Рельсы вильнули. Вагон качнулся и заскрипел. С верхней полки слетели наушники, ударились о столик. Корпус надломился, выпавший динамик бессильно обвис на тонких проводках.

Хозяин наушников свесил лохматую русую голову и негромко, но отчётливо выругался.

Леся поморщилась. Резкий рывок состава вытащил её из мерзенькой душной дрёмы. Она подоткнула подушку повыше, чтобы не биться хребтом о холодную стену, притянула колени к груди и упёрлась в них лбом.

– Севушка! Ну что за выражения!

Соседка, в первый день пути отрекомендовавшаяся как Арина, причитала громким театральным шёпотом. Слова ввинчивались в уши, пульсировали, заставляя и без того ноющий затылок раскалываться болью.

– Нормальные выражения. Отвали от меня. Нехрен мамочку включать.

Севушка был почти так же горласт как спутница. А ещё ершист, лохмат и давненько не менял носки. Он свесил ноги с полки, упёр ладони в колени и со всем доступным подростку драматизмом переживал скоропостижную кончину наушников.

Поезд тряхнуло. Леся приложилась плечом о стену. В горле заскреблись подступающие слёзы.

Сева не удержался на полке и с тонким вскриком сорвался вниз. Арина бросилась с утешениями. Неуклюжая и грузная, она едва не смахнула со столика пакет с куриными костями.

Леся гадливо поморщилась. За проведенные в купе сутки она насквозь провоняла жареной курицей, огурцами и варёным яйцами.

Поезда Леся не любила. Нудный стук колёс, тонкое застиранной постельное, сползающий матрас, заваленный пахучей едой стол, огромные, едва поместившиеся под полкой рюкзаки, об которые все то и дело отбивали мизинцы ступней. Храпучие соседи, чужие вечно свешенные ноги, маячащие перед лицом. Беспокойно квохчущая соседка и её шипучий недоросль.

– Не трогай меня! – взвизгнул Сева, отползая от протянутых рук. Брови Арины скорбно надломились. Она прижала ладони к коленям, словно примерная пенсионерка в приёмной директора.

Лесе стало гадко. Она не глядя сунула ноги в ботинки и, путаясь в не завязанных шнурках, вылетела в коридор.

Рельсы в очередной раз вильнули и Леся со всего маха вмазалась в загородившее проход тело.

Степан был колоссален. Ростом едва ли не под два метра, с широченными плечами и седеющей густой бородой, он походил на дровосека из старых сказок. Того, который голыми руками разрывает волков.

Степан устоял. Отвёл в сторону руку с зажатым стаканом. Стекло бряцнуло о металл подстаканника, чай плеснул через край. Леся ойкнула и отшатнулась.

– Достали? – он улыбался добродушно и понимающе. Леся в который раз за эту поездку залипла, не в силах сопоставить угрожающую внешность с весёлыми смешинками в глазах.

– Потерпи, – Степан опёрся поясницей о поручень и хлебнул из стакана. – Вечером выйдем на станции.

– И что? – буркнула Леся, утыкаясь взглядом в окно. – Они же с нами дальше пойдут. Несколько дней в горах с Севочкой и его надзирательницей. Жуть.

Мимо пролетали деревья. Низкорослые, корявенькие, блеклые. Небеса заливала уходящая в черноту серость. Под полкой ждал своего часа рюкзак, который весил как половина Леси. Жизнь казалась беспросветной.

– В горах тебе будет не до них, – хохотнул Степан. Тяжёлая ладонь приземлилась на Лесино плечо, едва не вбив её в драпированный вышарканным ковриком пол. – Ладно, не грусти, студентка. Прорвёмся.

Он отсалютовал Лесе стаканом и дёрнул дверь купе.

Первыми в глаза бросились свешенные Севины ноги. Леся поморщилась и отвернулась к окну.

 

***

Дверь купе распахнулась, заскрипела старыми колёсиками в пазах. Леся вскинула голову, понимая, что умудрилась-таки задремать.

За окном окончательно стемнело. Стекло отражало притихшее купе.

Севу, угрюмо жующего бутерброд с копчёной колбасой. На его коленях лежали перемотанные изолентой наушники. Недоросль приоделся. Сменил черную футболку с черепами на почти приличный свитер с высоким горлом. Джинсы, короткие и узкие, правда, оставил. Из трекинговых кроссовок торчали голые щиколотки.

Арина старательно утрамбовывала остатки провизии в рюкзак. Ополовиненная буханка хлеба отчаянно сопротивлялась. Арина затянула горловину, оставив буханку торчать поверху и откинулась на спинку сиденья, дыша тяжело и загнанно. Алая, неровно остриженная чёлка липла ко лбу. Арина — нелепая, неопределяемого возраста, одетая в дутую куртку и укутанная по самые уши в шарф — меньше всего походила на человека, отправившегося в горы.

В дверях застыла замученного вида проводница. Она быстро оценила Лесину расправленную постель, поджала губы и пробурчала:

– Поторопитесь, девушка. Станция через пятнадцать минут. Стоим две. Выгружаться придётся быстро.

Леся хмуро кивнула, поднялась, пошатываясь выползла в коридор. Голова ныла.

Она добрела до туалета, закрылась, привалилась к двери спиной. Пол качался и норовил выскочить из-под ног. Леся набрала пригоршню холодной, пропахшей железом воды, плеснула в лицо, нахмурилась, глядя в глаза собственному отражению. Всклокоченному, с расплетённой косищей и шалым взглядом. Она наскоро переплела косу, с шипением распутывая заколоченные пряди. В дверь постучали.

– Девушка, станция через пять минут! – голос проводницы, визгливый и громкий, ввинчивался в виски.

– Да иду я, – прошипела Леся, утирая лицо рукавом толстовки.

Купе оказалось пустым. Со стола пропали пакеты с объедками, с сидений постельное и багаж. Леся с трудом подняла свою полку, зафиксировала в открытом положении и потянула рюкзак за лямки.

Рюкзак отчаянно сопротивлялся. Цеплялся за ножку полки, елозил карманами по полу, хватался сеткой за все торчащие гвозди.

Поезд начал сбавлять ход. Леся, не удержав равновесие, села на запыленную ковровую дорожку. Пальцы задрожали. Она притянула колени к груди и всхлипнула.

– Ты чего телишься, студентка? – возникший в дверях Степан нахмурился. Быстро оценив ситуацию, он подхватил Лесю подмышки, вздёрнул на ноги, толкнул в спину, понукая поторапливаться.

Леся утёрла мокрые ресницы, хлюпнула носом и засеменила к выходу.

Три громадных рюкзака и огромная пластиковая сумка с провизией заняли почти всё свободное пространство тамбура.

Сева стоял у двери и глядел в мутное стекло. Покалеченные наушники шипели неразборчивой мелодией. Арина вилась вокруг рюкзаков, бестолково перекладывала мелочи из боковых кармашков туда-обратно. Она взмокла и раскраснелась. Поднятые на Лесю глаза панически поблескивали:

– Мы ведь сможем? На сайте писали, что это несложный переход.

Леся пожала плечами.

– Мы с проводником. Что может пойти не так?

– Всё путём, – с трудом втиснувшийся в тамбур Степан кинул Лесин рюкзак ей под ноги, подмигнул и повернулся к Арине. – Кончай суету разводить. Почти на месте. Разберём общак, закинем рюкзаки на хребты и вперёд, навстречу исполнению мечт.

Последние слова прозвучали непривычно едко. Леся подняла глаза, пытаясь нашарить взгляд Степана, но состав тряхнуло. Поезд натужно заскрипел, останавливаясь.

В мутном надверном окошке показалась станция.

 

***

Рюкзак приземлился на перрон. Где-то внутри бряцнула жестяная миска. Леся спрыгнула следом и сразу отскочила, позволяя выгрузиться Севе.

Она пнула рюкзак, отодвигая в сторону, и огляделась. Станция была совсем крохотной. Окна в длинном одноэтажном здании, выкрашенном в бело-зелёный цвет, не горели. Над запертой на амбарный замок дверью висела избитая временем и непогодой табличка. "Перепутье".

Леся подняла голову, разглядывая одинокий тусклый фонарь. На душе стало совсем тоскливо.

На лоб упала тяжёлая капля. Собирающиеся целый день тучи разродились дождём.

– Накиньте дождевики. До первой стоянки не очень далеко, но придётся идти через перевал.

– Ночью?! – взвизгнула Арина.

– Вечером, если не будем телиться, – жёстко отрезал Степан. – Нам дали две точки входа на выбор. Либо успеваем сегодня на одну, либо придётся куковать сутки до другой. Разбирайте общак и под рюкзаки.

Он пнул громоздкую пластиковую сумку, до верху забитую свёртками из пакетов. Леся тоскливо прикинула, насколько потяжелеет и без того неподъёмный рюкзак и присела на корточки, выискивая свёртки поменьше.

– Мне нельзя лишний вес, – Арина отступила на шаг и замотала головой. – У меня спина.

– Без проблем, – пожал плечами Степан. – Кто не несёт общак, тот питается из своих запасов.

Арина хлопнула глазами, нахмурилась, видимо, прикидывая, сколько осталось от запасов провианта, и робко возразила:

– Вы не можете оставить нас голодать.

– Да? – Степан поднял брови. – Почему?

– Мы денег заплатили!

– Заплатили, – преувеличенно-покорно кивнул проводник, – чтобы я показал дорогу к Химерьему омуту. Я покажу. Тем, кто сможет добраться.

К щекам Арины прилила кровь. Она сложила руки на дородной груди и гневно сверкнула глазами:

– Я буду жаловаться!

– Кому? – усмехнулся Степан. – Полиции?

Арина поперхнулась собственным праведным гневом и поникла. Леся грустно усмехнулась и взвесила в ладони свёрток. Никому они жаловаться не станут. Потому что ходить к Химерьему омуту запрещено. Потому что нелегальным туристам светит почти такое же жёсткое наказание, что и нелегальным проводникам. Потому что все трое несут к омуту не только громоздкие рюкзаки.

Словно подслушав её мысли, Степан негромко произнёс:

– Вам нужно чётко сформулировать желания. Вслух. Чем раньше, тем лучше.

Сева фыркнул и закатил глаза. Арина, бьющаяся над новеньким, запечатанным дождевиком, потупилась.

Степан нагнулся над сумкой с общей поклажей, достал несколько свёртков и сунул в Лесины руки:

– Хорош перебирать. Легче они от этого не станут.

Леся насупилась, но спорить не решилась. Свёртки с трудом влезли в рюкзак. Шнур на горловине отказался затягиваться до упора. Леся защелкнула застёжки, фиксируя крышку, попробовала оторвать рюкзак от земли и тоскливо застонала.

Степан бросил на неё короткий острый взгляд и продолжил распределять поклажу. Он бросал чёткие деловитые команды, пакет стремительно пустел. Последние свёртки легли в рюкзак поджимающей губы Арины.

– Самый тяжёлый там первый ужин, – улыбнулся Степан ободряюще. – Немножко пройдём и рюкзак полегчает.

Арина тяжело вздохнула и попыталась улыбнуться в ответ. Вышло неубедительно. Выкрашенные алым губы подрагивали.

Усилившийся ветер дёрнул капюшон Лесиного дождевика. Она защелкнула пряжку на груди, подтянула ремень на поясе, сжала рукоятки трекинговых палок и с тоской поглядела на запертые двери вокзала.

 

***

Ватные ноги едва отрывались от земли. Крепление налобного фонарика то и дело сползало на брови, луч света жался к ногам. Дождевик — плотный, хрусткий — не пускал влагу ни в одну сторону, отчего внутри получалась настоящая парилка. По Лесиному хребту бежал мерзкий ручеёк пота. В горле скребло от жажды.

Она с трудом держалась от желания упасть на землю, стянуть капюшон и ловить открытым ртом холодные дождевые струи.

Степан резко затормозил и не успевшая среагировать Леся ткнулась лбом в широкую спину. Она качнулась. Коварный рюкзак потянул назад, но пальцы Степана вовремя схватили за локоть, удержали.

Леся, уже целую вечность глядящая только на мерно мельтешащие гамаши проводника, осмотрелась.

Лесок кончился. По сторонам стелились низкие корявенькие кусты. По каменным глыбам полз мох. Леся подняла глаза и сглотнула. Курумник поднимался наверх обманчиво-плавной линией. Верхушка перевала терялась во тьме.

– Тут не слишком высоко, – сказал Степан. – Всего два яруса. Наверху хорошее место для ночёвки, спускаться впотьмах не придётся.

– Зато подниматься впотьмах придётся, – взвыл Сева. Он обессиленно висел на трекинговых палках. Лицо алело неровными пятнами.

Арина хлопала глазами, причитала тихо и бессвязно. Свой рюкзак она, пользуясь заминкой, скинула на землю.

Леся сглотнула. Ползти по скользким нагромождениям камней ей не хотелось.

– Оставаться внизу небезопасно, – терпеливо, почти по слогам произнёс Степан.

– Патрули? – нахмурился Сева.

Степан кривовато усмехнулся:

– Если тебя так пугают патрули, пусть будут они.

Сева насупился, но проводник не собирался спорить. Он поправил на лбу ремешок фонарика, поудобнее перехватил палки и сделал первый шаг. Леся осторожно ступила на плоский, заросший мхом камень. Рюкзак жёг плечи, вгрызался поясом в живот. Хотелось привала. Настоящего, с палатками и ночёвкой, с горячим чаем и куском хлеба. Зубы стучали, грозя отхватить кончик языка. Леся поставила ногу на маленький, устойчивый с виду булыжник, перенесла вес.

Шлось тяжело. Палки застревали в стыках между глыб, под ногами ходило.

Леся отбила колени, ободрала ладони. Неподготовленные мышцы ныли. Она старалась не поднимать глаз, чтобы не видеть бесконечно далёкую верхушку.

На первый ярус Леся практически вползла. Упала, привалилась рюкзаком к ближайшему булыжнику, осторожно свесилась, выглядывая товарищей.

Первой показалась Арина. Пунцовая, с посиневшими губами, взмокшая, она едва держалась на трясущихся ногах.

– Говорил тебе столько шмоток не тащить, – Севин голос, писклявый и надломленный от усталости, ввинчивался в уши. – Но кто детей слушает? Особенно чужих. Особенно, когда своих нет.

Арина дёрнулась, словно от пощёчины, отвернулась, пряча заблестевшие глаза.

– Язык придержи, – Степан отвесил недорослю лёгкую затрещину.

Сева втянул голову в плечи, зыркнул исподлобья.

– Маленькая передышка, – объявил проводник. – Крепитесь, последний рывок остался.

Леся задрала голову. Дождь прекратился. Тучи расползались сизыми прожилками, цеплялись за верхушки скал. Мерцали изнутри слабым желтоватым светом. Леся нахмурилась, дёрнула Степана за полу куртки, привлекая внимание.

Он задрал голову и тут небо вспыхнуло.

Зелень, пурпур, желтизна заплясали по внезапно оскудевшим небесам. Свет залил курумник, заиграл в лужицах, отбросил странные, дёрганные тени.

– Вниз, – севшим голосом приказал проводник.

Арина округлила глаза, открыла рот, но Степан рыкнул, пресекая любые возражения:

– Живо!

Леся резво переставляла палки, ступала почти не глядя на камни. Непонятная тревога, пружиной сжавшаяся под солнечным сплетением, заполняла рот горечью. В ушах колотил пульс. Слишком громкий и ритмичный. Тук. Тук. Тук-тук.

Леся остановилась. Стук продолжался. И звучал он вовсе не в голове.

– Это что ещё за хренотень? – Сева дёрнул её за рюкзак, заставляя обернуться. Леся прижала ладони ко рту. Сердце частило, но она не понимала, от ужаса или восторга. По перевалу, нарушая все законы природы, с низа к вершине текла каменная река.

Ритмичный гул нарастал. Курумник под ногами завибрировал, откликаясь за зов собратьев.

Огромный булыжник, на котором стояла Леся, качнулся. Она шарахнулась, в панике переступила на соседний камень, но тот забился в истерической попытке выбраться из годами налёженного места.

– Шевели колготками, студентка! – Степан грубо пихнул её под лопатки, понукая двигаться. Леся покачнулась, едва не потеряла равновесие. Она выставила вперёд палки, воткнула острые наконечники в зазоры между глыбами, огляделась, в поисках безопасной тропы.

Арина — крупная и неуклюжая, придавленная весом рюкзака — неслась вниз склону, едва касаясь камней подошвами ботинок.

– Стой! – крикнул Сева. Голос его сорвался на писк. – Шею сломаешь!

Арина не сбавила шаг. Наверное, уже не могла.

Леся видела, как покатились выпущенные из её рук трекинговые палки, как прыснула из-под ног сыпуха. Арина взвизгнула, опрокинулась на спину и покатилась уже по-настоящему.

Леся прижала ладони ко рту и застыла. Сева обернулся, поймал её взгляд. В огромных остекленевшие глаза мальчишки плясали цветные всполохи. Из лопнувшей губы на подбородок ползла тонкая струйка крови.

Степан отмер первым.

Он скинул рюкзак и рванул вниз.

Леся с замиранием сердца смотрела, как Степан ловит ползущую по камням Арину, как трясёт её за плечи, как та мотает головой и поднимается на ноги.

Стоящий рядом Сева подозрительно шмыгнул носом. Леся столкнула рюкзак Стёпана вниз и потянула недоросля за рукав.

 

***

Проснулась Леся от холода. Спина, прижимающаяся к стене палатки, окоченела и затекла. Леся забилась в коконе вымокшего изнутри спальника, в попытках выбраться.

Палатка была пуста.

Небрежно скатанный спальник Арины лежал в изножье.

Снаружи потрескивал костёр.

Леся с трудом выползла из палатки, сунула ноги в непросохшие ботинки, поморщилась от омерзения.

При дневном свете лагерь выглядел симпатично. Переливающееся зеленью озерцо, хмурые громады гор на дальнем берегу, высокие свечки сосен. Под ногами похрустывал белёсый мох, ветер трепал натянутый над костром тент. Не портила картину даже затянувшая небо серость.

Снова накрапывал дождь. Мерзкий, словно водная пыль из пульверизатора. Леся упала на продвинутое к костерку бревно, стянула ботинки и подставила огню мокрые носки.

Степан смерил её хмурым взглядом и молча протянул термос. Леся отвинтила крышку, принюхалась и сделала глоток. Чай, настоянный на горьковатых травах, оказался холодным, но непостижимым образом разогнал застывшую в венах кровь. Леся огляделась. Арина склонилась над котелком и тихо бурчала, перебирая пакетные свёртки с провизией.

На её щеке алела свежей коркой жутковатая ссадина. Предплечья, виднеющиеся из-под закатанных рукавов, покрывали синие пятна. Перемотанные бинтами ладони мелко дрожали.

Сева сидел на земле, привалившись спиной к дереву. Водяная морось набухла каплями на капюшоне его дождевика. Недоросль прижал к губам сложенные ракушкой ладони, подул. Раздался звук, гулкий и отрывистый, словно уханье совы в пещере.

– Это ты как сделал? – заинтересовался Степан.

Сева надулся от гордости и принялся объяснять. Леся украдкой сложила ладони и подула. Беспомощное "пф-ф" вышло слишком громким.

Полыхая ушами, Леся сбежала к котелку, присела на корточки рядом с Ариной, схватила первый подвернувшийся под руку свёрток.

– Он всех младших ребятишек в приюте этой штуке научил, – Арина улыбнулась краешками разбитых губ.

– В приюте? – переспросила Леся, заглядывая в котелок. Мешанина из овсяных хлопьев и тушёнки малоаппетитно булькнула. Леся скривилась и накинула на котёл крышку.

– Севушка сирота, – голос Арины стал пустым и надтреснутым. – Несколько лет назад попал с родителями в аварию. На Севе ни царапины, а они...

– Не трепли про мою личную жизнь кому попало!

Леся с Ариной синхронно вздрогнули и подняли глаза.

Сева навис над ними, растрёпанный и нахохлившийся. Крылья его носа раздулись. По челюсти гуляли желваки. Арина виновато притупилась. Лесе стало обидно за эту неуклюжую, нелепую женщину. Захотелось ляпнуть что-то злое и колкое, залезть недорослю под шкуру:

– Тебя мама научила быть таким хамлом?

Сева отшатнулся. Взгляд его потух и остекленел. Арина зажала руками рот. Леся спиной почуяла тяжёлый взгляд Степана, но её уже несло:

– Что бы сказали твои родители, если бы увидели тебя сейчас?

Сева покачнулся. Губы его исказила болезненная ухмылка:

– Спросили бы, почему я не умер вместе с ними.

 

***

Дождь стих к вечеру. Лесины ботинки почти просохли, костёр перестал чадить и лезть дымными щупальцами в глаза. Дрожащее у горизонта солнце заливало облака сочным багрянцем, притихший лес сонно трещал верхушками деревьев.

Арина присела на корточки возле хмурого Севы, лепетала что-то бессвязно-жизнерадостное и пыталась подсунуть в его тарелку лишний кусок тушенки.

На Лесю никто не смотрел.

Она неохотно ковырнула остывшую гречку. В кисельно-густой атмосфере отчуждения кусок совсем не хотел проталкиваться в глотку. Леся поднялась с бревна, едва не опрокинув мрачного Севу навзничь.

Степан сидел на берегу озерца.

Леся примостилась рядом, поставила миску на колено.

С гор стекал туман. Густой, белёсый, он рвался о камни, клочьями полз вниз, к воде. Ветер трепал прибрежный черничник, пускал по озеру лёгкую рябь.

– А зачем нам ждать целые сутки? – негромко поинтересовалась Леся.

Степан бросил на неё быстрый взгляд и с заметной неохотой ответил:

– Первую точку входа мы прохлопали. Каменные реки уже стронулись. Они могут течь неделями подряд. Теперь ждём, пока откроется вторая.

Палец с обрезанным по самое мясо ногтем ткнул, указывая направление. Леся прищурилась, напрягла зрение.

Каменные потоки действительно ползли вверх, разбивали туманные щупальца, тонули в облепивших вершины облаках.

Это было красиво. Горы рябили каменными ручейками, перехлестывающимися, стекающимися в полноводные реки, снова распадающимися на тонкие струи.

– Как это возможно? – прошептала Леся.

– Ты пришла просить чуда у водоворота в горной речке, а сама удивляешься живым камням? – приподнял бровь проводник.

– Ну, мы ведь ещё не дошли, – буркнула Леся уязвлено. – Чтобы случилось чудо, нужно подойти к омуту, бросить в него монетку и сказать желание вслух.

– Чудеса не любят, когда их пытаются запихать в рамки, – усмехнулся Степан. – А желание нужно произносить вслух сразу, как оно появилось.

– Дома? – Леся скептически приподняла бровь.

– Дома, – кивнул Степан.

– И кто его там исполнять будет?

– Кто-нибудь исполнит. Главное чётко знать, чего хочешь.

Леся закатила глаза и уткнулась в ополовиненную тарелку. Степан тихо хмыкнул и вновь уставился на ползущие к горным вершинам каменные ручьи.

Слова проводника были глупыми, наивными, но продолжали царапаться на задворках сознания. Леся прикусила губу, пытаясь поймать скользкую мысль. Чего она хочет? Зачем сбежала от сытого комфорта цивилизации? Что будет просить, оказавшись перед Химерьим омутом?

Слова не складывались в предложение. Леся упрямо ткнула ложкой в размазанную по миске гречку и закусила губу.

– Я знаю, – прозвучавший за спиной голос звенел от напряжения.

Степан поднял глаза, окинул Севу внимательным взглядом, склонил голову набок.

– Я хочу всё исправить, – выдохнул Сева. – Я ведь мог. Пока они болтались на ремнях безопасности, я мог выбраться из машины и бежать за помощью. А я оцепенел. Замер как дурак. Ждал, пока кто-нибудь придёт и спасёт нас. Но никто не пришёл. Теперь я хочу шанс всё изменить. Снова хочу семью. Слышишь?

Последнее слово сорвалось на крик. Сева потёр покрасневшие глаза. Туман клубился над озером, тёк к берегу. Арина, до этого брякавшая посудой у костра, вскинулась, зашарила по округе перепуганными глазами, бросилась на выручку воспитаннику.

– Я знаю чего хочу. Давно знаю, – едва слышно прошептал Сева. – Почему тогда оно не исполняется?

– Прекратите расстраивать ребёнка, – Арина стиснула Севу в объятиях, поворошила ладонью русую шевелюру. Сева дёрнулся и обмяк, безвольный как тряпичная кукла.

Леся выскребла остатки недоеденной гречки, перевернула миску над черничником и побултыхала в ледяной озёрной воде. Она устала.

От похода, от смурных мыслей, от навязанных спутников. От самой себя.

Солнце окончательно ухнуло за горы. Над горизонтом завис пронзительно–жёлтый кругляш луны.

Костёр звонко хрустнул разгрызенной веткой, плюнул искрами. Едкий дымок потянулся щупальцами к застывшему на берегу Степану, но тот даже не шелохнулся. Он сидел, сложив ладони ракушкой и раздувал щеки, в бесплотных попытках извлечь унылый, похожий на свиное уханье, свист.

 

***

Уснуть не выходило. Леся ворочалась, сбивая начинку спальника, расстегивала заедающую молнию, чтобы, замерзнув, натянуть на голову капюшон. Соседский спальник, так и смотанный в тугой кокон, с немым укором глядел из дальнего угла палатки. Арина ночевать не пришла.

Желудок тихо загудел, напоминая, что гречки в него попало совсем мало. Леся прижала ладони к животу. Бурчание стало глуше, но не стихло. Леся перевернулась на спину, посмотрела в темный палаточный потолок и сдалась.

Фонарик острым лучом прорезал густую тьму, растекался у ног лужей света.

Леся старалась не вертеть головой, чтобы не видеть корявые ветви деревьев и прыгающие врассыпную тени. Свёртки с едой остались под тентом. Леся повертела в руках пакет с завтраком и с сожалением отложила в сторону. За кражу припасов молчаливым порицанием отделаться не выйдет.

Котелок оказался до блеска вычищен и наполнен свежей озёрной водой. У остывшего, пахнущего золой костра громоздилась аккуратная горка сухих веток. Леся тоскливо вздохнула и поднялась на ноги.

Она почти собралась возвращаться в палатку, когда со стороны озера послышался плеск. Леся замерла, повернула голову. Луч налобного фонаря очертил ссутуленную, склоненную у воды фигуру. Алые, пушащиеся одуванчиком волосы в неверном свете показались кровавым пятном. Леся сглотнула, прижала ладонь к груди, в попытках унять бешено скачущее сердце.

– У вас всё хорошо?

Арина медленно повернула голову. Выкрашенная в красный чёлка упала на красные опухшие веки.

– Это я виновата, – голос Арины гнусавил. – Взрослая баба, а мозгов как у курёнка.

Леся поёжилась. Холодный ночной ветер лез под термуху, трещал стволами деревьев. Разговор напрягал. Хотелось уйти в палатку, закупаться в спальник, заткнуть уши ладонями и не чувствовать звучащей в чужом голосе безысходной тоски.

Но Леся осталась. Подошла ближе, села на мокрую от росы траву и обхватила колени ладонями.

– Мне говорили не потакать его хотелкам. Химерий омут. Надо же. Но Сева так загорелся. Я думала, ему станет легче. Думала, съездим, а потом я предложу усыновление. Чтобы как настоящая семья. Я же не знала, что он настолько верит в эти сказки.

Арина всхлипнула и утёрла нос рукавом.

– Я просто хочу семью. Маленькую. Из меня и чужого, осиротевшего ребёнка. С тех пор как он попал в наш приют хотела. Но кто даст незамужней женщине усыновить подростка? Особенно, когда подросток против.

Арина замолчала. Плечи её мелко подрагивали.

Леся бездумно шарила фонарным лучом по рябящей водной поверхности, мучительно мечтая оказаться как можно дальше отсюда. Свет фонаря путался в клочьях густеющего тумана. Леся нахмурилась и присмотрелась.

Дымка плотнела. Наливалась странным зеленоватым свечением. Озёрная поверхность уже не рябила — колыхалась волнами.

Вода билась о каменистый берег, плевала брызгами. Леся взвилась на ноги, попятилась. В уши ударил пронзительный визг. Она не сразу поняла, что звук исторгает её собственное горло.

Арина оцепенела.

Леся видела, как её пальцы сжались, впились в мокрую землю, как окаменела спина.

– Что случилось? – выползший из палатки Степан, сонный и хмурый, тряхнул Лесю за плечи. Она, не в силах выдавить ни звука, ткнула пальцем в сторону озера. Руки ходили ходуном. Губы подрагивали.

Вылезший следом Сева потёр глаза кулаком, зевнул до хруста челюсти и осторожно выглянул из-за спины Степана. Его зрачки расширились, затопили радужку. Сева судорожно втянул носом воздух.

Туман больше не был туманом. Зеленоватые щупальца, плоские, как голодные пиявки, растекались по воде, выползали на берег. Оплетали Аринины щиколотки.

– Нет-нет-нет, – зашептал Сева, кататонически покачиваясь с пятки на носок. – Только не снова. Я так больше не хочу. Не могу.

Он как был — босой, в пижамных штанах — бросился на выручку своей воспитательнице.

Пальцы Степана сжали Лесины плечи до боли, словно удерживая на месте. Но Леся даже не пыталась вырываться. Она смотрела. Не мигая, до боли в пересохших глазах.

Смотрела, как нелепый, по-детски нескладный Сева тянет Арину под локоть, как ударяет подошвами ботинок оплетающие её тело путы. Как скользкое, глянцево блестящее щупальце обвивается вокруг его запястий и голых щиколоток, торчащих из коротких штанин.

В тот момент, когда две извивающиеся фигуры ползли, цепляясь пальцами за прибрежные камни, к пенной водной кромке, Степан наконец догадался отвернуть её лицом к себе.

Леся прикрыла сухие, словно засыпанные песком глаза, ткнулась носом в мягкую ткань рубахи и заскулила.

– Уходим, – глухо произнёс Степан.

– Но как... – Леся растерянно махнула рукой в сторону озера.

– Никак. Мы ничего не можем сделать. Только сгинуть за компанию.

 

***

Камень, сдвинутый мыском ботинка, покатился вниз. Ударился о другой камень, отскочил, запетлял, но всё равно послушно полетел к подножью курумника.

Перевал выглядел правильным и нормальным. Без ползучих булыжников, без наполненных чудищами озёр, но Леся больше не верила этому месту.

Солнце, с трудом вскарабкавшееся на верхушки гор, старательно грело Лесины ладони. Вот только, солнце не справлялось. Нутро смёрзлось в льдину.

Леся столкнула вниз ещё один камень и упала на заметно похудевший рюкзак. Палатку и спальник пришлось бросить на поляне возле жуткого безымянного озера.

Перевал, на который её загнал Степан, оказался совсем невысоким, но у Леси не осталось ни моральных, ни физических сил. Она откинула голову, до рези в глазах всматриваясь в безмятежно-синее небо. Скалы с двух сторон вгрызались в небосвод снежными шапками вершин. Солнце застыло в зените, раскалённое до белизны.

Леся бездумно следила за мелкими птичьими росчерками, пока перед лицом не возникла огромная лапища с зажатым в ней термосом.

– Не спи, студентка, – Степан приземлился рядом, втиснул термос в Лесины озябшие ладони, покачал головой. – Холодная как жабка.

Леся подняла руку, задумчиво осмотрела бледные пальцы и вздохнула:

– Не студентка я.

Степан приподнял бровь.

Леся с трудом отвинтила крышку, сделала глоток. Горячий переслащённый кофе обжёг губы. Она вернула термос хозяину и неохотно пояснила:

– Меня отчислили. Полгода как. С тех пор болтаюсь, как неприкаянная душа на кладбище.

– Прогуливала? – Степан тоже глотнул кофе, прищурился от наслаждения.

– Не прогуливала, – Леся облизнула обожжённые губы. – Просто не моё это. Промахнулась с факультетом.

– Перевелась бы на другой, – Степан поймал её бегающий взгляд и подался вперёд. Леся почувствовала себя загнанной в ловушку. Она попыталась дёрнуться, отстраниться, но тёмные глаза держали цепко. Вытаскивали из нутра что-то, старательно закопанное.

– Не хочу, – буркнула Леся, отпихивая Степана локтем.

– А что хочешь? – не унимался тот.

– Чего пристал? – она насупилась, вытащила из пальцев проводника термос и припала к горлышку. – Лучше объясни, почему мы не вернулись на станцию? Почему не пошли за подмогой?

– Назад не пройти, – Степан поднялся в полный рост, до хруста расправил широкие плечи. – Нас ждут по ту сторону Химерьего омута.

– Ну и чего тогда расселись? – буркнула Леся, с трудом отлипая от налёженного местечка. – Под рюкзак.

– Чего раскомандовалась, нестудентка? – усмехнулся Степан.

Отощавший рюкзак стал злее и склочнее. Леся попыталась забросить его на спину и схлопотала подлый удар по хребту. Солнце скрылось за стенами ущелья.

Леся повертела головой, любуясь нависающими скалами, селевыми кучами у их подножий, червоточинами пещер. Идти стало совсем легко — дорога шла вниз с совсем небольшим уклоном. Трекинговые палки бодро скребли наконечниками по камням. Горы шли на убыль. Булыжники зацвели молочо-зелёным ягелем и крохотными ёлочками водяники. Леся на ходу ухватила горсть плотных чёрных ягод, закинула в рот. Ягоды лопнули, оставив на корне языка горьковатый привкус. Леся выплюнула шкурки и вздохнула. Скопившаяся внутри муторная хмарь скребла в горле подползающими слезами.

Реку она услышала издалека.

Вода шумно перекатывалась по камням. Берег усыпали кустами голубки. Тропинка вывела к кособоким деревянным мосткам.

– Туда? – поинтересовалась Леся внезапно осипшим голосом. Степан молча кивнул.

Леся скинула рюкзак и ступила на плохо отструганные мокрые доски. Она медленно приблизилась к краю, посмотрела вниз и разочарованно выдохнула:

– Это и есть Химерий омут?

Вода, прозрачная как стекло, бурлила, огибая валуны, скручивалась в небольшую, совершенно не внушающую трепет воронку.

– Он самый, – кивнул Степан. – Кидай свою монетку.

Леся заторможено сунула пальцы в карманы, пошарила.

– Потерялась, – она растерянно хлопнула глазами. Губы задрожали.

Степан тяжело вздохнул, вложил в её пальцы теплый металлический кругляш, обхватил ладонями за плечи и развернул к угрюмо бурлящей воде.

Леся сжалась. Мысли вылетели из головы, оставив шипучий белый шум. Она не знала, чего хотела. Не понимала, зачем пришла. Монетка жгла пальцы, требовала облечь желание в слова, но слов не было.

– Не могу, – тихо прошептала она.

– Нужно смочь, – прогудел над ухом Степан. – Неозвученные желания умирают. А неправильно сформулированные сбываются как попало. Так зачем ты пришла?

– Не знаю! – Леся кричала. По щекам ползли слёзы. С неё словно бы слезала намертво прикипевшая маска, обнажая настоящую Олесю. Перепуганную, потерявшуюся в собственной жизни, совершенно не представляющую, куда ей дальше идти. – Я не знаю кто я, не знаю, что мне нужно. Я просто хотела найти своё место!

– Видишь, как просто, – хмыкнул Степан. Тяжёлая ладонь легла Лесе на плечо, пригвоздив к мосткам. – Но твоё место точно не здесь.

Она почувствовала толчок. Обжигающе ледяная вода сомкнулась над головой, хлынула в распахнутое горло.

 

***

Рельсы вильнули. Вагон качнулся и заскрипел. С верхней полки слетели наушники, ударились о столик. Корпус надломился, выпавший динамик бессильно обвис на тонких проводках.

Леся села на полке и судорожно огляделась.

Сева замер, вцепившись зубами в бутерброд.

– Вот беда! – Арина всполошилась, бросилась к рюкзаку. – Я изоленту куда-то ложила...

– Да не надо, – Сева удержал её за руку. – Потом сам починю.

В купе пахло колбасой, свежими огурцами и варёным яйцами. Леся сглотнула слюну.

Дверь купе распахнулась, заскрипела старыми колёсиками в пазах.

– Станция через пятнадцать минут. Стоим две. Приготовьтесь, – пробурчала хмурая проводница.

Сева закашлялся, подавившись куском хлеба. Арина постучала ему по спине, с сомнением посмотрела на стоящий между полками рюкзак.

– Севушка, может не надо? – робко спросила она. – Может... домой?

Недоросль зыркнул исподлобья и коротко кивнул.

Леся поднялась на подламывающихся ногах, сунула ступни в расшнурованные ботинки и выползла в коридор.

Мимо пролетали деревья. На унизанном звёздами небе замер лимонно-жёлтый кругляш луны.

Поймавший интернет мобильник зажужжал в кармане.

Леся вытащила телефон, приложила палец к сканеру отпечатка.

Интернет снова пропал. На шторке висело не до конца прогрузившееся сообщение.

"Лесёк, дело на мильён. Ты же хотела с нами в экспедицию..."

Лесино сердце забилось часто и гулко.

Поезд сбавил скорость. Мимо пролетел плохо освещенный перрон, длинное одноэтажное здание, выкрашенное в бело-зелёный цвет с избитой временем и непогодой табличкой под запертыми дверями.

Поезд остановился. Леся стояла у окна и разглядывала далёкие горные вершины. Секунды текли медленно, словно давая шанс передумать.

Сначала она услышала свист. Гулкий и протяжный, словно уханье совы в пещерном гроте. Затем увидела знакомую клетчатую рубашку и бороду с проседью.

Степан отнял от губ сложенные ракушкой пальцы и подмигнул.

Поезд дёрнулся и медленно заскользил прочь, оставляя станцию "Перепутье" позади.