Лежать было не просто удобно, а как-то нереально комфортно. И дело не в том, что при июньской жаре я безмятежно валялся в прохладной тени деревьев городского парка. Просто именно лежать было чертовски приятно. Будто каждая ямочка в земле, каждый бугорок, каждый камушек под спиной были специально созданы для моего тела. Те же травинки мягко и нежно касались кожи шеи, а не раздражающе щекотали её. Странно, но даже следов вчерашних посиделок в баре не ощущалось. Ни в голове, ни в животе. Наоборот, было такое ощущение, что и сыт, и отдохнул не одну неделю на берегу моря, и вообще всё просто шикарно.

Но, как бы там всё хорошо ни было, а вот так валяться у всех на виду среди белого дня, как мне кажется, не лучшее занятие для молодого человека. Приподнявшись на локтях, я огляделся – никого поблизости не нашлось. Рывком поднялся с земли и тут же уселся на ближайшую лавочку, с деловым видом приняв очищать штанину брюк от несуществующего мусора. Пронесло. Вокруг вообще ни души. Медленно потянувшись, я развёл руки в сторону, ощущая в теле приятную истому. И тут же подскочил со скамейки, завертелся, осматривая себя и нюхая воздух. Нашёл где разлёживаться! Сам же каждый вечер сюда с Диком выхожу на прогулку и знаю, что может таиться под кустами парка. К счастью, одежда оказалась чистой и даже не помятой. Вспомнив про пса, я с замиранием сердца представил, что он мог устроить один в квартире, не дождавшись хозяина на утреннюю прогулку. Всё ещё удивляясь нереальному контрасту между вчерашней попойкой и сегодняшним состоянием, я поспешил домой. По привычке похлопал по карманам одежды, я начал суетливо засовывать в них ладони. Ни телефона, ни бумажника, ни ключей от дома. Вот тебе и спад преступности, о котором только вчера ещё по телевизору в баре, в перерывах между футбольными трансляциями, вещал мэр города. Ну, ладно телефон. Это мелочи. Не такой уж он и новый был. Да и насчёт пропавшего бумажника волноваться не стоило. Не моложе телефона, из дешёвой кожи. И с одной только кредиткой. Остальные карточки вместе с наличкой благоразумно оставались дома – не имею привычки тянуть на попойки все свои сбережения. А вот отсутствие ключей слегка напрягло. Но до того момента, когда вспомнил, что у консьержки в нашем доме всегда имелся запасной комплект ключей. В маленьком личном сейфе, наподобие банковской ячейки, код от которого знал только я.

Поспешным шагом выйдя из тенистых аллей парка, я оказался на одной из пешеходных улиц города. Булыжная мостовая, сделанная под старину, давно стала одним из любимых мест жителей для неспешных прогулок в вечернее время. Высокие и чугунные фонари, так же сделанные под старину, своим ярким светом добавляли атмосферу романтики, и чего-то неуловимого, чего в нашем времени уже давно нет. Странно, но сейчас эти фонари светились мягким переливчатым светом. Казалось, что внутри каждого фонаря спрятано большое яркое сердце, которое пульсируя, наполняет всё пространство вокруг тёплым сиянием. Подивившись бесхозяйственности коммунальных служб, я двинулся в самый конец улицы, мягко ступая по слегка выпуклым камням. Всего-то пара кварталов и я буду дома.

Почти сто метров мостовой, всё так же освещаемой фонарями, расположенными строго посередине улицы, прошёл практически незаметно лёгким шагом. Закралась мысль, что надо будет спросить у друзей, что это мы такое пили вчера, если никакого похмелья нет. А то, что мы пили – факт неоспоримый. Большей никакой причины для того, чтобы проснуться в парке под деревом, я не вижу. Вон, некоторые после возлияния в Ленинград летали в новогоднюю ночь, о чём нашему народу в эту самую ночь ежегодно и напоминают. А может, это друзья так пошутили? И телефон с остальным барахлом у них? Нет, даже для моих друзей с их пристрастием к непонятному многим юмору, это было бы слишком.

Уже на выходе с улицы, перед небольшой аркой, разграничивающей кварталы, я заметил на лавке с толстыми чугунными ножками первого человека за сегодняшний день. Или всё же ещё утро? Нет, судя по солнцу, уже минимум полдень. Мужчина выглядел просто шикарно не только для своих лет, но и вообще по сравнению с большинством жителей города. Чувствовалась в нём стать на грани аристократичности. Серый костюм-тройка, сверкающие начищенной кожей туфли, некая дворянская небрежность, с какой он сидел, закинув нога за ногу. И чёрная трость с ярким бронзовым или латунным набалдашником, которой он так же небрежно покачивал из стороны в сторону. Лицо человека, которому в равной степени можно было дать и пятьдесят лет, и семьдесят, было притягательно добродушным. Не портили его ни мелкие морщины, ни непривычные бакенбарды. Аккуратный симметричный пробор в седых волосах так и просил широкую шляпу. Ещё бы значок шерифа на лацкан пиджака и револьвер на пояс для полноты картины – и хоть сейчас в вестерн на главную роль.

Поравнявшись с незнакомцем, я даже улыбнулся ему, на что в ответ получил такую же улыбку и почтительный наклон головы. Внезапно оглянувшись назад, я обвёл взглядом всё ещё пустующую улицу. Ну, конечно же. Какие ещё коты и всякие клетчатые незнакомцы? Не на Патриарших же. Опять улыбнувшись, но уже своим дурацким мыслям, я вошёл в арку и повернул по направлению к своему дому. Как только я сделал пару шагов, так тут же на меня и накатило. Внезапно, молниеносно. Всё тело пронзила такая слабость, что еле на ногах устоял. Голова будто вспухла изнутри, грозясь взорваться под набат стука сердца, болезненно долбящего в виски. Перед глазами вообще закрутился разноцветный калейдоскоп из искорок, звёздочек и конфетти. Через мгновенно высохшие и потрескавшиеся губы продрался хриплый стон. Прижав горячие ладони к разрывающимся вискам и крепко зажмурившись, как будто это могло спасти от боли, я с усилием сделал ещё пару шагов. И вдруг всё прошло. Как говорится – будто рукой сняло. Хоть и банально, но в моём случае верно говорится. Снова настало такое чувство, что заново родился. Опустив ладони, я открыл глаза. Рот открылся уже без моей помощи. Просто от удивления.

Я снова стоял на булыжной мостовой. Вот только сейчас по ней двигались люди. Кто беззаботно, кто-то спеша, кто с детьми за руку, а кто и просто никуда не шёл, облюбовав в изобилии стоящие лавочки. Неизменным оставался только приглушённый свет фонарей да всё тот же улыбающийся незнакомец. Мне показалось или в этой улыбке, в этом внимательном прищуре глаз появилась некая снисходительность? Хотя, чего только с похмелья не почудится. А в том, что оно всё-таки наступило, я не сомневался – вон как скрючило только что. Неопределённо хмыкнув, я развернулся и снова вошёл в арку. Чтобы через пару шагов снова испытать ту боль, разрывающую почти каждую клетку моего тела. Чтобы снова оказаться на мостовой. Чтобы снова с облегчением вздохнуть, словно и не было мгновения назад тех спазмов, стремящихся вывернуть меня наизнанку. Немного отдышавшись, наслаждаясь свежестью и бодростью не только тела, но и содержимого головы, я заметил странную вещь. При всём количестве народа на улице, на меня практически никто не обращал внимания. Ни взгляда, ни недовольства человеком, столбом стоящим у них на пути. Просто идущие как-то медленно обтекали меня со всех сторон, словно я и был одним из фонарных столбов. И только новоявленный шериф смотрел на меня, уже откровенно ухмыляясь. Или это и правда, очередное пришествие известного персонажа? Или вовсе не персонажа? От последней мысли сердце предательски ёкнуло, но совладав с собой, я двинулся к лавочке с незнакомцем. Надо ли говорить, что по пути я не только ни с кем не столкнулся, а на меня вообще никто не глянул!

– Что всё это значит? – я решил, что нечего рассусоливать и пошёл в наступление, как только приблизился к мужчине. – Если это шутка, то она очень затянулась и совсем не к месту. И если вы к этому имеете хоть малейшее отношение, то где мои вещи? Поверьте, что полиция и за меньшее уголовные дела заводит, чем пропажа телефона и бумажника.

Выдав свою, как мне показалось, грозную тираду, я встал напротив незнакомца, слегка расставив ноги и уперев ладони в пояс. Поза превосходства или как там её называют психологи. Но мужчину это нисколько не смутило. Он буквально пару мгновений с серьёзным видом смотрел на меня, будто оценивая или изучая, а потом всё с той же улыбкой похлопал по деревянным брусьям лавки рядом с собой:

– Присаживайтесь. У нас с вами будет долгий и не совсем обычный разговор.

После этих слов, сказанным мягким тихим голосом с еле уловимой и приятной хрипотцой, моя напускная грозность мгновенно улетучилась, а я безвольным мешком плюхнулся на нагретую солнцем лавочку. И какое-то странное безразличие навалилось. Пропали вещи? Да ерунда это всё, мелочи. Дик в моё отсутствие выскажет своё недовольство хозяином в виде сюрприза на коврике в прихожей? Уберу, не в первый раз. Странные люди вокруг? Не страннее этого милого старикана, будто сошедшего с плаката вестерна времён Иствуда и Пека. Старикана, продолжавшего говорить своим завораживающим голосом, который просто лился в моё сознание, заглушая всё вокруг, обволакивая осязаемой дымкой теплоты и чуть ли не неги.

– Начнём с того, что с вашими вещами ничего не случилось. Нет-нет, сейчас их у вас нет. Но поверьте мне, что стоит вам только захотеть, как они появятся в ваших карманах или руках. По-настоящему захотеть. Так, будто их ещё нет, но вы уже ощущаете их, знаете, что они на месте.

Неловко улыбнувшись, я попытался представить привычную тяжесть в карманах и тут же вскочил с лавки, выворачивая карманы. И уже без улыбки смотрел на свои ладони, на зажатые в них телефон, и бумажник. Всё ещё не веря в происходящее, хлопнул по карману пиджака – он отозвался знакомым позвякиванием связки ключей.

– Вы кто такой? – просипел я внезапно высохшим горлом. – Что это за фокусы, я вас спрашиваю? Мне не нравится этот розыгрыш!

Мужчина склонил голову набок и с каким-то лукавством молча смотрел на меня, не удосуживая ответом.

– А если это не шутка … – мой голос вообще стал вообще тихим и свистящим, – то вы же не он? Вы же не можете быть им! Он же не существует! Это всё просто подстроено, да? Кто вы?

– Извините меня мою бестактность, – незнакомец поднялся с лавочки, поправил костюм и протянул руку, – Франц. Зовите меня Франц.

– Консультант по чёрной магии? – еле пискнул я, пожимая крепкую ладонь и теряя всякую надежду на адекватное восприятие происходящего. И был немало удивлён, когда после моих слов мужчина зашёлся в громком смехе.

Смех лился такой заразительный, что даже я, всё ещё обескураженный, натянуто улыбнулся. Незнакомец опёрся одной рукой на трость, а указательным пальцем второй резко ткнул в мою сторону, сверкая белозубой улыбкой:

– Согласитесь, а вы ведь купились, да? Ну, куда мне до великого персонажа великого писателя? Но, скажу откровенно, что приятно встретить молодого человека, который вот так, с ходу угадал того, на кого уже почти три часа я стараюсь быть похожим.

– Так это всё же розыгрыш.

Вот теперь всё встало на свои места. Теперь понятно, почему я не дома, а в центре города проснулся. Вот только …

– Франц, да? Извините, Франц, а как вы фокус с аркой провернули? И с моими вещами. Просто интересно.

– А здесь никакого фокуса нет, – беззаботно ответил Франц, усаживаясь обратно. – Отныне может исполняться почти всё, что вы пожелаете. А арка … Вы больше никогда не сможете покинуть границы этого парка и этой улицы с её мостовой. Потому что вы умерли.

– Почему это я не смогу … Как умер?

Мне показалось, что ослышался, но мужчина продолжал говорить:

– Ну, откуда же я знаю, как вы умерли? Будь это в моё время, то можно предположить, что вас банально зарезали во время пьянки в кабаке. Или вы сами пьяный же кувыркнулись под копыта лошади. Или, что более вероятно, вас ограбили и опять же зарезали. Скучно и однообразно, да? В ваше же время причин для смерти не только просто сумасшедшее количество, но и потрясающее разнообразие.

– Какое ваше время? Что вы несёте? Я живой! Прекращайте этот идиотский розыгрыш!

– Впрочем, – как ни в чём не бывало, продолжал Франц, – вы и сами можете узнать о том, как умерли.

Тут его голос как-то неуловимо снова стал мягким, тягучим, заполнившим всё вокруг, лишающим воли.

– Вам просто нужно пожелать, представить, что вы видите последнее, что с вами произошло в прошлой жизни.

Я даже не смог возмутиться словами о прошлой жизни. Просто безумно захотелось увидеть, чем закончился вечер в баре. Стоило сосредоточиться на этом желании, как я действительно увидел… Картинка сменялась картинкой, но всё увиденное было настолько осязаемо, что передавало вкусы, запахи, ощущения так, будто это происходило сейчас. Я видел тот самый вчерашний бар. Нашу компанию. Танцы, выпивка, лёгкая закуска. Много выпивки. Меня уже изрядно штормило, когда вышел из бара глотнуть свежего воздуха и в очередной раз перекурить. И уже со стороны вижу, как спотыкаюсь о чью-то ногу, падаю, нелепо взмахивая руками, как-то глупо улыбаясь. И впечатываюсь виском в острый угол металлической урны возле входа. Тело несколько раз вздрагивает, а с поверхности урны на землю льётся струйка тёмной крови.

Мотнув головой, я отшатнулся от лавочки с этим Францем и на автомате прислонил ладонь к виску. Но кожа была без повреждений. Ни шрамов, ни даже крови на пальцах не осталось. Удивлённо взглянув на мужчину, я тихо прошептал:

– Что это было?

– Я так понимаю, что ты увидел свою смерть, – голос Франца уже не излучал теплоты, не было и улыбки. Только сосредоточенный серьёзный взгляд сквозь лёгкий прищур. – Садись. Нам предстоит долгий разговор.

– Да пошёл ты!

Я буквально выплюнул эти слова и направился к арке, потирая пальцами висок, будто там и правда, было что-то.

В течение нескольких часов я метался по мостовой, пытаясь покинуть её пределы. Всё больше и больше напоминая себе сумасшедшего, безумца, психа, который в спазмах боли с криками возвращается к уже ненавистным фонарям и лавочке с этим страшным человеком. Я пытался пробраться сквозь многочисленные магазины, искал чёрные ходы в домах, пытался даже ползти сквозь арку, но неминуемо оказывался на одной и той же улице, залитой скользящим к горизонту солнцем. В конце концом после очередной попытки меня шумно вытошнило и я просто отключился от невыносимой боли во всём теле.

В сознание я пришёл в тени дерева, сидящим на лавочке где-то посреди улицы. Рядом сидел Франц и протягивал мне бутылку минеральной воды. При виде мужчины я в страхе отскочил от него, но тут же обессиленно сел обратно.

– Отпустите меня, пожалуйста, – я сам не узнал свой дрожащий голос. Казалось, что ещё чуть-чуть, и я беззастенчиво расплачусь. – За что вы так со мной? Что я вам сделал?

– Бери, пей, – рука всё так же протягивала бутылку. – Сам знаю, что в горле сейчас как песка насыпано. А отпустить … Эх, если бы это от меня зависело.

– А от кого?

– Не знаю. Иначе б меня тут давно здесь не было.

Сделав глоток и не останавливаясь, осушив почти половину бутылки, я посмотрел в погрустневшие глаза Франца, в какой-то неуловимый миг потерявшие свой блеск. И вздрогнул от внезапной догадки:

– Вы тоже? Вы умерли, да? Тогда куда я попал? Что это за место? На рай это явно не похоже, а вот насчёт ада ещё можно поспорить. Чистилище?

Мужчина снял обёртку от невесть откуда взявшегося пломбира в шоколадной глазури и откусил кусочек мороженного:

– Вкусная штука. Раньше и подумать не могли о таком. Знаешь, ты предсказуемо мыслишь общими стереотипами. Почему ты решил, что после смерти будет всё продолжаться по известным канонам веры, в которой ключевые места занимает ад, рай или то же чистилище? Особенно, если учесть то, что ты смешал всё в кучу. Ты же не католик? Какое тебе чистилище?

– Что же это тогда? И для чего я здесь?

Глядя на Франца, с аппетитом доедающего мороженое, я с шумом сглотнул.

– Проголодался? – понимающе прищурился тот, – Вспомни, как захотел, чтобы твои вещи вернулись. И попробуй то же самое с мороженым сделать.

Через пару мгновений я дико вытаращился на мороженое, обжигающее холодом мою ладонь сквозь вафельный стаканчик.

– Знаешь, я так думаю, что это ни ад, и не рай. Хотя, всё в некоторой степени это раем можно назвать. Только небольшим. Локальным. Это своего рода граница. Фронтир. Да, фронтир. Позади нас наши прожитые жизни, а впереди неизвестность, о сути которой можно только догадываться. Почему рай? Да потому что здесь почти все твои желания исполняются.

Я отложил надкусанное мороженое и через мгновение уже откручивал пробку на бутылке с крепким джином. Думаю, это мне сейчас нужно.

Франц с улыбкой глянул, как я приложился к горлышку и вдохнул терпкий смолянистый аромат:

– Люди неисправимы. Стоит только дорваться … Ладно, не мне тебя учить. Только запомни, что ни одно желание тебя не вернёт ни в прошлую жизнь, ни отпустит из этого места.

– Почему? – я перевёл дыхание, наслаждаясь растекающимся по телу теплом. – Можно же попробовать загадать? Или тут только материальные желания исполняются?

– Я несколько лет потратил на всевозможные попытки не только вернуться в свою жизнь, но и просто выйти за пределы этой улицы. И, как видишь, сижу рядом с тобой.

– Несколько лет? Сколько же вы здесь уже?

– Долго. Очень долго. Но теперь слушай самое важное. В пределах этой улицы, этих домов у тебя может быть всё, что только пожелаешь. Этот город живет своей жизнью. Все эти люди, магазины, библиотека, бары, рестораны и прочее – у них своя реальная жизнь. Но они для нас будто в ином измерении, за зеркальным стеклом. Но при этом ты вполне можешь пойти в ту же библиотеку и брать книги. Поверь, они многому могут научить.

На последней фразе Франц как-то странно ухмыльнулся и подмигнул.

– Но теперь самое главное. Для чего ты здесь. Посмотри на эту улицу. Что необычного в ней?

– Помимо того, что фонари горят днём? Так они ещё и стоят не по краям, а прямо посередине мостовой от начала до конца.

– Верно. А теперь внимательно взгляни на ту часть мостовой, что за линией фонарей.

Я посмотрел, но ничего необычного не увидел. Всё те же окна и двери магазинов, рекламные щиты, такие же лавочки, люди, идущие по своим делам. Но чем больше я вглядывался, тем больше размывалась картинка. И уже не было видно домов на противоположной стороне, постепенно исчезали окна, медленно таяли лёгкой дымкой прохожие. А на их месте появлялись тёмные завихрения, будто ветер гоняет клубы чёрного дыма. Чернота становилась всё плотнее и плотнее, пока не заняла всё пространство точно до линии горящих фонарей. По нашу же сторону от них ничего не изменилось. Вот мостовая, булыжники, сглаженные тысячами ног, ровная линия фонарей. А за ними безграничная и непроглядная тьма. Я обернулся к Францу:

– Что это?

– Тьма.

– Да я и сам вижу, что не радуга на утренней зорьке.

Снова взглянув в ту сторону, я опять увидел уже привычные дома, людей. Пугающей черноты не было.

– Если тебя коснётся эта тьма, то всё, ты исчезнешь. Даже никакие желания не помогут. И поверь мне, это не просто страшно. Это жутко. И судя по всему безумно больно.

Мой вопрос о том, откуда он это знает, Франц оставил без ответа, на пару минут просто замолчав, погрузившись в раздумья. Или в воспоминанья.

– Значит, я здесь просто для того, чтобы не попасться в лапе страшной тьме и просто жить, наслаждаясь всем, что только могу пожелать?

Франц поднял на меня слегка замутнённый взгляд и с неким осуждением покачал головой, посмотрев на бокал холодного тёмного пива и исходящее ароматом специй каре ягнёнка в моих руках:

– Всё немного сложнее, чем ты себе представляешь. Даже в этом месте за всё есть своя плата. И у тебя будет определенная обязанность, которую ты должен периодически исполнять. Больше я ничего не скажу. Ты сам всё поймёшь, когда придёт время.

Франц поднялся, слегка одёрнул пиджак и пошёл, постукивая набалдашником трости по булыжникам. Казалось, что он не просто идёт, опираясь на трость, а метит ею в определённые камни.

– Франц, вы куда?

– А разве я могу куда-то уйти отсюда? – глаза обернувшегося мужчины снова залучились теплотой. – Я в библиотеку, мой дорогой, так и не представившийся друг. В библиотеку. Придёт время, и вы узнаете, что это просто удивительное место.

***

Следующие несколько дней я просто наслаждался своей новой жизнью. А может даже и недель. Вы просто не представляете, насколько ничтожным становится течение времени, когда ты можешь получить всё, что пожелаешь. Ну, почти всё. В первый же день я напился до такого состояния, что уснул прямо под деревом. И уже на грани провала в совершено бессознательное состояние, я наблюдал за Францем, который укрывал меня одеялом. Верблюжьим, колючим, но таким тёплым и комфортным. Естественно, что утро в самой жуткой форме напомнило мне о том, что нельзя смешивать разные сорта алкоголя. Пусть даже они и стоят дороже трёхкомнатной квартиры в центре города. Но зато меня посетила интересная мысль, которую я тот час же воплотил в жизнь. Уже привычное шевеление мысли и всё, прощай, похмелье. В последующие дни я стал меньше налегать на спиртное, но как-то увидел у Франца книгу “Кухни народов мира”. С иллюстрациями. Совершенно не обращая на снующих по улице прохожих, я неделю предавался такому чревоугодию, что в какой-то момент просто не смог подняться из-за огромного стола в сени деревьев. Просто не смог физически. Но секундная сосредоточенность вернула всё на место.

Низменные страсти и желания обычного человека? Почему бы и нет, если осуществимо, бесплатно, и даже не имеет последствий. Правда, самое низменное желание, пусть даже и продиктованное мужской природой, воплотить не удалось. Как ни старался. Франц на это только усмехнулся и ответил, что будь это желание исполнимым, наш фронтир превратился б в настоящий ад. Странный юмор у человека.

А потом пришло какое-то опустошение. Пресыщение. Никогда не верил, что человек, имеющий всё, что пожелает, может быть несчастным. А именно таким я себя в какой-то момент и почувствовал. Птица в золотой клетке. В золотой. Но всё же в клетке. Не знаю, до чего я дошёл бы в своих желаниях, не проснись однажды посреди ночью с непонятным чувством. Вскочив с большой кровати под кроной раскидистого паркового клёна, я осмотрелся вокруг. Темноту улицы разрывал непривычно яркий свет фонарей. На меня водопадом обрушился просто осязаемый клубок чувств и желаний. Паника уступала место желанию куда-то бежать. Желание залезть под кровать подальше от неизвестно чьего взора сменилось желанием спасти кого-то. Именно сейчас, сиюминутно.

Мечась в тени деревьев, я увидел это. Маленький светящийся комочек. Он рывками летал между сияющих фонарей. То проваливаясь вниз, то взмывая вверх, дёргаясь в стороны. Как мотылёк, стремящийся к свету. Только мотылёк без крылышек. Больше было похоже на то, что кто-то оторвал пушистый помпон от детской шапки и заставил его не только ярко светиться, но и летать вопреки всем законам физики. Я подходил всё ближе и ближе, заворожённо смотря на этот танец неведомого светлячка. И тут обратил внимание на ту сторону мостовой, что была за фонарями. Вы можете себе представить тьму ночью? Нет, не как часть ночи, не как полное отсутствие света. А именно как тьму, пожирающую эту ночь, заполняющую своими чёрными щупальцами каждый тёмный уголок той стороны мостовой.

Тьма подступила к самым фонарям. И казалось, что они даже приглушили своё свечение от такого соседства. А меня внезапно сковал страх. И новая порция ощущений. Голод, желание истребить, разорвать, завладеть всем, до чего можно дотянуться. Высосать всё живое до последней капли, растворить в себе без остатка. Всё было настолько пугающе явным, что я сделал несколько шагов назад. Лохматый светлячок заметался в кронах деревьев, то и дело приближаясь к фонарям. И чем ближе он подлетал к ним, тем чернее становилась тьма. Тем страшнее, до тошноты и желания вывернуться наизнанку, разорвать себе горло пальцами, становилось мне. А потом вдруг резко всё прошло. Будто похмелье отпустило по одному только моему желанию. Нет, ни тьма, ни фонари, ни бестолково мечущийся светлячок никуда не пропали. Во мне всё исчезло. Во мне осталась только пустота. И понимание того, что от меня требуется в этом месте.

Все мои желания слились в одно. Настоящее, искреннее. Единственно нужное. Это оказалось труднее, чем всё, что я вытворял до этого. Руки дрожали от напряжения. Всего била такая дрожь, что зубы стучали, а капли пота летели в сторону с мокрого лица. Но тьма начала отступать. Нехотя, всё ещё вытягивая чёрные щупальца. Кружась антрацитовыми вихрями. Накатывая на меня страх волной за волной. Но всё же она отступала. Пара мгновений на пике полной концентрации, почти за шаг до изнеможения и вот я уже вижу, что свет фонарей освещает бугристую мостовую на той стороне. Ещё чуть-чуть и начали проявляться окна, двери, дома. Будто изображение на фотобумаге, помещённой в раствор проявителя. Значит, пришла пора закрепителя. Шаг на трясущихся ногах и последнее мысленное усилие полностью разметало остатки тьмы на ярко освещённой мостовой.

Я свалился на тёплые булыжники. Сил совсем не осталось. Я только лежал и наблюдал, как светящийся комочек, до этого метавшийся в ветвях деревьев, вдруг рванул вверх и тут же вниз, в ближайший фонарь. И тут же исчез в яркой вспышке, ощутимо резанувшей по глазам. А на меня накатило такое блаженство, что без всяких желаний я просто вскочил на ноги. Руки не дрожали, тело просто лучилось силой. Голова была звеняще ясной. Испытал ли в этот момент я настоящее счастье? Не знаю. Но ощущалось такое удовлетворение, которого ни в прошлой жизни, ни в этой я не испытывал. Я даже не вздрогнул, когда на плечо легла рука и Франц спросил:

– Теперь ты понял, что от тебя здесь требуется.

В его голосе звучала такая грусть, что я обернулся. Со вчерашнего дня Франц сильно изменился. Куда-то пропали былой лоск и выправка. Морщины вокруг запавших глаз стали глубже, отчётливее. Да и сам он стоял так, словно что-то давило ему на плечи.

– Что с вами?

– Не волнуйся, со мной всё настолько хорошо, насколько это вообще может быть.

– Это была чья-то душа? – я вспомнил об исчезнувшем светлячке. – А тьма? Она …

– Не знаю, мой друг, не знаю. Может и душа. Но то, что ты не дал тьме завладеть ею – это правильно. Да ты и сам это понимаешь. Ощущаешь каждой клеткой своего тела. Не так ли?

Я положил ладонь поверх ладони Франца и с улыбкой кивнул ему.

***

С той ночи прошло немало времени. Как обычно, я потерял ему счёт. Нет, я прекратил свои опыты с желаниями всего, о чём можно только подумать. Я увлёкся книгами и долгими беседами с Францем. И если первые открывали мне новые неизведанные миры, полные самых различных откровений, то второй прекрасно их дополнял своими подсказками, наблюдениями, знаниями. Однажды, сидя в библиотеке, он положил передо мной книгу о практическом гипнозе. Я удивлённо посмотрел на усмехающегося Франца и тут меня осенило:

– Первая встреча. Ты пытался меня загипнотизировать! Да?

– Почему пытался? – уже откровенно засмеялся тот. – У меня это вполне получилось. Иначе бы ты просто сошёл с ума от понимания происходящего. А так я просто сгладил некоторые углы восприятия и подтолкнул тебя к мысли, что всё естественно и вполне приемлемо.

А светлячки появлялись постоянно. Не было какой-то строгой системы. Их могло не быть несколько дней, а за одну ночь вдруг и с десяток прилететь. Или днём. Время суток тут совсем не играло никакой роли. Но по сравнению со своей первой ночью, я уже справлялся с тьмой намного легче. Хоть после каждой победы всё так же валялся на мостовой. Но то, что происходило потом, после исчезновения светлячка в ореоле света фонаря, тысячекратно окупало всё, что пришлось пережить до этого.

Когда светлячков появлялось настолько много, что меня даже охватывала паника, а в голове стучала мысль о том, что не смогу справиться, Франц всегда приходил на помощь. И буквально одним мановением руки растворял тьму за границей фонарей. После чего с той же снисходительностью улыбался, глядя на меня, развалившегося на тёплых булыжниках. Но с каждым разом лицо моего товарища скрывала непонятная грусть. На все мои вопросы он отвечал односложно, что всё хорошо.

О том, что ничего хорошего нет и в помине, я узнал на закате лета. В тот день я наблюдал за семейкой ежей, которых поселил в парке. Колючие фырчалки с удовольствием угощались лакомством в виде огромных дождевых червей. Ежиную вкусняшку я создал приличных размеров и было забавно смотреть на то, как колючие борются с теми, кто вымахал по моему желанию с хорошую змею. Внезапно сердце привычно кольнуло, а сознание заволокло дымкой тревоги. Я вскочил с удобного кресла, опрокидывая на траву чашку с чаем и помчался к фонарям. Но сколько бы я не метался по мостовой, так и не заметил светлячков. Зато отчётливо увидел, что тьма уже клубится, пожирая метр за метром своей части улицы. И тут я заметил Франца.

Чёрные щупальца опутали его ноги. Тьма беззвучными всполохами закручивалась за спиной в тугую спираль, а Франц будто и не замечал этого. С неизменной улыбкой и грустью в глазах он смотрел на меня.

– Не нужно, мой друг, – он предостерегающе поднял ладонь, когда я подбежал вплотную к границе фонарей и протянул руки, мысленно готовясь дать тьме отпор. – Это мой выбор, осознанный. Я сам отдаюсь ей.

– Но зачем? Почему?

Я просто не мог поверить глазам. Я не мог даже представить ни одной причины, которая могла толкнуть на подобное. Да, здесь не рай. Но и не так уж плохо, если разобраться. Живи и радуйся. Но зачем?

– Мальчик мой, зачем? Всё просто. Видишь эту мостовую? Я был здесь уже тогда, когда её строили. А до неё здесь была грязь, слякоть и нечистоты даже летом. Кони, телеги, кабаки и трактиры. И свечные фонари. Я долго не мог понять, куда и почему, а главное, зачем я попал. Но проходили годы, десятки лет, столетия и понимание приходило на смену своему относительному всемогуществу. На смену свечам пришли газовые фонари, а потом и электрические. Менялось всё вокруг. Оставались только свет, тьма и светлячки. Сотни лет я был хранителем этого фронтира. Или стражем, если будет угодно.

– Один? Всё это время?

– Ну, почему же один? Каким-то образом я предчувствовал, что появится человек из прошлой жизни. За всё время их было четверо. Ты пятый.

– И где они?

– Их давно нет. Кто-то пал жертвой своих желаний, кого-то забрала тьма. А потом, через многие годы я почувствовал, что опять кто-то придёт. И у меня оставалось достаточно времени, чтобы подготовиться.

– Да, с образом известного консультанта у тебя отлично получилось, – я усмехнулся, вспоминая свои чувства в тот памятный день.

– Спасибо. Я рад, что мои старания не прошли даром. Да и гипноз немного помог. Я же говорил, что библиотека просто удивительное место? Знаешь, в какой-то момент мне показалось, что твои желания одержат верх над тобой. Но первое же знакомство с тьмой, первая твоя победа показали, что я встретил именного того, кого так долго ждал.

– Ты готовил себе замену.

– Да.

– Но зачем? Зачем сейчас вот так?

Франц осмотрел себя – тьма уже по пояс поглотила его. Чёрные щупальца еле касались его рук, оставляя на рукавах отметины, исходящие тёмными полосками дыма. Я просто не представлял, что он может сейчас чувствовать. Франц протянул руку и указал мне под ноги:

– Видишь этот булыжник?

Я осмотрел почти ничем неприметный камень. Один из тысяч, покрывающих улицу. Булыжник как булыжник. Небольшая трещинка в форме звёздочки. А так никакой разницы.

– Это Евстрат Седьмой. Я дал имя каждому булыжнику на этой мостовой. Некоторым даже по несколько раз. Понимаешь? Я устал. Я полностью истощился за все столетия. Надеюсь, что ты протянешь намного дольше странного старика.

С этими словами Франц резко качнулся назад, полностью окунувшись во тьму. Казалось, что она только этого и ждала. Тугая спираль взорвалась тёмными лентами и тут же сократилась, сжалась в одну точку, растворяясь в ярком свете фонарей.

Я не знаю, сколько я кричал, пока не пришёл в себя уже на коленях, сипящим, до боли сжавшим кулаки. Вдох. Глоток прохладного воздуха уходящего лета принёс ясность в голову. И чувство опустошения. Поднявшись на ноги, я отряхнул с колен пыль мостовой и посмотрел на стройную линию фонарей, заливающих приглушённым светом мостовую. Перевёл взгляд на гладкий булыжник со звёздочкой на поверхности:

– Евстрат, значит? Седьмой? А у меня ты будешь Алексеем. Первым.