Невский проспект кишмя кишел бессмысленными туристами, праздно шатающимися вдоль однообразных домов с мерными рядами колонн, разбавленных разве что яркими красками Спаса на Крови. Толпа гудела словно раздухарившиеся от собственной важности белокрылые чайки, пасущие на реке рыболовные суда, раз от раза подкармливающие бесстыжую крылатую ораву.

- Нет, чтобы дворами пойти! Тащимся в самой гуще, – ворчала Снежана, таща за собой маленького Вовку и нервно поглядывая на мужа, ведущего свой небольшой табор смотреть Дворцовую площадь.

Зная нелюбовь жены к людным местам, Михаил выбрал для жизни уютный дворик рядом с Таврическим садом, где движение замерло и лишь кряканье уток по утрам наполняет жизнью окружающую тишину, но не смог отказать себе в удовольствии погрузиться в людской поток, наслаждаясь гулом центральной улицы города.

- Так ты ж вообще в Москву хотела, - подмигнул он сыну, окончательно выведя из себя без того раздражённую супругу.

- Ради больших денег можно и потерпеть, - гаркнула она так, что проходящая мимо группа туристов из столицы принялась обсуждать «зарплату в регионах» и всеобщую разруху.

Бессовестное солнце ослепило Снежану, отразившись от одного из окон Дома компании Зингер. Она потеряла равновесие и свалилась прямо посреди тротуара, надеясь, что, открыв глаза, увидит перед собой тихую Томскую набережную с поломанными бетонными плитами и чудаковатым Чеховым, желательно без шляпы – она ему никогда не подходила. Вовка подскочил к матери как взаправдашный взрослый и подал ей ручонку размером с осиновый листок. Другую руку ей подал Михаил, но она сделала вид, что опирается не на мужа к гордости малыша.

Какое же это счастье – идти по городу вместе с самыми дорогими людьми на свете! Ещё бы убрать окружающую толпу людей вперемешку с ряжеными «зебрами» и «ослами», потом взять и заменить однообразные колонны на деревянные домики с изразцовыми окнами. И чего им в Сибири не жилось?

Три месяца схлопнулись в один миг в беготне по Эрмитажам, Кронштадтам, Петергофам, разве что не успели в Кунсткамеру попасть – а она-то как раз интересовала Снежану больше всего остального! На столе маленькой комнаты в коммуналке помимо хлеба появился сыр и свежие овощи – настоящая роскошь для тех, кто не может найти работу. Если Михаил приехал по приглашению хорошего друга, то Снежана, отсидев полных три года с малолетним сыном, не могла найти ничего приличного – так, ерунда какая-то... Другое дело там! Там ей и мама, и папа, и бабушка – все предлагали работу напропалую, только успевай ловить.

Не подходили ни график, ни дорога, ни цвет стен. Всё не то и не так... особенно пугал испытательный срок. Она ведь всего полтора года проработала в Областной больнице и звёзд с неба не хватала – едва-едва справлялась хоть с чем-то под прикрытием дяди-заведующего, который выдохнул с облегчением, когда Снежана объявила о своей беременности. В новом городе никто не станет защищать её от ошибок, поддерживать... чего уж там, даже муж в последнее время предпочитал свой безденежный проект с другом!

- Да и как работать? Садик нам не дают, денег на няньку нет! – жаловалась она своей новой пернатой подруге – озёрной чайке, каждый день по утрам посещавшей её в основном ради объедков. Их встречи проходили всегда в одно и то же время на одном и том же месте – стареньком балконе с лепной балюстрадой и широкими перилами.

О, этот балкон был единственным, что нравилось Снежане в новой её жизни. Здесь можно с высоты взглянуть на заблудившихся в питерских закоулках туристов, внимательно изучающих названия улиц. Чаще всего они зачем-то искали особняк Кельха в надежде попасть на экскурсию. Ха! Кто бы их туда впустил? Только Михаил знал все входы и выходы, обычным людям без правильной туристической компании туда не попасть.

- Чай-ку-у-у! Чай-ку-у-у! – выдавила из себя черномордая птица, сожрав последний кусок колбасы. Снежана быстренько заскочила домой за новой порцией, но, выйдя, лишь развела руками «ничего больше нет». Взглянув напоследок на пустую тарелку, чайка упорхнула куда-то в сторону Невы, оставив пару перьев на прощание.

- Даже не дослушала, - вслед ей произнесла молодая женщина, растрепав такие же чёрные как чаячьи перья волосы.

- С кем разговариваешь? – спросил Михаил, выйдя, потягиваясь, на балкон.

Снежана скорчила недовольную рожицу, в ответ получила притворно-стыдливый жест и нежное объятие.

- Всё с ней же? Жрать у нас нечего, а она всё прилетает. Чудная, - улыбнулся он, ведь в первый раз птица прилетела именно к нему и долго-долго долбила в окно, словно дятел, выпрашивая внимания.

- Чудной ты, - Снежана спрятала свои ненакрашенные ногти в передник, словно их кто-то мог увидеть, кроме мужа. – Скажи-ка, когда ты сменишь работу?

- Опять ты начинаешь, - Михаил спрятался в домике, но жена догнала его, громко-громко шепча о том, что отдала последний кусок хлеба чайке.

- Ну так съела бы сама, - отбивался он, за что получил заслуженный бойкот на все выходные, и никакого тебе Русского музея с «Чёрным квадратом» Малевича.

Нет, они определённо не подходили друг другу! Снежана – хрупкая одиночка, привыкшая к тишине, спокойствию и постоянству. Любое отклонение от привычного течения жизни убивало её, медленно и мучительно придавливая к полу, и она словно жук болтала в воздухе тоненькими ножками, даже не пытаясь снова стать человеком. Зато человеком всегда и во всём оставался Михаил – высокий, статный, жизнерадостный. Дай ему волю – он погрузится в людскую пучину словно олимпийский пловец и, держу пари, награду свою ни за что не упустит.

Они жили с самого детства в одном городе - в Томске - на соседних улицах, но познакомились в Летнем саду пять лет назад, когда приезжали в Санкт-Петербург с экскурсией... каждый со своей. Она была с мамой и бабушкой, ходили по церквям и соборам, он же хотел обшарить все питерские крыши и только ради этого сюда прилетел на три дня с лучшим другом. Михаил просто жил, вспоминая с теплом тихую беседку рядом с фонтанами, где они в первый раз поцеловались, а Снежана стремилась в Москву к троюродной тётушке на хлебное местечко рядом с метро и только потом, встав на ноги, она мечтала вернуться в Петергоф к фонтану, из которого под перезвон свистков вылезал её будущий муж со случайно оброненной сумочкой в руках.

И вот у них подрастал сынок и все его планы реализовались, а она осталась без будущего, надежды: потеряла покой в людном городе и ничего не приобрела взамен. Михаил, сказать по правде, даже не понимал, что жена злится: всё ведь хорошо! Работа есть, как есть крыша над головой. Ещё немного потерпеть и они с другом откроют свой бизнес – связи за пять лет наработаны хорошие. Что такого? Всего лишь небольшая заминка на пути.

- Если тебе так важно, можешь устроиться на работу, - эти слова мужа разозлили Снежану дальше некуда!

- Я уже месяц ищу?! Ничего нет. И никого нет, - она разрыдалась, забившись в угол, и даже хрупкая рука сына не смогла её поднять.

Наконец она приняла решение и, наспех собрав чемодан и оставив записку, вышла на балкон в последний раз посмотреть на Санкт-Петербург. Целую неделю Снежана вынашивала план побега и вот этот день настал! Деньги на билет выслали родители, они даже умудрились заочно пристроить маленького Вовчика в детский сад. Ей бы бежать, но разве можно не попрощаться со своим единственным настоящим другом? Держа в руках последний бутерброд, она опустилась вдоль лепной балюстрады на холодный пол балкона...

Увы, центр дивного города давным-давно нуждается в капитальном ремонте. С фасадов валится всё подряд: лепнина, штукатурка и балконы, конечно. Дом, в котором жили Снежана и Михаил, исключением не был. Старые перекрытия не выдержали женского горя и подломились, упав со второго этажа на тротуар, едва не погубив четыре жизни и насмерть раздавив пятую – ей оказался соседский далматинец, хозяин которого вёл своего друга гонять уток в Таврический сад.

В этот самый момент чайка-чудак вернулся за своим прощальным куском, прихватив вместе с лакомством душу Снежаны... так она стала птицей, парящей где-то там в вышине. «Это много-много лучше, чем Томск!» Ветер хрустел в перьях, густой воздух наполнял лёгкие, а желудок наполнился тёплым и таким родным хлебушком. В небе нет толпы, нет шума автомобилей и бесполезной суеты.

- Чай-ку-у-у! Чай-ку-у-у! – раздался призывный клич какого-то незнакомца, и тут же животик Снежаны свернулся в калачик, требуя лететь на зов что есть мочи.

Взмыв ещё выше, она оглядела город с небывалой для питерской птицы высоты и быстренько вернулась обратно. Говоря по правде, её никогда не впечатляли развалины в центре города, а уродливые плоские крыши новых зданий и вовсе наводили невыносимую тоску: по сравнению с ними даже однообразные колонны Невского проспекта казались очень даже многообразными.

- Чай-ку-у-у! Чай-ку-у-у! – призывала мерзкая чайка, её голос скрутил живот Снежаны так, что дохнуть невозможно. – Чай-ку-у-у! Чай-ку-у-у! – зов пронизывал уже каждую клетку, не подчиниться ему стало равносильным смерти.

Где-то там внизу из-под Прачечного моста выплывала маленькая шлюпка, окружённая пернатым гогочущим облаком. Всю ночь два мужика кутили с удочками наперевес. Ожидалось, что принесут домой они только перегар, а вышло, что тащить придётся ещё и рыбу. Но ведь это ж не с руки...

- В следующий раз опять улов ждать будут, - учил старый молодого и по одной выбрасывал мелочь за борт, отгоняя чаек от крупной добычи.

- Ну так мы снова наловим, - возражал его приятель.

- Мелкий ещё! – усмешка просачивалась сквозь седоватые усы и долбила по налысо бритой башке паренька. – Бабы они такие. Им покажи рыбину, в следующий раз две попросят. А если не поймаешь две, прибьют!

«Совсем что ли своего мнения нет?» - возмутилась Снежанна, пикируя к очередной рыбке и жадно проглотила свою добычу. «В большой семье клювом не щёлкай» - учила её бабушка, вот она и хватала рыбину за рыбиной, пока не свалилась в воду... пикировать-то люди без лётного образования не умеют и кто бы объяснил, что «зависнуть» в воздухе не получится. Пока новоиспечённая чайка приходила в себя, разбираясь с тем, где у неё ноги, где хвост, и где всё остальное, шлюпка уже уплыла, оставив над Невой гудящее облако из чёрно-белых птиц.

Солнце заигрывало с речными водами, словно надеялось на взаимность. Смотреть на отражение его лучей было невыносимо тяжело, пришлось искать пристанище. Но где? С одной стороны, в небе нет людей, там тихо и легко дышится. С другой, кто знает, когда поплывёт новая шлюпка с рыбами на борту...

Снежана внимательно огляделась и вдруг заметила толпу туристов, заинтересованно тычущих своими пальцами-колбасками в её сторону. «Ну уж нет!» - вспорхнула она, но не сильно высоко – жрать надо меньше!

- Смотри, какая чудная чайка, - ткнул Жорик свою подружку в бок, та внимательно изучала телефон в поисках новой сумки. Девушка едва смогла приподнять верхнее веко, забитое словно частоколом, пушистыми искусственными ресницами.

- А? – ответила она и тут же вернула взгляд на телефон.

- Ты ж не видела! Клянусь, она лезет через ограду.

- Кто? – заинтересовалась его спутница и даже умудрилась приоткрыть глаза настолько, чтобы увидеть его плечи.

- Чайка-чудак, - он показал в сторону Снежаны, забывшей о своих новоприобретённых крыльях. Она спускалась в Летний сад словно человек, цепляясь за прутья лапами и лишь изредка помогала себе мощным клювом.

Девушка отмахнулась от него и пошла срочно читать отзывы.

- Может, вызвать «Котоспас»? – спросила осиротевшего мужчину другая девушка – маленькая и бойкая. Она тут же сделала миллион фотографий, разместила объявление на все электронные площадки и вместе с новым парнем пошла пить кофе в маленький португальский ресторанчик недалеко от Цирка.

«Ну ты и дура набитая!» - прокомментировала Снежана «бывшую» девушку: не смотря на свои ресницы-опахала и крутой телефон с потенциальной новой сумкой, она вдруг оказалась никому не нужной и даже не замечала этого. Наконец-то сообразив, что у неё же есть крылья, человек-птица грузно улетела от зевак, приводнившись на подёрнутую лёгкой рябью гладь Карпиева пруда.

В начале августа, да ещё в хорошую погоду, Летний сад отличается от Невского проспекта только формой: ни тебе колонн, ни асфальта, ни плитки... только фонтаны, деревья, тропинки и скульптура. Детские крики сливаются в единое целое с пьяными танцами брачующихся пар – толпа, толпа, толпа... Обычно, в такие дни Снежана избегала это место, но что плохо для человека, идеально для чайки. Чем больше народу, тем больше еды! Так и нашла она новый дом.

Даже дождь не мешал ей находить пищу, тем более её человеческая сущность то и дело пробивалась наружу. В какой-то момент она придумала свою «творческую программу» для зева и выдавала её раз в полчаса, получая щедрые чаевые. По всей стране разнеслась новость: «В Санкт-Петербурге в Летнем саду завелась дрессированная чудная чайка» - и это принесло ещё больше еды. Кто и как только ни снимал Снежану! Золотые времена... и зима не страшила: дирекция цирка заинтересовалась необычной птицей – было принято решение «отловить и взять в труппу, включить в программу представлений».

Зал, аплодисменты, горящие глаза, еда... Снежана засыпала с этими мыслями, а просыпалась вся в слезах, хоть чайки и не плачут. Сытая жизнь, слава, внимание – всё это меркло, как только она вспоминала лицо Михаила и нежную ладошку сына. Вот-вот должны были прийти орнитологи, чтобы бережно отвезти чудную чайку в просторный вольер с бесконечным запасом рыбы. Она ждала и готовилась, продумывая как бы не повредить себе ни единого пера, но вдруг сердце сжалось от боли – её человеческое тело умирало, а значит скоро она потеряет всякую возможность увидеть семью.

Пока орнитологи аккуратно раскладывали ловушку и подбирали самую жирную рыбку в качестве живца, Снежана металась туда-сюда по всему пруду, сбивая с курса лебедей-великанов и жирных от чужих чаевых ворон, а потом взяла и взлетела, направив свой путь туда, где когда-то, будучи человеком, прикормила на балконе чайку.

Дождь уверенно барабанил по крыше старого дома, наполняя её водой до отвала, она переливалась через край, минуя водосточные трубы – их не чистили уже пару лет. На том месте, где всего месяц назад Михаил разговаривал с женой, торчала только уродливая перекладина с остатками перил. Снежана аккуратно села на подоконник и давай со всей дури долбить в стекло, но её никто не слышал... в комнате было темно и пусто. Спрятавшись от непогоды возле своего бывшего дома, она заснула.

- Мам, глянь кто там! – заорал соседский мальчишка – идеальный тринадцатилетний подросток с зализанными волосами.

Спросонья, Снежана забыла о своём новом виде и полетела к нему выяснять, где же дорогие её сердцу люди.

- Чай-ку-у-у! Чай-ку-у-у! – кричала она ему прямо в уши, за что тут же получила удар по клюву.

- Дура что ли? – хищные глаза мучителя сверкали словно звезды в ночи – он схватил беззащитную птицу и давай выкручивать ей лапы. – Тварь! Ты чуть меня не оглушила.

Боль придала Снежане сил, и она со всей силы клюнула его в самое больное место – в его правый глаз, уже заплывший от чьего-то меткого удара. Его загнанная мамашка выбежала, причитая о дитятке: «Срочно скорую!» До сих пор Снежана не общалась с этой семьёй. Едва заслышав лязганье замка, она пряталась за своей дверью или опрометью выбегала из парадной. Кто бы знал, что тринадцатилетний мальчик может прятать за выглаженной рубашкой и щеголеватым пиджаком?

И теперь ей стало мучительно стыдно и страшно. Много раз Михаил порывался постучаться в соседскую дверь, чтобы узнать, почему из-за их двери доносятся странные звуки, но Снежана останавливала его – нечего лезть в чужую жизнь. Быть может, «тогда» соседка не просто свалилась со стремянки. Быть может, не зря Вовка кричал, что именно Он украл его детский трёхколёсный велосипед, а не случайный прохожий. Да и сама она видела, как это щегол плакался мамочке в плечо, поливая ядом учительницу, обвинившую его в подделке оценок в школьном журнале. Снежана прошла мимо тогда, справедливо полагая, что это не её дело.

«Ну почему?!» - металась чайка, кружа вокруг собственного дома. Лапы горели адским пламенем от нежданного «массажа», и даже прохладная вода из пруда в Таврическом саду не могла унять боль. Замыкаясь в себе, мы забываем, что люди вокруг тоже люди, они дышат, живут, действуют... порой очень странно и даже страшно. Может, оно того не стоит? Спрятаться, а то и вовсе умереть? Снежана приготовилась было воплотить свой план в реальность, благо, лапы чуть-чуть успокоились. Вытянувшись вдоль ледяного подоконника, она заснула.

В первый раз её разбудил лёгкий грибной дождь, обещающий превратиться в ливень. Вода смысла с лап остатки боли, но вместе с тем стало ясно, что стоять Снежана не может. Свалившись с крыши, она полетела к родному балкону «будь что будет»... Во сне её тело было здоровым, а город под крыльями подмигивал радостной чайке своими окнами. Толпа зевак следили за её пируэтами в воздухе, тайно помахивая вкуснейшей рыбёшкой. Всё-таки в Летнем саду запрещено подкармливать птиц! Она снова открыла глаза с животным желанием урвать у кого-нибудь кусок да хоть той же шавермы.

- Вы его не заберёте! – соседка летела вслед за полицией, забирающей куда-то её драгоценного сыночка. – Он несовершеннолетний! Ему нет даже четырнадцати.

Вцепившись в китель одного из оперативников, она пыталась оттащить его от подростка, моля всех святых о справедливости.

- Что происходит? – спросила у местной старожилы Ольги девица, проходившая мимо по улице с огромной шавермой наперевес и вот эта-то самая шаверма и привлекала Снежану больше всего. Ей не было дела ни до соседского хулигана, вытянувшего ей лапы, ни до его сумасшедшей мамаши, есть хотелось так сильно, что она готова была встать и взлететь, даже если боль вновь начнёт терзать её. Чувство поглотило чайку настолько, что она даже не заметила знакомый силуэт в балконном окне.

- Пап, она снова здесь! – Вовка прилип к стеклу, разглядывая старую знакомую.

- Не долби, свалишься, - оттащила его за руку бабушка Алевтина, примчавшаяся из Томска, как только услышала о том, что дочь после падения впала в кому.

Так они и не встретились... увы. Снежана, овладевшая своими крыльями как заправский пилот, вырвала из рук девицы шаверму и с необычайной жадностью пожирала её под пристальным взглядом соседских ворон. Не смотря на явный перевес в количестве, они всё же опасались нападать на более ловкого соперника. Чайка чувствовала это и не подавала виду, что стоять на ногах для неё настоящая мука – жизнь побеждала смерть на всех фронтах.

Ну а что с людьми? Люди тем временем бурлили как вода в ведре с кипятильником: мамаша умоляла, стоя на коленях, пощадить сына, полицейские вызывали в срочном порядке психиатров, девушка сгоняла за угол и дожёвывала вторую шаверму, внимательно наблюдая за котом, крадущимся к озёрной чайке – это была маленькая месть пернатой воровке.

- Ка-а-ар! Ка-а-ар! – предупредила об опасности ворона, подойдя к Снежане ближе и тем спасла её жизнь.

Лапы не позволили быстро и легко взлететь, но всё же пристальный взгляд несколько охладил рвение усатого бандита. «Сеня, кышь!» - прокричала чайка, но прохожие услышали лишь:

- Чай-ку-у-у!

В благодарность она оставила воронам остатки обеда и, проверив пустые окна своей бывшей комнаты, полетела куда глаза глядят. С высоты город казался ей очень разнообразным, голоса больше не сливались в единый гул, разноцветные машины кто спешил, кто отставал, кто со всей дури врезался в другого, разбивая фары и рёбра. Запахи, вкусы, размеры – всё это по-новому открылось Снежане, впервые за всю свою жизнь вырвавшейся на свободу и это как раз перед самым концом. Чего греха таить? Летать с больными лапами практически невозможно, как и вернуться в умирающее человеческое тело.

Забившись в угол плоской крыши, поросшей плесенью и подёрнутой миллионом мелких трещин-морщин, Снежана решила вернуться к озеру, быть может, работники цирка смогут признать её и вылечат лапки. Но как? Чайки все для людей одинаковые! Виртуозно летать теперь она тоже никак не могла. «Как жаль, что птицы не плачут». Лапы онемели окончательно и подняться на них, чтобы взлететь Снежана уже не смогла. Чтобы облегчить ей смерть, небо послало очередной ливень, на этот раз пронзительно-холодный, а затем тучи резко разбежались, обнажив кровавую зарю.

Собрав последние силы, Снежана подползла к краю крыши, чтобы в последний раз полюбоваться на город с высоты. Зажигалась яркая подсветка петербургских мостов, вдоль которых гуляли когда-то ненавидимые ею толпы. Ах, она бы всё отдала за то, чтобы сейчас погрузиться в людской поток, держа сына за ручонку и спеша за смешливым мужем!

- Люблю вас, люди! – и ухнула вниз от восхищения.

«Видимо, всё-таки мне пора», - задумалась было она и давай со всей мочи бить воздух усталыми крыльями. На её ор слетелась стая других чаек, они подхватили её и отнесли к Мариинской больнице, где на холодных скамьях Михаил и Вовка ждали вердикта врачей, а над ними жужжала Алевтина.

- Ну и что ты за мужик такой? Даже не такси денег нет?! Чего уж там такси, пешком потащил, чтобы на автобус не тратиться, - шипела она, расплёскивая яд на случайных прохожих.

- Ещё неизвестно, чем кончится! Деньги могут ещё пригодиться, - отбивался лениво Михаил.

- Лучше бы жильё приличное снял. Если бы не это старьё...

- Да кто же знал-то?! – он подскочил, пытаясь унять внутреннюю боль хождениями туда-сюда. – Я всё вложил в бизнес, нужно было немного потерпеть.

- Потерпеть?!

Взбешённая женщина «выложила» всё, что думала о зяте и его переезде с семьёй в другой город. Напомнила она про обещанные золотые горы и про оставленные в Томске царские хоромы...

- Которые принадлежат вам, Алевтина Петровна!

- По документам! Не выброшу же я своего ребёнка на улицу.

- Ребёнка-то нет, а вот зятя...

Пока муж ругался с её матерью, Снежана тихо опустилась на скамейку рядом с сыном, впервые осознавая, что родители давненько вставляли клинья между нею и Михаилом. Самого начала вердикт: «Он не медик!» - звучал приговором их отношениям. Вся семья в обозримых поколениях – врачи со всех сторон, впускать «чужака» - скверная примета. И пристроить его никуда не получится, но именно это в нём и нравилось Снежане. В отличие от всех прочих, он умел и любил делать что-то «не так»: не так говорил, не там учился, рисковал, проигрывал и выигрывал, при этом он всё, что мог, отдавал семье стоило чему-то появиться.

- Пап, можно? – спросил маленький Вовчик, указывая на единожды укушенный сэндвич.

- Что? – Михаил растерянно оглянулся, словно его застукали за чем-то неприличным. До сих пор он ни разу не выразил ни словом, ни делом неуважения тёще, а уж тем более при сыне.

- Отдам? – мальчик показал ручонкой на чайку-Снежану, вжавшуюся в холодные каменные перила. Она старалась не выдать своего присутствия бомжу, разместившемуся прямо под лавкой, где она приземлилась. Ей бы перелететь через невысокую преграду, отделяющую от Вовчика, но сил уже совсем не было.

- А, это ты, – Михаил невольно улыбнулся старой знакомой – он узнал пернатую подругу жены.

- Лыбишься, когда Снежка моя умирает, - усмехнулась Алевтина, не заметив входящего звонка. Подхватив «неправильную» эмоцию, она попыталась выдавить слезу, но ничего не вышло – пришлось отойти подальше.

- Она жива! И будет живой! Но вы её больше не увидите, - твёрдо ответил Михаил, махнув головой сыну в знак согласия и тут же ответил на входящий звонок. Кто-то что-то долго-долго рассказывал ему, брови Михаила собрались в кулак, и он пошёл к Алевтине, прорывавшейся на территорию больницы.

Оставшись один, Вовчик слез с лавки, но заметив бомжа, вернулся обратно. Маленькими своими ручонками, которые так хотела расцеловать мама, он развязал шнурки – подвиг настоящего мужчины, ни разу подобным не занимавшегося. Чтобы не напугать птицу, мальчик очень плавно перелез через каменную перекладину и протянул еду собственной маме в обличии чайки, но та даже не посмотрела в сторону сэндвича.

- Кушай. Вырастешь большой и сильной, - Вовчик слегка дотронулся до её перьев, чтобы погладить. Его прикосновение вернуло душу Снежаны туда, где ей положено быть.

- Не трогай! – визжала Алевтина, стремясь к внуку. – Птицы – разносчики заболеваний.

Мальчик дёрнулся, но чайка никак не отреагировала на его резкие движение. Лишённая человеческой души, она потеряла и возможность сопротивляться боли.

- Она больная, ну-ка марш отсюда. Заразишься! - бабушка схватила разрыдавшегося Вовчика, но Михаил остановил её:

- Надо будет – сделаем укол. От всего не спрячешься.

- Её надо лечить. Мама ведь тоже болеет, а её лечат, - ребёнок быстро решил всё за взрослых, которые вызвали «Котоспас». И хотя они сами не работали с птицами, подсказали, как собрать и куда отвезти.

- Деньги ещё тратить, - ворчала Алевтина, но под грозным взглядом Михаила осела.

- Разве не слышите, эта птица как Снежана, - возразил он.

- Суеверие!

- Мне всё равно.

Весь вечер Михаил с сыном носились по орнитологам, приютам для птиц, а под ночь заскочили в детскую поликлинику – всё обошлось! Птица оказалась не заразной, но с повреждёнными конечностями. Врач обещал, что всё решаемо, однако после отпустить её на волю уже не получится... в общем, цирк забрал дрессированную чайку к себе. Даже утратив душу Снежаны, она оказалась навеки связанной с человеческим миром и полностью сохранила память о той самой программе, которую показывала зевакам на Карпиевом пруду. Теперь её ждала сытая и довольная жизнь под афишей: «Чайка-чудак под куполом цирка!»

Снежана очнулась рано утром. Сломанные рёбра невыносимо ныли, но всё это полностью сглаживалось пятью минутами, проведёнными вместе с мужем и сыном. Мать так на свидание не успела: ей потребовалось много времени, чтобы выяснить всё у «местных» врачей и убедиться, что они в этот раз всё сделали правильно. Снежана провалялась в коме так долго из-за врачебной ошибки, которую быстро обнаружила опытный хирург Алевтина, она же и настояла на операции и теперь ей важно было проследить, чтобы «чужаки» не облажались.

За долгих два месяца восстановления Снежаны, семья успела помириться. Михаил убедил тёщу, что фирма его растёт и ожидание не такая уж большая плата... впрочем, для уверенности ему пришлось согласиться взять в компаньоны ещё одного человека – двоюродного дядю Алевтины – Николая Петровича Грачкина. Николай Петрович быстро подтянул связи в «администрации» и уже через полгода строительство принесло прибыль – необычайная для отрасли скорость! Чего уж говорить о трёх годах?

- Посидишь с Машей? – спросила Снежана мужа, укутывая девятимесячную красотку в свеженькое одеяльце.

- Когда? – не отрываясь от компьютера спросил он.

Она перечислила навскидку несколько дней в конце августа, когда наводнение из туристов поднимается выше любых отметок.

- Ну вообще-то я собирался на рыбалку в эти дни, - Михаил посмотрел на жену умоляюще, но она не поверила.

- Опять с Грачкиным загуляете, - усмехнулась она тоном, не терпящим возражений... всё-таки как же она похожа на Алевтину Петровну!

Михаил понуро взглянул в окно, выходящее на Неву. Где-то там белели лощёные бока частных яхт...

- Чай-ку-у-у! Чай-ку-у-у! Чай-ку-у-у! – галдели над ними белоснежные птицы, отражаясь в глянцевой ряби густой воды.

- Не волнуйся, дорогой, - поцеловала его Снежана. – Сезон скоро закончится, и я буду с детьми сама, а пока...

- Лети, - улыбнулся Михаил, хорошо понимая, что эту птичку в клетке уже не удержать.

И она понеслась прямо в гущу Невского проспекта, где её ждали пятнадцать человек – свеженькие, ещё не знакомые с криками чаек жители Дальнего востока. Их смешило однообразие колонн и ровная стройность петербургских зданий, но это только пока! За три месяца работы гидом Снежана научилась пробуждать в любом человеке способность видеть, а самое главное чувствовать яркость и многоликость мира, где нет ни единого повторения, ни единого «пустого» звука.