- Куда теперь? – спросил он.

На этот раз Деля долго не думала.

- Море. Я всегда мечтала побывать на море.

По правде говоря, она с самого первого дня хотела этого, но сначала подумала, что он шутит, потом решила, что это слишком сложно и невероятно, и уж точно ничего не получится, а прошлый раз просто испугалась. Испугалась, что разочаруется в своей мечте. Окажется там и увидит, что все намного проще... скучнее... прозаичнее что ли... Да и друзей внезапно захотелось увидеть. А теперь, когда уже ничего не страшно, когда все дела переделаны, можно и на море…

- Ну, что ж, море так море, - сказал он.

Она почувствовала тепло его руки на плече и закрыла глаза. Расслабилась. Руки потяжалели и безвольно упали вдоль туловища, на губах появилась еле заметная полуулыбка, и она замерла в предчувствии нового необыкновенного приключения.

Он наклонился к самому ее уху, и Деля ощутила на щеке его горячее дыхание. От него пахло арбузом, свежескошенной травой, клевером, снегом... Оказывается свежий снег тоже пахнет арбузом!..

Теперь она никогда не забудет все эти волшебные запахи. Они навсегда останутся с ней. И потом… когда это произойдет… она будет вспоминать, как вгрызалась в сочную арбузную мякоть, как сок маленькими струйками бежал по пальцам, собирался в ладонях и стекал дальше по рукам, пока крупные алые капли не начинали капать с локтей.

- Ты похожа на маленького поросенка, - смеялся он.

Кажется, тогда она назвала его Роберт.

Они сидели на крыше, болтали ногами в воздухе и ели дурманяще сладкий арбуз. Это было неожиданно. И приятно. Неожиданно приятно.

Она будет вспоминать запах травы после дождя… ощущать на лице обжигающие снежные поцелуи…

Когда все это началось?.. Как?..

Помнится, все случилось так странно... не страшно, или внезапно, а именно странно...

Сначала Деля заметила лишь его тень. Нет, просто что-то мелькнуло за занавеской. Еле уловимое движение, как будто кто-то хотел задернуть штору, но в последнюю минуту передумал и резко опустил руку.

Потом она услышала шорох. Еще подумала тогда, что это точно не мышь - больше походило на бабочку. Ночного мотылька, который тихо прошуршал крылышками по стеклу. Аделина хотела встать и открыть окно, дать мотыльку выбраться на свободу, но лишь повернула голову, чтобы подняться, как увидела его.

Он сидел в кресле, в котором днем всегда сидела мама. Откинувшись на спинку, вытянув ноги и положив руки на подлокотники, он, казалось, чувствовал себя, как дома.

Хотя...

Как позже поняла Деля, он и был дома. Гостьей была она.

Исподволь разглядывая своего неожиданного ночного визитера, Деля вспомнила мальчишку, который когда-то подарил ей первый в жизни букет. Это было лохматое сборище полевых цветов, с какими-то травами и даже, наверное, сорняками. Он очень долго стоял на тумбочке возле ее кровати, и она не разрешала никому выбрасывать его. Кажется, он так и остался стоять там, когда она уехала…

Девушка не испугалась, не стала звонить и звать на помощь. Она прекрасно понимала, что уже ничто не может ее испугать, а вся эта суетня была совсем ни к чему.

- Как тебя зовут? - спросила она. Не "кто ты", не "откуда ты взялся", а просто:

 

- Как тебя зовут?

Он, похоже, не удивился ее вопросу, чуть наклонился, сцепив пальцы на животе и тихо, почти шепотом, проговорил:

 

- А как бы ты хотела меня назвать?

- Горшок, - не задумываясь, выпалила она, вспомнив присказку бабушки: "Хоть горшком назови, только в печку не сади", и с вызовом посмотрела ему в глаза.

- Хорошо, - неожиданно согласился он и спросил:

- Чего бы ты хотела?

Это рассердило ее, и она, явно издеваясь над ним, сказала:

 

- Сидеть где-нибудь высоко-высоко на крыше, есть спелый арбуз и сплевывать косточки на прохожих.

Она усмехнулась и снова дерзко посмотрела на своего ночного визитера. Эта странная игра показалась ей занятной.

Он выглядел как самый обыкновенный парнишка ее лет: худой, нескладный, с непомерно длинными руками и ногами, с лохматой шевелюрой, цвет которой, как и цвет его глаз было трудно определить при призрачном свете Луны, робко заглядывающей в окно, но все же он чем-то очень походил на того паренька…

«Может, не стоило так резко обращаться с ним?» – подумала она

В слабом свете ночника Деля отметила его бледность.

"Из наших", - решила она и стала ждать, как он будет выкручиваться.

Парень встал и подошел к ней. Она ждала. Ей не было страшно. Не было даже интересно. Ей казалось, она наперед знала, что сейчас будет: он мог попытаться неожиданным громким выкриком испугать ее - "Отдай мое сердце!", "Верни мой арбуз!", "Ишь чего захотела!" - или что-нибудь вроде этого; мог просто рассмеяться ей в лицо или попытаться прибегнуть к волшебной силе воображения: "Вот, я даю тебе арбуз, мы сидим на крыше твоего дома… Смотри, внизу бегает противный пацан, запульни косточкой ему по макушке"...

Все это уже было. Где-то... Когда-то... С ней или совсем с другой девочкой? Было, было, было… Помнится, все смеялись. Смеялись, даже без всякого явного повода для смеха. Так было надо. Смех считался частью игры.

А сейчас? Наверное, она просто скажет: "Ха-ха!" и попросит его больше не приходить. Не нужны ей эти глупые игры. И он не нужен. Никто.

Парень наклонился и положил ей руку на плечо. Деля хотела скинуть ее - надо же, какой нахал! Но от его руки по всему телу стало расходиться тепло.

Так тоже когда-то было…

Осень. Внезапно зарядили дожди, все ходили мокрые и хмурые, кутались в плащи и куртки. Деля, укрытая шерстяным пледом, сидела на балконе и вдруг солнце неожиданно выглянуло из-за тучи и начало греть. Ласково и нежно. Она вспомнила, как закрыла тогда глаза и подставила солнышку щеки, лоб, шею - все, что истосковалось по свету и теплу…

Теперь ей захотелось сделать то же самое: прикрыть глаза и отдаться неге, разливающейся по телу от этого теплого прикосновения…

Сильный порыв ветра ударил прямо в лицо. Она чуть не задохнулась и тут же открыла глаза.

Синева неба ослепила ее. Совсем рядом пролетела какая-то птица, и Деля едва не вскрикнула от неожиданности. Неожиданным было все: ясный солнечный день вместо промозглой осенней ночи, старое ситцевое платье в синий горошек вместо надоевшей ночной рубашки, знакомая крыша их старой пятиэтажки в Новых Черемушках...

Из платья она давно уже выросла, а пятиэтажку снесли лет пять назад. Теперь улица ее детства застроена монстрилами из стекла и бетона, и она не любит бывать там.

Но сейчас все выглядело, как тогда, в далеком беззаботном детстве... Только она уже была не та…

Словно по мановению волшебной палочки перед ней возникла рука с огромным куском арбуза. Деля обернулась. Горшок стоял позади и улыбался. Девушка повнимательнее присмотрелась к нему. Ей очень хотелось узнать цвет его глаз. Серые? Или, скорее, зеленые? Нет, светло-карие... Ореховые. Как у Роберта. Да и чертами лица ее странный ночной посетитель чем-то неуловимо напоминал ее далекого друга: черные кучерявые волосы, вопреки стереотипам чуть вздернутый нос, упрямый, резко очерченный подбородок... И никакой он не бледный! Румяный и загорелый...

Деля почувствовала зависть и тут же смутилась.

- Прости, - еле слышно сказала она.

Он удивленно приподнял одну бровь - так делал Роб, когда чему-то сильно удивлялся.

- Не знаю, как ты это сделал, но спасибо, - искренне поблагодарила она. Потом, смутившись еще больше, добавила:

 

- Я назвала тебя Горшок... Это плохое имя… неправильное. Можно, я буду звать тебя Робертом?

Он улыбнулся. Широкой радостной улыбкой Роба.

Но это не мог быть Роб…

А потом они ели арбуз. Сидели на самом краю крыши, перевесившись через нижний ряд ограждения, болтали ногами в воздухе и поглощали сладкую, ароматную, буквально тающую во рту алую мякоть. И, конечно, пулялись косточками в прохожих. Само собой, косточки не долетали до цели, но они представляли в лицах, как прохожие удивленно оглядываются, хватают себя за голову или за плечо и с подозрением косятся друг на друга.

С ним, с этим новым Робертом, было весело. Почти также весело, как с тем, с настоящим. И Деля впервые почувствовала, что больше не злится на Роба.

Действительно, разве он виноват, что родители увезли его в далекий город с красивым названием Хайфа? И уж точно не его вина, что какие-то уроды взорвали бомбу на дискотеке, где он с друзьями отмечали окончание школы… Таких отморозков теперь полно и в Москве. Стреляют, взрывают… Что и кому они пытаются доказать, убивая безоружных? Жизнь итак довольно коротка…

Потом она попросила дождь.

Почему люди не любят дожди? Да, ледяные капли затяжной осенней мороси, сопровождаемой ветром, и сулящей скорый приход холодов, она тоже не любила! Но хороший летний ливень? Когда от разгоряченной земли поднимается пар, а на лужах надуваются огромные пузыри, и ты бежишь босиком, нарочно топая так, чтобы из-под ног навстречу небесному водопаду вздымался земной водовзлет. Бежишь, подставляя лицо этому смешению воды, бежишь, ни о чем не думая, ничего не желая…

Они стояли на крыльце старого деревенского дома и слушали, как дождь барабанит по крыше навеса. Крупные капли разбивались о перила и фонтаном более мелких брызг разлетались в разные стороны, летели в лицо, орошая прохладной свежестью. Деля жмурилась и смеялась.

Она вспомнила этот дом. Когда-то, еще совсем маленькой девочкой она приезжала сюда вместе с отцом. Тогда тоже шел дождь…

Аделина сделала глубокий вдох, вбирая в себя запах дождя и трав. Дождь усиливал аромат скошенной травы и клевера. Клевер рос здесь повсюду. Его медвяный дух наполнял воздух, придавая ему живительную силу, от чего хотелось открыть рот и пить этот воздух, словно волшебный напиток.

Роберт положил ей руку на плечо и прижал к себе, как маленькую девочку. Рука была большой, крепкой и мускулистой – совсем непохожей на тонкие нежные руки Роба.

Деля повернула голову. Лицо ее нового друга вновь как-то странно неуловимо преобразилось: он казался старше, крупнее, в темных волосах была видна первая, еле заметная седина, из-под густых бровей на нее смотрели темно серые, словно предгрозовое небо глаза.

- Ты больше не Роберт, - тихо проговорила девушка. – Я бы назвала тебя… папа?

Он кивнул. Она прижалась к нему, стараясь ни о чем не думать, ничего не желать, как тогда, в детстве, когда она неслась под дождем по лужам, подставляя лицо водному водовороту.

Она столько раз проигрывала в уме встречу с отцом. Представляла, как они встретятся. И каждый раз ругалась и кричала на него. Или отказывалась с ним говорить…

А сейчас, понимая даже, что это не он, что это просто очередной фокус ее ночного гостя, она искренне верила, что обнимает отца. Ей хотелось в это верить. И больше ни о чем не думать.

Бабушка называла отца трусом и предателем. Мама молчала. Деля понимала, как им обеим тяжело, и сердилась. Во всяком случае обижалась. Она не понимала, что могло его так испугать, что заставило уйти именно тогда, когда он им был так нужен. Особенно ей… Но сейчас она была готова простить его. Чтобы там ни было она отпускает его с миром… И пусть в его новой семье родятся здоровые дети…

А потом она подумала о море, но испугалась…

Она хотела на море, но боясь разочароваться, неожиданно подумала о друзьях…

Когда-то у Дели было много друзей. Кто-то женился или вышел замуж. Кто-то уехал в другой город. Двое ушли в армию и остались на сверхсрочку. Лучшая подруга – Маруська укатила в Америку.

Поначалу писали друг другу длинные письма, пересыпанные разнообразными дурашливыми фото, потом письма стали короче, фотографии более официальными, потом все свелось к поздравлениям с днями рождения и праздниками. Про которые вспоминали обычно уже после того, как они миновали…

Когда-то… еще до того, как это случилось… они мечтали все вместе поехать на настоящий горнолыжный курорт. Деля видела такие лишь в фильмах и уже очень давно не трогала настоящего снега, не дышала морозным воздухом.

- Горнолыжный курорт с друзьями, - ответила она на очередной вопрос своего ночного визитера.

И вот она уже ехала на настоящем фуникулере на самый верх снежной горы. Белоснежные искры переливались в лучах яркого солнца и слепили глаза. Кто-то заботливо опустил ей на глаза защитные очки. Деля повернула голову и уже не удивилась, увидев вместо Горшка-Роба-папы Маруську.

Маруська лихо спрыгнула на скрипучий снег, встала на сноуборд и махнула ей:

- Догоняй!

Деля открыла рот, чтобы крикнуть ей в ответ, и неожиданно закашлялась – морозный горный воздух обжег горло и переполнил легкие. Какой же он сладкий и пьянящий! Аделина опустилась на свой борд.

Подруга тормознула, подхватила борд и побежала наверх.

- С тобой все хорошо? – взволнованно спросила она, подбегая. И Аделина еще раз удивилась, как все было точно: Маруська также таращила свои зеленые глаза, также смешно хмурила брови.

«Может, это действительно она? – мелькнуло у нее в голове. – Может, это действительно происходит на самом деле? Или происходило, и я просто забыла об этом?..»

- Мне еще никогда не было так хорошо, - честно призналась девушка.

Она жмурилась от искр снега, переливающегося в лучах солнца и всей грудью вбирала морозный горный воздух.

- Езжай! Я тебя догоню…

Маруська махнула рукой и скрылась в водовороте снежинок, потревоженных ее сноубордом. Этот снежный водопад закружился, взвихрился и смешался с новым, вырвавшимся из-под лыж резко развернувшегося рядом с Делей лыжника. Снежинки ужалили ее в щеку и тут же растаяли.

Лыжник приподнял очки и подмигнул ей. И снова она не удивилась, обнаружив, что это был Виталик Самойлов. В школе он сидел на парте перед ней и постоянно тырил у нее то ручки, то линейки, то ластики… Она набрала полную пригоршню обжигающего снега, слепила снежок и со смехом кинула ему в спину.

Потом она неслась по горному склону, как заправский сноубордист, и постоянно видела знакомые лица. Кто-то махал ей вслед, кто-то кричал что-то хорошее. Конечно, что-то хорошее! Что же еще?

Совсем недавно она злилась на своих друзей. Считала, что они бросили ее, предали их дружбу, но сейчас все ее обиды казались ей сущей безделицей, пустяковиной – плюнуть и растереть!..

- Я тоже всех вас помню и люблю, - шептала она. – Я понимаю: дела, заботы, учеба, служба, дети… Я не сержусь… Я не держу на вас зла. Будьте счастливы!..

Внизу она снова увидела Маруську. Они обнялись, и Деля с удивлением обнаружила, что плачет. Она не плакала с тех самых пор… Теперь по ее щекам текли слезы, а в носу было мокро.

Маруська, почувствовав ее слезы на своей щеке, отстранилась и заглянула Деле в глаза. Лицо ее зарябило, в нем начали появляться черты, Роба, папы, Виталика, других друзей и приятелей Дели и даже каких-то совсем незнакомых людей.

– Лучше оставайся собой, - прошептала Аделина.

- Как-нибудь в другой раз… - неуверенно ответил ей уже хорошо знакомый голос.

И вот она решилась… Море.

Сначала Деля услышала плеск волн и почувствовала, как кто-то очень большой нежно облизал ей ноги и плеснул в лицо солеными брызгами. Инстинктивно она утерла руками лицо и только потом открыла глаза.

Море… Оно было громадным. До самого горизонта, до той линии, где небо вбирало в себя морскую синь или, наоборот, выливалось, делясь своей синью с морем, тянулось нечто живое, дышащее, волнующееся и неизмеримо прекрасное. Оно было одновременно синим, голубым, зеленым, серым и бирюзовым, постоянно меняющим свои оттенки в зависимости от того, как перекатывались по его поверхности волны, как освещало его солнце, как вели себя, плывущие по небу облака.

В полном восторге Аделина обернулась, желая расцеловать своего личного волшебника. (С недавних пор она начала про себя называть его так). Но позади никого не было. Она в растерянности огляделась по сторонам: никого. Длинный песчаный берег, деревянный пирс, уходящий вдаль, зеленая полоса леса неподалеку и ни одной живой души вокруг. Только ветер гоняет по пляжу сухие водоросли, да волны тихо выплескиваются на пляж и отступают назад.

Впервые за долгое время она испугалась. (С тех пор, как в ее жизни появился «ночной гость», очень многое стало происходить с ней впервые). Она испугалась ни того, что оказалась в полном одиночестве, ни того, что не вернется в опостылевшую постель. Она испугалась того, что больше никогда не увидит своего волшебника.

В полном отчаянии она села на песок и закрыла лицо руками – вот сейчас она откроет глаза, и ничего не будет: ни песка, ни моря, а лишь ее кровать и темнота ночи. Пусть! Но только пусть и он, ее Горшок, ее единственный друг, сидит в кресле неподалеку.

Она открыла глаза, но ничего не изменилось: море все также плескалось около ног, и лишь некая красная точка показалась вдали. Аделина пригляделась. Точка росла. Вскоре она приобрела очертания небольшой яхты под красным… под алым парусом.

Девушка прикрыла руками мгновенно вспыхнувшие щеки. Об этом она никогда никому не говорила. Даже не собиралась говорить. Даже от себя самой она гнала прочь подобные мысли.

И вот… Что это?..

Яхта причалила. По деревянным мосткам спустился необыкновенно красивый парень – жгучий брюнет с ярко синими глазами, высокий, стройный, широкоплечий. Именно такой, какого она видела в своих фантазиях. В своих снах.

Они являлись без спроса и смущали ее. Проснувшись, она ругала себя, понимая, что этого не будет никогда. Это не для нее. У нее не будет не только такого знойного красавца, но даже самого распоследнего замухрышки. Ей нельзя даже думать об этом.

Как ей мечталось, он подошел к ней и встал на одно колено. Взял за руку и заглянул в глаза.

- Я предлагаю тебе руку и сердце, - сказал он.

Его голос тоже был из ее снов. Негромкий, бархатистый, мелодичный, наполненный таинственными обертонами.

Он протянул ей небольшое золотое кольцо, и россыпь бриллиантов, украшавшая его, засверкала всеми цветами радуги.

- Надень его себе на нос! – рассердилась Деля.

Она отвернулась и бросилась прочь по пляжу.

Деля никогда не была хорошей бегуньей, да и ноги постоянно вязли в песке. Он быстро догнал ее и остановил. Мягко, но решительно.

- Что-то не так?

Он все еще был знойным красавцем, но говорил уже своим собственным голосом.

- Все не так! – зло выкрикнула она, отворачиваясь от него.

- Я могу приехать на белом коне… - растерянно пролепетал он.

Она искоса взглянула на него – блондин с карими глазами и длинными девчачьими ресницами.

- Я просто подумал: море – значит, яхта будет к месту…

Она резко повернулась к нему и застучала по его все еще широкой груди своими маленькими, хилыми кулачками.

- Я не говорила тебе об этом! Я не просила! – кричала она. – Ты копался в моей голове? Подсматривал мои сны? Да как ты посмел?! Как ты мог?!

Он молчал, абсолютно потерянный и раздавленный собственной некомпетентностью. Такое с ним было впервые. Обычно всё проходило легко и гладко. В какой-то момент все начинали понимать, что ему вовсе необязательно говорить о своих желаниях, он знает о них куда больше, чем они сами, и воспринимали это довольно спокойно. Без истерик и драк!

Наконец, она угомонилась и села на песок, уткнувшись головой в колени.

Он тихо опустился рядом.

- Но ты ведь хочешь покататься на яхте? – осторожно спросил он.

- Хочу, - буркнула она, не поднимая головы.

- Так в чем же дело?

Она долго молчала, потом тихо проговорила.

- Я не хочу никаких принцев…

- Но ты не сможешь управлять яхтой… Это намного сложнее, чем без подготовки ехать на сноуборде… Я должен быть рядом!

- Да! Ты!

Она вскочила на ноги.

- Ты, а не какой-то там «прекрасный принц»! Ты обещал мне быть собой! Помнишь?..

Мысли его заметались.

Ее были ничуть не лучше. Копнув чуть глубже, он ухватил образ нескладного бледного паренька, сидящего в кресле, и тихонько потянул за эту ниточку.

Она видела, как менялся цвет его волос, глаз, менялся рост и конституция. Иногда она замечала чьи-то знакомые черты, но теперь они были ей не нужны. Все это было в прошлом. Она хотела видеть его!

И вот он стоял перед нею. Худой, длинный, нескладный… Наконец она смогла увидеть, что у него голубые глаза, а вихры волос, которые в темноте показались ей нечесаной копной, ярко рыжие.

«И пусть теперь все остальное будет, как в кино, - подумала она. – Я тоже достойна счастья. Я ни в чем не виновата. Так уж сложилась жизнь, и в этом нет моей вины».

Как в кино, она стояла на носу яхты, как будто парила над волнами, а он поддерживал ее за руки. Яхта яростно рассекала волны, и соленые брызги летели прямо в лицо и оседали на коже.

Потом они спустились в каюту, и в эту ночь никого не было счастливее ее…

***

Молоденькая медсестра сняла с кровати табличку: «Аделина Полянская, 22, лимфобластный лейкоз». Потом перестелила кровать и вставила в прозрачный футляр данные нового пациента. Секунду помедлила. Она не любила эту палату хосписа. Здесь ей постоянно казалось, что кто-то исподволь следит за нею.

И была права.

Некто, неслышный и невидимый, наблюдал за ее действиями. Он не знал, что это за место – с годами оно менялось: стены, интерьер, люди, а он неизменно был здесь. Всегда.

Он не знал, кто он, и кем был приставлен к этому месту. Старушки называли его ангелом, старички бесом, продвинутая молодежь - эльфом или мороком. Звали его и «домовым», и даже «палатным»...

Он примирял с неизбежным. Он исполнял мечты...

Но одну-единственную мечту, общую для всех, кто когда-либо лежал в этой комнате, кто когда-либо переступал порог этого здания и подолгу сидел около кровати его подопечных, он исполнить не мог. Он был не властен… бессилен что-либо изменить. Иногда он плакал от этого. Выл, скреб стены в осознании собственной беспомощности, а люди говорили: «Ветер воет в трубе – к непогоде» или «Мыши скребутся под полом. Надо вызвать дезинсектора».

К вечеру привезли новую подопечную.

Тот, кто был здесь всегда, долго разглядывал маленькое тщедушное тельце, неловко скрючившееся под казенным одеялом.

А когда суетня вокруг вновь прибывшей улеглась, когда наконец-то наступила тишина, и тусклый ночничок, словно сам испугавшись черноты ночи, прекратил свои безуспешные попытки борьбы с окружающей темнотой, освещая лишь небольшое пространство под своим носом, «тот, кто был здесь всегда», почувствовал ее мысли…

Большой белый кот, распушив хвост, грациозно подпрыгнул и опустился на постель, немного потоптавшись с деловым видом, улегся в уютное углубление под коленями старушки.

- Барсик? - скорее обрадованно нежели вопросительно прошелестело из-под одеяла и оттуда высунулось маленькое сморщенное, совсем детское личико. В слабом свете ночника что-то блеснуло в глубине светлых почти бесцветных глаз. - Я знала, что ты вернешься...

"Значит, Барсик", - согласился про себя кот, и осторожно ступая по кровати, перебрался поближе к руке своей новой хозяйки.