- Да и не о чем я не жалею, - он указал вдаль, - только если его, - и усмехнулся.

Скалоподобный берсерк, устав от тяжести и ненужности ноши на головы, снял свой шлем. Вопросительно посмотрел на своего собеседника, требуя подробного объяснения.

- Ему осталось жить не больше дня, а он пасет овец, идиот, - голос был худой и оставлял послевкусие, а сам сказавший был кислым на вид.

- Каждый воин хочет умереть в бою с товарищами по оружию, а пастух на пастбище со своим стадом.

- Как это стадо выжило после трех лет зимы и потопа? Да и где они пасутся? Там же, мать его, голое поле.

Холм был единственной возвышенностью на много километров вокруг. Впереди лежал пустырь, простирающийся до горизонта, который заканчивался горной цепью. Халупа стояла перед самым обрывом, у халупы три силуэта — те, что говорили, и неприметный, что не сказал ни слова. Он стоял, прислонившись к сырой стенке дома. Его взгляд, лишенный объектности, казался направленным внутрь себя.

Отара овец побрела обратно.

- Эй, глянь, что в этой лачуге, пока овцепас не вернулся, - после приказа от худого голоса, его взгляду вернулась объектность.

В доме не было источников света, он весь состоял из трухлявой древесины, пол нельзя было отличить от чернозема. Три комнаты: две пустые, в третьей — тело. Женское, еще живое, однако быстро угасающее. Молодая девушка, она его не увидела. Казалось, она ничего не видит. Он подошел ближе, занес над ее грудью меч. Она открыла глаза, но не издала не звука, только ее грудь всколыхнулась.

Выйдя из дома, он удивился перемене цветов. Небо покрылось коричневыми облаками, они легли так низко, что мир стал похож на пространный зал, с высоким потолком. Он подошел к своему спутнику, они обменялись парой слов. Покивали друг другу, разошлись.

Над холмом прозвучал раскатистый голос, на который все обернулись. Сам окликнувший тоже был раскатистым, как речка. Ему на встречу пошел берсерк, от его шагов вздрагивала земля. Они поздоровались как старые знакомые, - обнялись. Их было бы не отличить друг от друга, если бы не разные шлема: у только прибывшего не доставало наносника, хотя он явно там задумывался. Их часто принимали за близнецов.

- Задержался. — Обвинение.

- Представь, моя кобыла погибла, нагонял трусцой. - Оправдание.

- Ничего страшного, нам суждено было не успеть в любом случае: отсюда два дня до равнины Вигрид. - Прощение.

- Не поучаствуем мы в последней битве. - Заключение.

Все замолчали. Из молчания четырех людей складывалось заунывное песнопение. События за горами начали активно развиваться: раздался громогласный рык Фенрира, засверкали молнии.

- Сказали бы мне, что не попаду в Вальгаллу, засмеялся бы, а теперь… - Непонятно, кто именно высказался, так мог сказать любой.

- Все метят в эйнехерии, а в итоге даже до поля брани добраться неспособны, - сказал голос, оставляющий послевкусие, теперь говоривший выглядел не кислым, а ядовитым. Сказал и ушел внутрь дома.

Диалог между «близнецами» со стороны выглядел неуместным. Казалось, что у них даже мысли одинаковые, однако они заговорили.

- Кто это такие?

- Когда я сюда добрался, они уже обосновались здесь. Сказали, что недавно приехали.

- Видать, обычные отщепенцы.

Блеяние овец стало громче, обозначил свои черты пастух: сухой, ветхий старик, бритый наголо, что удивило всех, как и его одежда — что-то наподобие платья. Он поприветствовал всех, обозначив свой стеклянный голос. Он излучал радушие, вызывая экзотические чувства, во всех гостях, какими он считал прибывших к нему. Он выведал у «близнецов», что их сюда привело.

- Знаменательный день. - Вздохнул. - Все было известно давно, судьба предрешена, и никто не попытался воспротивиться року. Слепо повиновались пророчествам.

Его речь прервалась, потому что всех оглушили шаги за горой, когда все к ним привыкли разговор продолжился.

- Всеми принимается за геройство выполнение своих действий до конца, даже если знаешь, что умрешь из-за них. Хотя противиться судьбе и есть настоящее мужество и геройство. Ведь страшнее всего для людей — неизвестность, а там, где есть предопределенность, нет места неизвестности, - он оглянул всех стоящих около него. – Да о чем я, собственно. Все женщины погибли, остались только кровожадные варвары и все сейчас там, - он указал на горную цепь, уничтожают друг друга в бессмысленной войне. Что еще ждать от мира, в котором не осталось любви? Только пьянство и насилие.

Своим стеклянным голосом он создавал окно из слов, через которое они бы по-другому взглянули на мир, но это стекло рассыпалось, когда он замолчал. Увидев, что его дом начал гореть, он быстрым шагом направился к дому. В дверном проеме появилась ядовитая фигура с девушкой на руках. Он положил ее. Старик побежал к ней, но через мгновение его голова была на земле.

К равнине Вигрид прибыл огромный змей Йормунгандр, разогнав облака. Прояснилось небо, на котором дети Фенрира поглощали Солнце и Луну. Никто на холме этого не заметил, они были слишком заняты. Разделившись попарно, они сражались, пока мир погибал напротив них. Раскатистый заревел, ринулся вперед на неприметного, нанес два рубящих удара, первым разломал клинок оппонента, вторым рассек его грудь и брюхо. С этим было покончено.

Ему в правое плечо влетел топор, он обернулся. Небо опустело, мир погрузился во мрак. Только разгоревшийся дом освещал пространство вокруг. Его лучший товарищ лежал мертвым, рядом с его мертвым телом стоял тощий, мерзкий выродок, который так удачно попал в плечо топором. Пришлось переложить меч в левую руку. Проигрышная ситуация: он правша. Орудовать мечом левой рукой не выходило и после пары отраженных ударов, он лишился кисти левой руки. Сплюнул, побежал в атаку без меча, это было бесполезно. Тощий проткнул его насквозь, но подставил свою шею для захвата, чем он и воспользовался. Он душил его и рычал от боли: плечо кровоточило, на обрубленную кисть надавливал тощий, параллельно прокручивая меч, разрывая все внутренние органы. Их голоса, изначально звучавшие в разнобой, по мере угасания сил, зазвучали гармонично. Одновременно затихали. Первым замолчал худой голос, который больше никогда не оставит послевкусия.

Харкая кровью, он поплелся к девушке, унес ее подальше от огня, к обрыву. Свалился на землю, с пониманием, что уже не встанет. Снял шлем, посмотрел на него. Шлем достался ему от отца, который научил его всему. Шлем и он сам — единственные, кто хранят память об этом человеке. Девушка лежала, неспособная пошевелиться, по ее щекам стекали слезы.

«Наверное, последний человек на земле, способный плакать» - подумал он.

Он ощущал, как покидал эту жизнь. Страшное чувство, но он был спокоен. К нему, с рассеченной грудью, подошел обладатель неприметного голоса.

- Славный бой, - его голос мимикироровал под ситуацию, в нем зазвучала неизбежность конца, скорбь по последней эпохе. - Мне жаль, что все так вышло, - не произнеся ни слова прежде, теперь он говорил гордым голосом, с расстановкой и тактом.

Все пространство наполнилось светом: на равнину Вигрид явился Суртр. Своим огнем он осветил горы, которые раскрошились как зубы, после кулачного боя.

- Я Видар, а задушил ты Вали, мы дети Одина, - он остановился, чтобы не было слышно боли, которая причиняла ему зияющая рана в груди. - Нас послал отец, отомстить сыну Мимира. Мы должны были убить безоружного старика и его больную внучку, последнюю выжившую девушку на земле. Вы попали в ненужное время и место.

- Дети Одина! - В этот момент ему прояснилась его судьба - Вам ведь суждено пережить этот день. Значит… - Он не успел досказать, ему перерезал глотку тот, кого он не додушил минутой ранее — перерезал глотку, скинул тело с обрыва, присел рядом.

- Одину суждено было умереть, а он думал о мести обычному отшельнику. Хорошо, что он погибает, мерзавец. У нас все будет не так. Мы избежим их ошибок, создадим достойный мир.

Вали усмехнулся.

- Умно ты придумал, прихватить с собой ее. Она нам явно пригодиться, - Вали ядовито улыбнулся. – Ладно, наш подонок-папаша мертв, мы исполнили его последнюю волю, почти исполнили, - очередная ухмылка.

Вали взял девушку на руки.

- Нам пора, - сказал брату, до рощи Ходдмимир недалеко, но и тут все близится к завершению.

Они неспешно, из-за ран, стали спускаться с холма. Началась последняя стадия Рагнарека — великан Суртр уничтожал мир огнем. Пожар за их спиной казался им лишь бликом, на фоне величественной фигуры Суртра.

- А все-таки хорошо, что этот мир сегодня погибнет, - сказал Видар, и направился навстречу новой жизни.