Ранним утром, когда небо было ещё густого тёмного цвета и все обитатели замка, кроме стражи и кухни, ещё крепко спали, Нэйтто – маленькая дочь герцога –проснулась и подошла к окну. Вечером, когда она ложилась спать, земля была покрыта тонким слоем снега, сквозь который просвечивала трава, побуревшие листья, ветки и камни, а лёд на широкой реке был почти прозрачен, с геометрическим узором трещин и обломанных кусков льдин. Теперь сквозь метель можно было увидеть, как весь мир стал снежным, мягким и белым. Нэйтто заулыбалась, прижалась носом к холодному стеклу и с трудом сдержала радостный крик: в соседней комнате чутко спала воспитательница. Тихо отойдя от окна, Нэйтто выскользнула в коридор и зашла в комнату братьев. Разбудить старшего – Элосто – было несложно, а вот младший – Веленор – полночи играл в кровати и теперь никак не желал просыпаться, отмахивался и недовольно бурчал. Стараясь не разбудить спящего через стену воспитателя, брат с сестрой с трудом подняли его и втроём подошли к окну. Сквозь морозные узоры было видно, как метель вихрилась, снежные хлопья кружились и бились в стёкла и на землю наконец-то спустилась настоящая зима.

 

– Красота-а-а! Пойдёмте играть на улицу, – громко прошептал Веленор.

 

– Гувернёры будут ругаться... – задумчиво произнес Элосто и собрался что-то добавить, но тут же был прерван сестрой.

 

– Тогда я пожалуюсь отцу, и он велит им не прекратить. Я иду одеваться.

 

Нэйтто широко улыбнулась и вышла из спальни братьев. Стараясь идти тихо и открывать двери бесшумно, она достала всю одежду и в почти полной темноте, едва нарушаемой слабо тлеющими углями, переоделась. Едва надев узорчатые сапоги, Нэйтто поспешила обратно к братьям, на ходу завязывая платок и надевая шляпку.

 

Братья собирались медленно. Элосто, почти полностью одетый, помогал Веленору, который пытался что-то сделать сам и только мешал, выдёргивая пуговицы из петель и развязывая ленты.

 

– У него нет кафтана и камзола, он может замёрзнуть.

 

Элосто вновь обошёл спальню, заглянул в соседние комнаты и вернулся, разведя руками. Веленор стоял в рубашке, держал в руках шубку и смотрел на старших брата и сестру расстроенными глазами. Нэйтто взглянула на него, топнула ножкой и сказала:

 

– Papa не разрешит нам играть днём! Я нарисую ему руну, он не замёрзнет.

 

Она ушла в соседнюю комнату, достала чернильницу, перо и бумагу, расположила всё на подоконнике и аккуратно вывела несколько знаков на белом листе. Эти руны были довольно простыми и располагались в начале справочника, который лежал в отцовской библиотеке среди прочих книг о разных науках. Нэйтто посмотрела на своё творение, удовлетворённо кивнула сама себе, порадовавшись прямоте линий и чёткости углов, промокнула чернила и вернулась к братьям.

 

– Он не должен заболеть, – твёрдо сказала она.

 

– А куда её положить?

 

Нэйтто нахмурилась: об этом она не подумала. Лист должен быть у Веленора. Обычно руны подвешивали на шнурке на шею, прятали в корсеты или подшивали на одежду изнутри, но всё это не подходило. Нэйтто задумчиво смотрела то на лист, то на брата, а затем решительно сложила бумагу и положила её в карман на шубке.

 

– Так она будет с тобой, – сказала она. – Мы можем идти, пока никто не проснулся.

 

Элосто, подумав, кивнул, натянул перчатки, помог брату, и все трое тихо, стараясь ступать совсем неслышно, вышли из спальни. Лакеи спали в коридорах, и пройти мимо них было довольно трудно. Элосто, знавший, где отец хранит чертежи дворца, и изучивший несколько листов, уверенно свернул в неприметную дверь для прислуги и повёл младших тёмным коридором, в котором не горела ни одна свеча. Нэйтто сжала руку Веленора и схватилась за Элосто, чтобы не потеряться и не упасть.

 

– Мне страшно, – прошептал младший брат, дёргая сестру.

 

– Не бойся, Элосто знает дорогу, мы скоро выйдем на улицу.

 

Веленор замолчал, но крепко вцепился в руку сестры, вздрагивал, часто прижимался к ней, отчего она чуть не падала, едва не наступал на подол платья, и иногда тихо вскрикивал. Темнота коридора была неприятна даже Нэйтто, но она храбрилась, шла за Элосто и тянула за собой младшего брата, надеясь, что уже скоро они окажутся если не на улице, то хотя бы в коридоре, где есть окна или лампадки. Тихо скрипнула дверь, и они вышли недалеко от кухни. Веленор рвано вздохнул и крепко обнял сестру. Та улыбнулась и, осторожно отодвинув его, огляделась. Их появления никто не заметил, но рядом было много людей, и стоило как можно скорее отсюда уйти. Элосто махнул рукой, и они, пригибаясь, побежали к дверям для слуг.

 

Когда замок оказался за спиной, Нэйтто побежала вперёд, наклонилась за снегом и подбросила его над головой. Крупные белые хлопья упали облаком, тут же оказавшись на шубке и шляпке. Нэйтто засмеялась и едва не упала, когда в плечо попал снежок. Она резко обернулась и недовольно посмотрела на братьев. Веленор широко улыбался и был готов вот-вот расхохотаться, а Элосто стоял с кривой усмешкой, и руки его были испачканы снегом. Нэйтто наклонилась, слепила сразу несколько снежков и стала кидать их в обоих братьев: в старшего за то, что попал почти больно, а в младшего за то, что смеялся. Завязался бой.

 

Засыпанные снегом, разрумянившиеся и громко смеющиеся, они упали в снег на другом конце сада. Нэйтто поправила шляпку, которая сильно сбилась за время игры, и посмотрела на небо. Снег падал крупными хлопьями, а тучи становились чуть светлее: близилось утро.

 

– Сегодня воспитатели спят слишком хорошо, – сказал Элосто.

 

– Мы давно не сбегали от них, так что они даже забыли спрятать нашу одежду, – кивнула Нэйтто.

 

Она посмотрела на старшего брата и не заметила, как младший высыпал на неё охапку снега. Нэйтто испуганно вскрикнула, стала вытирать лицо, которое тут же стало морозить от появившейся воды, и, едва поднявшись, повалила Веленора на землю, засыпая его снегом в ответ. Элосто смеялся, сидя в стороне, потом подошёл, сунулся разнимать, но сам оказался в снегу и со смехом вернулся в игру.

 

Весёлые крики достигли дворца, разбудив то ли стражу, то ли самих воспитателей: вскоре раздались восклицания на два голоса, и Нэйтто увидела бегущих гувернёров.

 

– Разве можно убегать ночью! Это возмутительно для дочери герцога, как вы сейчас выглядите? Немедленно возвращайтесь в замок, ваш отец обязательно узнает о вашем поведении!

 

– И как вы только могли выйти с Веленором, когда у него нет ни камзола, ни кафтана? Элосто, ты уже взрослый, как только ты это допустил? Неужели нельзя было объяснить младшим, что так нельзя делать?

 

Нэйтто поджала губы и шла во дворец, бросая на гувернантку недовольные взгляды и посматривая на братьев. Веленор шмыгал носом и обиженно смотрел вокруг, а Элосто шёл с непроницаемым лицом, на котором запечатлелась лишь неприязнь к тем словам, которые ему приходится выслушивать.

 

– Вы только посмотрите, он же простыл!

 

Восклицание гувернёра заставило поднять голову и перевести взгляд на Элосто, а затем на Веленора. Тот иногда покашливал, и взгляд его был не совсем здоров. Нэйтто вырвала руку из пальцев гувернантки, подбежала к нему и достала из кармана руну. Лист бумаги размяк из-за снега, и чернила расплылись на нём, потеряв всякое действие.

 

– Это из-за снега! Он бы не заболел! – сказала она, показывая обоим взрослым помятый лист бумаги. – Это всё из-за того, что он катался по снегу.

 

– Нэйтто, нельзя тренироваться чертить руны на брате!

 

Гувернантка вновь схватила её за руку, отвела в комнату, помогла переодеться из заснеженной одежды в сухую и тёплую и отправилась за герцогом. Всё это время она ни разу не дала объясниться и грозилась запретить всё, что связано с рунами. Нэйтто сердито смотрела на неё, с трудом сдерживая слёзы обиды, и расплакалась, только когда осталась в комнате одна.

 

Отчего ей опять не верят? Отчего гувернантка так ругается из-за рун и постоянно хочет лишить её их? Отчего её всё ещё считают маленькой, если она уже почти взрослая? Ладно балы и приёмы, но отчего её не желают слушать, когда она пытается объясниться?

 

Когда её позвали к герцогу, она вытерла слёзы, не дала руки гувернантке и пошла сама, стараясь не показывать обиды. Глаза её всё ещё были красными, но взгляд стал решительным и почти грозным. Она шла, гордо выпрямив спину, быстрее гувернантки, постучала в двери кабинета и вошла внутрь. Отец стоял возле окна, ещё без кафтана и в распахнутом камзоле.

 

– Доброе утро, Нэйтто. Гувернёры сказали, что вы втроём сбежали из замка, Веленор не был одет и заболел. А что скажешь ты?

 

Голос отца был спокоен, и по всему его виду можно было судить, что он не собирается ругаться и запрещать руны. Нэйтто медленно вздохнула, успокаиваясь, и ответила, без страха и с прежней упрямой гордостью глядя прямо в глаза отца.

 

– Мы действительно убежали гулять. Но у Веленора была руна, чтобы он не замёрз и не заболел! Я сама начертила её и положила ему в карман.

 

– Но он всё-таки заболел?

 

– Из-за того, что бумага намокла и руна растеклась! Я не виновата в этом.

 

Отец кивнул, недолго помолчал, внимательно глядя на дочь, отчего девочка внутренне поёжилась и очень захотела, чтобы он посмотрел куда-нибудь в другое место, но постаралась не выдать своего беспокойства. Вдруг распахнулась дверь, и в кабинет вошла гувернантка. Лицо её было недовольным и почти разгневанным, она открыла рот, собираясь что-то сказать, но отец поднял руку, веля ей молчать.

 

– Я решу эту проблему сам, оставьте нас.

 

Гувернантка поджала губы, строго посмотрела на Нэйтто, но сделала книксен и вышла, тихо затворив дверь. Отец проводил её взглядом и снова обратился к дочери. Глаза его как будто стали добрее.

 

– Кто из вас предложил эту прогулку? Мне кажется, Элосто вряд ли бы стал нарушать правила, чтобы просто поиграть в снежки почти что ночью. Но Веленор вполне мог. Как и ты.

 

– Я позвала братьев, – гордо сказала она. – Элосто немного беспокоился, а Веленор сразу согласился.

 

– Почему вы не остановились, когда поняли, что у вашего младшего брата нет кафтана? Это серьёзно, Нэйтто, с таким шутить нельзя.

 

– Но я начертила ему руну! Он не должен был замёрзнуть.

 

– Но вода намокла, чернила поплыли, руна исчезла, и Веленор заболел.

 

– Я не знала, что так будет! Всё должно было быть хорошо.

 

– Ты не подумала, что что-то может случиться не так, как ты рассчитываешь. Будь внимательнее, особенно, когда это касается рун: может случиться так, что линии поплывут, на материале появится скол или царапина, и руна изменится, а вслед за ней и её действие. Нельзя подвергать опасности своих братьев и других людей.

 

Нэйтто кивнула и отвела взгляд. Отец был прав, как и всегда, спорить дальше было бессмысленно. Болезнь брата – это действительно серьёзно, год назад после простуды умерла троюродная сестра… Но это ведь не повод сделать так, как давно уже хочет гувернантка? Отец никогда не был против рун.

 

– Вы не заберёте у меня руны? Пожалуйста…

 

Она сжала в ладонях складки платья и зажмурилась. Только бы не забрал, только бы не забрал! У неё нет ничего, что нравилось бы так же сильно, как руны. Даже книги из отцовской библиотеки она любила не так, что уж говорить о куклах и сказках, которые ей читала гувернантка.

 

– Нет, – сказал он. – Только впредь будь внимательнее. Руны – не игрушка.

 

Нэйтто открыла глаза, посмотрела на отца и тут же бросилась к нему, широко раскинув руки. Он обнял её, чуть усмехнувшись, погладил по растрепавшимся волосам и поцеловал в лоб.

 

 

К брату её не пустили, вероятно, беспокоясь за её здоровье. Гувернантка пыталась снова ругаться, но Нэйтто, выслушав её упрёки, кивнула, присела в глубоком реверансе и ушла в библиотеку. Возмущённых вздохов и слов она уже не слышала, но догадывалась, что они должны были последовать.

 

С полки, полностью посвящённой рунам, она достала тяжёлый том о здоровье и болезнях. Прежде она его открывала очень редко и никогда им не пользовалась: в более общих справочниках перечислялись простые руны, а здоровье никогда не интересовало Нэйтто так, как возможность ходить бесшумно даже в туфлях на каблучке или делать незаметными вещи, лежащие на видном месте. Но сегодня именно здоровье было нужно, как никогда прежде.

 

Она читала до обеда, когда голод стал слишком сильно отвлекать от книги, а весь стол был завален исчерченными листами. В столовой не было Веленора, и Нэйтто, закончив есть почти неприлично быстро, вновь убежала в библиотеку. Занятия вышиванием могут подождать, а вот здоровье брата – нет.

 

Ближе к ночи Нэйтто вместе с книгой, свечами, стопкой бумаги, перьями и чернильницей спряталась в одной из небольших потайных комнат дворца. Её они нашли летом, когда Элосто впервые смог заглянуть в чертежи отца. Здесь не станет искать гувернантка, и сюда не придут случайно слуги.

 

Часов в комнате не было, и понять, сколько времени прошло после полуночи – двенадцать ударов на главной башне не услышать было невозможно, – не получилось. На столе поверх кипы исписанных листов лежало два аккуратных и очень маленьких, на которых красовалась только ровная руническая вязь. Нэйтто, уставшая и едва не засыпающая над книгами, наконец встала, сложила листки стопкой, а руны взяла с собой. Спать в этой комнате совсем не хотелось, здесь не было даже кушетки. Как у неё получилось пройти в спальню, не попавшись на глаза ни слугам, ни гувернантке, которая точно подняла шум в попытках найти непослушного ребёнка, она не знала. Только спрятала листы с рунами под кровать и уснула.

 

Утром, выслушав повторяющуюся гувернантку, которая снова грозила запретить учить руны, она извинилась за ночной переполох, сама отправилась к отцу, объяснилась и побежала к младшему брату. Веленор лежал в постели, лицо его было красным, но он играл с плюшевым медведем, явно недовольный тем, что ему не разрешили взять солдатиков и все остальные игрушки.

 

– Вам нельзя здесь находиться, – сказал гувернёр, как только она сделала несколько шагов внутрь.

 

– Papa мне разрешил заглянуть к брату ненадолго.

 

У отца она ничего не спрашивала, а он ей ничего не разрешал, но её лицо и голос были настолько уверенными, что гувернёр нехотя пропустил её. Нэйтто сдержала победную улыбку и подошла к постели брата. Тот забыл про игрушку и посмотрел на неё сияющими глазами.

 

– Тебе разрешили! Мы можем поиграть?

 

– Нет, мне нельзя долго быть здесь. Я просто хотела сказать, что очень люблю тебя и хочу, чтобы ты скорее выздоровел.

 

Нэйтто встала спиной к гувернёру, сняла с шеи медальон и, подойдя к брату совсем близко, надела на него. Она тут же отошла на шаг и зашептала, строго глядя на Веленора.

 

– Ни в коем случае его не снимай и не открывай. Там руна, чтобы ты быстрее стал здоров. И никому об этом не говори! Лучше убери под рубашку.

 

Веленор улыбнулся, спрятал украшение и заговорщически подмигнул. Нэйтто довольно улыбнулась, ещё раз пожелала ему выздоровления и ушла, надеясь, что до отца нескоро дойдут известия о её хулиганстве.

 

 

Гувернантка опять была недовольна и ворчала до следующего вечера, отец устало попросил быть осмотрительнее, а Элосто пообещал помочь ей запомнить все потайные ходы и коридоры для слуг. Веленор поправился через несколько дней к удивлению медика и гувернёра, и только отец попросил Нэйтто поговорить с ним тем же вечером.

 

В малой гостиной было жарко натоплено, и отец сидел в кресле перед столиком без кафтана. Слуги принесли чай и сушёные ягоды – любимое лакомство Нэйтто. Значит, отец точно не намерен ругаться.

 

– Ты дала Веленору руну?

 

– Да. Не сердитесь, papa, я нарисовала её на маленьком листе бумаги и вложила в медальон, ничего не могло ей повредить.

 

Отец кивнул, взял чашку, медленно вдохнул аромат и сделал первый глоток, прикрыв глаза. Нэйтто пока не пила, слишком горячо, и потянулась за ягодами. Изредка потрескивали тлеющие поленья, молчание было спокойным и уютным.

 

– Что ты читала в последние дни? Гувернантка опять жаловалась, что ты не выходишь из библиотеки.

 

– Я искала способы, как сделать руны безопасными и действенными. Если вырезать их на твёрдом материале, они будут гораздо долговечнее, и маленькие царапинки не повредят им. Но для этого нужно то, чего у меня нет. Кость, дерево, металл и инструменты для работы с ними.

 

Нэйтто грустно опустила взгляд и сделала первый глоток. Чай всё равно был слишком горячим, она поставила чашку обратно и снова взяла несколько ягод.

 

– Если ты готова подойти к этому со всей ответственностью, я могу нанять тебе учителя по работе с костью и деревом.

 

Девочка просияла, сложила на груди руки и разомкнула губы, чтобы поблагодарить отца, но тот поднял руку и продолжил говорить чуть более строгим голосом.

 

– Только если ты обещаешь мне сначала овладеть инструментами и только потом начинать вырезать руны. Меня ты не обманешь так, как гувернёра твоих братьев.

 

Нэйтто кивнула с прежней улыбкой, скрывая досаду. Учиться работать с костью явно придётся долго, а обманывать отца у неё никогда не получалось, и она бросила эти попытки.

 

– Обещаю, papa, спасибо большое! Готова приступить к занятиям хоть завтра.

 

Она рассмеялась и взяла чашку. Может, всё-таки попытаться обмануть? Нет, не стоит. Лучше подождать немного, усердно заниматься с учителем и потом попросить отца дозволить ей вырезать первую руну раньше, чем он собирался. Отец всегда с трудом отказывал в её капризах. Нэйтто улыбнулась и кинула в рот сразу несколько ягод.

 

 

Небо медленно светлело, а в глубоких сугробах после ночной февральской метели играли дети герцога. Гувернёры опять прибежали на смех и ставшие совсем уж громкими крики, принялись отчитывать всех троих, причём больше всех доставалось даже не старшему брату, а Нэйтто. Та почти не слушала, глубоко дышала морозным воздухом и, услышав очередные предостережения о болезнях, сетования на отсутствие одежды – в этот раз на всех троих были только кафтаны, – вытащила из-под шали шнурок с костяным медальоном, на обратной стороне которого красовалась подчёркнутая чёрной краской руна. Элосто с наглой усмешкой показал свою, сделал поклон, слишком глубокий и подчёркнуто правильный для такой ситуации, увернулся от подзатыльника и вытащил точно такое же украшение младшего брата. Гувернантка чуть не задохнулась от недовольства, а Нэйтто строго посмотрела на неё и сказала:

 

– Отец разрешил мне вырезать руны на кости даже для братьев, так что из всех ваших обвинений справедливо лишь то, что мы убежали играть без вашего ведома.

 

Она отряхнула снег с шубы, спрятала медальон обратно под одежду и отправилась в замок. В окне отцовского кабинета исчез высокий силуэт.