Теплый свет сочился через стекло приоткрытых окон. Прохладный ветер невидимой волной пробегал вдоль затемненных крон бурых елей. Посреди такой тихой местности, окруженной лишь лесной чащей расположилось невысокое поместье Лютера Стоуна.

Очертания его дома стали отчетливей, и я снял капюшон. Белые звезды ночного неба смотрели на меня, их призрачный свет плавно приземлился на пепельные волосы, бледный отблеск отразился от красных пятен на перчатках. Кровь волколака все еще засыхала.

Стоило мне постучаться, как по другую сторону двери стали слышны тяжелые шаги, от которых деревянный пол мог превратиться в щепки.

— Здравствуй, Грэй, — смущенно проговорил высокого роста орк, его поношенные лохмотья повязли в пятнах грязи, жира и дырках. На шее и руках я разглядел следы от ножных порезов. — Господин ждет вас в гостевом зале.

Отвечать рабу что-либо не было смысла, я молча прошел мимо него, ориентируясь на звук. Коридор провел меня по красному ковру меж кладовой, кухней, комнатами с богатыми стеллажами и гостиной, где восседал Лютер. Он сперва не обратил на меня внимания, лишь с ехидной улыбкой с задумчивостью посматривал на свое кресло из красного дерева с кожаной обивкой, а затем на свою чашу с вином..

— Полагаю, позвали, чтобы лично отдать награду? — спросил я, потягиваясь одной рукой к ремню. Я вытащил перед его глазами окровавленную голову волколака, гниющая саблезубая пасть словно пыталась дотянуться до Лютера.

— Как я рад тебя видеть, Грэй! — с возгласом начал говорить Лютер, вставая с кресла. Он уже протянул мне руку, его пальцы выглядывали между серебряными и золотыми перстнями с подмигивающими сапфирами и изумрудами. — А ты, как вижу, почти не пострадал. Значит, не зря про тебя ходят слухи?

— Какие же? — я поспешил пожать ему руку и кивнуть в знак уважения. Он кивнул мне в ответ. Не сделай я этого, страшно представить, что за скандал бы он развязал, вдруг подумал я, когда наши руки наконец разъединились.

— Тебя ведь прозвали “Спящим охотником”! В пабах и не такого наслушаешься, — протянул Лютер, его лицо вблизи казалось потолстевшим и слегка неухоженным, впрочем, с вином в руках возле камина он не рассчитывал встретить кого-то из светского общества, сейчас вокруг него была сплошная чернь, я, орк-сторож, какие-то мелкие тени гоблинов и дварфов, что бегали тут и там между нами, не издавая ни звука. — Это правда, что ты сражаешься с закрытыми глазами? Говорят, когда ты охотился по ночам на бестий, ты научился сражаться в темноте!

— Хм, — усмехнулся я и покачал головой. — И вы приняли это за правду?

— Я не знаю, насколько ты силен, только знаю теперь, что ты мастер своего дела, — сказал Лютер, поглядывая на оторванную голову. На всякий случай его рука отряхнула края камзола, лишь бы кровь на ткань не попала. — К тому же, твой народ… вы, ворфлинги, можете быть способны на чудеса. Помнится, читал я в одной из трудов Бертольда… Ворфлинги редко встречаются сегодня, особенно в наших диких краях. Древний народ, истребили еще очень давно, а вот последним, как ты, только и осталось, что уживаться среди людей и нечисти. Иными словами, твоя голова — настоящая экзотика для богатых людей!

— В ваших словах действительно многое сходится, но одиночества не наделило меня сверхспособностями, — с улыбкой сказал я, краем глаза заглянув в зеркало на стене.

Огонь камина заслоняла черная стройная фигура, кожа бледная, с мертвенно серым оттенком. Фигура будто бы принадлежала мертвецу, отдаленно напоминающему человека. Но стоило присмотреться к вытянутой челюсти и желтым зрачкам темных глаз, силуэт становится подобным лесному чудовищу, вдруг взявшим в руки оружие.

— Опять заболтались! Садись, Грэй, выпить после рабочего дня совсем не грех, — с легкой усмешкой проговорил Лютер. Я незамедлительно уселся на деревянный стул неподалеку от него и придвинул к себе медную чашу.

Кулак Лютера тут же грохнул по столу. От его грубого голоса сотрясались стены.

— Достаньте новое вино, сколько вас ждать, идиоты!? — процедил Лютер. Я наконец заметил, на кого купец то и дело поглядывал.

Возле нас копошились низкорослые гоблины, от паники они вдруг забегали по залу, иногда сталкиваясь с дварфами, несущими сыр, тарелки с виноградом, свечи и темную бутылку с вином.

— А теперь все обратно в яму, а вы двое займитесь бельем! — скомандовал снова Лютер. — Живо!

Ни гоблины, ни дварфы не отвечали, только послушно шли в разные комнаты, не поднимая головы. Им мешали цепи, в рваных лохмотьях наверняка было холодно, ужасно подумать, как они могут засыпать на койках в подсобке, куда они толпой поспешили удалиться.

— Стали похожи на крыс, — успокоившись начал говорить Лютер и стал наливать вино мне в чашу. — Ты никогда не думал нажить себе состояние? Стать купцом, подружиться с дворянами?

— Я вполне доволен тем, что у меня есть сейчас, — со сдержанной улыбкой сказал я. Только я потянулся к нему с чашей. чтобы чокнуться, как Лютер тут же громко засмеялся на весь зал.

— Ну-ну! — сказал Лютер, небрежно задев своей чашей мою, и отпил. — Убийство монстров на заказ, видимо, для тебя это мечта всей жизни, а?

— Стало быть, так оно и есть, — сказал я, чуть отпивая свою долю вина. — У меня есть к этому способности, а раз люди продолжают делать заказы, мои услуги для них…

— Знаешь, как говорят у нас, масштаб влияния человека определяют его мечты, — добавил Лютер, внимательно поглядывая на мою дорожную одежду, заляпанную в дорожной пыли и чуть задетой грязью и кровью. — Ты начинаешь мыслить, как они.

— О ком идет речь? — спросил я. Затем понемногу стал понимать, на кого стал показывать Лютер, его палец смотрел на приоткрую дверь в комнату, где сейчас два мелких гоблина стирали его белье, опуская в воду с мылом, затем снова и снова выжимая воду и вешая на сушилку.

— О моих рабах, Грэй, — тихо сказал купец, сделав очередной глоток. — Поверь мне, хоть сейчас ты и не в рабстве, но жизнь непредсказуема. И если ты приучен к такой жизни, стать обратно человеком и выйти из плена у тебя не выйдет.

— И что же вы мне советуете, Лютер? — сдержанно спросил я.

— Стать наравне с человеком! Грэй, вот, какой должна быть твоя цель жизни! У человека есть о чем мечтать и видеть дальше сегодняшнего дня! Ты когда-нибудь представлял, что хочешь сделать, будь у тебя деньги или власть?

— Нет, — коротко ответил я. — Не доводилось.

— Ты мне врешь, ты ведь должен был об этом хоть когда-нибудь подумать! — говорил Лютер, качая головой. Его улыбка расплылась по всему лицу.

— Нет, я… Я правда не думал об этом. У меня скудная фантазия, не могу представить себя в роли вас, — вежливо ответил я.

Над моим ответом Лютер вдруг сильно задумался, слегка отодвинув кресло от стола. Послышался скрип двери. Его глаза зацепились за испуганные лица выглянувших из-под щели гоблинов.

— Стоять, — сказал он. Двое оборванцев повернулись к нему, сложенная стопка белья заслоняла лица с треугольными проколотыми ушами.

Рука Лютера схватила одного из них за ухо. Лютер медленно тащил гоблина за собой, ноги его не повиновались, и все же сил сопротивляться у него не было, он медленно тащился по пятам.

— Я подарю тебе раба и половину от оговоренной суммы за заказ, по рукам? — спросил Лютер, усаживаясь на кресло.

— Зачем мне ваш раб? — спросил я, недоуменно поглядывая по сторонам. Во мне пробудилось очень неприятное чувство от непонимания происходящего, казалось, будто бы в любой момент за неправильный ответ Лютер будет готов оторвать ухо гоблина у меня на глазах и кинуть его в огонь. — Я не уверен, что смогу содержать его, как подобает, он будет только мешаться под ногами.

— Он довольно проворный, уверяю тебя! И к тому же непривередливый и послушный, вот прикажу ему молчать, и он даже от боли кричать не будет! — со злобной ухмылкой сказал Лютер, глядя на постанывающего от боли гоблина. Пальцы купца все сильнее сжимало мочку уха. — Ну же, Грэй, я дарю тебе шанс ощутить, что значит держать власть, быть чертовым человеком!

— Пожалуйста! — пискнул вдруг гоблин, схватившись за ухо. Наступила недолгая гробовая тишина.

— Это еще что такое? — спросил Лютер. его округленные глаза впились в лицо гоблина.

— Нет, пожалуйста, господин! — пищал гоблин, с силой Лютер вдруг поднял его и стал держать на уровне своего лица. У маленького гоблина побледнела кожа, невыносимая дрожь пробежала по всему телу. Языки пламени камина с треском подзывали Лютера к себе.

— Что-ж, мой друг, прости, этот и правда для тебя ни на что не годится… Тебя что, давно в огонь не опускали, кроха? — зловещим голосом спросил Лютер.

Голос гоблина пропал, в его глазах виднелся теперь только огонь, огромная пламя, что с каждой секундой уже становилось ближе, стоило Лютеру сделать очередной широкий шаг…

— По рукам! — проговорил наконец я. Лютер обернулся ко мне с приподнятыми бровями, якобы спрашивая, не послышалось ли ему. — Я беру его.

От моих слов, как мне казалось, Лютер не мог оправиться еще долгое время. Гоблина заковали в цепи, надели стальной ошейник и связали руки, я хоть и говорил Лютеру, что это вовсе необязательно, но он просил не возражать.

Было видно с каким удовольствием и недоверием он смотрел на меня и гоблина, когда мы удалялись от его дома все дальше и дальше. Я неторопливо пересчитывал деньги, относя в уме одну долю всей суммы на покупку съестных запасов, другую — на покупку нужного для охоты сырья, третью — для ухода за снаряжением. Всего ничего оставалось на аренду жилья на эту ночь. К сожалению, не хватало, подумал я, придется вместе с гоблином спать в палатке.

Я между тем взглянул на своего раба. Он все еще боялся чего-то, это я точно видел по его бегающим глазам. В них виднелся какой-то потаенный блеск, как это бывает обычно у дикого зверья вроде голодных волков или крыс. Я нехотя держал его на привязи, иногда поторапливая его.

Вот мы уже шли в пути вдоль лесной чащи уже несколько часов, ноги у нас обоих подкашивались, поэтому пришлось все же сделать небольшую стоянку в лесу.

— Как тебя звали? — спросил я, ставя палатку. Гоблин в это время помогал мне, выпрямляя ткань. Правда, от такого вопроса он застыл в недоумении.

— Никак, — сказал он и проглотил слюну, будто бы подбирал слова с особой осторожностью.

— Это понятно, но… до того, как тебя пленили, что у тебя было за имя? — не отставал я. Наконец палатка была расправлена, а я принялся разжигать костер. Гоблин притворился, что он сосредоточен на хворосте, что был у него в руках. — Ты знал своих родителей?

— Нет… я рос у господина… с самого рождения, — попытался ответить он. В какой-то момент до меня дошло, что он даже не понимает, что значит иметь имя.

Меня это только слегка позабавило. Искра проскочила между камнями у меня в руках, маленькое пламя стало выглядывать между ветвями. Пламя костра начинало согревать мои покрасневшие ладони.

— Его уже здесь нет, можешь называть его как хочешь, Лютером, мерзавцем, как угодно, — сказал я, затем принялся раздувать пламя.

Большие глаза гоблина завороженно смотрели на разгорающееся пламя. Рыжие искры летали, дым веялся вокруг его грязного лица, чуть касаясь проколотых ушей. Грязь на лохмотьях будто бы засветилась, янтарные блики подкрадывались к его оголенным пяткам.

Вдруг огонь вспыхнул, гоблин трусливо отошел назад. Тень тянущейся веревки, один конец которой еще вяло держался у меня в руке, а второй держал на привязи испуганного раба.

— А мне как вас… называть? — спросил гоблин, хлопая глазами. Казалось, в его темных зрачках я даже мог увидеть собственное отражение.

— Грэй, просто Грэй, — сказал я, жестом предложив сесть возле меня.

Гоблин вежливо кивнул и присел напротив меня. Между нами снова появилась тишина, все тянущаяся минутами, бесконечными минутами, конца которым нет. Я все еще гадал, какую власть хотел показать мне Лютер, власть в любой момент окунуть лицо гоблина в пламя или утопить его в реке, как вздумается…

Мои мысли были заняты голодом и сном. Еды хватало на нас обоих, но только на эту ночь… Я не собирался бы держать гоблина в голоде и мучать его, оставив спать на морозе, но как долго это могло бы продолжаться — я не знаю. Едва ли я мог рассчитать деньги хотя бы на себя.

— Давай выберем тебя имя, — начал говорить я. — Как насчет… Хофа? Тебе нравится это имя, Хоф?

— Да… Теперь я Хоф? — переспросил гоблин. Я с улыбкой кивнул. — А почему вы ко мне так обращаетесь?

— Я дал тебе имя, Хоф, — объяснил я, тем временем лезвие моего кинжала приблизилось к веревке, что держала Хофа на привязи. — Давно было пора.

Кинжал прошелся по веревке. С протяжным скрипом она разорвалась и упала наземь. Гоблина непонимающе посмотрел на меня, а затем на кинжал. Моя рука потянулась к карманам и нащупала ключ от стального ошейника.

— Грэй, что вы делаете? — спросил настороженно Хоф. Ключ тем временем вошел в щелку. Стоило мне повернуть его несколько раз, как ошейник ослаб и упал с шеи Хофа.

— Отпускаю тебя, — проговорил я, выкинув ключ куда-то в кусты неподалеку. Я встал и стал подходить к своему рюкзаку с припасами. — Я дам тебе вещмешок, нож и немного еды на всякий случай. Учти, ночью в этих краях опасно бродить, я не буду против, если ты переночуешь здесь, но с рассветом наши пути разойдутся.

— Почему вы делаете это, Грэй? — все спрашивал Хоф, пока я доставал все необходимое. — Вы ведь заключили с Лютером уговор и…

— И теперь я вправе распоряжаться с тобой как хочу. Я все помню, — спокойно сказал я, протягивая гоблину вещмешок и кинжал. — И я могу передумать и приказать тебе утопиться. Но сегодня не буду.

Хоф молча наблюдал за тем, как я раскладывал спальный мешок возле костра. Спустя несколько минут, пока я доставал из рюкзак вяленую говядину и флягу с водой, фигура гоблина успела исчезнуть из виду.

От неожиданности я усмехнулся, такой проворный и безрассудный, убежал не понять куда и без всякого шуму! Впрочем, думал я, не пропадет… А случится чего, я неподалеку.

И все же, продолжал думать я, наслаждаясь вкусом мяса, жизнь продолжается. Странный сегодня был день, остается надеяться, что следующий не подведет. Убью тварь, что скажут, заплатят, закуплюсь, посплю. А после этого… убью тварь, заплатят, закуплюсь, посплю… И снова.

Сон начинал брать мое сознание в свои руки. Я стал заползать в палатку, затушив костер. Горьковатый привкус мяса еще обжигал щеки и язык. Запив флягой, я выдохнул, как в тот раз, когда Лютер нехотя продал мне Хофа, выпустил из этой чертовой темницы на волю на этот раз навсегда…

Послышался крик. Я не спеша стал выходить из палатки и навострил слух, лишь бы определить голос. Он принадлежал какому-то мужику, Бас, резкий тон голоса, как у лязга стали, выдал Лютера.

Стоит ли о нем беспокоиться, думал я с улыбкой. Его крик все продолжался, прерываясь шелестом и другими криками. Голосов несколько, видимо, его грабят.

Я заставил себя встать и протереть глаза. Надевая кафтан и ремень с ножнами, я продолжал вслушиваться. Что-то звучало в перерывах между этими криками. Чей-то писклявый голос, донельзя знакомый…

На всех порах я стал мчаться сквозь лес. Ветер бил в лицо, волосы пролетали сквозь колышущуюся листву деревьев. Взволнованная листва качалась, пытаясь задеть меня. Моя тень мелькала между корнями дубов, прорывалась на свет, застыв под мягким светом факелов наемников.

— Грэй! Слава богу! Убери его от меня! — завопил Лютер. Я смотрел на то, с какой кровожадность и злобой Хоф вцепился в его лицо и пытался разодрать его в клочья.

Стражники Лютера просто неуклюже маячили возле господина, их клинки прорезали воздух, пока гоблин ловко уворачивался от ударов и карабкался по телу Лютера.

— Что здесь происходит? — процедил я шепотом. Краем глаза я заметил кинжал в руках гоблина. Лезвие чуть не коснулось одежды Лютера. Мой удар в голову Хофа был быстрее.

Мои ладони крепко схватили крохотное тело гоблина. У Хофа еще оставались силы на то, чтобы брыкаться. Наши взгляды пересеклись, пока Лютер смачно не ударил по пленника по щеке.

— Гаденыш! На плаху тебя надо! — проревел Лютер, от злобы его скулы по-животному стали искажаться.

— Я пришел за твоей кровью! — прокричал Хоф, все пытаясь выбраться из-под моих ладоней. — Отомщу за всех! За все! Ты жалкий ничтожный выродок!

— Мерзавец… — прорычал Лютер. Кожа его покраснела, глаза округлились от вспыхнувшей ярости. Он закатал рукава и крепко сжал ладони в кулаки. — Грэй… будь другом, подержи эту тварь, я преподам ей урок.

Нет, вдруг сказал я про себя, но продолжал держать. Я затаил дыхание, Хоф продолжал кричать. Его гул все еще застрял у меня в голове. Душераздирающий, безумный и жалкий.

Его крик сорвался. Кулак Лютера покрасился в кровь Хофа. Первый удар угодил ему в нос, второй в живот, заставив кашлять. Третий и четвертый набросились на гоблина с обеих сторон, выбивая маленький зубы, пятый снова ударил в живот. Лютер задыхался, глаза мигали, нечеловеческая ухмылка светилась во мраке.

Пальцами я чувствовал, как дыхание Хофа слабеет, его крик становится все тише. После десятого удара он был в отключке. Лютер не останавливался. Каждый новый удар сопровождался стонами других рабов и хохотом наемников, стоящих подле него.

Хруст костей еще напоминал о себе эхом. Я едва ли дышал, смотря на обездвиженное крохотное тело Хофа у меня в руках, теперь он напоминал младенца, чьи холодные ручки опустились, чья кожа побледнела, чья кровь стекала вдоль изрезанных лохмотьев и капала на мои сапоги.

— Кажется… он все… а? — с усмешкой спросил Лютер, вдыхая воздух. Он разглядывал тело с назойливым любопытством и довольно потер ладони. — Повезло же, что ты оказался рядом, Грей! Что это за тварь вообще? Откуда она взялась?

— Это тот гоблин, — сказал я холодно, не глядя на Лютера. — Я купил его у вас. А потом отпустил на волю.

Лютер стал прислушиваться и недоуменно посмотрел на меня, а затем на тело. Спустя еще пару мгновений из него вывалился глухой крик, смешавшийся с тяжелым кашлем, он стал напоминать хохот. Хохот, который заразил и наемников Лютера, едва ли понимающих, что происходит.

— Хуже шутки я не слышал! — сквозь смех сказал Лютер, потирая глаза. — Отпустить купленного раба на волю? Да что он сможет сделать? Он бы помер скорее всего, может от голода, может волк съел или бандит зарезал, для таких как он масса вариантов. Только вот отродье выбрало самый глупый и бессмысленный… Ладно, ты поди лучше утопи его где-нибудь, будь добр. А мне бы сейчас себя в порядок привести, не могу ведь я в крови явиться на аукцион! Как не вовремя…

— Утопить? — тихо повторил я, пристально разглядывая уже удаляющегося Лютера.

— Ты не расслышал? — переспросил Лютер, остановившись возле своей повозки. Краем глаза я заметил других рабов, со страхом они разглядывали окровавленное тело Хофа и прятали лица ладонями, пытаясь сдержать крик и слезы. — Я его, кажется, не добил, сломай ему уже что-нибудь и выкинь, мне все равно.

“Такая смерть”, — думал я про себя, садясь на колени перед телом. “И правда бессмысленная… Он ведь погиб бы в любом случае, почему он не бежал? Хотел отомстить? Зная, что умрет? Я ведь дал тебе имя, Хоф, дал свободу, неужели ты просто…”

— Гр… Грей, — прошипел чей-то голос. Я резко выдохнул, всмотревшись в стеклянные глаза Хофа. Он только что говорил? Мои глаза опустились к его губам, чуть опустившимся, застывшим в крике. Кровь и грязь засыхали на подбородке, стекая пятнами к шеи.

Я начал подниматься на ноги, оставив тело Хофа на земле. Нога переступила через него. Лютер беззаботно ходил с тростью, чей кончик постукивал по земле. Лошади недовольно заржали при скрежете металла.

— Грей! — вскричал Лютер, вдруг осознав, что серебряное лезвие меча проткнуло его живот.

Кровавое пятно расплылось на его рубахе, окрашивая меховую куртку и морщинистую ладонь. Пальцы отпустили трость, жалкими попытками пытаясь схватить ее ногтями.

Я оттолкнул тело Лютера. Купец пронесся вперед и кубарем упал на тропинку. Визг лошадей смешался с ревом наемников.

— Сдохни! — прокричал мечник, лезвие уже летело в мою сторону. Я закрыл глаза, чувствуя приближение металла к лицу.

Проплыв под лезвием, я полоснул мечом его голень. Снова лязг металла, лезвия скрестились на пару мгновений. Отскочив за спину я развернулся, меч закружился в воздухе, первый удар перерезал шею, со второго взмаха я отрубил голову.

— Черт! — чуть приоткрыв глаза, я увидел очертания моргенштерна. Тень наемника все приближалась широкими шагами, заслоняя светло-синий блик луны.

Закрыв глаза, я отскочил в сторону. Выпад, стоило наемнику направить удар вниз, как лезвие моего меча уже летело к его шее. Кровь брызнула на бушующих лошадей. Отступающий наемник болезненно всхлипнул и прикрывал окровавленную шею, пока лезвие не уперлось в грудь. Воздух задрожал, похоже на стрелу.

Я почувствовал, как что-то проткнуло мое плечо. Открыв глаза, я увидел арбалетный болт, чей наконечник тонул в вытекающей крови.

— На помощь! Помогите! — кричал арбалетчик, выкинув оружие из рук. Его спина отдалялась, путаясь среди теней ветвей склонившихся деревьев.

Связанные дварфы и гоблины выпрыгивали из повозки и вдруг застыли, сжавшись возле меня. Все смотрели на меня с дикостью, звериный страх заражал каждого и сковывал движения. Мне же ничего не стоило вытащить стрелу из плеча и поднять меч. Веревки упали, стоило лезвию коснуться их.

Как только рабы стали чувствовать свои руки и ноги, они все еще стояли. Лютер постанывал, поглядывая на них с горькой усмешкой.

— Какой же ты идиот… — простонал купец, его лицо уперлось в грязь. Все остальные слова едва ли были разборчивы. — Ты… хоть знаешь, что теперь будет… А? Знаешь, кто придет за тобой?

— Не стойте, бегите! — проговорил я, надев капюшон накидки. Рабы вздрогнули, все еще смотря на меня с непониманием. — Если так и будете здесь стоять, вас убьют! Бегите за мной!

— Он еще жив! — прокричал вдруг кто-то из толпы рабов. Небольшого роста дварф пытался поднять меч мертвого наемника. — Этот мерзавец еще живой! Убьем Лютера! И…

— У нас нет времени! Бегите, живо! — уже прокричал я, тогда наконец толпа бросились в бегство.

Я бежал следом, замыкая бегущий строй. Наши шаги раздавались волнами грохота. От визга в воздух взлетали бушующие вороны. Тени деревьев окружали со всех сторон.

Мы перепрыгивали холмы, быстро переходили шумные ручьи и постоянно оглядывались на звук ревущих лошадей, что все пытались идти по нашим следам.

Кто-то из дварфов продолжал бежать рядом со мной. Раб отчаянно дышал, не переставая оглядываться. В руках он носил острый кремень, будто бы готовился в любое мгновение ринуться в бой.

Иногда наши взгляды пересекались. Я смотрел на него спокойно, хоть и чувствовал, как мое тело разрывало от усталости и боли. Но останавливаться было нельзя, пока грохот копыт преследователей не прекратится, пока мы все еще живы.

“Почему ты не добил его?”, — донеслись до меня его слова. Шелест дикой листвы смешался со лязгом металла.

“Он не проживет долго без рабов и своего золота”, — отвечал я. Треск дерева, скрип падающих стрел все не подходил к концу. “Лютер сам раб, хоть и думает, что власть над вами делает его сильнее… К тому же, мне его смерть ни к чему, как и для Хофа, она никому не нужна”.

Вскоре шум прекратился. Тишина стала окружать нас со всех сторон, стоило выстрелам арбалетов прекратиться, а визгу лошадей сойти на нет.

Рабы стали останавливаться, падая на спины. Я сел на колени, оперевшись на ветку крупного дуба. Ребра ныли от боли, воздух едва ли проходил, от адского жжения в плече после вырванной стрелы голова шла кругом. Я не знал, могу ли вообще продержаться хоть еще немного времени, но продолжал оставаться в сознании.

Верно, я все еще дышал, лишь бы увидеть их лица. Да, думал я, веселые и беззаботные лица теперь окружали меня. Рабы камнями выдалбливали свои ошейники.

— Ура! — крикнул кто-то из гоблинов. Его голос был слаб и тих, будто бы он боялся нарушить чей-то покой.

— Ура! Ура-а-а! — последовали за ними возгласы дварфов, заливаясь хохотом.

— УРА! — прокричал кто-то еще из рабов, расправляя руки во все стороны. Красные следы плети светились на оголенном торсе, только вот боль от них уже совсем не тревожила.

Я позволил себе усмехнуться и с болью посмотреть наверх. Кажется, они радуются звездам. Сегодня и правда чудесное небо, думал я, почему я его не замечал? Оно же было так близко, прямо над головой…

“А что будет утром?”, — спросил я себя, от такого вопроса повеяло тревогой и болью, которая снова дала о себе знать. — “Не знаю, понятия не имею… На меня и на всех этих бедолаг уже наверняка назначили награду. В городе теперь просто так не появлюсь… И что будет с деньгами? Черт, да мне бы теперь выжить без денег! Тем не менее, они все так счастливы, как будто их это не волнует… О чем вы думаете?”

Бывшие рабы не отвечали, кто-то засыпал, кто-то продолжал просто с восторгом делать шаг за шагом и умывать лицо в ручье. Все осталось позади, а впереди простирается жизнь, полная неизвестности. Кто знает, куда они пойдут дальше? Весь мир перед ними и передо мной тоже. Весь океан, все, что за ним. Пусть боль все еще не утихает, но от счастья так кружится голова, что забываю о сне и всякой усталости. И глядя на звезды, теперь я понимаю, что это незабываемое мгновение, застывшее передо мной, останется в моей душе во веки веков.