После благодатного ливня город утопал в невылазной слякоти. Подъём по вязкому склону дался Аэлии с большим трудом, а её скованная неподвижностью нога болезненно запульсировала. Непослушная прядь волос щекотала глаза, хлопковое платье липло к взмокшей коже, но девушка, вопреки всему, сияла. Ведь её цель была так близка!

Главная рыночная площадь манила девушку, потому что именно там готовилось самое пышное празднование долгожданного наступления весны. А значит, именно там собирались предприимчивые торговцы.

Аэлия не сомневалась: её желание сбудется, вскоре её жизнь изменится.

– Твоя матушка, видят боги, была ланью! – раздался недовольный возглас позади. – Остановись, инверсионный териантроп! Пощади!

Дана – мягкотелая подруга. Смышлёная, колкая на язык, но беззлобная. Рядом с ней Аэлии удавалось забыть о себе, забыть о брате. Хотя бы на время.

– Какой леший надоумил строить город на холме? – заворчала Дана. Она, наконец-то, приблизилась, держась за бок и отдуваясь, как кузнечные меха. – Встречу архитектора, выскажу ему в лицо всё, что думаю!

Аэлия почувствовала, как губы сами собой растягиваются в улыбку.

– Боюсь, эксгумацию никто не одобрит, – заметила она.

– Да? Ишь ты! Знал, прохвост, где спрятаться. – Дана махнула свободной рукой. – Повезло ему.

Оттепель принесла не только жар ласкового солнца, но и зародило надежду в отчаявшихся людях, чьи сердца успели покрыться льдом безнадёжности. И, как и любое зерно прорастает в плодородной почве, так и толика надежды пускает корни и вырастает во что–то большее. В веру наступления завтрашнего дня, к примеру. Словно аэробная проказа, эта вера моментально заразила жителей портового города, отчего широкие улицы, несмотря на месиво под ногами, были битком набитыми отрадной и галдящей толпой.

Кияка, столица местных земель, оживала после суровой и неожиданно долгой зимы.

– Дана, постой.

Аэлия опёрлась о кирпичную стену дома, до сих пор влажного после утреннего ливня. Терпеть пульсацию в ноге становилось невыносимо. Казалось, что ещё немного, и нога лопнет, как переспелый арбуз.

– Ох, ну и скрючило тебя. А я же предупреждала: нечего сайгаком скакать по такой слякоти. Никуда твои цветы не денутся, – цыкнула подруга, а затем задорно произнесла: – Давай руку. Ну, то есть копыто.

Аэлия знала, что Дана за тенью сарказма прячет заботу, поэтому проглотила рвущуюся наружу гордость.

Вот так, неспешно, девушки продолжили двигаться сквозь людские потоки.

– Всё-таки голубой цвет освежает Кияку, согласна? Добавляет какой–то сказочности, – воодушевлённо, хоть и натужно, поинтересовалась Дана и указала по сторонам.

А поразиться было чему. Лазурные ленты вились вокруг балясин балконных балюстрад, провисали между зданиями, змеились над дверными проёмами и струились на ветру по оконным ставням. Девушки и женщины красовались вплетенными в волосы васильковыми цветами или гиацинтовыми орнаментами на платьях, а юноши и мужчины щеголяли поясами цвета морской волны. В воздухе с каждым пройденным домом всё яснее слышались музыкальные инструменты и людское пение.

– Ох, матушки мои! – ошарашенно воскликнула Дана от вида переполненной площади.

У Аэлии тоже перехватило дыхание, но скорее от обилия запахов, от которых помутнело в глазах. Рыба смешалась с дымом кожевника, мокрая псина боролась с благоуханиями знати, морская соль со стороны порта соперничала с ароматами цветов. Но это не помешало признать, что, судя по складываемому в центре площади помосту, празднование планируется грандиозное.

– Иди, – предложила Аэлия. От неё не скрылся интерес, с которым подруга осматривалась, то и дело задерживая взгляд на приметных иноземцах. И Аэлия понимала причину – не каждый отважится преодолеть море без покровительства Щита, надеясь только лишь на собственные силы или милость богов.

Дана быстро заморгала, на её веснушчатых щеках вспыхнул румянец.

– Ага, ну да. А потом от бардов виршеплётов я узнаю о великой Аэлии повелительнице морей. Ну уж дудки! Если сбегать, так вместе.

Аэлия взволновалась. Возможно, вот он – тот самый момент, о котором она мечтала последний год? Только девушка собралась признаться подруге о своих планах, как Дана схватила Аэлию за рукав платья и настойчиво потащила в сторону от центра площади.

Обвитая зеленью цветочная лавка, цель их прогулки, расположилась в стороне, на удобном пятачке, куда не доставали тени от высоких добротных домов. Под яркими лучами солнца прилавок заметно выделялся. Также, как и выделялся хозяин.

– Прошу, прошу! – почти пропел темнокожий мужчина. Его напыщенный, под стать одеянию, голос легко перекрывал галдёж от соседних лавок. – Благочестивые дамы, милостивые сеньоры, незабвенные фройляйн и затейницы всех возрастов! Смелее, смелее! Обратите взор прекрасных очей своих на мои чудесные товары!

Бутоны диковинных растений действительно приковывали внимание, но на виду, в первых рядах, были выставлены цветы только голубых оттенков. И лишь за спиной тучного хозяина Аэлия приметила искомое: твёрдый стебель, широкие листья и бархатные лепестки цвета летнего вина.

– Возьму эти, – преодолевая волнение сообщила она.

Улыбка на лице торговца свернулась кислым молоком, а затем его голос наполнился снисходительностью:

– Отринь, девица, сомненья. В порту пришвартована моя каравелла, трюмы её заполнены цветами всех оттенков ясного неба, они не кончатся, пока не кончится и ваше празднование весны. Бери, молодица, любые! Каждый цветок из тех, что пред тобою, лишь сильнее подчеркнёт голубизну твоих очей!

– Тогда точно эти, – подтвердила свой выбор Аэлия. Сердце так и норовило выскочить из груди. Понимание, что она нарушает принятый порядок, пугало, и в то же время приятно кружило голову.

– Так, кто ты и куда дела мою подругу? – прошептала Дана, недоумение вспыхнуло в её сиреневых глазах. – Что ты творишь? Ты же служанка Щита!

– Именно. – Аэлия судорожно заплатила пасмурневшему хозяину и направилась прочь от лавки, защищая цветы от чужих взглядов. – Ты предположила, что рождена я от лани, – бросила она через плечо, когда подруга догнала. В руках Дана держала букет горечавок. – Я верю, что мать моя была медведицей. Сильной, самостоятельной, бесстрашной. Надеюсь, хоть толика её характера досталась мне.

– Медведей забивают, когда они становятся угрозой обществу, – поделилась сомнениями подруга.

– Угрозой обществу во все времена были лишь страх изменений и…

Закончить мысль Аэлия не успела. Из затенённого переулка неожиданно вынырнул мужчина. Двигался он напористо, а взглядом блуждал понизу. Девушка посторонилась насколько позволило свободное место в толпе, но неуверенно ступила на хворую ногу и почувствовала болезненный толчок в бок и плечо. Мир закрутился, промелькнули удивлённые лица, и земля бросилась навстречу.

Когда звон в ушах притих, девушка осторожно приоткрыла глаза. Незнакомец стоял в шаге и жутко скалился, от него веяло опасностью. Он втягивал воздух, словно дикий зверь.

Кто-то ругался, Аэлия слышала голоса, но не разбирала слов. Она не могла пошевелить даже кончиком пальца – тревога парализовала её тело.

А затем пугающий чужак растворился в толпе так же мгновенно, как и появился.

– Ты не ранена? Крови нет? – суетилась Дана. Оказывается, это её взволнованный голос звучал всё это время рядом.

Аэлия осторожно приоткрыла дрожащие ладони.

– Нет, они в порядке.

Дана рассмеялась. Нервно, прикрыв рот рукою.

– Дурёха! Да в пекло твои цветы, ещё купить можно. Себя осмотри, не ранил он тебя? Кстати, заодно проверь-ка кошель. Ну, цела? И кошель на месте? Хорошо, вставай. Давай-давай, поднимайся. Ну и тяжёлая же ты, а с виду тоньше берёзы. Готова? Пошли, помогу до дома добраться.

Белокаменное здание с остроконечной крышей встретило полумраком помещений. Плотные пастельные занавески не пропускали вечернее солнце, а каганец на столе скорее коптил, нежели давал свет. Аэлия вошла мышью, прислушалась к привычной тишине, тёплой и спокойной, и почти бесшумно уселась за небольшой стол. Сердце так и билось о рёбра, встревоженность до сих пор не отпускала.

Девушка привыкла к чужеземцам и странникам, для портового города чужаки были обыденностью. Но от того незнакомца веяло чем-то иным, какой-то осязаемой угрозой, что от одного только взгляда глубоко проникла в голову и терзала девичий разум острыми когтями.

– Ты дома.

Сонный детский голос выдернул Аэлию из переживаний. В дверях спальни во весь рот зевал Радей. Тени от каганца плясали вокруг него.

– Прости, я выдернула тебя из объятий Морфея, братец?

Тонкий, почти хрупкий малыш дёрнул плечом и неуклюже потёр круглое лицо длинным рукавом рубахи. При слабом освещении и без того тёмные глаза брата казались бездонными колодцами.

– А где отец? – поинтересовалась Аэлия. – Снова с утра не появлялся?

Радей прошлёпал босыми ступнями до стола и кивнул.

– Ясно. – Девушка сомкнула челюсти и постаралась скрыть раздражение в голосе. – А ты себя как чувствуешь?

Брат улыбнулся от ласкового прикосновения к голове. Ему нравилось, когда ерошили волосы.

– Голова не колит.

– Весь день?

Радей снова закивал.

Слабое утешение, но это смягчило настрой девушки, волнение отступило.

– Красивые, – пролепетал мальчишка, заметив цветы на столе.

– Нравятся?

– Очень.

От такой детской искренности Аэлию накрыла волна радости. Ощущение, что тебя кто–то понимает и поддерживает, воодушевило.

– А хочешь… – Она прикусила губу. Ей захотелось сохранить эту внезапную радость брата, ведь в его жизни была только комната, мрак и то, что постоянно колит в голове.

Аэлия сорвала один бутон и вытащила иглу из ящика комода.

– Стой смирно, – скомандовала она.

Игла скользила аккуратно и легко. Шов за швом нитка крепче прижимала ножку бутона к рубахе брата. Восторг не сходил с лица Радея, как и приятное ощущение нужности не покидало Аэлию.

У неё всё получится, жизнь обязательно изменится и наладится, думалось ей.

Приближающимся к входной двери шагам она не предала значения. Дом выходил на оживленную аллею, случайные прохожие под окнами не редкость. Но когда послышался знакомый голос, рука её дрогнула. Самую малость, Радей даже ничего не заметил, но на её пальце моментально проступила алая капля.

– В гузно этого апологета животных! – Гневный бас слышался даже сквозь закрытые ставни. – Если он не прекратит свою подрывную деятельность наших поставок, ответим ему инсинуацией, да такой, что его положение при Щите мигом пошатнется. Запомни моё слово: на каждого, слышишь? На каждого колосса найдётся своя крамола! А теперь проваливай с глаз моих.

Щупальца закатного солнца проникли в дом через распахнувшуюся дверь. На пороге стоял пожилой мужчина, лысеющий и уже миновавший полвека жизни, но сохранивший силу и крепость. Он скользнул придирчивым взглядом по детям, остановился на столе, и его вспотевший лоб тут же пронзили глубокие борозды.

– Дожили! – зычно прогрохотал он. Даже не переступив порога, он умудрился одним только голосом заполнить помещение целиком. – Дочь моя оказалась дальтоником? Или памятью золотой рыбки обзавелась и запамятовала, что совет выбрал её служанкой Щита?

Аэлия сжалась, напряглась, и не в силах была поднять взгляда. Она даже не решалась моргнуть. Разумеется, она ожидала подобную реакцию на свой поступок, но на деле оказалась не готова что-либо противопоставить. Тем временем мужчина не собирался останавливаться:

– Так ты решила отблагодарить доверие к нашему роду? Твой обсценный поступок нивелирует труды, жизнь, что положил я для достижения подобной чести! Не хватало ещё стигматизации нашей семьи. От тебя требовалось лишь следование правилам! Простейшим инструкциям! Заканчивай катавасию, чтоб к моему возвращению этой пакости здесь не было!

Некогда подобные слова заставили бы Аэлию бежать. Некогда они могли заставить её плакать. Но в этот раз она почувствовала что-то странное, зарождение незнакомого поныне чувства. Она подняла взгляд на брата, что застыл, побледнел и будто перестал дышать. Девушка с вызовом обернулась, но проём уже пустовал.

– И тебя рада видеть, отец, – не своим голосом пробормотала Аэлия.

***

Огромный замок с башнями из тёмного камня возвышался над городом могучим исполином. Словно дикий уголок, он был окружён первобытными деревьями. Здесь не пахло сырой землёй и горько-солёным морем. Тут древние дубы жались друг к другу, корявые ветви сплетались в плотный занавес над головой, а уродливые корни вырастали из земли и достигали высот с человеческий рост. Рядом редкие невесты берёзы грациозно плясали под напором знойных ветров. Здешние деревья тянулись к солнцу ещё с тех самых времён, когда семеро избранников в порыве бахвальства сделали выбор за всё человечество. Не отказавшись от Зла в самом разном его проявлении, они не отказались и от его противоположности, его антитезы – Добра. Тем самым они выпустили в этот мир сущности, что повсюду сеяли смерть и страдания, а природа, для баланса, одарила людей Щитами.

Выбор свершился здесь, на этом самом месте, на широком размера плато, во времена до возведения Кияки.

Когда срок службы вышел, Аэлия покинула замок снедаемая сомнениями. За оба дня её так и не допустили к Щиту.

– Хвороба какая-то. Расползлась по подвалу замка дрянь-то ента, вот Щит и велела кого не пускать к себе. Всё твердила о каком-то вероломстве, – пытался объясниться стражник с крысиным лицом и не знающими покоя пальцами.

Аэлия слабо верила в столь глупое объяснение, но спорить не решалась. Замок разваливался на глазах. По её мнению, ожидаемо было появление плесени или грибка в сырых подвалах. Однако едкая настойчивая мысль так и сидела у неё в голове, мало-помалу терзая разум и подтачивая уверенность: неужели это из-за меня?

Величественные деревья встретили Аэлию глубоким молчанием и задумчивой тенью. Боги, что обитали здесь, имён не имели, или же их забыли неспроста. Девушка удивилась, что ноги принесли её сюда. В это странное место редко кто отваживался заходить даже по веским причинам.

Аэлия обхватила себя руками из-за внезапного неприятного ощущения. По шее, щекоча и приподнимая волосы, ползло какое-то мягкое невидимое существо. Девушка напряглась, когда поняла.

Кто-то глядел.

Он сидел в тени величественного дуба, почти незаметный в выпирающей паутине корней. Что-то холодное шевельнулось в его жёлтых глазах, когда их взгляды встретились. Девушка кожей почувствовала исходящую угрозу от незнакомца. Он снова, как и в прошлый раз, по-звериному втянул воздух.

Аэлия неуверенно отступила, нервно развернулась и, подгоняемая испугом, захромала прочь. За спиной она услышала треск валежника и гортанное рычание, тяжёлые шаги неуклонно становились ближе.

Надёжные толстые стены замка сулили помощь, защиту. Уже стали различимы силуэты воротников, бестрепетных молодцов, и вереницы прохожих – посетителей замка. Аэлия намеревалась кликнуть стражу у ворот, но страх ледяными пальцами сжал горло. Волочащаяся нога разболелась пуще прежнего. От внезапного прикосновения к спине девушка задохнулась и в развороте отчаянно взмахнула рукой.

Напряжённые пальцы прорезали воздух. Вокруг оказалось ни единой живой души.

Вдали, из густых крон деревьев, с непрерывным щебетом вспорхнула стая чечёток. Сквозь облака, похожие на плотно сбитую пуховую подушку, пробилось приветливое солнце. Его лучи заботливой ладонью прикоснулись к девичьей щеке, блестевшей от влаги.

Аэлия трепетала. Сильное желание сбежать затмило вялотекущие мысли. Сбежать, спрятаться там, где никто не застанет и не найдёт. В её мире было лишь одно место, способное успокоить рассудок.

По дороге к дому из почерневшего дерева девушка старалась избегать узких переулков между постройками. У нужной двери голос сомнений усилился, и Аэлия в нерешительности опустила руку. Произошедшее у замка теперь воспринималось кознями морока. Кто мог знать, что она придёт именно туда и в нужное время? С какой целью кому-то преследовать её?

Это явно были лишь тени, не более. И щепотка страха из-за природной слабости.

Входная дверь распахнулась неожиданно, яркий свет изнутри помещения ослепил Аэлию и разогнал липко-мокрый сумрак, что опускался на улицы Кияки.

– Подруга? Ты ли это? – удивилась раскрасневшаяся Дана. Было видно, что девушка уже готовилась ко сну. Тем не менее она вышла за порог и прикрыла за собой дверь. – Боги, да на тебе лица нет. Что приключилось?

Аэлия не нашлась с ответом. Её уверенность улетучилась вместе с прохладным бризом.

– Наверное, ничего. – Она понимала, что выглядит и звучит ужасно глупо. – Встретила, как показалось, в лесу у замка… – Она встряхнула головой, разгоняя остатки буйной фантазии. – Знаешь, ничего. Правда, ничего. Прости, что потревожила тебя зря.

– Ну-ну, – смятенно ответила Дана. Её глаза недоверчиво сузились. – Говоришь ты одно, а тело твоё дрожит как осенний лист, готовый сорваться с сухой ветки. – Подруга приблизилась, крепко обняла Аэлию за плечи и убедительно заговорила: – Так, запоминай, сейчас ты возвращаешься к себе и обязательно, обязательно, делаешь крепкий чай из тех трав, что купили на прошлом луностоянии. Помнишь? Мелисса, лабазник, рябина и медуница. Затем утыкаешься в подушку и крепко сопишь, а с первыми лучами солнца приходишь… ну, то есть скачешь ко мне, и мы конфискуем – временно – лодку у того болвана с усами, что лезут прямо из ноздрей.

Аэлия не сдержала смешка из-за кривляний Даны. Тот юноша и впрямь выглядел несуразно из-за, казалось бы, такого пустяка. Вот только спесь мешала ему взглянуть правде в глаза, за что, нередко, бывал он осмеян или, хуже того, оказывался в неприятнейших ситуациях.

– Ну вот, – Дана поддержала подругу тёплой улыбкой. – Ну всё, вертайся домой, лань дрожащая. У меня и так руки весь день были полны забот, так что дай и мне отдохнуть. А завтра вперёд, на приключения!

Аэлия кивнула. Идея подруги пришлась ей по вкусу. Море с детства пугало и притягивало обеих, поэтому при любой возможности они откладывали дела и проводили время на берегу, вдали от порта, но близко к сказаниям о морских приключениях. Аэлия хотела поблагодарить Дану, но заметила тень, что на мгновение перекрыла свет из приоткрытой двери.

– Да, значит, до завтра? – смущённо поинтересовалась девушка и отступила на шаг.

Ей не хотелось создавать проблемы подруге. Если у Даны гости, остальные разговоры подождут. В любом случае Аэлия покинула Дану с гораздо более лёгким сердцем, нежели пришла к ней.

Аэлия скользнула в родной дом едва слышно. Закрытая дверь заглушила стражников, что разгоняли ночную темь масляными фонарями, а звоном своих доспехов – праздных жителей.

Ночью находиться на улицах опасно. Щит не защитит от промысла обычных воров и бандитов.

Не успела Аэлия обернуться, как кто-то набросился на неё со спины, вцепился в плечи, а затем крепко обхватил шею.

– Ты меня задушишь! – Засмеялась девушка, закружившись в разные стороны.

– Серый волк! Серый волк! Я тебя победю!

Радей кричал прямо в ухо, но этот внезапный порыв радости нисколько не взволновал Аэлию. Наоборот. Она не видела брата таким давно. Очень давно.

– А я тебя съем! Ар-р!

– Нет, не съешь! Не догонишь! Бе-бе-бе!

Они носились по комнатам, кричали и не слышали ничего, кроме собственных голосов и смеха. Только когда входная дверь затряслась под тяжёлыми ударами брат с сестрой замерли.

– Вы там оглохли совсем? – басили с улицы. Судя по звону металла, ругались стражники. – Звёзды на небе! Кончайте шуметь, не то в темницу посадим!

– А вот это настоящий волк, – прошептала Аэлия, переводя дыхание.

Радей с выпученными горящими глазами согласно закивал.

– Бежим!

И оба юркнули в спальню девушки.

Этой ночью они засыпали вместе, обнявшись.

– Хочу, чтобы ты всегда была рядом, – сонно пролепетал Радей.

Девичье сердце полностью очистилось от тревоги, а разум её наполнился уверенностью: раз брату легчает, она справится. Втроём они справятся. Аэлия не сомневалась, что Дана поддержит её идею. Завтра она выложит подруге все карты на стол и будь, что будет.

***

На улицах Кияки царил хаос. Близость праздника и ясное утро сподвигли жителей к суете. Носилась по переулкам юркая беззаботная детвора, вовсю кричали строители, подгоняя гружённых волов в сторону рыночной площади. Люди сбивались в толпы, чем осложняли продвижение по ветвистым улочкам. Мимо промчались всполошенные стражники. За ними, следом, ещё несколько. Перед празднованием Кияка принимала много чужеземцев, поэтому работы у доблестных защитников прибавлялось с каждым днём. Удивительно, что они успевали находить время для отдыха. По мостовой загрохотали телеги с провизией. С передка первой телеги видные черноволосые молодцы окликнули Аэлию и игриво подмигнули. Девушка спрятала румянец на щеках за неровно обрезанными волосами. Этим утром ей захотелось изменений, пусть и небольших, лишь внешних, но таких, что будут предварять более крупные. Радей, разумеется, помог, как мог. Она не стала его ругать. В любом случае она уже давно хотела избавиться от надоедливой чёлки. Наверняка Дана высмеет поступок, думалось Аэлии, но, тем не менее, для неё это было первым важным шагом к самостоятельному будущему.

Перед домом Даны столпился народ, толпа тихо гудела, как пчелиный улей. Сквозь толпу Аэлия видела мундиры стражников. Их было слишком много. Вперёд пришлось протискиваться с извинениями. Из первых рядов она увидела Дану и тут же зажала глаза руками, словно могла забыть увиденное, стереть из памяти, как страшный сон. Но шёпот вокруг назойливо напоминал, что происходящее было явью.

– Кто же это её так? Ой, бедняжка.

– Главное, не кто, а за что? Милая девчушка, всегда улыбчивая. И монетку подаст, и с детишками посидит.

– Ритуал это, вот что скажу. Бабка моя говаривала, так твари, что были призваны в наш мир, к духам своим мерзким взывают, вот! Так и говорила.

– Тьфу на тебя, и на бабку твою. Все знают, что брехня всё это! Щит оберегает от тварей.

– Ага, оберегает, а ночью, сегодня, видать отвернулась, Щит то. Так и говорю! В нужник, поди, сходила, да там и уснула.

– Боги милосердные, распотрошили, как свинью.

– Вот и я о том же, твари это призванные! Точно говорю! И это только начало!

Завтрак Аэлии не улежал на месте. Упав на колени, она извергала из себя то, что приготовила и съела вместе с братом. Чья-то рука в кольчужной перчатке грубо поставила её на ноги, затем оттащила в сторону от толпы. Чьё-то лицо с огненной кустистой бородой что-то твердило, возможно даже кричало. Но Аэлия ничего не слышала. Она прижалась к стене какого-то здания, словно собиралась в ней раствориться, и не могла сдержать слёз. Её планы, её мечты, её надежды рухнули в один миг. Одной ей не справиться, она не сможет вытащить Радея из этого места. Теперь уже не сможет.

Мелькнуло знакомое лицо. Старое, сердитое, грубое, словно вырезано из благородного мрамора, но отчего-то родное. Железная болезненная хватка сменилась на твёрдую, но такую заботливую, что Аэлия совершенно перестала видеть что-либо из-за влаги на глазах. Её куда-то вели, затем куда-то усадили и настойчиво заставили что-то выпить и что-то проглотить.

Ей казалось, что она проваливается в тёмную пучину, откуда на неё смотрят жёлтые глаза. Недобро смотрят, испытывающе смотрят. И сквозь эту темноту слышался едва различимый отцовский голос:

– Точно? Девка защищалась? Значит, душегуб ранен? Есть след? А что ищейки?

Но слабость была слишком сильной, и Аэлия вновь провалилась в забвение.

– На, папка сказал: надо кушать.

Сквозь распахнутое окно родного дома виднелся край неба, окрашенный закатным солнцем в цвет яшмы. Цвет засохшей крови. Пламя жирника плясало от наглого ветра, что врывался в дом через окно и хлопал ставнями.

Надо кушать, думала Аэлия, лениво мешая бульон в глиняной тарелке. А для чего? Зачем теперь стараться? Если Радею полегчает, отец обеспечит ему жизнь. Пусть и выверенную, заранее решённую. Если же нет…

Странно было даже допустить подобную мысль. Девушка почувствовала, как внутри неё сжался плотный комок. Раньше такого никогда не было.

– Цикады! – неожиданно воскликнул Радей и запрыгал у окна. – Смотри, Аэлия, там цикады!

Девушка нехотя поднялась из-за стола и подошла к брату. По вечерней улице под мигающими звёздами и растущей луной завораживающе передвигалось облачко светящихся жучков.

– А хочешь… – слова сорвались с губ девушки быстрее, чем она успела понять, что именно собиралась предложить. Комок внутри ещё не распался, но размягчился. – Хочешь за ними?

– Да-да-да!

Следовать за цикадами? Что бы на это сказала Дана?

Прежде, чем горький ком подступил к горлу, Радей дёрнул сестру за рукав к выходу на улицу. Девушка позволила себя повести.

Прикосновение вечерней прохлады приятно волновало кожу. После случившегося подобный контраст действовал, на удивление, успокаивающе.

– Радей, смотри, куда бежишь! – крикнула она прыгающему впереди брату.

Ей не догнать его в любом случае. Аэлия поморщилась от нарастающего напряжения в ноге. И она собиралась с такой физиологической проблемой устроить брату новую жизнь?

Что она делает? Скоро ночь, а они всё дальше отдаляются от дома. Слишком опасно оставаться на улице в это время. Аэлия огляделась. Вот они прошли мимо закрытой дурно пахнущей лавки мясника, вот знакомая своротка к ткацким цехам. Где-то за ними находился торговый дом их отца. Дом, в котором отец проводил больше времени, чем рядом со своими детьми.

Людей вокруг не было, на пустынной улице были только они вдвоём.

Позади скрипнула дверь. Аэлия настороженно обернулась на звук. Кто-то вышел из дома с вывеской змеи и чаши. Кому-то понадобилась медицинская помощь. Такое бывает, поэтому двери к медикам и медичкам всегда открыты. Даже ночью.

Этот кто-то поправлял свежую повязку на плече.

Девушка скоро отступила в тень. Сердце застучало в ушах. Она не видела лица человека, но не сомневалась, что это мужчина. Худой, но широкоплечий. Высокий, с длинными, неестественно длинными руками. И в знакомой одежде.

Холод обхватил горло. Снова, как тогда, у замка. Незнакомец резко вздёрнул голову, острые крылья его носа задвигались.

Аэлия молча взмолилась всем известным богам, чтобы Радей сейчас был как можно дальше, чтобы его не заметили. Она готова была даже броситься на чужака, если он повернётся в её сторону. Но чужак не повернул головы. Он поправил стёганку и мягким и пружинистым шагом направился в противоположную сторону. Девушка не шелохнулась, пока незнакомец окончательно не скрылся из виду. Мысли медленно, как мельничьи жернова, оживали, начинали двигаться. В памяти возник утренний разговор отца с кем-то неизвестным. О чём они говорили? Что убийца Даны возможно ранен? Что ищейки взяли какой-то след? Возможно, что в убийстве подруги виноват этот чужак? Возможно, что он, всё-таки, проследил за Аэлией от замка до дома Даны?

Что тогда должно сделать?

– Я тебя съем! Ар-р!

Аэлия от неожиданности вскрикнула и взмахнула рукой наотмашь. Рефлекторно. Ладонь ударила по чему-то мягкому.

– За что? – раздался обиженный детский голос. Радей поднялся с земли, придерживая себя за быстро наливающуюся алым щёку. Мрачная тень накрыла его лицо, как маска.

Аэлия, не заботясь о грязи, бросилась к нему, вложила в объятия любовь, что хранила к мальчику в своём сердце. Девушка понимала, что слова не повернут время вспять, не изменят случившегося. Ей оставалось лишь постараться разделить обиду, что зародилась внутри мальчика, и не позволить этому чувству вырасти в стену между ними.

***

– Повторяю повторно: вот пришибёт, тогда и припёрдывай. Тепереча пшла вон! Не посмотрю, что у Щита в служках ходишь, темница для любого схожа.

Кияка скрылась в густом тумане. Где бы Аэлия не шла, повсюду улавливала дурманящий запах свежего хлеба. Пекарные мастерские раскочегарили печи ещё до рассвета, а лёгкий ветерок гнал дым прямо по улицам города.

Чудесный день не мог испортить даже напыщенный павлин, что носил мундир стражника. От Аэлии не скрылась задиристость, которой, словно хлебный мякиш молоком, пропиталось каждое слово человека перед ней. Таким же молчаливым и нахальным вызовом подержал соратника и второй стражник. Девушке ничего не оставалось, кроме как уйти, покинуть и этот стражницкий пост.

Уже третий день подряд она настойчиво искала помощи у тех, кто, по её мнению, нёс ответственность за безопасность в городе. Но каждый раз она натыкалась на различные причины, по которым городская стража отказывалась принимать её слова всерьёз.

– Милочка, у моих парней за сегодня уже десяток случаев разбоя, мелкого грабежа, и это я молчу про неслыханное количество краж, что совершаются в городе под ясным небом, – краснея и задыхаясь от нехватки воздуха, на одном дыхании выпалил курносый помощник командира стражи, успевая при этом размашисто подписывать бумаги, что подсовывал ему мальчишка-посыльный. – Так что, хоть и не соглашусь с риторикой своих парней, но категорически поддерживаю их общее мнение. К тому же, судя по полученной от тебя же информации, в другое время я бы отдал приказ провести с твоей семьёй профилактические беседы на тему гуляний под луной с маленьким ребёнком.

Помощник так и не поднял взгляда от мелькающих бумаг на столе. Уже на выходе из помещения Аэлию настиг его голос:

– Передавай привет отцу, что-то его пару дней как не видать. Не захворал, надеюсь?

Отец действительно не появлялся в родных стенах уже несколько дней, но девушку это даже радовало. Если бы он увидел отметину, покрывшую всю левую часть лица сына, то простой бранью дело бы не кончилось. Аэлия это понимала и вздрагивала от каждого шага под окнами дома.

Покой покинул их дом, так же, как и радость покинула Радея. Мальчишка закрылся как в себе, так и в своей комнате, из которой почти не выходил. Аэлия пробовала достучаться до брата, но натыкалась лишь на опущенный взгляд и редкие болевые вспышки на детском лице. Он не признавался, но девушка догадывалась, что то, что колит в голове, вернулось.

До праздника оставалось два дня, но Кияка затихла и замерла. На почти опустевшей рыночной площади в окружении строительных лесов высилась незаконченная фигура барышни Зимы, что должна была сгореть в праздничном огне, в день весеннего празднования. А причиной опустившейся на город пугливого затишья стала новая жертва неизвестного убийцы. О личности жертвы Аэлия не знала, но слышала из боязливых крапатаний редких прохожих, что это пожилой мужчина.

– Хватит, – в злости бросила она ложку на стол.

Свежеприготовленная еда отдавала привкусом горечи и не лезла в горло. Сидеть без дела стало невыносимо. Важно было уже решиться на поиск помощи у отца. Пусть это обойдется ей дорогой ценой, Аэлия не смогла бы и дальше спокойно жить, зная, что убийца Даны всё это время был в городе, а Аэлия могла дать его описание, если бы хоть кто-то изволил проявить внимание к её словам.

Аэлия убедилась, что у Радея достаточно еды и напоследок окинула взглядом свою комнату. Чувство, что делает она это в последний раз нахлынуло внезапно. Даже если предчувствие не обманывает, она должна заставить отца внять её словам. Во что бы то ни стало.

Входная дверь зашаталась под чьим-то настойчивым стуком.

– Открывайте! Мы знаем, что вы здесь.

Требовательный голос звучал глухо, будто из бочки. Такое звучание голоса девушка слышала только от воротников, что несли стражу у замка.

Отец хорошо воспитал Аэлию, послушание прививалось с малых лет, сколько она себя помнила. Девушка покорно, хоть и с трепещущим сердцем, раскрыла дверь. Четверо закованных в латы молодцов бойко проникли в помещение и встали вдоль стен. Всё как на подбор дородные, сквозь прорезь в шлеме смотрели угрюмые глаза.

На порог шагнул капитан замковой стражи – мужчина с морщинистым лицом, покрытым жёсткой колючей бородой, за которой проглядывался второй подбородок.

– Аэлия, служанка Щита?

Стальной голос не предполагал вопроса, но девушка кивнула.

– Идёшь с нами.

– К-куда? – разволновались она.

– Оставить вопросы. Собирайся, Щит ждёт.

– Я… только брата…

Капитан сомкнул челюсти со звонким стуком, в молчании развернулся и, грохоча латами, вышел под палящее дневное солнце. Аэлия поняла намёк и юркнула в комнату к Радею.

– Я ухожу, – слабо, боясь нарушить напряжённую тишину в комнате, произнесла Аэлия. – Меня вызывает Щит.

Мальчишка не поднял головы, всё так же продолжал стучать деревянными кубиками друг о друга. Поддавшись порыву, девушка приблизилась и крепко обняла брата.

– Я вернусь, слышишь? Я вернусь к тебе. Никуда не уходи. – Она взяла его ладони в свои. – Обязательно дождись меня, а потом… Что? Что это у тебя?

Сперва ей показалось, что это тень так легка на кончики пальцев Радея. Лишь подняв его ладони выше к свету, девушка поняла, что ногти брата поломаны, а ладони сплошь покрыты свежими царапинами и засохшими ранами. Выглядело это так, словно он что-то рыл. Или с кем-то дрался.

– Радей, откуда это? Что стряслось?

Мальчик дёрнулся и отполз в сторону, сопя от негодования. Аэлия чувствовала себя подавленной. С братом что-то происходило, а она не понимала, что именно.

– Нам пора, – требовательно раздалось позади.

И снова она не смогла преодолеть послушание. Нехотя поднялась и отдёрнула руку, так и не прикоснувшись к голове мальчика.

Успеется, наивно подумалось ей в тот момент.

Латники резво вели девушку по опустевшим улочкам Кияки. Рядом с заказанными в броню молодцами Аэлия чувствовала себя беззащитной, почти что нагой. Жители с удивлением глазели на процессию из окон своих домов. Некогда яркие и броские праздничные украшения померкли, болтались на ветру или валялись втоптанными в грязь. Как язвительное напоминание, как насмешка над некогда ожидаемым праздником.

Замок, что олицетворял собою силу и защиту, теперь выглядел почти что заброшенным, увядшим. Неужели он всегда был таким? Девушке не хотелось верить своим глазам. Конвой не повёл её через главный вход. Они обошли замок со стороны, поднялись по винтовой лестнице, прошли через вереницу незнакомых коридоров и дверей. Каждое помещение выглядело покинутым. Затхлый запах главенствовал здесь повсюду.

Наконец, за очередной дверью, открылась большая зала. Душная и тёмная. Тлеющие угли в огромном камине едва освещали накрытый стол со скудным разнообразием пищи. Щит тоже была здесь, расхаживала по мозаичному полу. Короткие тёмные волосы её потускнели и спутались. Длинное платье с рисунками крыльев явно не менялось уже несколько дней, но его длина не мешала ей двигаться легко и изящно. Девочка сурово взглянула на вошедших. Ростом она едва достигала Аэлии до плеч, но лицом выглядела старше, гораздо старше.

А ведь ей всего десять.

– Подойди, – властно обратилась Щит к Аэлии. Девушка невольно вздрогнула, мерзкий холодок коснулся её кожи.

Они вышли на широкий открытый балкон. Внизу, куда ни глянь, раскинулась покрытая вечерним маревом Кияка. По улицам города плыли яркие огоньки – ночная стража с факелами несла свою стражу. Огней было много, очень много.

Вот только это не мешало убийце совершать злодеяние, промелькнула мысль у Аэлии.

– Твоя злость физически ощутима, – ворчливо произнесла Щит, устало облокотившись об ограждение балкона. – Это дезориентирует, мешает сосредоточению.

Она проницательно взглянула на Аэлию.

– Тебе не знакома подобная реминисценция?

– Мне знаком страх, – призналась Аэлия. – Я засыпаю с мыслями, что боюсь предстоящего дня. А просыпаюсь в поту от понимания, что от моих действий ничего не меняется, что я зависима от других, власть имущих. Я устала от этого. И это меня действительно злит.

– Бегство не решение проблемы. Хотя попытка начать жизнь с чистого листа выглядит весьма соблазнительно, с этим не поспоришь. – Щит говорила странным голосом. Аэлии казалось, что он звучит в её голове, а Щит, как кукла, только раскрывала рот. Глаза девочки, золотистые с изумрудными вкраплениями, глядели прямо в душу. – У тебя не возникает ощущения дежавю?

– Я запуталась. Порою на мысли об изменениях что-то отзывается изнутри. – Аэлия дотронулась до своей недвижимой ноги. – Но реальность расставляет всё по своим местам.

– У этого мира свои законы, а люди умудряются их по-разному интерпретировать. Не удивительно, что многие путаются. – Лицо Щита сделалось жестоким и жёстким. – А некоторые при этом умудряются дестабилизировать и без того хрупкое равновесие в мире. – Её тонкие губы сомкнулись в прямую линию.

– Изменения есть часть эволюции природы. Принимать за равновесие непонятые или частично известные правила в корне не верно!

Аэлия должна была произнести эти слова, и теперь с тревогой ожидала того, что последует за ними.

Щит ответила волчьей ухмылкой.

– Будешь барахтаться в молоке, пока не собьешь масло? – Девочка развернулась и плавно, как течение ручейка, проплыла обратно в зал. – Поэтому я и выбрала тебя, Аэлия.

Девушке ничего не оставалось, как пойти следом. Ей не хотелось уходить с балкона, лишаться чувства свободы, приятного шелеста листвы древних деревьев рядом с замком. Зала, несмотря на распахнутую дверь, казалась клеткой, куда нужно было войти по собственной воле.

Аэлия покорно вошла.

– Ты ведь знаешь, что срок Щита недолог? – обратилась девочка к Аэлии, отправляя в рот овальную виноградину из чаши на столе. – Мне осталось четыре года, затем моё место займёт другая. Другой Щит – другие избранные. – Щит снова проницательно посмотрела на свою служанку. – Так понимаю, у тебя нет даже этих четырёх лет.

Ужас свернулся внутри Аэлии змеёй. Она не знала, как реагировать на услышанное.

Со стороны коридора, по которому её привели сюда, послышались тяжёлые торопливые шаги.

– Поэтому у меня для тебя подарок. Хочу, чтобы ты не забывала меня по истечению моего срока, – продолжила Щит.

Шаги приближались.

Щит продолжала что-то говорить, но всё внимание Аэлии приковалось к дверям в залу. Её тревожило то, что она увидит, когда двери распахнутся.

– Вот я и решила так. – Девочка будто не обращала внимания на приближающийся топот. – Отныне ты свободна, Аэлия. Будь любезна, найди достойное применение этому подарку.

Двери с грохотом распахнулись. Звеня латами в залу вошёл капитан замковой стражи. От него разило гневом. Следом за ним двигалась пара молодцов, что тащили по полу тело.

– Щит, вторая жертва. Это его нашли в канаве, недалеко от ткацкого переулка. Судя по всему, провалялся он там несколько дней. Обобрали его как липу.

Посеревшая кожа на лице обтянула череп. Одежда из мягкого шёлка изорвана в лохмотья. Руки и ноги, некогда полные сил, походили на свитые под неестественными углами корни дерева.

Аэлия поняла, что не дышит. Вид отца не вызвал отклика, хотя факт его гибели значил многое. Словно завороженная, она шагнула вперёд.

– Я должна идти, – тихо, почти шёпотом, произнесла девушка. Треск углей в камине звучал и того громче, но взгляды в зале, тем не менее, устремились на Аэлию. – Я обещала брату.

Капитан стражи насупился, но никто не проронил ни слова. Она прошла к дверям, так и не взглянув на тело отца.

– Аэлия, – кликнула Щит. Девушке не хотелось оборачиваться. Обернуться – значит встретиться с прошлым. – Бойся теней, что прячутся по углам.

Замок Щита скрежетал, слышались глухие голоса, словно доносились они из стен, а мрак заполнял каждое помещение. Аэлия разгоняла темноту капающим маслом факелом, пока искала выход по пустым коридорам. Никто не предложил ей помощь, никто не сопровождал, хотя она не отказалась бы от негромкого позвякивания лат рядом. Свобода оказалась очень странным подарком, не таким, о каком мечтала Аэлия.

Наконец она выбралась на улицу. Молочный месяц плыл по звёздному небу, задувал холодный ветер, шелестели деревья, словно живые.

– Надо идти, – приказала Аэлия себе. Скорее по привычке, чтобы начать двигаться. От послушания разом не избавиться.

Город изменился. На неоправданно широких улицах громоздились вычурные и угнетающие здания. Они казались заброшенными, мрачными. Они словно лишь хранили память о людях, что жили здесь.

Лунный свет придавал некогда ярким украшением мёртвенную серость.

Быстрее всего к дому можно было пройти через рыночную площадь. Туда Аэлия и свернула. Торговые лавки там стояли пустые. Со стороны порта ветер доносил запах сырого дерева и сохнущих рыболовных сетей.

Аэлия пыхтела от натуги. Нога снова начала болезненно пульсировать. Избавившись от потухшего факела, девушка нервно оглядывалась на каждый шорох. Тени окружали её. Даже плывущие облака отбрасывали тени причудливых форм. Хоть это лишь её воображение, но девушка не могла отделаться от мыслей, что за ней по пятам следует одно облако. Плывёт, словно скачет по крышам домов. Замирает, когда девушка останавливается. Аэлия не на шутку встревожилась. Она остановилась, сама не зная зачем, и осмотрела украшенные барельефами верха зданий.

Он стоял там, глядел жёлтыми глазами, что блестели двумя золотыми монетами. Удлинённые руки оканчивались серповидными когтями. Дыхание паром струилось из его клыкастой пасти. Зверь в человеческом обличии. Оборотень. Он пригнулся, вцепился в край крыши, а затем, словно выпущенный из пращи, с диким рыком прыгнул в сторону Аэлии.

Девушку обдало жаром, неожиданный порыв ветра толкнул её в сторону. Раздался нечеловеческий вопль, захлопали крылья, и зверь кубарем, сцепившись с кем-то, отлетел в ближайшее здание, проломив кирпичную стену. Пока оседала поднявшаяся пыль, девушка заставила себя вскочить на ноги и, на сколько хватало сил, побежала в противоположную от зверя сторону.

Далеко убежать не удалось. Позади раздался грохот, словно от взрыва, мимо девушки просвистели кирпичи. Несколько врезались в помост под недостроенной статуей, проломив опоры. Один кирпич болезненно ударил в спину Аэлии, другой подсёк здоровую ногу, и девушка мешком свалилась на мостовую. Каким-то чудом девушка осталась в сознании, хотя рот наполнился кровью, а в ушах загудели трубы. Сквозь туман в глазах она различила два силуэта. Оборотень отбивался от какого-то существа, крылатого, небольшого, размером с ребёнка. Словно нетопырь переросток кружило существо над площадью и отгоняло оборотня от Аэлии.

Опасно заскрипел помост, барышня Зимы накренилась, руша приставленные строительные леса. Зверь обернулся на звук. Заметив Аэлию, ощерился и стремительно ринулся, выставив когти. Девушка едва успела закрыться руками. Острые, как бритва, кривые когти резанули кожу на руках сквозь одежду. Вот только резанули вверх, дёрнули, будто кто-то пытался поднять девушку в воздух. Оборотень в прыжке схватил нетопыря и пригвоздил лапой его морду к мостовой. Клыкастая пасть вцепилась нетопырю в загривок, оборотень принялся зубами и когтями рвать крылатое тело. Нетопырь мучительно верещал, бил крыльями. Неестественно выгнувшись, он сумел оттолкнуть оборотня мощным потоком воздуха в накренившийся помост. Деревянная постройка окончательно рухнула. Щебень и щепки волной накрыли Аэлию.

Дышать стало трудно. Пыль осела в горле, Аэлии казалось, что она выкашливает лёгкие. Сквозь грохот падающих конструкций девушка слышала царапанье, что настойчиво приближалось. Из облака пыли показался нетопырь. Тот заметил девушку, ужасно завопил, расправил длинные крылья и ринулся на Аэлию.

Сбоку мелькнула лохматая тень, перед самым лицом девушки клацнула челюсть, перехватив крылатую лапу. Оборотень отбросил нетопыря и выпрямился во весь рост. От его шерстяного израненного тела поднимался пар, грудь неровно ходила ходуном. Каждую атаку нетопыря он отбивал, не давая тому прикоснуться к девушке. Наконец нетопырь взмыл в воздух, в филигранном пируете расправил крылья и смертельной стрелой помчался вниз. Зверь словно ожидал этого. В ловком извороте он перехватил нетопыря, вонзил острые зубы ему в шею и рванул, что было сил.

Красный дождь брызнул на рыночную площадь. На мостовую с влажным звуком шлёпнулась голова. Небольшая, детская. Золотые с изумрудными вкраплениями глаза были наполнены ненавистью.

Оборотень тоже перевоплотился в человека, в чужака, что встречался Аэлии раньше. Он смачно выплюнул ошмёток изо рта, размазал кровь по покрытому чёрной щетиной лицу и пошатываясь двинулся к девушке.

– Почему? – выдавила из себя напуганная Аэлия слабым голосом. – За что?

Чужак на секунду остановился перед ней, задумчиво склонил голову, как заинтересованный пёс, а затем одним резким ударом вышиб из девушки остатки сознания.

***

Небо поскрипывало и качалось. Так Аэлии сперва показалось. Лишь окончательно очнувшись, она поняла, что покачивается в повозке по загородной дороге. Девушка уселась и испуганно уставилась на возницу. Чужак вблизи выглядел измученным, побитым, но ничем не выдавал свою звериную сущность. Видимо услышав возню позади, он косо оглянулся и бросил назад небольшой свёрток.

– Ешь.

Голос его походил на скрежет ржавого металла.

Аэлия, ведомая каким-то инстинктом, развернула свёрток и доверчиво вонзила зубы в борц. От вкуса еды на её глазах закипели слёзы.

– Ты не ответил на мой вопрос, – как можно суровее обратилась Аэлия к чужаку. Хотя её слабый голос ещё не способствовал суровости.

– Странные вы всё-таки создания, Щиты. Не находишь? Другая на твоём месте завопила бы что есть мочи. Помогите! Украли! А ты сидишь и жуёшь что-то непонятного состава и даже в ус не дуешь. – Чужак обернулся, его жёлтые глаза блеснули на солнце. – Что, страха не осталось? Устала бояться?

Аэлия с трудом протолкнула еду в горло.

– Почему мы?

Чужак с недовольным видом отвернулся.

– У меня нет ответа на твои вопросы.

Аэлия вместо сердца ощущала пустоту. Словно боги отобрали этот орган.

А боги ли?

– Ты не знаешь, – поняла девушка.

Со стороны возницы послышался явный скрип зубов.

– По пути на родину я свернул в Кияку ради праздника, решил отдохнуть. Оказаться посреди вражды двух Щитов не входило в мои планы.

Щит. Он снова повторил, что Аэлия – Щит. Как это возможно?

– Хотел бы я знать, – произнёс чужак, словно прочитав её мысли. – Твой запах показался мне знаком. Примерно десять лет назад меня послали в один город отыскать Щит, пропавший во время устроенного противниками власти погрома. Помимо девочки пропали ещё двое – мужчина и женщина. Женщину позднее нашли в лесу. Её метко подстрелили ищейки. След мужчины и Щита оборвался на переправе через море.

– Это могло быть совпадением, – Аэлия пыталась найти хоть какое-то оправдание услышанному.

– Могло. Вот только цвет украденного Щита – розовый, цвет летнего вина, цвет девичьей жизни. Да и создана девочка была с дефектом. Она хромала с детства.

Сердце Аэлии бешено застучало. Она – Щит? Всё это время? Но время Щита ограничено четырнадцатью лет, как же тогда…

– Как и сказал, у меня нет ответов на эти вопросы, – раздражённо бросил чужак. – Ты бормочешь вслух. – Он устало вздохнул. – Лучшее, что ты можешь сделать – поехать со мной в место, где создают таких, как ты. По крайней мере я так и намереваюсь поступить. Уж очень много вопросов у меня накопилось. Сперва сбой у Казимиры, теперь что-то исказило Щита здесь. Хотя длительное время никто даже не подозревал, что обычная служанка, выбранная Щитом, тоже является Щитом. Два Щита в одном месте. Нонсенс! Как вы не разнесли город до этого?

Внезапный порыв охватил Аэлию. Она сползла на край телеги и спрыгнула на землю.

– Куда! – рявкнул незнакомец. – Чего удумала?

– Я никуда не пойду без брата, – отрезала девушка и направилась по дороге в обратную сторону.

– Дура, к тому же и глухая. У тебя нет брата и никогда не было. Тот человеческий детёныш чужак тебе!

– У него есть имя – Радей. Видишь? Он не чужак мне. А кто мне ты? – крикнула Аэлия, не останавливаясь.

– Лотар, – сам себе ответил он, ведь девушка уже не могла его услышать, и нехотя хлестнул коня. – Меня зовут Лотар. Зараза.

Аэлия хромала по дороге, сама не понимая, чему улыбается. Тому, что наконец-то знает правду о себе? Тому, что больше над ней никто не властен? Или тому, что возвращается к родному и дорогому человеку, которого она теперь сможет оберечь?

Или же она возвращается на своё место, предназначенное судьбой с рождения? Ведь без Щита Кияка падёт под натиском мерзких тварей, что способны воплощать человеческие фантазии, питаются за счёт них. А фантазии у большинства людей бывают ой как опасны для мира.