Уецкэйотл знал свою участь. Стоя лицом к лицу со смертью, он желал лишь одного — признания.

 

Он же и первым пробудился из зимней спячки. Потянулся, покрутил головой в стороны и нашел пару приоткрытых хитрых глаз. В пещеру едва просачивался блеклый луч лунного света.

— И давно ты так? — Уецкэйотл застал брата врасплох. — Кто все-таки первее?

— Ты, ты. — прошептал Куикстли. — Не хочу лететь на охоту с отцом.

— Отец еще спит. А я снова видел тот сон. Нет... я словно был его частью.

— Опять ты за свое... — вздохнул Куикстли, предвкушая нудную речь старшего брата.

— Вторую зиму я вижу этот чудесный мир, он не похож на наш. Я должен сказать отцу. Больше я не буду никого убивать.

— Что ты должен сказать? — грозный голос вождя серокрылых заставил младшего поежиться. Куикстли посмотрел в сторону, делая вид что разглядывает стены пещеры.

Уецкэйотл осторожно перебрался через собратьев, приблизился к отцу и смело заглянул ему в глаза:

— Я видел иную жизнь, отец. Там все живут в мире под искрящимися лучами солнца и...

— Хочешь омрачить мое пробуждение? — нахмурился вождь.

— Ты мог бы попробовать договориться с...

— Наши предки веками делили пещеру с белокрылыми и это враждебное племя. Мира не будет.

— А как же...

— Хочешь оскорбить память предков? — заскрежетал зубами вождь. Серокрылые начали просыпаться.

— Конечно же нет... — опустил взгляд Уецкэйотл. Десятки сверкающих пар глаз не позволили ему продолжить. Но он все еще питал надежду, что отец прислушается.

— Ты летишь на охоту со мной.

— Как скажешь...

Уецкэйотл уважал вождя своего племени. Хоть отец и не обучал его никаким умениям. Только охоте и преданию дальних предков. Серокрылые несколько сотен поколений выходили на охоту только ночью, остальное время жили в темных пещерах под тусклым лунным светом. Стоило хоть одной особи ослушаться вождя и покинуть пределы пещеры днем — несчастный сгорал от солнечных лучей. Это отличалось от ежегодного жертвоприношения добровольного сожжения. Один из племени рукокрылых под песнь шаманов должен был сгореть дотла в дневное время, рассыпаясь в прах для поднесения Богам за жизнь, пищу и покой. Серокрылые питались кровью животных и отличались от племени белокрылых тем, что убивали своих жертв. Этого Уецкэйотл не желал больше всего на свете.

— Отец, ты ведь не прислушался к моим словам?

— Помолчи, мальчишка. Ты ничего не знаешь о нашем предназначении. О предках!

Они летели в ночном мраке среди сухих ветвистых деревьев, разыскивая укромные жилища птиц. На земле только-только начали сходить сугробы. В это время рукокрылые больше всего нуждались в пище, выходя из спячки.

— Мне показали иную жизнь. Мы могли бы жить как белокрылые. — Уецкэйотл ничуть не пожалел о сказанном, хоть и ожидал агрессивную реакцию. Но вождь промолчал. Он наконец вцепился в добычу.

Испив крови Уецкэйотл чувствовал сытость, но эта пища словно прожигала его изнутри. А скорбь по очередной жертве терзала душу. Что он может? Всего лишь один из племени. Оставался только один вариант закончить кровопролития.

— Я принесу себя завтра в жертву Богам. Ты получишь мой прах, отец. — уверенно сказал Уецкэйотл, широко размахивая крыльями. Он ожидал гордости и признания, но вождь лишь кивнул:

— Обязательно принесешь. Это не обсуждается. И осыплется с тебя золотой прах.

Больше бессмысленных слов о лучшей жизни сына, вождь ненавидел только враждебное племя. И когда вождь заметил белокрылых на своей земле, он пришел в ярость.

— Смотри кто это!

— Показалось наверное. — Уецкэйотл пытался избежать конфликта, увидев вдалеке двух белых особей.

— Лови чужаков! — вскипел вождь. — Докажи свое право называться моим сыном!

Уецкэйотл увидел шанс получить отцовское признание. Он лавировал между сухими ветками, не сводя глаз с двух целей, летящих прочь. Много лет племя белокрылых считалось враждебным из-за белоснежного покрова и красных глаз. По древним легендам они питались кровью своих сородичей, убивая их и заселяя чужие территории. В настоящем же времени, никто не видел, чем же на самом деле питаются белокрылые. Поэтому Уецкэйотл их не боялся.

Нацелившись на более мелкую особь впереди, он ускорился и схватил свою добычу, подобно тому, как это сделал отец ранее. Он закрыл белую тушку крыльями и устремился вниз. Как только до земли оставалось пару сантиметров, Уецкэйотл распахнул крылья, позволив белокрылой приземлиться самой.

Неуклюже упав на землю, белокрылая метнула взгляд на напавшего и подползла ближе.

— Это ты!

— Моя дорогая Амейалли, — восторженно вздохнул Уецкэйотл. — Не думала же ты, что я не узнаю тебя в бледном лике луны?

— Как рада я вновь увидеть тебя, идем скорее, нас увидят.

Пара тихо проползла до ствола дерева и скрылась в узкой прощелине.

— Не боишься за своего дядю? Я видел у него что-то с крылом. Боюсь, что отец ему навредит.

— Ты невероятно милосерден для серокрылого, — хихикнула Амейалли, подлезая под крыло возлюбленного. — Все будет в порядке, я уверена. Что насчет тебя? Мы так давно не виделись, когда ты пробудился?

— Недавно. Мне снова снился тот сон, где мы жили на одной земле. В мире. И... рассказал отцу.

— Удивлена что не поплатился жизнью... — усмехнулась белокрылая.

— Наверное скоро придется. — грустно вздохнул Уецкэйотл. — Я пообещал принести себя в жертву Богам завтра днем.

— Что!? Нет!

— Я понимаю, моя дорогая Амейалли. Я бы прожил жизнь с тобой не зная бед, но в таком случае мне проречена смерть от руки вождя.

— Как же так...

— Не расстраивайся, любимая. Мы обязательно встретимся в ином мире. Я дождусь тебя.

— Быть может если ты всем расскажешь об этих снах, все поменяется. Уверена в этом.

— Я попробую. Отец надеется, что я осыплюсь в золотой прах.

— Тот, что бывает раз в сто лет? Не верю я в светлые души рукокрылых. Мы ведь приносим только вред.

— Вы хотя бы не убиваете добычу, как это делает мой отец. — нахмурился Уецкэйотл. — И делает он это не из-за голода, а из-за самого удовольствия в смертном грехе.

— Тогда он бы точно не осыпался в золотой прах.

— По преданиям золотой прах не из-за светлой души, а из-за жертвенности и преданности. Я тоже не верю в это, лишь глупец отдаст свою жизнь в никуда.

— Так не будь глупцом. — Амейалли едва не заплакала. — Мне без тебя все будет в тягость.

— Я понимаю, любовь моя. Но мне в тягость жизнь убийцы. И не буду я убегать как трус, ты будешь мной гордиться.

— Я горжусь тобой, горжусь. — Амейалли все же не удержала слезу.

— Мне пора идти. — тяжело выдохнул Уецкэйотл, крепко сжав в объятиях белокрылую. — Сегодня мы еще увидимся, отец пошлет нас с Куикстли за водой.

— Тогда буду ждать тебя у реки. До встречи.

Уецкэйотл выполз из прощелины и вскарабкался по стволу вверх. Оттолкнувшись, он полетел на поиски вождя.

— Отец, где ты?

Уецкэйотл долго кружил над ветками деревьев, пока не увидел подвешенную тушку белокрылого на сучке. С ужасом он подлетел ближе и прислонился к груди поверженного. Сердцебиение утихло навсегда.

— Где ты был? — рявкнул за спиной вождь. Уецкэйотл испуганно вздрогнул, медленно поворачиваясь назад.

— Что случилось?

— Первый белокрылый уничтожен. — победно оскалился вождь серокрылых, гордо подняв голову. — Осталось не так много. Знать бы где они скрываются.

Серокрылого младшего это шокировало. Отец никогда еще не проявлял столь ужасающую жестокость.

— Ты... ты его... убил? — голос Уецкэйотла задрожал. — Своего ближнего сородича?

— Они убивали нас стаями! Разграбляли наши земли!

— Это только по повериям! Белокрылые мирные создания! Они никого не убивают и живут в мире!

— Откуда ты это знаешь!? — вождь схватил сына за горло и прижал к стволу дерева. Оказавшись совсем рядом с падшим белокрылым, Уецкэйотлу стало дурно. — Где вторая?

— Я не знаю... — хрипло ответил он. Вождь ослабил хватку. — Я пытался догнать, но она оказалась очень быстра.

— Откуда ты знаешь о их жизни? Где они прячутся?

— Я ничего не знаю. Это... из снов.

— Опять за свое... — вождь покачал головой и резко взмахнув крыльями, скрылся в ночном мраке.

Уецкэйотл отдышался, склонился над тушкой белокрылого и прошептал:

— Мне очень жаль. Я уверен, когда-нибудь мы будем жить в мире.

Он постоял еще немного над белокрылым, осторожно снял его с сучка и, спустив с дерева, предал его земле. Долгих усилий ему стоило выкопать из промерзшей земли яму, но это меньшее что он мог сделать для упокоя невинной души. Уецкэйотл присыпал снегом горку и положил несколько веточек сверху.

— Желаю вашей душе переродиться. — приклонил голову Уецкэйотл и полетел в свои окрестности.

Серокрылые заняли пещеру на окраине негустого леса. Крутые стены, вытесанные временем, поднимались высоко, создавая округлый сумрачный свод в объятиях ночи. Узкий вход обрамляли извивающиеся сухие корни деревьев, словно цепкая пасть, что отгоняла непрошенных гостей. В глубине пещеры, куда свет не смел заглянуть, обитали серокрылые. Притаились в трещинах камней вниз головой, готовясь к ночному полету. Тихий шорох крыльев, похожий на мягкий шепот, заполнил пространство пещеры. Серокрылые просыпались.

— Братец, ты здесь! — радостно поприветствовал Куикстли. — Я уж думал с тобой что-что произошло, отец вернулся один и злющий такой... я не стал его спрашивать. Где ты был?

— После охоты мы столкнулись с белокрылыми.

— Ого, они хоть успели улететь? Отец был в ярости?

— Эта самая ярость породила жестокого монстра. — грустно вздохнул Уецкэйотл, склонился над головой брата и почти шепотом прошипел: «Он убийца»

— Это не секрет, он всегда убивает своих жертв. Я думал, ты смирился в конце концов.

— Ты не понял. Он убил дядю Амейалли. И повесил его как трофей на дереве.

Уецкэйотл думал, это шокирует пугливого братца, но тот не спешил разбрасываться горестными эмоциями.

— Вот как значит. Ну, я знал, что это может произойти.

— Что с тобой, Куикстли? Он убил твоего сородича! Они такие же как мы!

— Мне жаль. Но что ты ожидал от вождя? Мне казалось, ты в глубине души знал, на что он способен.

— Я ожидал большего от тебя. В глубине души я думал, что ты более эмпатичный.

— Я уже давно понял, если буду таким — буду слабым. И отец это почует. Лучше так.

— Но ты должен быть таким какой есть.

— Да? — нахмурился Куикстли. — И мне нужно перечить отцу, держать в любовницах врага и оплакивать их же? Может это наследственное или просто мое сердце зачерствело, но я не чувствую сожаления.

— Сердце зачерствело!

— И мне не стыдно за это. — Куикстли улетел подальше.

Уецкэйотл долго думал почему младший брат, пугливый и осмотрительный, стал больше походить на отца. Куикстли и сам боялся летать на охоту, добивать своих жертв, но все же делал это. В последнее время, наверное, с большим желанием. Младший брат любил ветреную погоду и скалистые местности, он всегда изучал что-то новое и делился своими мыслями. Когда Куикстли проснулся в прошлый раз после долгой спячки, он с изумлением слушал о необычных снах старшего брата, расспрашивал о природе. А теперь подобен сотворившему его, не только внешне. Куикстли стал безразличным, за что больше всего переживал Уецкэйотл, ведь тот доверил ему самое сокровенное — знакомство с Амейалли и громкие слова о лучшей жизни.

— Извини. — Куикстли сдался. — Я просто не хочу идти против воли отца.

— Закрывая при этом глаза на свои принципы? Вспомни чему учила нас мать, что говорил тебе я.

— Я знаю, но...

— Я ни за что не пойду против тебя, брат. Как и обещал, защищу от всего, что тебя страшит.

— Знаю. Спасибо. Отец послал меня за водой.

— Что? — забеспокоился Уецкэйотл. — Я ведь должен был лететь. — он нашел глазами вождя. — Отец, я полечу вместо него!

Громкий писк разнесся по всей пещере. Серокрылые притаились.

— Слушайте все! — ноздри вождя раздувались от ярости. — Уецкэйотл помогает белокрылым! Он хочет быть как они! Он предатель нашего племени.

Серокрылые возмущенно шептались, не принимая ужасную правду.

— За что ты так со мной? — нахмурился Уецкэйотл и обратился к племени. — Есть иной мир! Вы даже представить себе...

Он не успел договорить, отец молниеносно подлетел, вцепившись ему в горло:

— Ты никуда не полетишь. И завтра исполнишь свой долг. С позором.

— Что может быть лучше. — презренно посмотрел ему в глаза Уецкэйотл, вырываясь из цепких лап. — Им лучше не знать какой ты... безжалостный.

— Я все сказал. — прошипел вождь.

Уецкэйотл не стал смотреть в глаза серокрылым, улетев прочь из пещеры в темный лес. Несколько минут, что он летел до реки, думал о своем предназначении и любви.

— Уецкэйотл! — Амейалли не заставила долго ждать. — Тебе нельзя здесь быть!

— Что? Почему?

Белокрылая суетливо осмотрелась по сторонам и полетела в сторону деревьев.

— Что случилось? — Уецкэйотл последовал следом. Они скрылись за поваленным деревом меж сухих заснеженных ветвей. — Объясни же!

— Я думала ты больше никогда здесь не появишься... — обеспокоенно всхлипнула Амейалли. — Видела что твой отец сделал с дядей... и что ты сделал для него. За это я очень тебе благодарна, сама бы я не справилась. Да и своим сказала, что он улетел навсегда... по сути так оно и есть... но...

— Мой отец убийца! Он стал жестоким и ему совершенно плевать на чужие жизни! Я ненавижу его! — разозлился Уецкэйотл а затем вдруг опомнился. — Постой, ты сказала видела меня?

— Я хотела подойти, но за тобой следил отец с верхних ветвей. Его взгляд был таким уничижительным, таким яростным... я просто побоялась что он заметит меня.

— И правильно сделала! Обещай мне что никогда не попадешься ему в лапы. Никогда! Даже если он будет угрожать мне или кому-либо еще, ты должна спасать свою жизнь.

— Давай улетим, прошу тебя... это лучше, чем смерть, останься со мной!

— Так и сделаем. — внезапно согласился серокрылый. — Мой народ уже не убедить и делать мне здесь больше нечего. Но у меня есть еще одно небольшое дело. — он оглянулся, присматриваясь к деревьям. — Где-то там вдоль реки есть каменный завал, там покоится моя матушка.

— Конечно, попрощайся с кем нужно. Я тоже скажу родным, они меня поймут. Мы ведь... — Амейалли грустно выдохнула. — Никогда больше сюда не вернемся?

Уецкэйотл молча кивнул.

— Все было бы проще, если вождь серокрылых исполнил свой долг.

— Этого не будет. Он труслив и любит контроль над всем, что его окружает. К сожалению, нет никого, кто бы мог ему противостоять. За ним пойдет племя, он расправится с каждым, даже со мной, родным сыном.

— Я точно не могу с тобой лететь?

— Сейчас нет, моя дорогая. Это слишком опасно. Я уверен, отец меня уже подозревает. Встретимся здесь, да? — Уецкэйотл мягко улыбнулся. Амейалли хотела подойти ближе, но он широко взмахнул крыльями и устремился вверх. — Теперь точно будет повод вернуться!

В прошлом году, когда сошли снега и проснулась природа, жена вождя, сильная духом Чимальма побуждала племя сплотиться и встать против врагов своих. Отвоевать их земли и изучить неизведанные территории до следующей спячки. Встретившись лицом к лицу с белокрылым вождем, Чимальма поняла, что их племя не опасно и вдохновилась иным взглядом на жизнь ночных хищников. Желание узнать больше о своих возможностях сблизило ее с врагом, о чем прознал вождь серокрылых. Ярость его была всепоглощающей и Чимальма решилась принести себя в жертву вместе с белокрылым. Сплетаясь друг с другом, влюбленные враги средь бела дня истлели дотла, оставив после себя лишь прах. Золотой. И несмотря на предательство целого племени Чимальму прозвали благословенной за столь редкое явление.

Золотой прах рассыпали по берегу вдоль реки и заложили камнями из пещеры серокрылых.

Каждый раз пролетая над устланной камнями дорожкой, Уецкэйотл чувствовал щемящую грусть на сердце, но и гордость за хоть небольшое, но противостояние убеждениям вождя серокрылых. Чимальма хотела перемирия с враждебным кланом и что более возмутимо — обуздать внутреннего хищника. Уецкэйотл перенял эту невыносимо-покровительскую натуру от матери. Она учила их с Куикстли добиваться своего любой ценой, твердила что выход есть всегда, даже если страшно, даже если потребуется жертва. Уецкэйотл был готов принести любую жертву.

Тучи сгустились, погода разразилась неожиданным обильным снегопадом. Уецкэйотл медленно осел на землю, подобно снежинке:

— Все еще плачешь, матушка? Не стоит. Я в порядке, только вот не место мне на этих землях. Ты не смогла, значит и мне не по силам убедить наше племя. И его. Он зверь в чистом воплощении, он проклятие этих земель. Ты же видела, что он сделал?

Уецкэйотл лег на землю и неуклюже по-пластунски добрался до камней, положив на них голову:

— Ты всегда говорила нам идти до конца. Но Куикстли, конечно, выбрал путь не из легких. Отец задурил ему голову мнимой вседозволенностью, не понимая, что сам в тисках. Как же все сложно... но я решил.

Уецкэйотл услышал позади шорох, но не успел оглянуться, в его голову ударилось что-то весомое. Веки мгновенно закрылись, но разум еще пару секунд слышал надвигающийся шорох. Ближе. Ближе. Громче. И наступил еще больший мрак.

 

Очнулся Уецкэйотл с тяжестью и звоном в голове, медленно моргая и осматриваясь. Он лежал на ледяной земле в пещере со связанными крыльями. Яркий солнечный свет как мощный луч прожектора освещал землю всего в паре метров от серокрылого. К его горлу подступила неодолимая жажда и он перевернулся на другой бок, пытаясь вырваться. В глубине пещеры Уецкэйотл увидел мутный силуэт, похожий на небольшой рыхлый сугроб. Внезапно напал безумный страх. С каждой секундой что Уецкэйотл полз по заледенелой земле, мучительно царапая кожу, узнавал очертания белого свертка и спешил вперед, извиваясь как неповоротливый червяк. Зубы стучали толи от холода, толи от страха, а горло иссохло от жажды.

— Амейалли! Это ты?

Уецкэйотл добрался до свернутой как бутон подснежника белой тушки. Это была несомненно его Амейалли, обездвиженная и безмолвная. Уецкэйотл положил голову на шею возлюбленной, ее покров казался ледянее земли, а пульс едва бился.

— Вы видели все сами! — громким эхом раздалось в пещере. Уецкэйотл вздрогнул, всматриваясь в скалистые стены. Соплеменники презренно наблюдали за каждым движением предателя. Страх Уецкэйотла мгновенно перерос в гнев:

— Где ты, отец? Покажись!

Вождь серокрылых скрывался в тени, как было всегда.

— Ты трус! Только прячешься за спинами своего племени, но сам не сделал ничего стоящего, о чем твердишь всем!

— Ничего стоящего? — вождь наконец подал голос. — Держите его.

Серокрылые схватили Уецкэйотла и оттащили от возлюбленной.

— Что ты с ней сделал!? — Уецкэйотл задыхался от ярости.

— Важно не то, что я сделал, — вождь подлетел ближе к поверженной белокрылой, склонился над ее телом и схватил за шею. — А что собираюсь.

— Не смей! — закричал Уецкэйотл, вырываясь.

— Их кровь мне противна. — заявил вождь. — Но есть доброволец, который с удовольствием бы испил этой скверной жидкости.

Уецкэйотл с ужасом наблюдал как из темноты стремительно вылетел Куикстли, сделал несколько кругов вокруг жертвы и хищно набросился на белокрылую, впиваясь в шею.

— Нет! Куикстли, остановись! Как ты можешь лишать своего сородича жизни!

— Они нам не сородичи! — грозно рявкнул вождь. — Твоя участь будет пострашнее ее неминуемой смерти.

Уецкэйотл вырывался как мог, бушующий в нем гнев мешал говорить, но он находил силы для борьбы:

— Посмотрите же, собратья! Ему не ценны ваши жизни! Он жестокий убийца! Он убил белокрылого! Что ему мешает отнять и ваши жизни? Что мешает совершить очередное злодеяние? Изгоните его и будет вам мир!

— Сын мой! — обратился вождь к Куикстли. — Соверши же правосудие!

Куикстли оторвался от добычи, облизывая окровавленные клыки. Он ненавистно посмотрел вперед и потащил тушку Амейалли к свету.

— Нет! — Уецкэйотл отчаянно боролся из последних сил. — Не делай этого! Прошу!

Внезапно младший брат оставил жертву и рывком бросился к новой цели. От свирепого взгляда нападавшего, серокрылые расступились. Широкие крылья Куикстли словно цепкий капкан схватили старшего брата. Без доли сомнения хищник вцепился в горло новой жертвы.

Серокрылые с паническим страхом наблюдали как их соплеменник жадно пил кровь из собственного брата. Они не осмеливались подступить ближе или улететь прочь. Как каменные статуи они застыли в безмолвии.

— Так будет со всеми, кто ослушается! — крикнул вождь. — Так будет со всеми, кто пойдет против предков!

Когда кровопийца оторвался от трапезы и посмотрел на соплеменников, те с ужасом начали пятиться назад. Куикстли расцепил крылья и вывалил бездвижного брата на землю. Уецкэйотл пал в нескольких метрах от возлюбленной.

— Я завершу ритуал. — монотонно заявил Куикстли, потащив тушку серокрылого к свету. — Ты будешь горд мной, отец.

— О, я уже горд, сын мой! — величественно ответил вождь.

Когда до яркого луча света оставались считанные метры, серокрылые кинулись на защиту Уецкэйотла. Несколько десятков из племени устремились вперед, даже если это означало их погибель. Лучше смерть, чем неведенье.

Неожиданно для всех в воздух вспорхнула Амейалли, устремляясь к свету. А за ней и Уецкэйотл. Сплетаясь воедино и закрывая друг друга крыльями, они влетели прямо под ослепительный луч.

 

Уецкэйотл знал свою участь. Стоя лицом к лицу со смертью, он желал лишь одного — признания. Племя встало на его защиту, а это означало лишь то, что его жертва была не напрасна. Уецкэйотл почувствовал истинную свободу.

— Слушай, — пронеслось у него в голове. — Это не то, чем кажется. Лежи и не двигайся. — голос Куикстли стал беспокойным. — Амейалли жива и, кажется, я знаю, что вам нужно сделать. Вспомни что было с нашей матушкой и белокрылым. Амейалли сказала, что сильная любовь и есть благословение. Вы вдвоем обретете покой, но тогда мы не увидимся. Тоскливо, конечно, будет без тебя. Но и без любви жизнь в муках. Благодарю тебя за то, что открыл мне глаза на иную жизнь. Я обязательно сплочу племя и как только они встанут на твою защиту — лети и не оглядывайся. Будь счастлив, брат.

 

Уецкэйотл обрел покой. Соединившись с Амейалли они соединились навеки, осыпаясь в золотой прах.