Ночное небо Кэриона преломляется бессчетными всполохами. Облачная рябь вздувается, шумит голосами далеких радиопередач и раскрывается огромными зеркальными лепестками. Из пустоты вырывается сверкающий пузырь. В его холодной поверхности отражаются миллионы сияющих душ мегаполиса – ожерелья фонарей и пульсирующие вены автострад, горящие всеми возможными цветами вывески и утробы вечно неспящих офисов.

Блестящий шар отражает десятки колонн – дрожащих, исходящих паром во влажном воздухе, – следов Времени до Коллапса. Зеркальный порт вот-вот примет в объятия зеркорабль – единственный в ландмассе воздушный рейс Ярвелайе-Кэрион.

Хелен Хёльм наблюдает за безукоризненно выполняемым ритуалом – как и все последние годы. Инспектор по безопасности и эксплуатации МКИБ тоже своего рода реликт прошлого – кроме неё, мало у кого в стране сохранились компетенции проверять надежность транспорта, от которого отказались практически все страны Конвенции. Вот она стоит на посту – символический страж, неукоснительно соблюдающий нормы безопасности.

Кроме сего дня. Сегодня 2:15 на часах – как и всю неделю до этого. Как и когда-то пятнадцать лет назад. Весь мир движется в привычном такте времени, а её часы остановились. Как и у двух её одноклассников – Льюиса и Джоэла.

Зеркальный шар разрушается. Идеальная форма расплывается, затем разлетается на песок, и из мутной водянистой дымки выплывает корабль – его поддерживает собственное отражение. Оно слабеет, сдавливается в тисках городского света и окончательно рассеивается в тот момент, когда зеркорабль взгромождается на посадочную платформу.

Жаль ребят, что еженощно овеществляют сей перформанс. Их искусство осталось где-то там – в эпохе магии, драконов и сражений добра со злом. Если та эпоха когда-то была – история всегда давалась Хелен с трудом.

Из дымящейся пасти мифического чудовища освобождается толпа людей. Среди них – знаменитый радиоведущий Феннемарка Льюис Кессен. Его зеленое пальто развевается на ветру, словно плащ богатыря агулийского эпоса, две пряди волос песочного цвета парят карну-птицей, а мощный выступающий лоб раздвигает клубы дыма.

Хелен вздрагивает. По вечерам она частенько дает волю воображению.

Льюис Кессен проверяет часы. 2:15. Точка стабильности в хаотичном мире. Точка смерти.

Поначалу всё казалось типичной временной аномалией. Север – место бесконечных информационных дождей и прокрастинации, с временем там сложно. Льюис пытался переводить стрелки, но буквально сразу столкнулся с самым противным свойством аномалии – часы остановились только у него. В его сознании. Не в силах ни часовщиков, ни эмпатов, ни номенологов, ни даже уурятских шаманов было решить такую проблему. 2:15 на всех часах въелись Льюису в сознание памятью о том самом дне пятнадцатилетней давности. Оставался только один способ: найти давно забытых друзей – Джоэла и Хелен.

– Лю, – кивает Хелен, и Льюис легонько её обнимает. Не рутинно, а нежно. Будто пытается вернуть давно утраченный сон.

– Хель, – Льюис отступает и улыбается.

Хелен озадачена. Стоило обнять его раньше? Или сказать «привет» вместо этого грубого «Лю»? Мысли перемешиваются и к глазам подступает мигрень – последствие бессонных ночей. Трудно соблюдать режим сна при неподвижном времени.

– Итак… – начинает Льюис, растягивая слово. – Я подожду, пока ты закончишь, ладно?

– Закончу что?

– Ты вроде должна проверить корабль, нет? – Льюис смотрит на Хелен. Уставшие глаза смотрят куда-то в никуда. Форма МКИБ кажется слишком строгой и дисциплинированной для такой заводилы, как Хель. Это прозвище ей дали не просто так.

– А. Корабль, – кивает Хелен, – нет. Не сегодня. Джоэл ждет в машине. Вернее, спит. Время поджимает.

– В кои-то века мне стало казаться, что времени у меня предостаточно, – вздыхает Льюис.

Бывших друзей разделяет неловкое молчание.

– Ты слышала?... – Льюис решается нарушать его. – Ну, песню.

– Да.

– Я тоже.

И снова тишина. В ней отчетливо слышится крах и совсем тихое, вкрадчивое пианино.

Всеми забытый пост-рокер Джоэл Варнов притворяется спящим. На водительском сидении красного кондилеака ¹ напевает очередной неудавшийся музыкант.

Когда апостол Лия Алайне провозгласила 60-е десятилетием музыки, Джоэл всеми руками ухватился за этот шанс оставить своё имя в истории. А получилось так, что история вовсе не хотела оставлять себе имя… как бишь его? Ноэла, Роэла?... В общем, предательство за предательством, и группа Traanscedenciaa, крайне успешная в маломаарских клубах, открытых на месте заброшенных агуловских заводов, превратилась в критически неудачную группу Megamelanhoolia. Кто придумал такое тупое название? Такую нелепую отсылку на легенду рок-прошлого!

Хлопнувшая дверь разбудила Джоэла. Всё-таки он задремал. Водитель закуривает в паре шагов от капота. Вся мировая темнота сжимает красный кондилеак, и только лучи фар указывают путь к спасению.

Музыкант по привычке смотрит на часы. Зачем? 2:15 намертво въелось в историю, выплюнувшую имя бывшего солиста Traanscedenciaa. Ноэл, Роэл?... В принципе, время не особо нужно Джоэлу. Проблема в привычке. Она въелась его в лимбическую систему задолго до той недели, когда 2:15 въелось в историю. Эта привычка каждый раз давала о себе знать, когда Джоэл выходил из очередной алкогольной спячки.

Привычка – это точка стабильности в хаотичном мире. Единственная, кто может эту точку сдвинуть – это Хелен. Только у неё получилось вытащить Джоэла из его квартиры, пропахнувшей вином, водкой и бензином.

Только в силах Хелен сблизить два полюса – Джоэла и Льюиса.

– Aeg haihtus kurti, ajatusse unne²... – Джоэл тихо напевает самую грустную песню в своей жизни. Она разрушила вечную дружбу, она стерла все имена из истории, она остановила время на 2:15 задолго до того, как это случилось.

Теперь она преследует бывших одноклассников.

До воссоединения Хелен снова и снова прокручивала в голове варианты будущего. В её голове диалоги разрослись высоким и ветвистым деревом. Казалось, она приготовилась ко всем возможным сценариям. В итоге, друзья не сказали ни слова.

Они просто сидели в салоне машины, каждый наедине со своими мыслями: Джоэл просто спал; Льюис лениво глядел на проносившиеся стеклянно-бетонные башни, на приземистые домики пригородного района, на высокие сосны городской окраины; Хелен смотрела то на дорогу, то на водителя. Тот постукивал пальцами в некоем ему одному известном ритме.

Часы на радио показывают 2:15. Жестокая шутка реальности не думает заканчиваться. Время тянется мучительно долго.

– Трудно отличить день от ночи, верно? – грустно спрашивает водитель, взглянув на троицу в зеркало заднего видна. – Поездка не продлиться долго, я обещаю.

– Я ждал твоего отца, Райан, – говорит Льюис, отрываясь от созерцания кэрионских пейзажей. Теперь он сосредоточен, как нуарный детектив.

– Он уехал по делам, – водитель выпрямляется, руки крепко сжимаются на руле. – Успел дать инструкции.

– А ключи? – Хелен ерзает на месте. Ей неудобно. – Ключи при вас?

– Конечно! – водитель посмеивается. – С другой стороны, смешно бы получилось. Только представьте.

– Не смешно, – бурчит в стороне Джоэл. Это первые его слова с последнего раза, когда троица собиралась вместе. Он тогда подрался с Льюисом. Глаз с тех пор хуже видит.

Мотель «Низкий рык» ни капли не изменился за пятнадцать долгих лет. Типичное П-образное строение покоится на отшибе цивилизации, в месте, где крупная магистраль Вена-4 распадается на множество дорог-капилляров.

В километре отсюда – городки Роллиновер и Вейтинью, аванпосты антропогенеза, отделяющие моря сосновых лесов от раковой опухоли многомиллионного Кэриона. Кажется, будто мотель – это осколок древнего сражения моногородов и мегаполиса, выброшенный течением реки щит, навеки брошенный его хозяином.

Отличное место, чтобы провести время вдали от суеты. Отличное место, чтобы без вести пропасть.

Фары освещают темные окна. Здесь никто не живет.

Двигатель остановившейся машины вторит слабому весеннему ветру. Для людей наступает новый день. Но не для тех людей, что нерешительно выходят из красного кондилеака. Выходят, потому что не могут больше прятаться. Нерешительно, потому что назад дороги нет.

– Я буду ждать, – говорит Райан.

И больше никаких напутственных слов. Под мелодию ночи – треск фонарей, стрекотание сверчков и шелест листвы – звенит связка ключей. Среди них один, обмотанный желтой лентой. Этот особенный, никому его трогать нельзя.

Нельзя открывать этим ключом то, что он запирает.

Но не сегодня. Остается лишь один способ вновь запустить время – отправиться на встречу с прошлым. В комнату со сбитым номером на красной двери – не для постояльцев.

В театральном свете одинокого фонаря зажигается сигарета. Райан передает ключ от той самой двери Льюису. Внимательно смотрит в его глаза, полные решимости. Радиоведущий не намерен здесь задерживаться. Для него вся эта история – не более чем маленькое происшествие. Утром он отправиться в нормальную гостиницу «Морская сила» в Сисайде и забудет о застывшем времени, о самой грустной песне в мире.

Впрочем, о песне он вряд ли забудет. Авторство ляжет веками на его тонких плечах, сокрытых дорогим зеленым пальто.

Райан смотрит вслед одноклассникам и ждет. Тихонько отбивает пальцами ритм одному ему известной песни. Он ещё молод, и десятилетие музыки для него ещё впереди. Неудачи его не пугают, и через пару лет его песни спасут многие жизни.

Но сейчас он хочет лишь одного – спасти отца. Пусть надежда и тонка, словно дым сигареты в его пальцах.

Комната не изменилась за пятнадцать лет. Хелен может поклясться, что видит на столе пятно от вина, которое она пролила. За ухоженной и чистой комнатой скрыт тот самый день, навсегда изменивший жизнь инспектора МКИБ. Она веселилась, наслаждалась каждым мгновением. Она любила и была любимой, и завтрашний день казался безоблачным.

В 2:15 всё закончилось. Пусть часы и набирали оборот от дня ко дню, в жизни Хелен они навсегда остановились на этих числах. Остались лишь реликты минувших лет. Вдруг они могли вернуть забытое чувство?

Льюис стоит у двери в ванную. Представил, как туда вбегает она. Бледная, в слезах – помоги ей, дурак, чего стоишь! А Льюис и впрямь эгоистичный дурак, он только повернулся и врубил радио на полную катушку. Нет уж, его день никто не испортит – посмотрите на него! Сегодня он самый популярный парень 11 Б, а завтра покоряет Феннемарк! Только он один важен, он в центре вселенной!

Через несколько лет журнал En Modaa запечатлел восходящих звезд, сотворивших такие шедевры, как «Oopiumiingel» и «Tunnusmeloodia kooliaktusele». «Traanscedenciaa – это будущее музыки, разрыв полусгнивших канонов искусства», – так писали в статье. На обложке рядом с Льюисом делил славу Джоэл Варнов. Два друга, два Всадника Пост-рока. В их глазах отражается прекрасное будущее, полное денег и фанаток.

Но уже тогда Джоэл начал пить, пропускать репетиции и демонстративно влипать во все возможные скандалы.

Джоэл не мог забыть тот самый день. Не мог забыть страшную грусть, пронзившую его сердце насквозь. Не мог забыть ту ужасную мелодию, тот вкрадчивый вокал и меланхоличное расстроенное пианино. И пил, и пил, и пил до потери сознания.

– Aeg haihtus kurti, ajatusse unne... – повторял он вновь и вновь, пробуждаясь из хмельного забытья.

Но Льюис тоже помнил мелодию, и в один судьбоносный день решил создать на её основе полноценную песню. Несостоявшийся шедевр остался в виде сырого демо, ужасного в своей красоте, а прежде вечная дружба Льюиса и Джоэла разрушилась. Восходящая звезда угасла, оставив в пепле один альбом и парочку фанатских бутлегов.

Одноклассники стоят возле проклятых дверей, не решаясь войти. Вдруг она до сих пор лежит там… или ждет их, запертая вне времени. «Я знала, что вы придете за мной! Что не бросите меня!»

Тела так и не нашли. Троица долгое время была в списке подозреваемых, но что она могла сделать? Никто не открывал дверь, никто не выносил мертвую девушку за территорию мотеля. Она просто исчезла.

– Полагаю, кто-то из нас должен войти, – предлагает Хелен. Она хочет и не хочет входить в объятия неизвестности. Она жаждет убежать из комнаты, пропитанной прошлым, но как же мечтает задержаться. Может, там, в прошлом, она поступит иначе. Не выпьет лишний бокал, не скажет Льюису мечтательных слов.

– Войдем вместе, – кивает Джоэл. – Так надежнее.

– А если мы все… – задумывается Льюис. Он ходит по комнате и подбирает аргументы. Он не хочет открывать проклятую дверь. Да что за чушь он несет? Это просто ванная! – Слушайте, чего мы сюда притащились? Что мы здесь забыли?

Бывшие друзья нерешительно молчат. Правда, зачем?

– Часы, – впервые за годы в Джоэле проснулась рациональность. Или белая горячка. – Время остановилось, да? Следовательно, мы должны его запустить.

– И как ты это предлагаешь сделать? – спрашивает Льюис. – Воззвать к высшим силам? Провести ритуал из ужастиков? Мы же взрослые люди, мы не должны бояться… не пойми чего! Давайте просто признаем, что мы спятили. Пойдем к врачу, расскажем всю историю, выпьем таблеток… Как делают все нормальные люди, когда им хреново.

– Уже пили, – признается Хелен. Она вытаскивает из кармана белую баночку. – Бесполезная хрень.

– Я всю жизнь пытался забыть, – говорит Джоэл.

– Молодец, Джоэл! – Льюис плюхается в кресло, улыбается своей самой ироничной улыбкой. Я всегда верил в твой интеллект.

Удар. Сильный, противный. Пощечина. Над Льюисом стоит Хелен, и в её уставших глазах пробудилась злость.

– Да что с тобой не так… – шепчет она, едва не плача. – Сам позвонил, сам собрал нас. А теперь строишь из себя гениальное говно. Ни капли не изменился!

Ошарашенный Льюис качает головой. В одночасье его вселенная развалилась. Бывший солист Traanscedenciaa, знаменитый радиоведущий и начинающий геймдизайнер, одинаково успешный во всех начинаниях, смотрит на бывшую одноклассницу как провинившийся школьник.

– Я думал… Я думал, – оправдывается он, – что с вами всё наладиться. Что мы найдем здесь что-то. В тот день, когда она исчезла… Мы все слышали музыку. Но я уверен, что не она остановила время, а то… что бы ни было в ванной. Музыка кончилась, и всё встало на круги своя. Ну, как сказать, встало…

Õisel Lainel. Так он назвал мелодию, которую отчаянно надеялся повторить. В тот день, когда он записывал демо-запись, он боялся, что часы вновь остановятся. Красиво ужасная мелодия не уничтожила мир, не испарила Льюиса и клавишника, с которым он записывал песню.

Песня показала мотель, закинутый воображенным сражением на край леса, красную дверь без номера и девушку со слезами на щеках. Она ждет его там, где нет тоски. Беззвучно губами проговаривает два слова, в которых заключен весь мир. В ритме её груди чувствуется ритм времени…

Спустя годы, за неделю до встречи бывших друзей, часы застыли на 2:15. Вскоре после этого на краю слышимого вновь почудилось ужасно знакомое интро, отвратительно приятная, вожделенная помеха. Эхо минувших лет, прежде беззвучное, но какое же громкое, стоит его только расслышать!

И одноклассники потянулись к этому красиво ужасному звучанию, словно голодный тянется за куском хлеба. Убийственного хлеба, пропитанного ядом, разрывающего внутренности на части.

– Мы должны повторить музыку, – только и предлагает Льюис. – Кто-то должен войти в ванную, и вдруг тогда мелодия заиграет вновь? И тогда время, возможно, вновь двинется.

– Вдруг, возможно… – вздыхает Хелен. – Это и впрямь звучит как нелогичный бред.

– Мы что, живем в логичном мире? – печально ухмыляется Льюис.

– И на кого же падет честь стать божеством времени? – Джоэл смотрит на дверь своим злым, беспокойным взглядом. Лично для себя он уже всё решил.

Но тут Хелен показывает спичечный коробок.

– Райан подарил. Фирменный коробок мотеля. «Низкий рык».

Она отворачивается от мужчин, и парой движений разделяет спички на три части – одна длиннее другой. Три жизни – кому-то суждено прожить дольше.

– Таков порядок, – Хелен скрывает длину спичек ладонью и подходит к парням. – Самая короткая – первый, средняя – второй, длинная – третий.

– То есть если мы все погибнем, то по порядку? – спрашивает Джоэл. – Ладно, хватит медлить.

Джоэл достает короткую и смеется. В душе он дрожит от отчаяния. Липкий холодок охватывает его с головы до пят, сердце бьет молотком, ноги подкашиваются. Он так хотел открыть чертову дверь, но теперь его что-то пугает…

Льюис смотрит не на спички, а на Хелен. Представляет, как говорит нечто очень сокровенное, но стесняется. Прошлое накатывает на него, и каждая ошибка режет память.

Льюис тянет медленно, и всё время мира сжимается до спички в женской ладони. Вытягивает длинную. Он умрет последним.

– Вот и решили, – Хелен вертит в пальцах среднюю спичку.

Без лишних слов Джоэл открывает дверь, и жуть наполняет комнату, будто самое неприятное воспоминание всплывает из забытья.

Перед друзьями – обычная ванная. И самая страшная.

Льюис включает старенький радиоприемник. Мурлычущие электрокотята временно разгоняют тихую тоску.

Горит яркий свет. Джоэл захлопывает за собой дверь и аккуратными шагами пробирается вглубь злобного места. Раковина белая, будто только что вычищена, аккуратные занавески висят нетронутыми. Сюда никто не заходил пятнадцать лет, но комната совсем не изменилась. Ни пыли, ни подтеков, свежий ароматизатор лежит в панели, и одиночество витает в воздухе.

Всеми забытый пост-рокер стоит перед зеркалом, глядя на отечное, утомленное лицо. Тишина давит барабанные перепонки, и неприятный нарастающий звон заполняет комнату. Вдруг за дверью включается радиоприемник. Песня из того самого дня, она прерывается криками ссоры. Там смеется пьяный Джоэл – слишком наивный, чтобы верить грядущему ужасу. Он единственный мог остановить друзей, предотвратить ссору. А он просто смеялся…

Звон срывается в шумные помехи, словно ветер завывает в разбитом динамике. В электронном радиошуме играет пианино, и вкрадчивый тихий голос заводит самую грустную песню.

…Kõik kadus hetkes kuumavas ja iidses…³

Голос Льюиса? Песня, разрушившая жизнь Джоэла. Мотивы прошлого вторгаются в настоящее, пятнадцатилетняя мелодия срастается с песней настоящего. Настоящее отдает себя на растерзание ледяным поцелуям абсурда. Никакой логики нет, и в радиошуме кричат запертые люди. Оттуда доносится тонкий, древний голос богини, навеки сгинувшей в комнате без номера. Где ты, где ты?..

…Kušeti peatsis "Vaiva" skaala kumab…⁴

Джоэл кричит, когда серая жижа растекается по его волосам, капает в глаза, ослепляя и открывая взору кошмар. Кошмар захлестнет всё человечество, и все имена сотрутся. Все мысли людей обрушаться под своим весом, похоронив цивилизацию.

И прежде чем всеми забытый пост-рокер успевает крикнуть, инфернальная сила окончательно слизывает его с лица истории.

Льюис и Хелен зажимают ужи. Страшный гул сотрясает стены, запах гнили лезет в нос. Сжимаются стены, и вытекает из щелей расплавленный холодный воздух. Мерцает свет, и радио наполняется криками. Каждая вещь в комнате уменьшается и покрывается трещинами.

И музыка… Злая, ноющая мелодия.

Едва держась на ногах, Хелен идет в ванную навстречу судьбе. За руку её крепко хватает Льюис. Он кричит, но его слова почти растворяются в радиошуме и расплавленном воздухе.

– Не… покидай… пожалуйста… – только и повторял он, говоря то ли ей, то ли девушке, которую не смог удержать пятнадцать лет назад. А может она и была той девушкой?..

Хелен захлопывает за собой дверь. Комната чиста и невинна, как апостол. От Джоэла Варнова не осталось ни следа. Лишь только холодный запах одиночества.

В небольшом чистом зеркале она увидела себя. Молодая, радостная – её будущее безоблачно. Она не затерялась в прошлом, но создает будущее. Где-то в другой реальности, где всё пошло так, как надо, она счастливо живет с человеком, которому вовремя призналась в любви. И время больше не имеет смысла. Лишь прекрасный момент, ради которого стоит жить.

Момент, который она упустила давным-давно, теперь распростёрся перед ней – только протяни руку!

…Nüüd laman silmili su juuste samblal siidsel…⁵

Зеркало превращается в серую жижу. Из раковины, плитки течет воздушно-жидкая жуть, наполняющая рот и ноздри. Жалобно кричит позади чей-то родной голос, печальный и яростный одновременно. Он зовет Хелен, он тянется к ней, извиняется за каждое грубое слово, обнимает и целует.

…Kuid miskit vaikuses ses usub kogu Maailm…⁶

Теперь всё хорошо!

Хелен Хёльм растворяется в блаженстве.

Льюис трясется в разрушенном мире. Разрываются на части стены, обнажая все воспоминания бывшего Всадника Пост-рока. Вот он – твой мир, за который ты цепляешься, почему он тебе так не нравится?

Где-то на кроме мысли качается на паутинке крохотный паучок. Насекомое с лицом навеки ушедшей девушки, которой Льюис сделал больно. Не злая сила уничтожила её в тот самый день, а Льюис. Растет жалобный голос, и его шершавые дрожащие волны наполняют сознание печалью. Разрушенный мир теряет краски – они растворяются в телевизионных помехах, в белом шуме конца истории.

Голос инфернального певца – голос Льюиса. Его молодой, дребезжащий в помехах вокал доносится из начала времен. Времен, начало которым положила его песня! Его – и больше ничья!

Льюис расправляет плечи, и волны первородного ужаса вихрятся вокруг него, не силясь к нему прикоснуться. Что-то надломилось в воле проклятой комнаты, прежде с таким удовольствием поглотившей одноклассников.

Взывают в гуле времени плененные проклятой комнатой голоса – кто-то мучится в агонии, кто-то радуется – но все их сознания перемешаны. Нет больше людей, некого больше спасать. Остаются лишь переплетенные символы без содержания, присвоенные злой нечеловеческой силой.

…Maailm, kus armunudki üksteist veel ei usu…⁷

Льюис изо всех сил выключает радио, и всё заканчивается. Комната возвращает прежние очертания. Утихает абсурдная буря, и ослабевшее прошлое отступает в крохотные трещинки на краске, в половицы и отдушины.

На часах 7:25. Начинается новая жизнь.

В лучах рассветного солнца сияет красный кондилеак. Райан сидит в машине и изучает карту. Водитель поворачивается в сторону мотеля и грустно улыбается.

Льюис, не оборачиваясь к комнате без номера, садится в салон и вздыхает. На миг представляет рядом с собой Хелен и Джоэла.

Красный мескарийский кондилеак едет по пустынной автостраде. Впереди сияют в лучах молодого солнца зеркальные небоскребы Кэриона.

– Твой отец пропал в этой комнате? – спрашивает Льюис. – С той поры он изучал проклятую комнату?

– Пропал, – вздыхает Райан. – Но не в этой комнате.

Холодок проскальзывает по спине Льюиса. Райан бросает ему исчерканные карты Кэриона, Мескарье, Кастакоры. Каждый город обведен чернилами. Тысячи черных дыр покрывают карту, поглощают города, страны, куски ландмассы.

– Люди пропадают по всему миру, – Райан мельком смотрит на Льюиса. – Что-то надвигается. Что-то ужасно… красивое. Боюсь, мы с тобой это дельце не потянем.

Льюис бледнеет. В низком рыке двигателя ему слышатся крики о помощи. Где-то в черных дырах реальности его ждут Хелен и Джоэл. Где-то там затерялась древняя мечта. Бессилие смешивается с решимостью. Спасать некого.

– Ничего ведь не закончилось, да? – неуверенно вопрошает Льюис.

Злая сила приняла очередную жертву. И однажды она вновь призовет Льюиса Кессена.

– Как хочется простого ответа, да? – тепло улыбается Райан. Он не пытается напугать, а наоборот, поддержать. – А нас окружает туман, и с каждым днем он сгущается. Ответа нет и не будет.

– Тогда что мне делать!? – варианты разрастались лесом. Готовиться к неизбежному? Попробовать забыть? Или сражаться, обрекая себя на мучительную смерть?

– Сам ответь мне, – проговаривает Райан почти беззвучно.

Солнце возвышается над автострадой. Все города мира, обреченные на гибель, пробуждаются.

История подошла к концу. Времени больше не осталось.

1. 1. Condileak – мескарийский производитель престижных автомобилей
2. «Время превратилось в короткий, вечный сон...» (здесь и далее – фрагменты песни группы Ultramelanhool – Õisel Lainel, кавера одноименной песни Vennaskond)
3. «Всё исчезло в одно мгновение, горячее и древнее»
4. «Шкала "Печаль" блестит на крышке гроба»
5. «Теперь я лежу, опустив глаза на шелковистый мох твоих волос»
6. «В этой тишине есть нечто, чему верит весь мир»
7. «Мир, в котором даже влюбленные не верят друг другу...»