Весной, когда расцветают подснежники, деревенские дети бегут в лес собирать первый букет для своих любимых мам. Но значит ли, что это единственная причина, по которой малыши, не взирая на замечания и на опасения взрослых, храбро пробираются в дремучие чащи. Конечно, нет. Жители деревни из поколения в поколение передают сказочную историю о дивных существах, обитающих в Серебряном лесу. По ошибочному мнению наших современников, лесные духи забирали с собой каждого, кто слышал их голос, на тот свет. Но на самом деле они с древних времен помогали людям, попавшим в беду. Это были невероятные по красоте, несравненные по уму, с великолепным голосом и с тонким чувством поэзии человекоподобные птицы. Говорят, их видят только люди с чистым сердцем и добрыми помыслами, а иные лишь замечают невероятные обстоятельства своего спасения от разъяренного медведя, лесного заблуда и от всякого рода страшных происшествий, называя это чудом и милостивой судьбой. Но все дети твердо знают, что это никакой не миф, а истина. Ведь в лесу они видят сидящих на кронах могущественных дубов величественных райских птиц, указывающих на опушку с галáнтусами. Часто, если погода безоблачная, лесные духи играют с малышами, задают им загадки или распевают песни.

Ребятишки, весело проведя время и набрав охапку белоснежек, отправлялись домой, предвкушая радостную встречу с матерями. Но вместо нежных объятий и благодарных поцелуев детей ждал ремешок. Родители ругали их и настаивали о прекращении опасных прогулок в лесную утробу. После очередной процедуры «воспитательного разгрома» взрослые ставили букет в сосуды с водой и заводили между собой разговор об удивительном возвращении их детей в целости и сохранности и о том, как странен их Серебряный лес, одновременно такой опасный для взрослых и такой благосклонный к малышам.

Время неумолимо шло вперед, цивилизация захватывала все большие территории, включая нашу деревню, которая трансформировалась в город, и сознание людей, которые потеряли веру в этих великолепных созданий. Даже дети называли историю о духах мифологической выдумкой и сказкой для глупых, а над тем малым количеством «чистосердечников» смеялись и говорили, что их посетил в Серебряном дух фантазии и бреда, а не реальная какая-то человекоподобная птица. Только лес и его обитатели остались нетронуты.

Ксюша как обычно собиралась в школу, складывая в портфель свои любимые картинки Симы, Киры и Лины, которые она вырезала из папиного журнала о славянской культуре. Еще с детского сада она обожала слушать рассказы о райских птицах, почитаемых ее предками. Ксюша так сильно полюбила Сирин, Алкиону и Гамаюн, что дала им имена, как у людей, и настолько впечатлилась услышанным, что твердо решила, когда она немного подрастет, ну хотя бы станет второклашкой, то обязательно пойдет первого марта в лес одна за молочными цветами, как это делали раньше. Благо лес рядом с городом и всего через три квартала от дома.

И этот день настал. Сегодня первое марта. Поэтому к обычному утреннему ритуалу сборки примешалось совсем необычное чувство. Точнее клубок чувств: тревоги, радости, страха, трепета, волнения, интереса. Хотя Ксюша и понимала, что родители не узнают о походе в лес, ведь предварительно она сообщила им о своих планах после школы, сказав, что ей необходимо собрать в школьном палисаднике обвалившуюся кору березы для поделки и что это займет много времени, поэтому ждать ее дома к трем не стоит, но тем не менее боялась, ведь все могло пойти не по сценарию: она могла заблудиться в лесу или погибнуть при встрече с голодной стаей волков, а мама с папой безуспешно пытались бы искать свою дочурку в пределах города, не подозревая о том, что девочка забрела в глубь опасного для детей ее возраста леса. Несмотря на то, что она искренне, как ей казалось, верила в существование райских птиц, небольшая доля сомнения все же закралось в ее сердце ввиду услышанного однажды разговора ребят постарше.

Взвалив рюкзак на плечи, Ксюша стремительно сбежала с четвертого этажа вниз по лестнице; медленно приблизилась к выходу; приоткрыла дверцу подъезда; высунула носик на улицу; почувствовала бодрящий весенний воздух, наполненный ароматом талого снега; наконец просунула голову целиком; прищурила глазки от ослепляющего яркого солнца и, улыбнувшись великолепному дню, смело вышла из подъезда, решительно захлопнув за собой дверь. Все. Назад дороги нет. Сегодня или никогда.

По окончании утомительно долгих двух уроков Ксюша засеменила к палисаднику, там она достала вырезанные картинки и, стараясь запечатлеть их в памяти, несколько минут пристально разглядывала. После аккуратно сложила квадратики в маленький тканевый мешочек и поместила во внутренний карман куртки, находящийся под сердцем. «Пусть они укажут мне путь», – подумала она и направилась в сторону леса.

В Серебряном было по-особенному светло. Лучи солнца просачивались сквозь густые ветви и, касаясь мерзлой земли, плавно распространялись световой волной по поверхности, а снежные островки, подтачиваемые теплой рябью, медленно, но верно, уменьшались в размерах. Пробудившись от колдовского сна зимы, лес оживленно пел голосами птиц, без умолку говорил по-звериному, играл, точно на ксилофоне, капелью.

В эту звенящую музыку добавились хлюпающие нотки подтаявшего снега под ногами – шагала Ксюша. Бесстрашно ступая в грязь и лужи, раздвигая колючие ветки елей, она уходила все дальше и дальше от вывески «Лес Серебряный», пробираясь в самую глубь лесных джунглей. Устав, Ксюша остановилась передохнуть у могучего дуба, и сейчас же заметила, что она все это время шла будто по заранее проложенному для нее маршруту: под подошвой – растаявшая тропинка, а по бокам – поребрик из огромных снежных сугробов. «Удивительно», – мелькнуло в мыслях. Подняв голову, Ксюша увидела ту самую знаменитую опушку с подснежниками. Сердце охватил трепет. Не помня себя от радости девочка бросилась к цветам, упав на колени в мокрый, ледяной ручеек.

— Ура! Я нашла их! — ее лицо просияло умилительной улыбкой. — Эта опушка и вправду богата белоснежками! Как здорово! — и с проворством начала срывать один за другим подснежники.

— Постой, мое дитя.

Ты слышишь,

Как кто-то жалобно зовет?

Оставь свои дела,

Скорей откликнись.

Никуда подснежник твой не пропадет.

Сорву его сама

И в благодарность

Свою я дружбу предложу.

И каждый раз, как окружит тебя опасность,

Спасу! Спасу! Спасу!

Хрустально чистый, по-родному любящий и нежный голос окутал Ксюшу, будто невесомый пуховый плед. Она никого не увидела рядом с собой, лишь вдали у подножья березы бугор снега почему-то едва подпрыгивал, казалось в том месте пульсировала почва. Приблизившись к березе, Ксюша обнаружила детеныша зайца, застрявшего лапкой в выступающих на поверхность корнях дерева. Девочка медленно опустилась на корточки, чтобы не напугать и без того устрашенного зверька, и аккуратно высвободила пленника из оков. Зайка благодарно задержался на две секунды, затем рванул со скоростью подожженной спички в дебри.

— Неужто послышалось? В общ… — не успев закончить фразу, Ксюша заметила перед собой на пеньке букет галáнтусов, перевязанный шелковой пепельно-розовой лентой.

Ошеломленная девочка подняла глаза на верхушку дуба, у которого устроила привал. Там на суку сидела великолепная птица с роскошными изумрудно-бирюзовыми, переливающимися на солнце жемчужным и золотым оттенками, крыльями, усеянными тысячью лазурного цвета, с еле уловимым исходящим от них ультрамариновым пламенем, глаз, в сердцевине которых сверкал черный опал. Белоснежное тело ее было устлано драгоценными камнями: голубым бриллиантом, вспыхивающим зарей; жадеитом, цвета гребня волны; изумрудом, сияющим Авророй; сапфиром, переливающимся оттенками пастельно-розового лотоса и насыщенного синего дна океана; грандидьеритом, сочетающим в себе цвета морской пены и подводного рифа; бенитоитом, подобным бархату неба; еремеевитом, рассеивающим в воздух голубой туман; танзанитом, что есть сердце океана. Солнечные стрелы, пронзая самоцветы, преломлялись и отбрасывали радужные блики в пространство. Птица имела четыре мощных, огромных орлиных крыла и две руки, что отличалось от картинки с журнала, где было нарисовано только два крыла и две руки. На ногах виднелись острые роговые наросты, словно заточенные мечи. Лицо – прекрасной юной девушки, со слегка бледноватым фарфоровым цветом кожи, с проступающим румянцем на щеках, словно цветущая роза. По-телячьи добрые, янтарного цвета глаза излучали мудрость, губы – спелая малина – улыбались ласково и даже как-то грустно. Белого шоколада волосы, с усыпанными серебряными блестками прядями, были похожи на гриву льва. А голова была украшена венком из амаранта, бегонии и анютиных глазок. Без сомнения, это была Алкиона, Ксюшина Кира.

Необычное существо как-то таинственно прищурилось, будто старалось наладить контакт с человеческим ребенком. И не спуская с девочки глаз, молниеносно взмахнуло крылом, разбив воздух на тысячи осколков с оглушительным дребезгом. В то же мгновение перед ними выросла гигантская стена, выполненная из яшм, уложенных по той же схеме, что и кирпичные конструкции, а на главных воротах, искусно отделанных жемчугом, висела мозаичная табличка, где крупными буквами было выложено «Золотой Город». Ворота отворились, и какая-то невидимая сила подхватила Ксюшу и понесла внутрь…

Пред взором предстали высокие дома из золота в форме грибов, крыши которых были покрыты ажурной как бы паутиной, с нанизанными на нее, словно капли росы, круглыми кварцевыми бусинами в крапинку, как у яиц дрозда. В самом центре крыши были установлены флюгера в виде различных животных: пегаса, феникса, анзуда… Все они были живыми и периодически слетали с оси, чтобы размять крылья и полакомиться фруктами, после чего возвращались вновь на свои места. Двери домов располагались на высоте одного метра от земли так, что войти внутрь можно было только двумя способами: взобравшись по ступенькам из грифолы курчавой (при нажатии на нее выделяется перламутрово-зеленая дымка); или поднявшись на облачном лифте, зайдя в который, житель будто растворяется. Каркасы зданий были обвиты беспрерывно ползущим хвощем, на кончиках которого раскрывались и закрывались его рубиновые цветы, похожие на шелковую фацелию. Рядом с цветами виднелись поудреттеитовые ягоды, напоминающие жимолость, они ежеминутно падали и, разбиваясь о землю, звучали нотой до второй октавы. После чего рассыпались в разноцветные конфетти и спиралью взлетали обратно, облекаясь в прежнюю форму. У каждого дома висели в невесомости фонарики со звездой внутри, вместо свечки, а между зданиями над разветвленной мраморной рекой простирались деревянные горбатые мосты, которые передвигались по воздуху (по желанию жителей) из одного места в другое серебряными совами, прикрепленными к обоим концам перил. Их крылья были украшены александритом, а в глазах сиял огненный опал.

Восхищенно оглядываясь по сторонам, Ксюша заметила в пяти метрах от себя летающих маленьких, полупрозрачных человечков, которые несли большой расписной чайник к стоящему на пригорке, с присыпанной сахарной пудрой верхушкой, каменному сооружению с позолоченным изображением солнца, выступающим барельефом, из которого спадал в бассейн ослепительно-яркий огнепад. Когда человечки подлетели к лаве и наполнили ею чайник, Ксюша приблизилась к ним, но они тут же разлетелись, оставив чайник парить в одиночестве. Девочка кончиками пальцев прикоснулась к огненной струе и не обожглась. Тогда, набрав в ладонь жидкий огонь, Ксюша поднесла его к губам и сделала глоток. «Какая вкусная вода», – подумала она и закрыла глаза от блаженства. По истечении нескольких минут Ксюша вновь принялась исследовать местность.

Когда она обходила бассейн, то заметила тропинку из крупных, круглых камней, ведущую прямо из купели в небо.

— Почему я раньше ее не видела? — говорила она, возвращаясь на исходное место.

Бам! Тропинка исчезла. Все что осталось от нее – это полупрозрачный абрис камней и будто полая внутри их поверхность, позволяющая видеть сквозь себя все, что находится наверху, а именно спокойное море, куполом покрывающее город вместо небесного свода; ракушки, выступающие из воды, словно скалы; морские звезды, плавающие на водной глади и освещающие землю и морское дно; русалок с мерцающими волосами, как гирлянда; гиппокампусов… По морю плавали чудесные корабли из ветра, под кормой которых образовывались небольшие волны. Ксюша и не заметила, как начала взбираться по тропинке. Но, не успев дойти до середины, она споткнулась и полетела, кружа пушинкой, вниз в бассейн.

Преодолев водный барьер, Ксюша очутилась в новом месте. Здесь воздух был жидким, летали перламутрово-белые луны, извивались змейкой какие-то эфирные нити в форме пшеницы. Ксюша стояла на лугу, испещренном необычными, пестрыми цветами. Только два вида растений чем-то напоминали земные: úлиос – смесь кадупула (середина цветка), газании (второй лепесточный ряд) и трихозанта (усики, окаймляющие края); и кардиá – альстромерия, обрамленная лепестками остеоспермума и растущая на стебле, который похож на стронгилодон крупнокистевой. Цветы были окружены ореолом, который искрился, как огоньки при смене картинки калейдоскопа, и от них исходил волшебный, звучащий аромат. Приблизив свой носик к желтому úлиосу, Ксюша учуяла его окрас (желтый благоухал молодым весельем). А рядом растущий синий цветок пах штормом, а пурпурный источал горьковато-сладки аромат перетертой сливы с имбирем. «Если бы на земле были подобные растения, то красный мак, к примеру, звучал бы любимым маминым этюдом номер девять Шопена, а красный цвет его благоухал бы любовной тоской», – размышляя об этом, она вышла во фруктовый сад, где на хрустальной почве, под которой проявлялись, сверкая молнией, при каждом шаге грибные мицелии, произрастали странные деревья.

До их плодов мог дотянуться одновременно и низкий, и высокий, и ползающий, и летающий. Ксюша издалека наблюдала, как у одного из них паслись два причудливых животных наподобие ежа и оленя. Первое – очень маленькое, с раковиной улитки; с необычными иголками, похожими на свисающий каскад сосулек гребенчатого ежовика; с длинными ушками, как у зайца; и с носиком, напоминающим бутончик хлопка. Второе – большое, с длинными, извилистыми рогами, похожими на коралловый гериций; с бархатным воротником, свисающим с шеи, как у диктиофоры сдвоенной; с задней частью туловища, включая две лапы и хвост, кенгуру. Девочка подошла к ним ближе, как вдруг еж залез в раковину и покатился с холма в заросли диамáнтного шиповника, олень же, не шелохнувшись, продолжал лакомиться висящей на желтом мохнатом стебельке, с выступающими голубыми каплями сока, ягодой, которая не повреждались от укуса. Ксюша тоже попробовала плод.

— Ммм… Божественно!

Полакомившись, она начала рассматривать дерево. Листья были расшиты ментоловыми пайетками и забавно шуршали, когда Ксюша к ним прикасалась, а в коре было вырезано отверстие в форме ладони, которая находилась внутри выжженного рисунка лаврового венка. Как только Ксюша вложила в выемку руку, раздался звон колокольчика, засветилась ладонь, завертелся венок, а через мгновение затрещало дерево и разорвалось на красочные мозаичные кусочки. Они окружили девочку и понесли куда-то ввысь.

Вскоре воронка рассеялась и Ксюша оказалась на макушке горы, подошву которой скрывали густые, кудрявые облака. Казалось, больше ничего здесь и нет. Но ощущалась какая-то живительная энергия, такая теплая и воздушная, будто мягкий, пористый ванильный зефир. Девочка обернулась. Позади царственно возвышалось могучее, ослепляющее своим величием, древо. Его кроны – пламенные языки – изящно покачивались из стороны в сторону. Это от него исходила сила, питающая все живое в городе. На широкой его ветви сидели две птицы. Одна из них имела тело грифона, пылающее любовью, с перьями, подобными чешуе красного дракона. Лицо прекрасной девушки было идеальным, с плавными очертаниями, как у змеи. Белые, как айсберг, волосы были заплетены в косы, а голову венчала диадема из живых цветов амаранта, лотоса, кипариса и георгина.

— Это же моя Сима!

У Сирин было шесть крыльев, двумя из которых она прикрывала свои глаза.

Другая – птица Гамаюн – была с парой человеческих рук и ног. Два больших крыла, длинный павлиний хвост и туловище были покрыты белоснежными пушистыми перьями, отливающими на солнце розово-фиолетовым оттенком. Оперенье издали походило на мантию.

— Что?! У Лины мамино лицо?!

Вьющиеся, пшеничного цвета волосы птицы были аккуратно собраны ободком из переплетенных цветов амаранта и белой лилии.

Они о чем-то вели беседу, говорили мелодично и складно, облекая фразы в стихотворную форму. Голоса их были сладкими и тягучими, как мед. Ксюша не могла разобрать ни слова и поэтому подошла ближе. Но птицы умолкли. Гамаюн повернула голову, посмотрела на девочку и, сверкнув правым глазом, усыпила ее…

Утром Ксюша проснулась в своей постели. Приведя мысли в порядок, она вскочила на пол и побежала к столу, на котором лежал перевязанный шелковистой пепельно-розовой лентой букет подснежников.

Прошли года. Ксюша выросла и перешла в восьмой класс. И вот однажды перед уроком литературы, когда она доставала учебник, на пол выпали те самые картинки. Одноклассник Вася, заметив это, поспешил их поднять, но не для того, чтобы помочь, а для того, чтобы подразнить главную отличницу. Но он не подозревал, что эта детская шалость превратится в совсем недетскую трагедию.

— Опа! У нашей Ксюхи дырявые руки! — кричал он, хватая изображения, — Что тут у нас такое интересненькое? — продолжал говорить, переворачивая пальцами неровные квадратики.

Судя по выпученным глазам Васи, Ксюша пропала. Она затаила дыхание.

— Ты что? До сих пор веришь в эту чушь? — неистово загорланил он.

— Вот же ж неугомонный индюк, что ты ко мне привязался? Отдай сюда!

Но тут, как назло, подползли гусеницей все одноклассники, в том числе и Петя, предмет ее воздыхания.

— А что ты не отвечаешь-то? — спросил ненаглядный.

— Ну… Я не то чтобы верю… — краснея от стыда, прошептала Ксюша.

— Тогда зачем ты таскаешь с собой эту фигню? — вмешалась задира Машка.

— Да по-любому верит в эту сказочку для молокососов, иначе объяснить нельзя. — вставил свои пять копеек Коля, чем вызвал всеобщий взрыв смеха.

— Нет. — достаточно слышно сказала Ксюша.

— Что-что? — язвительно переспросила Машка.

— Я говорю нет. — все тверже становился голос.

— Громче! Громче! Нам не слышно! — потешались ребята.

— Нет! Не верю! — и выбежала из кабинета.

После школы у Ксюши разболелась голова. Да и вообще настроение стало каким-то скверным. «Пойду-ка я к Кире, она меня утешит», – решила она и направилась в Серебряный. Но в лесу было необычно темно и тихо. По коже даже пробежали мурашки.

— Кира! Ты где?

Тишина.

— Кира, мне страшно!

Только ветер загудел в ответ и пронесся холодным, порывистым потоком между деревьев. Ксюша едва устояла на ногах.

— Почему ты молчишь? — уже всхлипывала она.

Но Алкиона так и не отозвалась.

В одно чудесное летнее утро маленькая семилетняя девочка гонялась с сачком за стрекозами близь своего дома. Но все ее попытки словить хоть одну были тщетны. Как бы она ни старалась, как бы тихо ни подкрадывалась, они все равно заблаговременно улетали, будто на затылке находилась дополнительная пара глаз или их предупреждал об опасности кузнечик тревожной мелодией. Но она не сдавалась.

— Так! Приготовились! Иии…

— Василиса, пора домой! — некстати высунувшаяся из окна голова прервала активную охоту.

— Ааааа! Мама! Ты спугнула мою жертву!

— Домой! Быстро! — не унималась беспощадная мать.

За окном светило приветливо солнце, высоко в небе порхали ласточки. Женщина с грустью окинула взглядом все это и со вздохом тихонько сказала:

— Прошло четырнадцать лет. Простишь ли ты меня когда-нибудь?

— Ксеня! Ксения!— подзывал старческий голос.

— Уже бегу! — и поспешно отошла от окна, зацепив при этом занавеску пуговицей рукава, чем потревожила мирно спящую бабочку на подоконнике. Вспорхнув, белая хризантемка (так прозвали ее в народе) слетела вниз на детскую площадку и благополучно приземлилась на тюльпаны.

— Еще минуточку, мам! Еще минуточку! — и девочка, приметив новую мишень в виде бабочки, понеслась за ней.

Василиса так сильно увлеклась погоней, что не заметила, как оказалась в лесу. Бабочка завлекала ее все дальше и дальше, до тех самых пор, пока девочка не уперлась в гигантскую стену.

— Уо! Это еще что такое?

Василиса увидела открытые ворота.

— А вот и вход. А может и выход? — увидав вывеску, она прочитала, — Золо - той город. Значит вход. — и зашла внутрь.

Длительное время она прохаживалась в арочных проемах колонн из выступающих из земли толстых корней деревьев. Колонны размещались полукругом, образуя собой подобие амфитеатра. Корни были отделаны гладкими драгоценными гранатами, с которых непрестанно сыпалась кисло-сладкая пыльца. Дойдя до последнего столба, Вася увидела встроенное в арку готическое витражное стрельчатое окно.

— Хм. Зачем оно здесь? За аркой ведь ничего нет, никакого здания, ни - че - го. Но красиво.

Девочка тронула указательным пальцем стекло, от чего по нему пробежалась зыбь. Почувствовав полое пространство по ту сторону, она медленно просунула туда руку до локтя.

— Ха-ха! Здорово! — и наконец погрузилась в неизвестное целиком.

Оказавшись в большой зале, Василиса первым делом обратила внимание на романское окно-розу, сквозь которое просачивались нежно-салатовые полоски света. Далее она скользила взглядом вниз по стенке, жадно впиваясь в каждую деталь орнамента. Оставшиеся полметра загораживал какой-то стол-тумба, а за ним виднелись кончики чьих-то великолепных четырех крыльев.

Вася обошла стол и остановилась в изумлении. Перед ней была райская птица. Но она почему-то сидела с понуро опущенной головой и плакала. Сначала девочка растерялась, но потом что-то как будто подсказало ей, что нужно собраться и начать разговор.

— Здравствуй, душа человека.

Иль ты бездушная птица?

— Алкиона, птица я.

Как у всех, есть душа у меня.

— О камни звонко

Разбиваются капли твоих слез.

Неужели тебе одиноко?

Извини за вопрос.

— Одиноко

И больно...

— Не грусти. Давай дружить!

Душу со временем можно залечить.

— А если и ты острым кинжалом предательств ранишь,

Камнями грубых слов следы оставишь,

Стрелами едких фраз истязаешь,

И вину за собой никогда не признаешь?

Или просто однажды скажешь «Прощай!»

И уйдешь навсегда, как бы невзначай?

— Нет. Не уйду.

Я тебя не оставлю одну.

Но как люди, которые встретились тебе на пути,

Посмели расколоть твое доверие и любовь на части?

Но… Все же… они не виноваты.

Ведь значит их тоже когда-то предавали.

Можно понять таковых поступки.

— Но простить смогу ли?

Трудно. Ведь ни раз

Вонзались осколки их фраз.

— Сможешь! Прямо сейчас прости!

Увидишь, как станет легче.

И потом, не все люди плохи,

У многих доброе сердце.

К тому же мы меняемся

И в ошибках, не сразу, но каемся.

Да, меч – это наши злые слова,

Но на лезвии яд – обида лично твоя.

Только вытащив меч затянутся раны,

И обида не будет их разъедать.

Конечно, останутся глубокие шрамы,

Зато душа перестанет напрасно страдать.

Давай крепко возьмемся за руки

И спустимся к людям в мой мир.

И пусть в этот раз любовь всепобеждающая

Будет твой главный ориентир!

Алкиона ответила, расправив крылья широко:

— Хорошо!