***

Одно движение – и беззвучно отодвинут засов. Ещё одно – и бесшумно приоткрыты двери. Аянна проскользнула в комнату и села на грубо сколоченный, неуклюжий стул.

Теперь подготовляемого и её, собеседницу подготовки, разделяла только тонкая занавеска от стены до стены, от каменных потолочных сводов до расходящегося кривой мозаикой пола. Из-за занавески не доносилось ни звука. Немного посидев, настроившись на работу, Аянна её отодвинула.

Сюда, в подготовительную комнату, собеседница заходила нечасто, но обстановка была неизменной. Стул да кровать без какого-либо подобия матраца и подушки, без единой простыни. Единственная в комнате тряпица – широкое полотенце. Юноша небрежно накинул его на плечи. Он – стражники сказали, что его зовут Миун – сидел на кровати, закинув голову, и смотрел на маленькое окно под самым потолком. К собеседнице не обернулся, но и так, со спины, ей было понятно – он откуда-то с Дальних земель. Такой черноволосый...

– Миун?

– Странная погода, – проговорил он.

– Там пасмурно. Просто пасмурно. Я твоя собеседница. Меня зовут Аянна. Здравствуй. Как ты себя чувствуешь?

– Меня поймали на улице. Помыли в чане. Закрыли здесь. Вот как я себя чувствую.

– Это значит – хорошо? – Аянна улыбнулась, хотя он так и продолжал сидеть к ней спиной. Улыбка ведь не только видна, но и слышна. Голос изменяется. Голос должен быть таким, чтобы подготовляемому стало ясно: собеседница настроена благожелательно. Его ждёт благожелательный разговор. Да и вообще впереди у него одно только благо.

– Нет, тур вас забодай! Это значит, плохо! – Он наконец повернулся. Так резко повернулся, что Аянна отпрянула, откинувшись на спинку стула. Не от страха, разумеется. От неожиданности.

Подготовляемый был молод и красив. И то и другое – обязательные условия, нельзя сказать чтобы она удивилась их наличию. Скорее восхитилась качеством. Колоритом. Огнём. Сама она имела довольно невзрачный, не запоминающийся тип внешности и всегда восхищалась теми, кто красив. Миун несомненно был достоин восхищения. Глаза – необыкновенные, чёрные, блещущие чернотой и чувством. Сейчас это было чувство противоречия, несогласия, но даже оно было способно очаровать. Волосы, ещё не высохшие после купания, сами знали, как лечь, и не скупились на блеск. Широкие плечи, сильные руки. Смуглая, теплая даже на взгляд, кожа, оттеняемая только белоснежным полотенцем, свалившимся с плеч...

– Как ты оказался в столице? – перевела дух Аянна.

– Привёз туровы рога. Я не нарушал законов!

– Нет, не нарушал. Если бы нарушал, ты был бы теперь не здесь. Тебя бы наказали, а не готовили к самому замечательному событию в твоей жизни.

– Событию?

– Да, Миун. Ты – избранный. Но только если твои слова о плохом самочувствии были лукавством. Ведь были? Ты не болен?

– Нет!

– Сколько тебе лет?

– А вам?

– Не дерзи, – предупредила она, однако ответила. – Тридцать восемь. Так сколько?

– Девятнадцать.

– Ровно?

– Ровно! Зачем вам это нужно?

– Тише-тише-тише, – умиротворяюще прошипела Аянна. – Сейчас я всё тебе расскажу...

Рассказанное понравилась Миуну гораздо больше, чем он, холодея в душе, ожидал. Всё оказалось проще, а в то же время приобрело манящие, интригующие оттенки. Любовные. Всё дело было в том, что её величество королева, вдовствующая уже пятнадцать лет, время от времени нуждается в юноше. Нечасто, раз в два или три года. Иногда четыре. И этого юношу к ней, конечно же, приводят.

– Для?.. – расплылся в белой, как снег на вершинах гор, улыбке Миун.

Аянна опустила глаза.

– Для Соединения. Для ритуала Соединения.

– Всего-то? – обрадованно хлопнул он себя по коленям.

– Ритуал проводится в несколько этапов. На первом ты должен выразить своё согласие.

– Выражаю. – Улыбка Миуна собиралась докатиться до самых ушей и, кто его знает, закатиться и дальше.

– Нет, согласие нужно не мне, а магу, который будет проводить ритуал.

– Кто-то будет его... проводить? – улыбку сменило недоумение. – Я думал, я сам...

– Что сам? – Аянна почувствовала, что нахмурилась, но быстренько согнала с лица эту несообразную целям хмурь и сказала со всем возможным снисхождением: – Любой ритуал кто-нибудь проводит. Разве ты имеешь какое-то отношение к магии? Ты маг? Или, может быть, маг твой отец?

– Вроде нет, – пожал плечами Миун. – Мой отец обжигает туровы рога. И дед обжигал. И прадед. И прапра...

Миун перечислял бы и дальше, но Аянна перебила.

– Королевский маг Фортус – лучший в столице. И сейчас я его позову. – Она двинулась на выход, но вдруг остановилась и с воодушевлением прибавила: – Нет, Фортус не лучший в столице. Он лучший в мире!

Она не кривила душой. Была влюблена? Да. Уже давно, отчаянно и безответно. Один его взгляд... О, один его взгляд.

 

***

Её величество королева ещё дожёвывала свой первый кусок, когда Соединение пошло, поскользило по ней, как невидимый преображающий луч.

Аянна очень любила эти минуты. Во-первых, рядом, совсем рядом, плечом к её плечу стоял Фортус, во-вторых, втайне она надеялась, что когда-нибудь её величество позволит испытать такое преображение и ей.

Соединение делало королеву моложе и красивее, причём происходило это в очень мягком, как бы естественном варианте. Королева не теряла своих собственных черт и особенностей, они как бы подправлялись, подчищались новыми, теми, что она приобретала. Молодость, здоровье, красота – всё это перекочёвывало к королеве, причудливым образом вплетаясь в её собственный (шутка ли? уже сорокалетний) возраст, в её самочувствие и внешность. Это было как чистка дорогущего перстня – перстень всё тот же, но как он теперь сияет!

Но, как и в случае с перстнем, процедуру надо было повторять. Эффект держался от двух до трёх, иногда четырёх лет, заканчивался резко, и вот уже снова королевские стражники рыщут в поисках молодого красавчика, а собеседница Аянна готовится рассказать ему очередную туманную сказку, из которой он сделает те выводы, которые ему нравятся, а не те, которые сделал бы, будь у него хоть капелька мозгов.

Встречались, впрочем, и мозговитые. Кто так и не соглашались соглашаться. А без изначального согласия юноши провести ритуал невозможно. Разумеется, убедить в чём угодно можно кого угодно, загвоздка в том, что измученные строптивцы передавали бы королеве всю свою боль и тоску. Весьма нетривиальной делало задачу и то, что подготавливаемый должен быть найден в тот и только тот день, когда кончалось действие предыдущего ритуала. Найден, пойман и убеждён – свежий, только что носившийся где его душенька желала, со всем его юным безрассудством, со всей прытью молодого задора. Печалило ли Аянну происходящее после? Было ли ей жаль? Может быть, может быть. Но так устроена жизнь, и да, она жестока. Не королева. Не Аянна. Жизнь.

Глаза королевы заблестели. Лицо посмуглело, посвежело, подтянулось. Начинающие седеть волосы потемнели – ровно настолько, чтобы это не бросалось в глаза, а только исправляло подкравшуюся проблему.

Королева допила следующий, уже второй, бокал крепкого красного вина и сделала знак повару. Тот весь напрягся в ожидании, держа нож и вилку для разделки наготове, над золотистой тушкой на огромном овальном подносе по центру длинного стола.

– Отрежь ещё кусочек под ключицей, – скоординировала повара её величество.

Она знала, что коль скоро Соединение случилось, ритуал закончен, и сколько не ешь сверх того, больше ничего не произойдёт, но какая-то непреодолимая жадность заставляла съесть ещё немного, и ещё немного. И всё это несмотря на подступающую к горлу тошноту. Спроси её хоть кто-нибудь о самом противном, самое мерзопакостном, что только существует на свете, и она не задумываясь ответила бы – есть людей! Жевать это розоватое, сладковатое мясо, которое каких-то три часа назад было не чем-то, а кем-то. Но что же делать! Что же делать, если настолько это дорогие, страшно дорогие вещи – молодость, здоровье и красота.

Особенно молодость. Увлекшись омолаживанием, королева легко довела бы себя и до детского состояния, но от этого изуверского шага, который неизбежно сопровождался бы запеканием младенцев, её удерживала сама природа магии. Маг объяснил: детство – само по себе, оно ни с чем несоединимо. От поедания же девушек её величество удерживал исключительно вкус. «Какая-то горечь», – призналась она магу после единственной такой попытки и больше не пыталась. Не хватало ей к тошноте ещё и горечи!

Каждый раз, получив вожделенное Соединение, дожевав и запускающий магию, и дополнительные, «от жадности» куски, королева думала одну и ту же мысль. Эта мысль её успокаивала и даже как будто бы давала ей прощение за содеянное. Она думала: ну уж меня-то точно

никто

никогда

не съест!

... – Под ключицей? Вот здесь?

– Дай сюда нож. Дай сюда нож, я тебе приказала! – Вино ударило в голову как-то исподтишка. Вроде бы нет, нет – а потом да.

Повар протянул её зеркально серебряный нож зеркально серебряной ручкой вперёд.

– Вот здесь, здесь! – Приподнявшись со стула, чтобы дотянуться, королева ударяла хорошо пропечённую тушку в грудь. Внезапно она замерла, выпучив глаза странным, ослеплым образом – словно видела что-то не снаружи, а внутри себя. – Что это?

– Что, ваше величество, что? – всполошились стоявшие у противоположного края кипарисовой столешницы Аянна и маг.

– Мне жарко... – прохрипела королева. – Меня отравили?! Но повар пробовал... он ведь пробовал... – Она повалилась на стол. Корона слетела с головы и, звякнув, укатилась в дальний угол. – Жарко! Жарко! – царапала королева ногтями и кольцами кипарисовый глянец. И вдруг вспыхнула!

Яркий, секундный сполох огня, тут же погасший, не причинивший вреда никому, кроме королевы. Её величество... ах, да какое уже величество! Обгоревшая тушка, прижарившаяся верхней своей частью к столешнице, а нижней с неё свисающая.

Стражник у дверей убеждённо и браво смотрел прямо перед собой, голову в сторону случившегося он так и не повернул.

Повар мелко трясся, сверкая так и не выпущенной из рук большой серебристой вилкой.

Фортус словно бы что-то напряжённо обдумывал.

Первой заговорила Аянна.

– Что случилось? Почему её величество... почему она сгорела? Почему она сгорела так быстро?.. Куда вы?

Вне всяких сомнений, все четыре вопроса были адресованы Фортусу.

– Королева умерла, – сказал он тихо, поднимая с пола корону. – Да здравствует королева! – сказал он громко, водружая корону на голову Аянны.

– Да здравствует королева! – выкрикнул стражник.

– Да здравствует королева... – всё ещё трясясь, повторил повар.

– Что вы все творите? – усмехнулась Аянна. Происходящее начинало ей нравиться.

– Служим нашей королеве, – учтиво поклонился маг.

– И всё-таки. Что произошло?

– Этот малый, – кивнул он на тушку несчастного Миуна, – заклинатель огня. Пронзивший его сердце, каковы бы ни бы были обстоятельства, сгорает.

– Отчего же вы её не предупредили? – капризно спросила Аянна, пробуя на зубок новую роль.

– Кто мог знать, что в этот раз она остервенеет от двух бокалов красного? Вы сдержаннее. Намного сдержаннее. Ваш самоконтроль поражает. Вы не станете такой после вина и ритуала.

– Ритуала?

– Да. Соединение с королевой совсем не помешает. Напротив, поможет, будет полезным.

– Полезным для чего?

– Для вашего сходства. Королева не умирала, здравствовала, здравствует и будет здравствовать! Кто-нибудь из присутствующих чего-нибудь недопонял? – Хищный взгляд мага устремился на стражника и переметнулся на повара.

– Да здравствует королева! – на этот раз довольно слаженным дуэтом отозвались они.

– Но как вы проведёте ритуал без её согласия? – заволновалась Аянна.

– У меня есть её бессрочное согласие на все ритуалы Соединения. Так ведь удобнее, не правда ли?

– Пожалуй, – еле заметно, по-королевски кивнула Аянна.

– Служу своей королеве, – снова поклонился Фортус.

Отчего-то Аянна вместо того, чтобы блаженствовать на волнах невероятного везения, греться в лучах – наконец-то! – взгляда Фортуса, зацепила другие глаза, другие взгляды. Взгляд Миуна. Взгляд королевы. Так недавно блещущие чернотой глаза Миуна были грязновато-белыми, как хорошо проваренный яичный белок. Королева же «смотрела» всем лицом, покрытым коричневой поджаристой коркой. Аянне захотелось рассказать Фортусу, как всё это странно. Как странно, что тот, кого ели, и та, кто поедала, теперь так запросто, так сразу на одной доске. На одной столешнице. Рядом. Захотелось сказать: мне страшно!.. Но подумалось: меня никто никогда не съест!

– Мне... приятно, что вы почитаете свою королеву, – сказала она. – Не пора ли нам перейти к ритуалу?