Мясной мост

Фиалковская Лариса Алановна стоит голая в душе. На ее лице отпечатки складок наволочки. Тиснение ночи. Закрыв припухшие веки, Лиса подставляет лицо под струю душа. Прохладная вода смывает плохое настроение и бодрит. Совсем не выспалась сегодня. Она мысленно костерит своего Сутенера. Забавы ради выдумывает изощренные ругательства. Прервал на самом интересном месте. Регламент, видите ли, у него. Лу-залу, пошел ты на Луну.

Осознанные сны, конечно, отнимают много энергии, но так сложно устоять. Имплицитное творчество, истинная свобода, гибридный полет, немыслимые миры.

Лиса берет бутылочку «белиты», выдавливает на ладонь немного «грез», натирает тело, устраивает пенную вечеринку кудряшкам лобка. Приятный аромат алоэ-вера, ромашки и календулы. Вода смывает гель, гофрируя кожу мурашками. Соски торчком, тело дрожит.

Выходит из кабинки изящным па, смотрит в зеркало. За спиной у Лисы — огромная рыба, она едва умещается в тесной ванной комнате, согбенно устроилась на стиральной машине, хвост свисает до пола. Уставилась на девушку огромным глазом. Черный зрачок в окантовке золотой потали. Лиса берет в рот зубочистку, подбоченивается и надувает губы.

—Так, Карп... Опять ты за мной в ванную прошмыгнул. Я же просила... Должно же быть хоть одно место в квартире, где я могу уединиться.

—Но ябуль так люблюбуль водичку. Она так прекрасно журчит. Буль, буль...

Карп заунывно бульчит. С каждым словом изо рта исполинской рыбы вылетает пузырек и звонко лопается, растворяясь в воздухе серебристой пылью. Лиса в очередной раз обзывает своего друга-гидробионта склизким извращенцем, а Карп в очередной раз объясняет, что стесняться нет причин, так как голое человеческое тело интересует его не более, чем престарелого импотента рыбка в аквариуме. Лиса не злится. Просто развлекается, отчитывая рыбу, а после вздыхает, включает душ и говорит:

— Давай плехайся.

Карп скользит в душевую, с грохотом падает на чугунный поддон. Девушка задвигает за ним дверь. За рифленым стеклом разливается радужная рябь и раздается неприличное чавканье.

Наконец уединившись, Лиса ладонями взвешивает грудь и задумывается о будущем, нервно покусывая зубочистку.

Кто я?..

Ради чего я?..

Какая цель моя?..

В свои тридцать шесть она стала часто задавать себе подобные вопросы. Еще каких-то пару лет назад все казалось таким судьбоносным. Живым, бесконечным. И ни мысли о вечном... А вот уже и сиськи волосатые.

— Может, завести семью, пока не обвисли? — спрашивает себя Лиса, глядя в глаза собственному отражению.

Вообще-то ее все устраивает более чем, и она может с уверенностью назвать себя счастливым человеком. Непыльная интересная работа. Служба. Синекура... Всегда при деньгах, масса свободного времени на творчество и книги. Главное, чтобы не пришлось убить, думает Лиса. А сможет ли она? Лу говорит, что да. А в остальном, если не учитывать этот маленький нюанс, — прекрасная кура. На секунду Лиса видит себя в зеркале антропоморфной синей курицей, нервно хихикает.

А вообще... Стройная фигура. Только у подмышек, под пузиком и над копчиком немного лишнего жирка. И даже он прекрасен... Высокие скулы. Четкие, слегка острые линии подбородка. Грандиозные голубые глубокие глаза. Даже мокрая и без макияжа — красавица. Что за гений создал это? Вся кожа усыпана веснушками, точно ваятель золотом окропил перед отправкой в печь. Тебе бы, дамочка, в пору супермоделью быть или голливудской актрисой. А ты чем занимаешься? Крыса-Лариса, сюрреальная блудница.

Не отходя от зеркала, любуясь, Лиса начинает ласкать себя...

***

В синем шелковом халате с изображением созвездий и белой чалме из вафельного полотенца, Лиса идет на кухню. Включает MP3-плеер, нажимает «перемешать все». На черно-белом дисплее старенького «филипса» бежит «Radiohead - Glass Eyes», из колонок тихонько льется меланхоличный шелест клавиш. Комната наполняется волнистым фальцетом Тома Йорка и ароматом кофе. В кружке вертится галактика маслянистой пенки. Звездные системы-пузырьки переливаются радужной пленкой. Лиса затягивается зубочисткой, точно сигаретой, подносит кружку к губам, смотрит в окно. Карп зависает рядом и удивительно похоже подпевает Тому, импровизируя в конце первого куплета:

— Я-а-а-а тебя на булице-е-е подожду-у-у...

Лиса открывает форточку, рыба с трудом протискивается наружу, измазав раму слизью.

Внизу — серость и слякоть. Люди, как напуганные пингвины, спешат на работу, то и дело поскальзываясь на припорошенном снегом перекрестке дворов. Бегут и не замечают красоты над головой.

Карп резвится над крышами «хрущевок», его чешуя пестрит в лучах восходящего солнца. Вдалеке, на фоне хмурого неба, в окнах девятиэтажек разгорается алый пожар. Пять тучных полковников рассвета, как называет их Лиса, выстроились друг за другом, втянув животы. Под несуразными фуражками-навесами множественные глаза пылают огнем. Небо постепенно розовеет, мрачный ноябрьский Минск на минуту превращается в золотой город. А после угасает, остывает, становясь еще более угрюмым, чем перед рассветом.

И кофе допит.

Увлекшись бодрящим напитком, Лиса глотает осадок, морщится, сплевывает в раковину. Яйца кипят в алюминиевой кружке. Розовая сосиска томится на пару в сковороде. И пятьдесят восемь, и пятьдесят девять, и шестьдесят, мысленно считает Лиса, открывает напор холодной воды, берет прихваткой кружку с бурлящими овоидами, остужает. Стук-треск. Осторожно, стараясь не повредить белковую оболочку, убирает скорлупу до середины и чайной ложкой выскабливает недоваренную менструацию курицы в стакан. Аналогичную процедуру проделывает со вторым яйцом. После присаливает, натирает пармезан, перчит. Выкладывает сосиску на тарелку, выдавливает майонезную какашку, нарезает свежий огурец. Опускает ложку в стакан. Наблюдает, как лопаются белые мешочки. По стеклянным стенкам разливается оранжевый желток. Перемешивает, отправляет ложку «президентского завтрака» в рот. От яркого солено-сладкого вкуса сводит скулы.

Все детство Лиса просуществовала на безглютеновой диете. Какой-то дурачок-антипрививочник в девяностых уверил всех, что это поможет. А родители... Ладно. Царство им небесное. Старались сделать все, помочь хоть чем-то. Психологи, антидепрессанты, диета. Нет. Лиса уверена, что было только хуже. Помогло остаться одной и питаться без ограничений. Вспоминает, как после просмотра фильма «Земляне» на два года бросила есть мясо. Даже яиц не ела, а так их любит. Вот оно истинное, хоть и мимолетное, счастье — пара яиц и сосиска с майонезом. До сих пор, когда видит мясо на прилавках, чувствует трупный запах, а в голове звучит бархатный голос Хаокина Фенникса: «Nature. Animals. And humankind. We are the earthlings. Make the connection...». Но где там мясо в той сосиске? Сосиску можно.

Мясо...

Мясной мост, вспоминает Лиса, и ее сегодняшний сон, который она, казалось, уже забыла, разворачивается из этого сочного образа каскадом кадров.

Треск кинопроектора, зрительный зал, экран. Красный мост из мяса на арке-позвоночнике раскинулся над пропастью черной пустоты, соединяя два берега водной глади. Лиса смотрела на руки, потирая ладони. Из прозрачных они становились нормальными, появлялось осязание, обоняние. Пахло металлом. Мост кровоточил. Красные водопады гудели над бездной. Лиса скакала по-кроличьи через переправу, преодолевая десятки метров с каждым прыжком, набрав скорость, заскользила, как на сноуборде, оставляя за собой фонтан гемоглобиновых брызг. Прыжок! Набрав высоту, сновидица плыла по-собачьи, цепляясь эфемерными конечностями за вязкое пространство невозможного воздуха. Внизу простирался Кирпичный Город. Лиса вспомнила, что уже была здесь. Исследовала почти половину, составила карту в дневнике...

Вдруг потемнело, город начал рушиться. Руки! Срочно посмотрела на руки, разминая пальцы и потирая ладони. Сновидение стабилизировалось.

Гремучая река, Катакомбы предателей, Темница Люцифера, Фрактальная тысячеэтажка, Дремучий не лес, Лабиринт без стен. Лиса решила брать левее, к кирпичному маяку, вершину которого не видно за четырехмерными облаками. Лишь яркие вспышки, точно гроза, но без грома. А вот и треск, стоило лишь подумать. Пространство сотрясалось, тело вибрировало, город рушился. Руки, срочно руки! Ладони тают. Что-то не так. Не получалось. Теряла контроль, падая вниз. Лиса приземлилась, точно супермен, на груду колотого кирпича, перед ней стоял Лу, ее Сутенер. Блестяще лысый старичок со светящимися глазами-лунами и ржавым металлом в голосе.

— Привет, дорогая. Прости, что прерываю. Я нисколько не сомневаюсь в твоей пунктуальности, но обязан сообщить, что сегодня, четырнадцатого ноября две тысячи шестнадцатого года, мы встречаемся в Реальности, на Трамплине, в шестнадцать часов пятьдесят две минуты.

Луноокий растаял, остатки сна осыпались. Темнота. Сновидица проснулась потной и злой...

Лиса хрустит огурцом и вспоминает первую встречу с Лу. Размышляет о том, как удивительно, насколько быстро мы принимаем что-то, казалось, невозможное за обыденность. Всегда была не такой, как все. Смотрела мультики на геометрических обоях своей комнаты. Потом появился Карпуша. Устроилась на работу в Лунонарий, пройдя собеседование во сне. Цигун, интенсивный курс киллера, осознанное сновидение, половое воспитание. Обучение днем и ночью. Помогли справляться с РАС. Дали лекарство... Поняла, что такое эмоции, зачем люди болтают, почему обмениваются слюной перед половым актом, научилась улыбаться... Сюрреальный бордель на страже между двумя мирами. Лиса уверена, что быстро подружится с инопланетянами, когда они наконец-то прилетят. Станет переводчицей или послом Земли на Марсе, выйдет за зеленого шейха, нарожает сотню маленьких милых Ктулху. Улыбаясь этим мыслям, Лиса оставляет посуду в мойке. Мудрый плеер выбирает «На свой свет» местной группы «J:МОРС». Астральная Проститутка делает музыку громче и направляется в прихожую.

Пора собираться.

Карп парит за окном и подпевает:

— И каждый летит на свой свет. М-м-м-м... Буль!

 

Мультиэкспозиция

Лиса закрывает окна, перекрывает воду, газ, выключает электричество в щитке, на три оборота закрывает верхний замок, на четыре нижний. Открывает замки, возвращается в квартиру. Проверяет окна, воду, газ, электричество, закрывает замки. Открывает замки, возвращается в квартиру. Проверяет окна, воду, газ, электричество, закрывает замки, захлопывает тамбурную дверь, спускается вниз по лестнице. Семьдесят девять ступенек, писк двери. Порыв северного ветра заставляет девушку поднять воротник своего оливкового тренчкота. Из-за большого фоторюкзака со штативом, прикрепленным сбоку, с высоты рыбьего полета похожа на черепашку-ниндзя. Заметив хозяйку, Карп опускается вниз и решает пошалить: скачет по крышам припаркованных во дворе автомобилей, устраивая сигнализационную какофонию. Девушка и рыба движутся вдоль хвоста шестнадцатиподъездного монстра.

Еще сорок ступеней вниз.

Папа-мамонт, мама-мамонт и мамонтенок. Спины и бивни отполированы детскими попами. Скульптуры припорошены снегом и выглядят весьма аутентично. Солнце прорывается сквозь облака, делая темную муть канала хризолитовой. Крякают утки. У мостика кормятся голуби. Кто-то накрошил батон? Нет. Рвота. Винегрет с водкой, судя по виду и запаху. Утро понедельника...

Лиса проходит вдоль школы, рассказывая парящему рядом Карпу сегодняшний сон. Девушка и рыба пересекают бульвар, затем один из трех одинаковых дворов, через тоннель выныривают на проспект Независимости, над которым нависает ромбокубооктаэдр Национальной библиотеки. Нелепое здание всегда напоминало Лисе «звезду смерти». В голове вновь невольно заиграл марш Джона Уильямса. Под фантомные звуки оркестра Лиса направляется к укромной скамейке у книжного. Выбрасывает пожеванную зубочистку, берет новую.

— Буль, да покури ты нормальную папиросу, что за избульвательство над своим тонким теломб?..

— Поджарю!..

После фальшивого перекура молча спускаются в метро. Тридцать шесть гранитных ступеней. Касса, фиолетовый жетон, турникет. Раз, два, три... Вновь считает Лиса. Она всегда считает ступени. Это не одна из особенностей ее расстройства, а привычка опытного сновидца. Один из способов проверки реальности. Она знает, что во сне количество будет отличаться либо лестницы в привычных местах и вовсе будут отсутствовать...

Станция «Восток», точно салон колоссального самолета. Из ламп-иллюминаторов бьет свет.

Ярко.

Лиса надевает свои авиаторы.

Испуганным слоном визжит прибывающий состав.

Громко.

Лиса ловко разматывает колтун наушников и затыкает слуховые проходы. Снимает рюкзак, заходит в вагон. Прислоняется к двери с надписью «НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ», нажимает «перемешать все».

Пассажиры заняты смартфонами либо дремлют. Лишь один младшеклассник с гипсом на обеих руках обращает внимание на Карпа. Глядит, приоткрыв рот и округлив глаза, а после расплывается в стеснительной улыбке, пытается показать чудо маме. Кричит, размахивает руками, но слишком шумно, и гипс мешает. На «Академии наук» угрюмая мать поднимает ребенка за шкирку и тащит к выходу. Мальчик оборачивается, не желая покидать вагон. Карпуша пускает ему вслед желтый улыбающийся пузырек-смайлик. Пацан в восторге. Лиса в умилении.

В ушах играет «Run» снежных патрульных. Бегущие стены тоннеля расцветают растровыми точками. По множественным кинескопам окон Лиса смотрит клип. Гари Лайтбоди поет прощальную оду своему старенькому мотоциклу. Загорается сигнальный факел. Лиса выходит на «Октябрьской», ждет, пока схлынет толпа. Станцию заполняет красный дым. Лиса вспоминает ужасное преступление против народа, совершенное здесь пять лет назад. Сама чудом не попалась. Немного задержалась... В алом тумане плывут тени убитых, Гари поет им. Лишь недавно Лиса поняла слезы, и теперь плачет при каждом удобном случае. Так приятно чувствовать эмоции. Будь то радость или скорбь. За градиентными стеклами ее «рэй-бэнов» не видно мокрых глаз.

Выйдя из метро, Лиса и Карп движутся вверх по проспекту Независимости. Девушка снимает наушники. Хочет послушать дыхание города. Он сегодня мрачный и холодный, но свой. Родной, любимый. Тяжело вздыхает гудящими дорогами, жалобно кричит едва слышным писком клаксонов. Отдаленный вой сирен. Пахнет кровью, как в сегодняшнем сне. Кляксы облаков плывут по небу. Неуравновешенным эквилибриумом нависает над пустынной площадью «саркофаг» Дворца Республики. Памятник нулевому километру из португальского гранита, гордые белокаменные работяги.

Ускорив шаг, Лиса спускается по склону, Карп развлекается, лавируя в потоке машин.

Некогда величественное здание цирка меркнет на фоне монструозного «Экс-Кемпински». Долгострой похож на огромного глиста, свернувшегося множеством лент. Выверенная до мельчайших деталей архитектурная «чаша» центра рушится. Все сливается в неприглядной серой массе. Или просто погода такая? Нет. Город будто захватывают паразиты. С каждым годом в червивое сердце любимой столицы вонзаются новые кинжалы, а от снесенных зданий, в лучшем случае, остаются лишь таблички, говорящие об их историко-культурной ценности. Грустно.

Ненадолго появляется солнце, освещая слюдяные стены цирка. По улице Янки Купалы Лиса идет в сторону Парка Горького. Вывеска «Центральный Детский Парк», мост над рекой.

— Буль-буль-буль!

Карп ныряет в Свислочь. Лиса идет вдоль набережной, у дамбы поворачивает в глубь парка, вооружается фотоаппаратом, намотав шлейку на запястье. Вдохновленная титрами «Настоящего детектива», Лиса уже полгода работает над серией фотографий Минска в многократной экспозиции.

Фотографирует башню планетария, перематывает пленку на один кадр назад. Снимает стволы деревьев, между которыми виляет Карп. Он не любит фотографироваться и прячется в момент щелчка затвора. В слоях черно-белой эмульсии свет рисует стволы деревьев, накладывая их на темный силуэт астрономической башни. Такой же фокус фотохудожница проделывает с арочным мостом, раскинувшимся между холмами, украшая его черепицей с купола планетария; крупные утки экспонируются на безлюдные тропинки — «Центральный Утиный Парк»; из корней прорастает колесо обозрения; законсервированные аттракционы текстурируются корой деревьев; на бронзовый силуэт Горького накладывается водная рябь. Одну основу фотограф оставляет на потом: силуэт триумфальной арки главного входа в парк. На двенадцати колоннах возвышается балюстрада, увенчанная двадцатью вазами, на одной из которых сидит голубь. Птица взлетает.

Под хлопанье крыльев Лиса выходит из парка и останавливается у скамейки слева. Еще одна «точка курения». Выплевывает пожеванную зубочистку, достает новую, курит понарошку, выдыхая пар, рассматривает телебашню, возвышающуюся над проспектом. Трансляция с нее давно не ведется. Теперь, по мнению Лисы, лишь стосемидесятишестиметровый кенотаф телевидению.

— Ну что, Карпуша, что там слышно?

От рогатой вышки тянется едва заметная дымка. Мираж опускается, искривляя пространство. Волны касаются рыбы. Чешуйки шелестят. Глаза Карпа наливаются белым шумом, рот открывается и вещает последние известия нестабильным голосом радиоприемника:

— Опубликован дневник с оценками Марка Шагала... Могилевская швейная фабрика «Вяснянка» пройдет санацию... В Витебске мужчина, спасая свою собаку, утонул в реке. Собака спаслась сама... Сегодня состоится крупнейшее за последние семьдесят лет суперлуние... В Беларусь идет потепление, осень вернется... Все будет хорошо...

Под шум помех девушка и рыба продолжают свой путь... Вечный огонь... Стаккато бирюзовых трамваев... Вниз по склону... Якуб Колас в позе, напоминающей «Мыслителя» Родена. Под его взором Лариса Алановна шествует кандибобером, в дань уважения Светлане Романовне, вспоминая веселые уроки истории: падение Римской империи, крестовые походы, великий голод...

Точно. Пора пообедать!

Карп очень боится заведений общественного питания, поэтому Лиса в гордом одиночестве заходит в пироговую «Штолле».

Горячая солянка со сметаной, драники с грибным соусом, витаминный капустный салат, кефир. В меню уже новые цены... Всего шесть рублей девяносто копеек. Лиса оставляет в сундучке семьдесят тысяч старыми и один блестящий новенький рубль, на чай милой официантке.

После еды клонит в сон, идти лень. Выйдя из кафе, Лиса запрыгивает на карпа, хватается за плавник. Ветер раздувает русые волосы, подол плаща трепещет крыльями. Рыба мчит девушку в авиаторах по проспекту Независимости...

Букинист о Букинист а может притормозить и зайти думает Лиса ну нет в другой раз решает она в бурном потоке внутреннего монолога и так накопилось слишком много непрочитанных книг вот первая городская больница очень вероятно именно сюда тащила утром мать своего поломанного котенка но как можно умудриться сломать обе руки хотя не сложно представить как колоннада Академии наук по ту сторону афиши кинотеатра Октябрь близко в вихре сюрреалистичного небоскребоворота Бенедикт Камбербэтч разодетый нелепым плащом Левитации проницательно заглядывает в душу а озадаченные Эми и Джер на фоне гигантской семечки ого представь сколько халвы или подсолнечного масла можно было бы сделать из этой семечки ничего себе может сходить в третий раз на доктора Стрэнджа ну а смысл если все равно не получается что-то подобное провернуть в осознанных снах да лучше на семечку уже гениальный канук Видльнев всегда рулит типа последняя надежда Голливуда о Калинин привет, привет тут все и началось подумаем началось раньше однако тут впервые официально гонит поток машин летит безбашенная сука на рыбе внутрь панских угодий итак уютные сосенки парка Челюскенцев лесной слалом на рыбе йо-хо-хо и бутылка рома деревья заглушают шум города по стволу скачет сивая белка вперед по шпалам узких путей Детской железной дороги ну вот Беларусьфильм ага а эти то что, как всегда ворчит Карп, реквизита что ли другого нет вообще одна война-война-война короче так да нужно мыслить позитивно снимать фильмы про мир ну красно-белые жирные шмели-купола гидрометеорологического центра вот и родные мозаики Кищенко город-воин-строитель-ученый-культурный вот вот а это вот что за недалекий младший братец неизвестного художника он как бы его назвать город-неосовок что ли поразительно ну вот здесь у нас величественные работы чудом появившиеся под запретом архитектурных излишеств восточные ворота столицы ну ну а здесь мы влепим ширпотребный пластиковый орнамент чтобы красиво было кстати поворот и стоп.

Лиса выходит из автобуса.

Проходит вниз по хвосту улицы Калиновского, пересекает Всехсвятскую под горько-сладким светом разгорающихся фонарей, спускается к лесу. Снега достаточно, можно ориентироваться в темноте. Пахнет хвоей и сырыми головешками. Одинокий фонарь сияет маяком.

Карпа нет. Всегда куда-то улетает накануне суперлуния по своим космическим делам, не сказав и слова на прощание. Проститутка осторожно идет по обледеневшей лыжероллерной трассе, сворачивает в глубь леса, поднимается по крутой песчаной горе. Искусственное основание недостроенного трамплина, которому не суждено было стать частью отмененного горно-лыжного комплекса.

Сутенер Лу уже наверху, сияет своими глазами. Еще пара минут до встречи. На полпути Лиса устанавливает фотоаппарат на штатив. Вот-вот покажется она. Какая бы погода ни была, появляется всегда, хоть и кажется, что небо безнадежно затянуто. Лу не против фотографий. Его не берет ни эмульсия пленки, ни матрица цифровой камеры. Лишь пара глаз-лун и дымка ухмылки на месте рта.

Вот и он, тот самый момент. Вопреки всем законам, облака расплываются врозь, обнажая Луну.

Щелчок. Величественная!

Щелчок. Голова немыслимого маасдама!

Щелчок. Сочная, такая манящая!

Щелчок. Тишину разрывает скрежет голоса Лу:

— Тебе не кажется, что ты увлеклась, дорогая?

Лиса сворачивает аппаратуру и продолжает восхождение.

На вершине насыпи — четыре бетонные опоры, исписанные граффити. Некоторые теги светятся, будто нанесены флуоресцентной краской. Хитросплетения хаотичных букв неведомым образом распаковываются в сознании Лисы. В этот раз обелиски несут новые смыслы: общество одиночества, аксиома надежды, некоторый грех, новое начало. Лу стоит ровно посередине мемориального комплекса. Поношенные туфли, короткие брюки, плетеный ремень. Мятая рубашка и длинный галстук заправлены в штаны. М-да, думает Лиса, но это явно самый приличный прикид за все встречи. Уж точно лучше, чем сомбреро и пончо с принтом советского ковра, федора и летнее платье полька-дот или одни лишь плавки с британским флагом в прошлый раз.

Глаза старика — точные миниатюрные копии испещренного кратерами лунного диска. Лысина блестит под желтым светом.

— Привет, дорогая.

— Здравствуйте.

— Не смущает ли тебя в этот раз мой наряд?

— Нет! Отлично, так и ходите. Само то.

— Ну, наконец-то. Для меня это сложно, я не понимаю одежды.

— Вам очень идет этот костюм!

— Вот. Новый клиент для тебя.

Лу протягивает Лисе конверт. Проститутка открывает, читает:

«Алекс. Усы, серьги, грустный взгляд карих глаз. Петруся Бровки, 6а, “Классик” (снукер)».

На прощание Сутенер дарит девушке цветок. Черные лепестки едва заметно переливаются синими бликами. Пестик вибрирует, тычинки звенят. Адзинота, или лунная календула, знает Лиса. Вкусный и такой необходимый.

 

Снукер

Душ, мастурбация, музыка, кофе, пара яиц и сосиска с майонезом, вода, газ, электричество, замки, вода, газ, электричество, замки, вода, газ, электричество, замки, девяносто семь ступенек, зубочистка, метро.

Лиса выходит из подземки у колоннады Академии наук, пересекает Академическую улицу и движется вдоль белой махины больницы. Сегодня теплее, но безнадежно пасмурно. Легкий южный ветер доносит больничный аромат, напоминающий Лисе запах гуаши. Проститутка вспоминает свой детский рисунок. Учительница сказала, что это мазня и нет такой профессии. Но Лиса до сих пор твердо уверена в своем выборе. Она хочет стать вихрем. Грандиозной компиляцией всего, что ей нравится. И нестись, точно торнадо, преодолевая любые преграды. С этими мыслями она нетерпеливо дожидается зеленого сигнала светофора и поворачивает налево, переходит на почти спортивную ходьбу. Устремляется вверх по улице Петруся Бровки вдоль корпусов БГУИРа. Кругом снуют студенты, вороны устраивают бардак, выгребая из урн «макдак». Бездомные кошки мяукают в ожидании сердобольных программистов.

Лиса останавливается. Кажется, здесь, за поворотом, насколько запомнила она карту.

На первый взгляд, завод и СТО. Поражается тому, сколько раз проходила мимо, будучи уверенной, что здесь нет ничего, кроме университетских корпусов. Углубляется в переулок и обнаруживает неприметное двухэтажное здание. Название «Классик» каллиграфическими буквами на грязно-бирюзовом овале выцветшей вывески. Вокруг желтыми буквами — «БИЛЬЯРД ДАРТС СПОРТ КАФЕ». Точно, улыбается Лиса, потягивая пар из зубочистки. Бильярд — тоже спорт. Давно пора заняться спортом. Выбрасывает муляж сигареты и, следуя указателям, поднимается на второй этаж. Приятный аромат прокуренного помещения. Почти все столы свободны. Редкий стук шаров, неразборчивая болтовня. Осматриваясь, Лиса находит лишь двух мужчин за игрой в русский бильярд. Ни усов, ни сережек. Только пивные животы.

Все должно быть естественно. Клиент не должен догадываться о том, что он Клиент. В идеале — сам сделать первый шаг. Лисе, как и всегда, нужно лишь интуитивно следовать туманным наводкам из письма. Она подходит к барной стойке. Сонный управляющий натянуто улыбается:

— Добрый день.

— Здравствуйте. Есть свободные столы для снукера?

— Да... Четырнадцатый свободен. На время или по факту?

— По факту. А... И еще мне кий нужен.

— Выбирайте.

Управляющий выдает комплект шаров и пепельницу.

Хороший стол. Обособлен в уютном уголке, из которого хорошо просматривается главный вход и почти весь зал. Лиса довольна.

Используя шпаргалку в блокноте, она расставляет разноцветные сферы. На вершине пирамиды из пятнадцати красных шаров устанавливает розовый, а под основанием — черный. Зеленый, коричневый, желтый и белый биток на противоположной стороне стола, а синий посередине. С третьего удара кое-как разбивает пирамиду и пытается забить хоть один красный шар. Каждый раз радуется фолу, который, как узнала она при беглом ознакомлении с правилами, позволяет выставить биток в любое место.

В помещении без окон время летит незаметно, лишь по возросшему количеству посетителей становится понятно, что уже вечер. И никого с усами и серьгами. В одиночку играть в бильярд оказалось довольно утомительно. Это действительно спорт, сделала вывод Лиса, собрала шары и направилась к стойке.

Если управляющего, казалось, нисколько не удивляла девушка, играющая в течение восьми часов в снукер, то при виде пепельницы с горсткой пожеванных зубочисток, по его равнодушному лицу пробежала рябь мимики.

Завтра Лиса вернется...

Душ, мастурбация, музыка, кофе, пара яиц и сосиска с майонезом, зубочистка, метро, стук шаров.

Душ, мастурбация, музыка, кофе, пара яиц и сосиска с майонезом, зубочистка, метро, стук шаров.

Душ, мастурбация, музыка, кофе, пара яиц и сосиска с майонезом, зубочистка, метро, стук шаров.

Душ, мастурбация, музыка, кофе, пара яиц и сосиска с майонезом, зубочистка, метро, стук шаров.

Душ, мастурбация, музыка, кофе, пара яиц и сосиска с майонезом, зубочистка, метро — и опять никого с усами и серьгами. Но за пять дней Лиса неплохо научилась играть и, прекрасно закончив последнюю партию, решает, что завтра нужно сделать выходной.

 

Слюнявый мужчина

Сегодня, после своего утреннего моциона, Лиса выходит из подъезда, но не поворачивает налево, а идет прямо, что дается ей с трудом. Ноги не слушаются, Лиса пытается их уговорить:

— Ну, давайте, пожалуйста. Все нормально. Сегодня выходной, на природу поедем...

Через пару минут, ознакомившись со всеми нюансами сегодняшней прогулки, ноги соглашаются бодрым шагом. Спускаясь с горы, Лиса насчитывает сорок восемь ступеней, переходит перекресток и ожидает автобуса.

Неповоротливая машина кряхтит, приближаясь, со скрипом тормозит, шипит дверями. Лиса заходит, как рисует ее воображение, в пневматическую стигму желтой гусеницы двойного автобуса 87с.

За окном проплывает краповый шпиль гостиницы «Агат», возвышающейся пирамидой над водопадом, который так полюбился киношникам. Гусеница со скрипом поворачивает.

Вдоль дороги бежит мятая лента канала...

Под трамвайным депо простирается другой водопад, напоминающий древний храм. Точно часть комплекса Темпло Майор. На вершине ацтекской платформы проходит свадебная фотосессия.

Футбольные поля, теннисные корты...

Купола церкви...

Выйдя из автобуса, Проститутка идет вдоль леса в сторону Цнянки.

Действительно потеплело.

Промозглую сырость сменил аромат поздней осени. Земля устелена коврами гниющей листвы. Лиса идет по пляжу, оставляя на мокром песке одинокую вереницу следов, а после по кракелюру асфальта вдоль травянистого берега и выбирает уютное место у воды. Ставит штатив, расстилает походный коврик, достает термокружку, делает пару глотков. Кофе с коньяком. Бодрящий, терпкий, вдохновляющий. Плещется вода, смеются утки. Прекрасный вид, ничем не напоминающий о цивилизации. Головки бочарной травы на переднем плане. Под хмурым небом чернеет водохранилище. Вдалеке, на острове, постукивают скелеты деревьев. Лиса вновь и вновь снимает этот пейзаж, совмещая его с черным пятном кострища, водной рябью и своими безликими автопортретами-силуэтами, а в перерывах между кадрами ложится на коврик и, не моргая, глядит в инфрасерое небо...

В какой-то момент Лиса задремывает и под пестрыми шторами век возникает образ мужчины. Темно-янтарные глаза, густые брови. Волнистые каштановые волосы зачесаны назад. Небольшие боковые залысины удачно замаскированы выбритыми висками. Короткие усы, кольца в ушах. Слегка улыбается, отводя взгляд в сторону. Приближается. Лиса чувствует колкую щетину на своей щеке. Целует его в ответ. В лоб, глаз, губы. Слюнявый мужчина облизывает ее лицо...

Лиса вздрагивает, открывает глаза и видит морду мопса.

— Фрэнк! Фу! Фрэнки, ко мне!

Подбегает хозяин собаки, цепляет к ошейнику поводок, оттаскивает пса.

— Простите, пожалуйста, — говорит мужчина с усами.

Лиса встает, смотрит. Точь-в-точь как во сне. Клиент?

— Привет, я Лиса.

— Я Алекс.

— Алекс? Алексей или Александр?

— Просто Алекс.

— Иностранец?

— Нет. Можете звать меня хоть Алесем.

Заметив, что собеседник тоже избегает визуального контакта, Лиса расслабляется. Оба смотрят на землю, в небо или на собачку, лишь изредка встречаясь взглядом. Беседа течет легко. Не иностранец Алекс-Алесь-Александр-Алексей крутит какой-то красный волчок в пальцах. Устройство тихо шуршит.

— Так Александр или Алексей?

— Родители вообще назвали меня Олегом...

— Какой кошмар.

— Да. А так повелось еще со школы, что все зовут меня Алексом, но многие, как и вы, задаются вопросом Леша или Саша? Некоторые даже пытаются доказать, что Алекс — исключительно Алексей, а не Александр, или наоборот. Мне это надоело, и я имя сменил. Четыреста тысяч — и ты другой человек. Теперь я Алекс по паспорту... Лиса?

— Мне тоже родители удружили... Лариса.

— Как в «Чебурашке».

— Как в «Чебурашке»... Сменить — это хорошая идея. Как-то не задумывалась об этом. Четыреста. Не новыми же?

— Старыми, старыми! Все никак не привыкну.

— Сорок рублей всего. Хм... Хотя все равно все зовут меня Лисой...

— Теперь чуть дороже, наверное. Может, сорок пять. Минималку недавно поднимали...

— Что это за штука у вас в руках?

— Спиннер.

— Спиннер?

— Скоро и до нас они доберутся. Из Италии привез. Эти игрушки захватывают офисы всего мира. Все крутят. Меня успокаивает.

Лиса меняет зубочистку. К обоюдному удивлению беседа затягивается до темноты...

 

Свободы больше нет

До остановки Клиент проводит Проститутку,
Цифрами номеров своих телефонных делятся.
Созваниваются в обед, болтают минутку.
На «Прибытие» в «Москву» идут, телятся.
 
Берутся за руки в драматический момент,
После по набережной Свислочи гуляют.
Горячо обсуждают философский контент.
Под звон волн Вильнёва восхваляют.
 
Замерзнув, ныряют в бар «SVOBODY.4»,
Берут по дранику с мороженым, вино.
Алекс согласен погостить у Лисы в квартире,
Взамен обещание сыграть в снукер дано.
 
Они в эйфории, созданы друг для друга.
Лучший вечер в жизни, согласны вместе.
С первого взгляда звучит радостная фуга.
Бурлит химия многоголосого оркестра!
 
Все происходит настолько легко и быстро,
Что Лиса забывает. Забывает, что это работа.
Он — Клиент, и намерения его бескорыстны.
Она — Проститутка, и это хладнокровная охота.
 

Red light

И вот они в кромешной тишине и беззвучном мраке. Возбужденные и слегка хмельные. Щелчок выключателя. Потрескивает лампа, заливая комнату красным светом. Раковины, футуристичные силуэты фотоувеличителей, серпантины пленок, гирлянды из фотографий на прищепках. Лиса берет гостя за руку и ведет в глубь лаборатории. Воздух наполняет кисловатый серный аромат. Запах магии. Фотохудожница закрепляет бумагу на основании, включает проектор, выключает, пинцетом помещает лист в ванночку с проявителем. Вдвоем наблюдают, как на фотобумаге проявляется картинка. Три Луны на черном силуэте колоннады главного входа в центральный парк. Алекс наблюдает с открытым ртом. Впервые видит настоящее волшебство. Лиса приближается, обнимает мужчину.

Целуются.

Дверь скрипит, в комнату заплывает Карп. Нашел время вернуться, извращенец склизкий, злится Лиса, хмурит брови и грозит рыбе кулаком. Карп выпускает звонкий бульк и поспешно ретируется. Алекс оборачивается на странный звук, но Лиса хватает его ладонями за лицо.

— Сквозняк, — шепчет она и впивается губами в шею мужчины.

В страстных объятиях пятятся в спальню, раздеваясь на ходу. В синем свете ночника Алекс толкает девушку на кровать, стягивает ее трусики и устремляется лицом к лобку, но Лиса, зная, что пахнет рыбой, хватает его под мышки, тянет на себя и шепчет на ухо:

— Хочу тебя...

Чувствует его внутри. Приятное давление, ритмичная пульсация. Член будто растворяется, становится одним целым с влагалищем. Любовник двигается идеально, словно читает мысли. Лиса лишь слегка направляет, касаясь пальцами напряженных ягодиц партнера. Тихо стонет. Алекс раз за разом доводит ее до оргазма. Последний — особенно яркий. Кончают одновременно. Лиса не может унять дрожь в ногах, надрывно ахает. По телу прокатывается волна мурашек, сводит мышцу на спине, руки слегка онемели, покалывает кончики пальцев. Любовники смеются, заключив друг друга в объятия. Переплетают ноги, наконец, затихают. Смотрят в глаза, касаясь друг друга лбами. Сердца успокаиваются, веки тяжелеют.

Максимальная связь достигнута.

Пора.

Проститутка выжидает пару минут, пока Клиент задремлет, и отключается сама. Не приходится даже применять техники силового засыпания. Тело измотано насыщенным днем и отличным сексом. Тело засыпает...

Но сознание бодрствует. Лиса чувствует усиливающуюся вибрацию и давление, точно находится под толщей воды. Как всегда, сложно терпеть. К этому невозможно привыкнуть. Кажется, что вот-вот разорвет на части. Ощущение падения, полет в бездну. Лиса думает о Млечном Пути, Солнечной системе, Земле, Беларуси, Минске, микрорайоне Восток, длинной девятиэтажке. Визуализирует свою комнату, постель, пару, спящую в обнимку, синий свет...

Падение продолжается.

Темнота, нарастающий гул, скорость и...

Получилось.

Эфемерное тело Лисы бьется о потолок, подобно гелиевому шарику. Проститутка видит себя и Алекса. Опускается. Смотрит на свои призрачные руки, потирает ладони. Приближается. Обостренным сновидческим зрением видит тело Клиента сплетенным из несметных разноцветных нитей. Легко прорвавшись сквозь многокрасочную пелену век, оказывается перед карими глазами. Необъятный диск радужки. Воображаемо шагает внутрь, оказавшись в просторной янтарной пещере. Сквозь тончайшие трещины в сводах проникают условные солнечные лучи. Сновидица движется вглубь, пробираясь через заросли пульсирующих сталагнатов...

Белый свет ослепляет. Бесконечная галерея. Протуберанцы образов, мыслей, воспоминаний и грез изливаются фракталами из света в свет. На первый взгляд все как обычно. Все в порядке.

Сновидица углубляет свое восприятие, рассматривая причудливые картины в каскадах образов: пурпурная обезьяна в макаке; карикатуры, описываемые Галилеем в книге «О страстях Господних», которые он же лично видел в окне флорентийской конторы, и конвой елочных иголок в кандалах трезвости мировых кулис в ремонтной яме зазеркалья и парадокса; теперь, когда время на скорости свыше шестисот семидесяти миллионов шестисот шестнадцати тысяч шестисот двадцати девяти миль в час движется к рассвету, становится все отчетливей мягкость овечьей шерсти; спать-почивать в туалете-челноке — пластиковом шаттле на аммиачной тяге; и ортодоксальный борец с рабством среди силиконовых мух по имени нарды; схоластический индекс Бога в бессмыслице глубоких истин и продавцы воспоминаний, возведенных в качество сигнов...

А это что?

Маленькая черная точка в белом пространстве...

О нет!

Дыра.

Нет! Нет! Нет! Пытается кричать Лиса спящим ртом... Ее тонкое тело начинает колотиться в агонии.

Точно струи чернил, из червоточины выплывают маленькие образы. Кляксы расширяются. И это не странные картины руки несуществующих сюрреалистов, не забавные компиляции воспоминаний. Нет! О нет! Это нечто ужасное, неведомое. То, что нельзя даже попытаться описать словами... Крупицы другого мира. И если Дыра увеличится, они могут прорваться в реальность... Клиента необходимо устранить, чтобы предотвратить катастрофу. Сердце отплясывает в ритме депрессивно-суицидального блэк-метала. Пространство вокруг осыпается, точно комната смеха, взрывающаяся внутрь.

Лиса открывает глаза. Алекс в ужасе смотрит на нее. Медленно отстраняются друг от друга. Клиент в панике толкает Проститутку и, сверкнув яичками, выбегает из комнаты. Лиса скатывается с кровати, ползком устремляется к комоду, достает из шуфлядки свой Марк 23, накручивает глушитель, включает лазерный целеуказатель, щелкает предохранителем, вскакивает на ноги и направляет оружие в сторону двери, у которой в такой же боевой позе стоит голый Алекс, взяв на прицел Лису.

— Ты Астральная Проститутка?

— Не знала, что это так называется... Астрала нет, есть осознанные сновидения.

— Да, сейчас самое время поспорить об этом. Осознанная проститутка?

— Просто Проститутка. От слова просто. А ты астральный прос...

— Астральный Жиголо.

Лиса хохочет.

— Прекрати! Астральный Жиголо!

Лиса продолжает смеяться до слез, красная точка лазера скачет по лицу Алекса.

Старается успокоиться. Утирает слезы плечами, делает глубокий вдох... Выдох... Холодно произносит:

— Ты Дырявый.

Алекс вздрагивает и таращится на Лису, подняв брови. Точно рыба, выброшенная на берег, открывает рот в тщетных попытках ответить и, наконец, говорит:

— Ты... Ты... Тоже.

После минуты молчания, Лиса бурно высказывается о необычности ситуации. Алекс соглашается. Внезапные коллеги обсуждают вероятность подобного стечения обстоятельств. Проститутка ругается матом, Жиголо более сдержан. За бурной беседой красные огоньки постепенно ползут вниз. Лиса рассказывает, как дежурила в «Классике», играя в снукер. Алекс описывает свои прогулки по паркам и каждодневное посещение «Букиниста».

— Мне понравилось.

— Мне тоже.

— Но в итоге...

— Да.

— Мы встретились случайно.

Пистолеты опущены, щелкают предохранители. Любовники сближаются, обнимаются, остужая друг друга холодной сталью оружия. Лиса лезет под кровать, достает мяч из газет, рекламных проспектов и скотча, садится и начинает распаковывать сверток. Алекс присаживается рядом, молча наблюдает. Наконец Лиса добирается до сердцевины кома: мятая пачка красного «винстона» с одной сигаретой и зажигалкой внутри. Дрожащими руками прикуривает, делает затяжку, с наслаждением выдыхает дым. Алекс крутит спиннер и спрашивает:

— Ты куришь?

— Нет. Я бросила, — говорит Лиса, выпуская кольца дыма, — а ты?

— Да. Не хотел при тебе курить, даже сигареты не взял на первое свидание.

Лиса протягивает сигарету. Алекс берет, делает затяжку, смакует, причмокивая языком, отдает.

— Крепкие. Я синий курю.

— Получается, мы с тобой должны застрелиться?

— Получается.

— Но я не хочу.

— Я не хочу.

— Но мы с тобой — две бомбы. Стохастические. Даже одна Дыра — много, а тут...

— Тут...

— Может она будет стабильной всегда, а может раскрыться сию же секунду.

— Может.

— И чем это чревато?

— Чревато.

— Апокалипсис?

— Апокалипсис.

— Но ведь в Мире Снов есть и много хорошего.

— Много хорошего.

— Но...

— Да.

— Мир перестанет существовать таким, каким мы его знаем. Сломается...

— Сломается.

— Представь себе, сколько всего прикольного оттуда полезет... Неведомые существа, вымершие животные, говорящая мебель, четырехмерные облака.

— Облака...

— Будет весело. Поначалу.

— Поначалу...

— Ты сможешь меня убить?

— Ты сможешь меня убить?

— Нет.

— Нет...

— Это... Экстренная ситуация.

— Да. Давай просто постараемся забыть об этом до следующего суперлуния.

— И вместе пойдем к Лу?

— Да.

— Он нас убьет?

— Думаю, да.

— А оставшееся время проведем вместе.

— Сходим в бильярд, букинист, будем гулять с собачкой, фотографировать. Вместе.

— Вместе.

— Я люблю тебя.

— Я люблю тебя...

 

Адзінота

Двадцать один день пролетел заметно. Алекс и Лиса были вместе, не теряя ни минуты. Лучшие дни в жизни, несмотря на слякотную серость вокруг.

И вот наступила та самая ночь...

Взявшись за руки, Алекс и Лиса идут вдоль канала. Наконец-то выпал нормальный снег, вода скована льдом. Останавливаются под замерзшим водопадом, чтобы покурить. Ледяная стена застыла, точно в стоп-кадре.

Волшебная теплая ночь.

В тишине потрескивают угольки сигарет.

Мысль о том, что пространство вокруг искрится зернистостью кинопленки, заставляет Лису вспомнить и рассказать, как однажды, переключая каналы телевизора, она наткнулась на какой-то сериал, в котором Яковлева приехала на вокзал, а в следующем кадре уже катит чемодан под этим водопадом. Алекс предполагает, что это была Каменская, и припоминает, как в этом самом месте стоял Мавроди. Алексей Серебряков и Федор Бондарчук играли здесь тайную встречу, а кадр был подписан «четырнадцатое июля тысяча девятьсот девяносто четвертый год, Москва, Обыденский парк, пятнадцать ноль-ноль». А перебивкой шел кадр, на котором героев то ли прослушивали, то ли снимали устройством, похожим на направленный микрофон с крыши дома Лисы. Наснимали фэнтези, а зрители до сих пор ищут этот водопад в Москве. Лиса смеется и рассуждает о художественных допущениях, а после подмечает, что сейчас тоже четырнадцатое, только декабрь, и почти пятнадцать ноль-ноль, только ночи.

Кладут бычки в походную пепельницу, поднимаются, преодолевая двадцать одну широкую ступень, идут по лыжероллерной трассе, углубляются в лес, останавливаются у подножия Трамплина. Дети уже раскатали ледяную горку. С трудом поднимаются по краю, помогая друг другу.

Порыв ветра сдувает бронзовую зелень небесной патины, обнажая суперлуну. Золотой диск — точно пластинка на костях, выдумывает новую метафору Лиса. Чувствует, как Алекс обнимает сзади. Вместе наслаждаются красотой. Она хочет слышать эту музыку. Видит падающую звезду. Представляет, как эта игла света касается эмульсии лунного винила.

Слышит.

Шорох некачественной записи, но такой живой, настоящей. Фортепианные аккорды...

— Затонувший собор, — шепчет Алекс ей на ухо.

— Дебюсси... — отвечает Лиса и поднимает руки.

Перебирает пальцами в воздухе.

Рентген фантастического черепа, в окружении силуэтов сосен нависает над четырьмя железобетонными обелисками.

Звуки льются из глубин космоса.

Басовые клавиши бьют, заставляя деревья отряхиваться от снега.

А после... Под робкое пианиссимо пелена вновь окутывает небо.

Тишина... Лиса опускает руки.

Лу не явился.

Посреди четырех опор лишь одинокий цветок Адзиноты. Черные лепестки едва заметно переливаются холодным светом. Пестик вибрирует, тычинки звенят. Лиса срывает цветок, вдыхает аромат летнего дождя. Подносит Адзиноту ко рту, как вдруг слышит отдаленный хруст снега.

Незнакомка карабкается на гору, спотыкаясь и чертыхаясь, разговаривает сама с собой на белорусском:

— Дурніца. Ты рэальна сюды прыперлася ў тры гадзіны ночы? Гэта проста сны... Ты вар'ятка. Чорт, дурніца. Вар'ятка, вар'ятка...

Красивая. Иконописный лик, вскользь отмечает Лиса, точно с набросков Леонардо да Винчи. Даже в сумраке зимнего леса различим румянец. Гладкая бледная кожа, мягкие черты. Из-под шапки выбиваются волнистые темные пряди. Робко поднимает голову, удивленно смотрит большими светлыми глазами. Испуганно пятится, отводит взгляд. Лиса вспоминает свою первую реальную встречу с Сутенером. Сама с горы чуть не скатилась, увидев его глаза-луны...

— Спадарыня Лі? Я Кацярына...

— Привет, Катерина...

Лиса слышит шепот Алекса:

— Отдай ей цветок.

Протягивает девушке Адзиноту. Катя принимает дар, рассматривает искрящиеся лепестки. Алекс продолжает нашептывать на ухо:

— Лысые близнецы-парикмахеры Марк и Карл, проспект Победителей сорок девять, Пин-код. Бульк...

Бульк? Лиса медленно поварачивает голову и видит антропоморфного Карпа в одежде Алекса. На голове, в плавнике, блестит рыболовынй крюк.

— Е-е-е-еб... — протягивает Лиса и запинается.

Вырывает лист из блокнота, записывает, отдает Катерине. Та читает, благодарит и уходит...

Госпожа Ли долго глядит ей вслед глазами-лунами. А после садится по-турецки на брошенную треснувшую ледянку, делает глубокий вдох. Мороз приглушил ароматы леса. Бодрящая свежесть. Оставшись в одиночестве, Лиса понимает, что впервые за долгое время не чувствует пустоты внутри. Исчез этот холодный ком безразличия и грусти. Будто все стало на свои места. Тепло внутри, и живот урчит. Очень хочется есть. Лиса надевает наушники, нажимает «перемешать все». По экрану бежит «Placebo - Every you, Every me». Улыбается выбору плеера и подвигается к краю горы.

Несется вниз. Скорость становится пугающей, и Лиса тормозит пятками, чтобы не залететь в бурелом. Поднимается фонтан грязного снега, засыпая лицо. Госпожа разваливаливается звездой на земле, весело хохочет и подпевает:

— Эври ми энд эври ю-у-у-у, эври ми-и-и-и... Хи. Ха-ха-ха!

***

Фиалковская Лариса Алановна голая на кухне. Сидит на табуретке у окна. В темноте, в свете лампы духовки, вырисовывается контур скрещенных ног. Потянулись томительные минуты ожидания. Лиса пару часов провозилась со сложным рецептом. Блюдо, которое она давно хотела приготовить, но никак не находила времени. Из плиты уже доносится аромат. Еще немного. Скоро рассвет...

Лиса откупоривает бутылку красного вина, наполняет бокал и приступает к раннему ужину. Глядя, как первые лучи солнца поджигают нелепые фуражки тучных полковников рассвета, она смакует сладкое мясо с пряной гречкой и грибами. Пускает скупую мужскую слезу. На большом блюде, подстилке из листового салата, в окружении запеченных чери красуется золотистый фаршированный карп.