Завыла истошная сирена и студенты, озорничавшие в аудитории, разом угомонились. Кто-то с грохотом свалился с потолка, кто-то слизняком сполз по корявой стене, а я, шустро отлипнув от доски, в два прыжка оказался за партой. Первым занял свое место!

И не потому, что был старше остальных, просто таким уродом родился. Во мне жило некое подобие человеческой совести - лучше сокурсников понимал возлагаемую на нас миссию будущих мужчин.

И вот огрызнулась ржавая дверь. В звуке скрежещущего железа, вошел пожилой профессор порнографии Института вселенского разврата. Весьма солидный старикашка с кривыми ссохшимися рогами, с козлиной оттопыренной бородкой цвета прокисшей мочи и длинным обвисшим хвостом, свисавшим до самых копыт. Бодро простучал золочеными подковками по каменному полу. Щеголь! Подойдя к кафедре, он вытянул из-под мышки толстую кожаную папку с логотипом в виде трех иксов и положил сверху. Открыв, неспешно перебрал исписанные бумаги. Мы стояли по струнке, навытяжку, боясь пошевелиться. Терпеливо ждали, когда строгий учитель, наконец, разрешит нам сесть. Профессор разровнял складки обширного балахона из серебристой парчи с отверстием для хвоста и вынул из нагрудного кармана кругленькие очки. Знаете, такие в блестящей металлической оправе с прямым тоненьким мостиком. И этот крохотный велосипедик, совершив привычный полет, ловко устроился на курносом ноздрястом носе. Профессор почесал за оттопыренным ухом, схожим с листом фикуса, хитро сощурившись, прошелся первичным взглядом сквозь частокол торчавших рогов, поверх наших голов.

- Садитесь.

Рыхлый голос дал облегчение моим волосатым ногам - плюхнулся, как мешок с отрубями. Не сводя восторженного взгляда с профессора, восторгался его жеманной внешностью. Выйду в люди, заработаю ученую степень, тоже таким стану. Выпендриваться начну.

Не о чем говорить - уважал и боялся его до мозга костей! Возрастная мудрость с набранными на Земле знаниями, несомненно, возносили старого ученого над другими преподавателями вуза - делали в наших глазах самой уважаемой персоной. Был он солидным чортом, прожившим среди людей многие десятилетия и являлся наиглавнейшим специалистом по подготовке будущих мужчин. Глаза - шарики живой крови. Излучали они красноватый свет, еле-еле заметный в пространстве воздушного рубина. Статную фигуру профессора утяжеляли призрачные раскладки теней, и сочными отблесками играл свет от горевших в железных держателях факелов на волнистых складках глянцевитого балахона. В стеклах очков отражались размытые пятна адского огня.

По моей согбенной спине сошли короткие нарезки колючего холодка, все шерстинки щетинисто вздыбились…. Профессор протяжно заговорил.

- В отличие от нас земляне размножаются посредством телесного контакта между собой. Сходу, без вводной подготовки, он погрузился в тягучую лекцию.

- И для достижения нужных результатов у них имеется два сорта людей. Есть мужчины и женщины. Кто такие мужчины? В основном это второсортные люди, внешне несильно отличающиеся от высокосортных женщин. Или, как говорят на земле, неполноценные женщины. У мужчин также одна голова, имеется пара рук и ног, между которыми есть своеобразный штырек. Но особое отличие кроется не в нем. В основной своей массе ординарные мужчины страшные грубияны, неучи, лодыри, пьяницы и неряхи. Пожалуй, если бы на земле не было женщин, то самыми выдающимися были бы они. Думаю, вы с легкостью вольетесь в их среду.

Профессор растянул тонкие губы хитрой улыбкой, состроив невинную гримасу, недвусмысленно намекнул на наши недостатки.

- Так что, ребятушки, особо вам волноваться незачем. Но мужчины, исходя из дальнейших планов, мало интересуют нас. А интересуют нас, как вы уже догадались, женщины. Наипрекраснейшие существа во вселенной. Поскольку именно они выступают основным источником пополнения земного населения, следовательно, достойны более пристального рассмотрения. Так кто же такие, женщины? Укладываясь в пару слов, могу сказать, что они прелестные самки, рождающие новых людей. Говоря откровенно, будучи ученым-экспертом, знающим их не понаслышке, ответственно заявляю, что каждая фемина есть своего рода табула раза, многогранная в своей уникальной первозданной чистоте. Хе-хе.

В отличие от мужчин, настоящие женщины чистоплотны, умны, хитры, трудолюбивы….

И очень выносливы. Они не терпят жадных мужчин и хамского обращения. Конечно, как говорится, в семье не без урода, и среди них встречаются особи не достойные называться женщинами с большой буквы. Нам же это идет только на руку. И вот о них, о второсортных дамочках мы сейчас и поговорим, чтобы быть во всеоружии. Итак, для лучшего понимания, я разделил эти своеобразные создания на несколько видов….

Эй, ты, рыжий, с треснутым рогом и синим фингалом под глазом, хватит ковыряться в носу и дергать соседа за хвост!

Я вздрогнул. Рука плетью безвольно упала вниз. Надо же, приметил меня, сидевшего за последней партой.

- Он первым начал задираться, скотина, пнул меня копытом. - Пытался оправдаться.

Султан челки вздыбился. Быстро, по-пионерски, сложил руки на парте. Прикинулся паинькой.

- Поговори мне есче, верзила метровый! - Профессор погрозил мне указательным пальцем, сверкнувшим большим перстнем с золотой русалкой насаженной на трезубец.

- Ладно, на чем я остановился?

Он глянул в открытую папку.

- А, виды никудышных женщин. Так вот, имеется несколько видов…. Хе-хе-хе….

Есть бляди, шлюхи, потаскухи, шалавы, прошмандовки и проститутки. Отдельно стоят колхозные бабы, вертихвостки и шмары со стервами. О каждой из них подробно поговорим на следующей лекции. Все они относятся к одному классу и делятся по физическим параметрам. Среди них встречаются: толстожопые, плоскозадые, сисястые, пышногрудые, плоскогрудые, широкозадые, узкожопые, кривоногие, длинноногие, стройные, костлявые, жирные, господи прости, столько водки не выпью и так далее….

В общем, ассортимент таких, сказать, бесшабашных дам слишком разнообразен. Самое же главное, любой из этих впечатляющих видов годится к употреблению, к сексуальному контакту, ответственно заявляю, как профессор порнографических наук и доктор вселенской пассиологии. Именно они легко идут на сближение с нами. Намотай себе на рог. Эй, рыжий, это я тебе глаголю.

Я снова вздрогнул. Вроде бы нигде не ковырялся. Блин, чего докопался?

- Ну, что ж, именно с такими свободными во всех отношениях женщинами старайтесь найти общий язык. Главная же ваша задача будет заключаться в увеличение нашей популяции на земле. Наделал детей и назад, к родным пенатам. Хе-хе-хе. Хотелось бы еще предупредить. Перед тем, как отправят на землю, вам ампутируют хвост, отпилят рога, а копыта сменят на человеческие ступни. Рост увеличат. Значит, ради отчизны придется претерпеть временные неудобства, кое-чем пожертвовать, зато от настоящих мужчин, золотой зуб даю, вас никто не сможет отличить. Но сильно не переживайте, потом все восстановят. И еще, вы не будете чувствовать себя на земле в полном одиночестве. Там уже находятся некоторые наши выпускники.

Профессор подровнял очки, поверх них повел агрессивным взглядом - снова глянул на меня со всей энергией зрительного нерва. В этот раз повода докопаться не нашел. Продолжил.

- Наши собратья свяжутся с вами. Завтра будет более подробная заключительная лекция, каждый вид женщин рассмотрим в отдельности, а послезавтра…. Догадайтесь с трех раз. Правильно - выпускной! Айн момент, чуть не забыл, у женщин есть крайне эрогенный орган и он не тот, о котором, вы, балбесы, все время думали. Это уши. А так, как им всем страсть, как нравится крутить динамо, с первых же дней нахождения на земле, избегайте быть обманутыми. Держите ухо востро! Сами учитесь пользоваться разного вида лапшой. Применяйте красивое слово "Любовь", чтобы воткнуться задарма. На этом наша короткая лекция окончена. Аяк талды, господа! Сегодня меня еще ждут в университете вселенского пофигизма. Желаю всем будущих успехов на земле. Держите хвост пистолетом. Хе-хе-хе. Пер аспера ад астра, френдс!

Профессор подмигнул мне, снял велосипедик, втиснул в нагрудный карман, а толстую папку захлопнул и вернул под мышку. Помахивая оттопыренным хвостом, он вальяжно покинул аудиторию.

Охренеть! Через несколько суток смогу тискать настоящую земную шлюху, вешать ей на уши лапшу и пользоваться всеми благами земной цивилизации на халяву.

А вернувшись обратно, получу ученую степень, заживу,… лучше, чем у Христа за пазухой. Пляши, гуляй, вытворяй, что хошь… Я ликовал.

 

Незаметно пролетели деньки. И только вообразите - свершилось чудо из чудес!

В человеческом обличии, я оказался сверху Земли в заброшенном парке. Чужестранец!

Стоял в твидовом пиджаке малинового цвета, в рубахе с черными полосками по белому и наглаженных брючках "А ля банан". С выраженным нетерпением перебирая ногами, в сверкавших белизной новых штиблетах, китайской фирмы "Абибас", неоспоримо, всем своим прекрасным обличьем я мог бы дать фору любому вороному жеребцу, включая ахалтекинской породы. Теперь я был аккуратно подстриженным под горшок брюнетом, выбритым до синевы точеных скул с божественным благоуханием одеколона "Шипр". Под моим изящным носом с легким намеком на аристократические формы, красовались маленькие усики любимого цвета печной сажи, с элегантным заломом концов кверху. Улыбка моя тоже вводила в экстаз - ослепляла! Фикса правого резца сверкала золотом самой высшей пробы. В правой руке - добротный чемодан телячьей кожи. На безымянном пальце - золотая печатка с черепом. Какая женщина устоит, а? Не фигли-мигли!

М-да…. Насчет роста. Ростом, правда, я особо не вышел - до желаемой высоты вытянуть так и не смогли. Остановились на жалкой отметке полтора метра с двумя сантиметрами.

"Мал золотник, да дорог", - задушевно съязвил четырехрукий вытягивальщик, с задатками бессовестного палача. Видать, мой зрелый возраст сказался на нужной фликсибильносьти, флексоебельности, флексобилинности, флексо… Тьфу, мать вашу, забыл, как пишется это дурацкое словцо, короче, не растянулся я до нужных размеров. Но кое-что радовало. Грудь мою согревали, лежавший во внутреннем кармане пиджака, самый настоящий паспорт и билет до города, название которого, хоть убейте, никак не получалось запомнить. Там меня должен был встретить наш тайный агент, специально отобранный для меня. Сейчас же предстояло, не теряя времени, как можно скорее замести следы, незамедлительно покинуть место приземления и добраться до вокзала, чтобы сесть на поезд. И я торопливо зашагал….

Не разбирая дороги, я пер напрямик, как многотонный бульдозер, топча все подряд. Россыпи полевых цветов с заворотками густой сочной травы сминались под твердой поступью моих крепких ног. Над головой покачивалось, обдуваемое летним ветерком размашистое сито ветвей с навалами зеленой листвы, пели тонкими голосами неизвестные мне птички. День выдался, словно на заказ, без единой помарки на солнце и я чувствовал себя на седьмом небе от восторга. Чужая земля, чужая жизнь и я - красавчик! Чертовски не терпелось отличиться, страсть, как хотелось отчебучить какую-нибудь героическую пакость. Прямо руки чесались…. "Хурэй, хурэй! Итс э Холи - Холидэй!".

 

На вокзале - буйство сутолоки. Мелькали баулы, чемоданы, коробки, рюкзаки. Потные напуганные физиономии, лица, ругань, крики, маты. Гвалт! Люди, точно чумные, суматошно бегали по перрону, кричали, толкаясь, лезли в вагоны. Некоторые цеплялись за открытые окна и висли на них, пытаясь влезть в купе. Я улыбнулся. Они чем-то походили на моих непутевых сокурсников. Оказывается, стоянку неожиданно сократили из-за опоздания поезда, о чем, естественно, я не ведал. Предвидеть такое безобразие просто было невозможно. Пометался - пометался и, в конце концов, нашел свой ненаглядный вагон, зелененький, как настойка из змеиного яда. Борясь с хаосом, раздвигая локтями напиравшую толпу, я с силой тискался всем корпусом, торопясь быстрее проникнуть вовнутрь, уже тронувшегося состава.

- Эй, ты, окурок, чорт полосатый! Куда прешь? - Заорал какой-то растрепанный гражданин с взъерошенной головой источавшей сильный сивушный перегар.

Я опешил! Чорт побери, как ему удалось так быстро раскусить меня? Замешкался, сконфузился, а позднее чья-то тяжелая нога, обутая в кирзовый сапог, помогла мне снова оказаться на ровной бетонной земле. Поезд ушел, а я остался стоять потрясенный, потирая отбитый зад. Такой грубости от достопочтенных землян, признаться, не ожидал.

Куда занесло? Хорошо хоть морду не набили. Ничего не оставалось, как ретироваться.

К большому прискорбию, первая встреча с простыми людьми вышла комом для новоиспеченного джентльмена. Тогда, решив отдохнуть в сквере железнодорожного вокзала, я поковылял на поиски удобной скамейки. Надо было обдумать дальнейший план действий.

И, спустя буквально несколько минут, я очутился в уютном местечке, благоухавшем цветами. А вон и она - скамеечка долгожданная! Заторопился к ней, но на подходе заметил, блин, была занята. На ней кто-то лежал. Подошел - глянул. Ба! Растянувшись в полный рост, там спала какая-то одинокая женщина неприглядной внешности. На вид лет двадцати - двадцати пяти, или около этого, считай моя ровесница. Многое в ней напоминало утопленницу с картины Василия Перова, чье творчество мы рассматривали на третьем курсе. Конечно же, не фотомодель - ни кожи, ни рожи. Поначалу, обдав холостым взглядом незнакомку, думал пройти мимо замысловатой особы, хотел поискать другую более подходящую скамейку, но тут вдруг вспомнились поучительные слова профессора: "Некрасивых женщин не бывает, бывает мало водки!". Резко затормозил. Грешным делом замыслил начать выполнение своей миссии прямо здесь и сейчас с этой необычной крали. Так сказать, решил для начала потренироваться на ней, пропихнуть в жизнь полученные знания. Подумал - чего зазря упускать такую возможность, раз подвернулась. Грубо говоря, захотелось мне до чортиков воспользоваться ею для увеличения нашего потомства, а уж после, как требовала инструкция, смыться с чистой совестью. Поражаюсь, как мог дойти до такой несусветной наглости? Повинуясь человеческому разуму, я замыслил сходу впасть во грех и плавно подрулил. Опасливо оглядевшись по сторонам, не подглядывает ли кто, приподнял подол смятой юбки, сшитой из какого-то грубого дерьма и уже помышлял пристроиться рядом…. А она даже не шелохнулась! Представляете? Не среагировала на угрозу ее чести, чем заставила сильно поразиться такому космическому равнодушию. Никогда бы не представил себе настолько бесчувственную женщину, продолжающую крепко спать в чрезмерно близком присутствии симпатичного мужчины. Вытянувшись в полный рост на общественной скамейке, моя первая жертва находилась в невменяемом состоянии в известной позе "Не кантовать!". Я оторопел - впал в сомненье. Не хворая ли? Со сжатым дыханием наклонился, принюхался…. Нет, не хворая. Чего греха таить, несло от нее, как от винной бочки. Скорее всего, перебрала. Картинка печальная - устала жить в реализме. Моментально отпало желание иметь то, что не шевелится. Обиженный таким пофигистским отношением к опрятному человеку противоположного пола, я счел, что будет лучше дождаться, когда невзрачная особь очнется, залицезреет меня во всей красе и отдастся сама со всей страстью. Признаюсь, торопиться особо было уже некуда. Я устроился с края у ее ног. Благо еще оставалось достаточно места, и сидел я, не теснясь, покручивая ус и ожидая заветного пробуждения.

Теплый ветерок успокоительным опахалом качал тонкие ветки душистой сирени над головой и где-то протяжно, влюбленным соловьем, посвистывал шустрый маневровый. Миновало примерно с полчаса, нашла мрачная тучка, и с небесной лейки брызнул мелкий дождичек июльского разлива. Девушка начала мокнуть, еще больше сделалась похожей на героиню упомянутой картины. Капли дождя оросили смуглое, неподвижное лицо, ее изогнутые ресницы дрогнули…. Сомкнутые губы, разъединились пухлым кошельком, издав замысловатые звуки "чмак - чмак". Она сквасила недовольную мину, задвигала ногами, обутыми в скошенные сикось-накось туфли-полукеды с нашлепками высохшей грязи и ее брови, два коротких штриха углем, сдвинулись к ровной переносице. Начинало угадываться некое шевеление в ожившей голове пиковой масти и разметанные волосы, напомнили мне запущенную метлу вечно пьяного дворника нашего института.

Я протяжно вздохнул. Пришлось встать, снять пиджак и заботливо накрыть спавшую пьянь. Большой плоский чемодан, осторожно подсунул под ее запрокинутую голову. Подровнял. Какая-никакая, а все же будущая мать чертенка. Идиллия продолжалась бы долго, если бы не подошел дежурный полицейский со сдвинутой набекрень фуражкой и прикусанным свистком в уголке рта. Откуда выискался? Вынудил занервничать.

Что если заставит открыть чемодан? А лежало там такое,… страшно сказать. В общем, интимные принадлежности.

- Спать в общественных местах не полагается. - Неохотно просвистел дежурный, потирая концом черной дубинки за оттопыренным ухом.

Я затормошил незнакомку за оголенное плечо - "Просыпайся же, дура!". В итоге с трудом разбудил. Очнулась. Разбитной полисмен, не дожидаясь полного пробуждения нарушителя, пожевав свисток, скромно удалился. Мзду не потребовал. Даю гарантию, впечатлился моей крутой внешностью.

Какое-то время она сидела неподвижно с закрытыми глазами, а когда открыла один, посмотрела в противоположную от меня сторону. Никого, не обнаружив, широко зевнула, поскребла ногтем указательного пальца взъерошенные залежи макушки, и начала поправлять сползший набок бюстгальтер. Сопя, старалась подтянуть непослушную бретельку под тонкой неопределенного цвета кофточкой убитого вида.

Мать честная, чуть ли не полностью обнажилась выпиравшая грудь! Глазам моим не хватало места в черепе, сердце запрыгало, и я рухнул в думки, вспоминая лекции про непутевых женщин и тактику обращения с ними. И, невольно, икнул. Честное слово, случайно.

Девушка содрогнулась…. На этот раз мгновенно повернула в мою сторону опухшее от счастья лицо. Выразительно уставилась, вытаращив коричневатый глаз, похожий на медный пятак царской чеканки. Левый глаз был плотно закрыт. Она долго глядела, не мигая, будто прицеливалась, чтобы сразить меня наповал одним единичным взглядом.

- Ты кто, хлопчик? - Выпалила резко, точно выстрелила из ружья дуплетом, таращась в упор.

- Я? Вася.

Без промедления назвался данным по легенде именем.

- А где,…Егорка?

- Наверно, уехал в поезде. - Ответил, не задумываясь.

Ну, что еще мог ответить возле железнодорожного вокзала?

- А где это я?

- А чорт его знает.

Девушка продолжала изучать меня взглядом медно-карего глаза, а затем, пристально посмотрев на лежавший рядом чемодан, спросила.

- Далеко собрался?

Я замялся…. Не дождавшись ответа, она снова спросила, хитро прищурившись.

- Деньги есть?

- Есть! - Радостно воскликнул, понимая, что отношения налаживаются.

 

Девушку звали Лида. И жила она не в этом неприветливом городе. Пережив трепет короткого знакомства, я честно признался, что еду транзитом и опоздал на поезд. Пожаловался: остановиться совсем негде, люди тут злые, то да се. Тогда мы договорились, точнее она предложила, на время снять где-нибудь комнату на двоих. Оба оказались бездомными. Довольные, мы зашагали к ближайшему магазину. Вернее сказать, она повела меня туда с настойчивостью коновода. И там состоялись покупки. По совету Лиды я взял три бутылки вина, две чекушки водки и разную закуску. Рассчитавшись, уже собирался уйти, как она остановила.

- Водка без пива, деньги на ветер!

Пришлось, как водится, раскошелиться, взять еще несколько бутылок пива. Вспомнил, что жадных мужчин женщины не любят, и, понимаете, не отказал. Плотно затарившись, набив пакеты сытным харчем, в конце концов, мы удалились. Дружно потопали на поиски жилья. Всю дорогу я оглядывался, по известной причине. Вот же попал в передрягу!

Преодолевая сопротивление размытых дождем подворотен, обходя навалы живописного мусора и пугая шарахавшихся от меня собак, мы покружили, побродили, помесили грязь захолустьев примерно около часа и, в конечном счете, сняли недорого жилье у одной подслеповатой старухи. Поселились в доме-завалюшке. "Не шуметь!" - был вынесен нам окончательный приговор строгой хозяйкой.

 

Некуда деваться, стыдно, но откровенно признаюсь, что дилетантизм в общении с женщинами бил по всем частям тела - делал меня сильно застенчивым. Я нервничал. Полностью позабыл про все наставления профессора порнографии. Более того, Лида оказалась выше на целую голову, свободно оперировала разными мудреными словечками и крайне смущала. Я переживал. Но была не она слишком умна и высока, а я был приземист и неразнословен. Становилось боязно, вдруг этот неприглядный объект вожделения среагирует на мою неопытность, обведет вокруг пальца, стырит все деньги и оставит с носом. Заворочалось сердце - стрекотало не переставая. Боялся скопытиться. До сих пор не поддавалось определению, к какому виду принадлежит первая, так сказать, знакомая. Поэтому и не знал, как вести себя с ней. Она не подходила ни к одному типу распутных женщин, каких мы изучали в Институте разврата.

Посидели, пообщались. Выпили…. Лида не курила, но пила за двоих. После нескольких стаканов паленого бухла, я заметно захмелел и если бы не спилили рога, стоял бы на них. Достаточно опьянев, не успел подготовиться, как следует, детально обмозговать тактику охмурения, и вот те нате, случилось невероятное…. Произошел эффект цилиндра!

Пардон, не знаю, что это за фигня, просто почему-то вспомнилось, понравилось и сильно захотелось сравнить. Мое потаенное желание, на удивление, исполнилось в одночасье без применения ушной вермишели плутовства. Иными словами, случилось то, ради чего столько лет промучился, слушая пикантные лекции и тренируясь на кошках.

 

Когда наша близость закончилась, стояла только глубокая ночь. Лида соскользнула с поверхности моего влажного тела с быстротой обмылка и бодро покинула кровать. Но на улицу выходить поленилась, сказала, что не хочет издавать запретного шума. Не включая свет, она взяла пустую бутылку из-под вина, босая на цыпочках прошлепала к окну. Ночь была лунной, и голая Лида хорошо просматривалась на фоне окна в молочном свечении, дразня телесным откровением ладной фигуры. И тут я, нечаянно, пришел к удивительному открытию, что в феерическом полумраке появляется намного больше возможностей положительно оценить затрапезную внешность. Я смотрел на расчудесную Лиду, ставшую заманчивой. Смотрел на ее мучения, и с трудом сдерживал смех. Шли секунды и увлечение нарастало. Признаюсь, до сих пор не мог понять, к какому виду отнести эту загадочную особу. Наверняка, профессор никогда не встречался с такими.

Ей было неудобно мочиться в узкое горлышко бутылки, она раскорячилась и небольшая лужица образовалась под пальцами правой ноги. Отодвигаясь в сторонку, Лида потеряла равновесие, поскользнулась и…. Бац! Она шлепнулась на пол, на обе ягодицы разом. Пустая бутылка выскользнула из руки и покатилась с барабанным звучанием по кривому полу…. От резкого удара полусгнившая половица предательски треснула. Лида замерла. Прислушалась. В соседней комнате, спала строгая хозяйка. Был хорошо слышен сквозь каркасно-камышитовую стенку протяжный храп восьмидесятилетней старухи, которая если проснется, то потом уже не уснет и тоненький писк контуженой мыши под надломленной половицей. Пьяная, боясь издавать лишние шумы, Лида поднялась. В ночном полумраке, напрягая зрение, прицелилась. Зажурчало….

На этот раз кое-как ей удалось справить маленькую нужду. Осторожно, снова на пальчиках она вернулась к панцирной кровати. С затаенным дыханием, я ждал возвращения подруги, разделяя с ней общее волнение. На всякий случай, приготовился - уперся вытянутыми руками и ногами в прутья спинок, застопорил их, тем самым надеясь подавить жалобный стон металлической сетки. Лида остановилась, приподняла замоченную ногу. Интенсивно потрясла ею, как обычно делают маленькие собачки. Затем несколько раз шаркнула по поверхности непокрытого пола, расплющив зазевавшегося таракана. Насколько можно осторожней она села на край ватного матраса, но под весом ее стройного тела железный каркас все же не выдержал и жалобно крякнул.

- Ржешь, поди?

Она легла. Положила растрепанную голову на мою лохматую грудь, придавила остывшей щекой, уменьшив биение сердца. Я уже не смеялся. Самому позднее пришлось стоять так же, корчась с бутылкой, правда, все прошло намного проще. Сейчас мы лежали под дырявой простыней на голом матрасе, одалживая друг другу тепло вспотевших тел.

В комнате было душновато.

 

Утром воскресла ворчливая бабуля - принялась копошиться, как контуженая мышь. Мы с Лидой тоже проснулись, почесали отлежанные бока, но вставать, пока, не спешили. Не издавая громкого шума, синхронно широко зевнули…. Потянулись…. Эх, хорошо та как! Стали ждать, когда в комнате посветлеет основательно. Из окошка заискрились первые хрусталики утреннего света и сидевший на потолке мушиный рой вдруг угрожающе ожил. Суматошно закружил жужжащий хоровод, дурачась над нашими головами. В ушах весело забренчало. Дискотека! Комаров, к счастью, не наблюдалось, подозреваю, их раньше повыгоняли наглые мухи.

Голый потолок. Голые стены. Голый пол…. И мы - голые. Романтика!

Выбеленные серой известкой, искромсанные стены покрывались многочисленными трещинами, напоминавшими стрелки сломанных часов. О времени можно было лишь догадываться. Часов и телефона у меня не было. Должен был выдать агент. У нее тем более. Да, собственно говоря, мы никуда и не торопились. Продолжали богемно нежиться, не разрывая объятий.

Все бы ничего, да вечером следующего дня случилась невероятная трагедия.

Не поверите - со мной! Пересчитав наличность, я с грустью обнаружил, что суточные командировочные катастрофически заканчиваются, о чем и поведал Лиде. Открыто предупредил - "Хани, айм шот оф мани!". У нее же со средствами вообще был полный капец. Если так можно выразиться.

 

Епэрэсэтэ, скоро нам стало нечем платить за комнатушку. Но амбициозного негодования и взрывной истерики с воплями от Лиды не поступило. Она шибко не расстроилась в потере питательной среды - вспомнила про книгу, которую читала в недалекой юности. Покраснев ушами, сквасила задумчивое личико обманутого вкладчика и обидчиво сказала.

- Американский писатель Трумэн Капоте, как-то написал про дом на дереве в своем романе "Травяная Арфа". Вася, а чем мы хуже американцев?

Что не говори, а Америка преподнесла полезный пример. И мы перекочевали в большой заброшенный парк на самом краю города, решив поселиться на высоком дереве.

Лида поражалась моим способностям легко лазать по деревьям и предположила, что моими предками были настоящие обезьяны. Я не возразил. Когда было найдено подходящее дерево, я с большим рвением принялся подготавливать место для будущего жилища. Пока копошился на ветвях, она в это время снизу давала дельные советы, распоряжения, походя на настоящего отпетого прораба. Подсказывала, какую ветку сломать, какую изогнуть, а где оставить, как есть. Очарованный непосредственностью моей первой возлюбленной, потоком ее женской энергии, поведением, мимикой, и размашистой жестикуляцией, я полностью позабыл, для каких целей проник на Землю. Жизнь становилась обнадеживающе увлекательной. Приключенческой, что ли.

С каждым разом Лида выглядела все заманчивее. Она научила меня воровать. Пользуясь ночной темнотой, мы вдвоем натаскали разных досок, приволокли несколько листов металлошифера, ножовку, молоток и ящик с гвоздями. К счастью, на стройке многоквартирного дома нам никто не помешал, пьяный сторож крепко спал, а его верный пес, учуяв во мне злой дух, тихо спрятался в будке, поджав хвост. Если хотите знать, брать без спроса сильно понравилось. И, к моему стыду, я начал подворовывать. В магазинах корчил рожи продавщицам и у тех, кто терял сознание, тырил продукты и выпивку. Лида тоже не бездействовала - она слямзивала не спрятанную под прилавок мелочь.

 

Мы облюбовали старую раскидистую сосну с толстыми, как телеграфные столбы, ветвями. Сколотив из досок квадратную платформу, я прикрепил над ней под наклоном листы шифера, соорудив пологую односкатную крышу. На шестиметровой высоте над землей, мы чувствовали себя дикими вольными птицами. Нам было весело и уютно.

Мы взбирались к нашему дому по веревочной лестнице, которую потом втягивали наверх. Сосна росла в очень укромном месте, так что о существовании примитивного жилья никто не догадывался. Лида, как домовитая хозяйка, натаскала разнообразного тряпья и свисающая над землей платформа превратилась в уютное человеческое гнездышко. Временами поднимался сильный ветер и волны шифера, начинали громыхать, издавая звучание, напоминавшее божественную музыку органа. Сидя под музыкальной кровлей, шмыгая носом с горбинкой, Лида учила меня петь народные песни в такт игравшему ветру. В ней жила некая магия. Голосом она обладала завораживающим, точно каждый день пила не барматуху, а сырые яйца с итальянскими винами. Ее расчесанные ветром волосы, длинные смолянистые, с запахом хвои, разлетались черной фатой и она, подпирая головой крышу, походя на лесную фею, пела протяжно, широко открывая рот, будто была взаправдашней певицей.

"Вэрховыно матэ моя, вся краса чудова твоя, вся краса чудова твоя, у мэнэ на выду….", - летело во все стороны от нашего дома. Звуковые волны пения рикошетили мою грудь, и натянутые струны души вибрировали. И я подпевал, хотя голосом явно не дотягивал.

А когда нам удавалось стыбзить арбуз, мы объедались сочной розовой мякотью и пулялись семечками в подглядывавших за нами белок. Спали мы до обеда. Лида рано вставать не любила. Постоянно говорила: "Самый жирный червяк всегда просыпается последним". Она часто вспоминала Бога, утверждала, будто он дал ум человеку, чтобы тот не издевался над своим телом. А ночами мы слушали, как внизу у самого комля дерутся злобные бомжи и снуют одичавшие собаки. И тогда мы сидели тихо и без песен.

Лишь с наступлением холодов, с появлением белых снежинок, нам пришлось покинуть приютившее нас дерево. В непростое время Лида начинала завидовать тем, кто имеет собственное настоящее жилье. Она мечтала о своем доме или квартире, с грустью понимая, что такие мечты просто несбыточны. Отчаянно веря в Бога, она надеялась на его бескорыстную помощь. Но это меня не пугало - можно молиться Богу, а душой быть в Аду.

И вновь начались мучительные поиски нового прибежища. С золотым зубом и печаткой пришлось расстаться. Когда-то малинового цвета пиджак сделался бурым, а фирменные ботинки больше походили на обрезанные пимы и я перестал контрастировать с Лидой. За короткий отрезок времени мы стали, как два сапога пара.

В конце концов, нам повезло - дешево сняли маленькую комнатушку с обледенелым окном в старом частном доме, где хозяйничал лютый холод. Наше дыхание чудно дымилось - изо рта валил, извилистыми клубами, белесый пар. По закопченным углам свисала канитель высохшей паутины с трупами окоченевших пауков, и под ногами хрустели, как жареный попкорн, тела мерзлых тараканов, клопов и блох. И я начинал вспоминать родину, казавшуюся мне Раем, с теплом и варившимися грешниками в горячих котлах.

Печь в доме топилась через раз. Уголь и дрова хозяйка экономила. О том, что мы не супруги, Лида смолчала. Наоборот, соврала, сказав, будто дома в другой стране с родителями остались наши дети, а мы - беженцы, приехали на поиски подходящего жилья и денег у нас «кот наплакал», а цены на недвижимость кусаются. Иначе никто бы не пустил на постой. Чужую любовь люди не ценят.

 

Утром хрипло кукарекнул два раза, точно туберкулезно кашлянул, простуженный петух. Мы прятались, скорчившись, под ватным одеялом, щедро одолженным хозяйкой, и Лида вслух рассуждала о счастливом будущем, как рассуждают те, кто не доволен настоящим. В свои двадцать три года, выглядела она немного старше, особенно если начинала рассуждать или глубоко, по-мужски, философствовать. "Если женщина настоящая, то ей необязательно подражать мужчине, нести груз бесполезных знаний. Сама природа, в отличие от сильного пола, уже наделила ее высшим интеллектом", - так считала она. Никакой профессией она не владела, а могла похвастать лишь восемью классами деревенской школы. Лица она никогда не красила, все цвета на нем были натуральные. Зимой и летом - одним цветом. Такая поговорка, как нельзя лучше подходила к ней. Лично мне такой постоянный натурализм был по душе. Возможно, питал больше страсти к реализму.

- Как там наш дом? Снега, поди, навалило под самую крышу, - печально вздохнула она, подсунув под мою подмышку черноволосую голову.

За стенкой злобно стучала кочергой прижимистая пожилая тетка - расчищала хайло, воевала с топкой, издевалась над чадившей столетней печью. Пахло сгоревшей берестой, задуваемым в дверную щель, невесомым дымом и пеплом. Развитые мышцы моего носа страдали. Глаза пощипывало. Утро закончилось, а мы не заметили наступившего дня. Надо было вставать, но вылезать из-под теплой подмышки Лиде не хотелось.

- Ты пойдешь, сегодня воровать? - Спросила она, сладко, позевывая.

Потягиваясь, задумчиво протянул.

- Чорт его знает. Деньги пока есть.

Куда-то идти в такую холодрыгу было влом.

- Летом надо поставить стенки, утеплить, тогда до самых морозов жить можно.

- Это ты про что? - Я посмотрел на нее удивленно.

Она посмотрела в ответ правым глазом. Левый у нее с рождения не открывался.

- Как про что?… Про наш дом на дереве.

- А…. Да не проблема! Со временем и отопление проведем, если все удачно пойдет, как прошлым летом.

- И водопровод! - С гордостью добавила она.

Так мы лежали до самого полудня. Мечтали о счастливой жизни. И Лида, невзначай, заговорила о нашем будущем ребенке. И тут я вспомнил, кем являюсь на самом деле.

Пора рвать когти! Подумал и промолчал - планировал построить настоящий дом на дереве.

 

Однако нашим мечтам не суждено было сбыться. С наступлением весны, когда под лучами жаркого солнца все растаяло, кто-то купил парк и спилил все деревья.

Мы с Лидой пытались отстоять наше жилище, а прибывший наряд полиции выкрутил нам руки и исколотил дубинками. Хорошо, что мои усы и отросшая борода были нефальшивыми, не приклеенными, иначе отвалились бы к чертовой матери. Получив дубинками по голове, я еще сильнее почувствовал, как полностью превращаюсь в настоящего человека.

 

Один день сменял другой, мы скитались, снимая грязные углы, но ничего не менялось. Став настоящим порядочным человеком, я уже не мог воровать, а заработать приличные деньги не хватало ума. В институте нас не обучали земным профессиям. Откровенно говоря, бедность раздражала - стало обидно за себя. Ютиться в съемных трущобах надоело. Больно было смотреть на страдания Лиды. Она была на сносях. Жалея ее, я все чаще вспоминал свои прошлые замашки с уникальными способностями. Совесть начала мешать. И однажды тайком, поддавшись инстинкту раздвоения, внутренне я перевоплотился в самого настоящего чорта, каким был раньше. Отбросив чистые помыслы, посчитал, что жившее во мне добро, обязательно должно погибнуть, ведь оно провоцировало окружавшее нас зло. Я решительно избавился от совести, упростившись донельзя умом.

Прошло буквально немного времени, и наша жизнь быстро пошла в гору. У нас появился собственный особняк, дорогой автомобиль и приличный счет в банке.

Лида расцвела. Похорошела, приоделась, перестала бухать и больше не носила задрипанные шмотки. Начала покрывать лицо заморской косметикой. Теперь она выглядела по-настоящему счастливой, потому как не знала, с кем живет. Она постоянно благодарила Бога, что он сжалился над нами. А спустя месяц у нас родился первый ребенок. Миссия моя была выполнена, но назад я не вернулся. И с этой поры полностью порвал с прошлой жизнью, мысленно послав ко всем чертям профессора порнографии.

Я решил никогда не расставаться с Лидой. Мне было плевать, к какому виду женщин она относилась.