Это сообщение я получаю телепатически, от духа умершего господина Чеслава, банкира и мецената. Бывшего, разумеется, банкира. На том свете банков нет, хотя некие счета ведутся.

 

Кто-то из вас в этой комнате сейчас усмехнулся, голосом или мысленно: в трансе я не могу точно знать, что происходит в комнате... ибо вижу иной мир.

 

Забавно же стало одному из вас при вот каком размышлении: "Разве не все банкиры в ад сразу отправляются? Ну а раз так — не должно ли запахнуть серой? И не проникнут ли сюда бесы? Да и почему в аду столь вольно с дисциплиной, раз любой медиум способен наладить контакт с духом ушедшего туда бедолаги!"

 

Полагаю, это подумал уважаемый господин Леонард, хозяин дома и брат усопшего. Думает же он ярко. И тем затмевает вибрации с другой стороны, сбивая с толку меня, верней — моего астрального двойника... заставляя того обернуться на эти неуместные, при сеансе вызова души покойного, усмешки!

 

Думаю также, что всё дело в той бутыли с рыжим пойлом, которая на две трети уже опустела, когда я вошёл сюда. Недавно, похоже, бутыль та была ещё полна, отдав химию своего содержимого крови и мозгу господина Леонарда. Вот ему и чересчур весело. А не по причине тех капиталов, которые он унаследовал...

 

Если же мой транс прервётся, то я просто уеду отсюда, вернув гонорар за сеанс, но — вычту дорожные и десять процентов за беспокойство. Следовало бы и за плохие манеры взять. Уважайте мой дар, господа!

 

А вот банкиры и ад... Нет, не все из них туда сразу. Собственно, ворочать капиталами при жизни — отнюдь не гарантия быстрой доставки чьей-то души в ад, после телесной смерти, уверяю. Так вот, Чеслав передаёт... он передаёт... он...

 

Я, Чеслав, приветствую вас из мира теней!

 

Доброго дня, милый мой брат. Сердце твоё истрёпано уколами всяческих беспокойств. Теперь я вижу сквозь телесные оболочки. Заведи себе мудрого лекаря, брат. Иначе и ты... сюда ко мне очень скоро!

 

Время тут искривляется, подобно щупальцам огромного осьминога, Лео. Длинные-предлинные щупальца времени становятся зеркальными дорогами, отражая события вашей, но уже не моей, реальности... вот на что это похоже. И ярче других для меня, Леонард, сейчас светится дорога, где ты вскоре мёртв.

 

Но в вашем мире тогда уже наступит осень — там кружат листья кленовые красными полузвёздами. И ты лежишь с пробитой об угол камина головой на полу, с этими листьями на груди: окно открыто. И верная бутыль всё ещё зажата у тебя руке, не покидая и в миг смерти...

 

— Возмутительно! Очнитесь, эй. Что вы несёте! Это фокус такой, что ли? Я не согласен слышать подобные увещевания от мошенника, который якобы слышит голоса мёртвых. Мои напитки — моё личное дело... И ведь пью только лучшие эссенции от известных виноделов, пью только для статуса.

 

— Дорогой, тс-с! Не буди медиума. Разве ты не слышал в его словах интонаций самого бедняги Чеслава сейчас? Это не шарлатанство, это настоящая мистика! А ты дебоши разводишь. И пьёшь ты для утробы своей гремучей, мне ли не знать. Какой тут статус к чёрту, Леонард!

 

— Да, но... Хорошо, пусть медиум продолжает, возможно с нами здесь и правда дух Чеслава. Ты слышишь меня, Чеслав? Так ты и правда мёртв, брат? Ведь исчез ты неделю назад, когда вернулся поздно вечером в банк с неким чужаком в чёрном одеянии. Так описывал ваш приход лавочник, что допоздна торгует через дорогу. Кто же тот человек, с которым ты был? И что произошло с самими тобой?!

 

С-слышу тебя, неугомонный. Значит, живую антенну для связи с миром теней пригласил? Что ж, ты всегда был изобретателен, брат. Хочешь узнать, что произошло и куда я исчез? Кто или что причиной тому? Слышу, знаю: жаждешь этого. Могу, да, могу поведать. Но где я сейчас и есть ли тут живые... точно тебе не скажу.

 

Вечер, был вечер после сложного дня, где многое пошло наперекосяк по воле судьбы. И дураков, которые работали под моим началом. Мы выехали на переговоры о выкупе фирмы, давно держали её на долговой привязи. Заодно, заранее ухудшали положение дел в ней, действуя через анонимных склочников, давших ложные интервью о руководстве... Так мы сбивали цену выкупа, всё шло хорошо для нашего банка. Мы лишь делали, как принято среди охотников на финансовом сафари. Игра всей моей жизни, брат, ну ты знаешь.

 

Конечно, мы не знали тогда, что владелец той фирмы повесится с горя. Но даже знай мы такое наперёд, вряд ли поменяли бы сценарий с подкупными лжецами для газетчиков...

 

Дух висельника теперь клыкастой собакой, только размером с корову, бросается на... что-то вроде стеклянных стен, которые пока защищают меня от него.

 

А может, оно и не сам его дух, но эманация иного рода — карающего ветра справедливости, воздаяния. Думаю, я здесь оказался из-за ошибки в колдовском ритуале. Никогда прежде опытов подобных не проводил, но сделал тем вечером, пригласив... ты не знаешь кого.

 

Бывшего монаха, который выбрал себе новый путь, прозрел в потустороннее. И отложил подальше книгу книг, отдав предпочтение более древним знаниям, переписанным в дремучие века под кожу обложек с золотых пластин и близких, уже тогда, к истлеванию пергаментов...

 

Тёмное искусство: иной увидит и не поймёт, пусть и прочтёт, но да без пользы. А кому дано понять, у того душа откликнется и воспримет, обучится. Так силы, страшные и великие, играют нами, находя своих даже среди монахов. И вот, с таким человеком свела меня судьба в тот вечер!

 

Мои горе работнички забыли взять на переговоры печать, на деловой же бумаге нужно ставить сей знак при сделке. Выяснилась же оплошность в момент, когда хозяин фирмы уже понял, что лишился всего. Мы погнали обратно в банк за печатью, на радостях гомоня и даже заехав на четверть часа в таверну, выпить вина за успех.

 

Несчастный же тот самоубийца ждал нас среди копий бумаг, оснований для покупки за сущие гроши его дела. Оно было также делом его отца и деда. Всей жизни дело. Пусть мы акулы, пусть вампиры, но... просто ищем выгоду везде. Не более. Иначе нельзя в банковском ремесле, поверь.

 

Когда, иной раз, выгоды в сделках у меня не происходило — я всегда представлял это обществу своей доброй волей, меценатством. Вроде блажи или флирта с пролетарской моралью. Чтобы дураком среди знакомых акул не выглядеть. Но всегда жалел о неудаче и анализировал промахи в расчётах. Вот меценатом и прослыл случайно, пока не стал безошибочным хищником. Будь в моей власти: все сто процентов ранних сделок оказались бы прибыльны. И никакого такого меценатства, прости уж, не надо. Вот.

 

Пока мы ездили за печатью, тот несчастный повесился.

Нам о том позвонили. Бумаги по сделке были размётаны по всей комнате у него: похоже, он в сердцах швырнул их на пол. А теперь их нельзя стало трогать: там всё заперли, опечатав входы и выходы. Сами бумаги даже увезли, возможно.

 

Наше, столь тщательно планируемое мероприятие, рисковало затянуться на долгое время. Пока служивые успокоятся, пока в наследство вступит... кто там у него наследник, не знаю. Брат, сват, сын, жена. Муторно, понял я. Эх, вот если бы в размётанных бумагах обнаружилась его подпись да стояла наша печать... Всё в нашу пользу свелось бы.

 

Будь оно так — получалось, что он подписал договор ещё при жизни, приняв решение в нашу пользу. Значит и сделка состоялась. На нашем экземпляре подпись его тоже должна стоять, но это уж как-нибудь нарисовать можно, наши-то бумаги ведь при нас. Но вот его экземпляры недоступны... Кстати, секретарь несчастного видел, как он держал те бумаги в руках. И что мы ушли от него без всяких скандалов.

 

Хоть он и побледнел, поняв суть писаного.

Мы ведь его дело давно кредитовали, просто не все проценты показывали, что набегали да набегали, а вот его бухгалтеры — тупые, мы их даже не подмасливали. Те сами неверно посчитали, если вообще считали, вот и не сверили циферки с условиями кредитования. А за втихую набежавшие проценты — мы, по сути, и покупали всё его дело.

 

А что ранее волну недовольства фирмой вызвали в прессе — не позволило ему на нас теперь переть через газетёнки. Ну придёт он к редактору, а тот ему: здравствуйте, господин хороший, вернее: очень даже нехороший... Всё про вас уже знаем и мы на стороне обиженных вами пролетариев. Ну здорово ведь придумано, а?

Чёрное и белое поменялись местами, скажет зануда.

 

Конечно, моральная сторона богатства не однозначна. Но мы же не философы, а банкиры. Или только в природе выживает сильнейший? Если нам нужно отвергнуть свои корни — не высокомерие ли это? И чего стоит праведник, боящийся взять кусок мяса из пасти льва, когда его паства и сам он умирают с голоду... а сей праведник хоть и имеет при себе револьвер, но лишь читает проповедь о добром отношении ко львам!

 

Вот господин Фрейд считает, что от подобных моральных фокусов и сходят с ума! И что копят праведники, за ширмой морали, столько всего уродливого, даже кошмарного... От того потом всем строем и маршируют в ад, очищая землю огнём и мечом от всякого дыхания жизни — слишком уж не высокоморальной, мерзкой в их глазах, жизни. Да-да, рыцари и самураи, например. Уф, простите за патетику, разошёлся. Магия, пора о ней.

Злосчастный ритуал тот с бывшим монахом.

Из-за чего теперь и сам не знаю: жив я, или скорее мёртв! А если жив, то насколько процентов? В каком обличье? И, главное, где?

Сам зову окружающее меня пространство просто миром теней.

 

Выбор мой роковой был сделан, когда я уже ехал домой из банка, не солоно хлебавши, после известия о вычурном поступке хозяина столь вкусной фирмы. Яблочка, которое банк не смог вовремя скушать.

И вот, по дороге к своему камельку, решил я завернуть в один проулок — прежде слышал, что там гадают. Про капиталы и сделки советы дают. Не на картах, при чём, гадают. А с напевами, отварами, бубнами... и всё такое.

 

В проулке передо мной, прямо посреди дороги и возник некто с пронзительно бездонным взглядом, как у того Распутина на фотографиях... которого порешили высокородные заговорщики.

 

Знал монах бывший беду мою. И денег хотел за услугу. Жить на берегу тёплого моря желал, садик фруктовый иметь, прислугу. Как человек жить, по его словам. Уж не знаю: а мы чего, не как люди тут без моря, что ли?

 

Ну и говорит он мне: знаю, в подписи да печати твоя печаль, банкир. Но плаща-невидимки не найду для тебя, чтобы похитил ты бумаги те. А вот на материальные предметы, вроде той же бумаги тебе недоступной, воздействовать через стены и расстояние сумею! Ведь бумага хороший для этого материал, особенно когда оригинал при тебе, а копия нет: у них связь остаётся сильная в астральном пространстве...

 

Образец подписи владельца фирмы у меня, конечно, имелся. Он же десятки бумаг до того подписал в нашем банке, когда одалживался. Теперь следовало просто нарисовать похожую подпись и поставить печать на нашем экземпляре, а вот после — самое сложное... Там уже с помощью колдовства нужно сделать так, чтобы подобные подпись и печать проявились и на недоступной мне бумаге висельника, неизвестно даже где находящейся!

 

В целом, всё это чистая формальность, учитывая сколько он за пару лет оказался должен банку. Но для оформления фирмы на другого хозяина, все такие формальности важно непременно соблюсти. Учитывая наши связи в департаментах и управлениях, даже сделай кто фотографию его бумаги без подписи и печати... мы сей казус исправили бы, окажись вдруг она внезапно с подписью и печатью.

 

Всё хотелось проделать быстро и тонко. Взять, что и должно быть нашим. В тот вечер я томился, был сильно на взводе, ходил как в тумане. И принял бы, похоже, любую помощь, идею. Насколько абсурдно или опасно то не звучало бы. Ох, повернуть в проулок, где процветала ворожба... Верно, будто в полусне пребывал! Считая: не должен же я, мой банк, страдать из-за чужой глупости, слабости, можно даже сказать: наглости! Столь импульсивного поступка со свыше данной жизнью — ведь вешаться в рабочем кабинете... это, как минимум, дурнейшие манеры!

 

С бедами нужно уметь справляться. Спокойно и мудро, даже если ты сегодня банкрот. Он мог бы заложить дом, например, оплатив долг. А потом выпутаться с помощью прибыли от самой фирмы. Или не давать нам контакты клиентов, начав с теми прежнее дело под новой вывеской. Да в конце-концов, одолжить под расписку у частного лица средства. Ещё лучше: принять совладельцем фирмы инвестора, который расквитается с банком. И ещё ходы имелись у него в этой партии. Но он выбрал вариант "ни себе, ни людям".

И вот, я уже участвую в том, о чём и подумать раньше не мог. В ритуале бывшего монаха, с его тайным знанием потустороннего... из скрижалей, что старше Библии.

Это висельник во всём виноват!

 

Мы с колдуном вернулись в банк: экземпляры, печать были там.

Расположились в моём кабинете для ритуала. Чтобы заставить появится на недоступной нам бумаге печать и подпись.

Вижу— свечи зажёг он и пассы руками делает, затем символы не понятные мелом на полу чертить начал.

 

А на столе толстенькая бутыль эдакая стояла. Пустая. Колдун говорил мне: это сосуд, имеющий подобную же форму в астрале. Только та астробутыль, после его заклинания здесь — расширится и вместит в себя огромное пространство. Всего города, вернее — астродвойника целого города в том, загадочном для меня на ту минуту, пространстве. И будет способна бутыль принять в себя астральные образы недоступных нам в реальности бумаг. Далее на них повлиять можно, через стены и расстояние...

 

На своём же экземпляре подпись несчастного заранее подрисовали: есть у нас бедные художники для особых случаев, но тут справились сами, там несложная загогулина. И всё же, очень тревожно стало мне — эти свечи, заклинания, страшные глаза бывшего монаха... втянут не пойми во что оказался. С утра и не предполагал.

Думал уже закончить ритуал, крикнув колдуну. Но он вдруг исчез.

 

Испарился на моих глазах. Но вот голова его быстро опять появилась, без туловища. На прежней высоте от пола. И знай себе бубнит заклинания, дрейфуя по воздуху туда-сюда. А из бутыли-сосуда прям сияние синеватое начало исходить. И слышалось похрустывание: так блинчики на сковородке шкворчат.

Электричество колдовское, понял я, ожило в той бутыли!

 

И стало очень любопытно, интересно. Надо же, какие силы имеет человек, думал тогда я. Неважно, монах ли бывший, иной кто. Главное: сама возможность. На вещи влиять. Судьбу улучшать силу иметь. И вот уже решил я сам стать мастером подобных влияний, колдуном и алхимиком. Посвятить всю свою жизнь отныне поискам тайных знаний и умению их применять! Будто одного желания достаточно. Эх, сколь многие тогда творили бы волшебное.

 

Но я так воодушевился идеей открытия тайн, которые мне предстояло познать в будущем... а иного будущего я для себя уже не видел и не хотел, очарованный потусторонним сиянием из бутыли... что подался вперёд к сосуду, желая прикоснуться к загадочному его электричеству. Почувствовать настоящую магию. Понять.

 

И прикоснулся к стеклу бутыли. О, безрассудно!

Мир для меня в миг померк.

А в ушах стоял дикий крик бывшего монаха: "Нельзя!"

 

Голова колдуна не лишалась тела, догадался уже после я, в новом для себя пространстве. Это просто тени играли со светом свечей в кабинете тогда. Но теперь кабинета не стало. Тени заполнили для меня весь мир, ставший будто прозрачным, но всюду сумрачным. Тени, которым нет числа, приняли меня. Тенями же они были, а не кромешной тьмой — из-за тускло зеленоватого свечения. Неясно откуда исходило оно.

 

Моя же рука так и осталась на стекле бутыли. Только бутыль эта теперь оказалась высотой с двухэтажный дом. И я стоял внутри неё. На чём-то шершаво белесом, с чернильно чёрной загогулиной подо мной, смутно знакомой. Поддельная подпись висельника, пришло ко мне понимание...

 

Наверху сужение стеклянного сосуда у горлышка было похоже на высокие своды храма, купол изнутри. Только в храмах обычно светло, а тут не пойми как: всепроникающее, зелёноватое свечение. И мёртвая тишина вместо песнопений.

 

Но тихо было лишь вначале.

Очень скоро появился клыкастый пёс, размером с быка. Он сразу бросился на прозрачную стену сосуда, с тех пор это повторяется, но пока прозрачная стена сдерживает его напор. Неясно мне: почему я могу при всём этом раскладе видеть ещё и щупальца времени с событиями вашей реальности. Если сам нахожусь в бутыли, в чём точно не сомневаюсь.

Но в мире теней логика не работает. Будто насмешка над всем, что знал и умел ранее.

Не исключаю — сами мои мысли и создают здесь иногда нечто новое. Возможности, например. Раз я вижу твоё будущее.

Тогда мне нужно быть внимательней к своим мыслям и использовать их силу, если такое в природе мира теней.

 

Сколько всё длится, здесь понять сложно. Ведь любое мгновение растягивается, а иногда отражается куда-то вдаль. Пылинка из вашей реальности может стать горой здесь, но и гора — пылинкой... И вот, однажды я почувствовал, что могу общаться с тобой и ты услышишь меня, брат!

 

О, это до слёз радостно. И безумно печально, что я не могу дотронуться до тебя, подать руку, похлопать по плечу. Но слёзы у меня будто все кончились. Или я не в том состоянии здесь, чтобы выделять какие-то жидкости из тела. Ведь и оно претерпело некую алхимическую трансформацию, понимаешь? Осталась только моя суть, душа, характер.

 

Клыкастый пёс моей проснувшейся совести снова скоро придёт сюда, я уже знаю кто он. Да, часть меня, о которой я сам забыл, став финансовым хищником. Но сейчас мы ещё можем немного пообщаться, брат. И потому, пока пёс набирается сил, я говорю тебе: иди в мой кабинет, брат. Бывшего монаха, что проводил злосчастный ритуал, ты там уже не найдёшь. Он залёг на дно. Уехал в далёкое село с гонораром за горе чудеса. Меня как вызволить отсюда, он просто не знает. Ну а ты найдёшь всё, что нужно, в моём кабинете. Забери бутыль и разбей! Да, разбей этот сосуд. Или наполни святой водой, посмотрим на результат...

 

И умоляю тебя, всеми возможными слёзами прошу: посмотри, узнай, получилось ли... сделать ту подпись с помощью ритуала. Стоило ли оно того. Я ведь отдал за это... девяносто процентов жизни, по моим расчётам. Но на десять процентов я ещё жив! Хоть и не знаю всего об этом астрале. Всё меньше проявляю телесные привычки. Но я пока есть. Где-то.

Прощай. Или до встречи.

 

— О, брат мой Чеслав! Тяжело такое слышать. Страшно отныне и мне, раз такое происходит. Что же мою собственную душу ждёт на той стороне? Может и мне в тот проулок заглянуть, узнать есть ли способ тебе помочь?

 

Не вздумай извлекать меня, себе хуже сделаешь. Или на шарлатана попадёшь. А то и на подобное тому, что случилось со мной! Только в твоей бутыли, пожалуй, будет жгучее пойло, которое ты потребляешь каждый день в реальности... вот где настоящий ужас.

А бумаги проверь. И если что, вступай в наследство. Банк теперь весь твой. Фирму ту лучше обратно отдай наследникам висельника, вдруг здесь станет светлей...

Живи и радуйся, за меня в том числе. Деньги для меня теперь такая глупость, что я предпочёл бы их раздать беднякам, но от тебя этого требовать не могу.

Возможно, однажды мой дух станет свободным.

Сосуд отпустит меня и пёс не тронет.

Куда я потом... неизвестно.

 

— О, брат... удачи тебе на той стороне! Чёртов колдун наворотил чудес.

— Тише, дорогой, тише. Сердце заболит.

— Нужно принять стаканчик, а то и правда заболит.

— Помнишь, чего Чеслав сказал: бросить нужно тебе дрянь эту, погубит.

— Завтра начну бросать. Или к осени ближе. Там ведь осенью всё страшное, вроде, случится. Значит, время бросить пить пока есть.

— Ха-ха, не смешно Леонард!

— Наш медиум ещё в трансе?

— Просыпается вроде, харончик.

 

— Здравствуйте снова, господин Леонард... Мадам, моё почтение. Я обычно не помню, чего духи через меня передают живым. Вижу, вы опечалены. Иногда, знаю, они издеваются над теми, кто их вызывает. Или лгут. Чуждые сущности в астрале могут принимать оболочки родственников и представляться ими, я предупреждал. Только вы решаете — верить услышанному или нет!