Петелька за петелькой, столбик за столбиком, накид, и снова петелька. Вилась нить. Мелькал проворно в руках крючок, вплетая в узор струившийся из окна лунный свет, захватывая прячущиеся по углам тени, зависшую под потолком паутину, доносившийся из леса волчий вой. Огонек свечи трепыхнулся, сжался, в комнате стало почти темно, но пальцы мастерицы продолжали работу, заученно подцепляя крючком нить, вводя ее в нужную петлю. И проявлялся с каждой строчкой рисунок диковинного леса с необычными цветами и птицами, от которого утром станут ахать от восторга местные кумушки. Но только знающий человек поймет истину, что скрывает красота. И не восхитится – ужаснется. Но откуда ему взяться в захудалом городишке?

Мастерица прикрыла глаза, крючок замер с недовязанной петлей. Она представила летний луг, залитый солнцем: изумрудная трава, белые ромашки, розовый клевер, веселый птичий пересвист и тихий плеск реки. Удерживая в памяти картину, женщина попыталась обмануть пальцы, изменить рисунок, но невидимая рука грубо смазала красоту луга, вновь швырнув образ свисающих из вспоротого живота женщины кишок, горящий дом с прибитым к двери мужчиной, нанизанные на копья головы парней, темный лес и спасающуюся от своры злобных собак маленькую девочку. Крючок заработал заново, потянув нить тумана, просачивающегося под дверь с болота. Надо торопиться, платье должно быть готово к утру.

Огонек огарка свечи умер перед самым рассветом. Потух враз, словно его придавила тяжелая ладонь. На сегодня работа окончена. Мастерица отложила рукоделие, накрыла куском полотна, набросила на плечи шаль и, зябко ежась от гуляющих в доме сквозняков, заглянула в соседнюю каморку. Нала спала крепким безмятежным сном ребенка, не отягощенного заботами и тревогами. Хотя девочке в ее десять лет досталось в жизни немало. Сиротка бродяжничала, пока не свалилась полумертвая у порога ее дома, притулившегося на окраине городка Засмон.

Лирна пожалела ребенка и приютила у себя, незаметно полюбив всем сердцем. Выгоревшая изнутри, она не ожидала, что еще способна на такое чувство. Нала стала для нее мирком счастья, которого она была лишена всю жизнь.

Женщина наслаждалась этой радостью с оглядкой и неким страхом, постоянно задаваясь вопросом, за что господь одарил ее такой благодатью, и не совершила ли она ошибку, приблизив ребенка к себе? Девочка заслуживала другой дом и других родителей, с которыми бы ей жилось сытно и спокойно, разве мало она настрадалась? Но что случилось, то случилось. Ни прогнать, ни отдать дитя в другие руки у Лирны не хватало духа. Она поправила одеяло, накрыв плечи девочки, выглянула в окно. Светает. Но пару часов сна у нее еще есть.

Пальцы вытянули шпильки, распуская прическу, густые каштановые пряди рассыпались волной по спине. Невзирая на ее года, в них еще не закралась седина, что вызывало зависть у других женщин. Сколько выспрашивали, в чем секрет, какими травами моет волосы, что за настои втирает в кожу. Да если бы она знала сама, почему сохраняла красоту и молодость! Тридцать пять лет, а ей все как двадцать. И фигура, и лицо, и волосы. Некому только зарыться в локоны ласковой рукой, погладить трепетно пальцами. Были ухажеры, не заметить ее сложно, но не могла она позволить себе ни мужа, ни семьи. При ее-то ремесле.

Лирна легла на кровать, что стояла напротив детской, прикрыла глаза. Как она устала, но дороги назад не было. Сама выбрала этот путь много лет назад от детского отчаянья. Теперь только топать до конца, куда выведет кривая.

Звуки проснувшегося города пробились сквозь окно: кричал призывно точильщик ножей, судачили у плетня соседки, кукарекали петухи, грохотали по дороге колеса телег, доносился из кузни молота. Лирна потянулась, откинула одеяло. Пора вставать. Налы в кровати не было. По хозяйству уже хлопочет. Девочка была трудолюбивая, работа так и кипела у нее в руках. Хорошая кому-то жена достанется.

Лирна набросила на ночную сорочку халат, скрутила небрежно на затылке волосы в пучок и открыла дверь. Нала крутилась перед зеркалом, любуясь на себя в связанном ночью платье. То разгладит оборки, то присядет в поклоне, то пожмет кокетливо плечиком.

Женщина вцепилась в косяк. Немалых сил стоило сдержаться и не подскочить к девочке, чтобы вырвать из ее рук платье, которое она, к счастью, не одела, а приложила к себе.

Лирна выдавила улыбку, не желая пугать ребенка. Откуда ей знать...

– Красиво. Тебе идет. Но я просила не прикасаться к вещам, которые вяжу на заказ. Это слишком дорогие платья.

– Я только полюбоваться... – пролепетала Нала, зардевшись. – Я бережно. Даже руки помыла.

– Не сомневаюсь. А теперь, будь добра, положи платье на место и никогда больше не трогай изготовленные мной вещи. Ты знаешь, это мое строгое правило.

– Я больше не буду. Только не сердись, – девочка бережно вернула платье на кресло, разгладила складки.

С каждым ее прикосновением к проклятой вещи у Лирны холодело в груди. Но она не позволила себе показать и тени беспокойства. Все с той же милой улыбкой обняла девочку, поцеловала в макушку.

– А не устроить ли нам небольшой пир? Сегодня должны заплатить за работу, и мы вполне можем побаловать себя вкусненьким. Согласна?

Нала радостно закивала. Кто ж из детей не любит сладкое. Про платье она уже забыла. Женщина достала из шкафчика несколько мелких монет, протянула девочке.

– Купи пряников и пару ватрушек с корицей у тетки Дзари. Они у нее отменные.

Слова догнали Налу уже за порогом, едва успев нырнуть за ней в приоткрывшуюся щель двери.

Лирна обессилено опустилась в соседнее кресло, прикрыла рукой глаза. Бешено колотящееся сердце понемногу стало биться ровнее. Как же малышка ее напугала. Если бы девочка надела платье... Лирна ни за что не простила бы себя. Она с неохотой поднялась, уложила изделие в коробку. Скоро за ним явится заказчица. Как Лирна ненавидела этот момент – вручать спрятанную в красоте смерть. Но теперь не откажешься от проклятого бремени, не переиначишь жизнь. Все, что Лирна могла, это решать, какой заказчик достоин ее рукоделия. Прочим отказывала наотрез, как ни просили, какие деньги ни сулили.

Вот и нынешняя молодая графиня показалась ей вначале милой приятной особой, пока Лирна не ответила ей вежливым отказом, сославшись на большое количество работы. Улыбчивые губки капризно скривились, в глазах засверкали молнии. Для убедительности еще и ножкой сурово притопнула:

– Не забывай, с кем говоришь. Ты за честь должна считать угодить мне, а не гонор показывать. Помни свое место. Отложишь другие заказы и сделаешь мой.

А тут еще и служанка, отправленная за веером в карету, вернулась невовремя под горячую руку. Это самая рука и отвесила девушке хлесткую пощечину.

– Почему так долго?!

Если Лирна до этого сомневалась, то теперь приняла решение. Присела в поклоне.

– Сделаю, госпожа, в лучшем виде. Никто таким платьем похвастаться не сможет.

Тут она не солгала, подобного во всем мире было не найти.

Графиня ушла, довольная собой, милостиво позволив снять с себя мерки. А Лирна на две недели засела за работу. Согласилась на заказ, назад пути нет. В руках уже появилось жжение, вены почернели, заструилась смерть по крови, переливаясь с нитью в платье. И только с последней завершающей петелькой ушел из головы туман, словно из глубокого сна вынырнула.

За заказом пришла служанка. Сославшись, что госпожа неважно себя чувствует, забрала коробку, оставив кошель с оговоренной суммой. Как только платье унесли, в доме словно стало легче дышать, комнаты наполнились светом. Лирна захлопотала на кухне, но не успела она приготовить завтрак, как хлопнула дверь, в коридоре застучали шаги Налы.

– Быстро ты управилась, – Лирна осеклась, заметив заплаканное лицо девочки. – Кто обидел?

Нала шмыгнула носом, смяла в волнении поясок платья. Пухлые губки сжались в упрямую линию, не желая говорить правду, но обида все равно прорвалась наружу.

– Я всю очередь в лавке отстояла, мой черед подошел покупать ватрушки. Их и так осталось всего четыре. А тут явилась эта Ферру, растолкала всех, влезла вперед и заграбастала последние ватрушки. Я сказала, что это нечестно и ватрушки мои. А она начала орать всякие гадости, что я приблуда беспородная и еще пощечину дала. Ну я расплакалась и убежала.

У Лирны было желание крепко выругаться.

Опять эта вредная несносная старуха, ненавидящая всех вокруг. Скверный характер бабки был известен всему городку. Она многим попортила жизнь своим поганым языком. Но связываться с ней никто не желал из страха нажить еще больше бед. Опорочить человека ей ничего не стоило. Особенно она любила придираться к ребятне.

– Какая же ты приблуда? У тебя есть дом, я. Мы семья. Значит, грош цена ее словам. Выкинь из головы и забудь. Она просто бесится от злобы, что ее никто не любит, вот и делает всем гадости. Пусть лопает эти ватрушки. Может, еще жирнее станет, в дверь не пролезет. То-то потеха будет

Нала улыбнулась на последние слова. Детские обиды долго не держатся, налетают и уносятся подобно ветерку.

– Можно я с подружками погуляю?

– Не забудь только дорогу домой, – пошутила Лирна.

Едва девочка сбежала по ступенькам крыльца и скрылась за калиткой, женщина задвинула на двери засов, задернула на окнах занавески. Гости ей сейчас не ко времени. Ладони уже ныли от желания взять вновь крючок, набухли чернотой вены. И будто замедлился мир, стал подвластен ее пальцам, потек ручейком, скручиваясь нитью в петли, а петли в узор. Рождались розы невиданной красоты с трепещущими точно на ветру лепестками. Кажется, приблизься и почувствуешь тонкий цветочный аромат. И трудно поверить, что эти розы ненастоящие, а сплетенные всего лишь нитью. Как и заметить скрытые в листьях шипы.

С приходом вечера мастерица завершила работу. Нала еще не вернулась, и Лирна была этому рада. Чем меньше девочка знает, тем лучше. Вязальщица завернула косынку в бумагу, запихнула сверток в сумочку и отправилась к дому бабки Ферры.

Старуха сидела в одиночестве на лавочке у развесистого клена. Щелкала семечки и окидывала улицу хмурым взглядом, выискивая очередную жертву для нападок. Заметив Лирну, бабка нахмурилась, выпятила пренебрежительно нижнюю губу.

– За приемышку свою пришла ругаться? Так она сама виновата. Совсем распоясалась. Стариков не уважает.

– Наоборот, поблагодарить хочу.

Ферра опешила.

– За что это?

– Кто, как не вы в строгости детвору держите. Шалость пресекаете, уму-разуму наставляете. Пока родители работой заняты, вы за ребятишками и присмотрите, и вежливости обучите. Нет вас добродетельнее в городе.

Бабка продолжала непонимающе лупать глазами. Даже обернулась убедиться, о ней ли говорят. Затем нахохлилась, раздумывая, а не подшучивает ли вязальщица? Гневные слова были готовы сорваться с языка Ферру, но искренность во взгляде женщины сбивала с толку. По мере расхваливания ее достоинств плечи старухи начали распрямляться, тройной подбородок вздернулся, добавляя лицу горделивое выражение.

– Вот именно! Наплодят детей, а Ферру приглядывай за ними, учи манерам. А кто как ни я будет этот груз тянуть, чтобы порядок царил. Так еще не ценят мои старания, одну грубость слышишь в ответ. А ведь я за всех радею.

Лирна покачала головой.

– Неблагодарные. Им в ножки кланяться надо вам за такую заботу, а не обижать. Решила я несправедливость эту исправить, подарок принесла.

Женщина развернула сверток, протянула старухе косынку.

Ферру в первое мгновение обомлела. Даже звучно сглотнула при виде этакой красоты в руках Лирны.

– Это мне?

– За ваши заслуги. Не откажите, примите.

В глазах старухи появились одновременно радость и сомнение – не обман ли это? Толстые пальцы жадно потянулись к косынке, но резко отдернулись.

– Если думаешь деньги слупить за нее, то забирай обратно. Ни монетки нет в кошеле.

– Что вы, какая плата, – махнула Лирна рукой. – Это подарок.

– Если задаром, тогда приму, – Ферра накинула косынку на голову, покрутилась кокетливо. С досадой пробежалась взглядом по пустой улице. Как назло, и похвастать не перед кем обновкой.

– Порадовала старуху. Могла бы, конечно, расстараться и на шаль, хотя и косынка неплоха. Так и быть, пригляжу за твоей приемышкой.

Лирна едва не заскрежетала зубами. Терпеть не могла, когда о Нале говорили подобными словами. Но подавила желание затянуть потуже узел косынки на шее бабки. Теперь и так все само сделается.

Она не сразу вернулась домой. Нестерпимо хотелось смыть с себя оставшийся после работы налет скверны. Вязальщица отправилась к реке, выбрала укромное местечко у плакучих ив, разделась до нага и вошла в воду. От холода кожа пошла мурашами. Это хорошо. Пусть жалит холод, бодрит кровь, чтобы почувствовать себя живой. Сегодня тьма завладела еще одной частичкой ее души. У каждого поступка своя плата. Даже, если это наказание за зло.

Лирна, набрав воздуха, погрузилась с головой под воду...

Акия грозила ей пальцем и с наигранной суровостью велела ступать домой, пока родители не хватились младшей дочки. Обещала за послушание рассказать сказку, когда вернется. Проведает в соседнем селе за лесом прихворавшую подружку и назад, до вечера управится.

Такой сестра и запомнилась Лирне: доброй, веселой, легкой на любые дела, словно у нее были крылья за спиной. Первая красавица и певунья на селе.

Акия вернулась через два дня. На телеге, укрытая рогожей. Переломанная, истерзанная, вся в черных синяках, утерявшая солнечный свет в карих глазах. Мертвая и холодная, что льдинки зимой на реке.

Голосила мать, целуя безжизненное тело дочери. Почерневшим стоял отец. И сжимали до побеления пальцев кулаки братья от страшных слов старосты.

– В лесу ее перехватили сынки барона. Натешились в волю и с обрыва на камни сбросили. Только я вам этого не говорил.

Лирна вынырнула из реки, хватая ртом воздух. Отдышавшись, снова глубоко вдохнула, ушла под воду...

– Не пущу, – верещала мать, хватая братьев за ноги, не пуская идти на расправу к барону. – Акию убили и вы сгинете. Одумайтесь, у кого правды искать надумали.

Отец стоял в дверях едва живой, опираясь на клюку. После похорон старшей дочери совсем сдал, сломался от горя. Сил не хватило даже вразумить горячие головы сыновей.

Братья не послушались, ушли за справедливым судом, прихватив вилы и топор.

А вечером прибежал из замка конюх, шепотом рассказывал матери, что б не услышал отец, как избили в замке братьев, подвесили к столбам вместо мишеней, и сынки барона отрабатывали на них меткость стрельбы из лука. После чего отрубили головы, на пики насадили в назидание остальным смердам.

Но, видно, этого показалось мало барону. Через пару дней нагрянули его люди в их дом. Мать словно почувствовала беду. Едва услышала конский топот, велела дочери бежать за сарай, затаиться в траве и не выходить, чтобы не случилось. А при случае спасаться. Из высокой травы Лирна видела, как выволокли из дома отца, прибили к дверям, а матери разрубили живот топором, тем самым, что прихватили, уходя, братья. Как ярким пламенем пылал их дом. Искали и ее, но Лирну будто удержал кто, не дав выскочить навстречу смерти, заставив отползти в овражек на пустыре за селом. Может, Акия с небес приглядела за ней, спасла от расправы.

Черные пятна поплыли перед глазами. В голове зашумело. Лирна вынырнула, долго кашляла, отплевывая вязкую слюну, но потом снова погрузилась в реку. Она должна пройти эту боль опять, чтобы не забывать, почему избрала путь мести, за что возвращает долги.

Холод воды уже не чувствовался. Он растворился в крови, погружая в прошлое...

Никто не захотел вызывать на себя гнев барона и приютить несчастного ребенка. Прежние добродушные селяне открещивались от нее как от страшного мора, гнали от домов. Редко кто тайком подаст кусок хлеба и пару яиц. Даже местный священник прогнал из церкви, крича, что бунтари, не чтящие господ своих, не заслуживают божьей защиты. А потом доложил в замок, что выжившая малявка шляется по селу. Тогда по приказу барона на нее спустили собак.

Они гнали ее по лесу, для потехи немного сдерживаемые ловчими. Лирна не помнила, куда бежала, лишь бы спастись. В какой-то момент она выскочила на зеленую поляну и провалилась в болото. Вот и попалась бабочка в сети. Теперь нет спасения. Болото затягивало ее. А собаки были совсем рядом.

– Замри, если хочешь выжить, – раздался вдруг женский голос.

Она подчинилась непререкаемому тону незнакомки. И тут на берег с лаем выметнулись собаки. Лирна едва не взвизгнула от страха, но псы покрутились на месте, побегали вдоль кромки болота и, точно не заметив ее, умчались обратно на зов ловчих.

Когда стих лай, из-за кустов показалась женщина: обычная, каких полно в каждом селе, только под ее проницательным взглядом ощущалось непонятное чувство вины. Незнакомка протянула палку, помогла выбраться из болота.

– А теперь рассказывай, кто ты такая и почему за тобой гонятся.

Воздух в легких кончился. Лирна рванулась к поверхности, отдышалась. Тело уже совсем онемело от холода, но она в очередной раз опустилась под воду...

– Зачем ты собираешь травы?

– Чтобы лечить людей.

– Ты ведь их не любишь.

– Откуда тебе знать?

– Иначе почему живешь на болоте?

– Ты большая почемучка. Начинаю жалеть, что спасла и приютила тебя.

– И все же, Реда, почему?

– Просто люблю одиночество.

– Зачем ты лечишь их? Ведь они лживые и жестокие. Они тоже обидели тебя. Потому ты и ушла от них? Тогда почему лечишь?

– Потому что не все люди плохие. Мир совсем станет дрянным, если из него исчезнет доброта. Хватит! Мне надоели твои вопросы. Займись делом, нарви одуванчиков.

Лирна послушно принялась за дело. Реда ей нравилась, хоть и была колдуньей. Ее причуды и отличный от селян образ жизни скорее очаровывал девочку, чем пугал. Они прекрасно ладили. Единственно, Реда старалась избавить ее от горьких воспоминаний, а Лирна отказывалась их забывать.

– Ты многое умеешь. Научи колдовать.

– Хочешь вечной молодости, власти или денег?

– Мести. За сестру, братьев, маму с папой.

– Ох, дитя, путь мести не сладок, как думают многие. Легче не станет, поверь мне. Только себя выжжешь изнутри.

– Так что же, простить? Разве это справедливо?

– В жизни много несправедливости.

– Они должны заплатить.

– Отплачивая за зло злом, ты становишься таким же злом.

– Я дышать не могу, думая, что они живут и радуются, а моих нет. По их вине нет! Научи, умоляю.

И однажды Реда сдалась. В ту ночь Лирна родилась заново. Похороненная в сырой земле, омытая болотной водой, спеленатая водорослями и паутиной, крапленая вороньей кровью. Полнолуние тому было свидетелем, сам пещерный дух вручил ей крючок, вложил в память узоры, сочиненные смертью. И потянулась нить, отплачивая злом на зло.

Лирна с трудом добрела до берега. Пальцы дрожали, натягивая на мокрое тело платье, застегивая пуговицы. Косу переплетать не стала, перебросила за спину. Ощущение потери будет держаться еще два дня, потом пройдет, сотрется душевная тоска, пока вновь не заработает в пальцах крючок...

Сегодня на обед намечался пирог с рыбой. На рынке Лирна купила отличного жирного сома, в кадке подходило тесто. А Нала была отправлена на огород за луком и морковью. Вязальщица почистила рыбу, примяла быстро подымающееся тесто, а девочка задерживалась. С подружками, наверное, заболталась, забыла про дело. Лирна уже собралась выйти на крыльцо и позвать ее, как по ступенькам застучали легкие шаги.

– Что я узнала, – с порога затрещала Нала, выкладывая на стол лук с морковью. – Помнишь молодую графиню из замка на горе, что платье тебе заказывала? Умерла вчера. А ведь такая молодая.

Нож замер в руках женщины, но тут же продолжил крошить капусту.

– Что с ней случилось?

– Говорят, с лошади упала. Внезапно плохо стало, начала задыхаться, посинела лицом и грянулась без чувств на землю во дворе замка. Слуги кинулись на помощь, пытались ворот платья освободить, что б воздуха ей дать, а шнуровка тугая, в тело врезалась. Пробовали резать – ни в какую. Так и померла горемычная от удушья.

Лирне не требовалось спрашивать, в каком платье была графиня. Догадалась сразу. Ее работа не выпустит жертву, пока не вытянет жизнь.

– А замковая повариха тетка Танея по секрету соседке нашей сказывала, – продолжала делиться новостями Нала, грызя морковку, – что графиня тяжелая была, вот ей дурно и сделалось.

Нож промахнулся мимо кочана, чиркнул глубоко по ладони покачнувшейся вязальщицы. Тяжелая? Светлые небеса! Что же она наделала!

– Ой, у тебя руки в крови, – Нала кинулась в комнату за чистой тряпицей. – Давай, перевяжу.

– Обычная царапина. Не суетись.

Перетянув рану, Лирна вернулась к готовке пирога.

Но из головы никак не выходили слова девочки: «У тебя руки в крови». Верно подмечено. В крови. Но прежде она успокаивала себя, что воздавала за зло. А как оправдаться сейчас? Сгубила невинную душу, нерожденное дитя. Реда предупреждала; «Отдашь смерти невинного, заплатишь близким человеком».

Раньше Лирна была одна, не за кого бояться, да и «одаривала» только заслуживающих наказание. Теперь у нее есть Нала. Самый близкий и дорогой человек. Страх, что девочка может пострадать по ее вине, скрутил нутро женщины до тошноты. Никогда больше не возьмется она за крючок! Как бы ни выламывало пальцы, ни тянуло неудержимо к вязанию, переборет желание, отречется ради Налы от произнесенных давно слов клятвы.

Сад стал для Лирны средством борьбы с самой собой. Каждую свободную минуту она проводила за разбиванием клумб, посадкой цветов. Пальцы вгрызались в землю, рыхлили ее, рвали сорняки, с покорностью принимая ожоги крапивы, чтобы только заглушить зуд, устать до ихнеможения и не думать о вязании. Она не особо ждала результатов. Цветы любят доброту. А что может вырасти из мрачной одержимости? Но, к ее удивлению, ростки приживались, распускались, наполняя воздух ароматами.

Неделя прошла после случая с графиней. А Лирна со страхом каждый день ждала прихода неведомой беды.

И она пришла.

В один из дней заглянула через забор соседка, когда женщина возилась с клумбами. Поахала, как у нее благоухает сад и принялась делиться городскими новостями. Лирна слушала вполуха, пока соседка не обмолвилась о приезде в Засмон сыщика.

– Уже несколько дней ходит по городу, всех выспрашивает, чего-то вынюхивает. А чего вынюхивать, тут и слепому ясно – упала графиня с лошади и убилась. А ты чего побледнела?

Лирна отложила лопатку, сняла перчатки.

– На солнце, наверное, перегрелась. Пойду, прилягу.

Не став слушать очередную историю, вязальщица ушла в дом. Слова соседки неслись вслед, даже когда она захлопнула дверь. Но Лирне было не до вежливости. Она не понимала, почему ее взволновала новость о сыщике. Ну приехал, невелика беда. Пусть ищет, только вряд ли найдет истинную причину. Сколько их рыли носами, пытались разобраться в странных смертях, а никому не удалось догадаться.

Но этот сыщик был другой. Умный, хитрый и опасный.

Он нагрянул к ней на следующее утро. Такой обходительный, с набором хороших манер и массой обаяния, совсем не похожий на свою братию. Долго распинался о пристрастии к кружевам и вязанию, просил показать образцы узоров, удивился, что они только на бумаге, расхваливал работы из других стран, между делом выспрашивая, кому она какие вещи вязала и в каких городах прежде жила.

И только раз вскользь обмолвился о гибели графини. Лирна выразила сожаление, предложила гостю полакомиться свежей сдобой и была в общении с ним, по его примеру, мила и безмятежна, о чем-то умалчивая и недоговаривая. Они расстались с улыбками и каждый при своем мнении друг о друге. Сыщик обещал заглянуть к ней еще разок, а она приглашала его с притворным радушием, осознавая, что этого человека ей стоит серьезно бояться. У него не было никаких доказательств ее вины, но похоже, пора снова собирать вещи и менять город.

А на следующий день заболела Нала. Девочка пылала, хрипло дышала и кашляла без перерыва. Лирна не отходила от ее постели три дня. Забыла и про еду, и сон. Дремала короткими урывками на стуле, боясь оставить Налу одну без пригляда. Никаких знахарок звать не стала. Сама отпаивала девочку настоями трав, растирала мазями, обтирала пропитанной целебным отваром тряпицей. Помнила еще науку Реды. Но девочке лучше не становилось.

Нала была крепким ребенком, хворала редко, и эта внезапная простуда явно появилась не спроста. Чего Лирна боялась, то и случилось. Легла на девочку ее вина с дитем графини. Но не исправить теперь ошибку. В мгновение отчаянья вязальщица даже отправилась в церковь отмолить грех, но не смогла переломить себя и переступить порог. Не потому, что боялась святого места и кары небесной. Заходила не единожды проверить людские сказки, точно ли, принявших тьму, ломает и корежит в священных стенах. Вранье. Ничего не происходило ни с телом, ни с ее душой. По-прежнему не могла она простить бога за несправедливость с ее семьей. И то, как отвернулся он от нее в трудный момент. Как после всего этого просить о милости того, на кого обижен и кому не веришь? Снизойдет ли Он после такого лицемерия?

Нет, она должна найти другой выход. Если остановить посланную ей смерть, то возможно...

Лирна дождалась, пока Нала забудется сном и чуть ли не бегом отправилась к бабке Ферре. Вязальщица понятия не имела, что скажет старухе, как убедит вернуть косынку. Это будет нелегко, но она обязательно что-нибудь придумает.

Во дворе дома женщина застала только ее мужа, щуплого низкого старичка, всегда приветливого на слова, полная противоположность его сварливой жене.

– Доброго вечера, дед Харти. Мне бы бабку Ферру повидать по важному делу, не позовете ее?

– И тебе здравствовать. Нет больше моей старухи. Два дня назад схоронили. Не слышала разве?

На Лирну будто свалился церковный купол.

– Дочка у меня тяжело болеет, из дома совсем не выхожу, – пробормотала она растерянно, ошарашенная новостью. Все пропало, не разорвать теперь узел «дара». – Так Ферра вроде на здоровье не жаловалась.

– Это точно. Крепкая всю жизнь была как бык. Последние дни только от головной боли страдала. Никакие настои не помогали. Лишь косыночкой ажурной спасалась на короткое время. Говорила, легче с ней становится. Обвяжет голову, забудется сном, а потом опять стонет. Красивая вещичка. Ты ведь косыночку ей связала?

Дед глянул на нее с хитрым прищуром. Лирну холодом прошибло от его взгляда. Старик знал больше, чем говорил. Догадался, что подарок был с сюрпризом.

– Простите, если сможете, дед Харти.

– Не извиняйся. Ты мне одолжение сделала, да и всем остальным, избавив от нее. Когда Ферра похвасталась косынкой, я сразу смекнул – неспроста подарок. Уж мне хорошо ведома ее «добродетель», характер у бабы был мерзкий, любого со свету сживала и мне всю жизнь опоганила. Не заслуживала она подобной чести. Или, наоборот, заслужила?

Лирна оставила вопрос без ответа.

– А где сейчас косынка?

– Вместе с Феррой схоронил. Подумал, там им самое место обоим. Ступай спокойно, никто ни о чем не догадается.

Вязальщица ушла домой в раздумьях: правильно ли было схоронить косынку со старухой или следовало уничтожить вещицу своими руками? За мыслями она даже не услышала, как ее окликнули. Очнулась, когда чьи-то пальцы ухватили за локоть. Перед ней стоял сыщик.

– Какое удивительное совпадение, – произнес он, кланяясь. – А я как раз шел к вам.

До чего не вовремя. Меньше всего ей хотелось сейчас встретить этого человека. Лирна попыталась от него отделаться.

– Прошу прощения, но сегодня мне не до гостей. Дочка заболела.

– Сочувствую, но поговорить нам придется. И лучше со мной, чем с дознавателями в пыточной.

– Я вас не понимаю, – сухой тон помог женщине скрыть волнение.

– А мне кажется, отлично понимаете. Игра «Определи глупца» закончилась, пора поговорить откровенно.

– Что вам от меня надо?

– Вы знаете о местечке Дернак?

Знает ли она? Лирна там родилась. Но откуда сыщику известно про ее селение?

– Впервые слышу.

– Допустим, хотя думаю, вы лукавите. Хорошо, предположим, я ошибаюсь, тогда вам будет интересно услышать одну историю, произошедшую там.

– А нельзя отложить эту историю на другое время? Мне нужно к дочке. Обещаю, позже с удовольствием вас выслушаю.

– Ради вашей дочки вам лучше выслушать меня сейчас, пока я еще веду с вами милую беседу.

Она с покорностью склонила голову.

– Так вот. В местечке Дернак в отдалении от принадлежащих ему деревень находится замок. В нем проживало семейство барона Тарих. И однажды там произошло необъяснимое происшествие. По случаю праздника святого Инора семейство собралось за накрытым всякими яствами столом. Но не успели они опробовать блюда, как умерли. Все разом. Занятно, не находите? Подозрение пало на поваров, только яда в блюдах не обнаружили. Никто не мог понять, что случилось с семьей барона. И представьте, мне удалось докопаться до правды. Яд был не в блюдах, а в вязанной скатерти, которую барону прислал перед праздником неизвестный даритель. Скатерть была невероятной красоты, и хозяева решили постелить ее на праздничный стол.

– Какое отношение это имеет ко мне? – холодно поинтересовалась Лирна.

– Потому что скатерть – ваша работа.

– Вы бредите.

– Нисколько. Барон виноват в смерти ваших родных, и вы отомстили ему.

– Ваши домыслы смешны. В мире полно других вязальщиц. Почему именно меня вы решили сделать виновной?

– Позвольте уточнить. Я не представился вам полностью при прошлой встрече. Старший следователь тайного церковного ордена по делам ведьм и колдунов.

Лирна ощутила, как земля уходит из-под ног. Все эти годы она скрывалась от служителей ордена, меняя города и страны. Путала след как лиса. Но они дышали ей в спину. Служители ордена – не обычные сыщики. Они видели скрытое в вещах колдовство, распознавали почерки ворожей. Обмануть их было почти невозможно. Какое-то время ей удавалось обыграть их. Но всему приходит конец.

Служитель ордена принял ее молчание за признание вины.

– Должен сказать, вы заставили меня поломать голову и побегать за вами. Больше двадцати пяти лет я искал ваш след, копаясь в каждой странной смерти. Платье для графини поставило последнюю точку. Я успел обследовать его, пока несчастную не похоронили.

– Несчастную?! – не стерпела Лирна. – А вы знаете, что сделали эти несчастные с моей семьей? И с множеством других семей? Все они виновны. И получили по заслугам.

– Мне понятны ваши чувства. Сердцем я не на стороне барона и графини. Но вы не Бог. Не вам судить.

– А кому? Кто вернет справедливость в мир? Богу или нет до нас дела, или он слеп, если допускает подобные злодеяния.

– Он подарил вам Налу, когда вы почти потеряли себя и забыли, что такое счастье. Нам неведомы его пути. Но поверьте, они бывают настолько невероятны, что трудно уловить весь его замысел.

– Жаль, что я не настолько терпелива и прозорлива, чтобы оценить это. Но вы правы, моим методом тоже не изменить людей, не сделать мир лучше. Зло останется злом, убийство убийством, под какой благой целью его ни скрывай. – Лирна прикрыла глаза рукой. – Я устала. И хочу, чтобы все закончилось. Что меня ждет? Тюремное заключение и костер? Я все приму. Прошу только дать мне несколько дней, чтобы вылечить Налу. Потом я в вашем распоряжении.

– Хорошо. Вы мне симпатичны, поэтому сделаю вам уступку. У вас неделя. Только не разочаруйте меня.

В подавленном состоянии вязальщица вернулась домой. Нала пылала и металась в бреду. Проклятие Лирны забирало девочку. И никакие раскаяния уже не спасут ребенка. Тут требовалось другое средство.

– Потерпи, малышка, скоро тебе станет легче. Осталось немного.

Женщина погладила мокрые волосы девочки, поцеловала ее в лоб. Затем достала из-под пола, куда спрятала подальше от глаз, коробку с нитками и крючок. Зажгла свечу и принялась за работу.

Вскоре появился первый узор.

Это были не цветы, не дивные птицы. Рисунок кружевного пояса шириной с ладонь обвил подол будущего платья. На этом поясе повесился священник, не давший убежища в церкви маленькой девочке. Скатерть для семейства барона легла выше оборкой. Бедра украсил воздушный шарф для судьи города Таран, оправдавшего страдающего страстью к насилию сынка мэра. Шарф сыграл с судьей злую шутку, зацепившись на охоте за ветку дерева во время скачки и перерезав ему горло. А вскоре и сынок мэра истек кровью из носа, используя платок, преподнесенный ему таинственной незнакомкой. Его Лирна расположила посередине навроде кармана. Покрывало, ставшее саваном для старой маркизы, морившей голодом слуг, пролегло по спине.

Лился смешанный с тьмой свет свечи, скользила в пальцах нить судеб, выплетая на платье рисунки «подарков» возмездия. Все до единого, которые создала мастерица за свою жизнь. Последней стала косынка для бабки Ферру, раскинувшаяся на плечах платья.

За работой Лирна потеряла счет времени. Отвлекалась только, чтобы напоить Налу целебным отваром. По прошествии пяти дней, когда полностью было готово платье, и на небе появилась полная луна, женщина отправилась в лес к затянутому ряской и тиной озерцу. На болоте все началось, пусть тут и закончится. В доме на столе она оставила записку, где признавалась в преступлениях и просила подобрать для Налы достойную семью.

Фонарь освещал Лирне дорогу, заблудиться она не боялась. Как не боялась и диких животных. Платье под плащом отпугнет любое зверье, таящейся в нем темной силой. На берегу женщина приподняла крышку фонаря и плеснула на себя масло. Горевала она только о Нале, что не успела у нее попросить прощения, попрощаться толком. Лирна чиркнула огнивом. Хватит сожалений. Каждое мгновение промедления приближает девочку к смерти. Только своей гибелью Лирна разрубит узел колдовства, заберет проклятие, дав Нале шанс снова жить.

Платье вспыхнуло, словно стог сена. Огонь стал жадно пожирать нити узора, а вместе с ним кожу и волосы. Женщина закричала от боли, но позволила пламени полностью уничтожить свое последнее изделие и заодно ее саму. В почти беспамятном состоянии она вошла в воду озера и навсегда погрузилась в него.

А в это время хриплое дыхание Налы выравнялось, исчез свист, на щеках заиграл румянец. Девочка открыла глаза.