Ярослав проснулся в мокрой постели. Тикали часы. С потолка глядели цветастые пятна плесени. Бирюзовые и лимонно-желтые пушистые круги тянули волоски с крошечными набалдашниками на концах и светились.

Матрас хлюпнул. Ярослав поморщился и встал. С чавканьем оборвались присосавшиеся к спине мостики слизи. Он побрёл по коридору, оставляя следы. Пижама липла к телу.

Ярослав добрался до кухни и бросил взгляд на кувшин. Вода до краёв. Ярослав сглотнул, выругался, потянулся, схватил и поднёс ко рту. Губы ощутили влагу. Он закатил глаза и принялся пить.

Через несколько мгновений блаженства Ярослав закашлялся. Пустой кувшин звякнул об пол.

Ярослав сжал зубы. Кухонный сумрак с дребезжащей лампочкой в абажуре будил в нём тоску и гнев.

Ярослав закричал и ударил кулаком в стену. Брызнуло. Рука исчезла по локоть. На стене распласталось тёмное рваное пятно с бегущими вниз дорожками капель.

Из дряблой желеобразной культи струился миниатюрный водопад. Ярослав прикрыл глаза. Вдох и выдох. Культя забурлила, струйки воды затанцевали в воздухе, и рука восстановила прежний вид.

— Вопли и порча обоев, — раздался голос за спиной Ярослава. — Похоже, я не вовремя.

Ярослав обернулся. Позади него стоял Константин Афанасьевич — тощий черноволосый чародей с острыми чертами лица.

— Как вы?.. — Ярослав развёл руками, посмотрел на запертую дверь, на окно и только после этого докончил. — Слушайте, если вас не затруднит, проваливайте.

— Я дал тебе силу превращаться в бурлящий горный поток, а ты растекаешься лужей, — ответил Константин. — Но может, ты бы снова хотел погеройствовать?

— Не отказался бы. — Ярослав усмехнулся, придвинул стул и сел, уперев ладони в колени. — Да только занятие это не прибыльное.

— Уже ль двадцатилетнему пареньку не хочется славы? — Константин тоже сел. — Илье Муромцу потребовалось тридцать три года, чтобы с печи слезть. Отсюда вывод, что хороший герой — это человек вызревший. Отчего же ты не подрабатываешь как другие студенты? Отчего пропускаешь занятия?

— Справку показать, что я болен депрессией? — Ярослав положил ногу на ногу. — Квартирой меня обеспечивает институт, а что до необходимости питаться, так вы сами меня обессмертили.

— Знал бы ты, насколько три минуты в жидком состоянии далеки от вечности. — Константин нахмурился. — Сдаётся мне, что тебе было бы лучше без этой способности.

— И вы вломились в мой дом, чтобы этот дар изничтожить? — Ярослав поднял брови, изображая удивление. — Вам мало студентов на экзаменах мучить? О да, вам нужен персональный подопытный хомяк, чтоб я высох!

Константин Афанасьевич молча открыл и закрыл рот и только потом продолжил полушепотом:

— Твареведение ты у меня не сдашь.

— А я ухожу в академический отпуск, — ответил Ярослав таким же шепотом.

С полминуты оба сидели молча, вглядываясь друг другу в глаза. Наконец Ярослав потупил взгляд и пробормотал:

— Простите за грубость, от меня недавно девушка ушла. Потому и кулаками стены мочу. Если позволите, я приведу себя в порядок, а уж после потрындим. Обсудим, то есть, то, с чем вы пришли.

Константин Афанасьевич кивнул. Ярослав встал, ушёл в ванную комнату и принялся чистить зубы.

— Девушка, девушка, девушка... — Константин забарабанил пальцами по столу. — Это же ты про Свету? Снегурочка, помню. Лёд и вода. Позволю себе предположить, что этот милый союз распался из-за того, что ты, как существо жидкое, напоминаешь ей о смерти.

— Га-а-ите г-омче! — ответил Ярослав энергично возя щёткой за щекой под шипение крана. — Ах охо хыхно!

Ярослав сплюнул пену и умылся.

— А ушла она оттого, что не одобрила мою теперешнюю деятельность, — продолжил он, возвращаясь на кухню. — Опасно, мол. И, как уже говорил, не приносит прибыли.

— Дар снёс тебе голову, — сказал Константин. — Тебе адреналин важнее разбитого сердца. Поступил к нам на факультет охотников за нечистью, и всё мало. Чтобы знал, недавно отряд таких вот отчаянных выполнял правительственный заказ по ликвидации вампира. Ты скажешь, неплохо заработали. А я скажу, одиннадцать расчленённых трупов.

— Они надеялись встретить заурядного кровососа, а наткнулись на первородного упыря, — процедил Ярослав. — Уже гуглил. По-вашему, они должны остаться неотмщёнными?

— Месть заразительна, — усмехнулся Константин. — Этот мир прекрасно работает и без отдельно взятых мстюнов. Что может такая капля как ты, в сравнении с океаном?

— Учитывая, что я понял, как вы проникли в квартиру, первым моим шагом будет побег.

Ярослав с плеском и брызганьем растёкся по полу. Между стенами заметались крошечные волны. Константин на миг наморщил нос и молча прохлюпал в ванную. Там пузырящейся струёй шипел кран.

Занимался рассвет. Света сидела у окна и следила за тем, как теряют силу мрачные тени, как небо наливается белизной, и как вершины домов вспыхивают розовым. На плите шкворчала яичница.

Появился Ярослав. Он пришёл в чём был, в домашних тапочках и в пижаме с принтом пушистого котика. Он просочился по водопроводу и стоял посреди комнаты, выцеживая сквозь зубы слова, бормоча и путаясь. Света смотрела, как золотится горизонт.

Ярослав говорил, что Константин Афанасьевич приходил, чтобы забрать его силы, что теперь придётся скрываться, что этот его визит к ней, возможно, последний, что, впрочем, у него есть ещё одно дельце, прежде чем исчезнуть, но о сути этого дельца он рассказать не может, и что неужели Света всё так и будет молчать дико, отстранённо, нелепо, будто Ярослава в этой комнате нет.

Из-за бесконечных городских крыш в пламенном персиковом ореоле выглянул слепящий алый шар. Он отразился в окне соседнего дома и подмигнул Ярославу. Тот сощурился и прикрылся ладонью.

Света спросила, будет ли Ярослав глазунью. Она встала, подцепила лопаткой желтый подрагивающий кругляшок в широкой белой кайме и выложила на тарелку. От глазуньи шёл пар.

Ярослав спросил, зачем всё это. Света подошла, провела по бледному пятну шрама на его щеке и запустила пальцы в волосы. У неё были ослепительные голубые глаза и холодная ладонь. У него были смятение, тоска, паника.

Света спросила, не хочет ли он сходить с ней сегодня на концерт в Ривьера-холл. Ярослав обнял её, прижал к себе, ткнулся губами в шею и рассыпался тучей брызг.

Яичница остыла. Засиял день. Света сидела за столом, уронив голову на руки. Спинка стула и скатерть покрылись колючей инистой коркой.

— У него в спальне плесень. — Константин Афанасьевич возник бесшумно. — Это не от сырости. Это гриб, что пожирает тех, кто разуверился. Я могу поджигать воду, могу грязь обращать в золото, могу говорить с мертвецами, но я не бог! Отчего ты сама не пошла к Ярославу?

— М-м-м, — протянула Света. Сипло. Безжизненно.

Она выпрямила спину и с напряжением в голосе произнесла:

— Я должна сочувствовать луже?

Ярослав просочился сквозь канализационную решетку и вылез из трубы. Нечистоты стекали в небольшую речку, по берегам которой, прошивая корнями глину, стояли исполинские сосны. Солнце осеняло лес бархатистым светом.

Полностью превратиться в жидкость Ярослав мог только на три минуты, пока хватало дыхания. Он тренировался, он ставил рекорды, он медитировал и пробовал дышать чистым кислородом, а лимит оставался всё тем же. Сто восемьдесят проклятых секунд.

Ярослав добрёл по руслу до излучины и сдёрнул с кривого берега настил из листвы и мха. Перед ним распахнула зев землянка.

Не жильё, не убежище. Яма в земле с подпорками из грубо обструганных брёвен, не дотягивающая по уровню комфорта даже до гроба. Через некоторое время, она должна была исчезнуть под хищным прикосновением реки, но пока что сберегала для Ярослава необходимое.

Нож. Длинный, тонкий, с односторонней заточкой. Такие же были у отряда охотников, которых расчленил упырь. Бесполезность.

Ярослав пошарил рукой в недрах ямы. Консервы, одежда и прочий бессмысленный для бессмертного хлам. Секундомер. Ярослав достал его, глубоко вдохнул, запустил отсчёт и превратился в воду.

Булькающий и полупрозрачный, он присел на корточки, лёг и распластался бурлящим озерцем. Река текла сквозь него. Он был как холмик, посреди журчащего ландшафта. Клокотание, малютки водовороты, муть.

— Неправильный какой-то упырь, — думал Ярослав. — Он не съел охотников сразу, а расчленил их. Этого я не знал. Это от Константина Афанасьича инфа. Константин, значит, был там. Так почему ж он не разорвал в клочья и не сжёг этого зубатого чёрта? Может, Константин с ним заодно. Сам же говорил, что месть ни к чему. Уже ль он и для этой твари нашёл местечко в мирозданческом плане? Упырь. Желтые глаза, серая кожа, клыки. Обращает чужие жизни в своё наслаждение. Против него не выстояли охотники. Но, чтоб я высох, у них не было моего дара. Вода забирает голод, исцеляет раны и служит верней пса. Я сам стихия. И единственный шрам — это крошечное пятно на щеке. Я тогда ещё не был водяным и всё же пытался спасти Свету от монстра. Наша первая встреча. Почему она сегодня до шрама дотронулась? Почему смотрела так пристально? Ни за что бы я не хотел, чтоб этот шрамик исчез.

Ярослав почувствовал, что удушье сделалось невыносимым, и превратился в человека. Вода отхлынула с шелестом.

Густой запах смолы и хвои закружил голову. В тапочки забился песок. Ярослав стоял на выступе берега, а перед ним чернел вход в землянку. Секундомер перескочил за четыре минуты. Ярослав оскалился в улыбке.

***

Он нёсся на реактивной тяге, выстреливая назад гудящими струями. Сокол. Истребитель. Супермен. Прохожие задирали головы и старались укрыться от внезапного ливня. Больше не было причин прятаться в водопроводных трубах. У него было четыре минуты бессмертия. Он был новорождённым богом.

Внизу мелькали крыши. Он ревущее цунами, он грохочущий шторм. Он призовёт столько воды, сколько потребуется, чтобы очистить эту землю от мрака.

Впереди небоскрёб, где скрывается тварь. Ярослав сделал вдох. Налету. Посреди бури. И тайфуном ударил в окно.

Он перемолет его в труху. Надёжнейший способ одолеть упыря — сжечь его. Но молодому упырю можно отрезать голову, и он умрёт. У каждой из этих тварей есть критический объём повреждений, которых не вынесут их проклятые тела.

Вот он. Висит в воздухе посреди зала. Одет в костюм с бабочкой.

Ярослав сформировал сглаженный бурлящий человеческий силуэт. Упырь обернулся. Тусклый огонёк жёлтых глаз. Ярослав сложил пальцы пистолетом и выстрелил. Это был его любимый приём — струя, способная напором рассечь камень. Водяной резак.

Он бы, может, увернулся и бросился, а Ярослав бы обратился рокочущим смерчем, раздавил бы тварь, призвав многотонную массу Аш два О. Он бы растёр упыря до пыли. Но тот лишь приоткрыл рот.

Острые иглоподобные клыки. Стены раздвинулись в космос. Потолок с полом испарились в бесконечности. Упырь исчез. Здесь на многие километры не было ни капли жидкости. Ярослава будто кто-то заточил в стеклянный пузырь. Он култыхался внутри.

— Беспомощный водяной мальчик, — зазвучал усталый картавящий голос. — Позволь представиться. Влад. Сколько ты ещё сможешь прятаться? Минуту? Если водяной утонет, выйдет комедия. Ты мнишь, что способен воздать кому-то по делам его. Но представь невиннейший случай кражи. Ты посадишь вора в тюрьму, а он взамен исправления озлится и первого встречного зарежет. Вот поэтому справедливость — чушь. Имеет смысл лишь удовольствие, и ты мне его предоставишь.

Ярослав чувствовал, как его обжигает удушье. Он бился о стенки невидимого пузыря, он крутился волчком, он брызгался. Издали на него надвигались две жгучих желтых звезды. Два глаза.

Что-то схватило Ярослава за шиворот и с силой дёрнуло назад. Он даже не заметил, как превратился обратно в человека. Перед глазами промелькнула картинка: отдаляется разбитое окно небоскрёба, за ним Константин Афанасьевич, а напротив — Влад. Константин Афанасьевич впивается пальцами в плечо упырю, на ладони искрится и пляшет голубой огонь. Нижняя челюсть упыря разодрана и быстро, со свистом и хлюпаньем, восстанавливается по кусочкам, будто Константин выцепил Ярослава прямиком из упыриной глотки. Когтистая лапа хватает Константина за голову, когти пронзают череп.

Ярослав падал. Ветер ревел, сбоку неслась изогнутая стена в стеклянных панелях. Что-то невидимое врезалось в Ярослава. С чмоканьем громыхнул хлопок. Из ушей брызнула кровь, и вершину небоскрёба своротил колоссальный огненный шар. Стёкла лопнули и изрешетили кожу. Земля приближалась. Ярослав поджал ноги к груди и с плеском разбился капитошкой об асфальт.

***

Посреди колебаний хвойного леса, посреди заскорузлой коры и лишая в излучине речушки вертелся омут. Водоворот был широкий, медленный. Воздух был напоён свежестью. Через движение мельчайших частиц влаги, осязалось колыхание ветвей, покачивание травинок, ползанье многоножек и муравьёв по отвесному глинистому склону. Ярослав превратился в человека и сел. Стал отчётливей слышен покряхтывающий шум радиоприёмника. Ярослав просунул руку в нору и дотронулся до бегунка. Приёмник крякнул и затараторил сообщение экстренных новостей. Радостным женским голосом он передал, что в концертном зале Ривьера-холл неизвестные открыли стрельбу, что начался пожар, и что соответствующие меры принимаются.

— Света. — Ярослав выхватил приёмник из норы и вцепился так, что через корпус пробежала трещина. — Концерт. Апокалипсис.

***

Ривьера-холл и названием, и цветом воплощал в себе идею водной стихии. На тёмно-синих стенах мерцали выпуклые нашлёпки, имитирующие движение волн. Теперь взамен переливчатых огоньков в окнах плясали оранжевые языки пламени. Над крышей поднимался столб дыма. Вокруг и поодаль, сторонясь жара, здание облепила толпа.

Ярослав тонкой струйкой прошмыгнул в окно, превратился, и, прикрывая рукавом рот, побежал по коридору.

Света — снегурочка. Ей привычней зимой, среди заснеженных холмов, чем в адском пекле. Она уже могла растаять.

Навстречу выбежал человек в балаклаве. В руках автомат.

— Ха! Милая пижама, — сказал человек и изрешетил Ярослава очередью.

— И балаклава ничего, — пробулькал Ярослав и, аки товарный состав, бурлящей волной сшиб человека.

Коридоры, лестницы, шахты лифтов. Ярослав растекался вширь и вверх. Сухой воздух слепил и не давал осмотреться. Две минуты. Три. Ярослав вышиб дверь и рекой втёк в просторный зал. Здесь было дымно. Сцена горела. Стоял треск. Кто-то лежал без сознания, кто-то — с кровоточащей дырой в спине.

Время превращения иссякло. Ярослав ступил пару шагов и покачнулся. Глотку заполнил едкий запах. Здесь было невозможно дышать. Но здесь была Света.

Она лежала посреди прохода и таяла. Маскировочная иллюзия развеялась. Трещины по всему телу. Коже вернулся бледно-голубой цвет. Вокруг валялись стулья с полопавшейся обивкой. Света сделалась полупрозрачной, от неё валил белый пар. Под плечом у неё недвижно лежала девочка. Выглядело так, будто Света тащила её к выходу и, обессилев, упала.

Ярослав шатался. Гул огня становился громче. Что-то тлеющее сыпалось с потолка. Ярослав сделал несколько нетвёрдых шагов вперёд. Мир вибрировал и качался. Ярослав упал на колени, приподнял Свету, потряс, окликнул. Она безвольно запрокинула голову — от затылка откололась пара ледяных крупинок. Ярослав закричал. Дико. Надломленно. И с шипением взорвался тучей брызг. Зал наполнился паром. Ярослав сидел, прижимал к себе Свету и исторгал из спины и плеч ревущие потоки. Оглушительно скрежеща, потолок обвалился.

***

Белая палата. Константин Афанасьевич в халате. Чудаковатый профессор с кафедры твареведенья. На экзаменах зверь, а сердце доброе. Говорит что-то. Ни одного седого волоса, а по глазам нет-нет, да и видно, что ему не одна тысяча лет.

На соседней койке лежит Света. Чистая, прозрачная, красивая.

— Ты бы хоть пижаму сменил, на что-то приличней, прежде чем на концерт ломиться, — говорит она, улыбаясь.

Я улыбаюсь в ответ:

— Чтоб я высох... а давай завтра в театр сходим?