Порывы ночного ветра нагнали тучи, а за ними сырость и смрад далеких гнилых болот. Под треск дров метались искры, в стороне шелестело поле созревшего просо. В любой момент черное небо было готово излиться и потушить одинокий заставный костер.

Трое отбивших атаку стражника только-только распалили сложенные шатром поленья и расселись полукругом. Белявый юнец схватился за шею. Отняв руку, взглянул на окровавленную ладонь: из наполовину откусанного уха густо проступала кровь. Капая ей на шипящие угли, Илин обхватил пучком травы покрасневшую подкову и трясущейся рукой прижег рану.

— Сам-то хоть цел? — прохрипел перебитой глоткой крепкий дядька, который воспитал нерадивого Илина и обучил его сражаться.

Кивнув в ответ Янгиру, Илин посмотрел на подсеку, которую корчевал в детстве. Вспомнил, как тяжело было боронить эту сырую землю. Принюхиваясь к запаху паленой плоти, он смотрел на озаренное пламенем поле с высокими стеблями, крупными листьями и клонящимися к земле пушистыми хвостами. Залитое нескончаемыми дождями просо было больше обычного и могло быть видно издалека.

“Еды хватит на зиму. А что дальше? Нам все же придется бросать свой починок и идти за Камень. Как и все, — неотступные мысли, словно без ведома звучали в голове Илина. Последнее время именно они, не переставая, являлись и мешали думать о другом. Илин отвел взгляд от последнего не сгнившего поля, которое сейчас словно оживало под дуновением ветра в отсветах пламени. — А ведь мы только зажили в этих глухих местах. И не только я с Айкой, но и все триста душ. Нет. Это совсем не так должно закончиться”.

Пытаясь сдержать слезы, Илин вобрал грудью запах костра. После долгой битвы он даже не ощущал усталости, только опустошение и чувство надвигающегося кошмара. Тело переполнялось силой, и он напрочь забыл, когда последний раз спал. В отличие от обессиленных недавней битвой двух стареющих стражей.

— А тебе куда попало?.. Сивун, ты слышишь меня? — захрипел коренастый дядька. — Ты живой там еще? — обеими руками Янгир ощупал ребра и уставился сквозь языки пламени на нескладного иноземца с длинным телом, крупными глазами, короткими руками и жидкой плетеной бородой.

— Цел-цел голова. А голос твой, плохо. — Выглядящий старше всех Сивун держался за голову и, не прекращая, покачивался за скрывшим его полыхающим заставным кострищем.

Со стороны селения донесся протяжный вой: так выла псина с волчьей кровью по кличке Клык. Илин скользнул взглядом по расчищенному от деревьев покатому склону с торчащими пнями вековых дубов. На вершине, у второго сигнального костра, точкой виднелся караульный. За его спиной высились плотно стоящие избы, амбары с узкими проходами и изгородями.

Безбородый, щуплый Илин уже не выглядел беззащитным и слабым. Ведь он совсем недавно одолел вслепую на ножах своего учителя Янгира. Скорее всего, тот, быстро постарев, стал уступать ему в силе и уже не мог совладать со своим пасынком. Но ярую силу, которую Илин обрел в последней битве, он сам начинал бояться.

Илин взглянул на боевые топоры и увесистую булаву из корня молодой сосны, впился глазами в Янгира. Образ отца он давно позабыл, зато почти каждый день видел широкое морщинистое лицо своего дядьки. Как же тот стал суров, когда Илину было чуть больше десяти. Когда небо над соседними землями почернело, когда в дальних краях появились аггелы.

Ярко перед глазами пронеслись те времена: люд хватал, что мог унести, целые народы оставляли свои селенья и, проходя мимо дома Илина, разбредались по лесам. Вскоре и на его град спустилась тьма. Явились разбойники и воины, ставшие служить новым хозяевам. Так и не вступив в бой с самими аггелами, оставшиеся в живых ушли от темной напасти. Растянувшись обозами, люди племени шли не останавливаясь. Зимовали во временных зимниках. Кто-то пошел дальше, а он и Янгир вместе с десятью родами срубили починок на этом речном урочище.

А сейчас уже обрюзглый дядька Янгир в поеденной молью сермяге, опустив плечи, сидел у пламенеющего костра. Покашливая, смотрел сквозь него на Сивуна и продолжал трогать больные ребра.

И вновь привлек внимание изрезанный тропами затяжной подъем с дозорным костром у далеких стен селения. Разглядев темные очертания своего дома, Илин вспомнил, как все помогли срубить эту избу, как он начал жить с любимой и как они пытались обзавестись первенцем. Рыжеволосая Айка еще девченкой всегда крутилась рядом и также как Илин в детские годы, узнала, что где-то рядом в крепких воинов начала вселяться нечисть, которую назвали аггелы. Что там сгущалась тьма, заливала дождями и захватывала все новые земли. Когда они покинули родные места и начинали строить новое селение, Илин, пытаясь успокоить осиротевшую Айку, не заметил, как привязался и стал жить с ней одной жизнью.

Чем дольше длились темные времена, тем все меньше людей проходило через эти места. Большинство осталось жить под властью аггелов, а те немногие, которые встречались в последнее время, были отчаянные, голодные и озлобленные. Разбойный отряд, напавший этой ночью, был не первый и, вероятно, не последний. Не так-то просто доводилось Илину корчевать обгорелые пни, распахивать усыпанные пеплом поля, а прямо сейчас пытаться сохранить эти бесценные побеги на мокрых полях.

— За хребет каменный идти надо: там небо еще чистое. До туда еще не доходит власть аггелов. — Илин говорил и не видел над собой беспросветных туч, но чувствовал нависающие из темноты холодное дождливое небо.

— Сивун, ты же с тех захваченных земель. Поведай ему, что нас ждет, — напрягая перебитое горло, вымолвил Янгир и швырнул через пламя обломок ветки в нескладного иноземца. — Ты же один из последних, кого мы смогли принять к себе. Рассказывай, что там происходит.

— Да-да. — Бежавший из западных краев Сивун перестал держаться за голову. Отхлебнул из бурдюка воды. — В началото аггелы появиха на моята земя. Они убиха всички роднини, всех убиха.

Горюя о близких и не сдержав слез, Сивун уставился на высокое пламя костра. Еле слышно выругался и продолжил:

— А как Илин в сечи свиреп стана като свирепый звяр. Трима победени. — Сивун вскинул руку, указывая на щуплого юнца с обожженным клочком уха.

— Вправду он говорит, я тебя таким никогда не видел! С младых лет спокойный был, а в бою как ошалелый был, — морщась от боли, прохрипел Янгир. Не дожидаясь ответа Илина, вновь обратился через пламя костра. — Так что там в твоих краях сталось?

Этот неразговорчивый иноземец с плетеной русой бородой уже год жил в их селении. И Сивун было данным ему прозвищем. Как он назвался, когда просился к ним, никто не помнил, как и не пытался вслушиваться в его путанный говор. А сейчас он застыл истуканом, то ли скрывая злую правду, то ли вспоминая народную речь.

— Небето почерня за една ночь. Човек безумны стана. Аггелы обитавали могие тела, а земята покрита в крыв стата, — снова замолкнув, Сивун схватился за лоб и начал раскачиваться, сидя перед костром.

Илин задрал голову к скрытому черным полотном небу, ощутил несколько капель на лице. Взял из узелка абы как связанную Айкой накидку и укрыл холодеющую спину. Нескончаемые дожди и темно-сизое небо. Он попытался припомнить, сколько же длиться это беспрерывное ненастье. Заставив вздрогнуть под шерстяной накидкой, рядом откашлялся и захрипел дядька.

— Я его плохо понимаю. Дядь Янгир, что там с нашими градами? Ты же возвращался на захваченные земли.

— Все княжества служат крепости Виргарда. Туда и бегут новые обращенные, пока они слабые и уязвимые. Я видел целые дружины аггелов, видел их силу. Это уже не люди, да и не звери вовсе.

Янгир поежился под порывом сырого ветра с болот, который стал сильнее и перекатами зашумел в ночных дубовых зарослях. Кряжистый дядька встал, поправил поеденную молью сермягу, ощупал отбитые ребра. Кряхтя, словно умирающий старик подкинул полешек в костер.

— Там жизнь дорогая. Все серебро в монеты отлито. А стоит оно ровно: предательство в служении аггелам. Небо там темное всегда. Все медленно гибнет без света солнца. — Отступив от разгоревшегося костра, Янгир сел напротив зрящего в черное моросящее небо Илина. — Не боись, сынок. А в этих краях затяжные дожди и раньше бывали. Сам вспомни.

На мгновенье взор Илина застлали воспоминания: в отсветах костра проявились яркие образы недавнего сражения, за которым он только лишь наблюдал. Двигался быстрее прежнего, не чувствовал ударов. Пытаясь сдержать себя, калечил нападавших голыми руками.

— И прям никто не замечал, как юнцами овладевают бесы? Ничто не указывало на это?

— Сон пропадал. Ты когда спал в последний раз? — со смехом в голосе прохрипел Янгир.

Все три бессонные ночи припомнились Илину, когда его взгляд забегал по подсвеченному заставным костром полю.

— Так и быть, скажу, что знаю. Только не тревожься так. Про боль в груди слыхивал — в нее они сначала вселяются. Еще и зверье их чует. Да и главное: очи навсегда становятся белыми, неживыми, — также беззаботно продолжил делиться знаниями дядька.

— Как остановить такого — как убить аггела? Молва ходит, что много молодых аггелов сразить удалось.

— Точно. Аггелы слабые, только когда начинают захватывать тело. Убить вроде можно, если грудину изрезать, — сдерживая смех, дядька широко улыбнулся. — Да успокойся. Не могла еще дойти до нас тьма с тех земель.

Словно сама природа, вторя словам Янгира, резко смягчилась: сырой холодный ветер с Низинных болот сменился на сухой, шумящий в макушках дубов. Прогнав нависшие тучи, он раскрыл небесный просвет с алым кругом восходящего солнца. Оно вынырнуло из-за склона речного утеса и разом ослепило дозорных. Рассеялся свет костра, озарился безлесый взгорок. Селенье на вершине ярко светилось, перекрывая часть неба. Как парящий в зареве град. Прищурившись, Илин сумел разглядеть сходящих по склону троих дозорных. Подгоняемые спуском сменщики спешили, хоть явно и не хотели этого. Их говор уже был различим. И троица отбивших ночное нападение дозорных встала на ноги и подняла с земли оружие.

Первым подошел одряхлелый бывший сотник Колояр. Он порос сединой, усох, и кольчужная рубаха уже висела в рукавах, а княжичи дубленые сапоги стоптались. И о былых ратных победах говорили только глубокий шрам повдоль лица и перебитый нос.

Пожимая руки с приветствиями, сменщики начали осыпать вопросами Илина. Два молодых высоких близнеца, как и он, еще не привыкли к битвам и, перебивая друг друга, громко вопрошали о случившимся ночью. Сивун стоял в стороне, а бывший десятник Янгир говорил со старым другом, сотником Колояром, у которого когда-то, в светлые лета, он нес верную службу.

— Ягир своей дубиной и пятерых замять может. Сколько их было?

— Почему сигнал не давали? — перебил брата такой же долговязый, с пушком над губой юноша.

Эти, похожие друг на друга, были немного старше и пестовали Илина с ранних лет. А он никогда не мог различить их и все время пытался в разговорах обходиться без имен. Илин перехватил топор у обуха. Посмотрев на чистое небо, тяжело вздохнул.

— Так сколько их было? — один из братьев чуть ли не прокричал Илину.

— Было темно и только свет упавших наземь факелов. Наверное, много — в два раза больше нас.

— Вы отпустили их? — все также громко выведывал один из братьев.

— А что нам с ними еще делать. Да эти не воротятся. Эти уж точно не явятся.

Дожидаясь своих ратоборцев, Илин вновь вспомнил овладевшую им в бою лютую злобу. Как она зарождалась в груди, расползалась по телу, затмевала разум. Как едва удавалось сдерживать эту безумную ярость. Чтоб не убить нападавших, не покалечить своих.

Закончив разговор со старым другом, Янгир прошелся вдоль густо растущего просо, подозвал Сивуна. Долгожданное чистое небо, греющее летнее солнце, сухой чистый воздух. Селение на вершине все также выглядело как небесный град. Сменщики, не теряя времени, разбрелись по дубовому лесу и скрылись в зарослях.

— Пойдем.

Илин едва не упал в костер после крепкого шлепка по спине ладони Янгира.

 

 

 

***

 

Все было залито ярким утренним светом. Стоящие стеной курные избы, хоромы княжего двора с высоким крыльцом и дымницей на коньке крыши. Поодаль амбары и пахнущие навозом стайки с длинными жердями загородок. Грозовое небо долго не позволяло наступить рассвету, и жители починка торопились наверстать упущенное время. А вместе с ними и белокожая девушка в сером сарафане принялась разгребать ворох неотложных дел: выгон скотины, уборка двора, заготовка квашни на зиму. Но первым делом — готовка еды для молодого мужа.

Айка заплела рыжую косу, закончила с похлебкой, вышла из поварни. Через переходную избу прошла во двор. Взяв ведра, принялась за чистку скотного двора. Такое ясное летнее солнце показалось первый раз за много дней. Голубая брешь на темном небосводе, как будто по чьему-то желанию, позволила явить свет, напускающий жар. Пропитавшая все влага иссыхала, парила и с мельтешащим крылатым гнусом ходила волнами по воздуху.

Рядом с хозяйкой, не переставая, кружил пепельный полуволк по кличке Клык. Будто хозяин, пес обходил рогатую скотину. Мотал головой, словно вел подсчет своего стада, и уже был готов гнать его на выпас. Он перебирал по сырой земле длинными худыми лапами, мел по траве постоянно опущенным хвостом. Ловя теплый воздух раскрытой зубастой пастью, он присаживался каждый раз, когда хозяйка подолгу задерживалась на одном месте.

Из соседних дворов высыпала ребятня. Шумные дети озорничали, радовались началу светлого дня. Отворяли сараи, подначивая кнутом, выгоняли скотину. Перекликаясь с трелью птиц, их звонкие голоса напоминали ей о незавидной судьбе, о всем заветном и несбыточном.

Из своего детства она помнила только ту кошмарную ночь. Холодеющие, изрезанные шайкой воров тела родичей. Но на горе не было времени, как тогда, так и сейчас. Ей пришлось радеть о младших сестрах, сватать, наконец, присматривать за племянниками. Айка осталась единственной молодухой в починке и была уже готова идти к ворожее за травами. Пока Илин был молод, пока мог обучить всему сыновей. А ей даровать в помощь, да пусть даже и недотепных девчат.

Выгнав скотину из стайки, глядя на чужих помощников, на своих племянников, она с надеждой провела рукой по животу. Называя в уме имена галдящих под ярким солнцем детей, Айка совсем забыла про соседние земли, где лютует власть аггелов. И что этих несмышленышей может ожидать ее судьба: с гибелью родных, покинутым домом, бегством в новые дремучие места.

Отдавая себя полностью Илину, Айка помнила обещания, данные друг другу в первую ночь: помогать не сбиваться, не уходить с пути, завещанного отцами; быть всегда, везде рядом и не давать сомневаться в их единстве; заботиться друг о друге. Молодая рыжеволосая девушка, похоронив, как и Илин, родителей, целиком отдалась своему верному. С тревогой, дожидаясь его с заставы, она теплилась надеждой, что все пройдет и небо навсегда останется таким, как сейчас — чистым.

Чувствуя спиной чей-то взгляд, Айка обернулась — под свирепый лай Клыка, застыла на месте: из прохода со стороны склона вышел Илин, за обух держа топор разбитыми в кровь руками. Не признав его, Клык прыжком ринулся с места. Встав на задние лапы, он в последний момент одумался, взвизгнул и лизнул длинным языком по кровавой шее хозяина.

— Что-то не признал тебя Клык? — Айка, побросав ведра, принялась оттаскивать за загривок пса. Разглядев смирение в волчьих глазах, она, отпустив Клыка, прижалась к Илину. Он выронил топор и обнял хрупкую девушку за худые плечи.

— Не признал меня! — Юнец бросил краткий взгляд на сидящего рядом пса.

— Звери чуют врага. Но на тебя Клык и щенком так рычал, — ласково и успокаивающе проговорила Айка своему любимому и смирно сидящей собаке. — Возьми Клыка с собой в дозор.

— В пылу схватки он может и своих погрызть. Меня-то уж точно.

Молодой ратник после суток дозора бодро говорил и не казался уставшим. Развернувшись полубоком, пряча от глаз любимой перемазанную кровью часть головы, он крепко обнял ее и тихо проговорил:

— Надо уходить... уходить. Уходить за Камень. — Илин еще крепче сдавил плечи Айки. — Там горы не дадут пройти тьме. Пойдем.

Уткнувшись в грудь любимого, Айка ощутила словно каменеющую плоть. Тело стало тверже, а свет вокруг них тусклее.

— Нет. Что там нам неведомо, — ответила Айка, глядя себе под ноги. — Мы даже не знаем, есть ли там зверье в лесах. Какие там пороги на реках, тропы в горах.

— Совет решит! — рявкнул не своим голосом Илин.

Он вздрогнул, услышав его. Аккуратно оттолкнул любимую и замер с открытым ртом. Здоровенная псина с волчьей мордой взвизгнула, поджав хвост к брюху, шмыгнула за амбар. Зашумел ветер. Стремительно потемнело небо, будто и вовсе не было светлого жаркого утра. Быстрые тучи наплыли со всех сторон и кольцом сомкнулись над селеньем. Пятясь назад, Айка разглядела откусанное ухо, — на миг побелевшие глаза любимого.

— Илин, ты видишь меня?

Белесый юнец склонил плечи, опустил голову. Поднимая топор, протяжно выдохнул.

— Я не... Я не знаю, что со мной. Айка!

— Ты просто долго не спал. Это все твои мысли об этом проклятом темном небе. Пойдем. — Трясясь от страха, она взяла его руку и потянула к избе. — Хорошо. Как решит совет. Тебе надо спать. Ты так изведешь себя.

— В груди как-то странно болит.

— Потерпи. Ты сейчас со мной.

Клубился волнами похожий на бушующее море почерневший небосвод. Загудел промеж домов поднявшийся ветер. Детвора из соседних домов, сторонясь Илина, подбежала к Айке и загалдела, предлагая свою помощь с мычащей в стойлах скотиной. Проходя мимо суетливой ребятни, Илин качнулся, бросил взгляд на идущую сзади рыжеволосую жену. Поднялся по короткому крыльцу, отворил низкую дверь и вошел в горницу. Поставив топор у дверей, сел на лавку, зажег масляный светильник на столе и закрыл заслонкой окно. Новая изба еще не успела пропитаться дымом, была светлой, с запахом сосновой смолы. Взметнув взгляд к высокому дымному потолку, потом опустив его на суетливую Айку у невысокой печи, Илин положил руки на стол.

— Резать скотину придется после зимы. Телят только возьмем, — раздался будто не родной голос Илина.

Все еще непохожий сам на себя юноша сидел в напряжении, глубоко дышал и докрасна сжимал кулаки. Айка, едва не выронив ухват, вынула крынку из остывающей печи. Выставила на стол кружку, миску, ложки — все, что было в избе, сладил сам Илин — а сейчас он смотрел на любимую замутненным взглядом и мало походил на себя прежнего.

Курная изба выпускала остаток дыма через волоковые оконца, начала обдавать жаром и осыпать редкими хлопьями сажи. Айка обмахнула стол кистью из ковыля, скрывая тревогу, села напротив Илина. Не отводя с него взгляд, наполнила миску похлебкой. Поставила кадушку с квашней из лебеды.

— Я жду, когда ты в дозоры реже ходить будешь. Когда, наконец, ватажники с дичью из дальних земель воротятся. Помогать по дому надо. Сено запасти. Или опять помощи просить?

— Ничего здесь у нас не будет — сожжем здесь все и уйдем! — еле сдержав крик, Илин прощупал огрызок уха с запекшейся кровью. Черпая ложкой еду, продолжил говорить с набитым ртом. — Да не смотри ты так. Все заживет.

Словно озверелый, он продолжил, как вне себя, поедать пшеничный хлеб и черпаком наложил еще похлебки.

— Все обойдется, милый. Небо станет опять чистым. Вот припомнишь потом мои слова, — дрожащий голос Айки становился все тише.

Измазав лицо, Илин прекратил есть. Поднял над столом руку, крепко сжал ложку. Побелевшими глазами посмотрел на длинное ухватистое топорище и помотал головой. Допил через край миски. Поднялся. Пряча взгляд, подошел и поцеловал жену в щеку. Айка хотела подобрать слова, успокоить идущего к двери Илина. Но, словно окаменев, осталась одна у высокого пламени масляной лампы на заставленном посудой столе.

Илин выбежал из сеней на крыльцо. Грозовое низкое небо затмило день или же поздний вечер. Из темноты двора зарычал Клык, но, почуяв опасность, не осмелился показаться. Борясь с нахлынувшим безумством, юноша вынул из-под ступеней крыльца зеркало — увидев свои почти белые глаза, откинул его в сторону и, едва не упав, помчал вперед. Он бежал мимо пустых дворов со светлыми оконцами изб. Каждое мгновенье сгущало тьму и наполняло тело приливом уже знакомых сил.

Забежав в кузню, Илин чиркнул кресалом на березовый трут, мехами распалил угли горна. Пламя всполохами озаряло открытую кузню под коротким навесом: наковальню, молот с щипцами, заготовку ножа, который Янгир называл совня. Тяжелый клинок со сплюснутой в лист ручкой — работы с ним оставалось немного. Дядька умел все. Сам себе ковал, плотничал, охотился и учил рано осиротевшего пасынка всему, что знал. А лучше всего он владел ратным делом и, не щадя Илина, хотел вырастить из него самого сильного воина.

Забыв о сне, не чувствуя усталости, Илин вспоминал, как ковать этот нож. Переполняемый неведомой силой, он до бела раскалил плоский лист рукояти. Легким молотом скрутил его в трубку и пробил отверстие под гвоздь. Мышцы напряглись, словно уже навсегда, и только боль в груди мешала ему ковать. Легкими ударами он свел лезвие в клин. Ухватившись за ребра и сдержав крик — замер. Бросил на земляной пол клещи с откованной совней.

Разум Илина на миг затих, как угли горна. Откуда-то из синеватой тьмы дворов послышался его же собственный голос. Едва различимый в шуме проливного ливня, он проговаривал то ли заклинание, то ли хотел что-то сказать Илину. На мгновение став громким, он стих, словно и не звучал никогда. Вспоминая слова Янгира, затем Айки, Илин добавил углей и заново распалил горн. Раздув мехами белесое пламя, он швырнул на угли клинок.

Шум ливня, треск горна и уже скрывшая селенье непроглядная тьма. Илин чувствовал, как из нее кто-то безотрывно смотрит в просвет открытой кузни. Наблюдает, как в клубах пара закаляется лезвие, как из жерди он выстругивает древко и насаживает на него рожно. Забив квадратный гвоздь в наконечник готового копья, Илин обхватил крепкое древко руками. Приноравливаясь к длинной рукояти, он махнул по воздуху тяжелым наконечником совни. Так и не разглядев никого во тьме, закидал на горн побольше дров. Едва не дойдя до навеса, пламя осветило крупные капли дождя, пустой двор, покрытый пузырящимися лужами, и почерневшие маленькие оконца изб.

“Она права: я просто давно не спал. — превозмогая боль в груди, Илин сел за точильный круг и попытался не думать об аггелах. — Сам себя довел до этого. Вот и мерещится. И сердце болит”.

Наваждение отступало. Неведомая сила покидала тело вместе с болью под ребрами. Вновь, как и прошлым утром, порывы ветра прогнали непроглядные тучи, образовав просвет. Необычайно крупное солнце ползло в зенит, обдавало жаром, до слез слепило глаза. Заполненные лужами дворы селения казались чужими. Прогреваясь летним солнцем, земля выдохнула паром и исказилась в потоках воздуха. Из стоящих в круг изб снова высыпала ребятня. Из травы поднялся жужжащий гнус. В ярком свете еле угадывались очертания одинокого починка посреди глухих лесов.

Из-за княжьих хором показались Янгир и Сивун. Осыпаемые вопросами мальчуганов, они прошли по слякоти к кузне. Разглядывая третьего дозорного, отогнали детвору и застыли на месте. Усталость нагнала Илина. Он медленно поднял руки, держащие копье, и принялся разглядывать бликующий на длинном древке нож. Губы едва шевелились в попытках что-то поведать. Он вздрогнул, будто пробудившись, никого не замечая рванул с места. Задев плечом дядьку, пряча взор и не выпуская оружие, Илин помчал к своей избе. Пытаясь нагнать его, Янгир и Сивун побежали вслед по размытой дождем тропе.

Всю ночь Айка прождала мужа у раскрытых дверей. А сейчас она в сером сарафане до пят с расплетенными косами томилась у крыльца. Не успев разглядеть подбежавшего к ней Илина, почувствовала, как босые ноги оторвались от земли, и его крепкие руки сдавили в объятьях. Где-то в стороне, беспокоясь за хозяйку, зарычал Клык.

— Обещаю до последнего мгновенья думать о тебе! — зарывшись носом в густые рыжие волосы, Илин, не переставая, шептал на ухо. — Долго во вдовах не ходи — старайся быстрей забыть меня. Я чувствую, все случиться сегодня...

 

 

***

 

За спинами дозорных остался срубленный дюжину лет назад починок с гамом резвящейся детворы, мычанием коров и разговорами о черных небесах. Поросший клевером пологий склон подгонял шаг Сивуна. Рядом, стараясь не проскользнуть и не покатиться, все не замолкал Янгир. Почти забытая жара солнечного утра пробудила холодную мокрую землю. В густом ковре из клевера загудели пчелы, появился назойливый гнус.

Янгир так и не успел просушить стеганый кафтан и, свесив сосновую дубину на плечо, поправил на себе тяжелую одежду. Перебитое горло еще немного хрипело, путая его речь. Он почти не замечал Илина, часто поглядывая на недавно принятого в дозор нескладного иноземца. Прошлым летом Сивун долго бродил по лесу, пока еле живой не вышел к их починку. Он заметно отличался от жившего здесь племени: узкими плечами, большой головой и крупными, навыкат глазами. Давняя вражда, начатая предками, забылась — отступила перед общим врагом. Хоть этих иноземцев стали чаще видеть в лесных краях, но к себе приняли только одного. Забавляя люд своим говором, Сивун стал желанным гостем в каждой избе. Но больше всех к нему тянулась детвора.

— Взгляни, Сивун. Он лучше, чем я, совню отковал. Только одного в ум не возьму, как ты этим копьем орудовать собираешься Мы ж своих не убиваем. Не по нашему это.

Вместе с солнечной дымкой над склоном поднялась мошкара. Облипив бородатое лицо Янгира, она лезла в рот и мешала ему говорить. Илин все молчал, лишь изредка поглядывая на такого же неразговорчивого Сивуна. Иноземец словно чувствовал на себе оценивающий его силы и возможности взгляд. В момент, когда стали различимы трое дозорных в низине, Илин ухватил обеими руками древко копья.

— Убейте меня! Убейте сразу, когда я перестану быть собой. Когда глаза побелеют, а тело заберет аггел! — проорал светловолосый юнец и протянул рукоять копья идущему рядом Янгиру.

— Да что ты несешь, малец. — Дядька с размаху ударил ладонью по свежевыстроганному древку.

— Отбих, головата. Умом пошел Илин, — улыбаясь собственной шутке, Сивун услышал хриплый смех Янгира.

На ходу разглядывая тяжелый клинок, Илин свел брови, стиснул зубы. Словно взбесившийся, снова протянул длинную рукоять своему дядьке.

— Возьми! Надо будет, изруби им мою грудь!

— Отвяжись. Сказал же я тебе, что это не тьма аггелов пришла на наши земли. Бывают такие лета здесь. — На заросшем лице дядьки показалась широкая улыбка. — Правильно сказал Сивун: “умом пошел”, — еле произнес Янгир сквозь хриплый громкий смех.

Не с таким настроем встречали свою смену ночные стражи. Костер уже затухал за спинами усталой троицы. Выстроившись в ряд, они с полузакрытыми веками слегка покачивались. В центре стоял старый сотник Колояр: седой, усохший, в кольчужной рубахе, свисающей в рукавах, с суровым, исполосованным шрамами лицом. По сторонам, как столбы, расположились долговязые близнецы с длинными и тонкими руками.

Подозвав Янгира, седовласый сотник поведал ему о бродивших во тьме леса людях. Что это был не шум дождя и точно не зверье. Дополнив рассказ о ночных ворах, двое не сличимых юношей указали, где в тенистой дубраве слышались звуки шагов. Зевая и потягиваясь, они заторопились домой. Так и не попрощавшись, потянули за собой старого Колояра.

Сивун подкормил заставный костер, рядом разложил сушиться полешки. Вместе с Янгиром и Илином он обошел поле высокого просо и направился к лесу. Молчание, словно предвестие чего-то неотвратимого, пугало нескладного иноземца. Особенно в тот момент, когда они отошли друг от друга на пару дюжин аршин и, не сказав ни слова, вошли вглубь дубравы. В стороне брел Илин с совней в руке. Как будто прощаясь, он бросил короткий взгляд на Сивуна и скрылся в густо растущих дубах.

Каждый дозор начинался с того, что стражи разбредались по округе в поисках следов и осматривали волчьи ямы. Пробираясь по мокрым зарослям, Сивун уже упустил из виду Янгира, но еще слышал тихие шаги Илина. В далеких тенях высоких деревьев мелькнул его тающий силуэт. Сивун не искал следы, не осматривал ямы. Он помнил, где находиться опушка леса, и направлялся прямиком к ней.

Здесь о низкорослом народе Сивуна почти позабыли. Столетие назад его предки, проиграв войну, ушли с этих земель. А там, куда они подались, почернело небо и вынудило их вернуться. Память о нависшей тьме рождала кровавые образы с сотнями аггелов, разрывающих на части ратников. Мольбы и крики людей. Как прямо в бою зарастали раны этих беспощадных бесов.

Только потеряв все, ради чего он жил, Сивун собрал уцелевших и направился на восток, в земли с городами на берегах рек и густыми лесами. Вскоре все, кто был с ним тогда, выбрали свои дороги. Многие ушли за Камень, и только он выжил под вновь почерневшим небом. Тягучая тьма разрасталась с запада — накрывала город за городом. Настигала его. Он снова бежал, но в этот раз один. И, плутая, обессиленный, вышел к селенью у реки в зарослях дубравы. Сивун был последним, кого приняли к себе эти люди. Они считали его за равного, даже пытались сосватать его многодетной вдовице. Янгир обучил владению боевым топором, взял его к себе в дозорные и уже три ночи сидел рядом с ним у заставного костра.

Немного поплутав по густому лесу, Сивун разглядел в просветах опушку леса. Вышел на залитый светом зеленый луг с поросшим малиной оврагом. Запрокинув голову, он остановил взор на почти позабытом круге солнца. Крепко зажмурился. Насладившись утренним жаром, продолжил путь по краю опушки. Проходя вдоль дубняка, Сивун остановился. Прислушался к голосам среди деревьев и не спеша направился к звучащему в ветвях родному говору.

В тени высокого дуба его ожидали пятеро отощалых людей родного племени. В первый же свой дозорный день Сивун наткнулся на этих оставленных Богами мужиков. Они уповали только на свои силы, пытались прокормить свои семьи и выжить в этих густых лесах. В изодранных рубахах, исхудалых поршнях, вооруженные рогатинами и дубинами, эти соплеменники молили тогда его о помощи. Говорили, что Сивун должен вспомнить общих предков, помочь и идти с ними за Камень. Что для жителей починка он навсегда останется очередным басурманином.

— Ничего не выйдет. Надо забыть о нашем договоре, — как только Сивун заговорил с вожаком, тень под дубом стала гуще — поднялся сильный ветер.

— От тебя требовалось всего лишь увести их подальше от поля, — под шелест листвы, вожак выступил вперед и злобно глянул исподлобья.

— Там один юнец троих осилил. Второй — его учитель. Даже против их двоих вам не совладать. Бесноватый тот юнец.

— Ты не желаешь помогать! — злобно прорычал один из укрывшихся в густой тени. — Знай, мы придем ночью, и ты только посмей вмешаться!

Вожак оглянулся, сорвался с места к уже готовому напасть бойцу. Уговорами начал успокаивать свою гудящую стаю. Так и не сумев отговорить соплеменников, Сивун только махнул на них рукой. Не оборачиваясь, направился к дозорному костру. За спиной знакомая речь становилась все тише, и он уже не разбирал, как клянут его отчаявшиеся люди.

Что там, за Камнем, было известно лишь по слухам: еще никто не ходил туда. И шанс выжить в этом кошмаре был выше с русичами, нежели с этими бедолагами.

Темень все быстрее наползала на недавно залитую светом дубраву. Ветер стих, но перекаты черных туч уже закрыли солнце. В конце поросшего малиной оврага Сивун вздрогнул от треска веток и рыка быстро бегущего человека. В далеких просветах он разглядел белобрысого юнца с коротким копьем в руке. Сивун только поправил топор, заткнутый за пояс, и вспомнил о недавней просьбе бесноватого Илина.

За стеной деревьев разнеслись людские крики — не совладав с собой, Сивун попятился по погруженной в полумрак опушке. С трудом удержавшись на ногах, помчал к заставе. И уже каждый новый крик гнал его быстрее прочь от опасности. Он бежал, вспоминая свои прошлые встречи с аггелами. По вскрикам пытался считать оставшихся в живых. Их становилось все меньше, и в последнем он явно услышал свое настоящее имя. За спиной раздался неестественный рык, будто человек уподобился зверю. Сивун вспомнил, как также бежал, как также холодел от ужаса, когда слышал его у себя в родных краях.

Ветер вновь взвыл в макушках дубов. Непрерывно наплывали тучи, все больше превращая день в сумерки. Ноги сами несли под далекий протяжный рык. Сивун уже не плутал. Обегая волчью яму, разглядел в просвете чащи густое поле просо. Вот уже на высоком утесе угадывалось далекое селение. Под хруст валежника пугающий звук за спиной становился все громче и громче. Промеж дубов показался Янгир. Запалив костер, он накинул на него охапку сырой травы. Растратив остаток сил, беглец покинул лес и оказался в режущем глаза дыме.

— Кто там? — Янгир схватил Сивуна за грудки. — Говори, басурманин! — голос старого десятника заглушил нарастающий рык из глубины леса.

— Аггел, — еле вымолвил Сивун.

У края леса затихли шаги преследователя, смолк звероподобный рык. Янгир примотал кожаным ремнем к кисти рукоять пудовой дубины и указал на заткнутый за пояс топор Сивуна. Вспыхнул костер. Мгновенно потемневший небосвод стер последние тени и скрыл в густых зарослях обезумевшего Илина. От стен починка по склону мчала подмога: подпоясываясь на ходу, старый Колояр что-то выкрикивал двум долговязым братьям. Обогнав людей, Клык гнал все быстрей, и первый подоспел к костру. Где его и схватили за шкирку.

— Тише. Спокойно. Вместе с нами пойдешь, — пригнувшись, прохрипел псу на ухо Янгир.

Густая стена деревьев таила в себе застывшее на месте существо. Дозорный костер вспыхнул в полную силу и проявил очертание юнца с совней. Сивун только успел крикнуть ненавистное слово “аггел”, когда, задев его ногу, в чащу помчал серый пес с волчьей мордой.

Клык замедлил бег — прижался к земле. На свет вышел Илин с побелевшим диким взглядом и залитыми кровью рукам. Крики Янгира: “назад”, “ко мне”, только стали командой для зверя не признавшего своего хозяина. Клык оттолкнулся задними лапами, и раскрыв зубастую пасть, вытянулся в струну. Шагнув ему навстречу, Илин махнул совней — разрубил морду и вскрыл горло. Припав на передние лапы, пес вложился в последний прыжок. В полете копье с хрустом пронзило его голову и тушкой отбросило в сторону.

Прикончив серого пса, Илин вытер о траву клинок и выступил к стоящим полукругом пятерым дозорным. Попятившись назад, Сивун ощутил на плече ладонь Янгира. Сотник Колояр полушепотом велел близнецам дать аггелу приблизиться. Еще сильней сгустилась тьма, озарив клочки грязного неба, расползлись молнии. При всполохах костра взгляд Илина был предельно белым. Ускоряя шаг, он прокрутил над головой копье. Выставив перед собой острие, зарычал, как зверь.

Не совладав с собой, близнец вскинул топор — вырвавшись из рук Колояра, широкими шагами помчал на выставленное копье. Сблизившись, рубанул по клинку совни. Рукоять даже не дрогнула в руках молодого беса: вселившаяся нечисть уже пропитала тело и становилась все сильней. Будто по пустому воздуху аггел прочертил наконечником совни угловатый узор — кровь соперника брызнула ему в лицо. Когда изрезанное тело рухнуло к ногам, аггел медленно шагнул к стоящим у костра дозорным.

Обходя по краям, Янгир и Колояр отвлекли внимание: дали возможность атаковать Сивуну и пустившемуся мстить за брата юнцу. Выставив грудь в кольчужной рубахе, Колояр бросился на врага — успев увернуться, получил скользящий удар. Рассыпаясь под острием, железные звенья задержали копье, а Янгир, раскрутив булаву, угодил в голову аггела. Тот, пошатнувшись, отбежал назад, крепче сжал в руке древко копья, свободной рукой ощупал вмятый череп, пустую глазницу и огрызок уха. Пытаясь уловить оставшимся белым глазом идущих на него людей, аггел замотал головой и перехватил оружие обеими руками.

Не найдя в себе смелости, Сивун остался у костра. Он только и наблюдал за тем, как научивший всему Илина Янгир предугадывал боевые движения совней. А с прорезанной грудиной Колояр запрыгнул со спины и повалил аггела наземь. Как, вытянувшись в прыжке, близнец выхватил из рук обуянного Ильина копье. И еще один размашистый удар булавы Янгира.

Плечо демона протрещало сломанными костями. Выгнувшись в спине, он свободной рукой отшвырнул Колояра — вскочил на ноги и придерживая висящую плетью руку, пустился в сторону леса. Раненый сотник Колояр припал на колено. Янгир, тяжело дыша, опустил булаву, из последних сил окликнул и заставил остановиться бежавшего следом близнеца.Только, прижавшись спиной к жару костра, Сивун так и не мог пошевелиться. Он с трудом понимал командные выкрики Янгира. Которые уже точно звучали в его сторону. Когда лес скрыл фигуру аггела за стволами дубов, Ствун вместе со всеми направился к исполосованному телу высокого юнца.

Темно-сизое небо окрасило все в мертвенные цвета: густую осоку под ногами, край леса и бездыханное изрезанное тело. Близнец не решался приблизиться к брату. Глядя на выпотрошенное, окутанное паром нутро, затем, словно в свое отражение с вывалившимся языком, он чаще задышал и с трудом устоял на ногах. Хруст ветвей все еще доносился из дубового леса. Взвалив на плечо дубину, Янгир зашагал на звук по примятой траве.

— С такими увечьями далеко не уйдет! — Дядька Янгир поманил рукой оставшихся стражников и ускорил шаг.

На сей раз Сивун не остался в стороне — получив шлепок по спине от мужика с открытой раной в прорезанной кольчуге, он пошел по следу аггела. Замыкал ватагу худощавый близнец, который все никак не мог прийти в себя. Пробираясь сквозь тенистый сумрак леса, Янгир приостановился. Дождался остальных.

— Кое-где в следах видна кровь — он еще человек. Илин может вернуться?! — Янгир указал булавой на еле заметные в полутьме капли на сломах валежника.

— Аггел още не овладял наплно тялом. Но аггел убие нас всех. Убие! — Сивун еще не успел забыть свою первую встречу с этим существом и хорошо понимал, что следует ждать от охоты на подранка аггела.

— Он теряет силы: следы начинают петлять. — Янгир отвлекся от надломленных ветвей, изучил взглядом рану на груди Колояра. Подошел к нему и приобнял за опущенные плечи. — Останься. Иди за помощью в починок. Он слаб, и мы сдюжим. Иди же.

Оставив обессиленного Колояра позади, Янгир снова возглавил охоту на охваченного бесом племянника. Только на этот раз в хвосте плелся нескладного телосложения Сивун. Прижав к груди топор, он еле поспевал своими мелкими шажками. Следы бесноватого напрямую вели к урочищу Низинных болот и уже подходили к краю леса. Где и начинались земли падшего под силой тьмы княжества. Земли с низкими взгорками, хвойными околками и топкими болотами в низинах. Власть аггелов еще не дошла до безлюдной части бывшего северного княжества. До града, кишащего аггелами, было десять дней пути, и нагнать на открытой местности покалеченного дубиной беса не представлялось сложным.

На ходу Сивун прикрыл глаза и в красках вспомнил о встрече с таким же обращенным. Как в его родном селении появилась эта тварь. Как руками разрывалась человеческая плоть. Как отрывались конечности и красным кропились стены домов.

Удары грома звучали совсем близко. Молнии все чаще озаряли лесную тропу, по которой уже начал стелиться моросящий дождь. Сивун вышел из чащи на поросшее бурьяном поле. Заприметив кого-то на пригорке, Янгир уже пустился в бег. Следом и долговязый юнец. Желая остаться в этом племени, Сивун помчал изо всех сил на подмогу. Они ушли не далеко, остановились у елового околка и оба вглядывались в заросли высокого зеленого бурьяна.

— Он путает следы... они обрываются... — перебитое горло Янгира вновь захрипело. Он припал на колено и сложил руки с булавой в густую траву. — Я... Мне нужно немного. Я только отдышусь.

Долговязый молодец перехватил топор, застыл наготове. Небо стало предельно темным. Сивун с трудом мог глядеть сквозь густую сизую хмарь, но чувствовал, как надвигается невидимой тенью аггел. Еще мгновение, и он начал слышать тяжелые шаги со стороны молодого леска.

— Он здесь! — провопил юнец.

Янгир встал на ноги и тут же повалился навзничь от удара ноги. Изувеченное тело Илина в диком прыжке вырвалось из мрака и оказалось рядом с Сивуном. Проломленная голова с уцелевшим белым глазом, весящая плетью рука. Быстрые, нечеловеческие движения. Аггел дернулся к уцелевшему близнецу — под хруст дробящейся челюсти нанес удар кулаком.

Разъяренный бес со вздымающейся грудью, два лежащих в траве стражника. Сивун вздрогнул, когда искалеченное тело Илина направилось к нему. Сердце отозвалось ударами в каждой части тела, дыхание перехватил страх. Сивун протянул на раскрытых ладонях боевой топор. Вручив оружие, он мгновенно получил удар стопы в грудь, как и Янгир, повалился навзничь.

По телу Сивуна прошла волна дрожи. С трудом приподнявшись на локтях, он как и у заставного костра, мог только наблюдать за тем, как аггел уцелевшей рукой размахивал топором и шел к поднявшемуся на ноги Янгиру. Едва не попав под рубящие удары, дядька шагнул в сторону и, замахнувшись из-за спины, ударил булавой. Успев подставить изувеченную руку, аггел окончательно превратил ее в мясной отросток. Янгир пригнулся. Рубанув по воздуху, бесноватый прокрутился на месте и получил деревянной булавой промеж лопаток.

Обучив своего племянника ратному делу, Янгир предугадывал каждый выпад однорукого аггела, понемногу отходил назад, выжидая момент для атаки. Вселившаяся тварь двигалась как Илин, но намного быстрее. Аггел замирал на короткие мгновения и тряс головой. В траве силился подняться очнувшийся долговязый юнец с переломанной челюстью. Отвлекающий мах топора перед лицом Янгира и неожиданный удар ноги в грудь. На этот раз тело дядьки обмякло и мешком повалилось в мокрую траву.

Все осветилось заревом молний под оглушающий гром. Моросящий дождь сменился мерцающим ливнем. Аггел становился сильнее. Он отбросил топор, приблизился к еле живому юнцу. Схватив его за руку, как тряпичное чучело, закинул длинное тело за спину и поволок в сторону леска.

 

 

***

 

Твердая поступь по скользкой траве. Волочащееся за спиной тело двуногого. Хлынувшая с почерневшего неба вода пропитала холщовую рубаху, и та облепила раздробленную от удара булавы руку. Свисающая плетью у колена, она начала постепенно восстанавливаться, подергиваясь в натянутых мышцах, стала оживать.

Явившийся бес не мог полностью осознать происходящее: настолько этот мир отличался от первичного. Он не мог принять все те чувства, что давала эта крохотная дышащая оболочка. Все было уменьшено до ничтожной крупицы в этом небольшом и липком мире. Аггел ощущал угасающее тепло захваченного вместилища, увечья, мешающие тащить добычу и идти сквозь стену ливня к раскидистым черным елям. Вмятая половина головы заполнялась водой. Новый глаз только зародился в глубине черепа, второй с трудом увидел, как занятая оболочка вошла под густые хвойные ветви.

Сквозь ливень и затихающий гром он еще слышал звучащий вдогонку голос трусливого существа по кличке Сивун. Тот, который предал своих в последней битве. Скрывшись в зарослях леска, аггел швырнул тело худого двуногого на спину. Трясущаяся голова со свисающей до плеча раздробленной челюстью, полузакрытые глаза, глубокие вдохи — двуногий кивал, пытаясь хоть немного приподняться. Проскользнув руками на гнилых иголках, обессилено рухнул. Его округлившиеся глаза уставились на надвигающееся тело Илина с вселившимся бесом.

Аггел опустился на колени рядом с жертвой. Заняв оболочку, он уже овладел мыслями двуногого, знавшего себя как молодой и сильный воин Илин. Аггел еще слышал его голос в пробитом черепе, понимал речь захваченного существа, но не обращал на это никакого внимания. Он сжал кулак уцелевшей руки, взметнул над распластанным телом и ударил в ребра. Двуногий дернулся в сторону, пытаясь уйти от все сильней бьющего в цель кулака.

Промятая грудина, дрожащие конечности — утихающий взор молодого двуногого следил за тем, как аггел разорвал плоть и проник пальцами к сердцу. Бьющееся в стиснутой ладони, оно заливало кровью руку охваченного бесом юнца. Он поднес живую алую плоть к вмятому лицу — челюсть сомкнулась, зубы вцепились, оторвав большой кусок. Тщательно пережевывая, молодой аггел, не отрываясь, изучал одним глазом неподвижную жертву.

Проглотив все кроваво-красные части, ощутив движение в локте перебитой руки, он встал в полный рост и окровавленной ладонью прощупал быстро зарастающую вмятину черепа. Естество аггела постепенно заполняло тело — уверенно наполняло силой. Став более крепким, двинулось к просвету чащи.

Уцелевший глаз стал видеть намного лучше: разорванная туша двуногого, последние раскидистые еловые ветви, вспышки молний, заливаемый водой склон. Над зарослями бурьяна сквозь льющийся ливень показались силуэты выживших двуногих. Они явно заметили его, но не решались двинуться. Да и уже не могли причинить вред набирающему силу аггелу.

Странная незнакомая сила давила к скользкому склону, замедляла шаг по пологому взгорку. Этот мир непрерывно давил к своей поверхности, липко тянулся, в том, что двуногие называли время.

Впереди, за болотными урочищами, грядами полей находились стены Виргарда. Где сотни таких же, как он, могли помочь. Град, где еще одному воину темного князя всегда были рады.

Оболочка резко потеряла силу. Скользящие шаги на мгновенье остановились — в голове возник разум двуногого.

— Я Илин! Это моя жизнь! — дернувшись, перебитая рука ударила в грудь, ноги шагнули к оставшимся в живых Сивуну и Янгиру.

Овладев телом, Илин ощутил убивающие его увечья. Меркнущий взгляд пробитой головы, раздробленные в крошево кости: нестерпимая боль теснила сознание Илина и возвращала в умирающую плоть внеземное естество. Хотелось кричать, но он уже покидал свое тело.

Изломанная рука вновь могла двигаться. Мысли аггела снова были главными. Захватчик более точно начал изучать прожитую жизнь двуногого. Выбирая из ненужных воспоминаний необходимые знания, он остановился на последних прожитых месяцах. Насчитав еще с десяток воинов, которые могли прийти на помощь из селенья, аггел взглянул на наблюдающих со стороны Янгира и трусливого Сивуна. Вспоминая то, как он наблюдал из своего мира за возней этих существ, видел, как двуногие убивали вновь обращенных, аггел понимал, что ушел далеко и уже почти восстановил поломанную оболочку. Но времени на этих жалких двоих уже не было, и аггел вновь зашагал вверх по склону.

Ливень переходил в поток, омывающий ноги. Вершину холма озаряли вспышки молний. Сквозь шум воды и раскаты грома за спиной послышался чавкающий лошадиный топот. Увязая копытами в мокрой траве, она медленно нагоняла аггела.

Нет, не воин из селенья был в седле, а щуплая рыжая жена двуногого. Преградив путь она остановилась и спрыгнула с лошади. Подойдя ближе, протянула трясущуюся руку, провела по белым волосам уцелевшей части головы. Взглянула на свисающую плетью руку.

— Это ты? Илин?

Не обратив внимание на ее слова и не тронув слабое существо, аггел взобрался на лошадь и вновь услышал тонкий голос:

— Я не оставлю тебя. Если будет нужно, буду служить тебе!

В пробитой голове снова зазвучал голос захваченного разума. Аггел едва не потерял контроль над телом — едва не вывалился из седла, когда жена двуногого вцепилась ему в спину. Она забралась на лошадь, села сзади и обхватила плечи.

— Мне все равно, где буду я. Но я буду с тобой!

Аггел взглянул на вершину взгорка. Взяв обеими руками удила, погнал лошадь вперед.