Как молодец от степной девки спасся

Было дело, приехал к нам землемер один. Говорил, наказ у него такой от самой главной землемерной комиссии - весь наш край обмерить, да на карту занести в полном соответствии.

Отточил он штангенциркуль, линейки по размеру разложил. Бабы сердобольные воблы ему в котомку положили, да баурсаков напекли. И пошел, бедолага, в степь, прямо к горизонту, туда, где солнышко закатывается. У нас ведь дорог по степи не принято прокладывать. Что толку людским разумом природу ограничивать?

Пылит землемер час-другой. Кафтан нарядный из изумрудного серым стал, пряжки золоченые с туфель как есть сорвало. Суслики из нор высовываются, дразнят, окаянные. Тут в степи каждый суслик - агроном. Сказывают, у них в норках под землей целые плантации. Помидоры растят, а потом в бабок обряжаются и на рынке продают. Идет наш землемер себе, бредет. Где надо циркулем обмерит, линейкой помашет, да в особую книжечку сафьяновую цифири записывает.

Тут уж вечереть начало, солнце краснобокое к горизонту покатилось, суслики спать легли, заместо них ночные животныя вышли. Ежи ушастые топочут, уши у них, что листы лопуха. Они ими ветер поднимают, чтоб не так жарко бегалось. Полоз вылез, он зверь осторожный, с песком сливается, глянь только, чтоб не наступить. Мыши летучие над головой проносятся с песнями. В степи им летать скучно, наткнуться не на что, вот и привыкли тонкими голосками мелодии выводить. Когда - народное, когда - Шуберта, а бывает, что и частушки скабрезные.

Землемер-то наш этого не знал, вот и испужался сильно. А тут еще холод поднялся, того и гляди, снег пойдет. Совсем он помирать собрался, да глядит - костер на горизонте. Языки огненные до звезд поднимаются, а возле костра человек бродит.

Побежал он на свет манящий, что твой иноходец. Только бы не сгинул костер, не оказался мороком! Обошлось, вот он, как есть, огонь теплый, а вот дева собою приятная. Землемер аж дух потерял от экзотики. У себя в столицах он всяких видел, и в корсетах, и в чулках розовых, но все тонких, возвышенных, такую и обнять страх - ну как переломится в талии. А тут девица гладкая, масляная, платье зеленью расшито, косы по спине разбросаны, а пуще всего взор радует телесное богатство, что спереди круглится. Это да, кульдыргыш, нечисть степная, знает, чем заманить. Подвела его девка к костру, зубы скалит, бока землемеровы щекочет.

Землемер сперва не поддавался, он человек служивый, ему по должности смеяться не положено. Но кульдыргыш и не таких изводила. Стянула с него башмаки, он и не сопротивлялся особо, хоть сам готов одежи скинуть.

Вот как раз на левой пятке и нашла степная девка местечко уязвимое. И как давай щекотать! Землемер со смеху корчится, гоготом молодецким сайгаков пугает, уж и воздуху не хватает, а все хохочет. Покраснел весь, что помидор сорта “бычье сердце”, того и гляди - лопнет.

Крепок молодец оказался, уж рассвет занимается, а он все дышит помаленьку, за жизнь цепляется. Но всему конец приходит, вот и к землемеру смертушка начала подкрадываться, нелепая такая, от смеху, а все одно обидно. Так и пропал бы ни за что в степях, да тут на счастье орлан низехонько летел, добычу высматривал. Уцепился землемер за ногу его, не оторвешь, и полетел все выше и выше. Внизу кульдыргыш мечется, подпрыгивает, бранится нецензурно. Никогда у нее, видать, такой оказии не бывало. Косы от злости расплелись, дыбом встали, глаза горят, на руках когти выросли. Жуть!

Да землемеру уже все нипочем, отдышался он, деве степной ручкой помахал, да и летит себе. А сверху - весь астраханский край как на подносе, каждый бархан видно, каждую речушку. Вон караван на восход потянулся, вон сайгаки побежали, а вон и город показался. Исхитрился землемер планшетку да карандаш вытащить и зарисовал всю карту в величайшей точности. А как до города долетел - руки расцепил и сиганул прямо в гору верблюжьего пуха. У нас верблюдов много, и все линяют как окаянные. девки пух этот вычесывают и в кучи раскладывают по цветам. Потом половики вяжут да носки теплые. А пух - ох и мягкий! Так что не убился землемер, встал, отряхнулся, да и в чайхану пошел, на одну ногу хромая. Туфель-то его у кульдыргыш остался.

Там он пловом подкрепился, чаю калмыцкого отведал, да и расчертил всю карту набело. Красиво получилось, он нам копию оставил, карта эта теперь у губернатора висит, как войдешь - справа.

Как в Астрахани заморские диковины сажали

Но землемеру тому еще повезло, что он к нам весною явился, Весной-то столичным у нас жить можно. А вот летом - не выдерживают. Как покатится год на июнь, солнце будто с ума сходит. У нас и термометрами не пользуются, никакого прока, ртуть закипает, да стекло лопается. Земля летом - что сковородка горячая, мы по ней так просто и не ходим, ходули прилаживаем. И то кажну неделю заменять приходится, потому как прогорают деревяшки. Идешь так себе, а из-под ног дым валит.

Зато хозяйкам раздолье! Они летом стряпней не утруждаются. Высунут сковороду, али котел на ухвате за окно, все само и готовится, щи кипят, картоха жарится. Яишню так прямо на мостовой готовить можно. А рыбаки тоже приладились. У нас в Астрахани рыбаков много. А чего б им не быть, коли рыба табунами у берега бродит, только и успевай удочку вытягивать? Вот и сидят они вдоль берега. Сами в тенечке, а пойманных сазанов да карасей на горячий песок выбрасывают, там за малое время улов-то и изжаривается. Тут тебе и рыбалка, тут тебе и обед.

Поезда к нам в губернию летом ездят редко. Нет желающих. Да и то, сказывают, на московском вокзале с мая по сентябрь специально приставленные статские советники путешественников отговаривают. Не след, мол, в самоубийственное пекло добровольно отправляться. А коли кто намерился все же - бумагу подписывает, что все риски на себя берет.

Пока поезд до Астрахани дойдет - с пассажиров семь потов сойдет. По вагонам проводники бегают, чай да сельтерскую разносят. За отдельную плату мальчишки опахалами машут из лотосовых листьев. А уж как прикатит на станцию, пассажирам сразу выходить не след, их ледовые встречают. Накидывают сразу на путешественника покрывало с карманами, а в карманах глыбы ледяные, потом бегом на ходулях его до возка доносят, следом носильщики чемоданы волокут. Возок тот непростой, а тоже весь льдом обложен изнутри. Вот так и везут до гостиницы. Вы интересоваться изволите, откель мы льда столько набираем? Извольте, отвечу.

У купца первой гильдии Тетюшинова мунча иясе завелся, вроде банника существо. Да только вот с подвохом он оказался. Другие банники жару любят, а этот - морозит. Никакой приятности ни стало в баньке попарится. То в спину морозом дохнет, то инеем лавки покроет, а то и вообще всю воду в лед обратит. Ну, купец на то и человек торговый, сговорился с мунча иясе, обустроил ему баню королевскую с мрамором да наядами гипсовыми, а тот в благодарность за хоромы исправно лед нам доставляет. И всем хорошо.

Вот, значит, этим льдом приезжие и спасаются. Днем в гостиничных нумерах сидят, да ванны прохладительные принимают, а на улицы выползают ближе к ночи, когда жара спадет чутка.

Но не таков был граф Расторопьев. Прибыл он к нам аккурат в прошлом августе, да уж молва впереди него неслась. И знамо дело - граф-то великий путешественник, где только не побывал, а пуще прочего любил жаркие страны. В Африке за львами гонялся, в Австралии ехидну ехидничал, в Амазонке анаконду отведать изволил.

Ступил граф на перрон астраханский - красавец мужчина. Усы вразлет, на голове шлем пробковый, брюки на колонистский манер коротенькие, коленки не прикрывают. В Африках, конечно, так разгуливать и можно, а у нас - шалишь! Только пару шагов прошагал, народу ручкой помахивая, затлел его шлем белоснежный, чуть не загорелся. Так что граф бегом-бегом, да в повозку ледяную. Но все же не уберегся, все коленки обгорели, кожа слезла, что у твоей анаконды. Ну, да Расторопьев не робкого десятка оказался, шлем на местную тюбетейку сменил, коленки сметаной в три слоя помазал, и давай свою аграрную мыслю в жизнь воплощать. А дело, как оказалось, в том, что задумал граф родину фруктом невиданным осчастливить. Привез он из Африки семена заморских бананов и апельсинов, да в Новом свете кукурузу прихватил, все, значит, говаривал - “Кукуруза - графиня полей!”. А где еще такую диковинку выращивать, как не по нашей жаре?

Что ж, купил он землю близ села Началово и давай культивировать. Работников нанял, все честь по чести. Те семена в землю кидают, девки ведрами из ерика воду носят, комары рядом летают, музыкальный фон создают.

Уж сколько граф удобрений туда извел, по всему городу навоз верблюжий собирали. Чуть свет - приказывал везти себя к полям, всходы проверял, рыхлил самолично, с книжками умными агрономскими сверялся. И дождался! В нужный срок взошел урожай. И деревья апельсиновые зеленеют, и кусты банановые глаз радуют, и поле кукурузное желтыми початками пошло. Только вот, у нас не Африки и не Америки. Что для иностранцев жара адская, для нас - прохлада приятная. Вот и растения, видать, не выдержали. Перво-наперво с апельсинами неладное случилось. Как поспели, лопнула кожура и сок полился. При наших температурах фрукты африканские изнутри сварились, вот компот и получился. Потекла апельсиновая река прямо в ерик. В тот год одежу в нем не стирали, а черпали ведрами нектар да к столу подавали. И чай пили с апельсиновою водою, и кисели на нем варили, и даже мебеля мазали от клопов. А ерик весь оранжевым стал, с окрестных сел приходили дивиться и даже из города приезжали.

Потом с бананами не задалось, висят гроздья красивые, ровнехонькие, да в три раза меньше обыкновенных и коричневого цвета. Свялились, значит. Правда, с этого урожая граф навар поимел. Заходил в город караван, так купцы за вяленые бананы хорошую цену дали.

Но граф все одно в печали был. Не сложилась его агрария. Последняя надежда - на кукурузу.

А с кукурузой совсем смешно случилось. Как початки созрели, граф сторожей нанял, они по полю ходили, ворон распугивали, да инопланетцев гоняли, чтоб те не хулиганили, кругами поле не поганили. Да только, как солнце южное отгонишь? А оно день ото дня все жарче, печет не переставая. Вот как-то в обеденную пору явился граф на поле урожай проверить. Он к тому времени к нашей жаре пообвыкся, только ледяной кус под тюбетейку клал, чтоб голову не пекло.

Вот прямо при графе все и случилось. Захлопало в поле, будто канонада турецкая. И все ближе, и ближе. Сторожа пугачи нацелили, граф за каретою укрылся, ничком лежит, из-за колеса выглядывает. А на поле, чудеса какие! Снег пошел. Это уж потом понятно стало, что то не снег, то кукуруза белыми хлопьями повзрывалась. Запулился урожай во все стороны. Что тут началось! Птицы налетели - и цапли, и вороны, и удоды с трясогузками. Знай, хватают на лету кукурузины. Тушканчики прибежали, сидят рядком, лакомство едят, на нас смотрят и смеются. Даже сайгачье стадо подтянулось. Так-то они к людям пугливые, но заради такого угощения оставили страх. Много той кукурузы было, все поле до горизонта белым стало. Ходишь как зимой, под ногами хрустит. Все лето живность степная и понизовная с того поля кормилась, по зиме охотники жирного зверя били.

А граф что? Тяжелехонько ему пришлось. Такой прожект прахом пошел, не получилось победы на поле урожайном. Наперво закрылся он в гостинице, грустить взялся. Коридорные ему под дверь лагман с шурпой подсовывали, бешбармак самый нежный готовили, чак-чак предлагали. Ото всего отказывался. Уж у нас вся губерния запереживала. Видное ли дело? Гибнет человек, сам себя изводит ни за что. Пошли к нему старейшины местные. Водочки на чилиме захватили, кумыса крепкого, армянское подворье коньяк предоставило, персидское - ширазское вино.

Душевно сидели, это в астраханской губернии умеют. У нас ведь как - все народы смешались, всяк своим делом занимается, кто торгует, кто чуреки шьет, кто блины печет. А чтоб не ссорится, душевностью надо наполнятся. Вот так и повелось, православные на Пасху душевно с мусульманами яичками крашеными стукаются, а те на Курбан-байрам тащат мясные подарки, тоже от всей души. А как свадьба или именины, расстилай дастархан, гуляй всей околицей.

Вот и граф от астраханской душевности оттаял понемногу, особливо как кумыс с коняком смешал, да эчпочмаками закусил.

А старейшины ему дело толковали: “Ты зачем, мил-человек, заморскую растению у нас развести пытаешься? Али на родной стороне своих фрухтов нету? Смотри, дорогой, все поля зеленеют, помидоры с огурцами глаз радуют, дыни с арбузами сладким соком наливаются. Неужто, хуже бананов с кукурузой?”.

Как пелена с глаз спала у графа Расторопьева. А и правда, чего это он? Как начал граф арбузы наши культивировать. Тут дело у него пошло, он и обычные полосаты растил, и в клеточку арбуз вывел, и с огурцом его скрестил. Сколько сортов новых появилось, уж и не упомнить. Прославился граф, к самому императорскому столу арбузы свои доставлял. Завел себе плантации, а при них - имение. Снаружи в черную с зеленым полоску раскрашено, а внутри вся мебель розового цвета, будто спелая мякоть. Сам он с тех пор только в зеленом сюртуке ходил да с алым шейным платком. И никуда больше из Астрахани не уезжал, прижился у нас. Только один раз совершил путешествию до Африки. Потом фотокарточки показывал, как туземцы чернокожие наши арбузы едят, да улыбаются во все зубы.

Впрочем, не только арбузами сильна земля Астраханская, рыбное богатство тож имеется.

Как рыбак голубую икру добывал

Тут у нас как, с однова краю губернии степь расстилается, а далее в барханы переходит, а с другой стороны, извольте, речное раздолье. Распадается Волга-матушка на тысячи рукавов, суша надежная в островки малые рассыпается, и тянутся они до самого Каспийского моря. Знамо дело, и рыбаков в губернии тьма-тьмущая. Чуть зайдешь спозаранку на Большие исады - расстилаются по левую руку рыбные ряды. Чего тут только нету! Сомы жирнобокие усами шевелят, лещик чешуей блестит, судачки, кошкина радость, кучками лежат. Не только свежие - есть и сушеные, и копченые, и маринованные. Выбирай по вкусу! А господа, что побогаче, на Селенские исады стопы направляют, там осетринку приобрести можно и икру рассыпную али паюсную.

Рыбакам нашим спасибо за такое изобилие. Малая часть улова в губернии продается, а остальное - в обозы грузят и везут до столицы. Идут обозы по тракту, да на полкилометра благоухание рыбное разносится.

Жил у нас в Зеленге, это село такое в дельте, рыбак один. Азаматом его звали. Всем хорош молодец - работящий, приветливый, и на обличие вполне себе приятственный. Время пришло, жениться Азамату пора. Уж и родня говорит: “ Вакыт җитте, Азаматик! Самое время”.

Девушек на селе много, но Азамату лишь одна люба, Гульшат, дочка соседа Таймуллы. И то правда, хороша собой девка! Косы до пояса струятся, стан стройный, румянец на щеках стыдливый, ресницами так и машет, как лунь крыльями. Вот набрался храбрости Азамат, шмат осетрины в качестве гостинца взял и пошел с девой разговоры разговаривать.

- Гульшат, а Гульшат! Ты по сторонам не гляди, на меня гляди. Мила ты мне, неужто, я тебе не люб? Давай, соглашайся, сватов зашлю, калым соберу, никах отведем, а потом и туй праздничный на неделю али на две. Стол накроем на все село, пить будем, плясать будем и супружеской жизнью станем жить-поживать. Чем плохо?

Гульшат-то у нас была девица образованная, книжицы всякие модные читала. Но, говорят, не к добру девке молодой романы эти, того и гляди, наберется разного. Вот и случилось, что об ту пору увлеклась девица сочинением писаки одного. Про то, как кузнец к красотке сватался, да сапоги ей от самой царицы привез. Взыграло тут у молодой, обида поднялась. Что же это? Какой-то Оксане подарки царские, а ей, значит, ничего, только рыбы кусок да калым традиционный. Никакой романтики!

Но у нас губерния южная, в сапогах некуда ходить, да и зачем красоту такую по сельским улочкам пылить. Так что задумала Гульшат такое, чего даже у царей с царицами не бывало.

Согласна я, - говорит. - С тобой, Азамат, судьбу связать. Да только при одном условии - вынь да положь мне голубой икры. Красную едала, от черной воротит уже, щучья так и вовсе - дежурное блюдо.

Так и опешил Азамат. Сперва воздух ртом хватал, словно карась на берегу, потом чуть отдышался.

Да где ж я, кояшкаем минем, достану такое чудо? Столько лет рыбачу, ни разу о голубой икре не слышал.

И знать ничего не знаю. Вот только когда голубой икры отведаю, тогда сватов засылай, а ранее не смей!

Хлопнула Гульшат калиткой, а Азамат побрел до своей хаты. Всю ночь ворочался, думал. А с утра наладил лодчонку невеликую прямо в низовья. Там он сызмала все пути знал. Коли забыл - цапля знакомая подскажет, жаба из камышей направит.

Только в этот раз не было пути у Азамата. Так, плыл бесцельно. Речушки лабиринтами петляют, одна в другую переходит, островки все на одно обличье - камыши да вязы. Под дном лодки рыба плещется, лови-не хочу. Но Азамат сети не достает, все не то!

По берегам островов звери собрались. Азамат-то в раздумьях уже пятый раз мимо них по кругу проплывает. Что за дела? Рыбак, а не ловит!

Речной ужик пестрой лентой по воде скользнул, головенку на борт положил.

Человечек, что невесел? С-с-случилось ли что?

Уйди, пресмыкающий, не поможешь ты мне. Голубой икры добыть я должен, а есть ли она на свете - неведомо.

Ты с-с-смотри, гурманов развелось! Ну, да ладно. Пока нас, ужей, не жрут, нам без разницы. Прав ты, двуногий, я тебе не помогу, но, плыви на север через три острова налево, через два острова направо, а там прямо до коряги черной. Вс-с-стретишь баклана, он старый, он много знает, может, и подскажет чего.

Поплыл рыбак куда велено. Глядит, и правда из воды коряга торчит, а на ней, будто горгулья хранцузская, баклан примостился и глядит сонно.

Здравствуй, птица мудрая, меня к тебе уж послал, голубой икры я ищу.

Хе-хе, так то не ко мне, я икру давать не приучен, я даже яичка не снесу в силу пола мужеского и возраста преклонного. Чего надо-то?

А подскажи, коли ты самая мудрая птица на Волге, где мне эту икру добыть.

Напыжился баклан, нахохлился, лестно ведь, когда самым умным обозвали. Вот и родил мыслю полезную.

А ты поспрашивай у су бабасы, водяного деда.

А где ж я найду его?

То дело мудреное. Плыви до самого устья речного, где Волга с Каспийским морем встречается, а там приставай к какому острову и ныряй с головой в воду. И тут уж надвое - то ли утонешь, то ли с су бабасы встретишься.

Что, прямо вот так и топиться во цвете лет?

А ты как думал? У них там на дне все строго, туристов не любят.

Эх, была не была! Поплыл Азамат куда велено, а уж там с борта лодки так бомбочкой в воду и сиганул. Дно у нас в дельте недалече, в ил головой уткнулся, а ноги из воды торчат. Помирать в такой позе не героической обидственно, но куда деваться? Ила донного наглотался, пузыри попускал и затих. Только было конец всей истории, да чувствует Азамат, тащит его кто-то за ноги и ворчит угрюмо.

Только мусора человеческого мне здесь не хватало. Совсем реки загадили, бесстыдники! Об экологии хоть подумали?

Откашлялся Азамат, пару рыбешек выплюнул, присмотрелся - стоит перед ним чудо водяное. Су бабасы ростом невелик, но силой не обделен, руки - что твои коряги цепкие, кожа чешуей рыбной сверкает и глаза рыбьи, но смотрят остро.

Не гневись, дедушка, не сам утоп по делу глупому, а судьба к тебе привела.

Ну, коль привела, так сказывай, что за беда. Слуги государевы с рыбой браконьерской прижали, али в карты проигрался?

Рассказал ему Азамат все как есть, голову склонил, стоит, носком тину ковыряет. А дед водяной тоже крепко задумался, зеленую бороду покрутил и молвил свое решение.

Знаю я, где голубой осетр водится, место покажу, добудешь икру, какую тебе надобно. Но только одно условие.

Говори, дед, все исполню!

Возьми в жены дочку мою.

А дочка уже из камышей робко выглядывает. Ну, что сказать? Рыбья девка она и есть. Кожа белесая, глаза будто волжской синевой налиты, рот мелкозубый, да перепонки между пальцами.

Как же так, уважаемый, не могу я жениться, совсем не могу! Невеста есть у меня, Гульшат зовут. Все для нее сделаю, горы бы свернул, да нет у нас в степи гор. Ну, да ничего, зато вот голубую икру захотела - хоть из под земли достану. Нет, и не уговаривай! На что мне девка речная, когда на земле краше есть?

Ну, дело твое, тогда и голубой икры не увидишь.

Осерчал дед водяной и канул в воду, только пузыри пошли. Поплыл Азамат восвояси. На ночевку к островку малому пристал, костер развел, ушицы наварил из карасей. Да только ложка в рот не идет, ночь волжская не радует. Как же быть? Задала судьбина загадку. Икры не найдешь - свадьбы не будет, чтобы найти, на другой жениться надобно. Куда ни кинь, все клин.

Кое-как забылся в дреме тревожной. А наутро будят его. Разул глаза Азамат и чуть не околел от страха, сумерки серые, предрассветные, а в них дева бледная как утопленница. Неужто смерть рыбацкая пришла?

Вставай, Азамат. - Молвит дева, - покажу я тебе, где голубой осетр водится.

Пригляделся молодец - да то ж дочка су бабасы. Глядит печально, а сама улыбается во всё редкозубье.

Коли судьба шанс дает - хватай, да подсекай и не думай лишнего. Вскочил Азамат, лодчонку быстро наладил. Впереди дева рыбья плывет, дорогу показывает. Долго плутали средь островов, потом в море вышли. Туман белый, молочный, будто всю Землю-матушку чудо-кит проглотил, только марево осталось. Да ты знай себе, плыви. Сначала посолонь, потом об другую сторону, потом еще три раза повернуться, вот и приплыли.

Глядит Азамат и глазам своим не верит - гуляет в море зверь невиданный. С виду натуральный осетр, но цветом будто яйца дроздовые, весь переливается лазурью небесной. А уж большой какой - хоть дома на спине ставь, а осетр и не заметит тяжести.

Примерился рыбак, да и опустилась рука с сетью. Многих рыб он видал, многих ловил да потрошил, а тут робость взяла. Да не из-за страха, а из жалости. Неужто правильно эдакое чудо природное ради каприза девичьего губить?

И тут опять дочка водяного помогла. Погнала рыбину великую будто коровушку в стадо, то с одного бока заплывет, то с другого и все словами ласковыми баюкает, песенки поет.

Что стоишь, рыбак, плыви доить!

Подхватил Азамат ведра, какие в лодке были, бултых в море Каспийское, поднырнул и за дело принялся. А дело ладно пошло, осетр невиданный будто буренка смирная доится, только вместо молока парного икра в ведро падает. Как четыре ведра надоил, лодку взад наладил, напоследок чудо-осетра по боку лазоревому похлопал, да деве водяной благодарности выразил ото всей души.

А она его до самой деревни провожала, там где речушка с пристанью встречается. Напоследок Азамат не выдержал, спросил:

Накажет тебя, отец-то.

И-и-и, как накажет! Выпорет, как сидорову козу!

А что ж ты, девица, мне помогала тогда?

Ничего она не ответила сперва, только лицо волосами завесила будто тиною, да вздохнула горестно. А затем промолвила все же.

Я нечисть болотная, мне о любви мечтать заповедано, так пусть хоть у кого-то славно все сложится. Удачи тебе, Азамат, и Гульшат привет передавай.

И под воду ушла, только круги поплыли.

Как звать-то тебя? - Только и успел спросить Азамат.

И шелест камыша ему чуть слышно ответил: “Идель”.

Чуть утро занялось, глядь, идет Азамат к дому Гульшат. Сам в рубахе атласной, переливчатой, ичиги сафьяновые землю топчут, тюбетейка с золотым шитьем на солнце горит. А за ним - дружки верные икру тащат, ведра сверху платками прикрыты, чтоб не пересохла до поры.

Как к дому соседей подошли - вся семья на улицу высыпала, и Таймулла и жена его Фарида, и дети мал-мала-меньше, будто рыбешки на мелководье. А там уж и соседи подтянулись, интересно же. Чуть не вся деревня собралась. Только Гульшат нет, она косы бигудями в спешке крутит, да щеки румянит. Вышла Гульшат - будто еще одно солнце засияло супротив небесного светила. Рубаха на ней из китайчатой ткани, да с кружевами, шапочка из бархата, туфельки так и вовсе все каменьями расшиты, по земле ступают легко.

Аж дар речи Азамат потерял, но потом собрался все же с силами.

Гульшат, звезда моего неба, красноперка моей заводи, гляди сюда, Гульшат, вот тебе икра голубая, сам добыл! Давай уже замуж, а?

Как с ведер покрывала сняли, так и ахнул весь народ. Никогда такого чуда не видели. А Гульшат знать, красуется, походила туда-сюда, поглядела, попробовала. Да все чело хмурит, нос морщит. Мол, мала больно икра, и цвет не такой, как хотела, и вкус не нравится.

Ну что ж, Азамат. Расстроил ты меня, разочаровал. Эка невидаль - икра голубая! Вон, Ришат, сын каменщика, мне омаров обещал да устриц, как из столицы вернется. Ну да ладно, даю тебе еще одну попытку, только в этот раз не ошибись. Читала я, что что у одной королевы заграничной подвески были, да все с каменьями алмазными. Вот, коли принесешь мне их, да чтоб алмазов ровно пятьдесят штук было, я проверю, вот тогда и подумаю еще, засылать тебе сватов или нет.

Покраснел Азамат, аж пятнами пошел. А потом и говорит.

Слушай, Гульшат, да не отвлекайся. Думал я, что вот она любовь, да, знать, дурак был. А теперь не дурак, понял. Настоящая любовь - это не подарки дорогие. Это когда ничего ради тебя не пожалеют, а взамен даже слова доброго не просят.

Идель, ягымлым минем, милая моя, вылезай!

Расступилась вода у берега, показалась водяная девка. Глаза потупила, на щеках пятна зеленые от волнительности.

Пойдешь ли за меня?

Пойду!

Гульшат как моряной сдуло, только калитка стукнула злобно. Да и весь остальной народ по домам потянулся. Сговору милых мешать - последнее дело.

Вот так и завел Азамат семью крепкую. Сельчане посудачили малость, да и своими делами занялись. Не осуждал никто. Чего тут плохого, коли девка добрая, работящая, и к людям приветливая? А что собою бледна, да перепонки между пальцами, так у всех свои недостатки.

Голубую икру Азамат задорого продал, говорят, самому амператору ее на завтрак подносили. А на вырученные деньги лавочку открыл.

И пошло у них житье-бытье ладное. Азамат рыбу ловит, Идель ему улов прямо в сети гонит, да самых жирных, самых ладных. А потом в город везет и стоит себе, торгует. Вы, как в наших краях будете, зайдите на рыбный рынок, там в третьем ряду справа Идель и стоит, а сынишки ей помогают. Смело покупайте, лучше не найдете!

Вот так жизнь у нас в астраханской губернии и проходит. Кто скажет - тяжело, и мошка тебе и зной, и ветра пыльные. А нам нравится. Нигде таких чудес нет! Так что как захотите экзотики - милости просим.