Снежана не верила в любовь с первого взгляда. Но сейчас хотела смотреть только на него. Невысокий, с глазами-подковами, Никита тихо и много говорил о своем прадеде-фабриканте. Собственно, из-за этого девушка и оказалась вечером в соседнем городе.

 

Особняк семьи Топуновых, открытый для фестиваля, поражал остатками великолепия. Расписные стены и потолки, внушительные окна, лестница в ожерелье из еловых веток. Когда-то шестнадцать комнат отапливались подвальными печами. Музейный работник — бабулька с белым каре — поведала о дороговизне березовых дров, но отметила, что фабрикант мог себе такое позволить...

 

— А наш гость Никита Марлинский привез портрет Ильи Трофимовича Топунова. Образ воссоздан по немногочисленным фотографиям.

 

Под аплодисменты привилегированной толпы художник оставил автограф на шедевре, и картина украсила одну из стен большого зала, ровно напротив сверкающей елки. Так вот каким он был — пожилой носатый мужчина в толстых очках.

 

— Снежик, меда хочешь? С сырком прям шикардос.

 

Антон, как обычно, «набросил» острый подбородок ей на плечо и отвлек от размышлений.

 

— Попозже, я не голодная.

 

Девушка отодвинулась и открыла камеру: ведущие объявили, что пришло время стихов. У зеркала появился первый герой — роковой брюнет с бородкой, весь в черном. За несколько секунд он перенес слушателей на озеро Чад к изысканному жирафу.

 

— Зачем тебе это видео? Я могу так же, ну, не наизусть, конечно.

 

Дыхание Антона с нотками виски (не зря же он отлучался в мужской салон играть в покер!) проникало в самое сердце. Равнодушное и усталое.

 

— Тссс, — прошипела Снежана. — Для ВК, конечно. Мой блог о культурных мероприятиях, разве ты забыл?

 

Тот хмыкнул и по-хозяйски прижал собеседницу к себе. Со стороны они выглядели эффектно: худощавые, высокие, русоволосые. Снежана без конца улыбалась, от чего глаза превращались в щелочки. Антон — большелобый, с ямочками на щеках — знал себе цену и часто это демонстрировал. Ботинками из кожи крокодила, брендовыми ремнями, пиджаками за сотню тысяч. Он владел маркетинговым агентством, открывал кофейню, собирался писать книгу об отце-фотографе. Она — просто поддерживала броскую природную красоту. Спортзал, бассейн, массаж. И никаких поползновений стрелки весов за пределы шестидесяти пяти килограммов.

 

Через пару стихотворений (актрисы больше играли, чем читали) ведущие пригласили дам в салон — чаевничать, подписывать открытки пером, знакомиться с пейзажной выставкой. Снежана с удовольствием сбежала от жениха.

 

— Называлась эта трапеза «завтрак эгоистки». Думаю, каждая жена и мать такое бы оценили. Не спеша выпить чаю с печеньем и почитать любовный роман наедине с собой — ну не чудо ли!

 

Девушка с натуральным румянцем, в длинном платье, стилизованном под XIX век, бойко рассказывала о традициях. Снежана, укротив перо за пару мгновений, выпила еле теплого чаю. В ее системе пищевых координат существовал только кипяток. Сморщилась, схватила пряник. Потом заметила на столе мед.

 

— Башкирский, настоящий, — почти рекламировала соседка — та самая музейная работница, знавшая назубок биографию владельцев особняка.

 

— Такой настоящий по сто банок в день продают на рынке! — фыркнула Снежана.

 

— Э, нет, голубушка, тут никаких подделок. Знаете, сколько денег выделили на праздник? Живые цветы, музыканты, фотографы. Не говоря об угощениях!

 

Она увеличила глаза и шепотом озвучила неприличную сумму.

 

— Ничего себе, — присвистнула Снежана.

 

Взяла с блюдца кренделек, обмакнула в янтарную тягучесть и откусила. Мед вправду был хорош. С легкой горчинкой, нежный.

 

В горле потеплело. Сняв для блога небольшое видео, она отошла к полотнам. Зимние дворы, крыши с ледяными наседками, храмы над рекой — и вдруг подснежники. Робкие юнцы среди снежного рафинада.

 

«Поднялся крик да шум во дворце хана. Ищут повсюду, а Карая и Умырзаи и в помине нет», — чей-то мягкий, но сильный голос защекотал Снежану изнутри. «Аудиогид, что ли? Третьяковка местного разлива?» — предположила она и погладила рукой цветы.

 

Отвести пальцы уже не получилось. Раз, другой. Не переставая кричать, девушка поняла, что картина, как магнит, притягивает ее к себе. Мало того — один из бутонов раскрылся и под зловещее карканье Снежана куда-то полетела.

 

«Я умру. Наверное, у меня отек Квинке. Проклятый мед. Вот же черт. А жить-то как хочется! Только не с Антоном. Не люблю, а послать жалко. Боженька, пожалуйста, верни меня обратно. Ой! Неужели я никогда не узнаю вкус поцелуя Никиты Марлинского? Печаль!»

 

Кар-р.

 

Наглый ворон стоял в двух шагах от нее. Перья отливали на солнце синим. Клюв напоминал огромную семечку, но опасную. Склонив голову на бок, ворон еще раз гортанно «ругнулся», подпрыгнул и улетел. Снежана поежилась. Довольно плотный костюм оттенка «шампань» и коралловые лодочки оказались слишком легким «обмундированием» для посиделок в снегу.

 

А именно в белом безмолвии она и находилась. Тишина зимнего дня баюкала и пугала одновременно. Парочка чахлых деревьев, как одиноких пикетчиков, возвышалась неподалеку.

 

«Горы!» — осенило Снежану. И следом за холодом по телу поползла паника. Высота никогда не привлекала. Твердо стоять на ногах — вот что она выбирала. Игнорировала даже самолеты. И стабильно раздражала этим Антона, предлагавшего туры по красивым местам планеты.

 

Невольная путешественница попыталась встать — брюки уже намекали на гипотетическую простуду. Телефон не включался. Никаких тропок не было, и через несколько шагов Снежана провалилась в сугроб. Обычные проблемы — с деньгами, работой, женихом — казались чепухой. Слезы отчаяния устроили потоп.

 

Кар-р.

 

Снова птица. Ворон кружил над пленницей, навевая неприятные ассоциации с застольной песней. Ее всегда пели родители. Снежана сглотнула, сцепила зубы и пошла дальше. Пошла — звучало с издевкой. Метровые ноги — предмет гордости — со своей работой справлялись не очень. Точно служба ЖКХ со внезапной аварией.

 

«Доченька, может, выйдешь за Антошу? Хороший мальчик, нервный немного, но это мелочи. Зато при деньгах, всегда будешь сытой!»

 

Мамины слова в голове отбивали чечетку. Снежане исполнилось тридцать, когда она отпраздновала развод и зареклась вступать в какие-либо отношения. Замершая беременность расстроила, но сильнее ранили нетрезвые слова мужа: «Да ладно, ведь и не каждая корова вынашивает успешно!» То, что он по профессии ветеринар, никак не оправдывало.

 

А Антоша Шелехов был другом детства. Когда-то они играли вместе на даче, и родители строили планы по объединению семей. Словом, тили-тили-тестничали. Потом его отец превратился из завсегдатая ванной комнаты, где проявлял снимки, в популярного свадебного фотографа. Дальше — больше: побеждал в международных конкурсах и зарабатывал о-очень много.

 

«Снежинка, богатство не для всех. У каждого свой путь!» — вспомнились папины умозаключения. Он работал охранником. Мастерски справлялся с самыми сложными судоку и не планировал ничего менять. Мама-повар тянула лямку добытчика самостоятельно.

 

Снежана, учитель начальных классов по образованию, ни дня не провела в школе. Дети вывели из равновесия еще на практике. Она поскучала на должности секретаря в нескольких местах, потом переключилась на регистратуру в медицинской клинике. Ради отметки на шкале самолюбия заняла первое место на фестивале красоты. Антон появился на ее тридцатитрехлетии — успешный, веселый, холостой. От нечего делать Снежана сказала «да» и уже два года жила с ним под одной крышей. В ЗАГС не торопилась, хотя зазывал.

 

Кар-р.

 

Вздрогнув, она подняла голову. И обомлела. Метрах в двухстах чуть не летела юная пара в странных одеждах. Девушка в длинном расклешенном платье с вышивкой и парень в бежевом халате с красной окантовкой. Остановились неподалеку, обнялись, о чем-то беседовали. То улыбались, то осторожно соприкасались губами.

 

Кар-р.

 

— Что ты все каркаешь?! — раздался грубый голос. Причем сначала послышалась тарабарщина, а потом, как переводчик в кино, кто-то озвучил «роль».

 

Снежана обернулась. Прислонившись к дереву, сидел бородатый старик в меховой шапке. Узкие злые глаза, синий бархатный халат с аппликацией — будто актер улизнул со съемок фильма. Он тяжело дышал и зыркал по сторонам. На нее при этом внимания не обращал, как и на молодых влюбленных.

 

Изумленная гостья тем временем слушала историю. Оказывается, сын старика Карай посмел влюбиться в дочь его слуги Умырзаю, хотя давным-давно был проведен обряд обручения с дочерью соседнего хана.

 

— Эти бесстыдники сбежали! Три дня и три ночи мои гонцы рыскали повсюду, но безуспешно. Сегодня настал седьмой день, как беглецов ищу я. И непременно найду. От Дегэнэк-хана еще никто не ускользал!

 

Ворон похлопал глазами-смородинами и дал совет:

 

— А ты их прокляни! Проклятие отца покарает точно.

 

— Как же это сделать? — воскликнул хан.

 

Снежана с открытым ртом запоминала наставления дерзкой птицы. Отец Карая тут же поддался на провокацию.

 

«Карр и карр, стань льдом!» — произнес Дегэнэк-хан, и прекрасный юноша тут же обернулся глыбой льда.

 

Снежана ойкнула, а старик делал черное дело дальше:

 

«Карр и карр, за ним последуй и ты. Последуй за льдом и обратись цветком!»

 

— Не-е-эт, Умырзая, нет! — очнулась Снежана и бросилась к девушке, пытаясь закрыть ее телом и, возможно, спасти.

 

Но куда там.

 

Темноволосая красавица, оплакивающая лед, превратилась в застывший цветок. Хан заливался смехом, увидев, что заклинание сработало. Ворон без остановки каркал.

 

Снежана гладила глыбу и подснежник, рыдала навзрыд, не замечая пронизывающего ветра. Потом повернулась к старику и, сжав кулаки, крикнула:

 

— Как вы посмели? Это ваш ребенок, но не ваша собственность. Откуда вам знать, как ему жить и кого любить? Бессердечный! Зато теперь они навсегда вместе. А вы останетесь один! Глупец!

 

У хана в прямом смысле отвалилась челюсть. Он вскочил и, размахивая руками, шел на нее. Искаженное злобой лицо, ругательства на непонятном теперь языке — хорошего ждать не приходилось.

 

Но Снежана и дальше выясняла отношения. Потом почувствовала, что ноги отрываются от земли. «А-а-а!» — успела «пропеть», как очутилась перед картиной.

 

Тот же особняк Топуновых, гости, музыка, елки. Чуть громче смех, чуть краснее щеки. Она погладила нарисованный бутон, закрыла глаза. Потихоньку в озябшее тело проникали тепло и решительность. «Нам надо расстаться!» — набрала непослушными пальцами в ожившем смартфоне и отправила абоненту «мой будущий М».

 

— Снежана, вам плохо? — голос обволакивал, как написали бы в любовных романах.

 

Обернулась. Никита, правнук фабриканта, стоял рядом, улыбаясь. Сплетенный из ароматов моря и апельсина, его парфюм волновал. Но строгий костюм в серую клетку и водолазка графитового оттенка почему-то твердили, что это скорее чиновник, а не художник. Хотя Снежана легко представляла берет на черных кудрях.

 

— Н-нет, спасибо. Так, почудилось кое-что. Наверное, магнитные бури атакуют. А откуда вы знаете мое имя?

 

— Узнать имя самой эффектной дамы не составило труда.

 

— Благодарю, — пробормотала она и вновь взглянула на пейзаж. — Подождите, так это ваша работа?

 

— Да. Люблю подснежники. Бабушка родом из Башкирии, и в нашей семье часто вспоминают легенду о появлении этого цветка. Хотите, расскажу?

 

— Да, — заинтересовалась Снежана, но сердцем понимала, чт'о именно сейчас услышит.

 

Так и случилось. Воодушевленный, правнук фабриканта пересказывал то, чему она буквально недавно была свидетельницей. Говорил он четко, безо всяких «э-э» и «ну».

 

— «Карр! Последуй за льдом и обратись цветком!» Очень поучительная история. Помогла мне кое с чем разобраться! — перебила Снежана в конце. Мужчина засмеялся, от чего глаза-подковы стали еще у'же.

 

— Это вы. Неужели?! Я очень рад. Пять лет поисков, несколько городов и даже стран. Невероятно.

 

Девушка бросила взгляд на бокал в руке Никиты. Бесцветная жидкость ничего не объясняла.

 

— Что-то с картиной, да? — догадалась Снежана.

 

— И с медом тоже. Давайте отойдем?

 

Она кивнула, вложила свою руку в его ладонь — теплую, крепкую. Об Антоне даже не думала. «Пусть весь мир подождет!» — стучало во взволнованной голове, а мурашки бежали, как марафонцы.

 

Никита вел ее по лестнице. Не спеша, бережно. Пролет, другой. Плюшевый диван в углу будто ждал именно их. Присели, «обнявшись» коленями.

 

Художник вздохнул, почесал переносицу и быстро заговорил:

 

— Однажды, после очередного разрыва с девушкой, ко мне в гости приехала бабушка. Похвалила работы, порасспрашивала о том, о сем. А потом сказала, что пришло время продолжить род Марлинских. В ответ на мои возражения достала из портфеля баночку меда. Оказалось, не простого — волшебного. Я хмыкнул, а она нахмурилась. Предложила написать пейзаж с подснежниками, но не абы какой, а на основе нашей любимой легенды. Добавь, говорит, в краски мед, и выставляй шедевр везде, где окажешься. Та девушка, которая тебе суждена, увидит предание об Умырзае и Карае своими глазами.

 

Снежана пробормотала:

 

— Подождите, а мед?..

 

Никита накрыл ее руку своей и продолжил:

 

— Сегодня я привез его по просьбе учредителей. У бабушки прямые поставки с Башкирии. Она и сама в молодости держала пчел, как все нормальные башкиры. Но теперь не до этого. Живет в Нижнем, пишет мемуары и ждет правнуков. Я-то в семье один.

 

— Я тоже. С ума сойти от вашей истории! — девушка потерла виски, покачала головой. — Слушайте, у меня стойкое ощущение дежавю. Будто когда-то мы сидели рядом и так же говорили. Наверное, снилось что-то такое...

 

Марлинский подмигнул: «Может, это знак? А может, продолжение еще одной легенды. Про дочь тархана и книгу о Юсуфе и Зулейхе...»

 

— Расскажете? — уточнила Снежана.

 

— Обязательно, но сначала перейдем на «ты», — ответил Никита, потянувшись к улыбчивым алым губам.

 

Часы пробили восемь вечера и начало любви со вкусом башкирского меда.

 

Кар-р.