Таверна бурлила подобно браге, то и дело вскипая пеной из выкриков, звона кружек, лязга отточенного металла и неясного гула голосов.

Мастер Трэвис обвёл взглядом обеденный зал, в который раз вытер и без того чистый и до идеальной гладкости отполированный прилавок. Вздохнул и прислушался. «Ну, что там опять болтают? Снова прииск у Синей штольни? Ну, сколько можно? Проморгали, профукали, теперь-то что? Так, герцог объявил награду за поимку двух ведьм. Тех самых, что ли? Пятьдесят имперских монет за живую, сто — за мёртвую. Ну и дурень, наоборот надо было, хотя, как тут не верти, все без толку, лучше бы совсем отступился. Так, в Элькионе сместили канцлера. А вот это уже интересно!» Мастер смачно прищелкнул языком и от удовольствия потер руки. «Стало быть, Сокол смерти Вигрон больше не при делах. Вот так так! С одной стороны оно, конечно, хорошо. У такого власть в руках, что зелье гремучее у колдуна полоумного. А ну как рванёт? А с другой? Как раз у Вигрона ничего и не рванёт. У него порядок в делах всегда был, крыса не прошмыгнёт. Голова с плеч — и вся недолга! А теперь что? Все, кому не лень, полезут порядки свои устанавливать. Вон Империя та же. Да ладно бы она одна. Мало ли вокруг всякой нечисти развелось?»

Уважаемый мастер озадаченно поскреб подбородок, заросший густой бородой цвета болотной зелени. Втянул носом аромат жаркого, струившийся из распахнутой кухонной двери. «Удалась сегодня говядинка, ох удалась! А грюйт какой! С кем бы выпить? Эх!»

Мысль опять вернулась к Соколу смерти. «А ну как его теперича на большую дорогу потянет? Странствующим рыцарем заделается?» Трэвис тряхнул головой, отгоняя наваждение. Чертовщина, впрочем, отпускать не захотела. Словно в ответ дверь харчевни с грохотом распахнулась, к немалому удивлению хозяина. Дверь эта из цельного бруса дуба в три обхвата толщиной, обитая железом, с двойными петлями никогда на памяти Трэвиса не распахивалась, да ещё со стуком. Для того и была повешена, чтобы никакой охламон запросто в почтенное заведение не вломился. А тут...

На пороге появился воин. Высокий, даже слишком по меркам коротконого мастера. В серых от дорожной пыли плаще и сапогах и низко опущенном капюшоне. Из-за плеча торчит рукоять меча, под плащом угадывается контур арбалета, в руке — плеть. Замер на мгновение на пороге и прямиком двинулся к хозяину. Уселся на свободный табурет, не спеша стянул капюшон, явив ястребиный нос, тёмные до черноты глаза и свитые в тугой жгут седые волосы белее первого снега.

— Ну, здравствуй, почтенный мастер, — слова точно льдинки о стекло срывались с языка, — целую жизнь с тобой не виделись. И сколько же крови с тех пор утекло...

Трэвис деловито пожал протянутую руку в тонкой кожаной перчатке и, с важным видом пропыхтел:

— И тебе не хворать, Вигрон. Да уж, давненько не виделись, а ты всё такой же, только последний чёрный волос утратил между делом. Власть, ясно, ноша не лёгкая, тут не только поседеешь... Хотя, дошли тут слухи, что у тебя теперича ни власти, ни клана, ни войска. А?

Мастер многозначительно глянул на Вигрона, незаметно набрал побольше воздуха в грудь, сжал кулаки под прилавком и глаз не отвёл. Ух! А Вигрон только ухмыльнулся и, медленно стягивая перчатку, ответил:

— Всё верно, уважаемый, всё верно. Ни власти, ни войска. Только двадцать оруженосцев. Может, помнишь кого из них?

Мастер кивнул, втайне радуясь, что ни одного из этих душегубов Сокол с собой не притащил.

— Зато я теперь свободен! — как ни в чём не бывало заявил Вигрон. — Понимаешь, что это такое?

Мастер понимал, ещё как понимал, но решил помалкивать, дать покамест поговорить господину рыцарю.

— Ну, сам посуди: ни за что не отвечаю, о куске хлеба не забочусь, не казню, не милую. Хочу — напьюсь, хочу — с бабами...

— Так ведь это не надолго, ты не боись, таких работа сама в два прихлопа найдёт, — ответил Трэвис и махнул подавальщику, чтобы тащил скорее свежий грюйт.

Вопрос, с кем выпить, решился сам собою. Слуги, не мешкая, наполнили две пузатые глиняные кружки с четверть ведра и с негромким и смачным стуком выставили перед ними. Поднесли было жаркое, но мастер лишь досадливо махнул рукой: о том, что гость уже добрую сотню лет мяса в рот не берет, он помнил отлично, а потому приказал подать пирогов с капустой, да жареных орехов, до коих Сокол во времена оны был особенно охоч. Чокнулись, выпили. Вигрон с удовольствием втянул аромат чудесного напитка.

— Ну где, как не у тебя подадут столь божественное пойло? — проговорил он после второго глотка. — Мёд и вереск, чудо какое! Да и дурман-травы ты не пожалел, верно?

Мастер надул щеки, отёр пену с усов и ответил с ухмылкой:

— Для тебя, Сокол, мне ничего не жалко. Ты тут всегда желанный гость, даром, что редко вспоминаешь про меня, старика. Всё летаешь где-то, летаешь. Войны, подвиги... А я, что? Сижу тут да сижу. Мне что сотня лет, что другая, всё едино, только вот пиво крепче.

Снова выпили. Вигрон довольно хмыкнул, разжал ладонь: на прилавок с тихим звоном покатились золотые монеты. Одна, две, три... На пятой мастер не выдержал и глухо ойкнул.

— Элькийские, на пять тыщ имперских потянут... Ты того этого, высокородный рыцарь, за постой решил расплатиться или же в счёт будущих убытков? — даже не стараясь скрыть тревогу, спросил он. — Я на эти деньги всю крышу к зиме перекрыть смогу, ежели ты, конечно, заведение по брёвнышку не разнесёшь.

Он выразительно пожал плечами, а Вигрон лишь рассмеялся.

— И в мыслях, уважаемый мастер, не было ничего тут рушить, — миролюбиво пояснил он, — время сейчас не то, доброе, спокойное.

Перед Трэвисом появилось еще пять монет, а чуть погодя еще столько же. Мастер же только пальцем шевельнул — на сияющей поверхности и намёка на золотые не осталось.

— Ну а всё ж, — Трэвис слегка похлопал ладонью по прилавку, — какая такая надобность тебя сюда привела? Ну не со мной же решил на досуге свидеться?

Вигрон промолчал, он с удовольствием поглощал пирог с капустой, не забывая запивать немалыми глотками грюйта.

— Я вот грешным делом даже подумал, что ты, Сокол, странствующим рыцарем стать решил, с нечистью продолжаешь воевать. У нас тут, вона, ведьмы по округе шастают, шороху навели, никто их изловить не может. Герцог, уж на што нищий, так и тот награду посулил. Сто монет имперских.

Вигрон не выдержал и, услыхав о невиданной награде, закашлял со смеху, пиво из кружки выплеснулось на прилавок.

— Я, дорогой мастер, с бабами не воюю, — сказал он, отсмеявшись, — за деньги тем более, и на ведьм твоих плевать хотел. У меня, если желаешь знать, тут семейное дело. С младшим братом хочу встретиться. Он в последнее время вольную жизнь вёл, бродил по миру, ума набирался. Сейчас ему пора вернуться домой, пусть пользу государству приносит.

Он умолк, допил грюйт и с удовольствием кинул в рот горсть орехов. Мастер вздохнул.

— Стало быть, вас теперича двое таких. А не тот ли это охальник, что с дружками своими отвязными по весне прииск у Синей штольни сожгли? Давай, Сокол, признавайся, твоё сокровище?

Сказал и сам поразился. Левая бровь Вигрона взлетела вверх, глаза на короткий миг вспыхнули зелёным огнем, а суровая линия губ вдруг сломалась, превратившись в подобие гордой улыбки. Гордость! Она самая открыто светилась во взгляде Сокола смерти. Ну и дела! Мастер Тревис поерзал, запустил пятерню в бороду и решился-таки еще польстить знатному посетителю.

— Вижу, господин рыцарь, вижу, что твоё. Вот ведь проныра. Собрал, понимаешь, банду босяков-голодранцев да и пошёл, пошёл справедливость тута устанавливать. То-то мне все говорили, что там кто-то на тебя страсть похожий верховодит, я, знамо дело, не поверил, а поди ж ты. Ты смотри за братцем-то, в оба смотри, а то он тут наломает, что кайлом пройдётся. Да...

Острая улыбка Вигрона смягчилась и даже потеплела. Адский огонь во взгляде потух. Воин не спеша, накинул капюшон на голову и, поднимаясь, проговорил:

— Ничего, научится Он не со зла, молодой, за правду сражается. Так как-то...

Вигрон соскользнул с табуретки и бесшумно направился к выходу. У дверей он обернулся и по-дружески помахал мастеру.

— Ведьм тех, того этого не обижай, — успел крикнуть ему в спину Трэвис. — Постоялицы они мои, гостьи, значит...Если воевать с ними не собираешься, то помоги, ежели встретишь.

— И чего же ты, уважаемый Трэвис, так перетрухал? — к мастеру подсел Март, собутыльник и хороший приятель по игре в солей. — У тебя тут чары защитные, аж глаза щиплет, вилкой, не то что мечом не взмахнуть, кого опасаться-то?

— Чары говоришь? — Трэвис важно огладил бороду и сцепил на груди толстые пальцы. — Да уж, на совесть сработаны, что есть, то есть. Ага, только в прошлый раз этот Сокол напился вусмерть, и до того как его скрутило, полхарчевни мне разнес. Так-то.

 

***

Ранний рассвет играл молодыми солнечными лучами в прорехах листвы, лес дышал свежестью и чистотой, а прозрачный воздух вовсю звенел птичьими трелями. Ровная хорошо укатанная дорога уверенно вела путников на запад, туда, где в еще синей, скрытой туманом дали, вставали белые пики гор королевства Элькион.

Альгер отпустил поводья, с удовольствием вдохнул сладковатый хрустальный воздух и осторожно покосился на брата. Вигрон ехал чуть впереди на своей белой как облако кобыле. С тех пор как они ещё затемно оседлали лошадей и отправились в путь, брат не проронил ни слова. Он лишь иногда поглядывал через плечо, словно проверяя, не передумал ли Альгер следовать за ним. Неужели их пути разошлись настолько, что теперь и сказать друг другу нечего? Игра в молчанку начинала надоедать. Альгер поёрзал в седле, соображая, о чём бы завести беседу. Он чуть пришпорил коня, поравнялся с Вигроном, глянул ему в лицо и едва не выпустил стремя от удивления. Брат улыбался.

— Ну что, понравилось? — неожиданно сказал Вигрон. — Вершить суд и карать виноватых? Побеждать, разрушать? Прииск у Синей был самым богатым в этих краях. Уважаемые мастера собирались ближайшую сотню лет самоцветы возами оттуда добывать, а теперь, когда штольня обвалилась … Взрыв, я полагаю? Прямые убытки, не считая, разумеется, упущенной выгоды, такие, что восстанавливать прииск еще лет двести никто не соберётся.

Улыбка Вигрона стала еще шире.

— Так ты рад? — Альгер не удержался и заглянул брату под капюшон, ожидая увидеть насмешку, но ничего, кроме гордого блеска в глазах разглядеть не сумел. — Ну конечно, конкурентов в этих землях у нас теперь нет, как же я сразу не подумал… А тебе известно, что ни один из работников живым оттуда не вышел? Хозяева всеми неправдами народ сгоняли, за долги или на заработки. Жалованье сулили немереное, а потом кого в забое морили, кого в отвал сбрасывали, а самых живучих добивали на выходе у ворот. Ну вот, мы с парнями решили разобраться, нанялись на работу, а потом…

— А дальше я всё знаю, — перебил Вигрон, — нота от соседей со списком разрушений и убытков поступила в Элькион незамедлительно. Уважаемые мастера рассудили, что кто как не я, стоит за всей этой заварухой. За всю жизнь не вспомню столь витиеватой брани.

Он рассмеялся неприятным трескучим смехом и собирался продолжить, но внезапно умолк и поднял руку в предостерегающем жесте. Откуда-то из леса доносились крики и конское ржание. Альгер прислушался: оружием никто не звенел, стало быть, не битва. Или всё уже кончено? Разбойники делят добычу?

Вигрон потянул носом воздух и, словно поймав его мысль, усмехнулся:

— Полагаю, это люди герцога, от разбойников смердело бы по-другому.

Словно в ответ ему раздался взрыв хохота, а потом отчаянный женский крик. Братья переглянулись. Крик повторился, перейдя то ли в вой, то ли в хрипящий стон, и так же резко оборвался. Вигрон пожал плечами и тихо тронул поводья, а Альгер двинулся следом по едва приметной среди деревьев тропинке.

Перелесок быстро кончился, тропа вывела их к большой поляне, где деловито сновали семеро воинов. Гвардейцы местного герцога: три алебардиста, вооружённые подобием бердышей, два мечника с широкими одноручными мечами и арбалетчик, чей самострел валялся рядом на куче еловых веток. Отдавал указания офицер, гордо сжимающий рукоять бастарда, судя по всему недавно приобретённого. Они дружно сооружали костер вокруг вбитых в землю шестов с накрепко привязанными к ним двумя женщинами.

Альгер чуть тронул ветку, чтобы лучше рассмотреть: связанные ноги, скрученные за спинами руки, у одной рот стянут верёвкой, у другой заткнут кляпом из какого-то тряпья. Женщина, находившаяся ближе, изо всех сил извивалась, пыталась перегрызть веревку во рту, другая лишь бессильно болталась в путах, стягивающих ноги и грудь. Альгер не поверил своим глазам: беременная да ещё едва ли не на сносях!

— Мир вам, братья!— Вигрон бесшумно появился из-за деревьев,

Кидавшие к ногам пленниц хворост и сухую траву гвардейцы на миг замерли, словно под заклятием, потом медленно выпрямились и во все глаза уставились на незнакомцев.

— И тебе мир, — ответил старший, — ежели ты и твой спутник не злоумышляете против нашего герцога и не помогаете его врагам. Кстати, ты владеешь запрещённым в землях герцога оружием.

Последовал кивок на торчащий из-за плеча Вигрона меч, солнечный луч как раз ярко сверкнул острой гранью.

Вигрон сдвинул капюшон и приоткрыл лицо.

— Нет, — коротко бросил он, выдержал паузу и пояснил, — мы простые путники. Никому не служим, ни за кем не гонимся, едем домой. Услыхали крики и решили убедиться, что тут не нужна наша помощь. А земли вашего герцога мы покинули ещё за тем поворотом.

Показал назад и пристально посмотрел в глаза гвардейца. Тот подавил дрожь и, указав на готовый костёр, грубо ответил:

— Ну, так и двигайтесь своей дорогой, не мешайте исполнять приказ. Или желаете позабавиться?

Воин не выдержал и гадко ухмыльнулся, солдаты поддержали его нестройным ржанием и подтащили еще сушняка. Один из мечников поднес факел к костру. Женщина с верёвкой во рту издала звук, похожий на звериное рычание, из разбитой губы брызнула кровь, окрасив пеньку чёрно-красным. В ответ на крики ведьмы мечник поднял факел и замахнулся, стараясь половчее запустить в кучу хвороста.

— Нет, — снова сказал Вигрон и двинулся вперёд. Альгер выхватил оружие.

Офицер запоздало поднял руку, собираясь дать команду стрелку. Арбалетчик схватил самострел, но выстрелить в братьев не успел, бегая взглядом меж одинаковых лиц. Промедления хватило, чтобы меч Вигрона достал его. Стрелок упал первым. Потом под копытом лошади рухнул офицер, чьё лицо от удара подковой брызнуло фонтаном кровавых ошметков. Новый бастард остался не у дел. Остальные воины растерялись: кто-то пытался схватить лежащую у поваленного дерева алебарду, кто-то сбежать подобру-поздорову, лишь один храбро заступил дорогу рыцарю. Меч Вигрона, пылающий гранями в лучах полуденного солнца, настиг всех. Не более четверти круга спустя поляна была сплошь покрыта телами мертвецов и умирающих. В воздухе витал отчетливый запах крови и смерти.

Вигрон со словами: «Не одобряю, когда оскверняют священный огонь», — не колеблясь ни мгновения, добил раненых. После отвязали женщин.

Альгер быстро разрезал верёвки, подхватил на руки беременную и осторожно уложил на траву помягче. Женщина была без сознания, дыхание еле-еле доносилось из груди, а лицо и разбитые губы приобрели бледно-землистый оттенок.

Вигрон, тем временем, вынул верёвку изо рта второй женщины и отвязал от столба. Она со стоном повались на землю, но быстро встала и поплелась к подруге. Прикоснулась ко лбу, дотронулась до слабо бьющейся жилки на шее, на мгновение сжала ладони, потом приникла ухом к животу и ненадолго затихла.

— Надо уходить в другое место, — негромко сказал Вигрон, — а тела скинем в овраг. Он глубокий, мертвецов там не скоро найдут.

Когда братья очистили поляну от тел, женщины уже пришли в себя, сидели спина к спине и сосредоточенно рылись в своих котомках. Они были чем-то неуловимо похожи и, несмотря на следы побоев, очень красивы. Волосы, заплетенные в тугие, как канат, косы, сияли на солнце, отливая рыжиной, полные губы наливались краской, а на щеках проступал румянец.

— Ну что, — хриплым голосом, от которого цепкие холодные мурашки засеменили по спине, проговорила та, что казалась старше, — разбежимся или благородные рыцари сами желают получить награду герцога?

Она рассмеялась так, словно только что наслала на весь мир чуму. Альгер поморщился.

— Герцогу не расплатиться с нами, даже если он продаст душу заодно с потрохами, — ответил Вигрон и сплюнул на землю.

Они с ведьмой не мигая смотрели друг на друга: он, низко склонив голову, а она, подняв глаза к небу.

— Я — Айрис, — колдунья первой опустила глаза, — а это моя сестра, Эрис. Если награда не нужна, тогда проводите до развилки на Крафт, там и разойдёмся в разные стороны.

— Идёт, — Вигрон протянул ей руку, помогая подняться, — до границы с Крафтом, а там вас достать не смогут.

Альгер с сомнением покачал головой. Здравый смысл уже не скромно шептал на ухо, а орал во все горло: с женщинами надо расставаться, пока не стало слишком поздно. Нечто тёмное и тяжелое, словно ядовитый дым, исходило от обеих Взгляд случайно зацепился за костяное монисто на шее у Айрис и многочисленные браслеты на запястьях. Эрис как раз вынула из волос гребень с острыми как стальные иглы зубцами. От внезапно пришедшей в голову догадки, из чего сделаны украшения, Альгер зябко поёжился.

«Похоже, крови у вас, девоньки, на руках не мало, — подумал Альгер, — а вместе с теми вояками, что пытались вас сжечь, еще больше. Что ж, от смерти мы вас спасли, людей убили, теперь можно по-хорошему разъехаться в разные стороны, хотя, брату, похоже, виднее...»

Он посмотрел на Вигрона, тот помогал Айрис сесть в седло. Ведьма улыбалась чистой, словно вода из горного родника, улыбкой, а костяные браслеты негромко и зловеще постукивали в такт её движениям.

Из-за Эрис, двигались медленно, да и приземистые мохноногие лошадки никак не поспевали за высокими сильными элькийками, так что заночевать пришлось в лесу. Нашли подходящую поляну, расчистили место для костра и, пока женщины готовили еду, отвели лошадей на водопой к ручью.

Быстро стемнело. На небе высыпало множество крошечных, но ярких звёздочек, собравшихся в хоровод в виде гигантской спирали, с запутавшейся в ней тонюсенькой полоской ущербного месяца. Громко застрекотал в траве кузнечик, ухнула сова, слабо зашелестели ветки, в костре уютно затрещал сухой хворост, а от густой похлебки, сваренной Эрис, по поляне пополз аппетитный аромат.

— Ну что, девоньки, — сказал Вигрон, облизывая ложку, — может, расскажете, чем умудрились прогневить добрейшего герцога?

Альгер незаметно скривился, а Айрис пристально посмотрела ему в глаза, потом перевела взгляд на Вигрона и с напускным безразличием ответила:

— Много, ой, много грехов за нами. Мы вот грамотные, читать-писать умеем, а в нашем герцогстве женщинам это запрещено, наказание, знаешь, какое?

Альгер знал, а потому молчал — сказать тут было нечего.

— А еще мы не замужем, — продолжала ведьма, словно выплёвывая слова, — никому не принадлежим, ни мужу, ни отцу, ни брату, ни монастырю, ни этому вашему герцогу. И ему неймётся, что никто по закону не может меня лбом об дверь приложить или руку сломать спьяну.

— А ещё, — не унималась колдунья, — мы врачевать умеем. Знаем, что делать, чтобы дитё в родах не задохнулось, и роженица кровью не изошла. Ну, это еще туда-сюда простить можно, Ивар — ну тот, кому твоя лошадь голову снесла, — до поры закрывал глаза на ведьминские штучки, потому что я жену его с сыном спасла.

Эрис разлила по кружкам травяной напиток и первой отхлебнула, довольно прикрыв глаза. Альгер взял свою порцию и принюхался. Незнакомый аромат приятно щекотал ноздри: вереск, зверобой и что-то ещё, запах перебивали ягоды можжевельника. Он посмотрел на Вигрона и сделал глоток. В горло медленно потекло приятное тепло, отвар оказался сладковатым и чуть отдавал еловой хвоей, но никакого дурмана не чувствовалось. Напиток, как напиток...

— А самое страшное, знаешь что? Я могу любую бабу, хоть герцогиню, хоть прислугу научить, как сделать, чтобы дети рождались, только когда она сама захочет. В общем, мы у всех как кость в горле.

После упоминания о костях, Айрис негромко и зловеще засмеялась и сделала большой глоток из кружки.

Повисло недолгое молчание, а потом она, обращаясь к Вигрону, продолжила:

— Вот вы нас с сестрой спасли от костра, убили людей герцога — с какой это радости? Денег, я вижу, вам не надо. Так что же вы хотите за беспокойство?

Чёрные, словно адова бездна глаза, полоснули по лицу воина, но он выдержал взгляд, с удовольствием принюхался к горячему напитку и, медленно растягивая слова, ответил:

— Священный огонь, дарованный небесными владыками, предназначен для того, чтобы обогревать жилища, готовить еду, ковать оружие и доспехи, а не вершить сомнительный суд.

Услыхав такое, Альгер поперхнулся. Уж чего-чего, а набожности и благочестия он меньше всего ожидал от Сокола смерти. Зато ведьму ответ, похоже, вполне устроил. Она громко расхохоталась и, игриво подмигнув Вигрону, сказала:

— Сразу видно достойного господина. Раз уж деньги тебе не нужны, то, может, что другое сгодится?

С этими словами она дернула шнуровку, сбросила плащ и развязала тесьму у рубашки, приоткрыв изящную шею и высокую волнующую грудь. Давно догадавшийся к чему все идёт, Альгер отвернулся и почувствовал облегчение, услышав ответ Вигрона.

— Нет, — после недолгого молчания в который раз за день сказал брат, но его голос на миг сорвался, глаза взволнованно блеснули в свете костра, — мы сытые, ничего нам не надо. Сидите себе спокойно.

Ведьма неприязненно сощурилась, но тут заговорила Эрис:

— Тогда давайте, погадаем вам. Не пожалеете!

Она быстро достала из котомки два мешочка и высыпала перед костром маленькие костяные руны. Айрис начертила в воздухе знак, похожий на восьмёрку и взяла из кучки три таблички, бегло взглянула и улыбнулась уголком губ.

— У тебя, — она кивнула Альгеру, — есть дар лекаря. А ты, — кивок Вигрону, — любишь смотреть на звёзды.

Эрис положила руки на разбросанные знаки, потом приподняла: на каждой ладони осталось по три таблички.

— Вы родные братья и крепко связаны друг с другом, ваши небесные знаки одинаковые, только расположены в разном порядке: знак пути, знак яростного огня и знак воина духа. Очень сильные знаки.

Взяла из кучки еще одну руну и нахмурилась.

— Ничего не выйдет, сестра, — Эрис мрачно сжала губы и показала пустую табличку без рисунка, — им нельзя открывать грядущее.

Сёстры озадаченно переглянулись и в упор уставились на Вигрона и Альгера. Эрис выглядела напуганной, а вот ее сестра, напротив, рассерженной. Глаза Айрис злобно сузились, крылья носа напряглись, а рот искривился в недоброй усмешке. В тишине, нарушаемой лишь потрескиванием костра, голос ведьмы показался угрожающим шёпотом.

— Значит, это вы правите миром... Что ж, вам всё равно, карать или миловать таких, как мы. Для вас мир, что для меня котел с варевом, только вместо травок, там жизни без числа и счета. Смотри, сестра, для них что герцог, что золотарь — всё едино. Кости и мясо одинаковы у всех.

Вигрон собирался что-то возразить, с усмешкой вскинул подбородок и сделал какое-то движение рукой, но ведьма опередила его. Айрис сорвала с шеи болтающийся на шнурке льняной мешочек и, размахнувшись, сыпанула содержимым в лицо элькийца. Вигрон попытался закрыться, но не успел: мельчайший порошок окутал его словно тонкое серое покрывало.

Альгер начал подниматься, но одеревеневшие вдруг ноги не послушались. Конечности отказывались повиноваться, а голова тонула в ядовитом тумане. Из последних сил он швырнул кружку с недопитым зельем в колдунью. Айрис увернулась, с громким безумным хохотом вскочила, дёрнув за собой сестру, и скрылась в темноте. Остался лишь отзвук истеричного смеха.

Проваливаясь в беспамятство, Альгер увидел искаженное безумием лицо брата: глаза Вигрона налились красным, лицо в неверном свете костра стало похоже на лик мертвеца, а на губах выступила розовая пена. Брат издал хрипящий стон, закашлял и сплюнул в огонь кровавый сгусток, а потом выхватил кинжал.

Сознание вернулось, когда ранний рассвет осторожно окрасил небо на востоке. Альгер судорожно вздохнул и сел, стараясь побороть головокружение. У давно потухшего костра, привалившись спиной к камню, сидел Вигрон с кинжалом в изрезанной руке. Его ноздри и уголок рта были в крови, красные дорожки зловеще выделялись на бледном до синевы лице. Вокруг в беспорядке валялись заляпанные чёрно-красным руны.

Ноги, руки и голова снова слушались. Альгер встал и первым делом обработал порезы на руках брата, потом напоил его водой из ручья и принялся готовить горячее питьё из вереска и свежих трав с поляны. От ледяной воды Вигрону полегчало, он сделал несколько глубоких вдохов и самостоятельно стер с лица кровь.

— Нет ничего тяжелее, чем сражаться с самим собой, — сказал он, отдышавшись, — этот порошок напрочь лишает разума. Для обычного человека спасения нет. Ведьма рассчитывала, что мы перебьём друг друга. Только я скорее луну в небе мечом достану, чем причиню тебе вред.

Он умолк на полуслове и улёгся на спину, устремив взгляд к прозрачному небу. Альгер, склонившийся над котелком, обернулся.

— Ну и влипли мы в историю, кому сказать — засмеют. Что там прииск... Ты женщину от костра спас, а она тебя едва не убила. Правитель мира, да уж!

Он отыскал ложку и стал осторожно поить брата отваром. От горячего питья щёки Вигрона чуть порозовели, он улыбнулся и проговорил:

— Править, брат, каждый дурак может— ну, хотя бы герцог этот. А мы… Мы этот грешный мир создаём, чтобы потом было чем править. Хорошо она про котёл сказала. В него, порой с головой приходится нырять... Кто-то так там и остается, да.

Он передохнул, отпил еще и добавил:

— Колдуны нас боятся. И будущее под страхом смерти не предскажут… Вот скажи, Альгер, знай ты наперед, что будет в Синей штольне, что бы сделал?

Альгер не ответил, было жутко: слишком уж много народу полегло в разрушенных шахтах. Однако, по всему выходило, что попытайся он что-то изменить, вышло бы только хуже. Он неопределенно пожал плечами, а Вигрон не стал настаивать.

— Вот, то-то и оно, — чуть тише проговорил он и посмотрел на повязки на руках, на которых проступили бурые пятна, — если будешь знать наперёд, что должен сделать, то десять раз задумаешься, а то и вовсе…

Собирались в дорогу молча. Вигрон полностью пришёл в себя, потушил костёр, легко уселся в седло и тронул поводья. Под копытами лошади захрустели разбросанные на траве руны.

— Сильно, видать, тебя эта Айрис зацепила. — не выдержал Альгер. — Что-то не припомню, чтобы ты в небесных владык когда-то верил, а тут «священный огонь»!

Вигрон косо взглянул на брата и коротко бросил:

— Вздор!

Подумал и добавил:

— Как тогда, так и сейчас я ни в богов, ни в демонов, ни в святость огня не верю, просто вонь горелого мяса с детства не выношу. Пока был канцлером, всё думал, как бы запретить казнь на костре, а тут осенило!

— Ладно, — не унимался Альгер, — а если бы ты наперёд знал, что ведьма тебя прикончить соберётся, стал бы её спасать?

— А как же! — Вигрон не помедлил с ответом ни мгновения. — Я с женщинами не воюю, третьего дня как раз Трэвису говорил.

 

***

Мастер Трэвис смеялся. Его раскатистый смех гулким эхом стремился к потолку, теряясь в связках сушеных трав. Трэвис задорно сверкал глазами из-под нависших бровей и то и дело ударял ладонью по прилавку. Испуганно звякали глиняные кружки и стаканы.

— Дура ты, — беззлобно приговаривал мастер сидящей перед ним на высоком табурете Айрис, — дура, как есть кромешная. В кои-то веки мужика годного встретила, а туда же, травить его. Ой, ну нет моей моченьки! Сокола смерти травить, сушняком своим подпорченным! Каково, а?

Айрис злобно зыркнула на мастера и запустила в него горстью орехов их миски на прилавке. Хозяин лишь отмахнулся, продолжая смеяться.

— У тебя голова для того, верно, дадена, чтобы косу на ней плести, не для чего больше. Кабы ты, полоумная, в позу не встала, ты бы сейчас не этим мусором, а жемчугом бы кидалась и рубинами, да шелками сопли утирала. А теперь... А что теперь? А ничего! Разошлись пути, как есть, разошлись. Ну, его век долог, может, внучка твоя умнее окажется.

Он развел руками, самоцветы на толстых пальцах выразительно блеснули. Подошел Март с кувшином молодого вина.

— Слышал, мастер? — он со стуком поставил сосуд на прилавок. — В Элькионе власть на место вернулась, Вигрон снова канцлер теперь.

— И то верно! — Трэвис довольно закивал. — И то верно! Короля-то ихнего вояки не больно-то слушаются, опять же, Империю окоротить надобно! Вот пусть Вигрон и займется, у него и помощник теперь имеется. Ему, Вигрону-то, лучше уж с имперцами воевать, чем с бабами в любовь играть. Сколько столетий его знаю, все беды у него в жизни от них.

— А еще, мастер, — спохватился Март, — он, как только во власть вернулся, сразу запретил грешников на костре живьем сжигать. Святотатство, говорит. Во как!