Я всегда полагался на запахи, как зверь, чтобы выжить. Только они помогали отличить реальность от иллюзий. Первое, что я почувствовал, — пряный аромат корицы и кардамона, смешивающийся с нотками жареного мяса и верблюжьего навоза.

Что за чертовщина?

Я открыл глаза. Голова гудела, словно внутри поселился рой пчёл. Яркий солнечный свет пробивался сквозь резные ставни, рисуя на полу причудливые узоры. Я моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд, помотал головой. На мгновение комната поплыла, размывшись, как акварель под дождём.

Я сидел на потёртом ковре. Массивная цепь обвивала мою лодыжку и тянулась к столбу, словно я — узник. Цепь достаточно длинная, чтобы встать и сделать несколько шагов, но не более того. Я осмотрелся: старая деревянная мебель, выцветшие гобелены на стенах. И зеркало. Большое, в человеческий рост, затянутое плотной тканью. Оно стояло прямо напротив меня, словно молчаливый страж. Что-то в нём сразу настораживало, как будто оно не просто предмет интерьера, а что-то большее.

Что происходит? Где я?

За окном слышались крики, блеяние коз, звон колокольчиков. Я подтянулся к окну, насколько позволяла цепь. То, что я увидел, заставило меня усомниться в собственном рассудке. Подо мной, насколько хватало глаз, раскинулся огромный восточный базар — пёстрое море шатров и навесов. За рынком – бескрайний лабиринт глинобитных домов, увенчанных куполами и минаретами. Узкие улочки кишели людьми: мужчины в длинных халатах и чалмах, женщины, закутанные в яркие одежды. Ослы и верблюды, нагружённые тюками. Лотки, заваленные фруктами и специями. Дымились мангалы, торговцы зазывно кричали. Пахло специями, бараниной и немытыми телами.

Это сон! Просто очень реалистичный сон.

Но острая боль от впившейся в лодыжку цепи говорила об обратном. Я напряг слух, пытаясь уловить обрывки фраз, долетающих с рынка. Язык напоминал фарси, но какой-то архаичный, с незнакомыми словами. Кажется, один торговец расхваливал ковры ручной работы, а другой зазывал покупать свежие фрукты и пряности. Обычная рыночная болтовня.

Бухара?!

Мой взгляд снова вернулся к зашторенному зеркалу. Что-то в нём притягивало меня, словно магнит. Внезапно за дверью раздались едва слышимые шаги. Кто-то поднимался по лестнице. Меня охватила секундная волна паники: я в ловушке, прикован, беспомощен! Что делать?!

Лязгнул замок, дверь заскрипела, начиная открываться. Я затаил дыхание, уставившись на дверь. Кто там?

Враг? Друг? Палач?

Я напрягся, приготовился к худшему.

В щёлку просочился лёгкий, едва уловимый аромат жасмина и розы.

Женщина.

Восточная красавица в ярком шёлковом платье, прекрасная, как рассвет над пустыней.

— Кто ты? — вопрос сорвался с губ раньше, чём я успел подумать.

Красавица улыбнулась одними уголками губ. От этой улыбки по телу прокатилась обжигающая волна.

— Разве это важно? — её голос журчал, как горный ручей, гипнотизируя, лишая воли.

Она скользнула ближе, плавно, как хищник.

Я невольно сглотнул. Алый шёлк, облегающий её фигуру, не скрывал, а подчёркивал каждый изгиб. А её грудь... О Аллах, эта грудь, колышущаяся в такт шагам, словно две полные луны! Я почувствовал, как кровь приливает к щекам. И не только к щекам.

— Мне нужно знать, — я заставил себя на секунду оторваться от её прекрасных холмов. — Где я? Почему я здесь? Что это за место?

Женщина промолчала, лишь сверкнула глазами из-под густых ресниц. Подошла к окну, поправила занавеску. Движения её рук – плавные, текучие, словно змеиный танец. Завораживающий и пугающий одновременно.

— Это не важно, — наконец произнесла она, не отрывая взгляд от происходящего за окном, словно от этого зависела её жизнь. — Важно лишь то, что тебе нельзя смотреть в зеркало. Никогда. Ты ведь помнишь, что случилось в прошлый раз?

Я напрягся.

В прошлый раз? О чём она?

— Нет, не помню! Что не так с этим зеркалом? — я со злостью дёрнул цепь, не обращая внимания на боль в ободранном запястье.

Красавица вздохнула. В её глазах мелькнуло что-то похожее на жалость. Или презрение?

— О, мой невинный ягнёночек, — её голос сочился мёдом, но в нём таилась горечь полыни. — Ты ведь так на меня смотришь... Так смотрел и в прошлый раз. А потом ты набросился на меня, словно шайтан вселился в тебя.

Я отшатнулся, чувствуя, как кровь отливает от лица.

Что? Я напал на неё? Пытался овладеть силой? Не может быть! Я не такой!

— А зеркало, — красавица подошла ближе, почти вплотную. Жар её тела опалял даже сквозь шёлк. — Оно не для таких, как ты. Оно показывает то, что ты никогда не захочешь увидеть.

— И что же это?

— Одни видят своё будущее, другие — своё прошлое. А ты увидишь себя. Истинного. Безумца, одержимого, чудовище.

Её слова обрушились на меня, словно камни со скалы, погребая под собой. Неужели в моей душе таится столь безобразная, ядовитая тьма?

— А что ты увидела? — спросил я, ожидая услышать что-то вроде «ничего». Но её ответ застал меня врасплох.

— Я увидела, что ты мой суженый, — сказала она с такой простотой, будто испила чашку воды.

Красавица развернулась и направилась к двери. Алый шёлк облегал её ягодицы, дразня, искушая, сводя с ума.

— Лгунья! Скажи мне правду!

Женщина замерла на пороге. Обернулась через плечо. Улыбнулась - лукаво, многообещающе. От этой улыбки внутри всё пылало и корчилось.

— Правду? Вот тебе правда, — она понизила голос до шёпота. — Я видела в зеркале нас. Тебя и меня. Сплетённых в экстазе, слившихся воедино. Я видела, как мы любили друг друга - яростно, исступлённо, не щадя ни плоти, ни души. Ты хочешь этого?! И я хочу. Так сильно, что готова убить!

— Отпусти меня, — я потянул цепь, показывая свою беспомощность.

Но она лишь покачала головой:

— Если отпущу, всё начнётся сначала.

Не успел я осознать смысл загадочных слов красавицы, как снаружи донёсся грохот и яростные крики.

Красавица отшатнулась от двери:

— Это случилось раньше, чём я ожидала. Они вновь нашли тебя.

— Кто они?

Она не успела ответить.

Дверь содрогнулась под градом ударов, а затем с треском слетела с петель. На пороге возникли фигуры в чёрных плащах, с закрытыми капюшонами лицами. Я видел только их глаза - красные, немигающие, полные безумной жажды.

Как ни странно, никто из них даже не взглянул на прекрасную незнакомку. Всё их внимание, вся ярость сосредоточились на мне. Они заполнили комнату, словно саранча, обступая меня плотным кольцом.

— Охотники! — вскрикнула красавица. — Тебе надо бежать.

Я отшатнулся, инстинктивно дёргая ногой. Цепь лязгнула, впилась в кожу. Проклятье! Я всё ещё прикован и беспомощен.

— Сними цепь! — рявкнул я.

Она смотрела на меня долгим пространным взглядом, словно моя просьба застала её врасплох.

— Ну же! Иначе они меня убьют! — вновь попытался достучаться до неё я.

Следующие мгновения слились в одно размытое пятно. Восточная красавица метнулась ко мне, на ходу срывая с пояса связку ключей. Бросок - и я поймал ключи одной рукой.

Попытался сразу попасть в замочную скважину кандалов, но пальцы дрожали и не слушались.

Дерьмо!

Время замедлилось. Каждая неудачная попытка подобрать ключ – ещё один гвоздь в крышку моего гроба.

Щелчок замка совпал с движением охотника. Его костлявая рука потянулась к моему горлу, желая стиснуть, раздавить, вырвать трахею. Лишь отчаянный рывок в сторону спас меня от стальной хватки.

Я кувыркнулся, вскочил, хватая первое, что подвернулось под руку – деревянную скамью. стул. Размахнулся и с силой врезал ею по голове твари. Дерево брызнуло щепой, но охотник лишь пошатнулся. Его это даже не замедлило.

Я на мгновение застыл в недоумении.

— Беги! — голос восточной красавицы хлестнул, как пощёчина, выводя из ступора.

Я сделал ложный бросок к окну, но вместо того, чтобы прыгнуть, развернулся и побежал к двери. Часть тварей купилась на обман, мне удалось прорваться наружу.

Мысли исчезли, растворились. Остался лишь слепой, животный инстинкт – бежать во что бы то ни стало. Прочь отсюда. Прочь от красных глаз и звериного воя за спиной.

— Хватайте его! Верните к зеркалу! Цикл должен повториться!

Их крики эхом метались в голове, бились в висках набатом.

Что за безумие творится вокруг? Почему эти твари охотятся за мной? И почему, чёрт возьми, всём так важно зеркало?!

Узкий коридор вывел на улицу. Свет ударил в глаза, на миг ослепляя. Рынок бурлил и кипел, как огромный муравейник. Люди сновали вокруг, кричали, торговались, толкались – но никто не замечал охотников, не видел опасности, словно для них это обыдённость.

Я нырнул в лабиринт переулков, путая следы. Лёгкие горели огнём, в боку кололо, но я не останавливался. Чуял – стоит хоть на миг замешкаться, и они настигнут меня. Разорвут на части, утащат обратно в комнату с зеркалом.

Шаги за спиной то затихали, то звучали совсем рядом. Я петлял, кидался из стороны в сторону, пытаясь сбить преследователей с толку. Безуспешно. Они знали эти места лучше меня. Или просто чувствовали мой страх, мою панику. Гнали, как дичь на охоте, упиваясь своим превосходством.

Я вылетел из-за угла и налетел на кого-то. От удара дыхание перехватило. Вскинул голову, готовясь к худшему.

Но передо мной стоял не охотник. Обычный торговец, с прикрытым чалмой лицом.

— Ты, — незнакомец вцепился в моё плечо цепкими пальцами, — хочешь жить? Тогда за мной!

И он, не дожидаясь ответа, нырнул в узкий проход между глинобитными домами. Исчез, растворился в тенях, будто призрак.

Сзади нарастал топот и вой. Я сделал судорожный вдох и ринулся следом за незнакомцем в спасительный полумрак.

 

***

Я нырнул в узкий проход между двумя глинобитными домами. Пыль и пряности забивали ноздри, я чихнул. Торговец резко дёрнул меня в сторону. Мы вжались в небольшую нишу, где нас мгновенно скрыли груды мешков со специями.

Торговец прижал палец к губам, я пытался восстановить дыхание, закрывая рот и нос ладонью.

— Они скоро пройдут и потеряют нас, — прошептал он. — Но если мы останемся на месте и не будем двигаться быстро, они снова возьмут след, — говорил он так, будто привык к такой жизни — вечно бежать, скрываться, дрожать от страха в тёмных закоулках.

Я кивнул, и в этот миг из-за поворота донеслись тяжёлые шаги. Я прижался ближе к стене, стараясь стать невидимым. Охотники прошли совсем рядом, я слышал их гортанный говор и лязг оружия. Потом топот их сапог растворился в гомоне рынка.

Когда всё стихло, торговец кивком указал на выход. Мы покинули убежище, озираясь по сторонам, словно перепуганные мыши.

— Кто они? — спросил я.

— Гули, дэвы, джинны... Называй их как хочешь, — он пожал плечами, затем перевёл взгляд на рынок, кишащий людьми. — Они стражи этого мира, и будут преследовать тебя, пока ты не умрёшь или не покинешь его пределы. Или пока не остановишь их.

Я хотел задать ещё вопросы, но тут к нам подошла женщина. Её одежды развевались на ветру, лицо прикрыто хиджабом.

— Надо спешить, — с тревогой сказала она. — У нас мало времени.

Я увидел, что её руки слегка дрожали, будто она удерживала внутри себя силу, которую не хотела выпустить наружу.

— Кто вы? — с лёгким раздражением спросил я, когда первый испуг прошёл. Я не любил быть в неведении.

— Мы не отсюда, — вздохнул торговец. — Чужаки в этом мире. Когда-то мы тоже прошли через зеркало. Пытались сбежать. Но оно затянуло нас. И теперь мы здесь. Как и ты.

— И вы туда же, — с раздражением хмыкнул я. — Похоже это царство кривых зеркал. Всё вертится вокруг них.

Женщина бросила короткий взгляд на торговца, затем посмотрела мне в глаза.

— Зеркало не просто портал. Оно управляет этим миром. Проникает в разум, находит твои страхи и слабости. Каждый, кто смотрит в него, попадает в бесконечный цикл, раз за разом проживает свой кошмар. Ты смотрел в зеркало раньше, и каждый раз терял себя.

Я пытался переварить сказанное, логически отрицал. Но в глубине души понимал — она права. Обрывки смутных образов и ощущений всплыли из глубин памяти. Дежавю. Я уже проходил через это. Может, десятки, сотни раз...

— В этот раз ты можешь всё изменить, — торговец с вызовом посмотрел на меня. — Разорвать порочный круг. Тебе нужно добраться до усыпальницы Сулеймана. Там находится сердце этого мира. Зеркало управляет иллюзиями, но усыпальница — то место, где можно разрушить его власть.

— Мы поможем тебе, — добавила женщина. — Только помни: что бы ни случилось, не смотри в зеркало. Иначе всё начнётся сначала.

Я молчал, пытаясь осознать услышанное. Реальность вокруг казалась зыбкой и ненастоящей, словно морок, созданный, чтобы запутать меня.

 

***

— Разделимся, — сказал торговец. – Втроём мы слишком заметны. Встретимся на условном месте.

Он тут же исчез в ближайшей лавке.

— Следуй за мной, — теперь уже спутница торговца стала моим поводырём на улицах города.

Мы петляли по узким проулкам, ныряли в подворотни, почти перешли на бег. Я не понимал, куда мы идём, но страх гнал вперёд. Страх, помноженный на слепое доверие. Ведь выбора – нет.

А может она сдаст меня охотникам? Может сбежать от неё, пока не поздно?

Когда из-за очередного поворота выплыла арба, гружённая тюками и коврами, я даже не удивился. Торговец уже ждал нас, небрежно облокотившись на дышло.

— Спрячем тебя, — сказал он со смешком, кивая на горы узорчатых ковров. — Замотаем, словно драгоценный фарфор, и вывезем из города тайком. Под носом у охотников и стражей.

Женщина молчала, но в её глазах я видел то же непонятное веселье. Словно я – ничего не подозревающая жертва розыгрыша.

И зачем я с ними связался! Ещё не поздно сбежать!

Но торговец не дал мне ни шанса. Он схватил с арбы ближайший ковёр – тяжёлый, пропахший пылью и пряностями. Шершавая ткань царапала кожу, когда купец принялся споро заворачивать меня, слой за слоем, пока я не превратился в тугой, бесформенный свёрток.

А потом на меня обрушилась душная, вязкая темнота. Торговец наклонил меня и закинул на повозку. Затем закидал меня другими коврами.

Поехали.

Арба катилась по неровностям дороги, тряска отдавалась в каждой кости. Ковёр давил, стискивал, не давал вздохнуть полной грудью. Застоявшийся воздух забивал лёгкие, в ушах шумело от прилившей крови. Я не видел, не слышал, не чувствовал ничего, кроме размеренной качки и натужных криков ишака.

Какого чёрта я доверился этим людям? С чего я взял, что они и правда хотят помочь? Это же очевидная ловушка! Ведь с самого начала было ясно – их взгляды, улыбки, смешки не сулили ничего хорошего.

Я дёргался, пытаясь освободиться, но путы держали крепко.

Животная, неестественная паника стала моей попутчицей.

Что, если меня везут прямо в логово охотников, беспомощного, неспособного даже закричать? Не этого ли они добивались с самого начала?

Повозка остановилась.

Я почувствовал торговец обмотал мои ноги верёвкой и подвесил вниз головой, словно тушку на бойне. В этом месте воняло так, что хотелось блевать.

Женщина-маг склонилась надо мной с кривой ухмылкой. В руках у неё – кинжал, его лезвие мерцало в свете факелов. А вокруг уже роились они – мерзкие, лоснящиеся тельца, жадные хоботки, налитые ядом жала.

Дикие шершни.

Прожорливые твари, которых маги использовали в своих ритуалах. Плоть, отданная на растерзание во имя чёрных богов и забытых культов. Говорили, человек оставался в сознании, пока они выедали его заживо.

Я кричал, срывал голос, захлёбываясь собственным ужасом. Бился в путах, раздирая кожу до мяса. Умолял, проклинал, грозил – бессвязно, исступлённо. Но крики тонули в плотных слоях ткани, а тряска всё длилась, длилась, длилась...

Потом всё прекратилось. Резко и оглушительно, будто меня кинули в колодец с ледяной водой. Качка исчезла, сменилась звенящей, неестественной тишиной. На миг мне показалось, что я оглох. Или сошёл с ума.

Но вот ковёр размотался. Кто-то стащил меня на землю, грубо потормошил за плечи. Я вскочил, готовый к худшему.

Встретился взглядом с торговцем. Он хмурился, в его глазах – тревога пополам с сочувствием:

— Успокойся. Всё в порядке. Мы вывезли тебя из города, как и обещали. Охотники и не почуяли. Ты в безопасности.

Я мотал головой, силясь прийти в себя. Пытался осознать, что кошмары – лишь игра воспалённого воображения, бред, рождённым страхом и недостатком воздуха.

Рядом возникла женщина. Заглянула в лицо, коснулась лба прохладной ладонью. В её глазах – неподдельная забота.

— Прости, что напугали. Другого выхода не было, — произнесла она. — Мы тебя хорошо укрыли. Никто не слышал, как ты кричал.

И я наконец вспомнил, как дышать. Мир вновь обрёл краски и глубину, наполнился ветром и шорохом трав. А страх и безумие отступили. Ноги дрожали как у новорожденного оленёнка, во рту пересохло.

Спасибо, что живой!

Впереди виднелся мавзолей Сулеймана. Сердце мира, где правили зеркала и джинны.

 

***

— До мавзолея нужно добраться, пока светло, — бросил торговец. — Ночью там хозяйничает такое, что лучше не видеть.

Я кивнул, до рези в глазах вглядываясь вперёд. Сосредоточиться на цели — вот что главное. Не обращать внимания на шепотки в голове, так похожие на скрежет когтей по камню.

Дома в пригороде Бухары остались позади, сменяясь корявыми деревьями. Их узловатые ветви тянулись к нёбу, словно иссохшие руки мертвецов в молитвенном жесте. Безмолвная мольба тех, кому уже не помочь.

Мы шли в гнетущей тишине. Лишь хруст песка под ногами нарушал безмолвие. Женщина в хиджабе неслышно ступала чуть поодаль. Я чувствовал исходящую от неё силу — древнюю, недобрую, колдовскую.

— Как тебя зовут беглец? — подала голос женщина.

— Я не помню кто я и откуда. Да и зачем тебе моё имя, если мы вскоре можем погибнуть?

— Чтобы сделать надпись на камне, если умрёшь, — усмехнулась женщина. — Назову тебя Джинн из зеркала.

Я пожал плечами – да хоть Али-бабой.

— Моего мужа зовут Тимур, я – Лейла. Запомни нас, если вдруг умрём в бою.

— Что это за кладбище? — спросил я, когда впереди показались первые могильные камни. Надписи на них стёрлись от времени и песка, оставив лишь размытые очертания букв.

— Проклятое место, — неохотно ответил торговец. — Тут лежат не просто мертвецы. Кладбище стало ловушкой для душ тех, кто пытался противиться власти зеркала. Теперь они стерегут его усыпальницу.

Его слова повисли в воздухе с порывом ветра, словно смерч прошёл над нами. Впереди — хаотичное нагромождение склепов и надгробий. Ни ветер, ни песок не властны над ними — лишь время, да и оно будто замерло, испугавшись потревожить покой усопших.

Чём ближе мы подходили, тем сильнее становилось чувство, что кладбище жило своей жизнью – недоброй, искажённой. Будто в грудах камня затаилось что-то голодное, злое.

— Ты ведь тоже это ощущаешь? — вздрогнул я от пронзительного голоса женщины. В нём почудилась странная вибрация, словно отзвук забытых заклятий. — Кладбище впитало в себя страдания и боль всех, кто сгинул в западне этого мира. Оно пропиталось ими до основания.

Каждой клеточкой тела я чувствовал, что она права. Путь через кладбище будто лежал сквозь ад, сочащийся безнадёгой и болью. Даже думать тяжело, мысли ворочались медленно, увязая в липком желе.

— Почти пришли, — торговец не оглянулся, в его голосе звучала тревога. — Когда вступим на землю рядом с мавзолеем, будь настороже. На закате силы гулей и дэвов удесятеряются. Почуют наш страх — конец.

Дорога к усыпальнице была вымощена древними камнями, настолько истрескавшимися, будто из последних сил сдерживали то, что ждало внутри.

Торговец первым вступил на тропу. Мы с женщиной последовали за ним.

Мавзолеи, схожие с безглазыми исполинами, засыпали в лучах заходящего солнца. А над всём этим — тишина. Неживая, гнилостная. Будто кладбище затаило дыхание в предвкушении.

Я кожей чувствовал сотни незримых глаз. Голодных, полных застарелой ненависти. Они следили за каждым нашим движением из теней, скалились провалами глазниц, шевелили костлявыми пальцами. Воздух сгущался, наполняясь миазмами тлена.

— Охотники уже близко, — прошептала женщина, и в её голосе звучала плохо скрываемая паника. — Когда поймут, что мы у цели — начнётся.

Всё внутри кричало: беги. Беги без оглядки, пока не стало слишком поздно. Но ноги будто налились свинцом, каждый шаг – испытание. Торговец махнул рукой, призывая прибавить ходу.

Момент упущен.

Сначала я услышал шорох. Тихий, почти неразличимый. Резко обернулся — как раз вовремя, чтобы заметить стремительную тень за покосившимся надгробием. А потом ещё одну. И ещё.

— Поприветствуем покойничков, — торговец со смешком достал из-под халата два длинных кинжала. — Хочешь жить — звёзды на нёбе не считай, двигайся вместе с нами.

Я кивнул, подобрал с дороги заострённый камень. Женщина вскинула ладони. Вокруг её пальцев закрутились мерцающие огоньки — колдовское пламя, сдерживаемое до поры.

Мир вокруг застыл. Воздух сгустился, как будто кто-то невидимый затянул петлю на нашем пути. Оставалось лишь молиться, чтобы наши кишки остались в животах, а кровь продолжала течь по венам.

 

***

Наступившую тишину нарушило лёгкое шуршание, исходившее из теней между гробниц, затем оно быстро переросло в приближающийся рёв и топот множества ног.

Я увидел, как из-за гробниц начали выныривать фигуры. Их движения – резкие и рваные, как у марионеток, ведомых потусторонней силой. Тени будто ожили вокруг них, сливаясь с телами, превращая их в нечто демоническое.

— Готовьтесь, — торговец крутанул кинжалами, рассекая воздух.

Я услышал, как женщина за моей спиной начала шептать слова на древнем наречии. Вокруг её пальцев вспыхнул голубоватый свет.

Магия.

Она действительно колдунья.

Первый охотник бросился вперёд. Я увидел, как он перескочил через надгробия, его плащ развевался, как крылья. Мгновение – и он рядом.

Я едва успел среагировать. Отклонился в сторону и со всей силы бросил камень в охотника. Булыжник ударил ему в грудь, но он даже не замедлился. Его движения слишком быстрые, словно он не человек, а зверь. В этот момент я понял, что обычные приёмы здесь не помогут.

Женщина крикнула что-то, её руки вспыхнули ярким светом, из ладоней вырвалась вспышка пламени, которая обрушилась на охотника, отбросив его назад. Тот взвился в воздух и с оглушительным треском упал на одну из гробниц. Его тело медленно исчезло в клубах чёрного дыма.

— Это их остановит ненадолго, — сказала она, едва размыкая губы. — Их больше, чём я думала.

Со всех сторон из мрака начали выступать ещё охотники. Пять, шесть, восемь. Их число росло. Бежать некуда. Мы окружены.

— Быстро, — зычно прошипел торговец. — Нужно пробить путь. Сражайся или умрёшь.

Один из охотников бросился на меня. Я потянулся к ближайшему обломку камня, но прежде, чём я успел среагировать, его когтистая рука схватила меня за одежду. Я упал, но успел поднять ногу и ударить его в грудь, отбросил назад.

— Чёрт, — выдохнул я, поднимаясь. Каждое движение давалось с трудом.

Лица нападавших – скрыты, но я чувствовал их хищные взгляды, каждый из которых впивался в мою душу.

Я схватил кинжал, обороненный Тимуром, развернулся в его сторону. Он уже сражался с двумя охотниками сразу, бил их в уязвимые места точными, быстрыми движениями. Но даже он едва успевал держать их на расстоянии.

— Помогай, — крикнул он через плечо, отражая очередную атаку.

Я бросился к нему, на ходу отрубив конечность одному из охотников. Когда охотник на мгновение встал, я вонзил кинжал ему в бок, и его тело обмякло.

За охотниками в атаку бросились гули. Первый гуль бросился вперёд, разевая нечеловечески широкую пасть. Торговец встретил его коротким выпадом, вспоров горло от уха до уха. Тварь забулькала, захрипела, роняя на землю сгустки чёрной, дегтярной крови, но не упала. Продолжала переть напролом, словно не чувствуя боли.

Это отрезвило меня.

Злость. Бешенство. Я не хотел умирать. Только не здесь, не сейчас. Не от клыков этих тварей.

Рядом вспыхнул ослепительный огонь. Женщина вычертила в воздухе замысловатые фигуры, и пламя послушно сорвалось с её пальцев. Оно охватило двоих дэвов, превратив их в живые факелы. Воздух наполнился вонью горелой плоти и истошными криками.

Торговец увернулся от удара когтистой лапы, всадил кинжал в покрытый струпьями бок. Удар получился смазанным, но тварь шарахнулась в сторону, и мне удалось добить её вторым ударом.

Облегчённо вздохнул.

Но передышка оказалась не долгой. На смену павшим охотникам и тварям приходили новые, казалось, им нет числа. Они наступали со всех сторон, давили, грозя смять и растерзать. Сколько бы мы ни убивали, на место мёртвых тут же вставали другие.

И тогда я заметил странность. Какое-то неуловимое мерцание на краю зрения. Один из дэвов будто расплывался, двоился в глазах, и на миг мне почудилось, что он стоит совсем в другом месте.

Иллюзия. Наваждение, призванное сбить с толку.

Я вгляделся пристальнее, игнорируя боль в уставших мышцах. И точно – мираж повторился. То там, то здесь охотники будто раздваивались, заставляя нас тратить силы впустую.

Это озарение придало сил. Я заорал, пытаясь перекричать вой гулей и их предсмертные хрипы:

— Это обман! Не всё из них настоящие! Атакуйте только тех, что не мерцают!

Торговец мгновенно смекнул, в чём дело. Он изменил стойку, сместился левее, располосовал очередного гуля от паха до глотки. На этот раз тварь упала замертво.

Женщина вскинула руки, выплеснув ревущую волну огня. Пламя облизало «ложных» охотников, и те растаяли, словно утренний туман. Поредевшие ряды нападающих сомкнулись, но я понял – теперь прорвемся.

Я начал наносить более выверенные удары. Уворачивался, парировал, контратаковал. Руки немели от напряжения, дыхание рвалось из груди с хрипом, но я не останавливался. Краем глаза я заметил, как Тимур и Лейла сражались плечом к плечу, прикрывая друг друга.

Мы выигрывали. Медленно, но верно оттесняли охотников, заставляли их пятиться и скалить зубы. Иллюзии больше не сбивали нас с толку, и каждый удар достигал цели.

В какой-то момент тварей стало слишком мало. Израненные, ослабевшие, они жались по углам, скулили и скрежетали зубами. Пытались уползти, скрыться во тьме, из которой явились.

Торговец припечатал последнего гуля ударом сапога. Женщина опустила руки, и пламя погасло, оставив после себя запах гари и пепел.

Мы переглянулись - израненные, вспотевшие, перепачканные чёрной кровью.

Победа?

Скорее начало. Первый натиск, разведка боем. Дальше будет только хуже.

— Они не закончат, пока не получат нас всех, — крикнула женщина, её голос – полон отчаяния.

— Бегом к мавзолею! — крикнул я в ответ, оглядываясь на тёмную громаду усыпальницы, возвышавшуюся на горизонте.

Мы сорвались с места, бросившись вперёд через надгробия. Охотники мчались за нами, их дыхание слышалось всё ближе. Им нет конца.

Торговец бежал впереди, указывая путь через хитросплетения могил и замшелых деревьев, его кинжал тускло поблескивал в свете звёзд. Тимур даже не думал замедляться. Остановка – равносильна смерти.

Я чувствовал, как мои ноги подгибались от усталости, едкий пот заливал глаза. Казалось, что кладбище превратилось в капкан, и с каждым шагом он всё больше сжимал нас.

— Туда! — торговец стремительно свернул влево, нырнул в узкий проход между двумя массивными склепами.

Мы ввинтились следом, протискиваясь между каменными стенами. В нос ударил затхлый запах пыли и тлена. На миг показалось, что мы оторвались, ушли от погони, как позади раздался леденящий душу визг.

Один из охотников взмыл в воздух, пружинисто приземлившись прямо передо мной. Его плащ хлопал на ветру, как погребальный саван. Глаза горели в темноте, как угли, прожигая до костей нечеловеческой яростью.

Я шарахнулся в сторону, споткнулся и упал. Тварь атаковала с нечеловеческой скоростью. Я понял, что не успеваю отразить атаку – слишком устал. Краем глаза я заметил женщину. Она вскинула руки, и с её пальцев сорвались ослепительные вспышки. Магический огонь опалил охотника, отшвырнув прочь.

Я вскочил и вновь побежал, догнал спутников.

Мы вылетели из прохода.

Мавзолей!

Он возвышался в центре кладбища, подобно одинокой скале в пустыне. Двери распахнуты, словно манили войти.

— Сюда! — торговец устремился вперёд.

Последний рывок дался мне нечеловеческим усилием. В боку кололо так, что я почти потерял способность дышать. Глаза застилала красная пелена, в висках били барабаны, заглушая остальные звуки.

Позади, совсем рядом, слышался вой преследователей. Казалось, будто их когти уже тянулись к моей шее, вот-вот вонзятся в плоть.

С отчаянным воплем я влетел в тёмный провал дверей мавзолея. Споткнулся, покатился по каменному полу, сдирая кожу до крови. Краем сознания я услышал, как захлопнулись массивные створки, отсекая охотников и гулей.

В сгустившихся сумерках мавзолея разлился потусторонний свет. И моему взгляду предстало то, от чего волосы зашевелились на затылке, а сердце провалилось в жуткую, бездонную пустоту.

 

***

Зеркало.

Я не видел его, но чувствовал его зов. Манящий, обволакивающий, нашёптывающий о покое и забвении. Лживый, как речи змея-искусителя.

Огромный зал тонул во мраке, лишь кое-где разбавленном тусклым светом факелов. Их неровное пламя выхватывало из темноты саркофаги, статуи, погребальные урны - безмолвных стражей последнего пристанища Сулеймана. А в центре, на возвышении, возвышался массивный чёрный гроб, испещрённый загадочными символами.

— Зеркало здесь, — прошептал торговец, озираясь. — Но оно скрыто от взгляда простого смертного. Только маг может увидеть его.

Женщина лишь кивнула, напряжённо вглядываясь во тьму. Она бормотала заклинания, будто предвкушала схватку.

Мы крались вперёд, стараясь ступать бесшумно. Но каждый шаг отзывался гулким эхом, множился под сводами, словно насмехаясь над нашими потугами. С каждым звуком напряжение росло, сгущалось, вот-вот готовое разразиться бурей.

И она не заставила себя ждать. Когда до гробницы оставалось всего ничего, из теней возникли они – стражи. Полуистлевшие фигуры в обветшалых доспехах, с горящими алыми углями глазами. Двигались резко, скалились провалами ртов.

Последний рубеж.

Я до хруста стиснул кинжал и шагнул вперёд.

Противники налетели вихрем, обрушили лавину ударов, пытаясь смять, разорвать в клочья. Их клинки свистели в воздухе, жаждали плоти и крови. Мечи и секиры против моего единственного кинжала. Нечестный расклад.

Но не зря же я прошёл через ад. И сейчас, в пляске на грани, всё умения, вся злость, копившаяся в душе, вырвались наружу.

Я крутился волчком, уворачивался, парировал. Уходя от удара, зацепил ногой урну - и та с грохотом опрокинулась, погребая под собой зазевавшегося стража.

Рядом так же неистово сражались мои товарищи. Торговец крушил противников, словно Голиаф. Женщина выплетала огненные кружева, опаляла нежить, заставляя плясать в безумной агонии.

Бой длился целую вечность. Из последних сил мы цеплялись за жизнь, глотали спёртый воздух, истекали потом и кровью. Усталость давила свинцовой плитой, норовила подмять, выдавить последние силы. Отступать некуда.

И вот, казалось, последний рывок. Осталась всего горстка врагов - и те еле стояли, шатаясь и скрежеща костями. Ещё удар. Другой. Взмах кинжала - и последний страж рассыпался прахом, воя от отчаяния.

Тишина. Гулкая, звенящая. Неужели всё?

Я с трудом перевёл дух, опираясь на саркофаг. Губы невольно растянулись в улыбке. Путь свободен. Мы почти у цели. Нужно лишь найти зеркало, уничтожить – и кошмар наконец закончится!

Но что-то не давало покоя. Какое-то смутное чувство, будто я упускал нечто важное. Ощущение чужого взгляда, сверлящего спину. Холодок меж лопаток, словно от прикосновения стали.

Резко обернулся.

Этот миг взорвался болью. В плечи вцепились когтистые лапы, рвали плоть до кости.

Как?! Откуда?! Я же убил их всех!

Последняя мысль, прежде чём сознание померкло, горькая, полная разочарования: как я мог так ошибиться? Не заметить последнего стража?

Я был почти у цели.

Всё закончится вот так?

Тьма сомкнулась над головой удушливым покрывалом. Я падал медленно, будто через толщу ваты. Из последних сил пытался цепляться за реальность.

Ну же, ещё немного! Я должен, должен дотянуть.

Нет сил. Лишь зыбкое марево, полное боли.

Краем угасающего сознания я заметил нечто странное: торговец и колдунья не бросились на помощь, стояли столбами, глядели безучастно. И в глазах – ни тени сочувствия. Лишь холодное, расчётливое внимание.

Будто...

Будто это и не страж напал на меня вовсе. А кто-то другой. Кто-то, кому я верил. Кого считал другом.

Тимур!

Предательство!

Горчило на языке, разъедало нутро кислотой.

Вот, значит, как.

Мысли путались, размывались. Сознание уплывало, растворялось в багровом мареве.

Из гаснущего, затуманенного взора лица – знакомые, но уже чужие. Искажённые злорадным торжеством. Надо мной склонился торговец, в руке – кинжал. Тот самый, с зазубренным лезвием.

— Прости, ты нам больше не нужен, — сказал он, в голосе – ни капли сожаления. — Твоя кровь – ключ к могуществу. Прощай друг.

Лезвие взмыло в воздух. На миг зависло, будто в раздумье.

А потом стремительно полетело вниз. Прямо мне в сердце.

 

***

— Стой! — в отчаянии хрипло выдавил я пересохшими губами. — Перёд тем как убить... Покажите хотя бы Зеркало Сулеймана. Раз уж из-за него весь сыр-бор.

На лицах «друзей» холодные, презрительные усмешки. Ни тени сочувствия, ни капли раскаяния, только желание поскорее разделаться со мной.

— Нет никакого Зеркала, глупец! — выплюнул торговец. — Оно давно разбито. Остались лишь осколки.

— То есть всё это время вы лгали мне? Про могущество, про свободу?

— Конечно лгали! — колдунья склонилась ближе, в её глазах плясали безумные огоньки. — Это был единственный способ заманить тебя в ловушку. Раз за разом ты ускользал, будто песок сквозь пальцы. Но сегодня твоя удача иссякла.

Её пальцы больно впились в моё плечо, заставив застонать, стиснуть зубы.

Сквозь пелену боли я вглядывался в её лицо и не узнавал. Черты будто смазались, потекли, являя истинную сущность. Вот оно что. Теперь я видел – это не человек, а нечто древнее, полное злобы и коварства. Один из джиннов или демонов, запертых здесь Сулейманом.

— И ты повёлся, как послушный ягнёнок, — хохотал торговец. Мерзкий, скрежещущий звук, от которого мороз пробегал по коже. — Мы просто хотели заполучить тебя. Ведь это ты, Сулейман, запер нас в этой гиблой реальности. Какая ирония – пасть от руки своих узников!

Его слова ударили под дых, выбив воздух из груди. Так вот в чём дело... Выходит, я сам обрёк их на муки. И теперь пришла расплата.

Торговец поигрывал кинжалом. В его облике тоже проступала неуловимая жуть, отблеск потустороннего.

— Мы заключим тебя в гробницу и запечатаем печатью пророка, как ты некогда поступил с нами, — сказал он. — Уж поверь, оттуда тебе не выбраться.

Они не лгали. В их словах звенела правда, разящая без промаха. А я, наивный идиот, верил в дружбу, в общее дело. Плясал под их дудку, гонялся за миражами. И сам отдал палачам в руки оружие.

Моя воля сломлена. Оставалось покорно принять свою участь. Вечность, запертую в четырёх стенах гробницы. Забвение, тлен, тьма.

Торговец и колдунья поволокли меня к чёрному саркофагу, грубо впихнули в узкий гроб, крышка с лязгом захлопнулась. Последнее, что я увидел – перекошенные бесформенные лица предателей.

А потом наступило ничто.

Спрессованный мрак.

Давил, сжимал, не давал вздохнуть. Тишина оглушала, ввинчивалась в виски раскалёнными штырями.

Я пытался закричать, и не смог. Горло будто засыпали раскаленным песком – каждый вдох давался с мукой, царапал лёгкие.

Вот ты и получил, что хотел, Сулейман. Поиграл в героя? Довольно изображал всесильного мага? Теперь лежи и превращайся в тлен.

Сердце щемило, готовое разорваться. Щёки жгло от непролитых слёз – жалких, бессильных. Казалось, я сходил с ума.

Но даже на пороге безумия мой мозг цеплялся за последнюю мысль. Зеркало. Колдунья и торговец отрицали его наличие. Но можно ли верить джиннам, падким на ложь?

Проклятье! Неужели ни единой подсказки, ни крохотного намёка?

И тут, сквозь пелену отчаяния, я услышал голос. Слабый, еле различимый, будто шелест песка в пустыне.

— Разве в этом мире не осталось зеркал, чтобы ты мог выбраться?

Что это? Знак свыше? Или последняя насмешка воспалённого рассудка?

 

***

Сознание померкло, растворилось в душном ящике. Мысли разбежались, спутались. Боль, страх, одиночество – всё смешалось в один чудовищный ком.

— Кто ты? — прохрипел я в черноту. — Покажись! Почему я тебя не вижу?

Несколько мгновений царила тишина. А потом голос раздался вновь – тихий, будто журчание ручья:

— Раскрой глаза и вглядись во тьму.

Я сделал, как велели. Поначалу не видел ничего, лишь густую темень. Но постепенно взор привык, выхватил смутные очертания.

Игра воображения?

И вдруг меня осенило. Крышка саркофага! Она же отполирована до блеска, словно зеркало. А чёрный камень поглощал свет, делая отражение почти незаметным. И почему никто не догадался посмотреть на обратную сторону!

Я всмотрелся в гладь камня над головой. И различил собственное лицо – бледное, осунувшееся, со впалыми щеками.

Вот оно. Вот как я покидал гробницу раз за разом. Зеркало Сулеймана всё это время было здесь, служа порталом в другие миры. Хитроумная ловушка, западня, ставшая невольным спасением.

В голове вспыхнули обрывки видений, складываясь в цельную картину. Я – Сулейман, великий царь и маг. Это я заточил демонов и джиннов в сотворённой реальности, запечатал древним артефактом. А теперь сам угодил в расставленные сети.

Они с самого начала знали, кто я. Потому и таскали за собой, стирали память, не подпуская к зеркалам. Выпытывали секрет перемещений между мирами, чтобы сбежать из заточения.

Хитро, ничего не скажешь. Почти сработало.

Я лихорадочно перебирал в уме варианты. Куда я мог переместиться? Мелькнула мысль о комнате со столбом и зеркалом. Но нет – оно закрыто тканью. Похоже, в этой реальности не осталось ни одного целого большого зеркала.

— Что мне делать? — спросил я у своего призрачного двойника. — Как освободиться? Воздуха почти не осталось!

— Есть лишь один путь, — чуть слышно отозвалось зеркало. — Разбить меня. Нарушить связь между мирами. Но цена будет высока – это станет твоей последней жизнью. Решай сам.

Последняя жизнь. Слова упали словно камни со скалы, вышибли дух. Но разве есть выбор? Сгинуть в безвестной могиле, удушенным в четырёх стенах? Или рискнуть всём, чтобы вырваться?

Мысли путались.

Я ведь мог провести последнюю жизнь в праведности, искупая грехи. Отказаться от вечности, но очистить душу. Подарить миру частицу добра и света.

Или вернуть себе власть, утерянное величие. Снова повелевать джиннами, диктовать свою волю целым мирам. Разве не этого я хотел, запирая врагов в ловушке? Разве не этого жаждал всём существом?

В висках стучало от напряжения. Каждая секунда на счёту.

Как сделать выбор, когда на кону – целая вечность?

Перёд мысленным взором встали лица: матери, отца, жён, друзей детства. Тех, кто верил в меня. Ждал с далёких странствий. Надеялся, что однажды я образумлюсь.

Хватит. Довольно лжи, довольно крови и тьмы. Я слишком долго блуждал во мраке, упиваясь силой. Настало время опомниться. Вспомнить, ради чего я родился на свет.

— Я решил, — выдохнул я прерывисто, глядя в собственные глаза на отражении. — Выберу жизнь. Одну-единственную, но прожитую с честью, без магии, без артефактов. Только я, моё сердце и мои деяния.

Двойник в зеркале будто кивнул, принимая выбор. А потом черты его лица пошли рябью, поплыли – и вот уже я увидел бесконечное звёздное нёбо, колышущееся над головой. Манящее, зовущее в неизведанную даль.

— Прощай, Сулейман, — шепнул голос на грани слышимости. — Ты принял мудрое решение. Живи так, чтобы никогда не пожалел о нём.

Раздался тихий хруст, будто лёд треснул под ногами. Зеркальная гладь пошла трещинами, распалась серебристой паутиной. А в следующий миг весь мир взорвался острыми гранёными осколками.

Боль пронзила каждую клеточку тела, вывернула суставы. Я падал в пустоту, сквозь завесу мерцающей пыли. Отражения множились, дробились, слепили безумной чехардой.

А потом всё стихло. Наступил покой – ясный, всепоглощающий. Я чувствовал, как растворяюсь, становлюсь единым целым с мирозданием. Частицей извечного круговорота.

Тьма рассеялась, впуская солнечный свет. Свежий ветер овеял лицо, взъерошил волосы. Я лежал на траве, раскинув руки, и смотрел в бездонную синеву нёба. Грудь наполнилась весенней лёгкостью, губы невольно расплылись в улыбке.

Я дома.