Пока Бог не родился, не было ничего. По крайней мере, ему так казалось. Позже он подумал:

«Может быть, что-то всё-таки было. Просто я об этом не знал, потому что меня ещё не было. Звучит логично. Откуда-то же я появился. Мир так устроен: одно порождает другое. Ничто не берётся из ниоткуда. Таковы правила. А может, всё-таки я их такими придумал?» — от этих мыслей внутри поднималась грусть. Какое-то необъяснимое чувство одиночество ёрзало в груди беспокойным зверьком.

 

Бог вздыхал:

— Трудно быть первым. Мои создания могут найти ответы и утешение во мне, а мне самому такая роскошь недоступна, — он улыбался сам себе и твердил: — ничего. У всего есть цена. Без ограничений и трудностей нет развития, — а потом качал головой, вскидывал бровь и удивлялся: — неужели это правило тоже придумал я?

 

В любом случае, сначала сгусток чистой энергии обрёл сознание. Это было потрясающе! Понимать, что ты существуешь, видеть и слышать, чувствовать и думать. Мысли и эмоции взрывались в нём, подобно салютам, тлели искрами в глубинах разума, распускались цветами. Но эйфория быстро прошла. Богу стало одиноко и как-то пусто. Тогда он решился создать что-то новое: дать воплощение своим идеям. Он зачёрпывал свою энергию горстями и творил звёзды, планеты, чёрные дыры и туманности. Но чего-то не хватало. Бог мечтал, чтобы его творения, — его части, — могли и сами создавать что-то новое и порождать себе подобных.

 

Тогда он решился на отчаянный шаг. Бог материализовал вокруг себя безопасное пространство, которое стало ему домом. Лабораторию для своих экспериментов, которая позже станет перевалочным пунктом между жизнью и смертью. Но чтобы это произошло, нужно было сотворить их. Так он и поступил.

 

Бог отчётливо представил себе их лица, тела и характеры. Набрал в руки немного сияющей золотом плазмы и вылепил их: первых разумных, почти равных ему существ.

***

 

Жизнь родилась женщиной с пышной копной рыже-каштановых волос и глазами цвета тропического леса. По натуре она была настоящим исследователем. Бог нарёк ей Витой и поручил ей ответственное задание: заселить живыми организмами одну из его планет — Землю. Преисполненная неудержимой тягой к экспериментам и новаторству, Вита воздвигла на территории лаборатории цветущий сад, где принялась создавать растения и животных в угоду своей фантазии.

 

Смерть появился на свет высоким тощим мужчиной с тонкими чёрными волосами и глазами цвета расплавленного золота. Внимательный цепкий взгляд, склонный всё оценивать, твёрдость характера и бесконечное сострадание причудливо переплелись в его личности. Бог нарёк его Роджером и поручил ему трансформацию. Он забирал существ, окончивших свой жизненный путь, чтобы те переработали свой опыт и родились чем-то новым. Благодаря Роджеру никто не застревал в тупике и развитие продолжалось на новом уровне. Их знания, приобретённые по итогу бытия, их облики и привычки, воспоминания, мысли и чувства смешивались в едином потоке, чтобы превратиться в набор новых более совершенных созданий.

 

Бог был доволен. Он любил своих первенцев. С большим теплом и интересом наблюдал за их работой, позабыв навсегда скуку и одиночество. Но между Жизнью и Смертью не всё было так гладко.

Вите не нравился Роджер: она морщилась и скрипела зубами, когда тот проходил мимо. И резко отворачивалась, взмахивая тугой каштановой косой, как плетью.

— Мои создания достаточно совершенны. Зачем делать их смертными и трансформировать? По-моему, это какое-то издевательство. Им там и так сложно! — жаловалась Вита Богу. С Роджером она даже не разговаривала.

— На Земле не так уж много места, дочь моя, — спокойно отвечал Бог, глядя на неё с мудрым сочувствием. — Твои растения и животные плодятся и без смерти им не будет места. Они будут страдать.

— Так засели другие планеты! — потребовала она, топнув ногой. Бог улыбнулся:

— Ещё рано. К тому же, тогда везде будет одно и то же. Энергия тех, кто познал опыт жизни, другая. Из неё выходит то, что мы с тобой сами не смогли бы. Роджер нужен тебе не меньше, чем ты ему, — Бог склонил голову набок и с хитрой улыбкой прищурился: — тебе же самой нравится работать с этим материалом.

 

Вита цокнула языком и, признав поражение, удалилась. В чём-то Создатель был прав.

 

Завидев её, Роджер виновато опускал взгляд. Его плечи напрягались, а пальцы подрагивали. Их негласный договор воздвиг между ними ледяную стену, призванную остудить их неприязнь, чтобы та не мешала общему делу.

 

Они оба порой спускались на Землю. Там, где ступала Вита, расцветали цветы и порхали бабочки. Там, где проходил Роджер, сохли растения, животные падали замертво, души отделяла от тел энтропия. Оставляя гнить покинутые оболочки, он собирал сверкающие сферы их опыта и бережно складывал их в общий котёл.

 

Бог зачёрпывал пригоршни золотистой плазмы и делал новые души из старых. Каждая из них была уникальна. Каждая была им, его частью. Он рос и развивался вместе со всеми земными созданиями, становясь чем-то более качественным и особенным. Они заряжали его идеями, давали прожить сотни и тысячи уникальных жизней. Бог видел себя, своих созданий и их созданий неделимыми. Единым организмом, где каждая клеточка при деле и выполняет свою функцию.

 

Вита считала иначе. Она отчётливо ощущала себя отдельной личностью и злилась, что смерть и трансформация вообще существуют. Однажды, случайно столкнувшись с Роджером в коридоре, она натянула улыбку, выставила руку вперёд и вырастила розу в своей ладони. Её шипы были острые, как лезвия, лепестки алые, как кровь.

 

— Привет, это тебе! — прощебетала она с хищной улыбкой тираннозавра.

— Спасибо! — растерянный Роджер робко улыбнулся. Его тонкие пальцы с выпирающими суставами беспрепятственно прошли сквозь ледяную стену и бережно сомкнулись на стебле. Но он всё равно поранился. Плазма, вязкая и блестящая, как та, что в котле, струилась по его ладони. Но, к удивлению Виты, Роджер не одёрнул руку. Затаив дыхание, он любовался цветком, стараясь держать его подальше от своего лица, чтобы подольше сохранить живым. Алые лепестки отражались в золоте его глаз, придавая им оттенок земного заката. Края соцветия покрылись сухой коркой, цветок склонил голову набок и потемнел. Уголки губ Роджера дрогнули. Поджав их, он впервые отвёл взгляд от подарка и тяжело вздохнул. Искренняя досада на его лице поразила Виту.

 

«Он любит жизнь!» — догадалась она. — «Ему тяжело выполнять свой долг, но приходится: он был для этого создан...»

Взгляд Виты, острый, как шипы, смягчился. Она округлила глаза, прикрыв рот рукой, и почти вслух подумала:

«Тебе просто меньше повезло с обязанностями. Мой бедный!»

Роза совсем засохла. Роджер прикрыл её рукавом, опасаясь, что вид мёртвого растения огорчит Виту.

— Я обязательно сохраню это! — пообещал он, и, ускорив шаг, поспешил по делам. Тело Виты обмякло. Прислонившись плечом к стволу яблони, она смотрела ему вслед очарованно. В её сердце, подобно розе, распускалась неведомая доселе нежность.

 

Так в божественной канцелярии наступила весна. Стена льда, растаявшая между Витой и Роджером, разлилась рекой возле сада. Каждый, кто окунался в её воды, мог забыть прежние обиды и переживания.

 

С этого момента дела Бога пошли в гору. Его подопечные с удовольствием проводили время вместе и активно сотрудничали, рождая всё новые и новые идеи. Тогда Бог решился создать людей. Созданий, похожих на него, Виту и Роджера, но менее совершенных. Зато более свободных, без долга и функции. Разумные, но предоставленные сами себе, вольные выбирать любую дорогу, они населили Землю. Эти интригующие существа привнесли хаос и пошатнули строгие земные устои. Они пытались приручить огонь, подружиться с животными. Лишённые всякого волшебства, люди всё равно умудрялись, подобно Богу и жизни, создавать что-то новое из старого, превращая простые вещи в сложные системы. Они учились на своих ошибках и находили смысл в случайностях. Их души, близкие к божественному, такие совершенные в своём несовершенстве, вдохновляли Создателя наблюдать за ними пристальнее. Он решил, что каждая из них достойна того, чтобы родиться несколько раз и прожить разный опыт, чтобы почерпнуть из своего существования как можно больше, стать совершеннее, усвоить уроки.

 

Окунаясь в реку забвения, души погибших людей забывали свою личность, чтобы родиться заново кем-то другим.

 

Его лаборатория расширялась в угоду развития людей. Бог создал себе новых помощников, чтобы те провожали заблудшие души до реки, анализировали их жизненный путь, карали злодеев и награждали праведников. Его сотрудники, — ангелы, — были безупречными в отличии от людей, как тогда казалось Создателю. Достаточно похожие на них, чтобы понять, но скованные долгом: каждый из них был создан для конкретной функции и должен был неустанно трудиться в рамках своих полномочий.

 

«Что может пойти не так?» — думал Бог, с гордостью наблюдая за работой своей системы. Чтобы привести людей к порядку и лучше в них разобраться, Бог поручил ангелам намечать ключевые точки в их новых судьбах: кому где родиться, кому с кем встретиться, кому как умереть. Но остатки свободы воли вели людей свей дорогой, которая не переставала удивлять Создателя.

— Видимо, они изначально получились из самой непокорной и непредсказуемой божественной частички, — рассуждал он.

Зато его персонал был другим. Предсказуемые и исполнительные ангелы неустанно трудились над развитием его обители, которая со временем превратилась в Загробный мир. Это место по итогу не раз проходило ребрендинг и меняло стратегию работы с душами, но суть оставалась единой: перевалочный путь между смертью и жизнью.

 

Вскоре людей стало так много, что Роджер перестал спускаться лично за каждым. Он возглавил Загробный мир. Помогал Богу контролировать работу сотрудников. Он первым встречал новых ангелов, взращённых в энергетических капсулах, вводил их в курс дела и обучал необходимому ремеслу. Роджер относился к своим подчинённым почти с отцовской нежностью, но всё равно оставался смертью в глобальном смысле этого слова. Главным жнецом.

 

Вита, далёкая от человеческих забот и бесконечных перемен в Загробном Мире, продолжала работать в саду с животными и растениями. Люди не вызывали у неё восторга.

 

— Почему? — интересовался Роджер, навещая её. Они сидели в беседке, окружённой тропическими джунглями, и пили чай.

— Ну не знаю...— Вита, морщась, пожимала плечами. — Это вид самый агрессивный к своим же. Все эти их войны, предательства, сложносочинённые мотивы...— она запнулась и зябко пожала плечами. Взгляд Виты мутный и блуждающий, скользнул куда-то вбок. — И вообще, эти их игры в Бога, издевательства над моими созданиями... Ты видел, что они сотворили с кактусами? А с собаками? Заставлять бедных мутировавших существ порождать больное потомство и находить это забавным — как-то...

Роджер рассмеялся:

— Да уж! За собак особенно обидно. Понимаю.

Вита топнула ногой:

— Нет, я серьёзно! — воскликнула она, но в противовес своим словам, не сдержала улыбки:

— Ты вообще видел мопсов?! — Вита вскинула бровь.

Роджер кивнул:

— О да! Прекрасные гордые создания, отличные компаньоны. Я встречал людей, которые их очень любят. Каждый мопс достоин существования.

— Конечно! — согласилась Вита, — но, если бы мопсов вообще не было, как концепции, эти же сгустки энергии, которые стали душами собак, могли бы воплотиться в телах получше и прожить свой век более полнокровно.

Роджер покачал головой, одарив её снисходительной улыбкой.

— Не будь такой радикальной, моя дорогая. Всякие формы жизни важны. Если они появились, значит, соответствуют божественному замыслу. В конце концов, не всем же быть такими красивыми как ты, — пошутил он, внимательно глядя в её зелёные глаза. На фоне искусственного неба над садом, они отливали лазурью, а карие вкрапления у зрачка придавали им ещё больше сходства с лесом. Щёки Виты вспыхнули, а плечи покрылись мурашками. Не выдержав его откровенного любования, она отвела взгляд. Ладонь Роджера заботливо накрыла её запястье. Всё такая же костлявая, но удивительно тёплая для смерти.

— Замёрзла? — спросил он ласково, приблизившись к её лицу. Вита отшатнулась, сбросив его руку.

— Ведёшь себя, как человек! — воскликнула она, вскочив с лавочки. — Совсем с катушек слетел от работы с этими противоестественными сущностями? — её упрёк прозвучал так забавно, что Роджер не смог сдержать смеха.

— Чего ты?! — спросила Вита с раздражением.

— Мы с тобой пришли в этот мир задолго до людей, моя дорогая. Скорее уж они ведут себя, как я, — произнёс мужчина самонадеянно. Губы Виты дрогнули, Вздёрнув нос, она хмыкнула.

— Может и мопсы твоя идея? — съязвила женщина, спустя пару секунд замешательства. Роджер загадочно улыбнулся:

— Кто меня знает... — протянул он, играя бровями. Вита закатила глаза.

— Чудовище! — произнесла она, дружески толкнув его в бок. — Лучше бы просто убивал!

— Мне это наскучило, — пожаловался Роджер, надув губы: — я так давно этим занимаюсь. Хочется безумств и извращений.

Скрестив руки на груди, Вита усмехнулась.

— Понятно, дед впадает в маразм. Прошу, не трать на меня время, иди работай скорее, пока остатки рассудка позволяют! — пробормотала она и принялась выталкивать коллегу из беседки. Роджер подыгрывал ей несколько шагов, но вдруг резко остановился и обернулся к Вите.

Его лицо было слишком близко. Острые скулы, дерзкая ухмылка, крошки янтаря в жидком золоте глаз. Она мотнула головой, чтобы отстраниться, и обнаружила себя зажатой в ловушку между ним и прутьями беседки.

— А что, если я сотворю кое-что похуже мопсов? — его бархатный шёпот прокатился вибрацией по коже, вызывая дрожь. Вита сглотнула и обнаружила, что стоит, слегка склонив голову набок, и покусывает нижнюю губу.

— Что ж... — протянула она, пытаясь совладать с чувствами, резко закипевшими внутри. — Я заинтригована.

Роджер наклонился чуть ближе.

— Позволяешь? — спросил он мягко, но с вызовом, глядя на неё из-под полуприкрытых век. Вита кивнула:

— Удиви меня!

 

И он справился с этой задачей. Его мягкие влажные губы запечатлели на её губах лёгкий поцелуй. Вита вздрогнула. Её рассудок был напуган, но тело не желало сопротивляться. Она блаженно прикрыла глаза и подалась навстречу. Смертоносное для других дыхание приятно танцевало на языке свежим привкусом шалфея, поднималось в ноздри с нотками полыни.

 

К её сожалению, Роджер отстранился первым. В его глазах бушевала тревога. Мышцы лица напряглись, на лбу выступила испарина. Щёки жнеца покрылись красными пятнами.

— Прости, — пробормотал он, избегая прямого зрительного контакта. — Просто я... Мы... Мы стояли у истоков всего этого и лучше всех понимаем друг друга. Только с тобой я не чувствую одиночества...— выпалил он, потирая шею, и быстро зашагал к выходу.

Вита застыла на месте, точно статуя. Она трогала свои губы кончиками пальцев, будто стараясь убедиться в реальности происходящего. Хотелось окликнуть его. Спросить, что это было. Ударить, выгнать, поцеловать снова. Противоречивость её чувств усиливала ступор.

***

 

Работая в своём саду, она постоянно думала о Роджере. Об их спонтанном поцелуе и его словах.

 

«Мы понимаем друг друга лучше всех. Только с тобой я не чувствую одиночества...» — эти фразы снова и снова звучали в голове его голосом, всё сильнее убеждая Виту в своей точности. Она ощутила острую нехватку общения с ним, но Роджер, как назло, вот уже который день не навещал её.

— Наверняка занят... Не может же он больше не прийти после такого? — бормотала она, бродя по еловой просеке. — Или может?

 

Впервые сама Жизнь, окружённая жизнью, чувствовала себя одинокой и покинутой.

 

Её разум штурмовали тревожные глупости. Как-то раз она шла по офису к кабинету Создателя и случайно подслушала разговор двух ангелов. Они обсуждали человеческую легенду про поцелуй смерти: якобы жнец забирает души смертных именно этим способом. Вита задумалась:

«Он всех так целует? Он что, пытался меня убить? Проверял, что будет?» — задумчиво трогая свои губы, она уставилась в пол, и, словно заведённая, ускорила шаг.

Виту остановил гулкий удар. Не разбирая дороги, она в кого-то врезалась. Потирая ушибленный лоб, женщина подняла глаза и увидела Роджера, зеркально повторявшего её жест. Её затрясло. Сердце забилось чаще, кровь застучала в висках. Резко ослабшие ноги подкосились, словно от подсечки. Голова закружилась. Вита почувствовала, что падает. Она попыталась опереться на стену, но промахнулась. Рука машинально вцепилась в балахон Роджера. Он поддержал её за плечи, не дав упасть. И уверенным движением поставил ровно, точно послушную куклу.

 

— Извини, — пробормотал Роджер растерянно. Его голос дрогнул, вызвав у Виты умиление. Сейчас он больше напоминал застенчивого подростка, чем главного жнеца, правую руку Всевышнего. Глупо моргая, они замерли друг напротив друга на несколько секунд. Вита открыла рот. Мысли путались в голове, так и не став словами, оседали в горле комом: ни проглотить, ни выплюнуть. Роджер шевельнулся первым и собрался уходить. Ком в горле Виты разверзся криком. Из всех вариантов вопросов, обвинений и признаний, рулетка случайным образом выбрала:

 

— Почему ты перестал приходить?! — в её голосе звенела обида.

Роджер вздрогнул, явно не ожидав такого. Его глаза округлились, острые черты лица смягчила улыбка. Вита прикусила щёку, чтобы справиться с напряжением:

«Конечно, скажет сейчас, что занят, и пойдет себе с миром дальше. Какая дурость всё это...» — подумала она. Но ответ Роджера был другим:

— Боялся, что ты прибьёшь меня за такую наглость и натравишь динозавров, — признался он, пожав плечами. Вита прищурилась:

— С чего бы мне? — спросила она, изобразив недоумение. Роджер сглотнул.

— Мне показалось, что я перешёл черту...— пробормотал он смущённо. Сжав кулаки, Вита уверенно шагнула навстречу:

— Какую черту?! — спросила она. Взгляд Роджера стал испуганным.

— Эту черту? — схватив жнеца за грудки, Вита притянула его к себе и поцеловала. Поцелуй вышел глубоким и агрессивным. Она то проталкивала свой язык в рот Роджера, то кусала его губы до крови, пока не начала задыхаться. Когда она на миг отстранилась и поймала его взгляд, зрачки жнеца были размером с блюдца. Золото его глаз омывало их, подобно островам. Обвив руками её талию, он прижал Виту к стене. Услышав чьи-то шаги в конце коридора, она вздрогнула, но не пошла на попятную. Растянув губы в безумной улыбке, Вита снова потянулась лицом к Роджеру, но тот зажал ей рот рукой.

— Не время и не место, — строго прошептал жнец. Он снова вдруг стал похож на серьёзного начальника. — Здесь нас могут увидеть. Будут проблемы.

 

Разгорячённая Вита с вызовом лизнула его ладонь. Щека Роджера чуть дрогнула, глаза Виты заблестели. Жнец убрал руку и отступил на шаг.

— Да ладно тебе, какие проблемы?! — ласково прощебетала Вита, теребя каштановый локон. — Мы существуем дольше всех и постоянно работаем. Неужели нельзя немного отойти от сценария?

Роджер с горечью мотнул головой:

— Мы были созданы для конкретных задач. Не стоит испытывать судьбу... — и шёпотом добавил: — хотя бы настолько заметно. Я приду к тебе в сад вечером.

Вита уязвлённо поджала губы и упёрла руки в бока:

— Что, если я не захочу тебя видеть? — спросила она, вскинув подбородок. Роджер улыбнулся:

— Захочешь, — уверенно произнёс он. Кончики его пальцев ненавязчиво скользнули по её пояснице. Вита покраснела и ощетинилась, подобно кошке. Его наглость бесила. Особенно из-за того, что он был прав. Роджер ускорил шаг.

— Ах ты...— прошипела Вита вслед, но он даже не обернулся.

 

Закончив с делами в офисе, женщина вернулась в сад. Время до встречи с Роджером тянулась невыносимо долго. Она чувствовала себя смертной. Будто ей отмерено на свете каких-то ничтожных несколько десятков лет, а этот наглец вероломно крадёт её драгоценные минуты своим отсутствием.

Когда Роджер появился у ворот, внизу живота поднялось приятное волнение. Оно растекалось по телу приятным теплом, делая её лёгкой, казалось, способной летать. Вита побежала к нему. Она наивно полагала, что они поговорят и обсудят происходящее, но голод тела был сильнее слов.

— Привет! — произнесла Вита, покусывая губы от волнения. Тонкий аромат шалфея и полыни опьяняюще ударил в голову.

— Привет! — ответил Роджер, заключив её в объятия.

 

Спустя пару мгновений они лежали на траве. Небрежно срывая друг с друга одежду, эти двое, подобно людям, изучали тела друг друга. С губ Виты сорвался сдавленный стон. В тех местах, где Роджер касался её кожи, с приятным покалыванием разносились электрические импульсы. Мыслей не осталось. Их выжгла всепоглощающая страсть. Она переросла в наслаждение и эйфорию.

 

Позже она лежала в объятиях Роджера, его рука с нежностью перебирала её растрёпанные волосы. Тело всё ещё ныло после постепенно утихающей приятной истомы. Однако в её спокойствие прокралась тревога. Эти новые чувства и поступки, не свойственные им, слишком безрассудные и человеческие, выбивали её из колеи.

Она стыдливо прикрыла грудь, посмотрела на Роджера с враждебностью. Захотелось его выгнать. Накричать, свалить всю вину на него и жить, как раньше. Мужчина ответил обезоруживающе тёплой улыбкой.

— Я тебя люблю, — признался он.

— Как человек? — спросила Вита встревоженно. Роджер пожал плечами:

— Наверное...— задумчиво пробормотал он. Вита схватилась за голову.

— Это плохо! — воскликнула она и вскочила так резко, что потемнело в глазах. Роджер приподнялся на локтях.

— Почему? В чём дело? — удивился он.

— Мы не должны такое чувствовать и так себя вести! Мы созданы для конкретных миссий! — паниковала Вита. Роджер вскинул бровь.

— Сегодня на работе тебя это не смущало.

— А теперь смущает! — возразила Вита, дрожащими руками заплетая косу.

— Мы существуем дольше всех и постоянно работаем. Почему бы немного не отойти от сценария? Твои слова, — напомнил Роджер.

Плечи Виты напряглись.

— Всё зашло слишком далеко! — бормотала она, наскоро одеваясь. — Это было слишком...

— Хорошо? — спросил Роджер, натягивая балахон. Жар прилил к щекам Виты. Её губы задрожали. На глазах навернулись слёзы. Она отвернулась. Роджер подошёл к ней и обнял за плечи.

— Ты чего? — прошептал жнец обеспокоенно.

— Это ненормально! — пожаловалась Вита, порывисто дыша. — Хотеть чего-то, думать так много не о работе, любить... Кажется, мы сломались!

— Может, и так, — задумчиво протянул Роджер, — но так уж это плохо? Чувствовать что-то настолько сильное странно. Но мне нравится. Мне приятно переживать это с тобой.

— А мне страшно... — пожаловалась Вита. — У меня плохое предчувствие. Роджер взял её за руку и, глядя в глаза, произнёс:

— Не бойся. Что бы ни случилось, вместе мы справимся.

— А если нет? — спросила Вита недоверчиво.

— Тогда я возьму все проблемы на себя и сам разберусь, — пообещал он. Вита вздохнула. Уткнувшись лбом в его плечо, она молчала, пока Роджер гладил её по голове. Наконец, подняв взгляд, Вита спросила:

— Мы же теперь не сможем жить, как раньше, без ощущения, что потеряли что-то важное?

— Не сможем, — подтвердил Роджер. — Может, раз такое дело, попробуем насладиться своей поломкой?

 

Их совместные вечера стали регулярными. Днём оба работали как обычно, не привлекая внимания начальника и коллег, а после Роджер спешил в сад Виты. Он сидел напротив, окутанный мягким ореолом заката. Под тяжестью ответственности осанка Роджера растеряла былую прямоту. Его острые плечи сутуло выступали вперёд, в уголках глаз и на лбу залегли первые морщины, особенно заметные в моменты, когда жнец смеялся. А когда Роджер лежал у Виты на коленях, перебирая его тёмные пряди, она заметила первый седой волосок. Он начинал стареть.

«Возможно, и я тоже...» — думала Вита спокойно, без тревоги. — «Может, наши странные чувства делают нас такими? А впрочем, не важно. Столько тысячелетий мы были неизменны. Хоть какое-то разнообразие!»

 

Эти несовершенства совсем не портили Роджера. Наоборот, они делали его образ каким-то более объёмным, запоминающимся. Добавляли индивидуальности.

Эта мысль поднимала в душе Виты необъяснимый прилив нежности, смешанной со страхом потери.

«Вдруг ты, как живой, перестанешь существовать? Или станешь кем-то новым, забыв себя?..» — думала Вита, но делиться этими мыслями почему-то стеснялась.

«Ещё решит, что я дурочка. Или совсем размякла. Жизнь должна быть беспощадной!»

 

Вскоре их любовь стала влиять и на работу. Они болтали часами, делились друг с другом идеями. Роджер вдохновлял Виту на создание новых форм жизни и переосмысление старых. Она собиралась с духом, чтобы показать Богу свои проекты и попросить его заселить новую планету. Как оказалось, творческий потенциал её любовника тоже не дремал.

 

— Мне кажется, мы здесь всё делаем неправильно... Жизнь у людей и так тяжёлая, смерть для них — большая потеря. Жестоко сразу архивировать их личности и наказывать за поступки. Нужно разобраться в сути проблемы. Дать им возможность отдохнуть, принять ситуацию, переосмыслить свою жизнь, самим рассказать нам свой субъективный взгляд на события. Память же искажается... Понимаешь, с душами надо нежно, так и дела с просветлением быстрее пойдут, — рассказывал Роджер, когда они в очередной раз пили чай в беседке. — Нам нужно переосмыслить саму концепцию загробного мира! Понимаешь? Людям нужна терапия, помощь, поддержка. Они же ничего не понимают! В их подсознание оседает столько страданий и ошибок. Точно! Нам нужен... Дом отдыха! Центр послежизненной реабилитации. Санаторий! — воскликнул жнец. Вита поперхнулась чаем.

— Ты головой ударился, любимый? — поинтересовалась она, ощупав его лоб. — Хворь человеческую подцепил?

— И вовсе нет! Я наконец-то прозрел, родная! Если смерть — это трансформация и начало нового пути, лучше бы ей быть более осознанной и деликатной.

 

Вита улыбнулась:

«А я ещё думала, что я размякла. Он меня явно переплюнул!»

— Нет, ну, идея интересная. Может сработать. Предложи Создателю.

 

Бог подумал немного и одобрил идею. Так началась новая эпоха в Загробном мире. На входе у реки повесили неоновую вывеску. Оборудовали для людей общежитие, столовую, пляж с видом на симуляцию океана. В капсулах подрастали новые ангелы. Психолог, тестировщик... Целые подразделения добавлялись к существующим. Например, отделы адаптации и развлечений должны были изучить человеческую культуру и сделать прибывание людей на послежизненной реабилитации более приятным и комфортным, отдел аналитики изучал прожитые жизни, наблюдал, как меняется общая динамика и подводил итоги эпох. Разработка новой концепции продвигалась полным ходом. Роджер был активно вовлечён в процесс, окрылённый тем, что его идею одобрили.

 

Вите повезло меньше. Странные человеческие ощущения зашли куда дальше чувства любви. Внизу живота стало тянуть, запахи усилились. Порой её тошнило или резко пробивало на слёзы.

 

— Ты что, меня отравил?! — Вита с опаской косила на Роджера. Тот вскинул бровь:

— Я бы никогда! — заверил жнец, стукнув себя кулаком в грудь. — С чего взяла?

Вита описала симптомы. Роджер постучал пальцем по подбородку.

— Думаю, ты знаешь, в чём дело. Ты сама создала многих живых существ такими...

Кулаки Виты сжались до белых костяшек. Она стукнула ими по столу так сильно, что их чашки подпрыгнули:

— Но я-то не живое существо! Со мной не должно такого быть! Это неправильно! — испуганно прокричала она. На её глазах навернулись слёзы. Роджер накрыл её руку своей. Кулак Виты разжался. Она смотрела на него с мольбой.

— Не бойся. Вместе мы справимся! — пообещал он. — Уверен, у нас с тобой родится кто-то прекрасный.

 

Его слова успокоили Виту. Пока Роджер контролировал стройку санатория, она познавала на себе цену создания жизни с её сонливостью, отёками и перепадами настроения. Благо, по её меркам, время прошло быстро.

 

Роды прошли легко. Отец взял младенца на руки первым. Их ребёнок молчал. Роджер тоже. Вита увидела боковым зрением синюшную маленькую ручку, безжизненно свисавшую с предплечья отца. Заподозрив неладное, она приподнялась.

— Ну, что там?! — спросила она встревоженно.

— Ну...— промямлил жнец и запнулся. Его лицо за последние часы, казалось, постарело ещё сильнее, взгляд выражал вселенскую скорбь.

— Даже сказать нормально не можешь, трус! — рявкнула Вита и, превозмогая боль и слабость, поднялась на ноги. Их дочь не дышала, не шевелилась, в ней не было ни крови, ни энергетической плазмы, кожа не источала мягкого свечения. Совсем мёртвая.

Вита осторожно коснулась её и тут же брезгливо одёрнула руку: никаких признаков души, ни ангельской, ни человеческой. Нет, она не покинула девочку. Её не было изначально. Она родилась пустой. И как она не почувствовала этого раньше? Должна была почувствовать. Всепоглощающее чувство отвращения захлестнуло сознание Виты.

— Просто кусок мяса! Какая мерзость! — завопила она, вцепившись в ногу младенца. Роджер отступил. Взгляд Виты, полный враждебности, впечатался в лоб пулей.

— Отдай мне это! Я разорву её на части! — истерично ревела Вита.

— Нет, — твёрдо ответил Роджер, прижав мёртвую дочь к груди. Женщина дёрнула тельце младенца на себя, но жнец оказался сильнее. Ножка дочери выскользнула из материнских рук. Вита неуклюже рухнула на траву и разрыдалась.

 

— Это всё ты виноват! Сволочь! Урод! — верещала она, заливаясь слезами. Её напряжённые мышцы то и дело дёргалось от судорог, красное лицо покрылось пятнами, в безумном взгляде мерцало отчаяние, закипала враждебность. — Дурное семя, дурная кровь! Ты же сама смерть! На что я рассчитывала?!

Жнец никогда её такой не видел. Болезненное чувство беспомощности вызывало ступор перед лицом трагедии. Он не понимал, как себя вести и чем помочь.

Рука Роджера осторожно коснулась её плеча, но тут же оказалась скинута:

— Не трогай меня! Не прикасайся ко мне больше! Никогда, понял?! — прошипела она, извиваясь, подобно змее.

— Мы с этим справимся...— прошептал Роджер с нежностью.

Надрывный смех Виты с грохотом прокатился по саду, разгоняя эхом испуганных птиц.

— Мы?! Ага! Как же! Уже справились! Отличная шутка!

Перестав смеяться, она отдышалась:

— Нет нас, придурок! Есть только ты! И ты меня уничтожил! — Виту затрясло. Она обняла себя за плечи, впилась в них ногтями и принялась расчёсывать до крови:

— Моё тело не могло произвести такое! — проревела женщина с надрывным хрипом и завыла: — я себя ненавижу! Лучше бы меня не было! И тебя не было! Ничего не было! Тебе легко! У тебя всё будет так же. Санаторий этот, подчинённые. А меня больше нет, понимаешь?! Какая же ты скотина!

Роджер вздохнул, сморгнув подступившие слёзы. Легко не было. Его сердце разрывалось от боли, но он старался держаться. Он посмотрел на дочь. Безмятежное ангельское личико, золотистые кудри. Она будто дремала на его руках.

— Я тебя ненавижу! За что ты со мной так! — хриплый визг Виты, рвавшей на себе волосы, заставил содрогнуться.

— Тогда я сам всё исправлю. Вот увидишь... — прошептал Роджер и направился к выходу. Но Вита его не услышала.

— Куда пошёл, трус? Бросишь меня в такой момент?! Ну и правильно! Вали на пляж загорать, ты, падаль! — тяжёлая палка прилетела сзади и больно ударила в затылок. Роджер не обернулся. Он шёл всё быстрее, почти бежал, не замечая ничего вокруг.

 

Спустя несколько минут мужчина стоял на коленях в кабинете Бога. Не сдерживая слёз, он хриплым голосом умолял:

— Пожалуйста, сделайте что-нибудь... Это моя дочь! Она должна жить! — его губы дрожали, нос был заложен, а горло сдавило так сильно, будто его душили. В глазах Создателя не было сострадания. Только любопытство.

— И как я не заметил...— пробормотал он, задумчиво почесав макушку. — Интересно.

Роджер стиснул зубы, стараясь сдержать гнев.

«Интересно ему... Жестокий старый...» — произносить подобное вслух или выдавать мимикой было нельзя. Слишком многое сейчас от него зависело.

— Нашему реабилитационному центру нужна охранная система. Живя здесь, люди создают слишком много хаоса, не думаешь? — спросил Бог. Роджер нахмурился:

— К чему это сейчас? — не выдержал жнец. Его тон выдал презрение.

— Да вот, подумал что-то...— отозвался Создатель невозмутимо, — нашей обители не помешает аватар. Живое воплощение. Твоя дочь будет устранять неполадки в случае чего. И встречать гостей на ресепшне. Вместо души я вживлю ей охранную систему, подключённую к каждому уголку Загробного мира. Согласен? — Бог протянул ему руку для рукопожатия. Роджер на мг замялся. Предложение казалось сомнительным. Он уточнил:

— А есть другие варианты?

Бог мотнул головой.

— Нет. Таковы мои условия. Ваше дитя — уникальное создание и идеальный сосуд. Я бы и сам такое не сотворил! — произнёс Бог с восхищением. С губ Роджера сорвался усталый вздох.

— Что угодно, лишь бы моя дочь жила! — согласился он.

Их договор скрепило рукопожатие.

Липкое скверное чувство, не имевшее названия, обвило душу Роджера, сделав её грязной и тяжёлой по ощущениям. Длань Бога накрыла лоб девочки. Малышка порозовела и закричала, крепко сжав палец отца. Дрожа от счастья, жнец прижал её к груди.

— Как её зовут? — поинтересовался Бог. Роджер растерялся:

— Не знаю, думал вы...

— Ну уж нет! Ты же родитель.

— Колетт. Её зовут Колетт, — пробормотал мужчина первое имя, что пришло в голову. — Спасибо вам! Большое спасибо! Мы этого не забудем.

 

Покинув кабинет начальника, Роджер поспешил к Вите.

— Я всё исправил! — выпалил он и рассказал ей о своём подвиге.

— Согласился на что, прости?! — уточнила она с видом бешенной фурии, брезгливо косясь на младенца. Девочка плакала и тянула к ней руки.

— Главное, Бог её оживил...— произнёс он. Крик Колетт стал громче. Вита подняла указательный палец.

— Погоди! Пусть оно замолчит!

— Оно?! — возмутился Роджер, — это наша дочь! Её зовут Колетт.

— Ты ещё ступенькам имена раздай! Столу в кабинете, оконной раме, — злилась Вита.

— Она живая! Посмотри, она же твоя копия и хочет к маме, не отталкивай её! — произнёс он. Вита злобно усмехнулась.

— Неважно, насколько этот кусок мяса, вылезший из меня, реплицировал мою внешнюю оболочку. Это мне точно не дочь. Убери!

— Почему?! — недоумевал Роджер.

— А ты сам не понимаешь? — выплюнула Вита с презрением. — Старик тебя обманул. Он просто пихнул свою программу в пустую оболочку нашей мёртвой недодочери, а ты и рад.

— Но...— Роджер посмотрел на младенца. Колетт перестала плакать и улыбнулась ему. — Она же...

— Так, всё! — крик Виты хлестнул Роджера взмахом кнута. — С меня достаточно. Ты можешь играть в любящего папочку и растить это как тебе угодно. Можешь утопить или свернуть этому шею. Отправить на Землю забавы ради или прибить гвоздиками над рабочим столом для красоты, мне неважно.

— Да что ты говоришь такое?! — пробормотал мужчина, машинально прикрыв дочь рукавом. Вита то смотрела так, будто вот-вот прожжёт в ней дыру, то вовсе избегала Колетт взглядом. Будто та была чем-то неописуемо мерзким.

— Что думаю! — ответила она, оскалившись. — Ты можешь делать с этим, что хочешь. Твоя игрушка. Пожалуйста, ведись на обман Создателя. Но больше сюда не приходи! Чтоб я ни тебя, ни это не видела! Лучше бы ты мне сразу отдал её на растерзание. Но твой поступок, твоё решение проблемы... Для меня это слишком! Ты надругался над моим горем и пробил последнее дно, — Вита зажмурилась и отвернулась, издав странный звук: то ли смех, то ли всхлип.

— Ступай прочь... — произнесла она слабым голосом, лишённым эмоций. — Нам придётся иногда говорить по работе и следовать долгу, но если ты хоть раз подойдешь ко мне по другой причине или дотронешься, хотя бы случайно, я не знаю, что я с тобой сделаю...

— Любимая... — прошептал Роджер, шагнув к ней. Он протянул к ней руку. Вита резко обернулась и ударила его с такой силой, что он чуть не выронил ребёнка:

— Ты глухой или неразумный, не пойму?! Вон отсюда! — заорала она, и Роджер был вынужден повиноваться.

 

Первые дни Роджер надеялся, что его возлюбленная одумается и придёт в себя, и их отношения наладятся. Но это было наивно. Рождение мёртвой дочери и опрометчивая сделка жнеца с Богом сломали Виту. Став тенью самой себя, она с головой ушла в работу. Женщина почти не покидала сад и ни с кем не говорила, кроме непосредственного начальства. Вскоре Роджер узнал, что она поставила Богу ультиматум:

— Мой сад — моя лаборатория. Он от вашего загробного мира отдельно. Нечего вашим ангелам и людям тут шастать без моего приглашения, — потребовала она и Бог дал согласие.

 

«Вот так просто... Без условий?» — негодовал жнец: — «Видимо, её труд — вот настолько важнее моего!» — в его душе поселилась обида. Он сочувствовал Вите и понимал, что ей, как матери, может, и хуже.

— Но это не даёт ей права так со мной поступать! — возмущался Роджер, баюкая Колетт на руках. — Я не знал, что так будет, я пытался поддержать её и всё исправить. А она...

 

Ему хотелось лежать и жалеть себя. Но долг был важнее. К тому же к нему добавилось воспитание дочери. Она росла быстро, совсем как человек, и сопровождала отца на работе. Роджер смотрел на Колетт и недоумевал: как это у неё нет души? Добрая и активная, она легко ладила с персоналом санатория и его населением, утешала новоприбывших, скорбевших о своей смерти, говорила слова поддержки уставшим работягам, когда те проходили мимо. Её светлые кудри и широко распахнутые голубые глазища делали девочку похожей на ангела, какими их представляли люди.

 

Однажды он решился пробраться с ней в сад Виты. Колетт была в восторге. Она бегала за бабочками и любовалась редкими вымершими цветами, когда женщина вышла к ним. Её сжатые кулаки, стиснутые зубы и презрительный взгляд напугали ребёнка. Колетт спряталась за балахон отца.

— Я же просила! — начала Вита.

— Пожалуйста... — взмолился Роджер, — она чудесная девочка. Живее всех живых. Хотя бы познакомься.

— Вот ещё, — Вита поморщилась. Всего на миг её глаза встретились с глазами дочери, но женщина тут же отвернулась:

— Старик хочет, чтобы ты так думал. Система отлично работает, танцуя на костях моего горя.

— Нашего горя...— напомнил Роджер. Вита мотнула головой:

— Ну, нет! Ты счастлив. У тебя дочка. Живи дальше в иллюзиях, пожалуйста. Только сюда не приходите. А то я сломаю твою игрушку.

Колетт вышла из-за спины отца. Разжав ладонь, она продемонстрировала Вите зелёного жучка с длинными усами и блестящими крыльями.

— Смотрите, какой красивый! — произнесла она с восторгом. Вита стукнула девочку по руке, и жучок улетел. Губы девочки задрожали. Огромные голубые глаза наполнились слезами.

— Ничего здесь не трогай, отродье! — рявкнула Вита.

В глазах Колетт застыл немой вопрос: с ней никто так не обращался, и она не понимала, за что. Роджер взял дочь за руку.

— Не смей её обижать! — твёрдо произнёс он, глядя на Виту.

Та усмехнулась, скрестив руки на груди:

— Никогда, обещаю. Только не приходите сюда больше. Ты первый начал.

— Пойдём, светлячок, — он обратился к девочке.

Они направились к выходу.

— Папочка, а это кто? — спросила Колетт.

— Это твоя...

— Не смей! — вопль Виты рассёк воздух хлыстом. — Не говори глупостей, ясно? Никто! Я ей никто, понял?!

— Когда-нибудь она будет готова, и сама всё расскажет, — пообещал Роджер.

****

 

В инкубаторе подросла партия новых ангелов. Они выходили из энергетических капсул взрослыми, но наивными, как дети. Роджер встречал их, учил азам существования, рассказывал каждому о загробном мире и функциях, для которых тот был рождён, проводил им экскурсию по санаторию и показывал новые рабочие места.

— Если что-то будет непонятно или понадобится помощь, обращайся, мы все одна семья и трудимся над общим делом, — напутствовал Роджер каждого подопечного, окончившего стажировку.

— Папочка! — позвала Колетт, когда Роджер сопровождал нового тестировщика.

— Папочка! — повторил ангел. Колетт уставилась на него удивлённо.

— Ты мой младший брат? — спросила она, запрокинув голову, чтобы разглядеть высокого мужчину около тридцати лет на вид. Тот покосился на Роджера:

— Да, пап?

Жнец не сдержал улыбки умиления:

— Выходит, что так.

Тестировщик и Колетт обрадовались. Новоиспечённый ангел поднял на руки старшую сестру и закружил её. Они оба рассмеялись.

— Вы все мои дети...— тихо произнёс Роджер, осознав вдруг, что забота об ангелах и людях исцеляют его разбитое сердце и наполняют его существование каким-то дополнительным смыслом, не имевшим прямого отношения к работе. Его личным, человеческим.

***

 

Жизнь в Загробном мире была для сотрудников рутиной. Незаметно, будто за пару недель, по меркам вечного существа, Колетт превратилась из ребёнка в прекрасную девушку. Тогда Бог пришёл к Роджеру и сказал:

— Пора ей приступать к работе.

 

К тому времени ангелы, сосредоточенные на делах и развитии санатория, позабыли, откуда взялась Колетт, а люди, знавшие правду, успели переродиться и примерить новые личности.

«А может быть кто-то помнит, но тактично молчит из уважения ко мне...» — предполагал Роджер, косясь на подчинённых с недоверием. Никто из них за всё это время не посмел задавать вопросов или браться судить их с Витой. — «А может, сам создатель поработал с коллективной памятью...» — предполагал жнец. Спросить напрямую он не решался.

Теперь только Вита, Роджер и Создатель помнили правду, но больше никогда её не обсуждали.

 

Роджер провёл дочери такой же инструктаж, как всем остальным. Усадив её за стойку ресепшна, он сказал:

— Тебе нужно будет встречать гостей, отвечать на их вопросы, раздавать буклеты с планом санатория и правилами поведения в нём. Не все из них будут приветливы и добры к тебе, но поверь, они не со зла. Смерть — большой стресс для человека и тяжёлая утрата. Пусть твоя улыбка и доброжелательность растопит лёд в их сердцах и поможет адаптироваться. Ты справишься. Задача ясна?

Колетт кивнула. Роджер произнёс:

— Если что-то будет непонятно или понадобится помощь, обращайся, мы все одна семья и трудимся над общим делом!

— Хорошо, пап! Спасибо!

— Верю в тебя, светлячок, — прошептал он напоследок.

***

 

Со стороны реки забвения вход в санаторий выглядел невзрачно. Он походил на придорожную забегаловку на пустыре. Маленький домик с выцветшей красной крышей и неоновой вывеской над дверью: «Добро пожаловать в Загробный мир». Эта пугающая надпись была единственным источником света на долгие мили серой пустоты. Она служила маяком для потерянных душ новоприбывших: людей, которые только что погибли и ещё этого не поняли. Её мерцание действовало гипнотически, влекло их, словно мотыльков, пока бедолагам не удавалось подойти достаточно близко, чтобы увидеть жуткую надпись.

 

Одни думали, что это шутка, другие бросались бежать, третьи входили сразу, четвёртые бросались в реку... Так или иначе, со временем, все попадали внутрь. Кто-то, осознав, что другого выхода из пустоши нет, кто-то силой поискового отряда из местных сотрудников.

 

В любом случае, ожидания гостей не оказывались оправданы. Внутри этого обречённого на вид заведения кипела жизнь. Там было тепло, светло и уютно. Панорамные окна выходили на солнечный пляж, где резвились отдыхающие. Возле них стояли удобные диванчики, мимо которых по коридорам шныряли местные сотрудники, погруженные в работу. Напротив стойки ресепшна даже стоял автомат с кофе, шоколадками и... Чем угодно. Стоило человеку подойти к нему и представить, чего хочется отведать — это мгновенно появлялось там. У самой стойки толпилась очередь. За ней растерянных новоприбывших приветствовала миловидная блондинка в белой блузке.

— Здравствуйте! Добро пожаловать в загробный мир. Здесь ваша душа пройдёт комплекс процедур для реабилитации после жизни. Поздравляю! Ваш путь окончен. Настало время отдохнуть. Мои коллеги скоро покажут вам, как здесь всё устроено. А пока возьмите буклетик и ознакомьтесь с нашими правилами и своим расписанием на ближайшие дни. Приятного отдыха!

— Какого отдыха?! Я что, помер, что ли? — возмущался сгорбленный старик, скаля золотые зубы. Ресепшионистка кивнула, одарив его очаровательной улыбкой:

— Совершенно верно!

— Эти твари теперь наследство получат... — пробормотал он с сожалением, — надо было завещание составить.

— Поверьте, это уже совершенно неважно! Здесь вас ждут дела поинтереснее! — отвечала девушка с воодушевлением.

— Отойди, мужик, очередь задерживаешь! — крикнула курносая девчонка лет двадцати с фиолетовыми волосами и с пирсингом в брови. Оттолкнув старика, она пробилась вперёд и сунула свою памятку в лицо ресепшионистке.

— Барышня! — обратилась она так звонко, что та вздрогнула.

— Да-да! — отозвалась блондинка за стойкой.

— А тестирование — это что? Кровь брать будут? — испугалась девчонка.

— Нет-нет, — успокоила сотрудница. — Не волнуйтесь, у вас больше нет никакой крови. Нужно будет просто заполнить анкету и побеседовать с моим коллегой.

Девушка с пирсингом облегчённо выдохнула:

— Фух, слава богу! А коллега ваш как, симпатичный?

— А у вас есть вай-фай? Хочу маму предупредить, что не приеду на её свадьбу, а-то не хорошо получается.

— А куда нас заселят?

— Девушка!

 

Проходя мимо, Роджер одобрительно кивнул дочери. Все принимали Колетт за обычного ангела. Он продолжал называть её дочкой. Но теперь он обращался как к детям ко всем своим младшим подчинённым, которых встречал у капсул, и буквально учил ходить. Некоторых это раздражало, другим даже нравилось. Вита по-прежнему избегала его общества, могла лишь сухо перекинуться парой фраз по работе. Ему всё больше казалось, что трагический роман с ней и рождение дочери померещились ему в бредовом сне.

 

Опровержением этому был санаторий. Эта идея пришла к нему от сочувствия к людям. Оттого, что жнец стал понимать их, как себя. Роджер хорошо помнил, как она посетила его разум. Стратегия оказалась рабочей. Санаторий процветал, население Земли росло. Технический прогресс там опережал время, а люди в большинстве своём умнели и становились всё более осознанными. Души, достигшие просветления после нескольких жизней, реабилитаций и комиссии становятся чистой энергией, из которой создаются новые души, изначально более совершенные, чем раньше.

 

— И помните, ничто не исчезает, всё вечно и едино, а смерть — всего лишь трансформация. Все мы растём и развиваемся, как единый энергетический организм, — говорил Бог своим ангелам в конце каждой планёрки.

 

И всё же, не всё было так идеально. Быстрое развитие людей нарушило гармонию с природой. Они истощили Землю.

— Расплодились, как паразиты, и высосали из неё все соки, — ворчала Вита. Теперь она презирала людей ещё больше. Хотя ради некоторых делала исключение и пускала в свой сад. С парой-тройкой даже пила чай в беседке, когда одиночество брало верх.

 

Загробный мир жил в своём темпе день за днём. Колетт встречала новоприбывших на ресепшне, Роджер контролировал работу заведения. Его подчинённые вели учёт энергии, проводили людям нужные процедуры и анализировали их жизни. Гости санатория проходили терапию, делились прожитым опытом с персоналом, общались друг с другом и резвились на пляже, отдыхая между жизнями.

Однажды Роджер почувствовал себя нормально. Не осталось в жнеце ни сожалений о прошлом, ни радости за процветание своего проекта. Он просто выполнял свою работу: функцию, которую поручил ему Бог. Жнец не знал, что скоро создатель решит, никому не сказав, воплотиться на Земле простым человеком, позабыв себя, чтобы лично испытать на себе работу системы. Он не подозревал к каким серьёзным проблемам приведёт эта выходка. Совсем скоро он увидит, как нынешняя версия Загробного мира сломается, а его дочь покажет во всей красе, что именно Всевышний вживил ей вместо души. Но ни о чём не подозревавший жнец просто выполнял свою работу и наивно полагал, что пришла стабильность, а время его человеческих переживаний осталось позади.

 

Загробный мир жил.