В зимнем лесу нет ничего хорошего. Особенно ночью. Особенно, когда мороз минус двадцать, снег по колено и темень кромешная. Ладно, не совсем кромешная, посветлее, чем на улице без фонарей, но рассмотреть, где я умудрился потерять тропу, всё равно невозможно.

 

Вроде бы шёл по хорошо протоптанной знакомой дорожке, что вела от станции к дачным домикам, и лес выглядел совершенно мирно: редкий березняк, расчерченный лыжнёй, отмеченный собачьими лапами и отпечатками всевозможных подошв. Но чем дальше я отходил от платформы, тем меньше оставалось следов, а затем и вовсе дорожка пропала. И вот я продираюсь через заснеженные, но при этом колючие кусты и понятия не имею, где дачи и в какой стороне осталась железная дорога. Впереди ни огоньков, ни шума проезжающего поезда. Только зимняя тишина, которую разбивает моё тяжёлое дыхание и треск валежника.

 

Я уже сотню раз пожалел, что вообще решился отмечать Новый год на даче с родителями. Мама очень звала, переживала, что я после работы в праздник голодный в пустую квартиру приду. Папа уговаривал, мол, приедешь, отоспишься на свежем воздухе, на рыбалку сходим, забор поправим. Соблазняли фаршированной уткой и шоколадным тортом. И вот я, вместо того, чтобы выпить бокал шампанского и завалиться спать после суточной смены, трясся на электричке и блуждаю по чащобе.

 

Телефон замёрз не меньше, чем я, и сожрал весь заряд в попытках согреться: ни навигатор не включить, ни отцу позвонить. А ведь я готов, плюнув на гордость, попросить помощи: «Папа, я заблудился в двух шагах от дачи, найди меня». И даже время не посмотреть, кажется, блуждаю уже больше двух часов, а, может, и дольше. Вдруг Новый год наступил? Родители, наверное, волнуются. Или решили, что я всё-таки не захотел ехать, и обиделись?

 

В ботинки набился снег, носки промокли, ноги окоченели. Пальцы на руках, кажется, опухли от холода, кожаные перчатки на рыбьем меху на таком морозе не спасают.

 

Я без сил опустился на поваленное дерево. Огромное дерево, его даже снег, в который я провалился почти до колена, не успел поглотить. И откуда здесь такой великан? Вроде бы лес возле дачного посёлка высаживали в советское время, а тут тянутся в небо исполинские столетние сосны. «Дремучий» — про такой лес говорят. Если бы я был сказочной девицей, то небось уже вышел бы Мороз Иванович, или братцы-месяцы предложили бы у костра погреться.

 

Мечтая о костре, я закрыл глаза. Нет, спать ни в коем случае нельзя, это я знаю, чуть отдохну и пойду дальше.

 

— Иванушка! — прозвучало вдруг вкрадчивое. Ну вот, кажется, всё-таки заснул, потому что женский голос, который зовёт меня по имени посреди ночного леса не может существовать в реальности.

 

 

С трудом стряхнув дремоту, я открыл глаза. Но голос никуда не исчез, к тому же появилась и его обладательница.

 

— Иванушка, невеста-то тебя заждалась! Чего расселся?

— Какая невеста? — оторопело спросил я у женщины в рыжей дублёнке и валенках, которая стояла рядом, небрежно опираясь на моё дерево.

— Красивая, добрая, ласковая, — усмехнулась женщина и схватила меня за рукав, заставляя подняться. — Всё, о чем ты только мечтал!

 

«Уснул! Всё-таки уснул! Надо проснуться, иначе переохлаждение и смерть!» — мучительно думал я, машинально шагая вслед за рыжей дублёнкой, которая мелькала впереди среди толстых стволов.

 

Женщина остановилась, а я, видимо, так и не проснулся, потому что вслед за ней вышел на большую белую поляну, которая словно светилась в обрамлении пушистых маленьких ёлочек. Откуда шёл свет я так и не понял: даже луны на небе не видно, а светло, что можно каждую ветку разглядеть. Сказочная, в общем, такая поляна, иначе и не объяснить. А в самом её центре стояла стройная девушка в белой шубе и какой-то старомодной, но очень милой круглой шапочке. Из-под шапочки почти до земли спускалась длинная светлая коса. И не просто светлая, а как будто серебристая. Девушка была красивой, тоже сказочной, у меня дыхание перехватило то ли от неожиданности, то ли от восторга.

— Забирай невесту и шагай домой, родителей порадуешь, — женщина подтолкнула меня в спину.

 

Загадочная блондинка подняла глаза. Большие, голубые, в пушистых ресницах.

— Привет, — глупо проговорил я, делая шаг вперёд.

Она не ответила, с недоумением разглядывая меня и лес вокруг. Просыпаться уже не так и хотелось.

— Как тебя зовут?

— Я... Я не помню, — тихо ответила девушка и протянула ко мне руки. — Помоги!

— Марья, её зовут, — ответила женщина. — Ну, забирай же. Совет вам да любовь. И детишек побольше.

— Но так нельзя! Что за средневековье?! — возмутился я. — Кто вы такая вообще?

— Какая разница? Ты хотел хорошую девушку встретить? Чтобы симпатичная, скромная, не такая, как всё. Хороший ты, Ваня, мужик, вот тебе и подарок.

 

Я коснулся руки девушки, тонкие пальцы были очень холодными. Конечно, на таком-то морозе и даже без перчаток! И лицо бледное, только губы яркие, про такие говорят — алые.

— Тебе холодно? — спросил я.

Голубые глаза почти светились, и сердце от этого замирало.

— Нет, — девушка улыбнулась. — Здесь хорошо. Только странно, — она нахмурилась. — Я не должна быть здесь. Мне нужно... Нужно... А куда, я не помню.

— Не переживай, Иванушка проводит, — женщина к нам не подходила, по-прежнему стояла на краю поляны.

 

— Мне бы самому из этого леса выйти, — растерянно проговорил я. — Дороги не знаю.

— Как только согласишься её забрать, так сразу и дорога найдётся, — женщина улыбнулась. И очень мне её улыбка не понравилась. Если до этого странная особа в дублёнке выглядела вполне обыкновенной: усталой, не очень красивой тёткой лет пятидесяти, сейчас в её лице промелькнуло нечто жуткое — такая злость, что холодом пахнуло даже среди мороза.

 

— Баба-Яга что-то со мной сделала, — девушка нахмурилась, посмотрела умоляюще. — Иванушка, помоги!

— Как же я тебе помогу? — я был смущён, растерян и совершенно сбит с толку. Даже если я сплю, всё это слишком странно.

— Назови меня по имени, это заклятие снимет.

— Марья?.. Маша?.. Машенька?

— Нет, не то, — в голубых глазах стояли слёзы, они блестели и переливались как льдинки. На белый мех шубки и косу ложились крупные снежинки.

 

— Ты что, замёрзнуть тут хочешь? Не мешкай, забирай девку и уходи, я сказала! — взвизгнула тётка. И дублёнка на ней странная. Воротник из лисьей шкуры, а лиса будто смотрит на меня. А нос у тётки крючком и глаза чёрные, бездонные. Да быть такого не может!

— Баба-Яга?

— Яга, угадал, — криво ухмыльнулась она, обнажив кривой, длинный передний зуб. — Проваливайте, поскорее, пока не превратила тебя в козлёночка, а её в какую-нибудь неведомую зверюшку.

 

— Она врёт, в этом мире у нас нет силы, — тихо проговорила девушка. — Иванушка, она всегда зла хочет, не слушай её!

— Глупости, она болтает, Иван, добра я тебе хочу. Чтобы счастлив был, по лесу ночами не ходил, домой вернулся, у печи согрелся, зажил нормальной жизнью с красавицей-женой.

 

Девушка покачала головой. Её ледяные пальцы, впивались мне в руку, а глаза смотрели умоляюще.

— Снегурочка, — проговорил я. — Тебя зовут Снегурочка.

— Нет! — заорала Баба-Яга. — Дурак ты, Иванушка. Как есть дурак!

 

А Снегурочка вскинула голову, засмеялась звонким хрустальным смехом. Моей щеки коснулись холодные губы, а потом закружилась метель, плотная, густая. Всё стало ослепительно-белым — и мир исчез. А когда появился вновь, не было ни Снегурочки, ни Бабы-Яги, ни заснеженной поляны, ни огромных сосен. Я стоял на тропе, которая тянулась на знакомый пригорок, потирая щёку и оглядываясь вокруг. Сосновый лес остался за спиной, впереди, сквозь редкий берёзовый пролесок, подмигивал одинокий фонарь на поселковой улице. Телефон включился. Было без двадцати одиннадцать.

 

Через полчаса я уже отогревался у печи и старался не заснуть до боя курантов. Мама суетилась на кухне, доделывала последний салат, отец расставлял на стол посуду, фоном работал телевизор, шла старая чёрно-белая сказка.

 

— А если Снегурочка не вернётся до полуночи? — испуганно спрашивал то ли мальчик, то ли зайчик.

— Тогда Новый год никогда не наступит, — отвечал ему Дед Мороз. — И утро никогда не настанет. И лето не придёт. Мы никогда не увидим солнце. А Баба-Яга будет радоваться вечной зиме и темноте.

— Мы обязательно найдём Снегурочку и вернём! — уверенно заявила то ли девочка, то ли снежинка.

— Конечно, и все добрые силы нам помогут! — Дед Мороз подмигнул мне с экрана.

 

— Ваня, мы были бы только рады, если бы ты приехал с девушкой, — начала мама свой обычный разговор.

— Моя девушка очень занята, она мир спасает, — ответил я, вспоминая бездонные голубые глаза, длинную косу и обжигающе-холодные пальцы. — И вообще эти отношения были обречены, она бы к весне растаяла.

Мама закатила глаза и вздохнула:

— Дурачок ты, Иванушка. Как есть дурачок.