на пол, промахнувшись мимо её платья. Это ещё в большей степени разозлило его, поэтому тюремщик поспешил как можно скорее хлопнуть массивной дверью, затем загрохотал засов и несколько раз повернулся ключ. Время её заключения началось и обещало быть крайне коротким — на закате Верпену должны были предать огню.

Она не двигалась до той поры, пока шаги свиноподобного тюремщика не заглохли вдали. Стараясь не вляпаться в его плевок, она подтянула под себя босые ноги. Сапоги с неё сорвали ещё в деревне, где-то там осталась и её корзина со снадобьями — важнейшая улика в деле против ведьм. Она помнила, как надрывно рыдала трёхмесячная малютка, когда появившиеся с кардиналом люди принялись заламывать ей руки и накидывать на шею петлю. Верпена почти закончила ритуал, ей не хватило всего пару минут, и теперь прелестная девочка-малютка будет сводить своих родителей с ума, а те даже не будут подозревать о причинах мучений своей дочери.

Верпена была ослаблена неудавшимся ритуалом, серым солдатам удалось застать её врасплох в хижине рыбака, когда она была не в состоянии дать им отпор. Она не могла убежать, не могла применить свои навыки и знания для того, чтобы отвести им глаза. Всё внимание Верпены было сосредоточено на трёхмесячной малышке, за жизнь которой она вела отчаянную схватку. Люди кардинала явились слишком невовремя, а потому ей так и не удалось довести ритуал до завершения.

Прямо там, на глазах убитых горем родителей, её жестоко избили, скорее всего, им тоже теперь грозила расправа, ведь рыбак и его жена ослушались прямого приказа кардинала и впустили в свой дом Верпену. В нынешние времена это приравнивалось к очень тяжкому преступлению. Родители малышки знали, на какой риск идут, осознавала это и Верпена, но не в её правилах было отсиживаться в стороне, пока люди, которым она могла принести помощь и облегчение, страдали. Ей было известно, что многие её соплеменницы удалились в труднодоступные горные районы, спасаясь от чудовищной политики кардинала, в сердце Верпены присутствовал страх, но тем не менее она предпочла остаться.

Кардинал!

Одно только воспоминание о нём обожгло Верпену, как пощёчина, её яркие глаза распахнулись, перед мысленным взором встало лицо кардинала, улыбающееся лицо, открывшее ей страшную истину.

Сначала она удивилась, что её не убили на месте, но, увидев цвет глаз кардинала, Верпена всё поняла. С её головы словно сняли пыльный колпак, ей открылась истина, которую она искала очень давно. Все тревожные знамения, начертанные в дыму и пропетые волками, вдруг обрели объяснение. То, что раньше она видела фрагментарно, теперь предстало её взору в виде цельной картинки. Верпена точно знала, что её ожидает показательная казнь для устрашения ей подобных.

Увиденное в хижине рыбака призраком висело перед её мысленным взором, ей необходимо было как следует это обдумать, невзирая на боль во всём теле, на ускользающее в тени сознание, на время, оставшееся до её казни.

Больше всего ей хотелось откинуть голову назад и провалиться в сон. Ритуалы всегда вытягивали из неё много энергии, незавершённые ритуалы действовали ещё более изматывающе, в данный момент она ощущала, что некоторая часть её по-прежнему не вернулась в тело, её прервали в тот самый момент, когда Верпена находилась на границе двух миров: и тело, и разум пребывали в разрозненном состоянии, серые рыцари не стали ждать, когда она сольётся воедино…

Слабеющее тело требовало отдыха, ей нужна была хоть краткая передышка, однако где-то там на улицах деревеньки местные жители под надзором самого кардинала уже собирали хворост и сухие дрова, чтобы сложить из них её костёр. Если Верпену сожгут, то никто из её племени не узнает правды, они так и не увидят всю картину целиком, пока не станет слишком поздно. Их давешний враг уже приступил к реализации глубоко продуманного плана, и если его не остановить, то смерть в муках грозит не только младенцам, но и всем остальным.

Ей во что бы то ни стало необходимо было выбраться из этой тюремной камеры и пусть даже ценой своей жизни передать послание ковену.

***

Племя, к которому принадлежала Верпена, издавна предпочитало отшельническое существование. Его представительницы никогда не селились в городах и деревнях, предпочитая укромные лесные полянки или уступы морозных гор. Вся их жизнь была посвящена сбору и накоплению знаний, они постигали природу, исследовали её тайны и вели мирное существование. Глядя на них — серьёзных женщин и мудрых старух — становилось практически невозможно поверить в то, что их ключевая роль сводится к защите этого мира от посягательств со стороны бесплотных теней. Обычному люду было неведомо, что под личиной отшельниц скрываются истинные стражи, неусыпно бдящие за доверенными им границами. Подобное знание было опасным, а потому о нём мало кому было известно.

Племя Верпены именовали ведьмами, ведуньями, чаровницами, фатумами, хотя ни одно из этих просторечных слов не отражало глубинной сути их бытия, просто жителям деревень требовались хоть какие-то слова, чтобы обращаться к ним. Вопреки расхожему мнению, они не творили чудес — невежественный народ воспринимал за них знания, но при этом они не были лишены силы, выходящей за рамки обычных человеческих представлений.

Ведьмы всегда стояли вне принятых общин, их единство заключалось в ковенах, каждый их которых жил по собственному распорядку. Отдельно взятый ковен состоял из ведьм, объединённых общим знанием или даром: сновидицы, знахарки, заклинательницы… Верпена принадлежала к ковену Сестёр Листвы, которые занимались целительством.

Между собой они не враждовали, их жизни проходили в заботах и упорном труде — на лесных опушках они находили травы и постигали их целебные свойства; в узких горных речках голыми руками ловили рыбу и читали предсказания на её блестящей чешуе; они следили за повадками животных и учились угадывать в них грядущие предостережения.

Их почитали за мудрейших, а потому к ним было принято обращаться по тем вопросам, на которые не могли ответить другие. Живущие в деревнях и городах люди знали, где они могут отыскать ведьму, и выходили на их поиски с тем, чтобы спросить совета. Падёж скота, гноящиеся незакрывающиеся раны, трудные роды — всё это было причиной обратиться к ведьмам за помощью, и не в правиле их племени было отказать в просьбе.

Несмотря на это, многие всё же не могли сдержать в себе естественного страха при виде ведьмы. Вокруг них всегда крутилось много самых неправдоподобных историй, которые любили распускать безработные бездельники, несомненно, какие-то рассказы оборачивались правдой, но чаще всего история обильно приправлялась фантазиями рассказчика, отчего у особо впечатлительных стало складываться о них неправильное мнение. Ведьм уважали и приветствовали, но их уход всегда сопровождался выдохом облегчения. В людях жил страх, подсознательно они боялись силы ведьм, о которой совершенно не имели представления.

Тревожные знамения нередко говорили с ведьмами на языке природы, но в ту осень мир словно затаил дыхание, предвещая нечто совсем пугающее. Многие сновидицы толковали лунные знаки и говорили о приближающейся беде. Волчьи песни были тоскливы и несли в себе угрозу — об этом поведала тронувшаяся умом и живущая с волками Клокастая ведьма. Молоко отдавало кислятиной, а стаи козодоев собирались на деревьях и молчаливо глядели вслед бредущим путникам. Начертанные в дыму буквы слишком быстро расплывались, не оставляя возможности прочитать себя.

Все ведьмы в той или иной степени чувствовали грядущее бедствие, но ни одной из них так и не удалось приоткрыть тёмный занавес и заглянуть за него. Мать Салемия — глава ковена Сестёр Листвы — трое суток вдыхала перетёртую с костями мертвецов пыльцу, но так и не сумела развеять сумрак неизвестности.

А потом кардинал издал указ об Очищении, согласно которому каждая ведьма должна была быть подвергнута пленению и последующей казни. Облетевшая всю страну новость породила панику, народ находился в смятении, и даже мудрейшие из ведьм выказывали признаки растерянности. И пока люди смущённо переглядывались, пытаясь представить свою жизнь без ведовского племени, по дорогам городов и деревень уже шагали хмурые люди в серых доспехах — Блюстители Чистоты и Нравственности, меченые печатью кардинала. Их излюбленным инструментом выступали раскалённые щипцы и плети с рыболовными крючками. Их методом были пытки в душных застенках, а результативность чисток определялись количеством зажжённых костров.

Они не скупились на золото, предлагая его всем тем, кто может указать им место обитания ведьм. Ошеломлённые, запуганные люди под их суровыми взглядами принимали монеты и тут же выдавали тайну. Конечно, были и те, кто отказывался и упирался, но таких очень быстро ломали, говоря о том, что пособничество ведьмам и их укрывательство является в глазах кардинала не менее тяжким грехом.

Однако нередко серые солдаты обнаруживали ведьм без посторонней помощи, словно какая-то неведомая сила безошибочно направляла их действия.

Первой попавшейся серым рыцарям ведьме отрубили обе руки, чтобы она не могла творить чудотворные знамения, потом её лишили головы и впоследствии сожгли на перекрёстке дорог. Так начались кровавые страницы истории, выходящие из-под пера кардинала. Блюстители Чистоты и Нравственности, несущие слово своего повелителя, разбредались по всей стране, они без стука входили в дома и брали штурмом те деревни, жители которых отказывались отпирать ворота. Золото разменивалось на кровь, и то, и другое текло рекой. Вспыхивали костры, сверкали заточенные мечи, и слово кардинала звучало всё громче.

Кардинал серой тенью проходил по владениям, и там, где появлялись его слуги, соплеменницам Верпены приходилось крайне тяжело. На них спускали собак, их привязывали к лошадиным хвостам и топили в мельничных ручьях. Кто-то пытался бороться, но под такими быстро разгорались костры; кто-то пытался спрятаться, но запуганные серыми солдатами жители нередко выдавали скрывавшихся в лесу ведуний или же приводили прихвостней кардинала прямо ко входу в потаённую пещеру.

Пронзённые алчностью сердца толкали людей на самые низкие и неблагородные поступки. В котле Великого Очищения открывались возможности к безнаказанной мести, ведь так просто было обвинить своего врага в ведовстве и наблюдать за тем, как его хватают серые солдаты. Невинные девушки и старухи отправлялись на костры наравне с ведьмами, а когда огонь добирался до их ног, и те и другие кричали одинаково громко.

Верпене повезло больше, чем многим её соплеменницам. Она находилась в лесной чаще, когда в близлежащую деревню прибыл отряд серых рыцарей, кто-то указал тропинку, ведущую к её хижине, а потому по своему возвращению она застала лишь дымящиеся руины. С тех пор ей приходилось находиться в постоянном движении, чтобы не дать себя обнаружить Блюстителям. Через месяц от их ковена осталось только четыре ведьмы, Верпена надеялась, что некоторым удалось скрыться в труднодоступных горных ущельях, однако пятеро точно были сожжены. Мать Салемия с трудом отбилась от преследовавших её рыцарей. Ходили слухи о том, что люди кардинала обнаружили логово Клокастой ведьмы, волки разорвали нескольких из них, но в конечном счёте голова Клокастой ведьмы оказалась прибитой к штандарту серых Блюстителей.

И день, и ночь проходили в вечном ожидании, погоня не прекращалась, охота продолжалась… Верпена, не привыкшая отступать, вынуждена была скрываться. Со слезами на глазах и проклятиями на губах она оставляла за собой трупы своих подруг и залитые кровью плахи, окутанные обманом города и купленные за золото предательства.

С горечью Верпена осознавала, насколько короткой оказалась память у людей. Не так давно они, раскрыв рты, вслушивались в предсказания ведуний, искали их совета и заступничества, несли к ним захворавших детей, а теперь готовы были истреблять женщин за малейшее подозрение в ведовстве. Некогда почётное звание обернулось грязным ругательством. Разве она не приходила в их дома по первому зову? Разве не помогала им, когда они в том нуждались? Разве её сёстры не поступали так же? И после всего этого они заслужили уничтожение? Неужели хватило всего одного приказа кардинала, чтобы заставить людей пересмотреть свои приоритеты?

Она чувствовала себя дважды преданной: кардинал нанёс им издевательский удар в спину, а позже заставил и обычных людей повторять за ним. Не прошло и двух недель как серых солдат стали называть пыльными — ведь на их плащах лежала пыль многих дорог, которыми они за то время успели пройти.

Одновременно с тем, как мир сходил с ума и, как голодный пёс, бросался на своих защитниц, происходило ещё одно не менее тревожное событие, впрочем, в большинстве своём остававшееся незамеченным. Оно касалось младенцев, которым исполнялось два или три месяца, и выражалось в несвойственном для детей такого возраста поведении. Младенцы становились необычайно агрессивными, они практически не спали и слишком часто опорожняли кишечники.

Беззубые рты с силой впивались в материнские груди, дети брыкались на руках своих родителей, зачастую их приходилось крепко пеленать, чтобы они не нанесли сами себе увечий. Матери и отцы не узнавали своих отпрысков, с детьми творилось что-то неладное, хотя поначалу никто не обращал на это внимания. Когда вокруг происходила глобальная охота на ведьм, во время которой подозрение могло обернуться против любой девушки, мало у кого оставалось время задумываться над рыданиями двухмесячных младенцев.

Сначала это коснулось одного дома, одной деревни, одного города, но со временем ненормальное поведение младенцев стало распространяться обширными кругами, во всём этом следовало рассмотреть признаки эпидемии. Дети впадали в агрессивное состояние, постоянно требовали молока, хотя у измученных матерей уже не оставалось его. Их истерики становились всё более длительными, порой младенцы начинали визжать, иногда они монотонно стонали на протяжении нескольких ночей к ряду, а в периоды затишья глядящие на своих чад родители не узнавали своих сыновей и дочерей.

Одни особо отчаявшиеся родители утопили своего ребёнка, более не в силах выносить его неумолкающие крики.

Когда терпение истощилось и все мысленные способы с нулевым результатом были испробованы, оставалось только последняя возможность выяснить, что происходит с детьми — обратиться к ведьме.

Храбрость родителей, борющихся за жизнь своего ребёнка, не знает преград, а потому ни строжайшие запреты кардинала, ни блуждающие по округе Блюстители Чистоты не помешали им встретиться с одной из ведьм. В таком случае рисковали обе стороны, им обеим грозило крайне жестокое наказание, но если только так можно было остановить мучения младенца, то стоило на это пойти.

Практически целую ночь ведьма из святого ковена провела в заброшенном амбаре, внимательно осматривая и ощупывая разозлившегося младенца. Ей удалось распознать причину его перемены, но она не слова об этом не сказала родителям — они и так слишком много вынесли за последнее время, ещё одна гнусная новость могла просто их сломать и заразить паникой. Она стала первой, кто после длительного перерыва и относительно мирного времени произвёл ритуал.

Под утро она покинула амбар, оставив исцелённого ребёнка в объятиях плачущих родителей. Ей едва хватило сил добраться до убежища и пустить предостережение своим соплеменницам. Дети были одержимы.

В детей вселялись демоны — это было простое и пугающее объяснение происходящему. Раньше такое случалось, но очень редко, иные ведьмы и за всю свою жизнь ни разу не проводили ритуала, теперь в каждой деревне десяток, а то и более младенцев становились одержимыми тенями с той стороны. Невидимая для большинства болезнь всё в большей степени отравляла детские жизни, а взрослые переживали на свой счёт, боясь стука в дверь и вида серых доспехов.

После этого сообщения ещё несколько ведьм предприняли отчаянные вылазки и полностью подтвердили слова своей сестры — агрессивность детей обуславливалась наличием внутри их тел младших демонов. Неизвестно, кто впускал в младенцев демонов, но становилось очевидным, что детей использовали в качестве сосудов, защитных оболочек для слабых младших демонов, позволявших им расти и развиваться за счёт жизненных соков детей.

Проявление столь массовой одержимости подстегнуло многих ведьм покинуть свои укрытия, их жизни казались мелочью по сравнению с той угрозой, которую в будущем представляли запрятанные в младенческих телах демоны. Они чувствовали свою ответственность за происходящее, ведь с самого начала знали, что их предназначение заключается в противостоянии порождениям теней, коими и являлись демоны. Не вздумай кардинал устраивать своё Очищение, они бы намного раньше прознали об одержимости младенцев и сумели бы предпринять необходимые меры.

Некоторые из них добровольно сдавались кардиналу, пытаясь донести до него новость о вторжении демонов. Их запомнили, как мучениц.

Только своими глазами увидев одного из таких младенцев, Верпена сумела понять весь ужас их положения. Пригласившим её родителям пришлось приложить немало труда, чтобы провести ведьму в свой дом. Едва Верпена очутилась в комнате, как младенец, а вернее заключённое в нём зло, явил свою демоническую сущность. В его глазах мелькали тени, Верпена сразу обратила на это внимание. Месячный мальчик ворочался на столе, он колотил своими ножками по грубой столешнице и несколько раз чуть было не опрокинул на себя зажжённую свечу. Он барахтался, пока ведьма проводила над ним ритуал, а матери несколько раз приходилось ловить его в опасной близости от края стола.

Среди многочисленных складок на ножке младенца Верпена разглядела отметину — своеобразную дверь, впускавшую в тело демона. Она была выцарапана на коже и складывалась в написанную на теневом языке букву «Н».

***

Верпена прокляла кардинала, после увиденного она больше не могла сидеть в горах, под страхом смерти она стала путешествовать по близлежащим деревенькам, всеми силами пытаясь освободить от демонического присутствия как можно большее количество детей. При должной подготовке она могла проводить по одному ритуалу в день — противостояние даже с младшими демонами отнимало её жизненные силы, и под конец она едва не валилась с ног от усталости. Её соплеменницы проделывали тоже самое.

К тому момент, как она осмотрела третьего младенца, всё так же помеченного буквой «Н», в её голове успела сложиться определённая гипотеза относительно того, как демоны захватывали человеческих детей.

Кто-то впускал в их тела демонов, использующих детей в качестве питательной среды. Младшие демоны были слишком слабы и не подготовлены для жизни вне теней, однако запрятанные в детских тельцах они имели возможности расти и приспосабливаться, чтобы, в конце концов, сбросить с себя человеческие оболочки и явить миру свою истинную сущность.

Кому только в голову могло прийти предавать детей Ногриллаку, ведь это именно его имя скрывалось под буквой «Н»? Это было имя могущественного теневого господина, и одна только заглавная буква его имени открывала доступ в этот мир младших демонов.

Верпена не сомневалась в том, что отметины ставят на только что родившихся детях и руку к этому прикладывают повивальные бабки. Принимая из материнской утробы ребёнка, они сразу шептали ему на ухо молитву и царапали на его коже теневую букву, тем самым, впуская в него младшего демона. Агрессивность дети начинали проявлять со второго месяца, а значит до этого момента демоны не имели достаточно сил, чтобы заявлять о своём присутствии. Им требовалось время, чтобы привыкнуть к кожаным сосудам и научиться черпать из них жизненные соки.

Верпена сразу смекнула насколько плохи их дела, ведь если во многих городах и деревнях младенцы начинают вести себя странно, то в недалёком будущем всё это может обернуться целой армией демонических существ. Тёмный Ногриллак весьма успешно подобрал время для зачатия своей армии. Ведь по всем владениям шла повальная охота на ведьм, а кроме них никто не мог помочь страдающим младенцам.

В то время, как её соплеменницы совершали тайные от слуг кардинала ритуалы, Верпена решилась на более дерзкий и отчаянный шаг.

Пока Блюстители Чистоты выслеживали её, она выслеживала повивальную бабку, принимавшую роды у нескольких одержимых младенцев. Приятная на вид женщина, обходительная и вежливая не смогла обмануть блестящего взора Верпены, как только та заметила длинный ноготь на большом пальце, которым так удобно было царапать нежную кожу новорожденных.

Женщина сильно облегчила Верпене работу, когда покинула деревню и направилась в лес, применяя всё своё мастерство, ведьма бесшумно следовала за ней. Им пришлось сильно углубиться в чащу, женщина остановилась только на небольшой полянке, окружённой замшелыми камнями. Верпена наблюдала за тем, как повитуха готовит какое-то снадобье и сопровождает процесс его создания чтением режущих ухо слогов. Она в этот самый момент славила Ногриллака! Она была предана теневому господину!

У Верпены более не было желания наблюдать за этим представлением, её тошнило от тех слов, что вырывались изо рта повитухи. Когда она выбралась на поляну с заряженным арбалетом, женщина повернулась, и Верпена увидела тени, мелькающие в её глазах. Выходит, она тоже была одержимой?!

Смоченный травами болт прошил плечо повитухи-демонессы, и она не успела отреагировать на появление ведьмы. Верпена ногами растоптала чашу, в которой женщина готовила своё снадобье, а потом стала лихорадочно соображать, что ей следует предпринять дальше. Она не ожидала, что повитуха также окажется одержимой, это усложняло дело, однако Верпена не желала отступать и сдаваться.

Ей потребовалось ещё несколько раз уколоть повитуху свежими арбалетными болтами, чтобы усилить её сон. Недалеко от полянки с замшелыми камнями обнаружился ручей, к помощи которого Верпена и решила прибегнуть. Бегущая вода — самое древнее и известное средство удержать демона на одном месте, существовали и другие методы, но в данном случае вполне можно было ограничиться и им.

Верпена привязала повитуху к камню посередине потока, и сама стала перед ней. Холодная вода захлёстывала её сапоги, спина ныла от того, что на ней ведьма перетаскивала свою жертву, но ничто из этого не отвлекало Верпену от дела. В руке у неё был трёхгранный серебряный нож.

Она чиркнула лезвием по щеке одержимой, и та сразу пробудилась. Злостные тени в её помутнённых глазах извивались, лицо обратилось в закостенелую маску, уставившуюся на Верпену.

— Тебя ждёт костёр! — Выкрикнула одержимая. — Как и всех твоих сестёр!

Верпена повторила удар ножом, и на этот раз кровоточащая полоска появилась под левым глазом повитухи.

— Кто впустил тебя в это тело и заставил помечать детей? — Блестящие глаза Верпены схлестнулись с беснующимися во взоре пленницы тенями.

— А ты заставь меня говорить! — Огрызнулась повитуха и кончиком языка провела по порезанной щеке, пробуя кровь на вкус.

— Бегущая вода тебя так или иначе разговорит, а я внимательно выслушаю твои слова.

— Одного этого ручейка недостаточно, чтобы я отвечала на твои вопросы. К тому же вокруг нет твоих сестёр, наверное, они уже превратились в пепел. Тебе никто не поможет! А в одиночку ты не сможешь причинить мне вреда!

Верпена чувствовала себя неподготовленной ко встрече с демоном, у неё на руках действительно ничего не было, однако она зашла слишком далеко, чтобы поворачивать назад. В её позиции был один существенный плюс — двигаться она могла только вперёд.

Трёхгранный нож вновь рассёк кожу, на этот раз на лбу одержимой. Кровь каскадами капель устремилась вниз, залив глаза, пробежала по носу и стала капать в бегущую воду с плотно сжатых губ женщины.

— Ты режешь не столько меня, сколько ту бедняжку, чью оболочку я использую. Наверное, это известие её сильно огорчит, к тому же я могу защитить тело от боли, но при данных обстоятельствах в этом нет нужды. — Демон хищно улыбнулся, и его язык собрал ещё несколько капель крови.

В следующий миг тело женщины дёрнулось, и на Верпену вытаращились распахнутые от ужаса глаза. Обычные человеческие глаза, до отказа заполненные непониманием.

— Что происходит? — Успела вымолвить женщина. Рука Верпены дрогнула, нож немного опустился, перед ней сидела напуганная женщина, которой она причиняла боль. — Почему я связана?

Стиснув зубы, ненавидя себя за то, что она собиралась сделать, Верпена заставила себя увидеть корчащиеся в демонической агонии тела младенцев. Сколько ещё одержимых детей находилось в деревнях? Скольких успели заклеймить повитухи? Нет, она не позволит этому продолжаться, она решительно начнёт бороться с одержимостью, и никакие уловки демонов не собьют её с выбранного курса.

Она окончательно убедила себя в том, что добьётся признания от сидящего внутри женщины демона.

Свободной рукой она вычертила в воздухе знак, затем зачерпнула воды из ручья и брызнула ей в лицо женщине. Перемена произошла практически незаметно, лишь опали плечи связанных рук, а в глазах повитухи вновь появились тени.

— А ты настырная! — Проговорил демон. — Вопрос только в том, как далеко ты отважишься зайти. Эта оболочка не выдержит долгих мучений.

Ей было видно, что демон слишком плотно опутал человека, их сущности довольно крепко переплелись, и при таком раскладе ей просто не хватит сил, чтобы произвести ритуал. При ней не было необходимых ингредиентов, да и тени очень глубоко обосновались в теле женщины. Ведьме придётся убить её, уничтожить демона вместе с его оболочкой, но она готова была пойти на это ради тех детей, которых ей ещё предстояло спасти. Она терпеливо выжидала, пока демон высунет язык, желая слизнуть с лица кровь.

Рука Верпены дёрнулась и обхватила шершавый и слишком горячий демонический язык, она почувствовала его испуг, и это наполнило её мрачной удовлетворённостью. Она поднесла трёхгранный нож к языку и вдавила в него остриё.

— В моих руках твой поганый язык, и я заклинаю тебя отвечать на мои вопросы. — Древнее заклинание прошло через её руки, блеск в глазах усилился, и она увидела, как затрепетали тени в лице её пленницы. — Как ты проникла в эту оболочку? И зачем помечала детей именем Ногриллака?

Она прорезала язык насквозь и разжала руку. В таком виде повитуха уже не на поминала ту добропорядочную женщину, за которой некоторое время назад следила Верпена. Было заметно, что демону мучительно произносить слова, но при этом он не мог противиться заговору, существующему с начала времён. Брызжа кровью и пронзая ведьму взглядом, он начал отвечать.

— Сам теневой господин впустил меня в эту женщину! По его приказу я принял эту оболочку и стал помечать заглавной буквой ваших рождающихся детей!

Да, он смеялся над ней! Издевался! Верпена склонилась над повитухой и приблизила к её шее нож.

— Зачем вы впускаете младших демонов в детей? Что задумал ваш теневой господин?

— Принести вам боль! — Выкрикнула одержимая, и стремительно дёрнула головой вперёд.

Шея женщины прошлась по лезвию. Прежде чем Верпена успела отвести оружие в сторону, для повитухи всё было кончено. Тени напоследок мелькнули в её глазах, а после они закатились. Кровь из рассечённого горла хлынула в воду, и течение стало относить её в сторону.

— Проклятье! — Прошипела Верпена, судорожно вытирая нож и пряча его на поясе.

При всём желании она не могла ничего сделать для женщины, пусть даже и собиралась её убить. Как бы противно ей не было, какой бы опустошённой она себя не представляла, ей всё же удалось кое-что выяснить. Для начала подтвердилась её гипотеза о том, что повитухи прикладывают свои руки к одержимости младенцев — об этом срочно нужно было сообщить в ковен и предупредить всех, что некоторые демоны уже успели закрепиться в телах повивальных бабок. Но главное заключалось в том, что всем этим безобразием заправлял сам Ногриллак. Верпена поняла, что его имя неспроста появлялось на младенцах, оно не только позволяло младшим демонам проникать в тела, но одновременно приносило всех этих детей в жертву Ногриллаку. Демоны-повитухи прославляли своего господина, приветствуя его в этом мире.

Всё то время, что Верпена отвязывала труп и выволакивала его на берег, её тело била крупная дрожь.

***

Спустя десять дней после того разговора в ручье Верпена со строжайшей осторожностью пробиралась к злополучной хижине рыбака.

Как и полагается хижина рыбака была расположена на берегу реки чуть в стороне от прочей деревни. Пробираясь в полной темноте и ориентируясь исключительно на плеск воды, Верпена неоднократно замирала на месте, когда до неё доносился детский плач. Вряд ли здоровые дети были способны так кричать, вернее было то, что в деревне находилось несколько одержимых детей, но этой ночью она могла помочь только одному из них.

Ритуал представлялся крайне сложным процессом, и не всякой ведьме он оказывался под силу. После изгнания демона Верпене требовались сутки на полное восстановление, поэтому при всём своём желании она не могла помочь всем одержимым младенцам за раз. Ей приходилось игнорировать их крики, она заставляла себя думать только о рыбацкой хижине, где с нетерпением ждали её появления.

Она явилась и особым образом постучала в дверь. Ей открыл совсем молодой мужчина, лицо которого исхудало от многих тревог. Его жена совсем ещё юная девушка выглядела не в пример хуже: кое-как убранные волосы, воспалённые глаза и худые, как палочки, руки… Верпене подумалось, а не высасывал ли демон посредством ребёнка жизненные соки из его матери?

Трёхмесячная девочка лежала в самодельной люльке, она была совершенно голой, и ведьме не составило труда отыскать проклятую метку. Тени в глазах малышки колебались, при приближении Верпены милое личико приняло угрожающие очертания, чего не смогла вынести мать девочки, бросившаяся с рыданиями на грудь мужа. Верпена поставила на пол корзину с необходимыми для ритуала вещами, зажгла побольше свечей и приготовилась к ещё одному ночному противостоянию.

Она рисовала символы над ребёнком, капала себе в ладонь горячим воском, а затем втирала его в виски малышки. Верпена повторяла слова призываний и медленно по капле вытягивала из девочки демоническую заразу.

Однако младший демон отчаянно сопротивлялся, видно, даже его недоразвитому сознанию было известно, что без тела он не сможет существовать, а потому он отчаянно цеплялся за ребёнка, не желая покидать столь удобный и питательный сосуд.

За всё это время Верпена ни разу ни присела, не отвлеклась ни на что постороннее, она видела перед собой только девочку и проклятые тени, которые она всеми силами выгоняла из детских глаз. Хижина пропиталась необычными запахами, колыбель окутывали клубы еле уловимого дыма, а ведьма продолжала ходить вокруг малышки и петь странные песни, чертить символы и сплетать из нитей узоры.

В скором времени должно было взойти солнце, и ей оставалось совсем немного, чтобы окончательно избавиться от демона, когда внезапно на дворе послышались шаги, и родители обменялись испуганными взорами. Верпена не видела, как муж отстранил от себя плачущую жену и вышел из хижины. Она слышала лишь как за ним захлопнулась дверь, а потом на место лёг засов.

Оставалась самая малость, она почти победила младшего демона, когда с улицы донеслись звуки драки. Кто-то вскрикнул, послышались удары, а потом голос приказал открыть дверь. В работу включился топор, и в три удара он превратил дверь в бесполезные щепки. Верпена отвлеклась и повернула голову в тот самый момент, когда внутрь дома стали врываться серые рыцари. Мать девочки преградила им путь, но хватило одного толчка, чтобы отбросить её хрупкую фигурку в сторону. Вырвавшийся из ведьминой власти демон вновь завопил голосом ребёнка.

— Ведьма! Ведьма! — Слышались возгласы со всех сторон, Верпену сгребли в охапку, а она была слишком опустошённой, чтобы оказывать сопротивление.

Сначала в дело пошли кулаки, но как только она повалилась, Блюстители Чистоты принялись наносить ей удары тяжёлыми башмаками. На её шею накинули петлю. Сквозь частокол их ног она видела лежащего на улице и истекающего кровью отца девочки. Где-то вопила её мать, а сама малютка бесновалась в колыбели.

Казалось, ударам не будет конца. Руками, на которых ещё оставались обрывки нитки, Верпена пыталась закрыть лицо. Она никогда не думала, что смерть застанет её в столь беспомощном положении.

— Довольно. — Послышался голос, прозвучавший слишком неестественно в происходящей потасовке. Он был до безобразия спокоен и, как показалось Верпене, в большой степени самодоволен. — Хватит топтать её ногами, а то ничего не останется для казни.

Грубые рыцари моментально присмирели и даже сделали полшага назад, освобождая пространство вокруг скорчившейся на полу ведьмы. Верпена могла лишь слегка повернуть голову, а когда ей это удалось, то она увидела ещё одну пару сапог, входящих в хижину. Это были дорогие и ухоженные кожаные сапоги, не идущие ни в какое сравнение с обувью пыльных рыцарей. Такие мог позволить себе только очень могущественный человек.

— Как видите, вам удалось поймать эту ведьму за проведением нечистого обряда. — Продолжал спокойный голос, владельца которого Верпена до сих пор не видела. — Вне всяких сомнений она пыталась околдовать этого ребёнка, так что мы успели весьма вовремя, иначе бы ей удалось поработить это милое создание и подчинить своей чёрной воле. Мне не доводилось слышать, чтобы дети издавали такие крики. Что же ты сотворила с этим ребёнком?

Обладатель дорогих сапог остановился возле Верпены, а потом присел на корточки. Сверху вниз на распростёртую ведьму взирал кардинал. У него было необычайно молодое лицо, короткая стрижка и идеально выбритые щёки, но ничто в его облике не заинтересовало её так, как его глаза…

Верпена перестала дышать, и он, заметив это, усмехнулся… Он специально сел возле неё и позволил заглянуть в свои глаза ведьме.

У него были треугольные зрачки, а радужка имела желтоватый оттенок. Такие глаза могли быть только у одного существа, а это значило, что сам Ногриллак сидел возле неё, наблюдая за её тщетными попытками разобраться в ситуации.

Тёмный Ногриллак натянул на себя личину кардинала и объявил чистку ведьм — своих противниц. Руками запуганных людей он разрушал тот единственный барьер, который веками защищал людей от демонических сущностей. Он расчищал себе дорогу, готовясь обратить весь мир в тени. Вот почему серые солдаты не трогали повивальных бабок, пусть даже некоторые из них происходили от слабых ведьм, — те служили Ногриллаку и под его присмотром впускали в тела детей младших демонов. Одной рукой кардинал избавлялся от своих заклятых врагов, другой — растил себе покорную армию.

Верпене не приходилось сталкивать со столь гнусными замыслами, её охватывали липкие волны страха, когда она пыталась вообразить уготованное людям будущее.

— Так что ты сделала с девочкой, грязная тварь? — Он придвинулся ближе и почти нежно прошептал ей на ухо. Верпена ощутила его горячее дыхание. — Хотела обратить её в чудовище?

— Это ложь! Ложь! — Сипела она, но только теневой господин мог слышать её обвинения. Верпена хотела поднять руку, чтобы разоблачить демона, но один из рыцарей резко потянул за поводок.

Скорее всего демон догадывался, в каком состоянии она пребывает после незаконченного ритуала и не ожидал с её стороны никаких экстраординарных выходок. Как минимум, поэтому Верпене необходимо было хотя бы попытаться что-либо предпринять, к тому же она должна была сообщить своим соплеменницам секрет серого кардинала.

Напоследок Ногриллак ей улыбнулся, а когда он поднялся, тяжёлые полы его плаща ударили ведьму по лицу. Он был замечательным актёром, он испытывал крайнее блаженство, устраивая этот спектакль для запуганных рыцарей и людей, слепо поверивших в его позицию. Все они были лишь мелкими фигурками, послушными марионетками, не осознающими глубину своих заблуждений. Он пользовался их наивностью, играл на ней, как опытный интриган, запутывал их ещё сильнее, стремясь до последнего кирпичика разрушить веру в ведьм. В его глазах люди представлялись добротным тестом — из них было приятно вылепливать то, что больше всего было ему по вкусу.

И он не собирался останавливаться на достигнутом, у него была возможность добавить новых красок в это представление, и он не мог перед этим устоять.

Человек с лицом кардинала и мыслями демона поднялся и быстро оглядел прислуживающих ему рыцарей. Ему не было нужды вселять в них своих собратьев, они и так были слишком покорны воле кардинала, в большинстве своём это были люди военной выучки, а потому им было непривычно оспаривать приказы. Никому из них и в голову не могло прийти, что главнейший враг рода человеческого будет скрываться под личиной самого ярого теневого противника. Зло поселилось там, где его никто и никогда не ждал.

— Блюстители мои, — демон говорил и разводил руки в стороны, словно пытаясь охватить масштаб вставшей перед ними беды, — посмотрите, на этого плачущего ребёнка и его обманутых родителей! Как бесчестно, как мерзко подкралась к ним эта ведьма, желая посвятить его теням и принести в жертву тем сущностям, которым она продала свою душу! По одному её слову отец этой несчастной девочки готов был драться с вами, защищая эту ведьму! — Он больно наступил на лодыжку Верпене подошвой своего дорогого сапога. — А мать вынуждена была наблюдать за этим ритуалом, наблюдать за тем, как её родное дитя превращают в чудовище!

Кардинал кончиками пальцев поднял корзину, заполненную необходимыми для ритуала снадобьями, и вытянул руку вперёд, чтобы серые рыцари могли заглянуть внутрь её.

— А эти ведовские отвары, вам известно, что для их приготовления используют сырую печень младенцев? Ведьма вне всяких сомнений собиралась пополнить свою коллекцию, иначе зачем ей тогда понадобилось это? — Кардинал отшвырнул корзину в сторону, наклонился и одним движением извлёк из-за пояса Верпены трёхгранный нож. — Это ведовское оружие специально предназначено для вырезания органов у людей!

С виду мужественный отряд пыльных рыцарей едва заметно подался назад, у некоторых вырвался стон удивления, практически у всех глаза сверкнули неприкрытой ненавистью. Прилагавшую попытки хоть немного приподняться Верпену древком копья вернули в лежачее положение.

— Как бы противоестественно это не было, мы с вами в любом случае обязаны взять с собой эту корзину со всем её ужасным содержимым, тоже самое касается и этого ножа. Всё это мы предоставим в качестве улик и продемонстрируем всем тем, кто до сих пор отказывается верить в подлинную сущность ведьм! Может быть, вы сомневаетесь, что у них чёрная душа?

Короткая пауза заставила рыцарей догадаться, что от них ожидают ответа.

— Нет! — Гаркнули они нестройными голосами.

— Тогда, может, вы верите их лживым убеждениям?

— Нет! — Голоса звучали уже увереннее. Никому из рыцарей не хотелось выказывать кардиналу свои сомнения.

— В таком случае вина всех ведьм не подлежит сомнению, и их всех ожидает суровое наказание!

Солдаты грянули копьями по полу, поднялся такой шум, что никто сразу и не обратил внимания на ещё один слабый голос. Он доносился из противоположного угла и принадлежал матери несчастной девочки. Острый слух кардинала уловил эти звуки, его рука поднялась, призывая рыцарей к порядку. Лежащая в колыбели девочка по-прежнему продолжала рыдать, поэтому женщине приходилось прилагать усилия, чтобы оставаться услышанной.

Её голос дрожал, а наполненные слезами глаза умоляющего смотрели на кардинала.

— Вы всё неправильно поняли… Она вовсе не… собиралась ничего делать с нашим ребёнком… Она её лечила… помогала ей… Она хотела сделать так, чтобы дочь не мучилась…

Верпена видела, как кардинал приблизился к молодой матери и нежно положил ей руку на плечо. От этого прикосновения ведьму передёрнуло, она до сих пор чувствовала горячее демоническое дыхание на своём лице. «Неужели они не видят его глаз! Треугольных зрачков? Не чувствуют его инородность? Не отличают ложь от правды?»

Со стороны кардинал напоминал само сострадание.

— Она одурманила и вас. Отвела ваши глаза в сторону и заговорила уши. — Кардинал поглаживал растерянную девушку по волосам. — Но теперь вам не о чем беспокоиться. С вашим ребёнком всё будет в порядке.

— Да? — Спросила мать отрешённым, сонным голосом. Её голова клонилась к груди.

— Конечно. — Уже практически прошептал демон. Он оставил девушку на полу, а сам оказался возле колыбели, где беспокойно ворочалась трёхмесячная малышка. Руки кардинала подняли младенца, и тот сразу успокоился. Его ручки и ножки больше не колотили по воздуху, плач стих. — Спокойно, дитя, теперь ты в безопасности. И свободно от чар этой ведьмы.

Девочка на его руках заснула. Усатый рыцарь смахнул с глаза слезу. Все собравшиеся в хижине стали свидетелями чуда — кардиналу удалось успокоить младенца, которого едва не принесла в жертву ведьма, и только Верпена видела в этой сцене нечто иное — просто старший демон приказал на время затаиться младшему.

Ложь творилась на глазах людей, а они приветствовали её со слезами умиления на глазах.

Верпена всё ещё пыталась что-то сказать, но прекрасно понимала, что её слова уже не сумеют рассеять ту паутину, что сплёл вокруг них Ногриллак.

— Мой кардинал, — выступил вперёд тот из серых рыцарей, что был за главного, — как нам следует поступить с этой ведьмой?

Кардинал оторвался от созерцания спящего ребёнка, аккуратно положил девочку обратно в колыбель.

— У всех ведьм нынче одна дорога, но то, что она дерзнула творить свои чары прямо у меня под носом, я считаю высшим оскорблением своей личности и того праведного дела, которому я служу. — И вновь только ведьма разглядела быструю улыбку, появившуюся на губах демона при последних словах. — Устройте ей публичную пытку, соберите как можно больше народа, покажите им её корзину, расскажите про несчастного ребёнка, которого она едва не околдовала. Пусть она во всём сознается, а когда придёт время обвинительного приговора, я оглашу его, и всех вас призову в свидетели. Каждый из вас поклянётся в том, что мы застали эту ведьму за проведением гнусного ритуала над младенцем. После пыток и признания мы предадим её огню, и это зрелище станет назиданием всем тем ведьмам, что ещё скрываются от Очищения. Сегодня я с вашей помощью сделаю этот мир немножечко чище!

Верпену бросили на наспех сделанные носилки и потащили в сторону тюрьмы. Они успели удалиться от хижины рыбака на сотню метров, когда до неё донёсся сдавленный и приглушенный расстоянием плач малышки.

***

Верпена усилием воли привела своё тело в сидячее положение. Для начала она оглядела свою камеру — весьма скудное зрелище, глазу было не за что зацепиться, крошащаяся каменная кладка, дубовая дверь с металлическими заклёпками, заржавелый крюк в одной из стен, дыра отхожего места в полу и охапка вонючей соломы, на которой она сидела.

Да, в данный момент она была лишена своей корзины со снадобьями, как и лишена своего домика с шуршащими страницами книг, но при этом все знания, которые содержались в её голове, никто не сумел бы отобрать. Для искушённого ума мир представлялся набором разномастных сил, и демонические сущности являлись не единственными их отражениями. Существовали и иные формы, к которым и собиралась обратиться Верпена.

Требовалось в достаточной мере напрячь воображение, чтобы подобрать все необходимые для призыва ингредиенты. Быть ведьмой — значит глядеть глубже написанных на бумаге слов, видеть их смысл, а не написание, подобный способ мышления заметно выделял ведьм из массы непросвящённого люда, их мозг был гибок, потому что этого требовало их ремесло.

Для начала она нуждалась в частичках женского и мужского начал — существа, лишённые тел, более всего желают их заполучить, а потому человеческие артефакты обоих полов должны были их приманить.

Верпена сняла со своей шеи ожерелье из чёрного коралла, обломила кончик одного из побегов и острой кромкой порезала свою ладонь, кровь она собрала в углублении неровного пола. Затем при помощи соломы аккуратно соскребла с пола плевок, оставленный тюремщиком. Землю она заменила грязью со своих босых ступней, вместо дерева использовала щепку, отломанную от двери. В её распоряжении не было только ароматного масла, но она решила попробовать без него.

Перемешав всё пальцем, она принялась выводить на стене символ. Она едва успела замкнуть фигуру, как трещины в камне сложились в образ, который сразу заговорил с ней.

— По какой причине ты тревожишь мой покой? — Трещины угловато двигались, изображая артикуляцию губ. Высеченный в камне образ обладал сухим и властным голосом.

Молодых ведьм всегда предостерегали от общения с образами, потому что любые контакты с ними всегда заканчивались сделками. Сегодня Верпена была готова к заключению сделки и надеялась, что её предложение сумеет заинтересовать образ.

— Мне нужно выбраться из этой темницы. — Проговорила она, глядя на стену.

— У всего есть своя цена. — Сообщил ей образ.

— Я знаю. — Нетерпеливо перебила его Верпена и сразу добавила. — Я готова заключить сделку.

— И что же ты можешь предложить мне? — Образ начинал складываться в гипнотизирующие узоры, но Верпена не желала поддаваться этой старой уловке.

— Жизнь местного тюремщика. — Без тени милосердия проговорила она.

— Этого мало. — Узоры задвигались агрессивнее. — Его душа непроглядно черна, рано или поздно она всё равно отойдёт мне или кому-то из моей семьи. Отдай свою, и каменные стены более не удержат тебя здесь.

С этим Верпена согласиться не могла, продать душу образу значило навсегда лишиться своего «я», и эта цена даже под угрозой смерти была чересчур завышенной, однако у неё имелось встречное предложение.

— Нет. Но я готова отдать тебе два дня своей жизни. Перед тем как смерть настигнет меня, я позволю тебе вселиться в моё тело. Два дня ты будешь иметь тело, а ведь вам хочется заполучить его. Я впущу тебя.

Бестелесные создания имели свои слабости и желания, и на них Верпена и собиралась сыграть. Заключённым в узкие рамки двух измерений им не терпелось хоть на некоторое время примерить на себя пространственное тело.

Образ перестал её гипнотизировать, трещины уставились на неё, и она распрямила спину позволяя рассматривать своё тело. Согласись она отдать душу, то образ получил бы её в вечное пользование, согласись он принять её тело, то на двое суток сумел вырваться из незримого измерения и вкусить настоящей полноценной жизни.

— У тебя хорошее тело. — Наконец сказали каменные губы. — Я принимаю сделку и приду в твое тело, когда от смерти тебя будет отделять два дня.

Образ стал меняться, черты лица превратились в идеально нарисованную половину окружности. Верпена обмакнула палец в лужицу, упёрла его в стенку и дорисовала оставшуюся часть круга. Как только фигура замкнулась, договор между ними был заключён. В тот же момент стена разошлась в стороны, открывая узкий лаз, в который сразу устремилась ведьма.