———————————————

ЧАСТЬ 1. Король.

———————————————

 

В далеком во всех смыслах месте находился великий по размерам лес, простиравшийся от горизонта до горизонта. Если обходить его шагом, то на это решение уйдет не один месяц, а может и не один год. Трудно сказать.

С высоты птичьего полёта лес казался довольно обыденным. Здесь произрастали мирные деревья, бродили насекомые в разгар солнечных и не очень дней, хищники вели охоту за пропитанием, а травоядные были вынуждены постоянно выживать в такой среде.

Однако так было на первый взгляд. Война, здесь везде была война, как и в любом населённом различными существами месте.

Вот травоядные одиночки сталкивались друг с другом в сражении за свою уже не очень спокойную территорию. Они сталкивались лбами, рогами, ногами, порой применяя свои челюсти и зубы, разрывая оппонента, становясь Королями своего уголка леса.

Вот хищники, вышедшие на охоту, вынуждены переоценивать своё положение в пищевой цепи леса, будучи поражены более сильными и стойкими зверьми. А может они просто забрели на территорию одного из Королей, поэтому бегут с потерями. Хоть и хищники, но не вершина пищевой цепи.

Как только один отбивался от группы при побеге, про него забывали. Его считали мёртвым, его нагоняли и съедали насекомые, которые управляли лесом своей численностью. Их много, они ядовиты, на их территорию не заходят — они выходят сами. Насекомые многочисленны и даже хищники не рискуют связываться с колониями относительно маленьких, но опасных смельчаков. Конечно, если нет еды, приходится заходить и не в такие места.

Вот колония насекомых, своими жвалами доедающая тело животного, попалась в ловушку следующего по многочисленности жителя этих мест, дерева. Как только они зашли за едой на территорию корней одного из них, столь же разумного, что и любой хищник этого леса, дерево начало свою охоту. Оно сквозь кору выпустило часть дурманящего питья. Как только жертвы попробовали сок, конечности повели их в сторону ствола в строгом марше. Дойдя, они, словно солдаты перед генералом, благоговели перед раскрывающейся кожей великана, готовящегося отведать свою пищу. Шаг, шаг, шаг. И вот! Они в пасти своего повелителя рады принести себя в жертву, забыв про своих королев и маток в их маленьком королевстве в другой части леса. Однако это потеря выйдет уроком для колонии, не все из них столь несдержаны, чтобы пробовать неизведанное, хотя и невероятное влекущее питание. Такие рассудители принесут вести обратно домой, и эта территория станет табу для их потомков.

Подобные события происходили во всём лесу, который кажется сходил с ума. Или же уже давно не был чист на разум и представлял собой живое существо, желающее поглотить любого неосторожного путника загулявшего среди его деревьев, кустов и травы. Только летающие представители фауны были свободны от границ леса. Они были свободны в своей полноте и, в основном, предпочитали не приближаться ни к чему в лесу, ощущая, что здесь им не рады.

В то же время, посреди густой чащи леса, среди деревьев на земле в молчании лежала мужская фигура. Потрепана была фигура с закрытыми глазами, словно спал мужчина, не понимая или не замечая своё положение. Да и сам лес, и его жильцы словно сторонились странного гостя. Он лежал не тронутый суматохой, наполнявшей лес, мимо него никто не проходил. Мужчина был один, он был одинок.

Словно в уважении, деревья склонились вокруг него, трава не смела тянуться к необходимому ей солнцу, подобно монахам воспевая существо, лежащее перед ними. Во время листопада листья кружились в невообразимых танцах, быстрых, медленных, парных, групповых, одиночных, дерзких, смиренных. Но все, как гости на балу истинного короля, склонялись и расступались перед мужчиной, не осмеливаясь оставить след на существовании, они облетали и продолжали свой танец уже не над фигурой. В конце концов, уставая, каждый листик находил своё собственный покой на земле.

Шло время, шли дни, годы. Шёл снег, шёл дождь, шёл град — успокаивал, оплакивал, грозил, облетал, обтекал, отлетал.

Спустя некоторое время, а может через десятки лет, неожиданно для уже привычной обстановки, рядом с мужчиной появился лис. Уставший от своего титула, ищущий покоя в тихом месте, он забрел туда, куда никто не заходил уже достаточно долго. Его взгляд упал на пустое место среди деревьев, в котором ничего не было, кроме примятой травы. Лис понимал, что он не там, куда должен заходить. Но это его не волновало. Его ничего не волновало, слишком долго он пробыл Королем леса, продержав в страхе каждого зверя и даже дерево. Покой был его целью и здесь он приблизился к нему, столь желанному.

Подойдя к примятой среди снега траве, Король лег рядом, игнорируя пустоту рядом с ним.

Словно в ответ на его приход мужчина, лежащий на земле, в первый раз открыл свои черные пустые глаза. Он смотрел на зимнее небо, смотрел сквозь него. Оторвавшись от созерцания небосвода, он уронил взгляд на лиса. Тот же, гордый Король, достигающий нескольких метров в холке, обладавший мудростью и умом в глазах, казался лишь кротким зверем пред ним. Как и деревья вокруг, король неосознанно преклонил голову, словно отдавая её под плаху в наказание за нарушенное спокойствие этой святыни. Но, несмотря ни на что, он нашёл то, что искал, он нашел место своего упокоения. Закрыв глаза, показав слабую, но довольную улыбку, зверь ровно дышал, пока под пустым взглядом мужчины, его тело превращалось в нечто другое. Его плоть по кусочкам заменялась камнем, обычным, серым, но чистым, неразрушимым.

Мужчина смотрел на Лиса ещё немного, затем начал медленно вставать. На первое за долгое время движение гостя живность сильнее склонилась и только спокойный камень никак не дрогнул под влиянием момента. Встав, фигура осмотрелась вокруг, а затем сделала шаг в сторону противоположную той, откуда пришёл король.

 

———————————————

ЧАСТЬ 2. Слуга.

———————————————

 

— Как давно я здесь? Почему я здесь? Почему не мёртв?... Я жив? Я желал, просил одного... Но даже это мне не разрешено, Господин? Хочу спать...

— Здесь я сколько? Здесь я зачем? Почему я жив?... А может мёртв? Может пустота так и ощущается? Ощущается лесом, травой, звуками, ветерком? Этого я хотел?... Нет... Устал...

?... ?... ?... ?.....

— Свобода, спокойствие?... Гость? Зверь? Разумный? Не важно...

— Нужно открыть глаза... Нужно... Небо, звезды, планеты... Понятно... Ты не боишься, Лис? Лежать рядом... Ты только пришёл? Зачем Ты пришёл? За упокоением. Да. Это я могу тебе дать, Гость. Ты доволен? Получил, что хотел? Ты... благодарен? Может и мне так же, как и Тебе? Просто стать чем-то неразумным, камнем, деревом. Или развеяться над этим миром, став и удобрением, и проклятием для живущих здесь? Связать их с той стороной, в которой только разруха... Нет, они не достойны этой ноши.

— Тогда. Зачем Вы отправили меня сюда, Господин? Я просил не этого. Я провинился? Но где? Может я просто слеп и не вижу очевидного? Нужно вставать. Может я увижу с другой перспективы то, что Вы мне хотите показать? Мне нужна забраться повыше, — встав, *** оглянулся в поисках высочайшей точки этого клочка породы, зависшей в пустоте.

В его глазах отражались различные пейзажи. В одну секунду это были равнины, покрытые лугами с высокой и не очень травой, но в следующее мгновение это могли быть земли полные снега или знойные тропические леса. Через пару-тройку секунд в отражении глаз застыло то, что он искал. Горный хребет, высочайший среди тех, которые можно было найти в этих местах.

И *** пошёл в сторону противоположную приходу лиса. Каждый шаг был уверенным с физиологической точки зрения, словно он не провёл годы в лежачем положении, но в то же время каждый шаг полнился непониманием и сомнениями, грызущими его изнутри. А сомнения взывали к воспоминаниям. И вот, тело движется, а разум плывёт внутри тела, не обращая внимания на происходящее вокруг, обращаясь к истокам.

Вокруг пылает пламя, сжирающее материю, раздаются крики людей, наполненные отчаянием, окружающее пространство полнится смехом сектантов, получающих удовольствие от жатвы во имя их идола.

Избитое тело мальчика, потеряв волю к жизни и надежду, устало висело на шее, держащей голову. За волосы мальчика схватилась рука мужчины, смеющегося в такт крикам и ровно идущего на центральную площадь города. Лицо мужчины, раскрашенное кровью одной жертвы, выражало такое же кровавое безумие и такую же веру, смотря строго в одну точку. Для него это было паломничество к месту высшей близости к своему идолу.

Пока тело волочилось по каменной укладке, глаза смотрели на других сектантов и кровяных гуманоидов, тащивших своих жертв к капищу. Мальчик видел горящий город, иссушенные тела стражей, что были расчленены ради забавы и раскиданы по улицам и переулкам, даже тела животных лежали, исторгая последнюю кровь.

В некоторых окнах жилых домов мелькали фигуры фанатиков, словно на запах определяющих местоположение жителей города. Мальчик моргнул. Проигравших в прятки уже вытаскивали на улицу. Тех же, кто сопротивлялся до последнего избивали или до потери сознания, или окончания сопротивления их участи.

В это время жертва во второй руке сектанта очнулась и попробовала сопротивляться.

Голова мальчика была отброшена на землю. Ребёнок не пытался никак предотвратить своё падение. Раздался глухой стук. Несмотря на боль мальчик лишь скривился, не издав ни звука, и по инерции перевернулся. Он смотрел.

Сектант, не теряя улыбку на лице, освободившейся рукой вцепился в тело женщины, схватив ту за ключицу и плечо, а второй, держащейся за волосы, перехватился по удобнее и одним движением развернул голову жертвы на три четверти круга. Что ж... Это тоже окончание сопротивления.

Закончив с женщиной и отпустив её, сектант сначала пошёл за ребёнком.

Пока сектант шёл к нему, мальчик встретился глазами с женщиной, глазами, которые наполнялись кровью и теряли жизнь. В этих глазах был страх, было отрицание того, что происходит вокруг, что произошло здесь.

—Молодец! Тоже не дождёшься встречи с Ним!

Схватив мальчика и вернувшись за телом женщины, мужчина всё с той же улыбкой пошёл к алтарю их божества.

Под ритмичные шаги своего палача мальчик потерял сознание. Но ненадолго. Когда он открыл глаза, зрелище было ужасным.

Мальчика дотаскивали к бывшей центральной площади, которая сейчас представляла из себя большой круглый котлован с выступающим алтарём в середине. На различных краях капища находились жертвы, которым отделяли головы, а затем тела тех отправлялись в котлован, отдавая всю кровь во благо божества сектантов. Подошедшие кровяные фигуры становились жидкостью, выполнив свою миссию по сбору крови. С этих же краёв проходили небольшие канавки, служившие кровостоками "благодати" текущей со всего города по зову.

В центре алтаря стоял голый человек, омывшийся в крови, являющийся главой секты. Он, сложив в скромной форме руки у груди, нараспев читал строки из его священного писания. Он звал и молил своего Бога снизойти до них.

Пока крови становилось больше - голос становился громче. Пока отчаяние наполняло воздух - фанатики смеялись тише и тише. Пока жертв оставалось меньше - надежда сектантов росла всё больше. Пока глас их "Папы" не стал подобен грому.

Бог пришёл.

Однако их ли?

Пока мальчик смотрел на руку, которая должна разорвать его шею, пришло наказание за самонадеянность.

Все еретики застыли, в глазах "отца" появилось непонимание. Головы последователей, словно идеальным клинком, отделились от их тел.

*** увидел голого человека, на голове которого лежала рука мужской фигуры, появившийся рядом с ним. Последнее, что смог увидеть мальчик - боль в глазах главы сектантов, невыразимую боль, боль, стирающую его существо.

Мальчик потерял сознание.

····························································

Тихий треск костра нарушал безмятежность сознания. Глаза слиплись не в силах открыться миру, виденному ранее. Тело ныло и молило о справедливости, о том, чтобы всё произошедшее оказалось лишь сном, о пробуждении в теплом доме. Вопреки желанию, костёр всё так же зазывал к себе, а вместе с ним чувства дразнил и запах жарившегося где-то неподалёку мяса.

Спустя весьма долгое время борьбы с самим собой, мальчик смог открыть глаза, смог дать миру второй шанс.

Ему в поле зрения попался горевший во тьме огонь, но не тот, что был в городе, разрушающий, а, наоборот, несущий странное спокойствие, словно мать успокаивающая своего дитя в колыбели. Над костром висели и вращались куски мяса, равномерно обжаривающиеся с разных сторон.

— С пробуждением, дитя. — Из-за костра раздался мужской голос, явно обращающийся к мальчику.

Только сейчас последний заметил фигуру, сидящую по ту сторону пламени. Обычный, мягкий на вид мужчина средних лет в просторной одежде с ожиданием смотрел на ребёнка. Да так, что казалось, видел насквозь саму суть небольшого человека, свернувшегося в клубок под его взглядом.

— Ох. Прошу прощения, если я доставил тебе неудовольствие — мужчина успокоил свои глаза, отчего те стали странно пусты и безразличны.

— Я жив? — Голос мальчика был предательски тих и слаб, будто бы не желая проявляться в окружающем мире.

— Странный вопрос. Очевидно, ты же говоришь со мной.

— Город....

— Уничтожен. Сначала виновниками инцидента, потом стражами, что пришли подчищать после них. — Слушая слова незнакомца, мальчик начал садиться. — Насчёт выживших: я поздно пришёл, поэтому осталось крайне мало. А те, кто остались, и на людей не будут похожи. Уж слишком это врезается в память...

Пока слова мужчины доходили до мальчика, его лицо скривилось в попытке вспомнить злополучный вечер, но всё было скрыто тонкой плёнкой, не позволявшей сконцентрироваться на воспоминаниях.

— Ты, вроде, умный мальчик и должен понимать, что твои родители не могли выжить.

Эти слова молотом ударили по голове. Какой-то клочок воспоминаний покидал плёнку, раскрываясь перед ребёнком. Чем отчетливее он становился, тем лучше *** видел сцену смерти своих родителей, не пожелавших сдаваться фанатикам. Сквозь боль и проступившие слёзы мальчик сказал:

— Вы явно не умеете утешать, — на эту фразу мужчина лишь улыбнулся. Неожиданно, осознав нынешнюю ситуацию, дитя вытерло капельки слёз и спросило:

— Кто Вы? И. Почему именно меня забрали из города?

Взгляды мужчины и ребёнка пересеклись. На лице первого появилась слабая улыбка, но в сочетании с пустыми глазами, она лишь насторожила собеседника.

— Первое: это не столь важно, лишь один старик с гордыней. Второе: прихоть. Не больше.

— Почему Вы не вывели из города остальных? Судя по всему, до прибытия "уборщиков" у Вас была такая возможность, — на такой напор улыбка фигуры лишь расплылась сильнее.

— А зачем? Я же говорю, тебя я вывел только по прихоти. До остальных мне не было дела, даже, если бы это означало их смерть.

Пока в глазах мужчины начало проявляться веселье, мальчика начала наполнять настороженность. Тут вопреки напряжённости ситуации мужчина рассмеялся. В обстановке окружающего их тихого леса этот смех казался громче любого возможного звука для мальчика.

— "Уборщики" пришли не убирать улики и последних выживших. Зачем Империи убивать своих же вассалов? Они лишь пришли за головами наглецов, что осмелились устроить ритуал в столице подчинённого ей королевства, — мальчик начал расслабляться. — На границе которого мы сейчас и находимся, если тебе, конечно, интересно. Люди, оставшиеся в живых, получат лечение и индивидуальную реабилитацию, поэтому о них тебе не нужно беспокоиться. Я же сказал, ты здесь только по прихоти. Но ты волен идти, куда хочешь.

От последних слов дитя обмякло.

— Идти? Куда идти? У меня забрали всё, так может Вам лучше было бы и не спасать меня, — пока мальчик заканчивал говорить, один из кусков мяса, паривших над костром, резко полетел тому в голову, ударив с такой силой, что голова ребёнка отклонилась назад. — Ай! Что за?!

— Давай. Сначала поешь, разговор продолжим потом, — другой кусок уже лежал в руке мужчины.

Поймав паривший перед ним кусок, *** сделал неуверенный укус и понял, что никогда ранее не пробовал мяса с таким вкусом, оно было вкуснейшим, он словно чувствовал, что к нему возвращается нечто потерянное.

— Вкусно, не так ли? — В ответ на вопрос дитя лишь скромно кивнул. — И не потому, что я хороший повар. Просто тот, кому оно принадлежало хотел жить, даже пусть в качестве источника силы для другого существа. Казалось бы, как же так? Но я уверен, ты чувствуешь волю к жизни в небольшом куске уже приготовленного филе, — слушая мужчину, мальчик находил эту концепцию диковинной, непонятной, но не мог её отрицать. — Даже понимая и принимая свою смерть, существо желало жить в другом виде, в виде источника силы и энергии другого существа. Оно тоже потеряло всё, но не отчаялось. Так почему же ты говоришь, что потерял всё? У тебя есть твоя жизнь. Куда идти? Оглянись вокруг, для тебя открыта вся Вселенная. Стоит пройтись по ней и ты снова найдешь, ради чего можно жить.

— Если Вы так уверенно говорите, то проведите меня по этой Вселенной!

— Что? — Опешил человек, назвавшийся стариком.

— Я готов стать Вашим слугой, если Вы дадите мне повод жить дальше! У меня ничего больше нет, а то, что есть, было спасено Вами. Так возьмите ответственность! — Голос мальчика изобиловал силой и жизнью, что сильно удивляло его самого.

— Аха-ха-ха-ха...! Со мной так давно не разговаривали, — сказала фигура, успокаивая свой смех. —Но нет, не возьму.

Мальчика казалось возмутили эти слова.

— Почему?

— Ты хочешь взять невероятную ношу на себя, Дитя, — голос мужчины стал серьёзным, глаза успокоились, губы сбросили мягкую улыбку. — Для такого добренького малыша, как ты, это слишком. Ты не достоин её, никто не достоин тяжести этой ноши.

— Почему? Что это за ноша? И как мне доказать, что я достоин?! — Мальчик разразился желанием пойти наперекор словам какого-то безымянного для него человека.

— Ты добрый, слишком добрый. Считай это тоже моей прихотью, — отмахиваясь, закончил горделивый старик.

— Вы не ответили на вопрос, — продолжал настаивать ***.

— Хмм.... Ты так хочешь самоутвердиться?

Мальчик смутился, но кивнул.

— Эта ноша - наказание, а не дар. Чтобы её понести, нужно быть очень сильным и грязным существом. — Видя, что слова не удовлетворили мальчика, старик всё-таки решился поставить условие. — Просто живи, если однажды ты сделаешь что-либо, из-за чего твоё имя будет записано в анналах истории, то я найду тебя. Если твоё желание, твоя воля будут так же сильны, как сейчас, то может быть, я позволю тебе понести её.

Наконец услышав удовлетворительный для него ответ, *** кивнул и сказал:

— Хорошо.

Пока мужчина и дитя сидели разговаривали в лесу, над ними подобно лампочке начал разгораться шар пламени, желающий осветить Империю, обозначив новый день, новую жизнь.

— Почему я это вспомнил? — *** остановился посреди степного луга на полпути к своей цели. Его мысли продолжали блуждать некоторое время, затем вскачь помчались дальше. А вместе с ними *** пошёл к вершине этого мира.

Тяжело дышащий парень лет 25 на вид стоял над поверженным оппонентом и, по совместительству, своим единственным другом. Взгляд молодого человека смотрел в пустоту, тело содрогалось и ныло от боли ран, порезов, ушибов по всей своей поверхности и даже на внутренностях, разрывавшихся от нагрузки, но разум содрогался по другой причине, разум был наполнен радостью. Ведь Он смог. Смог...

— Какой же ты... Неразумный.... — раздалось от лежащего оппонента, который тоже находился в неприглядной форме: одежда разорвана, силы отсутствуют, одна из рук лежит отсечённая на расстоянии в несколько метров от тела, другая сжимает лицо, прикрывая глаза. Глаза, выражающие досаду, разочарование и грусть.

Победитель не слушал, да и не мог толком слышать, что происходит вокруг. Он, понимая, что не столь талантлив, что не столь умён, как его товарищ, нашёл лишь одну возможность для победы. Внезапно, сквозь боль, радость, сквозь темноту окружающего мира, до него донесся один вопрос, силой увлекая за собой:

— Оно того стоило?... — через небольшую паузу, оппонент продолжил говорить, сжимая зубы. — Победа ценой жизни?! Что ценнее твоей собственной жизни!? Друг мой.... Это слишком...

Несмотря на причитания Люциуса, *** был рад. Ведь он смог сделать то, что обязательно оставит свой след в истории Вселенной. Он сразил человека, считающегося достойнейшим, нанёс первое поражение тому, кто вскоре воссядет на трон Империи. Парень понимал, что стало ценой победы, понимал, что глупо следовать словам неизвестного старика, встреченного очень давно, понимал... Но чувствовал, что должен это сделать даже через саморазрушение, которое в итоге и настигло его в момент триумфа.

Люциус, закрывая глаза единственной рукой, всё ещё смотрел на друга. Люциус понимал итог и хотел принять решение своего товарища, но не мог. Люциус видел раны, которые он сам и оставил, видел тело, сдавшееся перед ними, начавшее падать и исчезнувшее перед столкновением с землёй. В его глазах мелькнул немой вопрос, мелькнуло непонимание....

Исчезнувшее тело ***, появилось в комнате, освещённой тусклыми свечами и ослепляющим светом единственного окна. Фигура мягко положила парня на пол.

В этом странном месте *** наконец смог сконцентрироваться на окружении и покинуть чертоги разума. Он смотрел на знакомую, но в то же время и незнакомую фигуру старика, не раз приходящего к нему в воспоминаниях. Ему хотелось что-нибудь сказать из того, что он готовил к их встрече, сказать, что он смог соответствовать его критерию, что его имя будет записано в анналах истории, что теперь он достоин. Однако тело подводило и вместо слов из горла выходил лишь хрип, сил не было даже на мысленную связь. Ему хотелось извиниться за то, что он не сможет взять ту злосчастную ношу.

В это же время, всё тот же мужчина средних лет мягко смотрел на парня, проживающего последние мгновения своей жизни. Через мгновение мужчина сказал:

— Ты действительно это сделал. Аха-ха-ха... Ты глупец, Дитя. Да такой, которых я давно не видел.

Пытаясь не согласиться со словами старика, голова парня дёрнулась, но снова не смогла произнести членораздельного звука. Саморазрушение взяло своё.

Мужчина стал серьёзным, взгляд стал словно обнажённый клинок.

— Тебе немного осталось. Поэтому спрошу лишь дважды. Скорее всего, тебя будут ненавидеть, желать тебе смерти, проклинать тебя, ты действительно хочешь взять это на себя? — За вопросом последовала попытка молодого человека кивнуть, но получилось лишь нелепое дёргание. — Тебе придётся перешагнуть через себя, через свои принципы, придётся стать в чём-то похожим на сектантов, вырезавших твой родной город, ты действительно хочешь взять это на себя?

В этот раз *** не смог даже попытаться кивнуть, но загоревшееся в его глазах пламя дало ответ лучше любого слова или жеста.

— Тогда терпи. — Старик положил руку на грудь парня. Вместе с этим *** почувствовал боль раздиравшую его тело, его суть, его душу, такую боль, которую он не чувствовал никогда, которую он никогда больше не почувствует. Эта боль словно умоляла его сдаться для его же успокоения, но отступать было поздно, да и как-то не хотелось. В конце концов, *** шёл к этому с той самой ночи, с того самого костра, с того самого куска мяса.

Вскоре эта пытка закончилась, и парень провалился во тьму своего уставшего сознания.

— Дитя, ты смог вытерпеть это... Но теперь тебе придётся терпеть гораздо больше, чем ты того заслуживаешь. Крепись, Дитя. — Прозвучало с уст старика, но ребёнок уже ничего не слышал.

Когда сознание начало возвращаться в тело, начало взаимодействовать с окружающим миром, молодой человек нащупал деревянный пол комнаты, в которой лежал. Он с трудом открыл глаза и начал вставать, опираясь на руки.

Привстав, парень пересекся взглядом с сидевшим неподалёку мужчиной, читавшим до этого какую-то книгу в слабоосвещенном пространстве.

— Да уж. Как не встретимся, так ты всегда отключаешься... Как так можно... — с усмешкой бросил, судя по всему, хозяин комнаты.

— Прошу прощения, — почему-то склонив голову, ответил гость.

— Ах-ха-ха... Не волнуйся, лучше скажи, как тебе тело? Я восстановил его к моменту нашей первой встречи, в качественном смысле конечно. Тот мусор, в который ты его превратил уже ничего не стоил. Хотя! Многие согласились бы на такую цену за победу над будущим императором.

— Тело? — победитель начал осматривать себя. Действительно, он не чувствовал боли, не видел шрамов. Его тело словно было телом новорождённого младенца, вот только уже выросшего.

— Саморазрушение не лучший путь, но в твоём характере, — откладывая книгу на неожиданно выросший из пола стол, мужчина встал и начал идти к единственной двери в комнате. —Коль закончил осматривать себя, то пошли. Нам много что нужно сделать.

Встрепенувшись от зова, *** поднял свои глаза и, начав идти, задал вопрос, который уже долгое время будоражил его сознание:

— Кто Вы? Как к Вам обращаться?

— Что? Ты так и не узнал, кто я, и при этом поверил, что я найду тебя, как только ты совершишь что-то значительное? — Резко остановившись и повернувшись, с недоумением сказал старик. — Это шутка? Или я переоценил тебя?

Гость немного замялся, не решаясь ответить на неожиданный напор собеседника.

— Шучу, у тебя явно есть предположения, но это не важно. Ты на всё получишь ответы, так что оставь волнение в стороне, — продолжая движение, закончил господин и открыл дверь.

Перед глазами парня с ослепительным светом появилась терраса небольшого домика, из которого он только что вышел, за пределами террасы же расстилалась небольшая лужайка. Чуть в стороне рос ухоженный сад, наполненный цветами и деревьями. Но это всё обыденное, что было вокруг. Стоило молодому человеку поднять взгляд чуть выше, как перед ним раскрылись ряды плиток, уходившие тропами меж книжных полок. Книжные полки были везде, они уходили в небо до куда не мог достать взгляд даже самых искушенных тянущихся за знаниями. К тому же каждая полка была заполнена книгами, которые казалось сами хотели вылететь со своих мест и, кружась в танце, примчать к тому, кто сочтёт их достойными прочтения.

— Добро пожаловать в то, что называют Великой Библиотекой, —раскинув руки, с мягкой улыбкой и гордостью объявил мужчина.

Подняв взгляд, *** наконец дошёл до вершины мира, в котором оказался. Он осмотрел её, но он мог видеть пик даже с подножия, что вызывало некоторое чувство разочарования. Гигант, сокрушающий сознание многих наблюдателей, будто сжался перед его взглядом, притворяясь малышом перед пришедшим гостем.

— Ещё чуть-чуть, — пробормотал бывший молодой парень вслух. —Надеюсь, я смогу увидеть оттуда хотя бы что-то интересное. Не так ли, Господин? Зачем я здесь? Ещё эти воспоминания, может просто бросить всё? Я закончил, я сделал то, что должен был. Так почему Вы не дали мне его?

*** начал подниматься обычным шагом на гору. Наклон для него не представлял сложности, словно его и вовсе не было, словно перед ним была всё та же равнина, простирающаяся за его спиной. С каждым шагом, с каждым вдохом и выдохом, его сознание снова начало возвращаться в свои чертоги...

— Здравствуйте, Господин, — сказал слуга своему владыке, склонив голову.

— Подними голову, сколько раз я говорил, что тебе не нужно это делать, а ты пропускаешь мимо ушей, — ответил всё тот же старик, продолжая что-то делать со сферой перед собой.

Эта сфера была странным механизмом как снаружи, так и внутри, её части двигались и вращались в различные стороны. Она висела в воздухе между двумя руками мужчины, медленно вращаясь, настолько, что невооружённым взглядом вращение было бы попросту невозможно заметить. В то же время, каждый палец на руках человека словно жил своей жизнью, двигаясь по различным траекториям, описывая различные фигуры, символы, знаки. Словно театр марионеток выполнял свой самый сложный спектакль, на который был способен.

— Я так понимаю, произошло что-то серьёзное раз ты пришёл сюда, поэтому не стесняйся, — не отрываясь от спектакля, сказал старик.

— Два вопроса. Первый: были замечены пешки Червя в различных странах, на различных уровнях. Может быть, они проникли глубже, чем мне известно на данный момент... — Подняв голову, сообщил покорный.

— Полное уничтожение. Если потребуется, уничтожь даже страны, он не должен расширяться, — после слов наступило молчание, которое продлилось, к счастью, не очень долго. — Тебя волнует, пересечение с ним? Ты знаешь ответ, можешь довести до полумёртвого состояния, но убить его не разрешается.

— Как прикажете. Второй: прошу, выслушайте просьбу Люциуса.

Глаза Господина оторвались от сферы, хотя пальцы всё ещё продолжали свои дела. Он задумался, смотря на непрозрачную куполообразную конструкцию, окружавшую его со слугой. Двое мужчин стояли на небольшой платформе, застывшей в воздухе ровно под центром купола. А под ней была непроглядная бездна, будоражившая сознание наблюдавших её людей. Через мгновения тишины он сказал:

— Хорошо. Передай ему, что я выслушаю его чуть позже. Пусть ожидает встречи.

— Благодарю Вас.

— Есть ещё что-то? — Замечая колебания гостя, спросил мужчина.

— Чего Вы желаете всем своим существом, Господин? — Сквозь нерешительность спросил ***.

Пальцы начали замедляться, сфера остановила своё вращение, а затем медленно нырнула в паз мраморного алтаря, расписанного своеобразными проточками, собиравшимися прямо под сферой. На самом деле, проточки скорее расходились от сферы, словно вены от сердца.

На лице владыки появилась небольшая улыбка.

— Хмм... — повернувшись к своему последователю, мужчина сказал: — Моя мечта несбыточна, а, не говоря о ней... Отдых. Да, отдых был бы прекрасен. Достаточно, чтобы приготовиться к концу.

"Он снова избежал вопроса" — мелькнуло в голове ***.

Так было всегда. Лишь этой темы он избегал с момента их первой встречи. Он никогда не говорил об этом, но *** знал частичку того, что скрывалось в сердце этого уставшего старика и ему от этого не становилось легче. Взяв на себя ношу, он иногда жалел, но не себя, а того, кто нёс эту ношу гораздо дольше, чем он, взявший её уже перед финишем. Он так же знал, кто может ответить ему на этот вопрос помимо господина, кто знает истоки ношы. Но это знание было лишь дополнительным давлением на уже уставший рассудок ***.

— А чего хочешь ты, Дитя? Что я могу дать тебе после окончания всего этого хаоса?

— Не знаю. Я не смог, пока что, найти ответ на этот вопрос.

— Он действительно не прост. Не торопись, ты всегда сможешь сказать мне, а я сделаю всё возможное, — возвращая взгляд к сфере, говорил старик. — Иди. У нас ещё много дел, которые должны быть сделаны.

— По Вашей воле.

Стоило слуге сделать шаг в бездну, как под его стопой материализовалась небольшая платформа, поддерживающая покидавшего это место гостя. Шаг, шаг, шаг... *** поднял голову вверх, смотря на пик горы всего в нескольких десятках метров от него.

Он провёл рукой горизонтально - пик был срезан и исчез в небытие. На ровном срезе начала вопреки всему прорастать трава и проявляться домик, ровно такой же, в каком он проводил время в Библиотеке.

— Что же я в итоге попросил... Ах, точно. Вы лжец, господин, для Вас покой точно не выглядит так.

 

———————————————

ЧАСТЬ 3. Человек.

———————————————

 

Шло время. Дом и осевшее здесь в поисках покоя существо стояли спокойно и непоколебимо. Время не смогло тронуть их, несмотря на свою власть. Лужайка цвела, а снег облетал её, не осмеливаясь накрывать собой изумрудный настил пика.

На террасе спокойно сидела фигура. Иногда она что-то читала, иногда вспоминала, о чём-то думала, но всё это было не что-то конкретное, словно у всего цель была только одна - забыться. Мужчина устал от вечной войны, в которую он вступил в тот день, когда согласился взять злосчастную ношу, устал от потери близких товарищей, друзей, устал видеть смерть других. Он принял решение не обнажать свои серпы, которые вводили в ужас любое существо, видевшее их вблизи, даже если они были на той же стороне. Он думал о многом, что он сделал, что мог сделать по-другому, что он мог в принципе не делать. Да. Сняв свой крест, став свободным от клейма "слуги", доставив своё последнее послание в мир от своего бывшего господина, он принял то, что приходит вместе с самостоятельностью, он начал сожалеть.

Та ноша надломила когда-то гордого и целеустремлённого воина, сражавшегося с другими, бросавшего себе вызов день ото дня. Она это делала крайне планомерно. Сначала воин просто уставал от сражений, но должен был следовать воле господина, порой бессмысленные жертвы, постоянные товарищи войны, тоже вносили свою лепту. Усталость делала хрупкими и других. Из раза в раз товарищи, с которыми был начат путь, которые верили в себя, верили в свои силы дойти до конца, находили свою смерть. Но больнее было видеть, как ранее светлый и уверенный человек, постоянно поддерживающий других, по чуть-чуть надламывался с каждым разом, а затем, в один момент, ломался, хотел умереть, убежать или сходил с ума. Первые и вторые сами уходили в свой последний путь, однако с сумасшедшими приходилось разбираться лично. Несмотря на понимание того, что товарищ получает спасение от жестокости реальности, легче не становилось, лишь навешивало дополнительный груз на крест, нарушая хрупкий баланс, прижимая к земле. Однако в то время не было сомнений, был приказ, была цель. Теперь же сожаления о содеянном, сомнения в выборах и решениях, начали расти. Так же как и отвращение к себе и другим, принимавшим данную ситуацию. Может быть, было бы правильнее действительно пойти против господина, пойти против того, во что ты верил всю жизнь, такие мысли приходили в сомнениях, но воин прекрасно понимал, что это ничего бы не изменило. Он оставался в своей "должности" до конца лишь из-за понимания, что такое наказание действительно никто не заслуживал. Он тоже сошёл с ума, он это понимал, никак по-другому он не смог бы выдержать до конца, тоже сломался бы где-нибудь посередине, а может и перед концом. Сейчас это уже не имело значения. Он потерял покой с момента, когда фанатики ворвались в его родной город, когда воин посвятил свою жизнь единственному существу во всей Вселенной. Он просил покоя по завершению войны, он думал, что покоем для него станет смерть, как и для его товарищей. Однако сейчас он сидел на вершине горы где-то далеко от его привычных мест и смотрел на суету животного мира. Его не интересовали люди и их интриги, он слишком устал от них.

По крайней мере, так было до одного солнечного дня.

У подножия появились три фигуры. За одним из них явно велась погоня. Впрочем, погоней это трудно назвать, больше походило на игру, в которой итог был предрешён с самого начала.

Впереди бегущий человек был в плохом состоянии. Поднимаясь по месту, где отродясь не было троп, он оставлял следы крови. Его раны затягивались с видимой невооружённым глазом скоростью, но перед тем, как завершить лечение, они снова и снова разрывались, говоря о бессмысленности попытки выжить, а его организм всё время вырабатывал кровь, позволяя испытывать боль от разрыва в очередной раз, не умирая от кровопотери. Сам человек тоже прекрасно это понимал. Однако продолжал бежать к вершине, не зная, что уже потревожил жильца пика.

Человек думал лишь о том, чтобы выиграть как можно больше времени для того, кому поклялся в верности. Он был рад сделать ещё один шаг, ведь это значило дать ещё немного времени, прежде чем палачи вернутся, ещё немного времени для подготовки к ответным действиям для своего господина.

Однако он всё ещё был человеком, где-то в глубине души он верил в возможное чудо, в его мыслях гуляли слова: "Если Бог существует, то Он должно быть живёт в небе. Так может, подобравшись к нему достаточно близко, поднявшись на вершину мира, я смогу привлечь его внимание. Может, у Него будет хорошее настроение и Он поможет мне". Но там же в глубине он понимал, что Бога явно не заинтересует грешник наподобие него, если Бог, в принципе, существует. Какие-то верующие неоднократно твердили о милосердии и доброте Бога, но в мире было слишком много страданий, несправедливости, грусти, отчаяния, чтобы можно было верить в такого Бога. Хотя с другой стороны, людям и нужна вера в милосердного Бога для надежды в таком ужасном мире, вера - лекарство, обезболивающее и лечащее души людей, последовавших за ней, зачастую лишь в трудных обстоятельствах. Таким был и этот человек, он ясно отрицал Бога, как добросердечную сущность, но не мог не надеяться, что ошибается так сильно, как только может ошибаться человек.

Его преследователи что-то бросали ему в след и насмехались, но человеку трудно было даже просто идти, не то, чтобы ещё и пытаться услышать и отреагировать на колкие слова. Он продолжал делать шаг за шагом, вдох за вдохом, выдох за выдохом. Он не прошёл даже четверть до вершины, но снег уже не позволял игнорировать себя, замедляя убегающего, словно кандалы на ногах преступника. Человек поднял глаза чуть выше и понял, что ему не дойти до вершины, даже близко не подобраться к месту обитания Бога. Однако его разум уже и не был сосредоточен на возможности выжить. Разум контролировал лишь одно...

Шаг, шаг, шаг, шаг, падение, поднятие, шаг, шаг.... Так продолжал брести человек.

Подняв глаза через некоторое время ещё раз, он увидел, что подобрался к середине подъёма, но поймал себя одном разочаровывающем факте. У него кончились силы. Его ноги отказывались поднимать его. Попытка сделать шаг провалилась, человек упал в снег. Попытка подняться удалась, но лишь частично. Он смог встать только на колени и поднять взгляд в небо столь отстранённое и далёкое, серое и холодное. Его тело потеряло все силы, а преследователи были всего в нескольких шагах от него, удивлённые как далеко он всё-таки смог забраться. Но всё должно закончиться, так и эта погоня подошла к своему концу.

Пока глазами человек, смотрящий в небо, ловил снежинки, телом ловил ветерок, душой понимал конец. Всё остановилось. Снежинки остановили свой хоровод, ветер исчез, облака расслабили своё давление на окружающий мир. Но в голове прозвучал вопрос:

— Что для тебя покой?

Простой вопрос, возникший из ниоткуда, сбил с толку человека. Может быть, он всё-таки смог своим упрямством достичь Бога? Он не знал ни кто задал вопрос, ни почему именно этот вопрос. Возможно это всего лишь предсмертный бред, но он дал человеку странное расслабление, словно он оставил всё в чужих крепких руках, более крепких, чем можно себе представить. Человек начал искать ответ на этот простой, но столь трудный вопрос.

Он думал о господине. Он следовал за одним человеком всю жизнь. Но нет, это не покой, это верность и честь.

Он думал о товарищах. Он надеялся, что у них всё хорошо, и они сейчас не стоят на подъёме в гору, умирая. Но нет, это тоже не покой.

Он думал о простых людях. Он видел их счастье и беззаботность в различных уголках мира. Это может быть покой, но не его.

Он думал о родителях. Он хотел бы с ними поговорить в последний раз, сказать им о своей любви. Это похоже на покой, но не целостный.

Он думал о ней. Он мечтал с ней провести всю жизнь тихо и мирно, чтобы у них были дети, чтобы они не болели и были счастливы. Да, он нашёл.

— Семья и любовь. Пока я смог бы смотреть на улыбки и мирные лица своих родителей, счастливые от жизни. Пока я смог бы видеть её глаза, касаться её рук, видеть её счастье и её спокойствие. Тогда бы я смог достичь своего покоя, достичь того, что является величайшим благословением для меня, — отвечая сам себе, закончил человек.

Его сознание начало гаснуть. Внутри мелькнуло: "Это мой конец?"

Его сознание погасло.

Рядом с тремя людьми появилась растрёпанного вида фигура. Она молча смотрела на человека, давшего ей ответ. Под её взглядом три гостя исчезли со своих мест, растворившись в пространстве.

Фигура простояла в молчании ещё немного, пока мир начинал своё движение с её разрешения. Она бросила свой взгляд сквозь гору на ближайший людской город, одежда начала восстанавливать свой когда-то гордый вид.

*** впервые за долгое время дал ещё один шанс себе, сделал шаг в сторону цивилизации, начал поиск чего-то не по приказу, не по чужому слову. Он впервые за долгое время сделал свободный выбор, не направляемый чьей-то волей, он решил понять что такое покой не для своего бывшего господина, а... Что такое покой для него самого? Шаг за шагом Авенус пошёл искать ответ на собственный вопрос.

———————————————

ПОКОЙ.