— Зелье, зелье ты варись! Чур! Чур! Чур! Все болезни изводись! Чур! Чур! Чур!

— Избушка! Избушка! Повернись ко мне передом!

— Кого это там принесло? — прищурилась Яга, фыркнув и обернувшись горбатой старухой с костяной ногой. — Опять герой?

Она вышла на крыльцо и сходу притопнула так, что молодец повалился.

— Не серчай, Яга, — поднялся на ноги белокурый юноша и виновато посмотрел на старуху. — Разве не ты героям должна помогать?

— А с чего это ты взял, что герой? — хохотнула Яга и ногу костяную приподняла, чтобы еще разок шарахнуть как следует.

— Не хочу на тот свет, бабушка, — повесил нос юноша. — Рановато еще. Помоги вернуться домой. Жениться я должен. Только вот попал к избушке твоей, что на стыке миров стоит.

— Ишь ты, знает он все! Умные стали приходить, книжек своих начитались! — возмутилась Яга, рассматривая юношу. — Ладно, вижу в твоем сердце много любви. Помогу. Но сразу скажу, будет непросто.

Пригласила она его в избу. Вошел юноша, огляделся. А изба то чиста и светла! В печи котелок! В котелке похлебка варится! На столе ступки с травами, на полочках разные снадобья.

— Зовут меня… — собрался представиться юноша.

— …Иван, — опустилась на стул Яга и принялась молоть в ступке травы.

— Так что же мне теперь делать? — сел он напротив.

Тут черная кошка спрыгнула с кровати и к его ноге прижалась, затрещав на всю комнату.

— Кыш! — прикрикнула на нее Яга, и кошка, подпрыгнув, спряталась за печкой. — Непутевую прислали. Только и знает, целыми днями заискивает. А ты, Иван… — перевела она на него взгляд своих потускневших глаз, — …будешь жить у меня три года и три месяца.

Иван потерял дар речи.

— Ты же вернуться мне обещала! — вскочил он.

— Поживешь, уму разуму наберешься и вернешься. Не переживай.

— Так невеста ж моя! — всполошился юноша.

— Невеста твоя никуда не денется. В мире людском время иначе идет. И дня не пройдет, вернешься. В междумирье времени нет. Будешь жить и учиться. Но помни, когда стемнеет в мире моем, должен ты держать глаза закрытыми. Иначе не смогу я тебя уже назад воротить.

Кивнул Иван и отправился на боковую, а кошка к нему в ноги легла и затарахтела.

Долго длится день в междумирье. Водит старуха Ивана в лес травы собирать. Идут они тропами извилистыми, запрещает она ему с тропы сходить. Из-за деревьев то олень о семи рогах выглянет, то кабан с множеством ног пронесется. Грибов разных видимо-невидимо! Ягоды сочные, спелые с кустов свисают. Протянул руку Иван, а Яга ему не глядя:

— Не вздумай! Тут тебе не Земля!

И вот в очередной раз идут они в лес. Уже разбирается юноша в травах, умело собирает в мешок. Тропинки все наизусть знает, ступает уверенно. Возгордился собой и сошел с тропы. Отошел чуток и видит: поляна вся в цветах! Красоты необычайной ковер перед ним раскинулся! Сомневался Иван, ступать на нее или нет. Но лишь шагнул, что-то невидимое из-под земли его за ногу и схватило. Тащит оно, волочет его по земле. Вцепился Иван в корни дерева и кричит:

— Яга! Помоги!

Невидимый враг уже наполовину его под землю затащил. Горели Ванины ноги огнем, кричал он от боли. Яга прибежала, топнула костяной ногой, и отпустило его чудовище. Лечила она потом юноше ожоги на ногах, ругала за непослушание.

Все длится день, не наступает ночь в другом мире. Иван учится травы распознавать, в ступе толочь, зелья варить. Яга командует, за ошибки по рукам бьет, хохочет. Иван то положит что-то не то, то не так травы соединит: то сыпью покроется, то волосы выпадают. Яга потешается, новое зелье варит, чтобы юношу исцелить.

День все тусклее, будто к закату клонится. Учит его Яга заклинания сотворять. Первым же заклинанием наслал он на себя болезнь, захворал, спину не мог разогнуть. Яга ему камни горячие на спину клала, платками пуховыми вязала, мази пахучие втирала. Вторым заклинанием себя не затронул, а вот дерево, что у избы росло, в один миг целиком сгнило. Охала Яга, браня непутевого своего ученика. Дерево все же новое взрастила: слушалась ее земля междумирья, да и она ее тоже слышала.

Непросто давалось Ивану это мастерство, не шло в руки, не воплощалось. Злился он и от злости весь коркой покрылся. Яга ему эту корку потом вместе с кожей сдирала, вновь покрывала ему раны целительной мазью.

Близится ночь. Иван учится зверей понимать. Вывела его Яга на опушку, зазывает многоногого кабана. Хрюкая, зверь приближается, ладонь ей нюхает, поклоны делает. Иван следом зазывал белку, а она как схватит его за палец! Зазывал зайца, не дался он ему в руки. Оленя и волка зазывать побоялся. Воротились они к избе, а на крыльце кошка сидит. Иван посмотрел на нее и говорит:

— Одна ты меня не боишься.

— И то верно, Ваня, — женским голосом ответила ему кошка.

Иван так обрадовался, что на радостях Ягу обнял. Назвал он кошку «Лаской», и стала она ему другом. Грелась у него на груди, сказки о междумирье рассказывала.

— Как ты появилась здесь? — спросил он как-то раз Ласку.

— Я в тридевятом царстве жила, оберегала его, как Яга междумирье. Да не уберегла. Пробрался к нам тот, кто не должен был. Изменился мой мир, — потупила она взгляд. — Вот меня и сослали сюда в наказание, и животное обличие покидать запретили.

— А какой он, твой мир? — мечтательно спросил ее Иван.

— Красивый! Краше междумирья!

— А для меня нет ничего Земли-Матушки краше! — вздохнул юноша. — И любимой моей краше не сыскать ни в одном из миров!

Так и жили они день за днем. Яга все больше пропадала, а они с Лаской вдвоем. Не ленились без старухи, в лес ходили, травы запасали, зелья варили, избу прибирали. А потом вышел однажды Иван на крыльцо и заметил на горизонте тени.

— Ночь приближается. Нельзя тебе будет глаз открывать, помнишь? — подняла кошка хвост трубой и вбежала на крыльцо.

— А ночью что будет? — тихо спросил ее Иван.

— Только Яга ведает, Ваня. Ты только не ослушайся, страшно мне…

Иван взял кошку на руки и занес в избу. Яга из леса как раз воротилась.

— Время пришло! — объявила она. — Глаза закрывай, Иван!

Закрыл он глаза и на ощупь к кровати пошел, кошка за ним. Гладит он ее по голове, а Ласка ему все бормочет: «Не открывай глаза, Иван. Ночь еще не прошла».

Дни тянулись в ночи, словно время и вовсе остановилось. Стал Иван вслепую жить. Поначалу сложно было. Кошка помогала: терлась о ноги, чтобы не врезался он в стены и ненароком из избы на улицу не вышел. Слышал он шаги старухи скрипучие. Но с каждым днем становились все тише они, неприметнее.

— Яга! — позвал он ее, измельчая на ощупь в ступке травы.

— Темно еще, темно, — ответила ему совсем другим голосом женщина.

— Что у тебя с голосом Яга? — Очень сильно хотелось ему глаза открыть, сил больше не было терпеть эту слепоту! — Не узнаю я тебя, ты ли это?

— А кто же еще? — звонко рассмеялась она, и голос ее словно ручьи зажурчал в избе. — Меняюсь я в ночи, Иван. Вот только знать тебе этого не надобно: соблазнишься, посмотришь, да и окажешься в тридевятом царстве.

— Так вот где я окажусь?

Очень хотелось ему взглянуть, какой Яга стала, но сдержался Иван, вспомнив облик любимой, ради которой пошел на все испытания.

Ушла опять Яга в лес. Кошка мается, по избе кружит. Раздался грохот, а за ним все стихло.

— Ласка? Ласка?! — переполошился Иван.

На ощупь проверил он полы, кровать, печь проверил, — не нашел свою кошку. Отворилась дверь, вернулась Яга.

— Яга, кошку мою не видела?

— Нет ее здесь. Прошло ее время.

Опечалился юноша, привыкший к присутствию кошки, к ее поддержке и доброму сердцу. Покатилась у него слеза по щеке. Стал он ее утирать и приоткрыл на мгновение глаза. И в тот же миг яркий свет ослепил его по-настоящему.

— Говорила я тебе, предупреждала… — гладила его Яга по волосам. — А ведь ты лишь на мгновение открыл глаза. Если бы совсем распахнул, так и не видать бы тебе мира людского!

Горевал Иван, пока не наступил день в междумирье. Да только света белого он больше не видывал. Проклинал он слабость свою и слезы сердечные. Но делал дела, как и прежде: Яга спуску ему не давала. Еще усерднее варил он зелья, еще чаще практиковался в заклинаниях.

Каждый день выводила она его под руку на крыльцо, заставляла дышать полной грудью, благодарить жизнь, и смерть благодарить заставляла. И однажды увидел Иван среди тьмы, что перед глазами его поселилась, силуэт женщины. Сидел юноша за столом и наблюдал за ней, видя ее очертания.

Стал он с тех пор внимательнее всматриваться в темноту и различать, что его окружает. Все предметы в избе изучил, проверяя свою догадку. В лес ходил уже без опаски, не спотыкался, не держался за юбку Яги. А она за ним наблюдала, не вмешивалась.

Отправились они снова в лес. Иван взял да и опять ослушался Ягу, свернув на ту самую поляну, где сила неведомая ему тогда ноги обожгла. Ступил он на цветущую поляну. Видит, как под землей чудовище перемещается. И только оно к нему приблизилось и потянулось щупальцами, отпрыгнул юноша в сторону, да и схватил его сам. Тянет за щупальце на свет, больно чудищу, визг на поляне страшный стоит. Прибежала Яга, вмешиваться не спешит.

— Проси, что хочешь, только отпусти! — умоляет его чудовище.

Мог бы Иван зрение вернуть попросить, но не по сердцу ему это было. Понимал он, что не просто так его лишился. Не стал он обманывать Ягу. Хотел кошку вернуть попросить. Вот только кошка в междумирье в наказании была. А значит, закончилось ее наказание, и она вернулась домой. Не стал он просить того, что причинит боль другому. А больше и просить ему было нечего. Отпустил Иван чудище даром.

— Горжусь я тобой, Иван, — ласково обратилась к нему Яга. — Все испытания ты прошел в моем мире. Сегодня вышел твой срок.

— Благодарю я тебя, родная! За все тебя благодарю! — крепко обнял он женщину.

— Теперь ты можешь вернуться к невесте, но обещай знания мои в мир пронести.

— Так вот что ты задумала, старая?! — рассмеялся юноша, видя, как она вновь меняет свой облик, вся сгорбившись. — Обещаю!

В тот же миг оказался Иван на Земле и потер шишку на лбу. В глазах у него все плыло, двоилось, но зрение быстро восстановилось. Однако с тех пор мог он видеть и другим своим зрением. На человека смотрел и насквозь видел, безошибочно причину болезни определяя. А затем исцелял его травами, зельями, мазями и заклинаниями. Со всей страны съезжались к нему люди в надежде на исцеление.

Женился Иван на любимой девушке и детям своим знания мудрые, что у Яги приобрел, передал. Так и пошли они по миру, помогая нуждающимся.

Как-то раз сидел Иван на крыльце, седина уж пополнила ему виски. В доме у него шум стоял: отмечали рождение внука. Рад был Иван, вот только тоска отчего-то сердце ему съедала. Собирался он в дом возвращаться, как вдруг заметил на окраине леса силуэт. До боли знакомым он ему тогда показался. Присмотрелся, а это старуха с горбом да клюкой, с костяной ногой! Понял Иван, что пора ему в междумирье и к лесу направился:

— Ну, здравствуй, старая! Ну, здравствуй!