Археологию я считал больше чем работой. Я получал от нее истинное наслаждение и чувствовал себя бодрее благодаря командировкам. Лох-Ливен раскинулось передо мной сверкающей гладью, бесподобным озером, в котором отражались лучи восходящего солнца. Меня ждала увлекательная работа на Замковом острове, где когда-то была заточена Мария Шотландская. Некогда неприступный замок, находящийся на острове в окружении ложбин и лесов, теперь он представлял собой живописные руины. Он был возведен на заре четырнадцатого века, однако народная молва хранила легенды, что в фундаменте лежала иная крепость, выстроенная еще до прихода скоттов из Ирландии.

Я остановился в Кинроссе, стоявшем на берегу. Такие маленькие городки я любил безмерно за их спокойный и неторопливый ритм жизни, побуждающий оставить заботы. Таким казался мне Кинросс: несмотря на процветающую ткацкую промышленность, в этот час он являл мне полупустые улочки в обрамлении уютных пабов и лавок.

Часы на башне ратуши только пробили пять часов утра, и, не теряя времени, я пошел снять жилье. Для того чтобы расположиться на несколько командировочных дней, я выбрал трактир «Приют пастуха», приземистый и старый, что можно подумать, он и впрямь был выстроен для пастухов и путников во времена, когда самого Кинросса и в помине не было. В пропахшем хлебом зале меня встретил протирающий кружки шинкарь. Посетители в это время были редки, поэтому он с радостью предложил мне лучший номер.

— С видом на Лох-Ливен, мистер, — добавил трактирщик, улыбаясь себе в бороду. — Перед сном будете видеть озеро, о котором так много болтают в наших краях.

— И о чем же рассказывают?

— Древние времена, древние легенды. Вы ведь знаете, что шотландцы были не первыми жителями острова, да и остров не всегда звался Замковым. И быть может, он был обитаем еще до того, как в Британию явились пикты.

— А кем же, по вашему мнению, были первые обитатели? — усмехнулся я.

— Известно кто, волшебный народец, — развел руками трактирщик.

— То есть эльфы? — я чуть не расхохотался. — И куда делся этот волшебный народец, как вы их назвали?

— Куда? Да никуда. Пропали и все. Испарились, уплыли, ушли в полые холмы – всех вариантов не перечесть. Да и слава Богу. Зато туристов в разгар сезона хоть отбавляй. Эти сказки хорошо дополняют истории про заключение на острове королевы Мэри.

Арендовав в городке на сутки лодчонку, я отплыл на остров. Было свежо и светло, группки перелетных уток важно проплывали мимо, а ветер шумел на просторе водной глади. На берегу Замкового острова я увидел другую ветхую лодку, принадлежавшую, скорее всего, одному из местных удильщиков. А вскоре, на дороге к руинам замка, я встретил и хозяина лодки, дряхлого низенького старика. Он что-то бормотал и глядел на горизонт, в сторону Кинросса.

— Доброе утро! — приветствовал я его.

— Утра недобрые еще со времен прихода большого народа, — себе под нос ответил старик, не сразу обратив на меня внимание.

— А по-моему очень погожий рассвет!

— Наш рассвет давно миновал, — махнув рукой на город, пробормотал старик. — Слишком многое изменилось после ухода Народа С Холмов.

Я не понял, о чем сказал рыбак и посмотрел, куда он махнул рукой. Просыпающийся город выглядел умиротворяюще.

— Что вы имеете в виду?

— Эх, дело старых дней и старых детей земли. Но ничто не вечно под солнцем. Когда-нибудь Британию покинут даже Дуб, Терновник и Ясень, — рыбак поудобнее смотал удочки и заковылял к берегу, бормоча себе под нос, и тут остановился, прищуриваясь на горизонт. — Буря будет. Прямо как в прошлый раз…

Осмотрев берег, покатый и умытый росой, я пошел вперед. Но не успел я толком удалиться вглубь Замкового острова, как погода испортилась. Это произошло неуловимо, среди деревьев и за склонами холмиков я не заметил, как тучи нахлынули и взвились ураганом над Лох-Ливен. Поднялся жуткий ветер, крушивший кустарник и пригибавший к земле деревья, так что я подумал, что со своей лодкой придется распрощаться, ее наверняка смыло и увлекло волнами. Ливень начался внезапно, сплошной стеной дождя безжалостно обрушившись на остров. Темнело стремительно, и, находясь на природе вне спасительных крыш города, я почувствовал давно позабытый людьми страх перед грозной стихией.

Лес шумел и гудел, словно вторя призрачным охотничьим рогам, какие по легендам можно услышать в старых чащах Британии; лес подгонял меня и усиливал мое напряжение. Я уже успел вымокнуть, но все же добрался до боковых развалин замкового комплекса, укрытых у склона холма. Надо мной возвышался клин старой башни, от полуразрушенных стен и арок с воем проносился ветер. Я нырнул в открывшийся проход, зиявший чернотой. Темнота, еще более густая, чем буря снаружи, ослепила меня, и я, не понимая, нахожусь я в бывшем зале или же в естественном гроте в холме, улегся на камень, надеясь переждать грозу.

Однако час проходил за часом, мне становилось все холоднее, а я даже не взял с собой плащ, чтобы постелить на камень. Скоро я впал словно бы в транс, внимая монотонным звукам дождя да раскатам грома. Я смотрел в одну точку, не в силах отвести взгляд; мысли путались, веки отяжелели, и я провалился в сон.

 

Вокруг перешептывались, впрочем, не слишком таясь. Голоса звучали мелодично и музыкально, словно их обладатели рассказывали роли в пьесе. Речи их были странны – они ставили ударение на первые слоги, тут и там встречались слова, ныне известные из скандинавского и ирландского языка. Я медленно приходил в себя, не шевелясь, как это бывает после длительного сна. Проснувшись, я ощутил свой разум замутненным, а жар на щеках и лбу донес до меня, наконец, что со мной случилось – я лежал в горячке.

Слова перешептывающихся вокруг все-таки сложились в известный мне язык – они говорили на гэльском, а точнее на его древнем наречии. Но я не понимал, где я. Может быть, местные рыбаки нашли меня и отнесли в Кинросс? Я мучительно открыл глаза, противясь яркому свету, увидел какие-то смутные тени, столпившиеся вокруг меня, и точно понял, что я не в Кинроссе. Даже в доме шерифа этого графства не могло быть такой благолепной комнаты. Передо мной будто воскресли книжные описания монарших палат со всей чудесностью и изяществом покоев королевы Марии. Свечи бросали мягкий свет на нежно-зеленые стены и потолок, и все же они были слишком ярки для моих ослабленных глаз. Уютная комната, в которой я находился, была украшена цветами, мебелью тонкой работы и узкими шкафами, словно созданными для платьиц какой-нибудь принцессы.

— И все-таки мы могли положить этого странника в башенной комнате, — прозвучал учтивый голос.

Я не сразу понял смысл сказанного, так как гэльский язык практиковал нечасто, да и звучание его было мне в новинку. Но когда понял, то осознал, что лежал я не на плоском камне, на котором, простуженного и промокшего меня настигла дрема, а в мягкой кровати, явно предназначенной не мне. Я попытался подняться, но чьи-то заботливые руки уложили меня обратно, по привычке напевая какую-то песенку. Я окончательно сбросил с глаз пелену сна и разглядел окружавших меня незнакомцев.

Прямо у изголовья, ласково глядя на меня сверху вниз ослепительными голубыми глазами, стояла девушка. Ее золотистые волосы уходили за спину, вокруг тонкой талии был обернут шелковый пояс. Девушка была высокой, насколько я мог судить, но рядом, возвышаясь над ней, замер молодой человек с такими же голубыми глазами. Он имел черные, как воронье крыло, волосы, заплетенные в пучок на затылке; руки этот человек сложил за спиной, а резко очерченный подбородок вздымался настолько гордо и надменно, что казалось, будто незнакомец смотрел не на меня, а на пятно на своих туфлях. Поодаль и сбоку от этой пары также толпились люди, высокие и худые, с любопытством глядя на меня.

— Где я нахожусь? — спросил я по привычке на английском, но по их лицам я догадался, что мою речь они не понимают.

— Как знаешь, сестра, а меня этот смертный больше не занимает, — процедил черноволосый человек, брезгливо повел уголком рта.

Он развернулся, запахнувшись в темную тунику, и ушел. А когда он поворачивался, я приметил его странного вида заостренные уши. Приглядевшись, у девушки я увидел такие же. Особого значения я этому не придал, и как раз припомнил фразу приветствия на гэльском языке, открыл было рот, но зашелся приступом кашля. Девушка тихо раздала какие-то указания, я услышал слово «позже», и она вышла через высокий стрельчатый проем в комнате. Остальные стали мало-помалу расходится, но тут меня снова накрыл лихорадочный сон.

Когда я снова проснулся, то был уже один. Мне стало намного лучше, я сел в постели, но тут же застыл, потому что как раз думал, что за чудесный сон мне приснился. Но теперь я уже почти полностью здоровым видел уютную комнату, невесть как возникшую на острове. На прикроватном столике стоял серебряный поднос, на нем –наполовину сгоревшая толстая свеча, усыпанная со всех сторон лепестками шалфея. В узком пазе под столом был закреплен бокал, похожий на перевернутый колокол. Я взял его, в ноздри мне ударил чудный запах корицы, апельсиновой корки и каких-то трав. С удовольствием выпив пряное, горячее вино, я развернулся к стене, к окну. Оно было вытянутым, стрельчатым, со столбиком посередине; его перекрывала колышущаяся тонкая занавесь. Оттуда залетал свежий ветерок и доносился мелодичный плач свирели.

Вылезая из прохлады постельного белья, я вдруг ощутил, что на мне не было одежды. Аккуратно осмотревшись, я заметил сложенную рядом с кроватью стопку белья и быстренько встал. Свежестью пахли зеленый килт и такая же рубаха с длинными широкими рукавами, рядом лежали коричневый поясок и сапожки. Надев один килт, я бросился к окну и отдернул занавесь.

Рощица, или вернее сад, тихая водная гладь озера и темнеющая сбоку громада башни – уже не полуразваленные руины, но выбеленные камни, сияющие зубьями парапетов. Сомнения не было, я находился в островном замке озера Лох-Ливен.

— Наконец-то вы проснулись! — сзади меня будто пропела синица. — Как вы себя чувствуете? Вижу, что получше?

Я встрепенулся и, неловко стоя в одном килте, встретился глазами с девушкой. Она нарочито любопытно оглядела меня с ног до головы и улыбнулась. Я тем временем припоминал нужные слова.

— Спасибо, мне действительно лучше, — медленно ответил я на том же языке, что и она, слегка запинаясь.

Хоть и сносно знал гэльский в той форме, в которой его преподают в учебных заведениях, сразу заговорить бегло я не смог.

— Вот и славно! Меня зовут Айне, а вас? — девушка подошла ближе, убирая золотой локон за остроконечное ухо.

Я попробовал вспомнить, существует ли такая анатомическая особенность в природе, и запоздало ответил ей:

— О, я Генрих, меня так зовут, — выражался я нескладно, на ходу вспоминая нужные слова.

Девушка подняла палец и, словно ребенок впервые увидев зверька, дотронулась до меня. Нежное прикосновение заставило меня вздрогнуть, и Айне рассмеялась.

— Скажите, Генрих, вы ведь, — она вдруг покраснела, и ее голубые глаза поблекли на мгновение, — вы ведь человек?

— Ну конечно, — ответил я, чувствуя себя как-то глуповато. Я слышал биение своего сердца, а с лица не сползала нелепая улыбка. Вал вопросов, которые я собирался задать, вылетели из головы. Смотря на Айне, я больше не находил их важными.

— Сестра, тебе есть досуг до смертного? — раздался громкий голос.

Голос шел со стороны коридора. Айне успела отпрыгнуть от меня на несколько шагов, и в тот же миг в комнату зашел тот черноволосый, которого я видел, лежа с лихорадкой в кровати. Он был выше и стройнее, чем мне показалось тогда. Кожа его была бледная, словно он жил под арктическим солнцем, лишенным тепла, а черты лица были точеными и какими-то жеманными. Да, его строгий облик, тонкость талии и враждебный блеск глаз отдавали странной изнеженностью, словом, я был готов поручиться, что этот человек никогда не вспахивал поле и не пел песен в шумной компании разгоряченных элем мужчин.

— Это тебе никогда не было дела до людей, — будто бы с вызовом ответила Айне. — Они хотя бы чувствуют всей душой.

— И потому сгорают за сотню лет или того меньше, — черноволосый впервые скосил на меня взор, его губы брезгливо дернулись. — Я жду тебя у берега.

Не взглянув на меня, он ушел восвояси. Айне вздохнула, посмотрела на меня и спросила:

— Ты, наверное, голоден? — она, не задумываясь, перешла на «ты».

— Нет, я не хочу есть.

Это было правдой, хотя и странно, что голода я не чувствовал. Должно быть, виной тому был пряный горячий напиток.

— Тогда выходи во двор, как сможешь, — сказала Айне и выпорхнула из комнаты.

Оставшись один, я нашел таз с холодной водой и умылся. Затем надел рубаху, зеленые сапожки и опоясался. Я еще раз оглянул комнату, но, как и старая одежда, мои вещи, которые я взял на остров для работы, пропали.

Выход из комнаты, стрельчатый, как и окно, был лишен двери, и вместо нее занавешен белой тканью. Я осторожно отодвинул ее и вышел из комнаты, попав в коридор, в котором в шахматном порядке каменные плиты в тени перемежались с золотистыми участками лучей, падающих из окон. Было тихо, словно я был в замке один.

Раздались плавные шаги, из-за поворота появилась группа мужчина и женщин. Я вежливо их приветствовал, но эльфы прошли мимо меня, даже не удостоив взглядом. Только одна молодая эльфийка мельком посмотрела на меня с пустой улыбкой, но ее взгляд ни на миг не задержался на моих глазах – так, бывает, смотрят на милую кошку или собаку.

Пройдя немного дальше, я увидел на стене длинный гобелен с вытканными пестрыми картинами. Тут была изображена и охота, и пышные пиры; высокий белоснежный замок в огне, выстроившиеся напротив друг друга полки – эльфы и орда разнообразных существ, от гоблинов до великанов.

В коридоре послышался нетерпеливый топот ножек, и сюда вбежала Айне.

— Вот ты где, а я тебя жду!

Из-за поворота опять вышла группа эльфов, и она сразу отстранилась и подобралась. Эльфы учтиво поклонились ей, проходя мимо, а женщины присели в реверансе. Айне милостиво улыбнулась и коротко склонила голову в ответ каждому. Когда эльфы прошли, она устало вздохнула, но взглянув на меня, просветлела.

— Пойдем во двор! — Айне ухватила меня за руку и повлекла за собой.

На поворотах я прибавлял шаг, чтобы не отстать, а она начинала семенить еще быстрее. Тогда я побежал за ней и отчего-то рассмеялся, Айне захохотала в ответ. Разметавшиеся золотые волосы касались моего лица; они пахли вереском.

Держа друг друга за руки, мы, запыхавшиеся и смеющиеся, выбежали в сад через проем в стене, большой, остроконечный и лишенный ворот. Она быстро повела меня сквозь деревья с белыми листьями к рощице молодых дубов. Вокруг шумела листва, щебетали птахи и зорко бдил из древесной кроны ястреб.

— Как же ты к нам попал, Генрих?

— Я…я не знаю, я просто уснул, — честно ответил я. — А как вы меня нашли?

— Ты не помнишь? — удивилась Айне. — Ты спал в зале, когда тебя нашли. Это странно, если бы ты приплыл по воде, тебя бы заметили на берегу. Хотя твои сородичи даже не пытаются строить лодки.

— Мои сородичи?

— Да, другие люди. Они просто идут мимо озера, гоня перед собой стада овец. Сыны Адама не видят остров сквозь наш волшебный туман. И наши юнцы часто подплывают близко к берегу и наблюдают за вами, вы смешно одеваетесь – в шкуры и овчину.

Мы подошли к крохотному пруду, на поверхности которого проглядывали кочки, будто заботливо расставленные кем-то. Айне перепрыгнула с одной на другую, я последовал за ней. Тут она остановилась на крупной кочке, а я прыгнул, не дождавшись ее очереди. Айне тихо ойкнула и обхватила мои руки. Я в свою очередь придержал ее за талию, чтобы она не свалилась в воду.

— А ты, — она робко продолжила, пытаясь скрыть улыбку, — ты был одет иначе, как-то по-странному, как мне сказали. Но от первого же прикосновения твоя одежда рассыпалась!

— Ох, я-то думал, где она, — я покраснел в ответ, но скорее от близости ее душистого тела, заглядевшись в эльфийские голубые глаза.

Айне поправила волосы и перепрыгнула на берег.

— Пойдем, мне нужно к берегу. Брат звал.

— Он тоже…в смысле, вы все, кто тут живет, вы… — я путался, стараясь ясно задать вопрос, — давно тут?

— Всегда, — простодушно ответила Айне.

К берегу мы шли дольше, чем я себе представлял. Намного длинней был путь, и мне подумалось, что береговая линия Замкового острова могла быть иной в… другие времена. Среди гальки и камушков, у подножия зеленого берегового ската, высилась наблюдательная деревянная башенка, на верхушке которой стояла фигура с длинным боевым луком.

Под ней стояла группа эльфов – они были облачены в плащи, с колчанами и луками, и у пояса у каждого висел клинок в ножнах. Все как один – высокие и неуловимо уточенные. Я подметил, что ни один житель острова не носил бороду. Узкоплечие воины были стройными и казались тугими, как молодой тис, но все же хрупкими. Среди них стоял и черноволосый гордец, брат Айны. Она направилась к ним, а я на некотором отдалении пошел следом.

— Мы ждем гонца, — сказал ей черноволосый, скрестив руки на груди. — Скоро должен прибыть.

Все, и я с ними, неподвижно стояли, смотря на озеро. Солнце быстрее обычного двигалось к закату, ветерок гулял по прилесью, но я думал не о своем странном приключении, не о высокомерных незнакомцах, словно вышедших со страниц волшебных поэм Эдмунда Спенсера; я был опьянен золотоволосой феей, эльфийкой с голубыми глазами. Я думал только об Айне.

Наконец, дозорный на вершине башни дернулся, вгляделся в туманную даль и крикнул: «Едет!»

Сначала я ничего не увидел, но потом заметил поднявшуюся волну, которая стремительно, против ветра, приближалась к нашему берегу. Гонимые воздушными течениями, брызги и влажная свежесть ударили мне в лицо. Шум катящейся воды нарастал и близился, и я различил человека, оседлавшего волну! Келпи ярился и словно морской конь разрезал озерную гладь. Черты водного духа были расплывчаты, полупрозрачны, непрестанно текли и менялись, как поток, но четко выделялись круп, копыта и лошадиная голова. Всадник с собранными в хвост светлыми волосами осадил его у берега, и келпи заржал – лошадиный храп смешался с шумом потока, будто табун коней резвился у водопада. Эльф спрыгнул в береговой прибой и приветственно поднял руку в перчатке черноволосому и Айне, которая подняла ладонь в ответ.

— Какие вести? —спросил ее хмурый брат, неподвижно стоя, не убрав скрещенных на груди рук.

— Тревожные, милорд! Выдры прячутся по прибрежным зарослям, косяки рыб уплывают на южный край озера, и даже смертные скотоводы уходят подальше от воды, чуя что-то неладное. Но наш крылатый друг поморник сказал, что буря еще в пути, и у нас может еще есть несколько дней.

Я не совсем понял, о чем сказал гонец, и заворожено наблюдал за застывшим келпи, который как фонтан журчал в прибрежной воде.

— Всем быть начеку! — досадно приказал черноволосый и двинулся назад к замку, раздавая указания шедшим вокруг воинам.

Гонец, прежде чем последовать за черноволосым, сделал знак рукой морскому коню, и келпи, прощально заржав, кинулся в пучину озера, подняв столп брызг. Айне слегка погрустнела, но взглянув на меня, улыбнулась.

— Ты не очень утомился?

— Рядом с тобой я и забыл об усталости, — признался я, и звучало это старомодно и по-средневековому.

— О, мне нравится, как ты говоришь, — проворковала она. — Поешь в зале и приходи в сад, вечерняя прохлада лучше жаркого камина!

Я вернулся в тот же коридор, из которого вышел вместе с Айне, прошел чуть дальше и завернул в зал. Там сидели эльфы: кто-то ужинал, кто-то точил мечи и проверял тетиву луков, кто-то играл на арфе. На меня никто не обратил внимания, как не обращают внимания на вернувшегося с прогулки кота, и я сел за ближайший стол с узорными ножками. На нем лежала еда – кувшин молока, медовые соты, виноград и ягоды, ломоть белого хлеба. Наверное, эльфы не ели ни мяса, ни рыбы, но эта простая еда была очень сытной.

Когда я утолил голод, то встал и направился было к выходу, но тут сбоку выросла фигура черноволосого, высокая и тонкая, как вечерняя тень. Он схватил меня за руку, и его цепкая жесткая ладонь впилась чуть выше моего локтя. Прожигая меня взглядом своих темных глаз, он тихо прошипел:

— Хоть моя сестрица и не дала выбросить тебя в озеро, учти, что тебе не рады в обители Лох-Ливен.

Я взял его за кисть и крепко стиснул. Несколько секунд он боролся со мной, но потом уголок его губ дернулся, и я разжал его хватку. Все-таки эльф слабее человека, – подумал я и ответил ему:

— А я и не твой гость.

Я зашагал прочь и явственно чувствовал, как он злобно смотрел мне вслед, и был готов развернуться, если ему придет в голову причинить мне вред. Но черноволосый даже не шелохнулся.

В саду я без труда нашел пруд, а за ним поляну в окружении молодых дубов, где меня ждала Айне. Она медленно кружилась на лужайке и пела:

…Двенадцать месяцев подряд

Ты проведешь со мной.

Лишь после этого верну

Я вновь тебя домой.

Теперь тебе в Срединный мир

Дороги нет иной…

Увидев меня, Айне сказала:

— А вот и ты! Нравится тебе все-таки у нас на острове?

— Да, хоть это и… очень необычно и странно для меня…

Мы гуляли в саду, разговаривая обо всем на свете. Айне расспрашивала меня про людей, удивлялась и хлопала в ладоши, когда я описывал какие-нибудь технические изобретения нашего века. Она очень мало знала о мире людей, и мои неграмотные объяснения на гэльском убедили ее, что смертным просто известна какая-то особая магия и тайны заклинания вещей. Но тщетность своих усилий я понял, когда она спросила: «А почему твое племя не поделится магией с этими скотоводами в шкурах?»

Я в свою очередь никак не мог поверить во взаправдашнее существование волшебного народца и пытался узнать у нее историю ее племени, но Айне немногое могла поведать. Выходило, что они будто бы всегда жили на островах, постепенно удаляясь от своих сородичей, теряя с ними связи, пока не остались одни жить на затерянном островке посреди озера.

— А о чем сказал гонец? — спросил я, вспомнив фантастическое появление эльфа верхом на водяном духе.

— Он предупредил о нападении.

— Чьем нападении?

— У нас есть враги, другие из Народа С Холмов. Мы их зовем Неблагим двором.

— Другие существа? — удивился я. — И откуда они взялись?

— Они пришли на острова вместе с вами, смертными, — ответила она, остановившись. — Вместе с первопоселенцами-коротышками приходили совсем безобидные, даже милые существа, но с этими скотоводами, в шкурах и с железными копьями, явились другие, которых они зовут богами – Ноденс и Морриган, Велунд и Нимуэ. Неблагой двор это свита и слуги многих из них.

— А вы чьи слуги?

— Больше ничьи. Наши боги и богини покинули нас очень давно. Мы последний осколок Благого двора.

— Но зачем Неблагой двор нападает на вас? Неужели, они так злы?

— Они не злы, как вы это понимаете.

— Как мы это понимаем? — уточнил я.

— Это часть их естества. Нападают, потому что противоположны нам. Они таковы, потому что это их суть, — Айне водила рукой по древесной коре. — Но они загадочны и опасны, как морской прилив.

— И как эльфы, — бездумно добавил я.

— Как эльфы? — прошептала она, и, не дав мне оправдать глупую шутку, надменно сказала, плохо скрывая улыбку. — О, я докажу, что это не так!

Айне отпрыгнула, откинула туфли и медленно закружилась на лужайке. Древняя эльфийская пляска завораживала и убыстрялась. Девушка то и дело дергала ножкой назад, и я заметил тонкую золотую цепочку на ее белеющей щиколотке. Она подхватила меня под руку и завлекла в танец, пока, наконец, мы не выдохлись и не остановились.

— Брат говорит, я слишком чувственная, как смертные. Это ведь не плохо? — она подступила ко мне вплотную.

Ворот ее платья слегка отвис. Грудь у Айне была белая, как подснежник. Я ощутил ее аромат и опьянел в мгновение ока; я протянул руку, обхватил ее и увлек за собой на травянистое ложе. Она не сопротивлялась, но сама повисла на мне, обвив руками голову. Мы покатились по лужайке, сменяя смех на прерывистое дыхание, пока не юркнули в ложбину между корней дуба. Дурманящая медовая свежесть ее золотистых волос, рассыпавшихся по моим плечам и лицу, свела меня с ума. Айне была мягкая и гибкая, как молодой тростник. Я слегка потерял счет времени и слышал только ее тихие стоны; чувствовал не росу, каплющую с цветов, а ее мягкие губы, прижатые к моим в любовной агонии.

Прогремевший рог разорвал лесной покой и разрушил наше уединение. Тут же с дуба слетел ястреб и унесся к башне; белки заспешили к своим дуплам. Это был не охотничий горн, веселый и задорный, зазывавший собак и ловчих к погоне. Надрывно и плачевно звучал рог, изливая все отчаяние и печаль, какие только можно было сыскать в мире. Он гремел по острову снова и снова, призывая всех к оружию. Мне стало это ясно сразу же, у любого мужчины с древних времен в крови течет решимость откликнуться на такой зов, и его нельзя было ни с чем спутать.

Мы вскочили одновременно, Айне лучше меня понимала, что значит этот рог. Стремглав, подобны двум ланям, мы понеслись через сад к белеющей между деревьями башне. За время, проведенное с девушкой, я и не заметил, как стремительно почернело небо и злобно завыл ветер, пригоняя с озера холодные облака тумана.

У входа в замок толпились эльфы, сменившие легкие туники на плащи и плотно тканные жилеты. Все уже были вооружены, вдевали стрелы в тетивы луков и удобнее привешивали к поясам ножны. Черноволосый резко отдавал команды, и пары-тройки эльфов убегали к своим позициям. Сам он держал свой тонкий и отливавший лунным светом клинок обнаженным; под темной одеждой проглядывала кольчуга, а плащ надувался, как парус.

— Иди в башню, сестра! Сейчас же! — крикнул он, мимолетно бросив на меня полный ненависти взгляд.

— Не пойду! — строго ответила Айне.

Черноволосый схватил ее за руку и повел к воротам, что-то ожесточенно выговаривая. Я двинулся следом и услышал:

— Ты принцесса и будешь делать так, как требуется! Твоя мать не для того отдала жизнь, чтобы… — он начал задыхаться от злобы. — Чтобы ты с ним…

— Почему ты их ненавидишь всех до единого? Не он виновен в том, что случилось с матерью! Ты же видишь, он другой!

— Смертные не отличаются друг от друга. Он может не носить бороду и не быть закутанным в шкуры, но в душе он так же жесток, как и остальные.

Он подтолкнул ее под воротную арку, развернулся и натолкнулся прямо на меня, глаза в глаза. Теряя самообладание, черноволосый сжал эфес меча так, что на кулаке проступили вены.

— Думаешь, ястреб ничего мне не поведал? — его голос задрожал от гнева. — Человеческое отродье! Что бы сегодня ни случилось, ты будешь изгнан с острова.

Снова затрубили в рог, черноволосый толкнул меня плечом и зашагал к позициям. Но я, удивляясь сам себе, схватил его за рукав и с вызовом воскликнул:

— Дайте мне оружие! Я буду защищать остров! — фехтовал я только бейсбольными битами в колледже, а из лука не умел стрелять вовсе.

Черноволосый, похоже, легко догадался об этом и сморщился, брезгливо и как-то болезненно. Он с силой вырвал руку, но все же подал кому-то знак. В тот же миг один из эльфов, в котором я узнал утреннего гонца, швырнул мне лишенный ножен меч, который я с трудом поймал за рукоять. Однако я расценил это как добрый знак, повернулся и взглянул на уходящую под сень стрельчатого прохода Айне.

Она, наверное, почувствовала мой взгляд, поскольку тоже обернулась, и на секунду мы застыли, глядя друг другу в глаза. Девушка сделала какой-то охранительный знак рукой, который до сих пор используют жители высокогорных шотландских деревушек, и я, ободренный таким напутствием, побежал вслед за черноволосым.

Я вскарабкался за ним на вал, который был насыпан у берега напротив замка. Укрепленная досками и бревнами возвышенность отрезала от остального острова песчаную мель, чуть ли не единственное удобное для высадки место. Так что любой явившийся на берег с недобрыми намерениями был бы вынужден штурмовать вал. Тут ветер бушевал особенно яростно, не сдерживаемый ни склонами, ни деревьями. Слева и справа на валу, как на крепостной стене, застыли эльфы, сгорбившись под напором жестокого шквала, который едва ли не гнул их тонкие, хрупкие тела к земле. Ничего не понимая в военном деле, я все же подумал, что страшно неудобно будет им стрелять против такого ветрища.

Несколько часов назад водная гладь была тиха и безмятежна, теперь же ее было не узнать. Вода почернела едва ли не сильнее неба, ярилась и кидала волны на песчаный берег. Тучи отовсюду шли к нам, взращивая над островком сердцевину урагана, и холодный воздух бил в ноздри. А на озере, в нескольких сотнях метрах от нас, началось какое-то движение. Взвились темные валы воды и понеслись к укрепленному берегу, в точности как эльфийский гонец утром, но только теперь таких взбешенных гребней было много, не меньше полудюжины. По мере их приближения, я различил на них фигурки – вражеских наездников. Тут откуда-то сбоку им наперерез выскочили, будто моторные лодки, две светлые водяные тени – келпи, находившиеся на нашей стороне. Один из морских коней на ходу врезался в движущуюся мрачную тень, сбил ее напор и сбросил в воду всадника. Но другой союзник такого успеха не имел – навстречу ему направились сразу три темных водяных вала и разом ударили, опрокинув в пучину, как крупные волны на море, бывает, ломают встречные.

Теперь я их мог рассмотреть лучше. Они были как келпи эльфийского гонца, но чудовищнее и опаснее: вытянутая лошадиная морда скалилась клыками, грива рассыпалась змеями или щупальцами, и весь фантомный образ растекался мутной, зеленой водой. Всадники на темных келпи потрясали дубинами и что-то вопили. Вот их ряд ударился о берег, взметая брызги. Наездники ловко соскочили в песок.

— Темная погань, — проворчал рядом эльф-гонец, прилаживая стрелу.

— Огонь! — скомандовал черноволосый, и защитники вала спустили тетивы.

Встречный ветер мешал стрельбе, но все же две трети выпущенных стрел попали в цель. Странные существа повалились в песок, пронзенные насквозь. Они были сгорблены, в половину человеческого роста, кожей похожи на лягушек, в шлемах из высохших белых черепов не то овец, не то птиц.

Но очевидно это был лишь пробный натиск. Я вгляделся в нарастающую тьму на озерной глади и увидел множество келпи, движущихся к острову. С ними же медленно плыли шелки, оборотни-тюлени, невесть как взявшиеся в отрезанном от моря озере. Не иначе как в человеческом облике они прошли от взморья до Лох-Ливен, чтобы принять участие в этой странной и завораживающей войне Народов С Холмов. Некоторые из шелки были сцеплены в подобие упряжки и тянули за собой древесные стволы и примитивные плоты, усеянные врагами. На первый взгляд их было куда больше стоящих на валу лучников. Насколько хватало глаз, такие же отряды существ плыли к острову, собираясь высадиться в других местах, где их встретили бы стрелок на дозорной башенке да пара-тройка эльфийских мечников.

Когда вражеская флотилия подплыла на расстояние выстрела, эльфы вновь дружно спустили тетивы. Но новый залп пропал втуне. Хотя враги кучнее нагромоздились на плотах и древесных стволах, сказывалась малочисленность лучников. Часть стрел сшибалась ураганным ветром, втыкалась в песок и с плеском скользила в воду. Те, что достигали своей цели, вырывали из толпы врагов одну-две фигурки, но не могли помешать высадке. Под дикие крики чудища спрыгивали в мокрый песок и бегом кидались на вал, размахивая дубинками и кремниевыми топориками.

Последние стрелы сбросили вниз со склона вырвавшихся вперед врагов, и эльфы сменили луки на мечи. Железо обрушилось на штурмующих вал чудовищ, раскалывая костяные шлемы и протыкая зеленоватые подбрюшья этих созданий, как булавка протыкает живот лягушке. Пугало в овечьем шлеме бросилось на меня, замахиваясь каменной булавой. Я не успел толком осознать, что делать, но моя рука прянула вперед, будто меч в бою начал жить своей жизнью. Клинок ударил вкось, по диагонали, сбил уже опускавшуюся на меня дубинку и сшиб череп с головы врага. Перед моим лицом предстала гнусная рожа чудища, и я застыл от охватившего меня омерзения. Маленькие глазки взирали бешено и глупо, как у разозленного индюка, а нос оканчивался свиным пятачком. В то же мгновение чей-то клинок снес с плеч уродливую голову, и тело покатилось вниз, что вывело меня из оцепенения. Оказавшийся рядом эльф, в котором я признал гонца, усмехнулся.

Первая схватка оказалась короткой, врагов изрубили и посбрасывали со склона. Среди эльфов был убит один, он лежал на валу, и вокруг его головы растекалась кровь. Защитники вала вновь взялись за луки, посылая стрелы в столпившихся на берегу созданий, и песок обагрился алым. Плоты все прибывали, однако, чудища не шли на новый приступ, чего-то ожидая. Они поднимали с берегового дна камни и кидались ими в ответ на стрелы и грозно потрясали оружием. Я глядел на этих существ и понимал, что знаю их, слышал или читал в отголосках шотландских мифов: злобные боглы и скрывающие копыта глейстиги, кошмарные броллахан и неиствовавшие в прибрежной воде келпи, ушастые кобольды и хобгоблины.

Раздался птичий крик, и наперекор жестокому ветру из поднебесья спикировали два ястреба из островного леса. Они пришли эльфам на подмогу и налетели на находившихся еще на плоту чудищ, столкнув одного в воду и расцарапав морду другому. В них полетели камни, но птицы ловко ушли на высоту. Тем временем эльфийские лучники, не вынужденные укрываться от летящих в них булыжников, снова открыли стрельбу. А ястребы опять атаковали гнусных созданий. Но тут один из келпи, ярясь в темных, зеленоватых волнах, выскочил из воды и сбил ястреба, когда тот уже расправил когти над головой какого-то кобольда. Удар келпи, видимо, оглушил его, потому что благородная птица камнем пошла ко дну.

Отвратительно прокричал какой-то стервятник, бросая вызов оставшемуся в одиночестве ястребу. Эльфы подняли луки, пуская стрелы в приближавшийся крылатый силуэт, но неведомая тварь уворачивалась, хрипло и резко каркая. Сперва я принял жуткую птицу за птеродактиля. Крупная, как гриф, она имела словно бы лошадиный косматый хвост и длинные морщинистые лапы с когтями; такими же тремя когтями кончались лохматые крылья. Ее голова на покрытой бородавками шее была лысой, глаза жутко горели желтым, а длиннющий клюв ощетинился острыми зубами, которыми тварь могла порвать и косулю. Это была чудовищная птица бубри.

Вытянув когтистые лапы, она обрушилась на ястреба, щелкая клювом, пытаясь ухватить его за крыло. Ястреб ловко уклонялся от бубри и улетал вглубь острова, увлекая за собой крылатого врага, наверное, уводя того подальше от защитников вала.

Те же успели истратить все стрелы, и песчаная отмель была щедро усеяна телами врагов. Лишь гонец оставил в своем колчане парочку белооперенных подруг для мерзкой птицы бубри, если она снова появится и лохматым ураганом налетит на головы эльфийских воинов. Черноволосый стоял, отрешенно глядя на сгущающуюся бурю у нас над головами, и то и дело оглядывался назад. Я догадался, что он ждал вестовых от дозорных башенок, расставленных на берегу – вдруг врагу удалось высадиться на острове и им следует отступать в замок, чтобы не быть окруженными. Или командир боялся увидеть вместо вестовых сами отряды врагов.

В воде я заметил новые движения. Злобные водяные кони не могли ступить на землю, и вражья рать жутких существ дождалась иных союзников, не решаясь до сей поры повторно идти на штурм укреплений. Из воды на берег начали вылезать жабы, громадные, как слоновые черепахи. Они грузно прыгали и, квакая, обнажали кривые зубы. Рядом с ними из волн ползли водяные змеи, оставляя за собой в песке вьющийся мокрый след. Их раздвоенный язык трепетал, предвкушая пищу, и ядовитое шипение отчетливо доносилось до меня.

Заорали чудища и единой массой пошли на штурм, карабкаясь по склону вала. Медленно начали забираться вверх жабы, вползать на возвышенность змеи. Я заметил, как несколько низких, бородатых и козлоногих созданий забросили арканы. Гадюками взвились веревки, одна из них затянулась вокруг неудачливого эльфа и сдернула вниз, в толпу воющих чудищ.

Я обрушил меч на голову только взобравшемуся на гребень вала кобольду, тот успел лишь вытаращить свои и без того огромные зеленые глаза и покатился назад. В эльфов вновь полетели камни, дротики и каменные топорики. Один из них просвистел у меня над ухом. Как волна прибоя, орда нечисти захлестнула вал. Каждый защитник схватился одновременно с тремя врагами, а те все лезли и лезли. Но с каждой секундой яростная атака усиливалась, а эльфы погибали. Черноволосый рубился отчаянно и умело. Стальным вихрем он вращал клинком, не давая чудищам взобраться на вал. В разные стороны отлетали выбитые из рук топорики и дубины, кисти, головы и лохматые уши кобольдов. Враги сторонились участка вала, где он оборонялся, и вскоре вокруг него образовалось свободное место, куда начали отступать теснимые эльфы.

Столкнув вниз какого-то ретивого богла, я огляделся. Оборона была прорвана – убитые эльфы лежали на валу или застыли на внутреннем склоне, опрокинутые и не докатившиеся до подножия. Какого-то бедолагу пожирала громадная жаба, наполовину заглотив его тело. До хруста сжимали своих жертв водяные змеи, укутав их в пятнистые чешуйчатые кольца, удушая и ломая кости.

За плечо меня дернул эльф-гонец, который, видимо, приглядывал за мной. Мы отбежали к черноволосому, где рядом еще обороняли вал. Но на остальных участках одержавшие вверх чудовища уже спускались вниз, в сад, грозя отрезать нам путь отхода. Черноволосый скомандовал отступление.

И вовремя. Рваная линия нечисти уже начал смыкаться за нашими спинами, но единым ударом кулак последних защитников разметал чудовищ. Послышался вой и визг разбегавшихся от мечей врагов. Самые умелые замыкали наш небольшой отряд, отбиваясь от наседающих чудищ. Но тут, оглушительно квакнув, гигантская жаба сорвался с места и прыгнула прямо на спины эльфам. Порядок повалился, как домино, и мы покатились по склону, уже не пытаясь держать подобие строя.

Меня самого здорово приложило по спине, я не удержался на ногах и кубарем скатился вниз. Радостно загомонили чудища и устремились было за нами, чтобы ударить в тыл, пока мы в беспорядке покидаем вал. Уже обнажила зубы жуткая жаба, разевая пасть на эльфа-гонца. Но вовремя подскочивший черноволосый наискось рассек ее мягкотелое пузо. Повалила страшная вонь, из глубокой раны твари засочилась густо-зеленая жижа. Этого хватило, чтобы ввести в замешательство бегущих попятам врагов, и мы, снова сбившись в отряд, побежали к замку. Сзади, на валу, победно завыла нечисть, кидая нам вслед камни и дротики, и единым фронтом начала спускаться в сад.

До замка мы добрались первее тех врагов, что успели уже спуститься с вала. Но они и не пытались встать у нас на пути – вместо этого чудища восторженно сбивали с деревьев листья и плоды и со злой яростью обламывали ветки и топтали цветы. По правде, именно ворот замку сейчас не хватало, так как в стрельчатом проходе не было даже дверей, как и в остальных помещениях эльфийской обители. Поэтому мы все заняли оборону в проходе, а нескольких бойцов черноволосый отправил в замковую башню, где были запасы стрел, чтобы они могли стрелять по врагам.

Все до одного были изранены, в порезах и ушибах. Воспользовавшись мгновением перевести дыхание, эльфы перевязывали раны, а я затянул куском ткани свою кровоточащую ссадину на руке, которую получил при неудачном спуске по склону. Эльф-гонец смастерил себе подвязку для сломанной руки, которая, попав под удар каменной дубинки, висела плетью.

Доселе лишь черневшее небо громыхнуло и разразилось грозой. С новыми силами налетел ветер, и сплошной стеной пошел дождь. Орда чудовищ приближалась, ливень не замедлил их, а только помогал, потому что ветер нес дождевые капли нам в лицо. Ничком с небес упал ястреб, настигнутый своим противником, и оглушительно заорала птица бубри. Несколько стрел выбили из наступающей оравы пару врагов, но через мгновение вопящая толпа чудищ с разбегу врезалась в наш строй.

Грохот и треск оглушили меня, замелькали клинки и вражеские топоры. От жестокой сечи у меня ломило плечи и горело между лопатками. Чудища отчаянно колотили дубинами и топорами, мечи эльфов все медленнее отбивали удары. С замковой башни с криком упал стрелок, сбитый птицей бубри. Вот до прохода в замок добрались змеи и жабы. И что-то сломалось в эльфийском строе. Нас опрокинули и вытеснили во двор; без сил, воины валились от ударов на землю.

— Бежим! — эльф-гонец с рассеченным лбом толкнул меня в сторону замковой башни.

Вместе с нами из побоища сумели вырваться лишь три эльфа. Черноволосый не стал искать спасения в бегстве, он остался сражаться в стрельчатом проходе и, окруженный и израненный, был погребен под телами врагов. Прежде чем войти в башню, я с горечью увидел замковый проход и двор, заваленными трупами эльфов и чудовищ. Злобно улюлюкая, твари уже рассыпались по коридорами и галереям, грабя и уничтожая эльфийскую обитель. Что станется с немногочисленными эльфами, не успевшими спрятаться в башне, я не хотел думать. Но успела ли добраться до башни Айне?

Мы ввалились в помещение на предпоследнем этаже. Тут кто-то кинулся мне на шею. До меня не сразу дошло, что это Айне, шепчущая что-то мне на ухо. Мой взор встретился с голубыми глазами эльфийки, и я крепко обнял ее. В прохладном каменном помещении собралось полтора десятка эльфийских женщин и всего пятеро бойцов, включая меня. Возможно, я был выносливей хрупких эльфов или же меня скрытно оберегал эльф-гонец, но мне посчастливилось остаться в живых и отделаться мелкими ранениями. Проход в комнату мы забаррикадировали немногочисленной мебелью, и нечисть несмело пыталась пробиться внутрь, а мы кололи их и стреляли из луков через щели в завале. Видимо, основная часть чудищ разбежалась по коридорам и комнатам замка.

Вдруг по лестнице сверху сбежал богл и, брызжа слюной, бросился на ближайшего эльфа. Его тут же зарубил подскочивший эльф-гонец.

— Как он проник на вершину башни? — недоуменно спросил он и кивком подозвал меня и еще одного лучника.

Мы поднялись по винтовой лестнице на верхнюю площадку под открытым небом. Дождь прекратился, и грозовые тучи нависали так низко, что казалось, они сейчас опустятся, а буря скроет в своих рокочущих недрах белую башню. Лучник предостерегающе крикнул, показывая пальцем вбок. Расправив лохматые крыла, птица бубри несла, держа за плечи, хобгоблина. Над парапетом башни она раскрыла когти, и хобгоблин ловко спрыгнул на зубец. И тут же, будто поскользнувшись, рухнул на камень со стрелой в груди.

Бубри хрипло закричала и понеслась вперед, прямо на нас. Косматый хвост вился на ветру, когда крылатая тварь налетела на лучника. Тот успел выстрелить еще раз, но промахнулся. Чудовищная птица вскинула когти, разинула клюв, истошно каркая, и стремительным порывом подхватила эльфа, сбросив его с башни. Тело несчастного размозжилось о плиты внутреннего двора, а бубри сделала в воздухе петлю, намереваясь так же сбросить и нас. Дьявольским ураганом она приближалась к башне, и я, застывший от ужаса, уже бы не успел добраться до люка к винтовой лестнице. Эльф-гонец, израненный и с переломанной рукой, перехватил свой клинок наподобие кинжала и, крикнув мне «Да хранят тебя боги, смертный!» побежал к краю площадки. Птица бубри летела навстречу, но храбрец не стал ждать, пока она атакует, а сам, с разбегу оттолкнувшись от башенного парапета, прыгнул прямо на налетающее чудовище. Сверкнуло лезвие и глубоко впилось в морщинистую кожу у крыла. Словно сшибленная из пращи ворона, тварь дернулась, пролетев мимо башни. Бубри заверещала, начала драть когтями ноги и живот эльфа, закромсала до крови плечо его сломанной руки. Но бесстрашный воитель потянул на себя лезвие; птица потеряла контроль за полетом и с размаху ударилась оземь, вспахав землю. Отлетевший эльф ударился о дерево и больше не поднялся.

За этим с ужасом наблюдал я, а потом перевел взгляд на остальную обитель озера Лох-Ливен. Нечисть рубила деревья, ломала, где могла, своды и крыши. Занялся пожар, и подожженные чудищами каменные помещения превращались в печку, накаляясь от сгоравшей мебели и деревянных полов. Над всем этим клокотал ураган, который навис своей черной клубящейся сердцевиной над белой башней, словно венчая ее короной. Снизу, с винтовой лестницы послышались крики, и я поспешно спустился.

Кобольды и боглы прорывались в комнату, и двое оставшихся в живых воителей с трудом их сдерживали. Я услышал утробное кваканье, к забаррикадированному проходу приближалась гигантская жаба. И, казалось, ничего не слыша и ни на что не обращая внимания, ко мне подошла Айне:

— Уже ничем не помочь, — печально сказала она, расправляя мои разметавшиеся по лбу волосы. — Пойдем наверх, я хочу попрощаться с тобой.

Словно зачарованный, я последовал за ней по лестнице. Позади раздались отчаянные крики, грохот рассыпающейся баррикады, вопли чудищ. Айне взяла меня за руку и подвела к краю площадки, опершись на башенный парапет. Несколько секунд мы любовались синим озером, прекрасным Лох-Ливен под темным грозовым небом.

— Мне жаль, что нам с тобой выпало так мало времени, — проговорила Айне, погладив меня по щеке.

— Айне… — лишь повторял я, прижимаясь к ее золотым волосам, вдыхая их чудный, сводящий меня с ума аромат. — Я не отдам им тебя!

— Глупенький, — рассмеялась она. — Я, как и остальные сородичи, принадлежу к Народу С Холмов, и после смерти я вернусь в Холмы. Но тебя я никогда не забуду, Генрих, обещаю!

Айне взяла меня за ворот, притянула к себе, другой рукой нежно обняла затылок и поцеловала. Я выронил меч и прижал тонкое эльфийское тело в ответ на ее пылкость. Касаясь ее шеи, я позабыл все на свете. Закружилась голова и начало покалывать в кончиках пальцев; я жил ее страстными, столь желанными губами, как солнечным лучом жил цветок под порывами жестокого ветра.

Она отстранила меня, слегка улыбнулась, сжав зубы.

— Прощай, — сладким шепотом произнесла она, вдруг оттолкнула меня и сделала шаг назад.

Ее гибкое тело перекинулось через парапет, и она скрылась из виду. Я подскочил к краю башни, от отчаяния крик не шел у меня с уст. Прекрасной эльфийской девы я не видел, словно она исчезла в полете, навсегда уйдя вслед за своими сородичам в полые холмы из мистических преданий эпохи Артура.

Я обернулся на звук. На площадку высыпали чудища, в нерешительности подступая ко мне, последнему защитнику эльфийской обители Лох-Ливен. Нечисть медлила, словно чуя во мне не знакомых созданий волшебного народца, а нечто иное – Адамово семя. Больше ничего не боясь, я поднял меч и шагнул навстречу к ним. Но тут выпущенный из пращи камешек угодил мне в голову, мой взор сразу потемнел и поплыл. В ушах оглушительно загудело, и я упал без сознания.

***

Холодный ветер разбудил меня. Спина заледенела от лежания на студеном камне, голова побаливала, и я ничего не понимал. Но в один момент резко вспомнил все. Я вскочил, не зная, куда бежать. Я находился в тени полуразвалившейся башни, ныне не белой, а просто каменной, как всегда строили шотландцы. Волны прибоя шумели совсем рядом, ведь я стоял у берега озера. Куда девалась широкая полоса суши, сильно отдалявшая воду от замка, и защитный вал?

Я замер, тупо вперив взгляд в неровно сложенную кладку руин башни. На мне была странная рубаха, зеленый килт и сапоги. Ладонь по привычке помнила рукоять меча, а на губах, как ожог, горел прощальный поцелуй Айне. Я медленно опустил взор.

На плоском камне лежала тонкая золотая цепочка, что во время танца украшала изящную ножку девы из волшебного народца.