Если и можно представить самый лучший день, то он точно должен был выглядеть именно так!

Вова широко, как только мог, разинул рот. Аж челюсть хрустнула! Но почти сразу захлопнул, со всей силы потянулся, даже спинка заходила ходуном, и подскочил с кровати. За три минуты до будильника! Отлично! Теперь умыться, завтрак, схватить портфель и – бежать! Бежать со всех ног, чтобы успеть к первому уроку, пока физичка не пришла. А она может! Вечно от неё всяких пакостей ждёшь! То контрольная, то домашку первым делом спрашивать, и плевать, что половина класса спит ещё! А бывало, что сядет за стол, очки как надвинет и коготком своим по журналу хр-р-р-русь, хр-р-р-русь! Аж плечами передёргиваешь, как скрипит по бумаге, и не знаешь же: проскрипит мимо фамилии на «Ж», или остановится? Ух!

Но не сегодня! Точно не сегодня! Сегодня всё должно быть просто чудесно! И уж этот день он никому не даст испортить! Даже если во всём городке отменят конфеты и газировку!

Просыхающие лужи разлетались хрустальными брызгами под ногами, визгливые птицы спешили убраться с пути, а сверху орало голубизной растянувшееся во всю ширь глаз небо. И дышалось легко, что аж берёшь глоток воздуха и пьёшь его до ломоты в зубах. Почти летний, пронзительный, душистый, как мечта!

Школьная калитка жалостливо скрипнула, стукнулась о ствол тополя и грохнулась обратно к замку, всполошив звуком прикорнувшую напротив шавку, но Вова был уже далеко. Взмыл на крыльцо в три прыжка, пролетел холл, свернул в коридор. Ступеньки: раз, два, три, и-и-и-и!..

– Опоздание! – сурово нахмурилась училка физики и вздыбила брови домиками, что аж седая гулька на затылке зашевелилась. – Садись, Жукин. А пока садишься, расскажи-ка мне, – тут она добавила тщательности в голос: – формулу коэффициента полезного дей-стви-я!

«Вот тебе и на!» – насупился про себя Вова, но решил, что даже такая подлость не испортит ему день, поэтому с трудом напряг память и смог выдать что-то похожее на ответ:

– П-полезную работу делить на-а-а… Кы… А равно…

– Ладно, садись! – раздула тонкие ноздри училка и с улыбкой добавила: – Именинник! Так уж и быть, – и тут же, поправив очки, обратилась к классу: – Но на контрольной этот вопрос будет, понятно?! А теперь все взяли тетради и записываем тему урока…

 

За окном жужжал шмель. То взлетал выше, то садился на белую раму с облупившейся краской. Вова всё гадал, додумается шмель подняться и пробраться внутрь через приоткрытую форточку или так и будет биться, глупый, через стекло любуясь развесистой геранью на подоконнике?

– Жукин! – рявкнула училка. – Родича увидал, что ли? Тебе там что-то интереснее рассказывают, а? – класс разразился хохотом, а Вова подскочил на месте, внезапно обнаружив, как затекла рука.

– Я слушаю! – с самым искренним выражением лица соврал он.

– Ты у нас, конечно, именинник сегодня, – покачала головой из стороны в сторону физичка, – но если будешь ворон считать, я вспомню, что ты, вообще-то мне по механике ещё не всё ответил, да-да! Я понимаю, что вам на каникулы не терпится уже, но три дня-то потерпеть хоть можно, а?

Провоцировать он больше не стал. Выпрямил спину, положил руки на парту, как положено образцовому ученику, и сидел так до конца урока. Ещё не хватало двойку схватить перед приходом бабушки! В сторону окна на всякий случай даже не поворачивался, что бы там ни жужжало, пусть хоть инопланетяне прилетят!

А зря, ведь оттуда на него смотрели.

Звонок на перемену прозвучал резко и как-то по-особому празднично. Даже ноги будто сильнее стали, распрямившись быстро, так, что тело не успело поймать равновесие, и Вова вылетел из-за парты чуть ли не кубарем, счастливый оттого, что просто может это сделать. Физичка попыталась перекричать обезумевших учеников, но потом по-доброму махнула рукой и, прихватив портфель, вышла. Судя по новым светлым туфелькам, ей тоже не терпелось уйти на летние каникулы.

– С днём рожденья! С днём рожденья! С днём рожденья! – начали раздаваться со всех сторон голоса друзей, что наперебой спешили обниматься с Вовкой. Подарков никто не дарил, но все знали, что после занятий бабушка Жукина принесёт огромный накрытый тряпичной салфеткой пирог с вишней. И вот тогда-то каждый из них достанет: кто фишку, кто брелок с машинками, кто редкую наклейку, а кто даже на шоколадный батончик расщедрится!

Урок истории по расписанию стоял в этом же кабинете, поэтому школьники не сразу заметили, что учитель уже сидит за столом и смотрит на расшалившихся подопечных исподлобья. Пришлось спешно рассаживаться по местам и изображать умный вид.

Ноготь Фёдора Геннадьевича скрипел не так громко, как у физички, но всё же Вова знатно занервничал, когда тот начал свою прогулку. И конечно, спустя несколько вопросов и несколько фамилий, раздалось знакомое: «Ж-ж-жукин!».

Историю Вова не очень-то любил. Разве что раннюю, когда рассказывали про всякие Древние Греции с Римами и Египтами, а вот с датами у него не заладилось с первого же урока. И длилось это по сей день.

– И в каком году было Крещение Руси, м? Ж-ж-жукин!

Стоять из-за упирающегося под колени стула было неудобно, но сесть Вове никто не разрешал, поэтому несчастный именинник стоял и жалостливо смотрел на учителя в надежде на то, что Фёдор Геннадьевич тоже вспомнит про несомненно торжественную дату. В идеале, конечно бы, отпустил, но на такую щедрость надеяться не приходилось, так что всё упование сводилось к простому разрешению не отвечать.

– Так в каком году было Крещение Руси? А? Жукин? Ну? – не сдавался учитель. – Я, конечно, всё понимаю, поэтому кол тебе поставлю не сегодня, а завтра, понял, да? А, Жукин?

А вот это уже очень-очень походило на неприятности! Бабушка такому точно не обрадуется! Аж мурашки по рёбрам поползли, а голова вжалась в плечи.

– Ж-ж-жукин? М? – занёс учитель ручку над журналом, чтобы поставить жирную точку в том месте, где завтра будет красоваться этот гадский дрын. – Я жду!

Внезапно в форточку что-то хитиново ляпнулось, потом по лицу пронёсся сквозняк, будто воробей крылом задел, а следом…

– Пс-с-с-ст! В девятьсот восемьдесят восьмом!.. – внезапно услышал Вова откуда-то снизу. Высокий голосок такой, но не детский, а будто мультфильм про Карлсона кто-то у соседей смотрит. Сразу не понял, не почудилось ли, но на всякий случай громко повторил:

– В девятьсот восемьдесят восьмом!

– Хм-м-м-м… – протянул Фёдор Геннадьевич и одобрительно кивнул: – Верно! А ведь можешь, а? Если подумать! Молодец, садись. Если ещё на два вопроса за урок ответишь – поставлю пятёрку! – и с улыбкой прибавил: – Ради праздника.

Вова довольно ляпнулся на стул и принялся озираться, чтобы выяснить, кто это такой добрый решил помочь ему?

– Эй! – опять раздался голос снизу. – Эй, я здесь! Хе-хе! Я здесь! Смотри на меня, Вовка! Гляди! Это я! Я!

Мальчик прекратил недоумённо озираться и вперился взглядом в собственный пенал. А прямо на нём, перетаптываясь, весело подпрыгивал человечек! Крохотный, с мизинец ростом, но вид имел важный, будто профессор! И кудри седые, и усы щёткой, даже пузико, затянутое в рубашку под пиджаком. И подтяжки, как у деда, широкие. И если бы не радостное озорство в красных от натуги глазах и трепещущие за спиной малыша-незнакомца полупрозрачные, сияющие будто в свете солнца, крылышки, Вова бы решил, что это кто-то портрет Эйнштейна из учебника вырезал и положил ему в качестве шутки.

– Ты кто?! – прошептал мальчик, склоняясь ниже и стараясь, чтобы учитель его не заметил.

– Это я! Жун-Жун! Я – фей Жун-Жун! – радостно сообщил человечек и подпрыгнул, размахивая руками. – Я твой личный фей на сегодня, хо-хо! На весь день, на целый весь этот день до заката! Хо-хо-хо! Жун-Жун! Вовка, ты рад?

– «Фей»?! – опешил паренёк так, что получил строгий взгляд со стороны учительского стола и поспешил спрятаться за спинами других учеников. – Фей не бывает, ты что мне тут рассказываешь?! – зашипел он, склоняясь ниже и не веря собственным глазам.

– Это фей-то не бывает?! – со смехом возмутился гость. – Ещё как бывает! Их столько бывает, что я за жизнь всех не перевидал, а ты мне тут говоришь, а! Ты что же, сам не видишь?! Вот он я! Фей как есть! Настоящий! Меня к тебе сама Королева Мэб отправила! В благодарность!

– Ого! Личный фей на День рожденья?! Вот это да! А в благодарность за что?

Жун-Жун квакнул, а потом заверил:

– А авансом! За то, что ты слышать готов народ фейский, ага!

– Ничего себе! Да кто ж не готов?! Это же настоящее волшебство! Все о нём мечтают! – Вова не заметил, как на его лицо начала выползать неконтролируемая улыбка. Такая же восхищённо-озорная, как и у человечка с крылышками. – И что ты умеешь делать?!

– Я-то?! – подбоченился Жун-Жун. – Да я, поди, всё! Историю знаю, как десять пальцев своих! Или двадцать? – тут же спохватился он, опустив взгляд на крохотные башмачки. – Да пусть и двадцать! Да даже лучше пальцев! Так что давай, Вовка! Пор-р-р-рвём их всех сегодня, а?! Давай! Потом сам уж всё разучишь, а сегодня – а-а-а-айда со мной за пятёрками!

Глаза паренька загорелись, кончик носа нетерпеливо зачесался, предвкушая приключения.

– А как ты мне подсказывать будешь? Это ж надо, чтоб слышно было!

– Так ты меня и будешь слышать. Хе-хе, совсем ты ещё несмышлёный! Феи-то не всем показываются! Меня ж и не видать никому, разве не видишь-то, а?! – Жун-Жун развёл ручками, а затем горделиво оттянул подтяжки и хохотнул. – Так что ты б потише говорил-то, а то примут ещё за… Ну, этого.

– Ого!.. – восхищённо выдохнул Вова, сложив руки лодочкой, куда уселся крохотный друг, и с предвкушением огляделся. Пожалуй, сегодня действительно самый счастливый день!

 

– Ну что ж, Ж-ж-жукин, – хмыкнул Фёдор Геннадьевич и одобрительно кивнул: – Ты сегодня действительно молодец! Садись, пять! Заслужил! Только ты уж в следующий раз, если захочешь доклад по кельтской культуре сделать, оформи его как положено – я с радостью приму!

У Вовы разве что ушки не захлопали, так счастлив он был получить заветную пятёрку! Он гордо умостил зад на стул, а на щеках цвёл румянец удовлетворённости.

– Ну?! – с радостным ожиданием вылетел из-под локтя Жун-Жун. – А я говорил?!

– Я и не думал, – зашипел Вова, склонившись к столешнице, – что история – это ТАК интересно!

– А то! – охотно подтвердил фей и самодовольно замахал крылышками. – Я, вообще-то, профессор истории в области мифологии и религии, да!

– У фей есть профессора?! – изумился паренёк, а друг довольно покачался из стороны в сторону:

– У фей столько всего, что ты за жизнь всё не изучишь! – и тут же подмигнул: – Только вот умные феи всегда говорят… Знаешь что?

– Что?! – обмер в восхищённом ожидании Вова.

– Что если что-то невозможно, это не повод не пытаться! Ага-ага, Вова!

Кожа на плечах мальчишки как-то странно зазудела, будто за ними вдруг стали расправляться крылья, которые носят лишь герои из сказок. Свободные и смелые, которым стены не указ.

– А я вырасту и буду изучать фей! И тоже стану каким-нибудь профессором! – с гордостью сообщил Вова новому другу. – Ну… не знаю! Механики! Или профессором чтения мыслей! А ещё летать смогу на самолёте и построю бункер-трансформер, чтобы он превращался в танк! И лазерами из глаз стрелять…

– Эк ты загнул-то, а? – усмехнулся Жун-Жун. – Но настрой верный! А сейчас… – тут он замер, а в следующую секунду раздался звонок, – бежим! Бежим на перемену!

 

Когда говоришь про самый лучший день, то представляешь что-то такое идеальное, когда всё-всё складывается как ты мечтал и планировал в фантазиях со словами: «…а вот если бы, то я!..». Но у Вовки всё складывалось куда лучше, чем можно было вообразить! Потому что никакая его фантазия не могла сравниться с чудесами, что сыпались и сыпались на голову! Пятёрка по истории, две по литературе и русскому и блестяще написанная контрольная! Пожалуй, теперь им будет гордиться вся семья! Да и он сам тоже! Заслуженно!

И вовсе не скучно это оказалось – учиться! Жун-Жун так забавно подпрыгивал, комментируя, трепетал сыплющими сияющей пыльцой крылышками и шутил, что каждый урок превращался в завораживающую игру. Вова так увлёкся, что чуть было не пропустил звонок с последнего на сегодня урока, но ждущие пирога друзья подхватили его и потащили в столовую, где именинника уже ждала бабушка.

Фей притих на плече и только раз растроганно всхлипнул, когда пожилая Вероника Лаврентьевна обняла внука, желая ему «расти молодцом и быть огурцом»!

Друзья уселись есть праздничный пирог, а Жун-Жун слетел на стол и принялся деловито и с любопытством перебирать подарки. Вовка сначала забеспокоился, но увидев, как человечек берёт фишку, поднимает двумя руками, разглядывает, цокая языком, и аккуратно кладёт на место, успокоился. На передвижение подарков по столу никто не обращал внимания, потому что все собирались слушать бабушку.

Сказки Вероники Лаврентьевны славились на весь их крохотный городок, даже соседи с детьми иногда приходили по вечерам послушать. Оттого Вова и не удивился, обнаружив к концу повествования рыдающего на плече фея.

Жун-Жун спохватился, вытер усы, поправил галстук и с достоинством произнёс:

– Прошу прощения, молодой человек, феи – существа эмоциональные. Но иногда, если очень хочется, дружок, можно плакать и людям. Даже если ты взрослый-взрослый дядя. Это я тебе как профессор говорю, да!

Вова отвечать не стал, чтобы его не приняли за сумасшедшего, но постарался незаметно кивнуть, а в следующий момент по мальчишеской щеке скатилась слеза.

– Вовочка, ты чего это плачешь, внучок? – всплеснула руками бабушка. – Тебе что, богатырей так жалко оставшихся? Так прилетят гуси-лебеди, новую Василису принесут, а?

– Гуси-лебеди из другой сказки, – утёр нос парень и добавил: – Просто нравится. Мне вот знаешь, что подумалось, ба? Хочется, чтобы так всегда было. Ты, ребята и лето через неделю. И пирог вкусный!

Друзья, кто не стал хихикать, понимающе закивали, а Вероника Лаврентьевна вздохнула и сказала:

– Кушай давай, внучек. Да иди уж с богом, отпрошу у матери, чтоб погулял с ребятами подольше сегодня. Или с вами пойду, если купаться побежите. Побежите же?

– На речку?! – расцвёл Вовка.

– На речку, – усмехнулась и кивнула бабушка. – Осторожно только! – и уже вслед подскочившим ребятам добавила: – И с полными животами не бегите!

 

– Жун-Жун! А ты умеешь в кого-нибудь превращаться? – спросил Вовка, когда капельки на коже подсохли под лучами майского солнца.

– Я-то? – задумчиво переспросил фей, что лежал рядышком на листе подорожника в трепещущих на ветру семейных трусах. – Да феи, знаешь ли, существа таинственные. Кто его знает, умею или нет? Вот большим могу стать. А во что-то ещё? Одна Королева Мэб знает!

– А какая она?

– Кто?

– Королева Мэб.

Фей усмехнулся и посмотрел на сверкающую отблесками приближающегося вечера поверхность реки.

– Неуловимая. Прекрасная. И очень мудрая, – и со смехом прибавил: – А ещё у неё отличное чувство юмора!

– Эй, Жун-Жун! – перебил уже отвлёкшийся Вовка. – А стань большим! Нас тогда бабушка с тобой на тот берег отпустит! Я там стройку видал! И пацаны с девятого царскую монету и ножик нашли!

Коротышка вздохнул, усмехнулся в усы и ответил:

– Успеется, Вовка. Всё успеется. И монет найдёшь, и ножи, и черепки – всё у тебя будет. Но попозже, а сейчас не спеши. Пойдём лучше, знаешь что?

– Что?

– Мороженого тебе купим!

– А ты можешь?! – подскочил парень, радостно взмахнув руками.

– Могу, – закряхтел, вставая, фей.

– Ты куда это, внучек? – спросила Вероника Лаврентьевна, видя, как Вовка зашнуровывает ботинки прямо на босу ногу.

– Да я недалеко, в магазин, можно?

– Это что это, мама тебе денег дала? – усмехнулась бабушка. – Или ты так у меня просишь, а?

– Нет! – с гордостью ответил он. – Мне ДРУГ мороженое купить обещал!

– Ах вот как? – лицо бабушки стало круглее, а морщинки на нём уютными полосочками стрельнули по вискам от глаз. – Ну беги! А я пока соберусь потихоньку, и пойдём домой с мамой и папой тортик есть, да? Только недолго! Чтоб до заката вернулся, понял?

– Понял!

 

Тёть Валя, присевшая у дверей магазина, ужасно изумилась, когда увидела Вовку, сначала бредущего в одиночестве по просёлочной дороге, а через секунду выходящего из-за дерева следом за очень важным серьёзным господином, похожим на профессора, которого только что не было. Так и сидела, сетуя на жару и севшее от телевизора зрение, пока импозантная парочка не подошла.

Мужчина аккуратно вытирал с сияющего улыбкой лица пот клетчатым носовым платочком, а на круглом животе между подтяжек уже темнело влажное пятно – всё же не по погоде одет был этот господин. Зато Вовка Жукин вышагивал рядом гордо в своих трусах на босу грудь и кепке, что ему дал поносить одноклассник.

– Тебе чего, именинник? – спросила тёть Валя, когда парочка приблизилась.

Но вместо парня ответил усач:

– Будьте так добры, дайте этому молодому человеку самое вкусное мороженое, какое только у вас есть! – произнёс он, доставая из кармана бумажник.

– А вы кто будете? – насторожилась тёть Валя.

– Ох, поверьте, – вздохнул Жун-Жун, грустно улыбаясь, – я ничего плохого и в мыслях не держал. А порадовать ребёнка в День рожденья… Да разве ж это грех? Даю вам слово профессора – Вовке я искренне желаю лишь добра. Он запомнит этот день на всю жизнь, как самый-самый счастливый!

– Да он хороший, тёть Валь! – влез нетерпеливый Вовка и заглянул в двери магазина, где в углу стоял заветный холодильник. – Мне шоколадное, пожалуйста! С ореховой крошкой!

Продавщица ещё раз глянула на незнакомца, вздохнула и с улыбкой отправилась вручать товар.

 

 

– Знаешь, Жун-Жун? – сказал Вова, когда последний раз облизал палочку и под строгим взглядом фея выкинул её вместе с обёрткой в урну. – Мне сейчас кажется, что я настолько счастлив, что могу летать! Прямо вот знаешь? Когда бежишь и вот-вот!

Он подпрыгнул и покрутился на месте. Впереди, где дорога на речку спускалась и плавно петляла между бесконечных лугов, уже виднелись наступающие с востока сумерки. Ещё чуть-чуть и солнце за спиной сядет.

– Ну так беги, Вовка, – глаза фея заблестели, – Беги во всю прыть прямо на речку! Так, чтобы пятки сверкали! И, кто знает, может быть когда-нибудь ты, и правда, взлетишь, м?

– А ты побежишь со мной? – посмотрел на друга паренёк.

– Постараюсь! – крякнул профессор, подтягивая штаны. – Ох уж постараюсь, Вовка! Сколько смогу, столько и буду! Прям со всех сил, слово даю! Давай, на счёт три: раз! Два! Три!!!...

Фей пробежал всего ничего, замедляясь с каждым шагом и чувствуя, как силы его покидают. Лишь смотрел, как мальчишка несётся во всю прыть по сочной траве прочь, уже не видя, как волшебный друг не поспевает следом.

– Передохну немножко, – надувая щёки, сказал Жун-Жун, прошагав ещё с десяток метров. – Чуть-чуть. А то что-то я устал. Что-то устал, ваше величество…

***

– Мужчина! Мужчина, вам плохо? – раздался будто издали близкий голос тёть Вали. И тут же выше и в сторону: – Эй, вызовите скорую!!! – и опять хлопочущее над ухом: – Мужчина, мужчина! У вас какие-то таблетки есть? Вам что-то дать? Мужчина!

Но Жун-Жун не отвечал. Он смотрел вслед удаляющейся мальчишеской фигуре и чуть дёргал грудью, полагая, что у него всё ещё получается смеяться.

Чуть дальше раздался детский голос:

– Мама, смотри, дядя плачет. Он упал, и ему больно, да?

– Да позвоните вы в скорую!!! – опять закричала продавщица, и на шее загуляли неловкие пальцы, пытающиеся ослабить галстук и расстегнуть рубашку. – Мужчина, ответьте! Вам плохо? Где больно? Сердце? – и вновь в сторону: – Да позвоните уже кто-нибудь в скорую!!!

– Я-я-я-я… – еле протянул он, смутно видя удаляющуюся вихрастую макушку, мелькающую впереди.

– Что, что? – пальцы дёрнули, и пуговица прыгнула в траву. – Что, мужчина? Говорите!

– Я-я-я всё ждал, – слабым голосом тянул усатый фей, – я всё ждал, когда же он появится. За стеклом смотрел и ждал. Когда же, когда? Так хотел увидеть, так хотел!.. Я всю жизнь посвятил изучению кельтской культуры. Кельтской мифологии! Истории!.. Я искал, всю жизнь искал доказательства! Пытался узнать!..

Он закашлялся и сморгнул мешающую видеть мальчишескую фигуру пелену.

– Мужчина, не молчите! Скорая едет уже! У вас родные в городе есть? Позвонить кому-то можно?!

Но Жун-Жун даже не попытался посмотреть на говорившую. Усталые опухшие глаза застилали слёзы, а из груди тихо, как пожелтевшие странички книги, шептали слова:

– Я хотел… Я мечтал ещё раз… Я попросил её. Мою королеву. Перед тем, как всё закончится… Попросил ещё раз пережить этот день. Один день перед концом. Самый-самый счастливый день в моей жизни!

– Он бредит! Мужчина, дышите, скорая уже едет!

– Не нужно скорую, – наконец ответил он. – Не нужно. Меня здесь нет. Я только сегодня понял. Старый дурак. Я не знал… Всю жизнь не знал, что Жун-Жун… что это был я сам.

Над головой кто-то голосил, суетился, но звуки всё сильнее вытеснял еле различимый перезвон тоненьких фейских голосов. Пора…

И лишь далёкое зелёное пятно, которое ещё мог выхватить сужающийся взгляд, стояло перед уставшими старческими глазами. Трава вдалеке, бегущий мальчишка, перед которым ещё вся жизнь и бесконечная синь неба, пышущего предчувствием лета и согретого лучами заката.

И понимающе медленно накрывающий всё это мерцающий и искрящийся свет благодарной за годы службы королевы Мэб…