– Закатайте, пожалуйста, рукав для правильного считывания ID-чипа, – старший патрульный протягивал к остановленному для проверки человеку сканер, а левую руку как бы ненароком держал на поясе, где висела кобура с парализатором.

Двое других патрульных заняли позицию позади человека, блокируя ему возможность ретироваться. Тот как-то равнодушно посмотрел по сторонам, словно убеждаясь, что пути к бегству отрезаны, и заявил:

– У меня его нет.

Рука офицера опустилась на кобуру. Остальные, заметив это лаконичное движение, синхронно сделали шаг назад.

– Удаление ID-чипа преследуется по закону, – заучено сказал офицер. – Мы обязаны вас задержать для установления личности и расследования обстоятельств удаления ID-чипа.

– Я не удалял... В этом смысле... – начал как-то непонятно оправдываться задержанный.

– Уклонение от обязательного ID-чипирования также является преступлением, – по-своему растолковал невнятные объяснения офицер. – Пройдёмте, пожалуйста, с нами. В случае отказа мы имеем право применить силовые меры к принуждению.

– Он у меня когда-то был , но я его потерял, – продолжал оправдываться человек.

Все патрульные уставились на него с недоумением. Потерять ID-чип, не удалив его из-под кожи, можно было лишь лишившись руки минимум по локоть. У задержанного же обе руки были в полном наличии.

– Вы должны были заявить об утрате ID-чипа в течение суток с момента происшествия, - сохраняя хладнокровие в голосе, произнёс офицер. – Или следуйте за нами добровольно, или мы применяем силовые меры к принуждению.

– Не надо силовых мер, – вздохнул человек. – Сам пойду.

Его стали конвоировать к ближайшему полицейскому участку. Встречные шарахались от этого квартета, словно от чумных. Сканеры ID-чипов на поясах полицейских не вызывали у них приятных ассоциаций. Направив такой на любого, полицейский сразу мог узнать , кто перед ним, каков его общественный статус и рейтинги и сделать на основе этих данных соответствующие выводы. Безгрешных не было. Хотя бы один грешок за каждым да и числился, и всем хотелось, чтобы его, похороненного во времени и молчании, не подвергали эксгумации.

– Что у вас? – спросил дежурный, когда троица патрульных и задержанный появились на пороге полицейского участка.

– Нечипированный, – ответил старший патрульный.

– Хирург? – поинтересовался дежурный.

– Нет. Утверждает, что чип утратил как-то иным образом.

– И вы даже не проверили его на наличие шрамов? – взвился дежурный. – Может у него чип просто сломался и ему нужно всего лишь в ремонтную? А вы сюда его притащили!

– Наше дело – задержать и доставить, а проверять, оформлять и сортировать – это уже ваши обязанности, – отбил наскок старший патрульный.

– И на каком основании вы его задержали? – не унимался дежурный.

– Сканер на расстоянии показал у него отсутствие сигнала. Мы его остановили и предложили контактную проверку. Он отказался, заявив, что ID-чип у него отсутствует вследствие утери. Подробности задержания в телеметрической файле.

– Ладно, – сдался дежурный, и вызвал конвой.

В помещении появилось ещё двое полицейских.

– К дознавателю на оформление, – приказал он им, кивая на задержанного. – Распишитесь, – это уже старшему патрульному.

Тот провёл рукой над сканером на столе дежурного.

Патрульные покинули участок. Конвойные повели задержанного наверх. Дежурный остался один.

Ненадолго.

И пяти минут не прошло как сверху, по лестнице, скатился дознаватель.

– Ну ты мне и удружил! – заорал он дежурному. – Ты где его взял?!

– Патруль привёл... – ответил тот обескураженно. – Что случилось-то?

– Случилось?! – взлетая на пик эмоций переспросил дознаватель. – Случилось то, что патруль привёл к нам клиента госбезопасности! У него действительно нет ни чипа, ни шрама от его удаления, зато на него есть ориентировка от госбезопасности. Поленился при патрульных сам проверить? – Вопрос сочился такой укоризной, что при попадании на нетренированную душу разъела бы ту без остатка. Дежурный на всякий случай отодвинулся. – А не поленись, то отправил бы патруль по известному адресу. А теперь уж сам...

– Что сам? – не понял дежурный.

– Что, что?.. – передразнил дознаватель. – Ставь в известность вышестоящее начальство о том, какую ты птичку поймал, и что нужно вызывать госбезопасность для её передачи. Я на такое не подписывался!

– Задница Матери Лосихи, – только и выдохнул дежурный, поняв, что деваться ему некуда.

 

***

Кабинет следователя госбезопасности был просторен. Широкие окна, на две трети замазанные белой краской и забранные прутьями решётки квадратного сечения, всё-таки пропускали достаточно света, чтобы не включать ламп. Сквозь прозрачные, незакрашенные, трети окон виднелось ярко-синее небо, по которому плыли рваные клочки седых облаков.

Обстановку кабинета можно было охарактеризовать как спартанскую. Стол с тумбами, за которым располагался сам следователь, массивный, привинченный к полу, табурет, на котором сидел скованный по рукам и ногам задержанный, в углу умывальник с насаженным на кран шлангом, конец которого спускался в стоящее под ним ведро. Пол выложен кафелем, и в том месте, где стоял табурет, имелось отверстие слива. Всё это навевало мысль о том, что допрашивают здесь по-всякому.

Следователь был в штатском. Его пиджак висел на спинке стула, ворот зелёной однотонной сорочки расстёгнут.

Задержанный так и оставался в том, в чём его арестовали: в мешковатых парусиновых брюках, в сером в голубую клетку пиджаке поверх жёлтой в зелёный горошек рубашки и в расхоженных коричневых кожаных дешёвых туфлях.

Кроме следователя и задержанного, который уже перешёл в категорию допрашиваемого, в комнате присутствовал ещё атлетического сложения, ростом под два метра, детина, облачённый в форменный комбинезон и высокие берцы – ассистент.

Следователь положил на стол диктофон и включил режим записи.

– Ну, – произнёс он, – начнём, пожалуй, беседу.

Он надиктовал на устройство текущую дата, время начала допроса; своё имя, звание и должность; имя, звание и должность ассистента и обозначил допрашиваемого как «неустановленное лицо».

– Имя, фамилия, год и место рождения, адрес настоящего проживания, род занятий? – обратился следователь к допрашиваемому.

– Можно начать отвечать с конца? – услышал он в ответ.

Следователь взглядом остудил порыв ассистента, готового недвусмысленно отреагировать на дерзость задержанного.

– Можно.

– Занимаюсь опылением. Определённого места жительства не имею. Родился очень далеко отсюда примерно тридцать восемь лет назад, фамилия, если в местной фонетике, Ыуаноу, имя Ыгорр.

Следователь чуть заметно мотнул головой, вновь остужая инициативный зуд своего подчинённого применить силу.

– Какие необычные имя и фамилия, – сказал он. – Иностранец? Где такими называют?

– Поверьте, очень и очень далеко, если можно так выразиться, – отвечал задержанный. – Никаким транспортом туда не добраться…

– Чем вы можете объяснить ситуацию с ID-чипом, – меняя тему, в лоб спросил следователь. – Предварительный осмотр показал, что он никогда не был вам имплантирован. Почему вы заявили, что потеряли чип?

– Потому что, он у меня действительно когда-то был. Мне его имплантировали во время моего пребывания в центре реабилитации маргинальных представителей общества.

– Когда?

– Четыре года назад, сразу после того, как я сюда попал. Меня нашли на каком-то пустыре в бессознательном состоянии и без одежды, арестовали как неустановленное лицо и подвергли обязательному чипированию.

– Четыре года назад, говорите? – уточнил следователь. – Не вспомните точную дату ареста и место содержания после него?

– Нет, не вспомню. У меня частичная потеря памяти. Наверное, реакция организма на выброс.

– Однако, надеюсь, ваша амнезия не распространяется на то время, когда был утрачен ID-чип, и вы сможете рассказать об обстоятельствах его утраты? – спросил следователь, словно не расслышал последнюю фразу задержанного.

– Это я помню, – подтвердил тот.

– И?.. – вопросил следователь.

– Чип выпал из меня при первом же опылении. Я искал… Честно… Поле было большое…

– Что?! – судя по интонации, следователь был в полном недоумении.

– Я же упоминал, что зарабатываю на жизнь опылением различных сельскохозяйственных и цветочных культур для экологически чистого повышения урожайности первых и формирования качественных бутонов вторых.

– То есть?

– По договорённости с владельцами земельных участков, теплиц и оранжерей и за материальное вознаграждение экологически безопасно опыляю высаженные ими растения в периоды их цветения, – перефразировал вышесказанное допрашиваемый.

– Один?

– Да, один, но как бы одновременно во множественном числе.

– Имеете батраков под своим началом и технику в собственности или арендуете? – по-своему растолковал ответ допрашиваемого следователь. – Без ID-чипа? Это только за незаконное предпринимательство лет десять и ещё столько же за неуплату налогов.

– Я действую в рамках дружеской взаимопомощи, – опроверг его вывод-выпад допрашиваемый. – Такая деятельность считается благотворительной и никакими налогами не облагается и, тем более, не подпадает по действие уголовного законодательства.

– Это мы ещё посмотрим, – окинул его холодным подозрительным взглядом следователь, и взглянув на ассистента, прямо пышущего жаждой действия, в очередной раз покачал головой, взывая к терпению последнего. Допрашиваемый, конечно, много дерзил, но нужно было до поры до времени сохранять терпение, чтобы разговорить его малой кровью, хотя руки так и чесались пустить большую.

– Расскажите о своей необлагаемой налогом и уголовно ненаказуемой, по вашему мнению, деятельности поподробней, – предложил следователь.

– Какие там подробности? – удивился допрашиваемый. – Прихожу на объект, рассредоточиваюсь, разлетаюсь, и опыляю, не отвлекаясь на сорняки. Они же тоже цветут.

У следователя отвисла челюсть от такого поворота – ему определённо продолжали дерзить.

На кровожадно-вопрошающий взгляд ассистента так и хотелось одобряюще кивнуть, но он сдержался.

– Что значит «рассредоточиваюсь» и «разлетаюсь»?

– Я – жертва изумрудного мотылька, – заявил допрашиваемый.

– И что бы это значило?..

– Меня укусил изумрудный мотылёк, и из-за этого меня как бы двое – я одновременно и человек и насекомое. Мотылёк. Вернее, рой мотыльков.

– Это как?

– Если расскажу – всё равно не поверите.

– Тем не менее, расскажите. А мы, послушаем, – произнёс следователь фальшиво-дружеским тоном.

Ассистент обалдело переводил недоуменный взгляд то на одного, то на другого.

– Можно ли открыть форточку, – попросил допрашиваемый. – Душно. Сложно собраться с мыслями.

Следователь кивнул ассистенту и тот, подойдя к окну, выполнил незатейливую просьбу.

– Значит, – начал своё повествование допрашиваемый, – я, как уже говорил, не отсюда. Даже хочу сказать совсем не отсюда. Настолько не отсюда, что, можно сказать, из параллельного далека, если не из перпендикулярного.

– Это как? – спросил следователь, терпеливо выслушав эту явную галиматью.

– Короче, – допрашиваемый заёрзал на табурете, стремясь разместиться поудобней, – изначально я физик. Предмет моего изучения – свойства тёмной материи. Я состоял в группе учёных проводившей эксперимент по созданию её искусственного аналога. Нам нужно было перескочить через предел критической квантовой массы и накопить необходимый энергетический потенциал для создания квантов тёмной материи. С точки зрения классической физики – бред, но эксперимент удался! По крайней мере для меня. Не знаю, что случилось с моими коллегами, но меня взрывом вынесло в мир, существующий по ту сторону тёмной материи! Это, воистину, был мир магии и волшебства. Я определённо попал в мир фэнтези. А как ещё мне было его воспринимать, если я и представления не имел и до сих пор не имею, на каких физических принципах существует тот мир, который черпает энергию для своего существования из тёмной материи?! Два вечных торнадо на полюсах… Один торнадо тьмы, другой – торнадо света… Там летает то, что не должно летать по всем законам аэродинамики. Там можно определёнными ритуалами и заклинаниями вызывать духи умерших и расспрашивать о событиях их прошедшей жизни…

– Как бы это пригодилось здесь, – не выдержал и вставил реплику следователь.

Задержанный, не обратив на реплику никакого внимания, продолжал:

– Там бок о бок живут различные разумные существа, которые настолько биологически отличны друг от друга, что здесь это было бы аналогом существования наряду с людьми разумных рептилий, разумных насекомых и разумных арахноидов. Они не просто существуют сами по себе, но и коммуницируют друг с другом. У каждой такой расы имеется своя культура, свои языки, способы общения и системы письменности. Все они живут обособленно, не перемешиваясь друг с другом, то враждуют, то сотрудничают друг с другом в зависимости от обстоятельств.

– То есть?

– Орки объединяются с гномами и феями против эльфов, если те начинают излишне заноситься; эльфы с орками и феями – против гномов, чтобы вылечить их от жадности… Я не говорю уже о массе прочих разнообразных существ. Особенно, из прочих, нужно выделить изумрудного мотылька, которого все панически бояться. Вроде бы и вегетарианское насекомое, но не терпит, когда его беспокоят. Если укусит… Вот я и не уберёгся от его мандибул. А сразу после укуса меня выбросило оттуда. И вот – я здесь.

– Выбросило? – переспросил следователь.

– По принципу сжатой пружины, если выражаться попроще. Я, как физический объект, привнёс в тот мир лишнюю массу и энергию, и он вначале как бы «сжался», принимая, а затем «распрямился», и вышвырнул меня прочь, за пределы воздействия тёмной материи. Однако из-за энтропии до моего родного мира меня не «добросило», и я оказался здесь, в вашем мире, который находится относительно моего в параллельной или, даже, перпендикулярной вселенной. Я не буду удивлён, если окажется, что ваше будущее – это наше прошлое. Я, конечно, опустил описание своих мытарств во время нескольких месяцев пребывания в том невероятном и абсолютно враждебном мне мире, но, в целом, всё.

– А наш мир, следовательно, для вас приемлем? – спросил следователь после некоторого молчания.

Ассистент обалдело смотрел на допрашиваемого. Таких баек слышать ему ещё не доводилось.

– Более-менее, – безмятежно отвечал допрашиваемый. – Если бы ещё социально-политический режим был помягче, то…

Он не договорил, потому что ассистент, дождавшись, наконец-то, одобрительного кивка следователя, с размаху влепил ему увесистую пощёчину.

Допрашиваемый мешком свалился со стула (пощёчина огромной тяжёлой ладонью была сродни удару веслом), но был тотчас же за шиворот поднят с пола и вновь водружён на место. Правое ухо окрасилось в пунцово-красный и стремительно увеличивалось в размерах.

– Я вдоволь наслушался твоих бредней, – холодно произнёс следователь. – Теперь готов выслушать, что ты сотворил с капитаном госбезопасности Ырбындунгасом, который допрашивал тебя четвёртого дня восьмой луны прошлого года и пропал без вести? От которого остались только ID-чип да вся извоженная в мелу одежда?

– Ах, этот, – полупростонал-полувздохнул допрашиваемый, пытаясь дотянуться скованными руками до пострадавшего уха. – Сразу бы и спросили… А то издалека начали, ударили больно. Знаете как болит?.. Хотя ваш капитан Ырбындунгас сразу, собственноручно и без ассистента, допрос с пристрастием проводить стал. Нравилось, наверное, ему это. Выбил мне четыре зуба, для начала, а потом пальцы, фалангу за фалангой, отрубать принялся. Два отрубить успел, прежде чем я обратился. А что касается мела... Мне кальция и нужно было, только чтобы зубы с пальцами восстановить да немного костяк для новой массы укрепить. Вот если бы здесь у людей росли рога, как у Матери Лосихи…

От таких откровений у следователя перехватило дыхание. Он рассчитывал на долгий допрос, с долгим и жёстким выбиванием признания у подозреваемого, а тот сам сознаётся в причастности, даже до шланга с водой не дошло.

– Что ты с ним сделал? – жестко спросил следователь.

– Показать? – вопросом на вопрос ответил допрашиваемый насмешливым, как всем показалось, тоном.

У следователя ажно потемнело в глазах от такой неслыханной дерзости.

Он подождал, когда этот мрак рассеется, спокойно достал из выдвижного ящика стола пистолет и выстрелил допрашиваемому в колено.

– А покажи… – дал следователь согласие летящим навстречу брызгам крови, ошметкам плоти, осколкам кости и болезненному вскрику.

Допрашиваемый оказался силён духом и, против ожидания, не завыл, пуская слюни, слёзы и сопли. Он даже не упал с табурета. Лишь обхватил руками, насколько позволяли наручники, кровавое месиво, оставшееся от колена, и произнёс с каким-то азартом, не соответствующим сложившейся обстановке:

– А покажу! Ты, как раз, сухопарый, не то, что дылда твой. У него хоть мозги-то есть?

Ассистент, заслышав такое, не стал утруждать себя самоконтролем, и его громадный кулачище понесся в голову наглеца…

– Ой!. – только и произнёс здоровяк удивлённо-сконфуженно.

Вместо соприкосновения с твердью костей черепа его кулак погрузился в густой рой мелких изумрудно-зелёных мотыльков.

Что-то дважды металлически звякнуло. Один раз громче, чем другой.

Наручники и ножные оковы, нераскованные и бесполезные, валялись, поблёскивая сталью, на кафельном полу.

Следователь округлившимися глазами смотрел, как на месте скованного по рукам и ногам человека с простреленным коленом в комнате возник плотный рой блистающих зеленью насекомых. Он видел, как его ассистент, здоровенный детина, как-то по-детски воет, вертится на одном месте и неистово трясёт рукой, стремясь стряхнуть шар облепивших её изумрудно-зелёных мотыльков. Несколько мгновений спустя он затих и, побледнев, как мраморная плита, рухнул замертво на пол.

Основной рой кружился над табуретом, на котором раньше сидел допрашиваемый. Кружился, ожидая, по-видимому, когда малый рой расправится с ассистентом и присоединится к нему.

И вот это произошло.

«Огнемёт бы… Зря форточку открыли… Улетят…» – мелькнули в голове следователя запоздалые мысли, когда он вскинул пистолет и принялся всаживать пулю за пулей в ринувшуюся на него тучу чешуекрылых насекомых.

***

Прибежавшие на звук выстрелов сотрудники с большим трудом взломали дверь в допросную. В ней обнаружили бледного, как смерть, ассистента, находящегося в бессознательном состоянии, вымазанную изнутри мелом одежду и обувь следователя, а также одежду и обувь допрашиваемого.

Пиджак, рубашка и брюки были комом навалены на туфли, стоявшие возле табурета, частично скрывая кровавую лужу, растёкшуюся по кафелю пола.

Застёгнутая на все пуговицы сорочка следователя лежала на столе, брюки с трусами в них – на стуле, туфли с носками под столом. Позже, когда прибирались, из левого рукава сорочки выпал ID-чип.

Следователь и допрашиваемый словно испарились.

Ассистент был жив, но пребывал в тяжелой гипогликемической коме.

В реанимации врачи только руками разводили, как это у совершенно здорового человека настолько низко и стремительно упал уровень сахара в крови.

То, что он выжил – было чудом, но его мозг не смог полностью восстановиться от такой суровой сахарной голодовки.

Ассистента пришлось списать в уборщики, так как он напрочь утратил необходимые для несения службы навыки, и стал проявлять явные признаки деменции. На расспросы: «Что случилось в тот день?», «Куда девались следователь с подозреваемым?» – он, пуская слюни, всегда твердил одно и тоже:

«Мотыльки, мотыльки… »