– Точно наркотики не принимаешь?

Митя вздрогнул. Голос раздался из-за ширмы, напополам разделившей школьный медкабинет.

Сегодня был первый Митин день в этой школе. Классная руководительница объяснила, что у всей параллели проходит медосмотр, и велела сначала посетить медицинский кабинет, а уже потом идти на уроки. Врач попросил открыть рот, высунуть язык, коснуться пальцем носа. Митя расстегнул рубашку, дал послушать сердце. Наконец, записав что-то в бланк на столе, доктор вышел. Митя уже достал телефон, когда его отвлекли слова из-за ширмы.

Он осторожно выглянул из-за перегородки. Судя по всему, там работал – вернее, работала – другой врач и осматривала девочек. Она сидела к Мите спиной, сбоку кто-то протягивал тонкую бледную – практически белую – руку, покрытую тёмными точками.

– Нет! – резко ответил тихий девчоночий голос.

– А это в таком случае откуда? – спросила врач.

– Я часто сдаю анализы! – настаивала девчонка. – Никаких наркотиков у меня нет! У меня здоровая кровь!

– Вижу, – доктор наклонилась к документам на столе. – Самочувствие как? Головокружение? Слабость?

Сокрытая ширмой ученица раскатала длинный широкий рукав вязаного свитера – Митя тихо фыркнул: давно наступил май, и погода стояла совсем уже летняя.

– Менструация как? – Врач чиркнула что-то в одном из бланков.

Митя почувствовал, как запылали щёки. Обычно такие темы его смущали, хотя и вызывали интерес. Он затаил дыхание и прислушался, но из-за ширмы не донеслось ни звука.

– Всё, конечно, индивидуально, но в таком возрасте давно должна быть, – доктор записала ещё что-то и протянула ученице листок бумаги. – Держи! Надо ещё раз врачу показаться. И лекарство пить.

– Я принимаю лекарства! – упрямилась та. – У меня здоровая кровь!

Вернулся Митин врач и продолжил осмотр. Когда он закончил и Митя выходил из кабинета, за ширмой, судя по разговору, уже сидела другая ученица.

Начался урок, и в коридорах было пусто.

– Садись, вон, в Спичкиной, – велела учительница, когда Митя наконец отыскал нужный кабинет.

Новые одноклассники – некоторых Митя видел в очереди на медосмотр, но постеснялся заговорить – язвительно загудели. Под насмешливые шёпотки он прошагал к последней парте, где ссутулилась невысокая ученица, одетая в мешком висящий на ней вязаный свитер. Она, что ли?

Митя выложил из рюкзака тетради и учебники, ловя на себе ехидные взгляды. Прикрикнув на отвлекающихся, учительница велела записывать новую тему. Митя открыл пенал и покраснел. Безрезультатно обыскав отделения рюкзака, он, поколебавшись, несмело повернулся к соседке:

– Извини, у тебя есть ручка?

Та порылась в сумке и протянула ему свою запасную.

– После школы отдашь, – прошептала она.

Митя принялся записывать урок, то и дело замечая, как новые одноклассники косились на него через плечо, отпускали глумливые фразочки. Он потупил взгляд и вздохнул, постаравшись, чтобы никто не заметил. Похоже, папа был неправ: никакого «по-другому» не будет, а повторится всё то же, что и в старой школе.

На перемене, когда все направились в кабинет химии, к Мите подошёл рослый – на голову выше – одноклассник.

– Ты новенький? – дружелюбно спросил он. – У тебя по химии что?

– Пять, – неуверенно ответил Митя.

– Наш человек! Я Слава, кстати.

Войдя в класс и увидев, что все рассаживаются так же, как и на предыдущем уроке, Митя зашагал к последней парте. Слава проследовал за ним и занял соседнее место.

– Куда ты лезешь? – рявкнул он подошедшей Спичкиной. – Я здесь сижу!

Замявшись, та молча направилась в конец другого ряда.

– Но ведь... – начал было Митя.

– Я здесь сижу, – широко улыбаясь, повторил Слава. – Ты что, мне не веришь?

Он развернулся вперёд и показал кому-то большой палец. Митя вытянул шею: на них мрачно смотрела девчонка, сидевшая одна у окна. Слава подмигнул ей, но та, вздёрнув подбородок, отвернулась.

Прозвенел звонок.

– Как и обещал, лабораторная, – поздоровавшись, объявил учитель. – Помятуя ваше повальное списывание в крайний раз, нынче покидать кабинет я не стану. Посмотрим, как справитесь, – он хмуро оглядел кабинет и добавил: – Кто по одному – сели вместе, а то наборов не хватит.

Класс засмеялся: по одному сидели только Спичкина и незнакомая ученица, которой подмигивал Слава.

– Нет! – возмущённо произнесла последняя.

– В чём дело?

– Не буду я со Спичкиной сидеть!

– Значит, Спичкина выполняет работу самостоятельно, – равнодушно согласился учитель. – А вы – не знаю, как. По трое садиться я запрещаю, а за списывание – сразу двойка.

Он вышел в подсобное помещение, оставив гулко посмеивающийся класс. Ученица, оставшаяся без набора для лабораторной, сердито посмотрела на Славу – тот виновато развёл руками – и повернулась к задней парте, куда села Спичкина.

Митя невольно засмотрелся. Даже полные злости, глаза незнакомки остались... изящными? Иного слова он подобрать не мог. Лицо, маленькое и аккуратное, несмотря на очерченную челюсть, от пары сердитых морщинок даже сделалось милее. Прежде он никогда не находил чёлку привлекательной, но этим глазам и лицу она изумительно шла.

– Ну и сука ты, Спичкина. – Класс мгновенно взорвался гоготом, и учитель сердито заглянул в кабинет.

Весь урок, пока остальные проводили опыты, та ученица сидела одна, уткнувшись в телефон. Митя то и дело ловил себя на том, что его взгляд отрывался от приборов с реактивами и переносился на парту у окна.

Со звонком учитель задал как следует оформить результаты лабораторной дома и сдать на следующее занятие – через два дня. Слава отсел – он присоединился той, оставшейся одной на химии. А на первом уроке они тоже вместе сидели? Митя вспомнить не мог – не обратил тогда внимания. Теперь же, пока не окончилась перемена, Слава с улыбкой говорил ей что-то, приобнимая за плечи. Та поначалу отвернулась, скрестив руки на груди, и дёргала плечом, пытаясь сбросить его руку. Но в конце концов посмотрела на него и, улыбнувшись в ответ, легко коснулась его губ своими. Митя вспыхнул.

Спичкина, однако, к нему за парту не вернулась. Весь следующий урок Митя набирался смелости поговорить и... извинится? Наверное, стоило, хотя он не вполне понимал, за что. Со звонком, пока все собирали сумки, он подойти так и не решился. В коридоре же, как только Спичкина вышла из кабинета, её окружили и прижали к стене.

– Слышь, ты! – услышал Митя, проходя мимо плотно сгрудившихся одноклассниц. – Из-за тебя, значит, Соня пару получит?

Посыпались оскорбления и матершина. Между мельтешащими плечами и головами одноклассниц Митя вдруг поймал взгляд Спичкиной. Он спешно опустил глаза и быстро прошагал мимо. «Соня, значит», – отметил он.

До конца дня с ним больше никто не заговаривал. Только после уроков – надо же было вернуть ручку – Митя наконец решился подойти к Спичкиной.

– Не общайся с ними, – то ли посоветовала, то ли попросила, то ли вообще потребовала та на прощание. Неловкость мгновенно вытеснила злость. «Сам решу, с кем общаться!»

 

* * *

На следующий день он по-прежнему сидел один. Слава занимал место за партой с Соней и не обращал на Митю никакого внимания, даже когда тот робко попытался поздороваться. Спичкина осталась на соседнем ряду. Одноклассники, впрочем, продолжили оборачиваться и к ней, и к Мите. То и дело раздавалось шелестящее хихикание. В коридорах на переменах он тоже ловил насмешливые взгляды, замечал указывающие на него пальцы.

Только когда на биологии объявили работу в парах, Спичкина подсела обратно к нему.

– Вопросы лёгкие, – заверила пожилая учительница, – в точности как в домашней работе. Кто учил, тот справится.

По биологии у Мити была пятерка. Но теперь, когда раздали задания, пробежал глазами по вопросам и заволновался – кровеносную систему человека он знал плоховато. Однако, Спичкина молча забрала листок и принялась решать, нисколько с ним не советуясь. Глядя, как она уверенно расписывает ответы, Митя решил для чистой совести хотя бы проверять на ошибки – но не мог найти ни одной.

– А... это правильно? – лишь изредка спрашивал он.

– Правильно, – не отрываясь от заданий, каждый раз отрезала та.

Она сгорбилась над партой, и волосы почти целиком занавесили её лицо. Митя только видел, как дрожат её совершенно синие губы. К тому же, Спичкина постоянно подтягивала повыше воротник свитера. Митя хотел спросить, не холодно ли ей, но отчего-то не осмелился.

Вокруг раздавались шуршание ручек, шелест тетрадных листов. Иногда доносились шепотки, прерываемые замечаниями учительницы. Время от времени кто-нибудь вслух спрашивал учительницу о чём-нибудь. После очередного её ответа класс с хохотом повернулся к Митиной парте.

– Напрасно смеётесь, – осадила учительница. – Между прочим, этот человек внёс колоссальный вклад в нашу сегодняшнюю тему. Так что его книгу, раз уж вас так интересует, настоятельно рекомендую.

Митя поднял глаза: одноклассники смотрели не на него, а на Спичкину. Та же опустила голову чуть ли не до самой парты и практически до ушей натянула воротник свитера.

– Вашей покорной слуге посчастливилось учиться у Александра Афанасьевича, – тем временем продолжила учительница. – Дай бог ему здоровья, чтобы и кому-то из вас довелось.

В кабинете поднялся глумливый гул, раздавались смешки. Спичкиной на волосы упала скомканная бумажка.

– Ты домашку хорошо сделала? – спросил Митя, после того как работы сдали.

– Нет, – всё так же не глядя на него, обрубила Спичкина, – я биологию не делаю. У меня и так пять.

– В семье кто-то хорошо знает?

Она помедлила с ответом.

– Дедушка.

– На следующей неделе, как вы помните, четвертная контрольная, – напомнила учительница со звонком. – Как обычно, лучший результат освобождается от экзамена.

Митя вышел вместе со всеми в коридор и зашагал в следующий класс. Соня шла впереди, болтая с подружками, и Митя рассеянно уводил глаза с её джинсовых шорт, размышляя об услышанном от учительницы. Минус один экзамен? Кажется, биология стояла самой последней. А вдруг получится? Надо будет проверить даты экзаменов. И поговорить с родителями.

Он в очередной раз опустил под ноги взгляд, предательски норовивший задержаться на джинсовых шортах, когда его сильно толкнули в плечо. Митя шагнул назад, запнулся о чью-то ногу и чуть не упал. Несколько человек вокруг хохотнули, кто-то язвительно сострил.

За спиной послышались неуклюжие шаги и стук. Митя растерянно оглянулся и увидел Спичкину – она стояла четвереньках на полу. Кто-то, проходя мимо, наступил на упавшую рядом сумку.

– Слышь, ты! – раздался голос Славы. Другой одноклассник, стоявший рядом с Митей, повернулся к тому и с вызовом вздёрнул подбородок. – Не лезь к нему! Он нормальный пацан!

Смешки вокруг утихли. Класс направился дальше в кабинет. Увлекаемый Славой, Митя на мгновение обернулся: Спичкина сидела на полу посреди коридора. Стоявшие рядом одноклассники направили на неё камеры телефонов, кто-то приподнял сумку за уголок и вытряхнул на пол тетрадки. Раздавался гогот.

 

После уроков Митя отправился к классному руководителю – уточнить даты экзаменов.

Дело в том, что в новую школу Митя пошёл из-за переезда: папа получил новую работу в этом городе. Правда, годовые экзамены в этой школе назначили на такие даты, что поехать с родителями в давно запланированный отпуск не получалось – надо было оставаться учиться.

Поначалу Митя ничуть не расстроился. Море он любил и хорошо умел плавать, но две недели в отеле с родителями казались скучными – не то что дома без них! Теперь же, когда он узнал, что можно освободиться от экзамена, в голове сам собой родился план: подучиться, написать контрольную как следует – и поехать вместе! Ведь поездка, заслуженная учёбой – это, как сказал бы папа, совсем по-другому ощущается.

Перед глазами всплывали теперь картины пляжа, моря, городка на побережье. Мите уже четырнадцать, ему позволят гулять одному. Может, он даже с кем-нибудь познакомится. На залитой солнцем улочке приморского городка сама собой появилась Соня, с которой они случайно встретятся... Митя фыркнул про себя. Но в отпуск ему уже хотелось.

Однако, поговорив с классным руководителем, Митя понял, что план сорвался, не успев даже начаться. Биологию действительно назначили в самый конец, но предпоследний экзамен – физика – тоже попадал на дни отпуска.

Расстроенный, дома за ужином он рассказал обо всём родителям.

– Мы же можем перенести билеты и отели, – предложила мама. – Митин билет купим заново – старый же отменили, деньги обратно пришли.

– А отпуска? – возразил папа.

– Я могу.

– Ты-то можешь. – Он ненадолго задумался, после чего достал телефон и отправил кому-то сообщение. – Сдюжишь? – спросил он Митю. Тот энергично закивал. – Попробую завтра. Хотя, конечно, вряд ли получится. Новая работа, всё-таки.

 

* * *

Утром в школе к нему подошли Слава и Соня.

– Ты ведь общаешься со Спичкиной? – начала Соня. – Можешь попросить у неё тетрадь с лабой?

Лабораторные по химии сдавали как раз сегодня.

– Тебе списать надо? – догадался Митя и расстегнул рюкзак. – Возьми мою!

– Нет-нет! Так нельзя! Понимаешь, – она замялась и скосила глаза в сторону. – Помнишь, что химик говорил про списывание? Он сразу всё поймёт, поверь мне.

– Лабы надо было писать в парах, – подхватил Слава. – Из-за Спичкиной Соня осталась без работы. Поэтому нужна именно её тетрадь – они же как бы вместе работали.

Митя хотел было возразить, что Соня сама отказалась, но та его опередила:

– Попроси, пожалуйста, – она положила руку ему на плечо, – но для себя, ладно? Не надо говорить, что для меня.

– Почему?

– Понимаешь, мы не в очень хороших отношениях, – объяснила она, гладя его пальцем по щеке. – Что тебе стоит? Возьмёшь у неё и вернёшь ей, а что посередине – пусть будет нашей тайной. Никто ведь не пострадает, правда же?

– А Спичкина?

– Не волнуйся за неё, – опять вмешался Слава. – У них с химиком... отношения особые, – они с Соней обменялись короткими смешками. – Будет нечестно, если Соня получит двойку ни за что, согласен со мной?

– Попроси, пожалуйста. Мне очень нужна её тетрадь!

Митя решительно кивнул. Соня подмигнула и на прощание взъерошила ему волосы. Они со Славой направились на следующий урок, а Митя минуту стоял на месте, прислушиваясь к ощущениям. Таких реакций своего тела на чужое прикосновение он не помнил. Сердце стучало быстрее и будто бы легче, радостнее. На лице против его воли растянулась довольная улыбка.

Спичкина отдала тетрадь без вопросов – Митя лишь пробормотал что-то насчёт сверки уравнений реакций. Пообещав скоро вернуть – хотя до химии оставалось ещё целых три урока – он незаметно передал тетрадь Соне, получил на следующей перемене обратно и возвратил Спичкиной. Спустя ещё урок, та сердито подошла к нему:

– Что ты сделал?

Митя недоумённо заморгал. Спичкина вынула тетрадь из сумки, раскрыла и протянула ему: между исписанными и чистыми страницами топорщились клочки вырванных листов. Митя раскрыл рот. Он чувствовал, что должен что-то сказать, но подобрать хотя бы слово совершенно не мог.

– Я тебе говорила не общаться с ними, – хмуро напомнила Спичкина.

Она убрала тетрадь и ушла. Растерянный, Митя зашагал было вдогонку – но осознал, что по-прежнему не найдёт, что сказать. Пару раз глубоко вдохнув, он бросился искать Славу и Соню.

– Что за бред? – окрысился Слава, когда Митя рассказал о произошедшем. – Это она тебе сказала?

– Ты открывал тетрадь, перед тем как отдать? – уточнила Соня. – Вот видишь! Почему Спичкина тебе сразу не показала, что страницы вырваны? Да потому, что она сама их вырвала, а потом наврала, будто это мы cделали!

Митя на минуту задумался.

– Нет, такого быть не может, – возразил он. – Спичкина же в таком случае сама из-за себя получит двойку!

– Ты меня вруньей сейчас назвал? – Соня грозно посмотрела на него.

Он нервно сглотнул и почувствовал, как щёки мгновенно стали горячими. Сердце вновь билось быстрее – но в этот раз тяжело, туго.

– Назвал? – повторила Соня с нажимом.

– Н... нет!

– Вот и умничка, – она с улыбкой потрепала его по щеке. – Поверь мне, Спичкина – она такая. Не обращай внимания на её наркоманский бред.

Увидев, как Митя удивлённо вытаращил глаза, Слава пояснил:

– Это правда. Ты обрати на неё внимание: она же вся исколотая.

Митя задумчиво почесал лоб. Поверить в услышанное было сложно, но опять рассердить Соню он не хотел.

– Она колется с тех пор, как её родаки на машине разбились, – между тем добавила та. – А насчёт её оценки не волнуйся – двойку точно не получит.

– Помнишь, я тебе говорил: у неё с химиком особые отношения? – напомнил Слава.

Они с Соней переглянулись и рассмеялись.

На химии Митя украдкой следил за Спичкиной, сам не понимая, почему: то ли из чувства вины, то ли от странных, самому ему не ясных подозрений, посеянных Славой и Соней. Тетради с лабораторными попросили сдать только в конце урока – ученики уже собирались на перемену. Заметив, что Спичкина держится позади всех и не торопится к учительскому столу, Митя нарочно замешкался и неспеша складывал вещи в рюкзак. Однако, когда почти все покинули класс, Спичкина что-то тихо сказала учителю, и он попросил Митю, оставшемуся последним, закрыть, выходя, дверь. В коридоре стоял шум, и как тот ни прислушивался, не мог разобрать ни слова.

– Ну что, убедился? – ухмыльнулся Слава. – Потом посмотришь на её оценку.

Перемена была длинной, и вся школа потянулась в столовую. Отстояв в очереди, Слава, Соня и Митя отправились искать свободные места. В который раз оглядев зал и не найдя Спичкину ни за столами, ни в очереди к буфету, Митя спросил:

– Да что она там так долго делает-то?

– Оценку зарабатывает, – загадочно ответила Соня.

Слава расхохотался. Догадавшись, что она имела в виду, Митя покраснел.

– Не мо... Как это может быть? – робко спросил Митя, чувствуя, как его уши вмиг потеплели – а значит, стали предательски красными.

– А вот так! Добро пожаловать в нашу школу, – Слава поставил поднос на стол и хлопнул Митю по плечу. – Ты что, нам не веришь?

 

Дома за ужином папа подмигнул сыну:

– Угадай, что невозможное сегодня произошло?

Тот непонимающе наморщил лоб. Родители хитро переглянулись.

– Мне сдвинули даты отпуска!

– То есть... то есть... – пытался вставить Митя, когда мама радостно захлопала. – Я поеду?

Папа открыл в смартфоне календарь: отпуск согласились сдвинуть на пару дней, но, если освободиться от биологии, то Митя как раз успевал написать предпоследнюю физику – они улетали тем же вечером.

– Сильно ругались? – спросила папу мама.

– Посмотрели немного косо, – признался тот. – Но, мне кажется, сыну я должен больше, чем им. Ну что? – папа повернулся к Мите. – Ты обещал сдюжить – теперь всё от тебя зависит. Вперёд!

Часа через два, когда Митя, сделав уроки, засел за биологию – воодушевлённый, он решил начать готовиться немедля, – в комнату вошла мама. Посетовав на учителей, которые «не дружат с технологиями», она протянула сыну телефон: оказалось, учитель по химии скинул оценки за лабораторные в чат для родителей, вместо того чтобы загрузить на электронный дневник. У Мити стояло пять. Вспомнив слова Славы и Сони, он прокрутил список – Спичкина тоже получила «отлично».

Мама ушла, а Митя вспомнил вчерашний случай на биологии. Открыв в браузере поисковик, он на минуту задумался и набрал в строке фамилию учительницы. На сайте школы обнаружился её вуз – университет в этом же городе, минутах в двадцати ходьбы от школы. Митя открыл список преподавателей, поискал по специальностям.

«Александр Афанасьевич, – прочитал он – кажется, так его звали! – Доктор медицинский наук, профессор. Дата рождения...» – Ничего себе! Скорее всего, информацию давно не обновляли. Хотя в списке научных статей последние публикации стояли буквально за прошлый год.

«Препод толковый, – гласил комментарий в разделе для выпускников. – Правда, с прибабахом: лекции читает осенью-зимой и только когда пасмурно».

«Он уже старенький, – возражали ниже. – Нашему курсу иногда читал по видеоконференции».

«Ага, из тёмной-претёмной комнаты!» – подхватили дальше, сопроводив комментарий хохочущим смайликом.

А при чём тут Спичкина? Класс смеялся над ней, когда учительница рассказывала про этого учёного. Митя набрал его имя в поисковой строке. Секунду подумав, добавил слово «семья». Провёл курсором по результатам, кликнул на следующую страницу. На четвёртой или пятой обнаружился заголовок: «Семья академика погибла в аварии». Митя открыл статью.

– Так это и есть тот самый дедушка! – воскликнул он и, пробежав глазами по тексту, поправился: – Прадедушка!..

Решив продолжить заниматься, Митя одну за другой закрыл открытые во время поиска страницы. Прежде чем исчезла последняя из них – анкета преподавателя на сайте университета – его взгляд зацепился за два слова: «Специальность: гематология».

 

* * *

Выходные Митя провёл за биологией. С колоссальным трудом преодолев стеснение, он, под давлением мамы, позвонил учительнице и объяснил ситуацию. Проникшись – а может, и сжалившись, – та подсказала, какие темы повторять и где искать похожие задания. А заодно объяснила, что оценка подсчитывается по баллам: для пятёрки достаточно набрать семьдесят пять из ста. Большинство же учеников, по её словам, писали максимум на восемьдесят.

Разговоры в доме теперь ходили о сдвинувшемся отпуске, о том, как хорошо будет поехать всей семьёй. Когда Митя изредка выходил на кухню перекусить, родители подшучивали, мол, как каникулы на учёбу стимулируют. Это и злило, и подзадоривало. Хотелось как следует выучить, написать контрольную лучше всех и доказать им... что именно доказать, Митя до конца сформулировать не мог. Но, в любом случае, результат будет положительным. Чего ему совершенно точно не хотелось, так это подвести и расстроить отца – который, судя по всему, из-за сына пошёл на конфликт на работе.

В понедельник, когда Слава спросил Митю, как тот провёл выходные, он рассказал ему о своём плане.

– Ты прям как Спичкина, – фыркнул Слава. – Обычно она лучше всех биологию пишет.

Митя скривился и сердито оглядел спортзал – первой была физкультура. Спичкиной, как и на прошлой неделе, не было видно.

– Кстати, где она? – попытавшись скопировать тон Славы, спросил он.

– А она вообще не ходит, – пояснила подошедшая из раздевалки Соня. – У неё освобождение. С тех пор как её родаки на машине разбились.

– Точно, она тогда колоться начала, вот и освободилась от физры. Сто процентов, она врачу отплатила за освобождение своим фирменным способом!

Начался урок. Митя мрачно бегал вместе со всеми по кругу. Вчерашний энтузиазм сменило чувство неудачи, ещё не случившейся, но уже практически гарантированной. Митя гнал его прочь, убеждая себя, что надо сперва лучше узнать, на сколько баллов Спичкина обычно пишет контрольные – и она тотчас появлялась перед глазами: бледная, с посиневшими губами и нависшими на лицо спутанными волосами, сгорбившаяся над партой, – и, как назло, влёт решающая самостоятельную.

– Ты биологию на сколько баллов пишешь? – спросил Митя Спичкину на перемене.

– На сто, – буркнула та, – я же тебе говорила.

Митя замялся. Судя по учебнику и типовым заданиям, которые посоветовала учительница, контрольную он должен был написать баллов на девяносто – во всяком случае, на восемьдесят пять. Но в некоторых темах он был не очень сильно уверен.

– А ты не могла бы... сделать ошибку? – Смущённо запинаясь, он рассказал ей о своём положении.

– Сам хорошо напиши! – сердито отрезала Спичкина. – Если мы наберём одинаково, то оба на экзамен не пойдём.

Она развернулась и направилась в кабинет. Митя стиснул зубы. Чувство неудачи теперь сделалось тягучим, вязким и пульсировало в голове в такт участившемуся пульсу. «Тебе сложно, что ли? – хотел выкрикнуть он. – Тебе-то какая разница? Баллом больше, баллом меньше!»

– Этих попроси ошибку сделать, – бросила Спичкина через плечо. – Ты же с ними хорошо общаешься.

 

* * *

Последние дни перед контрольной прошли совсем уж мрачно. Митя набросился на биологию, особенно на разделы, которые ему плохо давались – как раз кровеносная система! А заодно и репродуктивная вместе с развитием человека, где, как он слышал, каждый год находят что-то новое. Родители беспокоились – сын выходил из комнаты всё более хмурым, молча ел, не желал ни с кем разговаривать, – но объясняли это волнением.

Митя же то погружался в состав крови и её функции, то – против всякого желания – начинал думать о Спичкиной. Вязкое чувство неудачи вновь пробуждалось в нём, вытесняло все прочие мысли. И он начинал злиться. Он злился на себя за то, что напишет плохо и подведёт родителей, а особенно отца – ведь у того наверняка были неприятности на новой работе. Злился и на Спичкину: за то, что может сорвать его планы; за то, что такая несговорчивая; за то, что главный изгой класса, с которой никто не хочет общаться, и которая сама же на это обижается; за то, что так хорошо учится! Наконец, он злился, что опять отвлёкся, и силой возвращался к учебнику.

В школе он невольно следил за Спичкиной, замечая, как, оказывается, часто над ней подшучивали, обзывались, смеялись. Девочки ограничивались словами, но парни могли вырвать из рук сумку или тетрадь, выбросить ручку в мусорку. Часто кто-нибудь вдобавок снимал всё на телефон, скидывал в чат с одноклассниками, распространявшими видео дальше.

Однажды утром, поднимаясь на первый урок, он увидел её на площадке последнего этажа. Спичкина тяжело опиралась на перила, закрыла глаза, будто у неё кружилась голова, и глубоко дышала. Пока он колебался, стоит ли попробовать поговорить, его догнали два одноклассника.

– Чё, запыхалась? – Они с гоготом вцепились ей в локти и поволокли вниз. Митя растерянно спустился ниже, следя за ними через просвет между пролётами. Одноклассники тащили Спичкину всё ниже, пока не вернули на первый этаж. Митя нерешительно спустился на несколько ступеней. Ему пришло в голову, что сейчас идеальный момент спуститься, помочь подняться и, может быть, помириться и уговорить!.. – но на лестнице вновь показались поднимавшиеся обратно одноклассники, и он направился вместе с ними в класс.

За парту к нему больше никто не садился. Парных работ не задавали, а Спичкина, судя по всему, решила окончательно остаться на соседнем ряду.

Контрольную он тоже писал один – причём с кругами кровообращения и стадиями эмбриона справился легко, а вот в опорно-двигательном аппарате, где он чувствовал себя уверенно, попались несколько вопросов с подвохом.

Минут за пять до звонка Митю отвлёк резкий окрик учительницы:

– Мне! – Она быстро подошла к одному из учеников и вырвала у него из рук несколько тетрадных листков. Просмотрев их, добавила: – Кто напишет точно так же, как в этой шпаргалке – двойка без разговоров!

После контрольной Митя пытался предугадать оценку. В пятёрке он не сомневался, но сколько баллов? Липкое чувство, отступившее было, пока перед ним на парте лежали задания, накатило вновь и стало ещё гаже. Дома на родительское «как по ощущениям?» он сперва неопределённо бурчал, а после и вовсе начал огрызаться. Ни Слава, ни Соня, ни тем более Спичкина, казалось, нимало не волновались об оценках, что злило ещё больше.

По ощущениям-то написал он на пять. Но ведь теперь этого было мало! Митя ругался на самого себя, вспоминая, насколько безразлично была ему поездка ещё неделю назад. Напоминал себе, как радовался, что проведёт несколько дней дома один. Однако, прошлое равнодушное отношение не возвращалось.

Потихоньку Митино настроение начало улучшаться. Мама с папой собирали вещи в отпуск, обсуждали, что взять с собой в самолёт, а что можно оставить в чемоданах. Уверенно говорили, что Митя написал хорошо и оценку получит высокую. Тот сперва мрачно усмехался от неизвестно откуда берущейся у них уверенности, но постепенно и сам начал подхватывать её. Особенно на выходных, когда не надо было идти в школу, где всё напоминало о возможной неудаче. Однажды папа спросил о заданиях, в которых сын не был уверен; спросил, как тот их решил. Объясняя отцу свои ответы, Митя почувствовал, как однозначно и логично они звучат, и никаких иных вариантов быть не может. Море, пляжи и улицы курортного города вновь всплывали перед глазами.

– Новенький – молодчина! – похвалила учительница по биологии, объявляя оценки за контрольную. – Девяносто три балла – замечательный результат! Очень меня порадовал.

Класс захлопал. Митя почувствовал, как губы против его желания растягиваются в улыбке.

– Ну, а впереди всех, как и всегда, с девяносто пятью... – продолжила учительница.

Он не помнил, как очутился на улице. Скорее всего, со звонком – биология сегодня стояла последним уроком.

Митя тотчас представил себе реакцию отца: тот чуть запрокинет голову, разочарованно подожмёт губы и произнесёт: «Будет тебе уроком. Всё, как договаривались». Тягучее чувство неудачи, разбуженное Спичкиной, досаждавшее всю неделю и, как ему казалось, отступившее, рассосавшееся в последние пару дней, обрушилось на него и заполнило целиком. Оно уже не раздражающе напоминало о себе, а туго, вязко пульсировало в сосудах. «Наркоманка долбанная!»

– Это ты из-за Спичкиной расстроился? – вывели его из оцепенения Соня и Слава. – Не переживай, мы ей отомстим. Зацени, что у нас есть.

Соня потыкала в телефон и протянула ему. На экране открылся видеоролик: Спичкина сидела на полу посреди коридора, её сумка лежала рядом. Повсюду валялись измятые тетради, вырванные исписанные листы. Картинка то и дело размывалась и снова приходила в фокус. Оператор наклонился к одной из бумаг, поднял и поднёс к камере – сперва размытый, лист через несколько секунд обрёл резкость, и Митя прочёл: «Вопрос одиннадцать. Свойства и функции красных кровяных телец...»

– Понял? – Соня довольно забрала у него телефон. – Это мне подруга прислала. Теперь Спичкиной точно конец. Это именно та шпора, которую училка забрала. Мы уже ей показали.

«Это же случилось до контрольной, – вспомнил Митя. – Значит, монтаж... – Он мрачно ухмыльнулся. – Изобретательно».

– Помяни чёрта, – Слава показал вперёд: невдалеке мелькал свитер Спичкиной. – Она живёт здесь недалеко. Пойдём догоним!

Ускорившись, они втроём поравнялись с одноклассницей и окружили её.

– Слышь, убогая, – начала Соня, – не расскажешь, как контрольную так хорошо написала? – Спичкина молча смотрела на неё. – Неплохую шпору подготовила!

– Не было у меня никакой шпоры!

– Конечно-конечно! – Соня вновь вынула мобильный. – Мы про тебя всё знаем!

Она показала Спичкиной то же самое видео.

– Это неправда! – тихо процедила та. – Это было две недели назад, до контрольной. Вы подделали!

– Кто тебе поверит? – оскалился Слава.

Спичкина подняла взгляд на Митю, но тот, опять ухмыльнувшись, посмотрел в сторону. «Уродка торчащая».

– Биологичка уже подтвердила, что шпора – та самая, которую она на контрольной отобрала, – довольно подхватила Соня. – Теперь точно родителей вызовут... Ах да! Бедненькая! – Спичкина опустила голову и сцепила ладони. – Некому у тебя прийти! Похоже, дедуся придётся отдуваться!

– Не бойся, ещё не совсем конец, – притворно подбодрил Слава. – Можешь попробовать переубедить директора своим фирменным способом, как с химиком.

Они с Соней рассмеялись, и Митя согласно фыркнул. Спичкина сжала ладони так, что и без того бледная кожа окончательно побелела.

– Кстати, поделись секретом, – попросила Соня, – как при таком, как у тебя, пробеге избежать дорожных неожиданностей?

Слава согнулся в хохоте. Спичкина не поднимала головы.

Пару секунд Митя осмысливал Сонины слова, пока наконец не понял, что та имела в виду. Пульс оживлённо подскочил: в памяти всплыл самый первый день в школе, когда он ходил на медосмотр. Довольный, Митя резко вставил:

– Она не может. У неё месячных нет.

Слава ликующе взвыл. Соня на мгновение обняла Митю за плечи, и сердце заколотилось ещё быстрее.

– Чего тебе стесняться? – воодушевлённо продолжил он. – Пользуйся моментом!

– Пойдём, – тихо произнесла та.

На несколько мгновений все трое замолчали.

– Пойдём, – повторила Спичкина. – А за это вы, – она показала на Соню со Славой, – удалите видео.

Те заулюлюкали от восторга, наперебой что-то заговорили, но Митя не разбирал слов. Только что лёгкий и бодрый, пульс стучал так же быстро, но теперь тяжело, глухо. Звуки доносились, точно сквозь плотно сидящие наушники, и Митя не осознал, как сам зашагал вслед за поведшей их к себе домой Спичкиной. Что сейчас произойдёт?

Слава подталкивал его, Соня что-то говорила на ухо: то ли советовала, то ли предостерегала. Следуя за Спичкиной, они вышли на аллею на самом краю города – над крышами виднелись верхушки леса. Четырёхэтажки сменились небольшими домиками на окружённых заборами и забориками участках. Митя вспомнил, что на этой улочке строили дома для академиков.

Неожиданно Спичкина свернула на тропинку и начала спускаться в поросший елями овраг, протянувшийся позади участков.

– Нельзя, чтобы вас с улицы увидели, – пояснила она. – У вас... репутация упадёт.

Соня недовольно побурчала, но согласилась. Они спустились по тропинке в овраг, прошли вдоль пересохшего русла ручья и вновь принялись подниматься по склону. Наверху Спичикна отворила калитку и впустила их во двор.

Митя огляделся. Улицу скрывали высаженные вдоль забора ели. Окна дома, тёмные, занавешенные плотными шторами, казались совершенно безжизненными. От дверей до ворот, ведущих на улицу, тянулась аллейка в тени каких-то невысоких деревьев. Но заднюю часть двора, куда они вошли, заливало солнце, под которым прямо в земле ржавел огромный двустворчатый железный люк.

Спичкина открыла дверь в выходившей на овраг стене дома, провела их по лестнице вниз и впустила в тёмное помещение. Митя ощутил прохладу и сырость.

– Куда ты нас привела, овца? – рявкнул в темноте Слава.

Лязгнул замок, щёлкнул выключатель. На бетонных стенах блеснули капельки воды. Под самым потолком зажглись тусклые, убранные за решётки лампы. Потолка, впрочем, в помещении не было – его целиком занимали железные створы.

– Что за хрень? – Соня и Слава метались по помещению, пытались открыть дверь, кричали, ругались.

Всё ещё в оцепенении, Митя молча следил за Спичкиной. Та, не обращая на них внимания, подошла к неприметной дверце в дальней стене. Загремел ключ. Со скрипом дверца отворилась.

Привыкшего уже было к прохладе помещения, Митю пробрал озноб.

За дверцей, в небольшой, едва достаточной нише, прислонившись к стене, стоял высохший, бледный старик. Со впалыми щеками и огромными глазами его лицо походило на череп. Старик вяло протянул тонкую костлявую руку к Спичкиной.

– Внученька... – просипел он. Митя задрожал. Соня и Слава, занятые дверью, через которую они вошли, и пытающиеся поймать мобильную связь, не замечали старика. – Уже пора?

Он взял Спичкину за руку и поднёс ко рту. В сухой морщинистой ладони, у тонких бескровных губ, её бледная и тонкая руки казалась пышущей жизнью.

– Нет, – Спичкина показала на приведённых. – Сегодня они.

Старик с трудом перевёл взгляд с неё на помещение. Ему словно потребовалось несколько секунд, прежде чем он наконец заметил Митю и остальных. Наконец, старик слабо обречённо вздохнул.

– Внученька... – так же нельзя...

– Дедушка, они видели тебя! – но с нажимом проговорила Спичкина.

– Внученька, – повторил тот, сгорбленно шагая из ниши. Его качало, и он опирался на стену. – Что же ты сделала?

– Дедушка, прошу тебя, – тихо заныла Спичкина. – я так больше не могу!

Старик, тяжело вздыхая и придерживаясь за покрытый капельками бетон, заковылял к Мите, Соне и Славе.

– Что же ты наделала, – причитал он между тяжёлыми вздохами. – Что ты наделала...

– Ты кто? – заорал Слава, только сейчас заметивший старика. – Не подходи, слышь!

Он смело шагнул вперёд, заслонил собой Соню. Приблизившись к нему, старик на секунду остановился. Подняв глаза, он посмотрел Славе в лицо и вновь скрипуче вздохнул.

– Ты кто?! – зло повторил тот. – Уйди на!..

Слава протянул руку и толкнул старика. Тот поймал руку. Мгновение помедлил и вцепился в неё зубами.

Соня завизжала.

Слава закричал от боли, попытался выдернуть руку. Тщетно.

Он упал на колени, кричал. Старик отпустил его руку – на ней остались тёмные точки. Повернулся к Мите – в тусклом жёлтом свете блеснули тонкие длинные клыки, на бетон упали багровые капли, – и впился Славе в шею.

Тот замолчал. Из его горла вырвался хрип, раздалось бульканье. Старик громко, с хлопаньем глотал. Наконец, серый, обмякший, Слава упал на пол, по-женски подвернув колени.

Соня визжала, забившись в угол и выставив вперёд руки.

Старик шагнул к Мите. Порумяневший, распрямившийся, он вмиг очутился рядом и стиснул его холодными, крепкими пальцами. Боль пронзила шею, Митя закричал, но ненадолго. Скоро его вопль, как и Славин, перерос в бульканье. Митя чувствовал, как внутри его тела что-то двигается, течёт там, где не должно течь. Озноб, пробивший его при виде старика, обратился глубоко пронизывающим морозом, будто он вышел на улицу голым зимой. Тело порывалось задрожать, но сил на дрожь не осталось. Обезволенный, Митя мягко опустился на пол, остановив немигающий – глаза подсыхали, но веки больше не смыкались – взгляд на Спичкиной. Та молча, равнодушно наблюдала за стариком... за своим дедушкой. Нет – прадедушкой.

Визг Сони быстро затих. Краем глаза Митя видел безжизненную руку и носок её кеда. К Спичкиной подошёл бодрый, полный сил мужчина с лёгкой сединой в волосах.

Митя моргнул. Глаза перестало щипать. Дёрнулся палец. Холод перестал пробирать, и Митя почувствовал, что ноги и руки вновь способны двигаться. Просто им надо подождать, будто парусам, которые пока ещё не наполнил ветер.

Желудок скрутило. Голод, жуткий, звериный вытеснил все мысли. Из приоткрытого, пока ещё непослушного рта вытекла слюна. Спичкина стояла в углу той же бетонной комнаты, о чём-то шепталась со своим дедушкой и безумно вкусно пахла.

Спичкина прошагала через комнату и присела возле Сони. Порылась в её сумке, достала телефон, разблокировала пальцем руки, которую видел Митя. «Видео ищет», – догадался он. Внезапно Спичкина привстала и сделала несколько шагов к нему.

– Дедушка! – с укором произнесла она, показывая на Митю. – Этот обратился!

– Правда? Ах, извини меня, – всплеснул руками старик... или уже не старик вовсе? – Не так-то это, как выясняется, просто – с такой-то долгой непривычки!

– Я разберусь.

– Уверена?

Спичкина решительно кивнула. Дедушка направился к нише, откуда появился.

– До вечера, – улыбнулся он внучке, забравшись внутрь.

Та закрыла дверь на скрипучих петлях.

Митя присел. Его взгляд застыл на Спичкиной. Больше – он был в этом уверен – ничего в помещении вкусного не было. А голод накатил чудовищный. Чуть не упав, Митя встал на одно колено. Ещё немного, и ему будет вкусно. Ещё совсем чуть-чуть.

Спичкина потянула рычаг в стене. Раздался скрежет, железный лязг. Пол комнаты повдоль разделила золотистая линия.

Пошатываясь, Митя встал на ноги и решительно шагнул к Спичкиной. Жадно протянул руки вперёд.

Пальцы обожгло. Золотистая линия ужалила их, и Митя с рёвом отдёрнул дымящиеся руки. Бросился вперёд – и опалил лицо.

Люк открывался всё шире. Линия расширялась, превратилась в стену, отделившую его от Спичкиной. Он уже не чувствовал её запаха. Остался лишь запах его собственной горелой плоти.

Стена света становилась всё толще, заполняла помещение, пожирая спасительную тень. Митя отчаянно метался вдоль влажного бетона по всё сужающейся полосе полумрака.

Свет прижал его к стене, коснулся носков ботинок. Ослепил, выдавил отчаянный вой. От раздирающей боли хотелось убежать, хотелось срывать собственную кожу. Скоро Митя снова упал на пол, залитый застывшем в зените солнцем. Ноги и руки самовольно корчились, изгибались будто в такт пляшущим на них языкам пламени. Мышцы сгорали, и скоро он вновь не мог ни шевелиться, ни даже кричать. Зрение вернулось к нему, и он беспомощно наблюдал, как разлагается в огне его собственное тело. Напротив у стены, освещённая солнцем, стояла Спичкина. Он поймал её взгляд.

- Я ведь сделала ошибку, - призналась она. – А ты совсем тупой.

За те пару недель, что они были знакомы, он впервые увидел, как на улыбается.