...потерял след.

Мысль пронзила его мозг, точно стрела, что он судорожно сжимал в правой руке. Мысль настолько ясная и болезненно яркая, будто до нее он отродясь ни о чем не думал.

Он стоял, глядя под ноги, обутые в стертые башмаки, на тропе, заросшей сухой бурой травой. Казалось, нога живого существа не ступала по ней десяток лет, по бокам же её сжимали непреодолимые заросли колючего кустарника в пожухлых листьях. Осень. Туман – вот он, стелется над кустарником, заслоняя смутные очертания леса, над тропинкой, над тем, что впереди.

Что впереди?

Этого он не знал.

А что тогда позади?

Он попробовал обернуться – но не сумел. Руки и туловище, вздрогнув, повиновались ему с заминкой, будто не знали движения многие часы – но, едва сделав движение, замерли.

Не успел он спросить себя, в чем дело, как пришло осознание. Дальше нельзя. Нельзя – и нечего гадать, почему вдруг. Нельзя, и всё.

По спине пробежал холодок, и он поёжился – то ли влажный туман, то ли жуткое предчувствие забиралось за пазуху. Неуверенно покачнувшись, он сделал шаг, другой – и пошел вперед.

В конце концов, что остается?

Туман все клубился над тропинкой, и он то и дело натыкался на острые ветви, царапая о них руки, и без того знавшие времена получше. Так он, пожалуй, сказал бы, если бы помнил что-нибудь о былом – но голова не желала давать подсказок, будто и в нее набилась холодная водяная взвесь. Он не мог и представить, что позади – ни за спиной, ни в прошлом, будто и на него ему кто-то запретил оборачиваться.

Потерял след. Вот и все, что он знал. Чей след – дичи? Он – охотник? Стрела в правой руке указывала, что так может быть, и вскоре он нашел тому новое подтверждение, нащупав за спиной лук и колчан – увы, пустой. Лук он на всякий случай снял левой рукой и оглядел. Гладкий, похоже, новый, тетива тугая. Иной сказал бы – слишком тугая, но он силой не обделен – справится, лучше пускай бьет точнее. Добротное оружие. А он, раз может так говорить – держит такое не в первый раз. Верно и вправду охотник.

Он шел дальше и дальше, но пейзаж вокруг ничуть не менялся. Ноги гудели, будто в пути он провёл целый день, а скорее пару-тройку. И за кем же можно так гнаться...

Наконец кусты по бокам стали отодвигаться, и тропа превратилась в небольшую поляну, по-прежнему окруженную растительностью – только впереди к кустам добавились еще и камыши. Точнее, рогоз, поправил себя охотник, глядя, как едва заметно качаются на ветру его бурые головы. В одном месте, прямо перед ним, в зарослях виднелась прогалина, и он, подойдя ближе, вдруг вышел из завесы тумана.

Перед ним раскинулось озеро. Все еще укрытое дымкой – но, несомненно, озеро, а не река и не мелкий прудик. Он даже видел очертания противоположного берега впереди и слева, видел силуэты деревьев на нем. Отчего-то тот берег казался уютнее. Может, оттого, что он еще туда не приплыл? Будто приглашая это сделать, на воде чуть покачивалась небольшая лодка, застрявшая в зарослях рогоза. Пройти по мелководью сажени три – и можно забраться, а весло, хоть и одно, в ней имеется.

Но войти в воду охотник не мог. Ведь из озера на него смотрело чудовище.

Он не сразу заметил его, приняв сперва за пару коряг. Из воды торчали только кусочек спины и тупоносая пасть, увенчанная торчащими ноздрями с одного конца и большими, мрачно-серыми глазами с прорезями зрачков, точно у змеи. Черты остального тела, чуть большего, чем людское, угадывались под мелкой водой. Охотник лишь не мог разглядеть, есть ли у него ноги. Ящер или змей? Мысленно он окрестил тварь просто «чудовищем» - уж больно уродливой казалась его квадратная морда. Но в глазах, хотя и в них смотреть было неприятно, проглядывал ум.

Едва он успел об этом подумать, как чудовище, чуть приподняв зубастую пасть над водой, проговорило человеческим голосом:

- Охотник. Что ты здесь делаешь?

Голос его звучал спокойно, даже дружелюбно. Преодолев изумление, охотник ответил:

- Заблудился. Охотился не один день, а потом...

- Потерял след. – В мутных глазах чудовища блеснуло понимание.

- Не знаю только, чей, - признался он.

Чудовище не ответило, только продолжало пристально смотреть на него. По темной воде расходились полукругами мелкие волны от его ноздрей, и до охотника доносилось его зловонное дыхание.

- Я здесь не первый, - догадался он.

Ноздри чудовища медленно погрузились в воду, подняв два небольших водоворота, и снова вспыли. Кивок. Не первый.

- Не знаешь ли, что на том берегу? – спросил он.

- То же, что на этом, - ответило чудовище, немного подумав. – Рогоз, трава. Почва.

- Думаю, мне нужно туда. – Он махнул рукой в направлении другого берега. Чудовище вновь медленно кивнуло:

- Возможно.

- И ты пропустишь меня? – продолжил он. Чудовище резко и коротко выдохнуло, отчего из ноздрей вырвались струйки пара. Будто смеялось.

- Сам-то как думаешь?

В его глазах, тусклых и злых, охотник нашел очевидный ответ.

- Но почему?

Чудовище чуть наклонило голову набок.

- Ведь неспроста ты сидишь тут и говоришь со мной, - объяснил охотник. – Съесть меня ты давно могло... то есть, мог или...

- Неспроста, - перебило чудовище. – Скажем, так нужно.

- Кому нужно? – прищурившись, спросил он.

- Много кому. И тебе в том числе. – Немного помолчав, чудовище добавило: - Поступим так. Я пропущу тебя, если отгадаешь три моих загадки.

- А если не отгадаю? – осторожно спросил охотник. Чудовище вновь смешливо дыхнуло.

- Будет жаль.

Он забеспокоился. Кто знает, что за загадки у неведомого змея – или кто он там под мрачными водами озера? А ведь он – охотник, а не мудрец-книгочей. Хватит ли ему ума отгадать хоть одну – не знает даже он сам.

Осторожно, как бы невзначай, он попытался обернуться и отступить. Тщетно: неизвестная сила по-прежнему не пускала. По бокам оставались кусты, впереди – рогоз, и до лодки никак не добраться. Можно, конечно, пустить в ход лук, но с одной стрелой, при том, что зверь смотрит на него в упор – шансы слишком малы.

- Что ж, - вздохнул он, - давай свои загадки.

Чудовище кивнуло, казалось, с одобрением.

- Слушай первую. Кто один на земле знает твой путь?

Охотник поморщился. Такого он не ждал. В его представлении – пусть он и понятия не имел, откуда бы ему взяться, – чудовищу полагалось спросить что-нибудь хоть и каверзное, но отвлеченное. Что за зверь, к примеру, ходит вечером на трех ногах. Или – сколько бычьих хвостов, связанных вместе, достанут до луны. Но тут...

- Это не загадка, - сказал он, - это просто вопрос.

- Просто ли? – Чудовище пыхнуло паром, взметнув на поверхности озера пузырьки воздуха. – Едва ли он прост, если ты еще не ответил. А коль так – загадка не меньшая, чем твой путь.

Тут охотнику было нечего возразить. Сам он ничего не знает уж точно. Забыл, наверное – но как знать, забыл ли ты, если не помнишь совсем ничего о забытом? Существовало ли вообще что-нибудь прежде туманной тропы?

Ответ на загадку не пришел ему в голову ни сразу, ни по первому размышлению. Небеса? Им, конечно, ведомо всё – но чудовище не зря уточнило: на земле. Небеса не в счет. На земле... на земле за ним по пятам крадётся тень, - он уже открыл рот, чтобы ответить, но посмотрел под ноги и обнаружил, что никакой тени рядом нет. Слишком мрачные сумерки стояли вокруг. И что тогда остается? Не ботинки же?..

- Никто, - сказал он наконец. Чудовище прищурило глаза.

- Это не ответ.

Охотник напрягся. Стрелять первым он не решался – но сомневаться не приходилось: змей вот-вот бросится на него. Однако чудовище мерно проговорило:

- Попробуй еще. Или сдаешься?

Он внимательно посмотрел в глаза чудовища, как бы страшны они ни были. Сейчас в их серовато-бурых белках блестела хитринка, какую он еще не наблюдал. Оно чуяло его намерения, видело его насквозь. Оно знало больше, чем казалось.

- Ты, - выговорил он. – Тебе известно, кто я и что здесь делаю.

Чудовище медленно кивнуло.

- Вторая загадка...

- Нет уж, постой, - перебил он. – Расскажи мне. Ведь я не помню... ну да ты и так знаешь, верно?

- А еще знаю, почему, - ответило чудовище. – Ты так хотел.

Охотник покачнулся на месте от изумления.

- Я... хотел всё забыть?

- Было что, - подтвердило чудовище. – И едва ли ты обрадуешься вспомнить. Слушай вторую загадку.

Ему ничего не оставалось, как кивнуть. Что могло случиться с ним в жизни, чтобы желать отгородиться от нее непроходимым туманом – он и представить не мог. Но теперь хотя бы стало понятно, почему он не может даже обернуться. Чары отделяли его от прошлого.

- Для кого одного на земле тесали твою стрелу? – спросило чудовище.

- Ну это просто, - усмехнулся охотник.

Внутренне он немного сомневался, зная, какой подвох нес в себе первый вопрос, но тут ответ мог быть лишь один. Точнее, два, если считать, что стрелы предназначены для охотников – но едва ли тот, кто вытесал ее, думал в тот момент о нем или о ком-то другом, кто пустит ее. Даже если он ее и тесал. Особенно если он – тогда и думать об ином было бы глупо. А значит, стрела предназначена одному...

- Для того, кого я выслеживаю, - сказал он. – По чьему следу я иду.

- Верно, - пророкотало чудовище. – Но чей след?

На мгновенье вопрос поставил охотника в тупик. Следов-то он и не видел – знал только, что потерял их. Однако тут же пришел ответ.

- Пока не выслежу – знать нельзя, - сказал он. – Добыча есть добыча. Может, зверь, а может, человек, что искусно подделывает следы. А может, дьявол – он умеет оставлять любые. Но моя стрела найдет и его, если так нужно.

Чудовище рассмеялось особенно сильно, хоть и не издало ни звука – только бульканье воды и тихое шипение выдыхаемого им воздуха разнеслось над водной гладью.

- Изобретательно. Что ж, по существу ты прав. Осталась одна загадка.

Охотник позволил себе улыбнуться. Похоже, не так уж и трудно будет преодолеть озеро, если только чудовище сдержит слово. Впрочем, отчего бы ему не сдержать? Может, там, по ту сторону воды, что-нибудь прояснится...

Вопрос чудовища заставил его отбросить преждевременные мысли:

- Кого одного на земле не возьмет пущенная тобой стрела?

Вновь ему пришлось задуматься по-настоящему. Ни одно известное ему животное не обладало столь крепкой шкурой, чтобы быть неуязвимым для лука. Разве что мариконг, о котором он когда-то слышал (знать бы еще, от кого!), будто его не пронять и пушечным ядром, но он и обитал в морях – получается, не на земле. Приходили ему на ум и хитромудрые ответы вроде «того, кого нет» или «того, кто уже мертв», но тут же он их отбрасывал – чудовище вновь скажет, что такие общие слова не считаются. А не о том ли речь, в кого он не стрелял? Но может же он промахнуться... наверное. Чувства подсказывали, что может.

- Неужели тебя? – спросил он наконец, не очень-то веря в верность ответа. Чудовище глубоко выдохнуло.

- Если бы.

- Тогда...

Он думал еще с полчаса, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, но так ни к чему и не пришел. Все мало-мальски подходящие ответы он перечислил чудовищу, но то отмело их один за другим.

- Похоже, ты и вправду не догадываешься, - произнесло оно гулко. Охотнику почудилось в его голосе разочарование.

- Похоже, - согласился он так же печально.

Несколько секунд чудовище пристально смотрело на него, будто оценивая, измеряя. Часть охотника надеялась, что оно раздумывает, какую бы ему дать подсказку. Но скорее – прикидывает, какая часть тела у него самая вкусная. Истина, однако, оказалась иной.

- На две загадки ты ответил, - наконец сказало чудовище, – и я, пожалуй, пропущу тебя другой ценой. Если ты выследишь для меня кое-кого.

- Выслежу? – опешил охотник.

- По правую руку от тебя, левее от самого высокого рогоза, есть тропинка вдоль озера. Не так давно ею прошел один человек. Догони его и приведи ко мне, живым. – В глазах чудовища охотнику померещился нездоровый блеск. – Он не мог далеко уйти.

- Как же я приведу его? – недоуменно спросил охотник. – У меня ведь только одна стрела.

- Придумай что-нибудь, - ответило чудовище ровным голосом. – Ты ведь охотник.

«Ну если ты так говоришь...» - мелькнуло у него в голове, но вслух он ничего не сказал. Сделав пару шагов вперед и раздвинув рогоз, он и впрямь обнаружил узкую пыльную тропинку, скрытую от глаз высокой травой. Он сделал пару шагов и остановился. Чудовища не было видно, но сомневаться не приходилось: оно тут, ждет, слушает.

- Зачем он тебе? – спросил охотник напоследок.

- Не захотел выполнить уговор, - ответил ему рокочущий голос.

Пробираться по тропе оказалось тяжело. Рогоз лез в глаза, царапал руки, мешал рассмотреть едва заметную тропинку под ногами, и охотнику все время казалось, что он сбился с пути. Следов охотник поначалу не находил, затем заметил смутные, стертые ветром отпечатки обуви, слишком нечеткие, чтобы определить по ним что-нибудь о беглеце.

Как его остановить – охотник сообразил быстро. Конечно, можно попробовать уговоры, пригрозить оружием, и хорошо бы ему поддаться увещеваниям. Но если нет – стрела в колено. Возможно, обратно пленника придется тащить волоком – неудобно, но что поделать. Сам напросился... точнее, напросится.

Интересно, что за уговор он не захотел выполнять?

Никакого удовольствия от грядущей стычки охотник не испытывал. Для него незнакомец был столь же невиновен, сколь и он сам, беспамятный. Может, и не стоит, подумалось ему – может, надо просто идти по тропе, пока она не приведет его... да хоть куда-нибудь. Но эту мысль он убрал подальше, в глубины разума – пускай полежит про запас. Во-первых, неизвестно, куда приведет тропа – вдруг в еще большую глушь, к еще более страшным существам? А во-вторых – как знать, кого пошлет за ним змей, если и он откажется выполнять уговор?

Нет уж, лучше вернуться и переплыть озеро. Что бы ни ждало на том берегу, так он хотя бы сможет идти дальше, не оглядываясь поминутно через плечо. Так он и поступит.

Если только неведомая сила позволит ему пойти обратно.

Охотник оглянулся. Позади шуршали такие же камыши, как и впереди. Вне всякого сомнения, он смотрел назад – чары не действовали. Из любопытства он даже развернулся целиком и сделал шаг в обратную сторону – получилось.

Очевидно, силы, удерживавшие его от бегства, как-то связаны и с чудовищем, решил он, продолжая путь. Или с озером. Они не давали развернуться и броситься наутёк от змея – но теперь путь к озеру оставался открытым. Наверное, приди ему сейчас в голову ответ на загадку – он мог бы бросить поиски и вернуться.

Тропа тем временем стала шире и взяла ниже, к воде, вскоре превратившись в тонкий слой мокрой грязи. От озера ее все еще отделяли густые заросли рогоза – не пробраться, не проплыть. Но охотника это не огорчило, ведь теперь на тропинке отчетливо виднелись следы. Два башмака, стоптанные, подбитые в паре мест и стертые в тройке других, прошлепали здесь не так уж давно.

Охотник ускорил шаг, устремляясь в погоню.

Следы шли ровно, постепенно расстояние между ними расширялось, а сами они становились чуть смазанными – похоже, прежний собеседник чудовища тоже торопился. Бежал? Да нет, непохоже. Что, впрочем, и разумно – неровен час, поскользнулся бы на грязи. Охотник тоже старался ступать осторожнее.

Чему он не смог найти объяснение, так это вдруг появившейся рядом второй паре следов.

Не такие глубокие, будто время несколько смягчило их отпечаток, они как две капли воды напоминали первые. Тот же размер, те же набойки и потертости. Наверное, решил он, человек ходил здесь и раньше, по поручению чудовища, а потом – ушел от него. Но почему тогда нет обратных следов? Ведь нет же?

Он обернулся вновь, в поисках отпечатков, ведущих назад к озеру – но нашел только три пары следов, тянущихся от него. Две принадлежали беглецу, одна – ему.

Все одинаковые.

Чудовище ждало его на прежнем месте, терпеливо следя за ним одним движением глаз. Он не сводил с них взгляда. Такие же мутные и жесткие, они теперь светились мрачным любопытством. Будто змей не знал, чего от него ждать.

- Каков уговор? – спросил охотник.

- Ты выполнил его, - ответило чудовище. – Привел себя назад. А в прошлый раз – не привел, и до того, и до того. Догадываешься, почему?

- Потерял след, - проговорил охотник. Чудовище медленно кивнуло. – Потерял и все забыл. Почему же тогда я ушел впервые? Не отгадал загадки?

- Загадки прозвучали только во второй раз, - пробасило чудовище. – В первый ты знал все ответы, но не захотел с ними мириться.

Охотник нервно рассмеялся. Какая чушь. Что такого в ответах, чтобы их не принять?

Чудовище, будто прочтя его мысли, показало из-под воды края пасти и острые желтые клыки. Будто осклабилось – наивный, мол, чудак.

- Не додумался до третьего? – медленно проговорило оно. – В нем-то все и дело.

Он не думал о загадках по пути назад, но теперь ответ, подсказанный следами, пришел вмиг.

- Ответ – я, - сказал он. – Нельзя застрелиться из лука.

- Верно, - подтвердило чудовище.

- И что же тут особенного? – Ему всё так же хотелось перебраться на ту сторону озера, но уходить без ответов он не собирался.

- Подумай. Загадок неспроста три, - лукаво произнесло чудовище. – Все они – об одном.

Он стал вспоминать. Кто знает его путь? – чудовище. Но не он, ведь он пошел среди камышей в поисках чего-то – и с тех пор бродит здесь кругами. Он все забыл после того, как впервые говорил с чудовищем. Забыл... по своей воле?

- Ты лишило меня памяти, - сказал он. – Потому что я попросил.

- Почти, - согласилось чудовище. – Ты просил избавить тебя от мук памяти. Но вот незадача, - его оскал стал еще заметнее, - память ушла, а муки, как я вижу, остались. Есть только один способ устранить их.

Он хотел спросить, какой – но разум уже пошел дальше по волнам недолгой памяти и преподнес ответ. Его стрела – предназначенная тому, за кем он гонится. А гонится он за собой.

- Смерть... - выдохнул он.

Чудовище вновь кивнуло, медленно, будто сдерживаясь.

- Но и тут не все так просто...

- Потому что я не могу причинить ее себе. – Он поглядел на лук и стрелу, способные убить кого угодно – но не хозяина. – Жестокий урок.

- Куда менее жестокий, чем его предмет, - возразило чудовище. – Кроме того, я предлагаю тебе выход.

- Какой же? – поинтересовался охотник и тут же понял. Чудовище, не шевеля телом ни на дюйм, резко сомкнуло челюсти – по бокам от уродливой морды с шумом взметнулись волны, от которых закачались камыши.

- Это другой уговор, - добавило чудовище. – Первоначальный. Но ты не захотел.

- Не захотел умирать? – усмехнулся охотник. – Какой сюрприз.

- И правда сюрприз, - согласилось чудовище. – Сюда приходят лишь те, чья воля сломлена, кто не в силах больше бороться с тяжкой судьбиной. Я предлагаю им всем выход. Никто еще не уходил несчастным.

- Но и счастливым тоже, - предположил охотник.

- Ну почему, - протянуло чудовище, - некоторым хватает сил. Но так бывает редко. Люди слабы, а вся рыба в озере мной давно съедена. Так что и ты второй раз не уйдешь. Ты так устал...

Взгляд чудовища вдруг потемнел, будто его глаза целиком превратились в зрачки. Оно чуть отплыло от берега, будто оставляя охотнику место, но не отвело взора – а он не мог оторвать своего от глаз змея. В их черноте проглядывала смерть – неотвратимая, вездесущая... знакомая. Он видел ее не раз в глазах зверей, которых бил. Олени, зайцы, тетерева – нет, их глаза не наливались черным, но взгляд в них застывал такой же. Потухший – но будто говорящий чужим, холодным языком: и тебя достану.

Такой же взгляд был у его сына.

- Нет... - пробормотал охотник. Поздно: память возвращалась, чтобы мучить его.

Да, такой же взгляд. Малец истекал кровью у него на руках, в охотничьем домике, дрожа и испуская хрипы из горла, изодранного клыками кабана. Охотник обессилел – и знал: вина лишь его. Сколько раз говорила ему жена: он еще слишком мал...

Перед тем, как она ушла, захватив с собой плакавшую три дня дочь, глаза ее источали такой же взгляд. Чтоб и тебя поскорее достало, говорили они.

Он рухнул на колени, выронив лук и стрелу, кулаки его ударили в хилую прибрежную траву, грудь затряслась от рыданий. Да, и он заслужил. В один день, одной глупостью и упрямством – спалил дотла все, что имел.

Достало бы его, дурака, поскорее.

- Войди в воду, - проговорил ласковый бас из озера. – И всё кончится.

Встать он не мог – просто пополз на карачках к воде. Ни единой толковой мысли в голове не осталось – лишь боль, вдруг стиснувшая душу ежовыми рукавицами, и звенящее эхо голоса: «и всё кончится...»

- Кончится... - пробормотал он. Кончиться... кончусь... Еще пару шагов, еще шаг...

Его лицо и занесенная для последнего шага рука уже нависали над кромкой воды, когда из озера на него посмотрело чье-то лицо.

Дернувшись в испуге, он отпрянул. Лицо не исчезло – смотрело так же неподвижно. Нет, не утопленник – но и не живой, да и слишком большим оно показалось охотнику вблизи. Кукла. Маленькая тряпичная кукла, одетая в зеленое платьице, с красной ленточкой в волосах из пакли.

Как у дочки. Точь в точь.

В нос ударил зловонный дух разложения. Он поднял глаза. Морда чудовища маячила на расстоянии вытянутой руки. Коснись он воды – тут же на его руке сомкнулись бы страшные челюсти. Но достать его за пределами воды чудовище не могло. Не могло напасть просто так – потому и предлагало сомнительную милость. Только поэтому.

Как же глубоко он обманут? На какую еще загадку не знает ответа?..

- Ближе, - прорычало чудовище.

Охотник попятился, поднялся на ноги. Чудовище выжидающе буравило его мертвым взглядом.

- Решайся, - сказало оно замогильным голосом. – Конец близок.

- Верно, - сказал он, поднимая лук и стрелу. – Очень близок.

Резким отточенным движением он оттянул тетиву и, едва стрела легла на палец, прицелился. Чудовище проворно отодвинулось от берега, но уйти на глубину не могло – здесь попросту было слишком мелко. Сделав мельчайшую поправку на движение, он разжал пальцы правой руки. Стрела со свистом вонзилась прямо в черный левый глаз, уйдя в голову змея на добрую пядь.

Чудовище лихорадочно дернулось, поднимая брызги мутной воды, и обмякло, завалившись на правый бок. Второй черный глаз ушел под воду, бросив на охотника последний ледяной взгляд. И тебя, мол, достану.

- Достанешь, - выдохнул охотник, переводя дух. – Но не сегодня.

Он обернулся на тропу среди колючих кустов позади – и только потом сообразил, что вновь может смотреть назад. А еще миг спустя проснувшаяся память раскрыла ему четвертую загадку. Морок ложных воспоминаний спал. Теперь он знал, что случилось и зачем он сюда пришел, а главное – как вернуться домой.

***

- Ты где ходил? – спросила жена, когда наконец обрела дар речи. – Тебя десять дней не было! Мы уж тут думали...

На обратном пути он в этом убедился. На ногах он держался лишь благодаря последним, иссякающим каплям чар озерного зверя, а сырые грибы, которыми он попытался утолить голод, уже вызвали негодование его живота. Но все неприятности меркли в свете её глаз. Ярко-зеленых – не как в тот день, когда они с дочкой уходили в город за лекарем для сына.

- Ему лучше? – выговорил он, едва шевеля языком от усталости.

- Д... да, - проговорила жена, по-прежнему огорошенная. – Спит по полдня, но уже говорить может. Лекарь, по счастью, сам нашел травы, за которыми тебя послал. Сказал, жить будет.

- А я тебя целый день вчера искала! – прогнусавила дочка. Не иначе, простудилась, пока бродила по лесу. – Аж до озера дошла...

- До озера... - повторил он.

- Да-а-а, и встретила там большущую ящерицу. Я испугалась и убежала, и Анни потерялась...

- Больше не потеряется, - сказал охотник, протягивая дочери мокрую до нитки тряпичную куколку. – Больше никто не потеряется.