Научи меня. Скажи, как мне быть... Сам я уже не справляюсь.

Что сделать мне с этой горсткой земли, в которой совсем ничего не растет?

Осторожно поддев верхний пласт, нахожу его. Жёлудь снова сгнил. Никто и никогда не рассказывал мне, как выращивать дубы. В какую землю кидать маленького рыцаря в бронзовых латах, чтобы из него проклюнулся росток. И я пробую. Снова и снова. Чтобы однажды оказаться там, куда зовёт душа. На высоком холме, под тенью раскидистого дуба. В воздухе будет пахнуть вереском, а может быть, клевером. Над головой засвистят стрижи. Чуть поодаль на опушке леса застучит труженик дятел. А впереди, сколь можно увидеть глазам и почувствовать сердцу, бескрайние луга.

Ветер пригладит мой мех. Не слишком пушистый, полинявший к лету. А, впрочем, зимы здесь и не бывает. Вечное тепло, вечный покой. И вдруг я рвану с места, рыжей вспышкой промчусь по травам, ещё мокрым от росы. Никого навстречу, никого вокруг. Только одиночество. И бег.

А когда надоест, свернусь в клубок у корней своего дуба, укроюсь хвостом, отдохну...

Но сначала я должен вырастить дерево, чтобы посадить его на холме.

А оно никогда не растет.

И нет мне дороги в мой мир.

- Решающий! - голос слуги выдернул меня из раздумий. Опять он не вовремя! Впрочем, нет, он-то как раз пришел строго по часам. Это я не хотел покидать свои грёзы ради кабинета, заваленного картами, графиками, свитками.

- Решающий... Пора! - слуга настойчив. - Вас уже ждут!

Набросив плащ с капюшоном, выхожу в зал.

Здесь красиво. Огромные, высоченные колоны обвивают каменные драконы и змеи, на стенах неизвестный мне художник изобразил целый бестиарий. Впрочем, обычных земных тварей здесь тоже в достатке. Я мельком глянул на деловитую мышь. Она нескончаемо много веков грызла свой колосок, устроившись под окном. По неизвестным причинам у меня к ней возникла с первого взгляда большая симпатия. Лисам всегда симпатичны мыши. Их можно съесть. Но к этой, нарисованной, у меня не было гастрономического интереса. Просто она мне нравилась.

- Преклонитесь перед Решающим, ибо в его руках ваша судьба! - отрепетировано заголосил слуга.

Они поклонились.

В этот раз трое. Ну что же... Начнем, пожалуй.

Передо мной стояли здоровенный парень, погибший намного раньше, чем это было бы нужно, полненькая старушка с натруженными руками, женщина средних лет. Каждому из них дано право обрести свой мир. Но каждый ли им воспользуется?

Как хорошо, что на нашей планетке так мало людей, и так редко умирают. Иначе сидеть мне в этом зале до скончания века, с перерывами на быстрый обед и короткий сон. А так... Несколько секунд, несколько верных решений, и на покой.

- Явитесь, - скомандовал я.

Белым туманом заволокло стоящие передо мной фигурки... Но как по-разному он вел себя! Вокруг парня метался, рвался как дикий зверь, посаженный на цепь. Что ж, ему достался весьма суетливый тотем... Над головой старушки туман висел большим дождевым облаком, тяжёлой набухшей ватой. Такие встречались реже. Женщине обвивал ноги, тянулся вверх как лиана. Красиво. Подождём...

Это святое право каждого в нашем мире. Разрешение узнать, увидеть свою истинную сущность - суть зверя, живущего в тебе. Своего хранителя, наставника, друга. А после - принять или отказаться. Примешь - получишь великий дар. Возможность создать свой собственный дом, единый с твоим тотемом. Не даром в моем кабинете хранится так много карт. Каждому - по сути его. Птице - небо, рыбе - вода, фениксу - пламя. И каждому принявшему по кусочку от мира в личное пользование.

Откажешься - у меня прибавится дел. Я скажу, что будет с тобой дальше. Я решу, вернёшься ли ты на эту грешную планетку, чтобы прожить ещё одну простую человеческую жизнь, а после - опять прийти сюда за своим тотемом. Или рухнешь вниз, во тьму, и больше никогда не увидишь света. Нам, Решающим, это даётся просто. Мало ли, о чем мы там мечтаем, мало ли, кого хотим обрести. У нас до поры нет сути зверя. Мы всего лишь люди. А наш брат скор на решения, особенно касательно других.

Как было бы просто, если бы каждый знал и чувствовал зверя в себе от рождения. Но не дано и не будет. Только мы, Решающие, знаем, почему.

Потому что суть твоя может быть тебе отвратительна. Всем хочется быть орлом. Никто не хочет быть воробьем. А зря, воробьи живучи. В каждом есть своя сила. И ее надо ценить. Вот за это я и отправляю во тьму - за неуважение к своему тотему. За пренебрежение его силой. Но в этом зале нос морщится недолго. Три секунды, чтобы узнать. Три секунды, чтобы принять или не принять. И мое решение, что дальше.

Согласитесь, это легче, чем ненавидеть свою суть всю жизнь.

Дракон! Это был дракон!

Женщина упала на пол, выгнулась дугой, закричала истошно и тонко. Белый туман обвил уже все ее тело, и вдруг отпрянул. Показалась шипастая треугольная голова с длинными сомьими усами, блеснуло серебром гибкое тело, расправились не крылья, но огромные плавники. Водяной змей вытянулся, показался во всей красе, и улёгся возле своего человека. Девушка уже не кричала, только дышала тяжело. Подползла, обняла зубастую морду. Мир им - вода, много воды...

Я махнул рукой. Слуга знал, что надо делать. Он мигом отыскал нужную карту и протянул мне.

В северных морях есть место для этой красивой пары.

Слова уже были готовы слететь с моих губ, но я замешкался. Мне давно не приходилось видеть водяных драконов. Уж очень они капризны. Выбирают людей вдумчивых, спокойных, серьезных, но очень смелых. Тех, кого не видно и не слышно, пока не грянет настоящая беда. Вот тогда все так же размеренно, без суеты, они приходят, берут дело в свои руки и спасают мир.

- Принимаешь ли ты своего дракона? - дежурный вопрос, но задать нужно.

Девушка кивнула. Сил говорить у нее уже не было. Теперь на суше ей тяжко.

- Я Решающий, и я говорю: мир твой океан, туда и отправляйся!

Они растаяли в воздухе, точно их и не было.

Парень задёргался, заволновался. Он с таким вожделением смотрел на дракона... Правда, недолго. Его собственный туман прижался к земле, заклубился, уплотнился. Пришло и его время. На здоровенном ботинке сидела крыса.

Ну теперь понятно, почему так вел себя дым. Уж очень суетливая соткалась сущность. Но боевая, с крысой не каждая кошка справится. Живучая до крайности. И беду чует за версту.

Я уважаю крыс.

Мои размышления бесцеремонно прервал дикий вопль. Парень заверещал, затряс ногой, грызун отлетел в сторону и шлепнулся на пол. Он бы тоже запищал, да вот только тотемы немы. Крысеныш завертелся на одном месте, припадая на отбитую лапку. Искал укрытие.

Поток брани продолжался. Сколько грубых, ненужных, бесполезных слов, и какой тошный голос. Оскорбления, оскорбления, оскорбления.

Он не хотел быть крысой. Это было его право. Но даже права можно заявлять по-разному.

- Я Решающий, и я спрашиваю...

- Убери от меня эту дрянь! Я хочу дракона! Дракона! Зачем ты ей его отдал, дай мне! Какой толк от него этой швабре? Я - сила! Пихнул мне эту тварь, решает он тут!

- Все.

И это было действительно всё. Вообще для этого случая есть ритуальная фраза, но я так давно тут сижу... Знаю цену словам, сказанным и несказанным. Здесь слова не нужны.

Теперь я понимаю, почему он прожил такую долгую, и вместе с тем короткую жизнь.

Все стихло. Парень исчез. И больше никогда не вернётся.

Он, наверное, и не задумывался никогда, почему столько раз выходил сухим из воды. Почему никто не прибил его в подворотне за длинный язык и пустую голову.

Я подозвал крысу. Все ещё припадая на лапку, зверёк приблизился.

Обнюхал мою протянутую ладонь. Мне нельзя прикасаться к тотемам, иначе я бы его погладил.

- Устал, малыш? - и мы оба понимали, что говорим не о последней минуте его суетливой жизни.

Мало кто хочет быть крысой. Некрасивой, осторожной, но смелой и чертовски умной крысой. И уж тем более не понимают, сколь много она способна подарить.

Потому что не знают главного: тотем берет от зверя лучшее, и этим делится с хранимым. А мы - Решающие - знаем. Но не говорим.

Сколько раз этот крысеныш отводил беду от своего человека, только ему одному и ведомо...

Зверёк словно съежился, опустил голову. Он устал, бесконечно устал. И хотел услышать "спасибо".

- Ты молодец, - такое простое слово, но также важное. - Увы, не мне выбирать тебе следующего человека. Но пусть он оценит тебя по достоинству!

Долгий взгляд глаза в глаза, и крыс, обернувшись белым туманом, исчез.

Я вздохнул. Тому, у кого тотема нет, не понять, что испытывает человек, чьи надежды на хранителя не оправдались. Но мы прекрасно знаем, что такое уважение. Я многое могу простить, подарив второй шанс. Но вот такого открытого пренебрежения, гадливости, грубости - никогда.

В своих мыслях не заметил перемен. Белый туман, что окружал старушку, исчез. Она смотрела на вытянутые ладони со спокойным интересом. Я привстал с кресла - с моего места не было видно, что же там такое - и тоже заглянул в морщинистые натруженные руки.

В них извивался дождевой червь.

И вдруг я понял, как много упустил, пока разбирался с крысой. Белый туман обрушился на ее голову потоком воды. Женщина вымокла до нитки, седые волосы блестели от капель, старенькая кофта прилипла и обвисла, обувь тоже была насквозь, ведь стоять теперь приходилось в луже. Но она словно и не замечала этого, неотрывно глядя на тотем.

- Не противно тебе? - непротокольные слова сами слетели с губ.

- Все жизнь на земле пожила. То копала, то сажала. Навидались их, чего ж противного, - спокойно ответила старушка.

Я ещё раз с большим почтением взглянул на ее ладони. Большие, тяжёлые, посеревшие от бесконечной работы. В этих руках была большая сила.

- Как сажать жёлудь? - я даже голоса своего не узнал. Вцепился в нее, как в последнюю надежду. Неужели она, суть от сути земля, не расскажет мне, как вырастить дерево? Если не она, то кто же? - Знающая, помоги!

Старушка внимательно посмотрела мне в глаза.

- Посади яблоню. Оно попроще. А дуб у меня тоже не вырос.

Червяк затих.

- Я... Кхм... Я Решающий, и я спрашиваю, - в горле стало сухо и больно. - Принимаешь ли ты свой тотем?

- Принимаю, - ответила она.

И я отпустил их. Наверное, там, где им определено, скоро раскинется прекрасный сад, полный деревьев. И осенью, а у таких степенных людей и смена времён года будет степенна, в этом саду закружится голова от запаха слив, груш, наверное, яблонь... Она приняла своего червя как величайший дар. Пусть земля в их мире будет плодородной.

Я устало потёр лоб и откинулся в кресле. Тяжёлый выдался день. Слишком много дум.

И дуб никак не растет...

Она говорила посадить яблоню. Я много раз думал, почему же снова и снова бьюсь над одним и тем же. Ведь мог бы там расти клён, они в сентябре очень красивы. Или рябина, и зимой на ней вечно галдели бы птицы. Но в моём мире, в том, который я мечтаю создать, никогда не бывает ни осени, ни зимы. Вечное лето на исходе, терпкий август. И в нем растет дуб. Пусть даже в мечтах.

- Решающий! - слуга был озабочен.

- Ну?

- Там ещё один! Я не знаю, почему не увидел его раньше! Он говорит, что пришел вместе со всеми!

Ещё одна судьба. Дилемма, которую предстоит разрешить.

- Впусти.

Он совсем молод. Щегол, только вылетевший из гнезда. Тонкий, с печальными глазами, бледной как снег кожей. Двигается дергано, ломко. Пальцы сжаты в кулаки. Боится, но изо всех сил делает вид, что ему все ни по чем.

Сердце пропустило удар. Почему-то стало вдруг холодно, ознобом протянуло спину.

- Явись, - прошептал я.

Белый туман заклубился и отступил.

Щеголенок так и стоял передо мной, прямой как жердь, натянутый как тетива.

А мне хотелось упасть перед ним на колени.

Человек. Суть от сути своей един и неразделим. Одинок. Тот, кому нет иного пути, как в этот зал. Чтобы вот так же глядеть на молодых щеголят, сжимающих кулаки. На старух с натруженными руками. На дерганых задавак. На спокойных и тихих женщин. На любых других. И звать их тотемы.

Новый Решающий.

Тот, кого я так ждал. Тот, кто меня сменит. Освободит.

Ноги вдруг онемели.

Он стоял молча, не зная, чего и ждать. Откуда же ему знать, что все уже свершилось.

Рука моя дернулась. Я погладил ткань плаща, она была шершавой, даже будто бы корявой. Потому что не бывает судьба, даже самая лёгкая, идеальной. Не бывает решение, даже самое очевидное, простым.

Он должен это понять.

Сейчас я дерну завязку, узел расползется, плащ упадет к моим ногам. Я с почтением и благодарностью за прожитое, за те уроки, что преподнесла мне жизнь, подниму его и протяну щеголенку.

- Приветствую, Решающий! - скажу я ему. И провожу к своему креслу. Когда-то здесь стоял трон, потом колченогая табуретка, что было до - кто знает. Я не нашел этого в хрониках. Каждый Решающий сам выбирает, на чем ему сидеть. И каждый раз это отражение того, кто сидит. Я выбрал удобное кресло. Что же возьмёт щеголенок?

А потом я уйду из этого зала, откуда не выходил много веков. И приму дар, которого так жду. Каждый из нас, передав плащ, имеет право решить в последний раз. Выбрать, кем быть ему самому. Обрести свой тотем. Нужно только уйти, передать эту непомерно тяжёлую ношу, эту власть решать за других... И рядом со мной - со мной! - заклубится наконец белый туман, покажется длинный пушистый хвост, и остроносая морда, и тонкое лёгкое тело, чуть облезлое, ну так это потому, что лето. И сам я стану суть лис, как мечтал, как представлял все эти годы, и побежим мы быстрее ветра туда, где стелится ковром вереск, и качают макушками деревья в роще, а с холма до горизонта видно простор и прекрасное небо... А потом я свернусь калачиком у корней дуба, который наконец вырастет... И обрету покой.

Щеголенок набычился. Ему надоело ждать.

Такой юный, такой смешной, и пока ещё очень глупый. Как и тот, что приходил пару веков назад.

Где-то он теперь, кем переродился?

Я не поверил ему тогда. И отпустил назад, искать себя.

Заново решил за двоих, когда все было уже решено.

Что могут они, эти юнцы? Им ли понять, как поступать правильно? Откуда же знать, что верно, а что нет? Это я, старый, побитый молью и временем, могу понять суть вещей. Найти дорогу истинную и верную...

Что ж так холодно сегодня в этом зале?

Я ведь был прав в прошлый раз, я все решил верно! Только я знаю, как нужно поступать! Только я...

Сдавило виски.

Один...

Там, на холме, теплый летний вечер. Там бежит по траве мой лис. И я бегу вместе с ним.

Два...

Там растет, наконец растет дуб... Дерево, не терпящее властолюбцев и врунов.

Три!

- У тебя нет сути. Я Решающий, и я говорю тебе: иди и обрети её!

Он исчез.

Мышь на стене все так же грызла свой колосок. Её вольным родичам в полях ничего не угрожало, я снова туда не приду. О чем же волноваться?

Пальцы до ломоты сжимали подлокотники кресла. Оно стало ужасно неудобным. Пружины, что ли, вылезли? Надо бы попросить слугу проверить, да ведь засмеет потом за спиной. Ух ты, Решающий сиденьице свое продавил... А сменить-то нельзя, до скончания срока на одном стуле сидеть полагается! Что решил, то и принимай!

Принимай...

Холодно...

Я встал с опостылевшего кресла и поплотнее закутался в плащ. Он неловко завернулся, попал мне под ноги. Миг - и тело мое с грохотом распласталась на каменном полу, сером от вековой пыли. Каменный пол, каменный потолок, каменные стены, каменная жизнь.

И всё ещё живое сердце.

В зале стемнело - слуга гасил свечи. Он не подал мне руки.

Я поднялся. Припадая на ушибленную ногу, путаясь в складках невыносимо тяжёлого плаща, удалился в свои покои, на ходу бросив через плечо:

- Любезный, подай-ка мне новый жёлудь...