Ноги беглеца - его последняя надежда уйти от погони. Преследователи нагоняют его, и более не остаётся сил, чтоб бежать. Лесная тропка выводит его на берег крохотной речушки, чьи тихие воды хранят в себе древний секрет. Беглецу придётся разгадать его или же столкнуться с теми, кто идёт по его следу

 

Ноги беглеца — его жизнь, поэтому Аккалай изо всех сил отталкивался от земли, стараясь увеличить дистанцию между собой и оставшимися на лесной поляне членами банды, из которой он теперь был навечно исключён. Кто бы мог подумать, что дело примет такой скверный поворот? Ещё три дня назад Краснопёр, и его бандиты готовы были сражаться за жизнь Аккалая, а сейчас он в страхе убегал от своих бывших товарищей, с дрожью ожидая, когда из-за его спины донесутся звуки скачущих лошадей… Против всадников у него не было шансов.

Ветки неумолимо хлестали его по лицу, напоминая удары плетью, но он совершенно не обращал на них внимания. Голый торс покрылся мелкой сетью кровоточащих царапин, а из одежды на нём были штаны, обвязанные в районе талии обрывком верёвки да старые, прохудившиеся сапоги. В руке у него был зажат короткий меч, принадлежавший наёмнику по имени Фардо.

Аккалай очень надеялся, что ему удалось проломить голову низкорослому Фардо, в таком случае число его предполагаемых противников сводилось всего к двум, хотя это являлось жалким утешением: они всё равно имели свежих лошадей и многообразие оружия. Аккалай не сомневался в том, что Краснопёр устроит за ним погоню, уж слишком много вреда за последние двое суток сумел принести Аккалай банде Краснопёра, слишком злопамятным был главарь, чтобы прощать утраченные мешки с золотом и смерть одного из своих людей, а вернее двоих, если Аккалай сумел проломить голову Фардо.

Поперёк его запястий шли полоски содранной кожи — следы жёстких узлов, которыми скрутил его руки молчаливый Браол. Черноволосый, уродливый выходец из чащоб Урлодакара знал толк в накладывании пут, и на протяжении двух дней Аккалай являлся пленником отряда Вальтира Краснопёра. Его коня пустили на все четыре стороны, то снаряжение Аккалая, которое приглянулось мародёрам, они поделили между собой, остальное выкинули в реку, самого его поочерёдно привязывали к лукам своих сёдел и заставляли бежать за ними.

Краснопёр оказался более изощрённым, чем от него ожидал Аккалай. О нет, они не стали убивать его на месте, хотя Браол и безутешный Фардо, потерявший брата, готовы были прямо на месте учинить расправу. Главарь рассудил иначе: раз по вине Аккалая они лишились и золота, и пятого члена банды Умфота, его убийство ни в коей мере не компенсировало бы убытки, им причинённые, а посему куда правильнее было продать Аккалая работорговцам. В таком случае, наёмники Краснопёра получили бы несколько звонких монет, а Аккалаю досталось бы наказание страшнее смерти, ведь люди во всех владениях были наслышаны о невольничьих рынках Атаппарана. Смуглые работорговцы, лица которых скрывались за шёлковыми платками, наводили ужас, а рассказы об их жутких рынках передавались только шёпотом.

Два дня тройка наёмников вела Аккалая на привязи, не уставая стращать того историями о туманных берегах Атаппарана. Они держали путь на северо-восток в то место, где на берегу моря располагается город Фиерсатта, отделённый от Атаппарана узким пространством воды. Именно в этих местах встреча с чёрной галерой работорговцев имела самую большую вероятность.

Обессиленный длительным бегом и отсутствием пищи Аккалай по ночам заставлял себя бороться со сном, пусть даже организм настойчиво требовал отдыха. Он вполне серьёзно представлял, что, возможно, в его жизни настали последние дни, и глупо было тратить их на сон. Браол на совесть стянул его руки верёвкой, не скупясь на узлы и силу затяжки. Урлодакарец знал своё дело, вот только Аккалай был доведён до крайности, и отчаяние вместе со страхом за собственную жизнь в союзе породили маниакальную настойчивость, позволившую пленнику скинуть путы. Никто из наёмников не обратил внимания на кулак Аккалая, в котором тот стискивал острый обломок камня. На протяжении последней ночи пальцы пленника находились в постоянном движении, а сам он чутко наблюдал за отрядом Краснопёра, молясь, чтобы те не обратили внимания на его осторожные манипуляции.

Сам Аккалай был выходцем из Цебетаса, народ которого даже после Ухода продолжал верить в Ушедших и устраивал в их честь пышные празднества в громадном Храме. Может быть, ему помогла вера его народа? Может, Ушедшие и покинувшие владения иногда оборачивались назад, чтобы посмотреть на оставленных за спиной людей? Он не знал, были ли его молитвы услышаны, или в ту ночь везение сопутствовало ему, но в любом случае труды кропотливой ночи завершились обретением долгожданной свободы.

Да, он был свободен, и на руках его более не было верёвок, но как ему следовало поступить дальше?

Следовало отряду тронуться в путь, как его освобождение сразу бы раскрылось, соответственно, действовать нужно было прямо сейчас, пока Краснопёр и двое его людей не успели ничего сообразить. Аккалай не располагал достаточным количеством времени, чтобы всё как следует обдумать, мотив его поведения выстраивался с прямолинейной очевидностью.

Наёмники провели ночь на небольшой лесной полянке, в большом количестве изобилующей павшими ветками и оторванными сучьями. Аккалай приметил крепкий кусок древесины и стал выжидать наиболее благоприятный момент. Краснопёр и Браол Молчун поливали кусты, повернувшись к нему спиной и чуть отойдя от лагеря, а вот Фардо, утративший родного брата по вине Аккалая, находился совсем близко и совершенно не ожидал нападения со стороны пленника.

Аккалай обрушил на его голову мощный удар древесного сука и с невероятной скоростью выхватил из ножен сидевшего Фардо короткий меч. Он успел заметить, как Краснопёр и Молчун резко оборачиваются в его сторону, одновременно подтягивая свои штаны до пояса. Он успел увидеть кровь, хлынувшую из головы Фардо. Ноги требовали скорейшего покидания этого места, воздух наполнился опасностью, его тело стало подчиняться рефлексам и тем инстинктам, что более свойственны дикими зверям, вырывающимся из западни. Однако в последний миг в его сознании успела промелькнуть мысль, благодаря которой в данный момент он был по-прежнему жив. Аккалай успел разрубить лежащий возле костра лук Краснопёра. Как далеко он сумел бы убежать, если бы оставил своим врагам стрелковое оружие? Проблеск сознания мелькнул и практически сразу угас, уступив место паническому бегству.

Два дня он жил мыслями о свободе, и вот теперь получил её, но стоила ли она того?

Он был один, уставший, голодный и беззащитный и совершенно не представлял, что делать дальше. Ему хватило ума рвануть в западном направлении, и удаляться от восточного побережья и моря с чёрными галерами. Но надолго ли хватит его сил и как скоро за спиной ему послышится топот приближающихся всадников?

Аккалай задумался над тем, а не следовало ли взять потерявшего бдительность Фардо в заложники и начать торговаться с Краснопёром? Что-то ему подсказывало, что подобные развитие событий не привело бы ни к чему хорошему. Наёмники не собирались его отпускать, и своим торгом он бы лишь убил всю внезапность. С такой позиции попытка к бегству была более оправданным шагом, но лишь на начальном этапе.

Он зацепился ногой за торчавший из земли корень и полетел в кусты. Аккалай болезненно приложился к стволу дерева плечом и впечатался носом в землю. Меч выбило из кулака, и тот со звоном погрузился в россыпь хвойных иголок. Аккалай сразу подтянул под себя колени, встал на четвереньки и в таком положении застыл на некоторое время. Он болезненно напрягал слух, пытаясь уловить возрастающие звуки погони.

Лес шумел листьями на ветру, птицы отрывочно свистели и перелетали с ветки на ветку, слышалось его разгорячённое и учащённое дыхание. Погони не было. Аккалай выпрямился, на ходу поднял меч и продолжил бег.

Он не собирался тешить себя надеждой, что Вальтир позволит ему уйти, погони не было слышно пока, но в скором времени за его спиной в обязательном порядке появятся всадники, и тогда уже, ни о каком торге речи идти не будет. Вряд ли Краснопёр отступится от своего плана касательно продажи Аккалая работорговцам, однако, скорее всего, перед этим захочет преподнести тому показательный урок с отрезанием ушей или выжиганием глаз. Мысли о мести Вальтира заставляли Аккалая ускорять бег.

И всё же он решил не сдаваться без боя, Аккалай умел пользоваться мечом, его руки знали несколько фокусов с заточенной сталью, но стоило принять во внимание и то, что за двое суток пленения он успел порядочно устать. В его сознании финал истории рисовался обязательной схваткой, где ему в одиночку предстоит выступить против отряда Краснопёра, поэтому следовало загодя разобрать все моменты этого противостояния.

К немалому удивлению, Аккалаю удалось отыскать некоторые положительные стороны: во-первых, он очень надеялся на то, что Фардо, получивший сильный удар по голове, умер, в таком случае Вальтир Краснопёр оставался на пару с Браолом. Во-вторых, ему удалось раздобыть меч, пусть даже орудие Фардо и оставляло желать лучшего. В-третьих, ему хватило ума разрубить лук Вальтира, а более никакого стрелкового оружия в отряде не было.

И всё же эти мимолётные достижения не шли ни в какое сравнение с тем, чем обладали его противники. За ними было численное превосходство, они были сыты и отдохнувши, располагали лошадьми и гораздо более внушительным арсеналом, чем он. Будь это азартная игра, никто бы не поставил на Аккалая. Но то была жизнь, а шансы его представлялись ничтожными.

Беглец на полном ходу перепрыгнул через толстый поваленный ствол, впереди среди деревьев замаячил просвет, к которому он и устремился. Аккалай совершенно не разбирался в той местности, по которой ему приходилось убегать, опять же его вела лишь слепая удача да случай, на который он только и мог рассчитывать. Для беглеца важно не направление, а возможность бега.

Он выскочил из-под тенистых сводов нависающего леса и оказался на открытом пространстве, полого спускающемся к небольшому ручейку. Ручей был не слишком широким, а на противоположном берегу сидела девочка и болтала босыми ногами в прохладных водах. Светловолосая малютка подняла большие глаза, широко улыбнулась и приветливо помахала раскрытой ладошкой. Видимо, её совершенно не смутил вид человека, в большой спешке появившегося из леса.

Сердце Аккалая сжалось, а лицо исказила мрачная гримаса — девочка выбрала не лучшее для прогулок место, и в скором времени зрелище умиротворённого пейзажа предстанет перед ней в совершенно иных красках. Теперь он отчетливо слышал погоню за своей спиной.

***

Вальтир Краснопёр отбросил в сторону обломки собственного лука. Некогда приличное оружие, за которое он отвалил внушительную сумму золотом, превратилось в дрова. И снова благодаря тому ублюдку, из-за которого они лишились Умфота. Слишком много бед принёс вместе с собой Аккалай, и Вальтир в душе проклинал тот злополучный день, когда в «Придорожной Канаве» предложил тому присоединиться к их отряду.

Следовало признать, что в таверне ему приглянулся тот воин из Цебетаса, наивно хранящий веру в Ушедших. Краснопёр сам пригласил Аккалая за их стол, а после и сделал предложение, о котором будет жалеть до самых последних дней. Если раньше ему и приходилось ошибаться, то в тот раз он совершил самую большую ошибку в своей жизни. Большую и фатальную для Умфота, а теперь ещё и обернувшуюся проблемами.

Вальтир был высок и узок в плечах и при этом предпочитал облачаться в облегающие костюмы, ещё очевидней подчёркивающие его худосочное строение. На груди он имел привычку носить маленький кинжал. К бритью он относился равнодушно, а длинные волосы отбрасывал назад. Над ушами его волосы собирались в тонкие косички, в которые он вплетал красные перья, лицо его было бледным, а мысли, суетящиеся за складчатым лбом, вновь и вновь возвращались к трагическим событиям, имевшим место всего несколько суток назад.

Отправляясь на дело, он и подумать не мог, что всё обернётся катастрофическим провалом, и им придётся в срочном порядке убегать. А ведь он к тому моменту успел испытать Аккалая в небольшой стычке с лоокийскими головорезами, и тогда они бились спина к спине, и Краснопёр остался вполне доволен пополнением своего отряда. Но радость оказалась чересчур поспешной.

Тем днём полдюжины мешков с золотом уже лежало в повозке. Наёмники не сомневались, что это лёгкие деньги, и всё шло прекрасно до того момента, пока не появилась девочка. Откуда ей там было взяться? С чего она решила завернуть именно в эту подворотню? Аккалай стоял ближе всех к ней, он мог до неё дотянуться и переломить её шею. Мог одним ударом заткнуть ей рот навсегда. Краснопёр помнил, как его губы произнесли тихий приказ: «Убей её быстро!»

Однако, новоявленный член банды, с честью выдержавший схватку с лоокийскими головорезами, решил его ослушаться! В самый ответственный момент, когда от мелкой сучки зависел успел их дела, он вдруг утратил прежнюю хладнокровность. Будь у Краснопёра возможность, он бы свернул девке шею, а потом бы с большим удовольствием медленно выпустил бы кишки ослушавшемуся Аккалаю.

Девка подняла крик, она заголосила и заревела так, что в считанные мгновения улицы стали наполняться гвардейцами, а отряду Краснопёра пришлось спешно покидать злачное место. Для начала они бросили телегу с полудюжиной золотых мешков, а затем настал черёд Умфота. Вальтир успел заметить, как низкорослая фигурка отчаянного фолла затерялась среди мельтешения гвардейских алебард. Расправа над одним из членов отряда позволила другим скрыться.

Краснопёру стоило большого труда удержать безутешного Фардо, готового на месте расчленить Аккалая. Глаза Молчуна Браола полнились ненавистью, и его свистящая плеть несколько раз успела пройтись по спине Аккалая. Вальтиру и самому хотелось пустить проклятущему трусу кровь, но он сумел придумать для него участь похуже. Платить жизнью этого пса за утраченного Умфота и мешки с золотом было слишком неравнозначно, а потому Краснопёр решил сдать пленника работорговцам.

К вечеру он планировал добраться до мрачного города Фиерсатта и там дожидаться чёрных галер, но Аккалаю вновь удалось нарушить его планы.

Лук был чертовски хорош, и за него Краснопёр особо жестоко спросит с пленника, когда они его поймают. А уж в этом он не сомневался. Что может одинокий беглец против трёх конных?

Из раздумий его вывел стонущий Фардо. Голова того, как вуалью, была покрыта кровью. Обширные алые потоки сбегали по его черепу, а в лице Краснопёр разглядел выражение закостеневшей ненависти. У Фардо более других были мотивы ненавидеть Аккалая, и тут Вальтир его прекрасно понимал. Вряд ли в этот раз ему удастся удержать фолла от праведного гнева, который беглец вполне заслужил.

Краснопёр приблизился к Фардо, когда тот пытался прикрыть кровоточащую рану грязной тряпкой.

— На этот раз я порву паршивца! — Сквозь зубы выдавил Фардо и предпринял попытку подняться. Его окровавленные руки оставляли на древесных стволах отпечатки. Наёмника немного пошатывало, но в целом он не производил впечатления смертельно раненого человека. Рука Фардо устремилась к ножнам и нащупала пустоту. — Он ещё и меч мой забрал!

Краснопёр удовлетворённый состоянием и настроем своего бойца крепко сжал его плечо.

— Я одолжу тебе свой, когда мы до него доберёмся. Ну что там? — Последняя фраза относилась к вылезшему из кустов Молчуну Браолу.

Кустистые брови на покрытом жёстким чёрным волосом лице взметнулись вверх. После чего уродливая козлиная физиономия урлодакарца обратилась к земле. Он мотнул головой в направлении, скрывшем беглеца. Земля хранит следы Аккалая, и найти его по ним не составит труда, помятые кусты и сломанные ветви сами укажут маршрут его движения. Высовывающиеся из длинных рукавов рубахи пальцы Молчуна крепко стискивали висящую на боку плеть.

— Замечательно. — Краснопёр ценил Браола за чутьё следопыта, но в данном случае и сам бы не заплутал. Бегство Аккалая было вызвано паникой, и у того не оставалось времени путать след. Найти его будет проще простого. — Седлайте коней! Пусть трусливый ублюдок расходует последние силы на бег! Очень скоро он снова окажется в нашем тесном кругу!

— Ты всё ещё хочешь продавать его на чёрные галеры? — Фардо приблизился к Краснопёру и снизу вверх заглянул ему в глаза. Кровь пропитала тряпку, повязанную поверх головы, и некоторые её капли свисали с обвислых бакенбард фолла. — Он чуть не проломил мне голову! И клянусь, я самолично готов устроить ему те пытки, что проделывают над рабами смуглые торговцы Атаппарана! На его руках моя кровь и кровь моего брата, кровь двух свободных фоллов. И за это мне потребна его дрянная шкура!

Вальтиру было известно о давней враждебности между соседствующими Фоллией и Цебетасом. Два народа десятилетиями истребляли друг друга, и даже в их маленьком отряде чувствовалась напряжённость, достигшая сильнейшего накала сегодняшним утром. Чувства Фрадо были справедливыми, однако Краснопёр пока ещё не окончательно отказался от идеи продажи пленника:

— Думается мне, смуглые торговцы будут не против принять на свою галеру увечного раба. К тому же, если у него не будет доставать пальцев, зубов или кожи, они смогут сэкономить несколько своих монет.

***

На этом берегу никакого укрытия для Аккалая не существовало, а по ту сторону ручья виднелся лесок, до которого он вознамерился добраться. Водяные струи медленно текли в неглубоком русле, а их ширина не превышала десяти метров. Беглец проигнорировал радушие босоногой девочки и быстро спустился к самой кромке воды.

Ему хотелось пить, последний раз жалкий глоток он получил накануне вечером, но времени на утоление жажды не оставалось, брод не представлялся проблемой, а значит, и для преследующих его всадников не станет серьёзным препятствием, способным хоть на малое время задержать их. Обернувшись на оставленный за спиной лес, Аккалай ступил в прохладные воды.

Первое впечатление оказалось обманчивым, на деле ручей оказался куда глубже, чем ему почудилось с берега, струи обходили его ноги на уровне колен. Течение было слабым-слабым, но тем не менее в следующий момент Аккалай почувствовал сильный толчок, его ступня соскользнула с камня, образующего неровное дно, а самого его с головой накрыло водой. Он не успел сообразить, что произошло, не сумел понять, откуда исходил толчок, сваливший его с ног, как его выбросило на берег.

Он вскочил и с изумлением уставился на спокойные воды, силясь разглядеть в их прозрачной толще предмет, вызвавший его падение. Изумление набирало внутри него всё большую силу от того, что он никак не мог отыскать его причину. И снова ему показалось, что глубина у ручья небольшая — едва ли хватит для того, чтобы полностью укрыть ступню. Не найдя ни единого повода для своего падения, он снова придвинулся к воде и погрузил в неё ногу.

Обманчивое дно обнаружилось на полуметровой глубине, и в этот раз Аккалай очень тщательно ощупывал ногами камни. Он был слишком увлечен процессом и не обращал внимание на маленькую девочку, с интересом наблюдающую за ним с противоположного берега. Он прочно стоял на дне, но как только передвинул одну ногу вперёд, чтобы сделать шаг, сразу ощутил противодействующую силу. Он вернулся в исходное положение, и сила исчезла. Аккалай выдвинул ногу вперёд, и вновь вода вокруг его ног запенилась настойчивее прежнего, стремясь завалить его тело в сторону.

Его мозг был слишком возбуждён и охвачен паникой, чтобы попытаться осмыслить происходящее, поэтому ему в голову не взбрело ничего другого, как вернуть ногу в начальную позицию, а потом изо всех сил толкнуться и попытаться перепрыгнуть место с противодействующей силой.

На этот раз он лишился опоры и вдобавок к этому получил чувственный удар в грудь, отбросивший его на спину. Удар хоть и был сильным, но не приносил с собою боли, как будто его ударяло что-то мягкое и податливое. Ноги его остались в воде, а верхнюю часть туловища вытолкнуло на берег, который ему никак не удавалось покинуть. На берег, которого вот-вот должны были достичь всадники Краснопёра.

Неужели удача, позволившая разорвать путы и сбежать, решила резко ему изменить? Решила отвернуться от него в тот момент, когда он сильнее всего в ней нуждался? На противоположном берегу маячил лес, но у него не получалось до него добраться! Он не мог переправиться через ручеёк, а всадники скакали где-то в непосредственной близости от него.

Во время двух падений Аккалаю чудом удалось не выронить меч, вот и сейчас он покрепче зажал его в кулаке и со стиснутыми зубами бросился в спокойные воды. Он погрузился с головой, внезапно ощутив небывалое течение, протащившее его по каменистому дну и лишающее возможности дыхания. Вода словно выталкивала его из себя, не позволяя продвигаться дальше определённого расстояния.

— Что за напасть! — Выкрикнул отчаявшийся беглец и острым лезвием вспорол спокойно струящиеся воды. Откуда здесь было взяться буйному течению? Как он мог с головой окунуться на таком мелководье?

Очередной шаг обернулся вспенившейся волной, заставившей его захлебнуться. Он откашливался, глядя на противоположный берег сквозь налипшие на лоб волосы. Быть может, он окончательно лишился рассудка за два дня безумной гонки, которую ему устроил отряд Краснопёра? С узкой речкой определённо было что-то не так. Аккалай давно бы уже достиг манящего леса на противоположном берегу, если бы сумел преодолеть жалкий десяток метров по воде.

Он полностью промок, а тело его покрылось свежими синяками — следами столкновения с подводными камнями, но не оставил своих попыток. Противоположный берег превратился в наваждение, сладостный мираж, которого ему нужно было достичь пусть даже ценою собственной жизни. Тем более, что она уже практически не имела для него ценности.

Он попробовал упереться мечом в каменистое дно, используя его в качестве дополнительной точки опоры, и, в конце концов, беглец уже не мог противостоять стихии, и с позором сдался, позволив воде в очередной раз зашвырнуть его на берег.

От удара головой беглец на некоторое время лишился зрения, а когда картинка перед глазами стала наполняться формами и красками, то Аккалай разглядел наклонившуюся над ним светловолосую девочку. В первый момент беглецу показалось, что ему явился призрак и перед ним другая девочка — которую Краснопёр приказал придушить в том мерзком закоулке, где они наполняли телегу золотом, но видение быстро растаяло, и он осознал, что видит незнакомое ранее лицо.

Аккалай резко сел. Девочка действительно находилась на его берегу, но это значило, что ей каким-то образом удалось пересечь воду, при этом она была абсолютно сухая. После всех его безуспешных попыток пройти бродом появление девочки рядом с ним казалось чудом. Он быстро перевёл взгляд на ручей, но не заметил в нём больших волн, способных с головой накрыть человека.

— Меня зовут Лоара. — Прозвучал над его ухом тоненький голосок, и губы в обрамлении веснушек разошлись в широкой и самой добродушной улыбке, которую Аккалаю только приходилось видеть.

— Ты пришла с того берега? — Аккалай мотнул головой в соответствующем направлении, а сам болезненно вслушивался в звуки, доносящиеся из леса. Топот нарастал.

— Да. — Ответила девочка, словно для неё это не было чем-то особенным. А следующий вопрос поразил Аккалая недетской наблюдательностью. — За тобой кто-то гонится? Ты постоянно смотришь в лес и выбежал из него с такой скоростью, будто спасаешься от чего-то очень страшного.

Вряд ли девочка представляла, насколько страшную участь несли Аккалаю те люди, что гнались за ним. Беглец опустился перед ней на колено и своими испуганными глазами нашёл её глаза, в которых не существовало ничего кроме счастья и светлых улыбок.

— Как ты это сделала? Почему вода не оттолкнула тебя? Как ты оказалась на моём берегу?

Ему показалось, что девочка посчитала заданные вопросы глупыми. Он и чувствовал себя глупо, но жизнь его висела на очень тонком волоске, и, возможно, Лоара, эта маленькая девочка, могла помочь ему выкарабкаться, ведь как-то же она пересекла воду, которую он оказался бессильным преодолеть. Если внутри него ещё оставалось место для надежды, то единственным её источником служила светловолосая девочка.

— Это не твой берег! — Весело выкрикнула Лоара и, обхватив себя руками, прокрутилась вокруг собственной оси. — Ты человек, и тебе не может принадлежать этот берег и бегущая вода, и деревья в лесу тоже не принадлежат людям, и облака в небе, и дождевые капли, что падают на нас! А к тебе я просто пришла. Перешла речку и оказалась на этом берегу, который тебе не принадлежит!

Напрасным было ожидать от ребёнка серьёзного ответа, Аккалай боялся, как бы громкие крики девочки раньше времени не выдали их месторасположение. Но не затыкать же ей рот?! Тем более, что она непременно знала секрет узенькой речки. Хоть время и играло против него, ему необходимо было призвать на помощь всё своё терпение и повторить попытку.

— Пожалуйста! Объясни мне, как пересечь воду! Ты сама видела, что я тут чуть не утоп! Ты права, за мной гонятся очень страшные люди, которые несут боль и смерть не только мне, но и многим другим! — Аккалай, стоящий на одном колене перед маленькой девочкой, напоминал молящегося, в порыве отчаяния взывающего к высшим и справедливым сущностям. — Как мне добраться до другого берега?

Ладошки опустились на его израненные плечи. Лоара находилась чуть выше Аккалая, отчего в лучах солнца её волосы приобретали золотистый ореол свечения. Тревога беглеца ненадолго затерялась в исходящей от Лоары ауре доброжелательности, а когда та стала говорить, в её словах Аккалаю слышался путь к спасению.

— Ты не знаешь, что это за место? Так? — Он сокрушённо качал головой на её вопросы. — И ты до сих пор не понял, с чем столкнулся, и какая именно сила не позволила тебе добраться до противоположного берега? — Нет, Аккалай понятия об этом не имел. — Ты находишься на берегу Босоногого Ручья, по которому в давние времена любили прогуливаться Ушедшие. Поэтому я и сказала, что ни берег, ни вода не принадлежат людям.

Выращенный в Цебетасе в почитании старой Веры Аккалай сразу проникся словами маленькой светловолосой девочки. Ушедшие… Он поминал их во время своего бегства, но, оказавшись на берегу ручья и не подумал увязать его странности с историями собственного детства. Ушедшие…

— Но ведь они ушли… — Сумел выдавить он из себя. Он родился после Ухода и знал только тот мир, который был покинут Ушедшими. Цебетас был едва ли не единственным владением, где по-прежнему жила Вера, но поддерживала её исключительно Память о временах предшествующих.

— Да. — Согласилась с ним Лоара. — Их лики не отражаются на облаках, в ветрах не слышатся мелодии Их мыслей, дожди утратили солёность Их слёз. Они ушли, но некоторые места хранят незримые следы Их присутствия. В Босоногом Ручье до сих пор обитает частичка Их лёгкой поступи.

Слишком невероятные вещи исходили из уст девочки, слишком запутанными были мысли Аккалая, однако Вера его народа крепла и произрастала из тех семян, что давно лежали в его душе. Разве он не своими глазами видел, на что способны воды Босоногого Ручья?

Она заставила его подняться с колена и потянула за собой, заставляя вплотную подойти к кромке спокойно текущей воды.

— Сними свои сапоги. — Попросила она его и терпеливо стояла рядом, ожидая, когда Аккалай будет готов.

Беглец засунул меч за импровизированный ремень из куска верёвки, в левой руке зажал пару дырявых сапог, а правой бережно обхватил ладошку девочки, и они пошли на противоположный берег. На этот раз вода едва прикрывала ступни Аккалая, а дно было ровным, без единого намёка на острые каменные выступы. Ступая синхронно, они совершили меньше дюжины шагов, и уже очутились на той стороне ручья, где первоначально сидела девочка.

— Спасибо. — Только и мог проговорить Аккалай. Странно, но с девочкой он чувствовал себя в безопасности, однако при этом её саму подвергая опасности. Отступившая тревога вновь к нему вернулась, а вместе с ней нарастал топот приближающихся всадников. Он понял, что не успеет затеряться в лесу, лицо его сделалось бледным и решительным. — Те, кто гонятся за мной, сейчас будут тут. Тебе лучше спрятаться.

Лоара лукаво посмотрела на вялотекущие воды Босоногого Ручья. Она присела возле воды и обхватила колени худыми ручонками. Аккалай быстро натянул сапоги и выпрямился с мечом в руке как раз вовремя, чтобы увидеть выезжающую из леса тройку всадников.

***

Первым появился Браол, стоило ли удивляться тому, что уродливые жители Урлодакара снискали себе славу чутких следопытов. За ним следовал Вальтир, чьи вплетённые в волосы красные перья отбрасывались набегающим ветром назад. Замыкал шествие фолл Фардо, голова которого была обмотана окровавленной тряпкой. Скорее всего, его появление сильнее прочего деморализовало Аккалая, уверенного в том, что он прикончил наёмника.

При виде застывшего на противоположном берегу узенькой речки беглеца с обнажённым мечом, Браол сразу распустил свою плеть и, играясь, несколько раз вспахал ей воздух. Вальтир не спешил обнажать своё оружие, у Фардо его попросту не было. Тройка конных застыла на месте, всматриваясь в беззащитную и такую слабую фигурку Аккалая. Он казался смешным и до нелепого жалким в промокшей насквозь одежде, хотя никто из них не обратил должного внимания на эту деталь. Шесть глаз смотрели исключительно на беглеца, игнорируя пейзаж и ещё одну живую душу, сидящую на противоположном берегу.

— Устал бегать? — Язвительно бросил Вальтир, прекрасно понимая, что Аккалаю от них никуда не уйти. — Ты успел в достаточной мере оттянуть своё наказание, стоит ли говорить, что сделал ты это зря?

— Трусливая псина, мне причитается твоя дрянная шкура! — Выкрикнул Фардо. Его так и тянуло броситься через речку, конь, взбешённый ударами шпор, топтал землю и с остервенением грыз удила. Словно ему самому передалась та жгучая ненависть, что снедала его хозяина. — Вальтир, дай мне меч! Ты обещал!

Краснопёр ещё разглядывал Аккалая, принимающего боевую стойку и выставляющего перед собой короткий меч. Тот выглядел слишком спокойным для загнанного в угол пленника, предельная уверенность Аккалая смущала Вальтира, неужто беглец думал, что сумеет совладать с тремя конными? Что-то ещё смущало главаря отряда, вот только он никак не мог взять в толк, что именно…

Краснопёр потянулся к собственным ножнам, всё более приходя к мысли, что Атаппаранским работорговцам они сумеют продать разве что труп, как вдруг Аккалай подал голос:

— А как по мне это ты сейчас трусливая псина! Раз до сих пор стоишь на другом берегу и жмёшься к Красным Пёрышкам! А ты, козлиный урод! Не хочешь приложиться своей плетью к моей спине? Или не хватит нюха добраться до меня!

Дерзкие бравады возымели результат. Браол гневно хлестнул бичом по земле и пришпорил коня. Не стал отставать от него и уязвлённый Фардо, забывший про меч Вальтира и направивший своего вздыбившегося коня в направлении слишком храброго беглеца.

Краснопёр, ожидавший скорее молений, чем дерзостей, ничего не успел сообразить. В прошлый раз ему удалось удержать наёмников от быстрой расправы, сейчас же об этом не было и речи. Личные мотивы возобладали над дисциплиной. И чего только Аккалай проявлял подобную смелость: было это внешним проявлением страха или за этим скрывались более коварные мысли?

Два коня практически одновременно достигли оконечности берега, а затем вытянулись в длинном прыжке, завершить который не представлялось возможным. Едва лишь их копыта коснулись поверхности воды и стали в неё погружаться, Босоногий Ручей весь вскипел и насупился, родив из своих загадочных недр крупную волну, захлестнувшую всадников.

И Браол Молчун, и Фардо оказались выбитыми из своих сёдел. Их перекинуло через лошадей и впечатало в острые грани камней, на которых оскальзывался Аккалай. Волны, наступающие последовательным каскадом, протащили по каменистому дну наёмников, перекувыркивая их тела, ставшие чрезвычайно податливыми. А потом поверхность Босоногого Ручья разгладилась, дно утратило глубину, и лишь две лошади остались стоять посреди него, гадая, куда могли подеваться их наездники. Им только слегка замочило гривы, воды Ручья оставили животных в неприкосновенности.

Если бы Краснопёр моргнул, он бы всё пропустил и никогда бы не поверил чужим рассказам. Но он не моргнул и видел собственными глазами произошедшее, пусть даже и не мог охватить его умом. Выходило, что Аккалай знал об этом, чем и объяснялась его храбрость, ему просто необходимо было спровоцировать наёмников, заставить их приблизиться к воде. Взгляд Вальтира вернулся к мокрой одежде беглеца, именно она смутила его, когда они только выехали на берег.

Вальтир слегка тронул своего жеребца, но затормозил за несколько метров до водяной кромки. Он ясно видел дно, едва удалённое от поверхности воды, здесь неоткуда было взяться волнам, однако он отчётливо видел, как пенящиеся валы перемололи его бывших товарищей. Соваться в речку он не собирался.

— Твоими стараниями я лишился своего отряда, Аккалай! — Беглец до сих пор сохранял боевую стойку, острие его меча следило за перемещениями оставшегося в одиночестве главаря. — Умфот, Браол, Фардо… Ты их погубил. И даже не испачкал ради этого меча. Может, тебе стоит податься в гвардейцы? У тебя настоящий талант по части вырезания разбойной братии!

— Я с удовольствием поставлю точку в истории твоего отряда. — Аккалай сделал несколько шагов вперёд, носки его сапог нависли над ручьём. Краснопёру показалось, что вода в том месте пошла небольшими завихрениями. — Окажу миру услугу и избавлю его от твоего скотского общества и ради этого испачкаю меч.

Вальтир не отреагировал на его тираду и уж тем более не собирался пересекать обманчивую речку, идя на поводу зазывающего Аккалая. Его разум в должной степени очистился от погони, а кругозор расширился до привычного уровня восприятия, исключив Аккалая из его центра. Теперь он замечал вещи, которые раньше его не интересовали. Одними коленями он направил коня вверх по течению ручья, боковым зрением наблюдая за мягкой поступью Аккалая, повторяющим его маршрут на противоположном берегу.

— Ты погубил мой отряд. Разрубил лук искусной работы. Очень своевременный ход, иначе ты бы давно уже валялся в какой-нибудь яме с торчащими из спины стрелами. У тебя не было бы и десятой доли той храбрости, что ты тут выказывал, если бы у меня при себе имелся лук. Даже эта вода не сумела бы спасти тебя от пущенной стрелы. Думаю, ты и сам это осознаёшь. — Вальтир остановил коня и развернул того мордой к ручью. Сам он размышлял о витиеватых хитросплетениях судьбы. До чего же запутанными были её неведомые дорожки. Сколько непредсказуемого скрывалось на них. И о том, как порой иронично складывались сюжеты их жизней. — А всё начиналось так хорошо. Ты произвёл на меня впечатление во время той стычки с бешеными лоокийцами, а потом всего лишил. И как я должен отплатить тебе за это?

— Ты хотел убить ребёнка! — Вскричал Аккалай, и эхо побежало по ручью в обоих направлениях.

— Да. — Отрешённо признал Вальтир Краснопёр. — Хотел…

Он резко вскинул над головою руку, и в обрамлении солнечных лучей Аккалай разглядел маленький кинжал, который Краснопёр обычно носил на груди. Аккалаю оставалось лишь взмахнуть мечом в попытке отразить метательный нож. Он зажмурился, но не услышал звона металла о металл, и не почувствовал резкой вспышки проникающей боли.

Он раскрыл глаза и обнаружил себя в полнейшей невредимости. На противоположном берегу Краснопёр разворачивал своего коня и возвращался в лес, откуда недавно прибыл.

Всхлипнула Лоара, её тонкие пальчики, некоторое время назад опускавшиеся на плечи Аккалая, теперь пытались осязать кинжальную рукоятку, торчащую из её груди. Она могла бы закричать, но из раскрытого рта тянулись кровавые струйки. Аккалай успел подхватить её, проклиная самого себя за тот день, когда в «Придорожной Канаве» судьба столкнула его с бандой Краснопёра. Маленькая девочка не должна была расплачиваться за их случайную встречу, однако она провела его через Босоногий Ручей, заплатив за чужую свободу своей жизнью.

Впервые за очень долгое время Аккалай дал волю слезам, и те скатывались с его щёк и падали на щёки лежащей у него на руках девочки. Её молодое тело не было создано для смерти; её радостным глазам не шла мертвеющая недвижность; солнце должно было обращать светлые волосы в сияющую корону, а вовсе не в погребальный венец… Лоара говорила тихие слова, заставившие Аккалая приблизиться к её замирающим губам.

— Помни, что есть места, хранящие следы Их присутствия… Помни, что есть люди, хранящие Веру. — Её дрожащий пальчик прикоснулся ко лбу беглеца. — Помни…

Он поднял её невесомое тело и медленно побрёл в том направлении, где из-за деревьев выглядывали постройки какого-то селения. Он шёл, и слёзы, падавшие из его глаз, были подобны дождю, лишённому солёности слёз Ушедших, покинувших эти земли, как и эта маленькая девочка, уделом которой была жизнь.