– Мун Убунта не должен выйти на свободу, – приглушенно, но настойчиво сказал маленький пухлый человечек тюремному священнику.

Они стояли на садовой дорожке, посыпанной колотым мрамором. В воздухе плыл густой запах роз. И стрижи, гоняясь за насекомыми, порой так низко пролетали над этими двумя, что их острые, как клинки, крылья, казалось, вот-вот рассекут одежды.

Седеющий человек в рясе хмуро молчал. Положение его тела говорило о том, что он в любое мгновение развернется и покинет сад, и это заставляло пухлого нервничать.

– Отец Горацио, как только Убунта окажется за воротами тюрьмы, он начнет восстанавливать влияние на побережье, в экономике и политике. Будет хаос. Конечно, сейчас не те времена, когда в открытую брат идет на брата. Хотя, возможно, политикой и прессой дело не ограничится. Убунта – национальный герой. Люди помнят детей, которых он спас в 2016, и знать не знают о темных делах, в которых он участвовал. Они пойдут за ним, если он разыграет эту карту. Найдите того, кто это сделает. Вы свободно передвигаетесь по всей тюрьме, и знаете расклад сил.

Пухлый человечек склонил голову в знак уважения и добавил:

– Равновесие лучше смуты, и мы поддерживаем церковь.

– Бенито, – сказал священник.

– Бенито? – переспросил человечек.

– Да, Бенито Венуро.

– Но ведь это, если я правильно понял, о ком вы, бестолковый пацан, пустышка. Сел за угон колымаги, которую оставь открытой в укромном месте, никто не возьмет.

– Вот только его старший брат был отнюдь не пустышка, а Бенито очень его любил.

– И как это может нам помочь? Старший Венуро кормит червей, а про младшего я бы и не вспомнил.

– Если покопаться в прошлом старшего Венуро, то можно наскрести кое-что, что сойдет за вражду между ним и Муном Убунтой. Когда начнется расследование, пазл сложится. Никто не подумает на нас. К тому же Бенито горяч и несдержан, никто не удивится тому, что он не сдался живым.

– Но если то, что вы сказали, истина, почему Бенито до сих пор сам не убил Убунту, – маленький пухлый человечек сомневался.

– Никто не вложил ему эту идею, – ответил священник. – Пустой человек ценен тем, что в его мозгу всегда найдется место для чужих помыслов.

 

В тюремной библиотеке было свободно, несколько человек читали. Через высокие узкие окна лился солнечный свет, пылинки плавали в его потоках. Их неторопливый полет рождал впечатление того, что время остановилось.

Лингафонный стол, с встроенным звуковым оборудованием для изучения языка, был свободен. У заключенных особой популярностью он не пользовался, и Бенито Венуро, часто сидевший за ним, где-то глубоко внутри считал его своим. Он пробрался между рядами, задевая острые углы столов, и сел за него.

Бенито надел наушники и нажал кнопку. Приятный женский голос произнес приветствие на английском языке. И хотя в нем не было теплоты, на высоких нотах Бенито поймал обертоны, сближавшие его с голосом Марии. Он закрыл глаза и представил ее рядом.

В этих фантазиях Мария говорила на чужом далеком языке. Развлекая себя, он придумывал историю, в которой он и Мария после его освобождения путешествовали по далекой северной стране. Мария учила его языку чужаков, звучащему, как раскаты быстрой горной речки.

– Just a minute! – останавливала она прохожего, желая узнать, как найти улицу, название которой Бенито не мог выговорить.

Мужчины останавливались и с удовольствием объясняли черноглазой смеющейся Марии, что можно посмотреть в их городе. Бенито немного ревновал, но Мария, узнав, что хотела, возвращалась к нему, а если и задерживалась чуть дольше, он просто ждал. Ему наградой за терпение была совершенно особенная улыбка, с ямочками. Священник научил его быть добрее, а вместе с добротой пришла выдержка.

Голос в наушниках смолк. Бенито ждал, что после паузы монолог снова начнется, но вдруг понял, что за границей, которую очерчивали для него иноязычные слова, тоже царит тишина. Это настораживало, потому что тишины в тюрьме, даже в библиотеке и в церкви, никогда не было.

Он открыл глаза. Все также косыми лучами падал свет. В читальном зале никого не было. Взгляд Бенито остановился на балкончике на уровне второго этажа, который нависал над столом библиотекаря. На нем стояли девочки лет шести-семи в длинных белых балахонах. Хотя между ними были и мальчики, просто из-за странных одежд он сразу этого не заметил. Бенито понял, что перед ним не просто дети, а ангелы. Высоко под крышей торжественно звучало церковное пение.

– Не верь им! – сказали ему детские голоса.

Губы ангелов оставались неподвижными, но все равно это говорили они, он знал, был уверен. Бенито осенил себя крестом.

Среди ангелов спиной к нему стоял человек в черном. Он казался знакомым, но Бенито никак не мог вспомнить, кто это. Он встал из-за стола и направился к балкончику, желая заглянуть в лицо черному человеку.

Внезапно его осенило. Нет, не может быть. Не может, не верил он. Но фигура и осанка были его.

– Корсо? – спросил он.

Имя брата рассекло воздух словно клинок. Человек в черном, только что стоявший на балконе, оказался внизу, настолько близко, что Бенито мог бы прикоснуться к нему. Это был старший брат Корсо.

Невыразимая тоска наполнила душу Бенито, мучая и терзая его, и прорвалась наружу рыданием. Он знал, что нельзя прикасаться к ушедшим, нарушая границы жизни и смерти, но ему было все равно. Глядя в глаза брата и видя там ответную тоску, он протянул руку. Когда ладонь легла на плечо Корсо, в душе Бенито воцарились мир и покой.

– Не верь им! – сказал Корсо.

Он убрал руку Бенито с плеча и, поднеся ее к своему лицу, дыхнул на ладонь горячим, опаляющим дыханием. Сквозь жар Бенито чувствовал его крепкое пожатие.

И тут голос, почти как у Марии, проступил из небытия и очертил вокруг Бенито границу из чужестранных слов, сквозь которую пытался пробиться охранник:

– Эй, Венуро, какого черта ты спишь?!

 

Судмедэксперт Пато почти не притронулся к еде, хотя на ужин была его любимая рыба дорадо с томатами и базиликом. Обычно веселый и говорливый, что не очень-то вязалось с его профессией в представлении большинства, этим вечером он был молчалив и задумчив.

Поковыряв в тарелке, он отодвинул ее и отсутствующим взглядом уставился на экран телевизора, звук которого был приглушен. Главной новостью было освобождение промышленника Муна Убунты. Было много улыбающихся лиц, но Пато не замечал ничего. Румяное, полнокровное лицо Пато со смешным носом-пуговкой отражало напряженную работу мысли. Все это обеспокоило его жену Елену. Ее муж не был склонен к затяжным размышлениям, но если какая-либо задача в силу ее особенностей не могла быть им решена, то это вносило напряженность в их добрый семейный уклад. Такое случалось всего лишь два или три раза за двадцать лет совместной жизни, но в прошлый раз закончилось недельным загулом и полным раздраем в душе Пато.

По негласному уговору они никогда не обсуждали работу Пато, но тут она не удержалась и осторожно спросила:

– Что-то случилось, Пати?

Он дернул головой, словно желая отмахнуться, но после секундной паузы сказал, не имея больше сил быть погруженным в это одному:

– Это дело с убийством тюремного священника. Я не понимаю! Не понимаю, Лена!

– Пати, никто не понимает, как этот человек мог убить отца Горацио, – Елена потянулась к мужу и накрыла ладонью его руку, желая успокоить. – Говорят, он очень уважал священника и сильно изменился под его влиянием. К тому же ему оставалось провести в заключении всего лишь год, и его ждала невеста. Как мы можем это понять?

– Нет, Лена, это все не то, что ты говоришь.

Он встал и прошелся по комнате, его жена следила за ним взглядом.

– Я не понимаю, куда делся нож, орудие преступления, – он замолчал.

– Кто-то унес?

Пато засмеялся мелким раскатистым смехом, и тот, кто не знал этого человека близко, мог бы подумать, что это веселый смех.

– Нет, Лена. Его не могли унести, потому что ножа не было. В теле отца Горацио очень необычная рана, словно его пронзили пятью клинками, размером с человеческие пальцы, которые сходятся вместе, – голос его звучал насмешливо. – Ничего не напоминает?

Пато поднял правую руку, и, разжав пальцы, покрутил ею.

Елена, поежившись, машинально коснулась золотой цепочки, на которой висел крест и тихо произнесла:

– Десница? Ты веришь в это?

– А мне не надо верить. Я вижу рану и могу восстановить орудие преступления. Не было ножа, была рука. Чертовски острая рука.

– Но как это возможно? И, главное, за что? Священника? – она немного помолчала и спросила. – Что ты написал в отчете?

– Сухие факты, я не дурак. Ладно, оставим это. Не волнуйся, я в порядке.

Пато взял со стола сигареты и зажигалку и направился к двери, ведущей на террасу. Лена вздохнула и принялась убирать со стола. Все, о чем рассказал ее муж, было странно, но, в общем, она успокоилась. Если ее любимый Пати сказал, что он в порядке, то это так и было.

Сквозь стеклянные двери Пато видел, как хлопочет его жена, собирая тарелки с остатками еды. На экране телевизора мелькало самоуверенное лицо Муна Убунты. У него брали интервью. Пато подумал о том, что вот этот человек еще вчера был заключенным, а в следующем году взлетит до небывалых общественных высот, если ему никто не помешает.

Он не сразу понял, что телефон в кармане его пиджака вибрирует. Звонил его старый друг и коллега – комиссар Йорно.

– Похоже, что твоя десница может оказаться правдой, – сказал Йорно. – Отец Горацио не так уж был и свят. В прошлом между ним и старшим братом убитого была мутная история. Там на мотив хорошо так собирается.

– Откуда информация?

– Тебе официальное имя, или как? Если «или как», то люди Муна Убунты. Убунта теперь порядочный и сознательный гражданин. Грешки заглаживает.

Пато совершенно другими глазами сквозь стекло увидел лицо Муна, с экрана телевизора он обращался к зрителям, и к нему, Пато, тоже. Вид у него был такой, словно ему принадлежал весь этот мир.

«Десница ли это? Или что-то другое?» – вдруг подумал Пато.

– Скажи, а между этим Убунтой и убийцей священника нет ли связи? А то странное стечение обстоятельств получается, – сказал он.

– Я Венуро изучил вдоль и поперек. Что он делал, с кем общался. Никаких зацепок с Убунтой. Слишком разные люди, – сказал комиссар. – В столовую они ходили в одну. Но в тюрьме, знаешь ли, туго с общепитом. Еще – накануне Бенито Венуро и Мун Убунта в буквальном смысле слова столкнулись в библиотеке. Мун уронил книгу, Библию, а Бенито ее поднял и отдал.

– И ни о чем не говорили? – спросил Пато.

– Почему же? Говорили, по словам Убунты, исключительно о Библии. Отец Горацио привил своему убийце любовь к чтению великой книги.