Рысек вот уже добрую половину часа изучал дикий чабрец.

Чабрец рассказывать, где прячутся собратья никак не желал. Не то, чтобы Рысек не мог их найти – вон они, подлецы-чабрецы, под каждым кустом расползлись. По Лесу и шагу ступить нельзя, чтобы на целебный цветок не наступить. Все-таки недаром он книг двадцать из библиотеки Мерлина прочитал про всякую лесную ерунду, теперь от глаза юноши и самый захудалый клевер не укроется. Да толку от этого.

Это Рысек книжки глотает да пыжится, а настоящие Травники прекрасно чуют любое растение, даже не глядя в нужную сторону. Говорят, слепая Ронда-Травница вообще могла за сотню шагов мухомор почуять.

Юноша вздохнул. Ну не Травник он, да и не Кузнец, а уж Плотником ему и вовсе никогда не стать. Рысек он, просто Рысек. Так и сам Мерлин говорит, а с его мудростью не поспоришь, чтоб ему провалиться, старику!

Он выпрямился и от досады пнул проклятую траву.

Не успели крохотные лепестки осесть наземь, как волосы на затылке Рысека зашевелились от чужого взгляда. Он развернулся на пятках, приготовившись давать дёру, но так и замер.

Из зарослей крыжовника глядел незнакомый густобородый мужик в одной только рубахе до колен. Человек растерянно моргал, того и гляди сейчас расплачется.

– Я потерялся, кажись – жалобно протянул мужик.

О, Мерлин помилуй, Заблудший, что ли? Как не вовремя-то!

– Дядь, а можешь тут подождать, пока я Лесника приведу, а? – без особой надежды спросил Рысек.

Но мужик уже и слушать не слушал, будто вообще забыл о существовании паренька, и неуверенно шагнул обратно в чащу.

Вот уж Лесник, собака, удружил, опять филонит, Лес не прочесывает как надо, неужели промахнулся Мерлин на его счет?

– А ну стой, дядь, – окликнул мужика Рысек, и тот вздрогнул. – Пошли, отведу, заблудшая твоя душа, не то сгинешь в овраге каком-нибудь. А когда Лесник наш протрезвеет еще…

– Куда? – испугался мужик и даже попятился.

– Да не бойся ты, или я на волка похож?

Рысек, негромко ругаясь, пролез через крыжовник и потянул Заблудшего за рукав. Мужик позволил себя повести, хоть и озирался как затравленный зверь.

Такие они поначалу, Заблудшие-то. Но ничего, все из Леса однажды пришли. И Рысек пришел.

Юноша повел затерянного гостя прочь из Леса тропой, которая едва виднелась сквозь подлесок, мимо тайных полян, сквозь тенистые овраги, где Охотники расставили силки на кроликов.

Заблудший послушно брел следом и чесал в затылке. Рысек тоже чесал в затылке, потому что… Да Мерлин его знает, как с Заблудшим обращаться! Это Лесника наука, что Заблудшему сказать, как успокоить простым мужицким словцом, или крепко по плечу потрепать и в чувство привести.

А Рысек что? Знай себе ведёт, да на мужика поглядывает через шаг, чтоб тот с тропы не ступил и не заблудился. А пока поглядывал, так и мысли кое-какие на его счет появились.

Это они с Булочницей Вейкой так развлекаются. Вот взять, да и угадать, какую Искру новенькому назначит Мерлин. Может, это новый Подмастерье Кузнеца? Или снова Фермер, трудяга полей? Кто угадает, тому и булочка с заварным кремом от мастера Пекаря.

Так вроде посмотришь, ну мужик как мужик, жилистый, как ясень, с путаной бородой до груди. Идёт, вроде, неуверенно, а все же как он к Рысеку подкрался незаметно! Ни ветки не хрустнуло, ни травинки не колыхнулось, а через крыжовник пролез, как и не было того вовсе. Даже сейчас ступает аккуратно, под ноги подглядывает, как бы что ни заскрипело под сапогом, а затем нет-нет, да взгляд во вглубь леса бросает. Умелый взгляд.

Охотник. Как пить дать, новый Охотник.

– А как звать тебя? – спросил Рысек, просто чтобы не молчать как на похоронах.

– Не помню. Ничего не помню, – откликнулся мужик.

– Да ты не переживай так. Не помнишь, это понятно, никто не помнит. Но звать-то тебя надо, согласен?

– Угу.

– Может, имя какое на ум приходит, вот чтобы нравилось тебе?

– Не знаю. Может, Эдвин? – вдруг посветлел лицом мужик. – Да, Эдвин вроде хорошее имя.

– Вот и славно, Эдвин. Тут недалеко уже осталось, – указал рукой Рысек. – Сейчас в Город к Мерлину тебя отведу, он всё объяснит, даст тебе Искру, и сразу на душе полегчает, обещаю.

Рысек пожевал губами. Нечто важное Лесник говорил этим Заблудшим, из головы постоянно вылетает.

– Ты дома, – наконец вспомнил он.

 

– Дарую тебе, Эдвин, Искру Охотника, – провозгласил старец в мантии, расшитой звездами. – Пусть глаз твой будет остр, рука быстра, и след никакого зверя не скроется от твоего чутья.

В цветущем саду у Мерлина было не протолкнуться. Воздух так напитался дурманом цветов, что дышать было тяжело. На обряд всегда собирался посмотреть чуть ли не весь Город, такая уж традиция, всем хочется поприветствовать нового соседа. Ради такого и Искра подождёт.

Горожане обступили чудаковатый дом с черепичной крышей в виде Мерлиновой шляпы, хлопали в ладоши, поздравляли, кто-то пронзительно засвистел.

Новоиспеченный Охотник краснел под лучами летнего солнца, на его лице не осталось и тени былого страха. Так и не скажешь, что пару часов назад призраком по Лесу плутал и птиц распугивал.

Рысек же, как ни старался, все равно не мог от всей души порадоваться за нового знакомого. Уж слишком ясно помнил ту тишину, с которой много лет назад приветствовали его самого.

Хорошо хоть Вейка-Булочница стояла под боком и задорно свистела, сразу как-то легче становилось на душе. Она сама была как булочка, округлая, вечно румяная и улыбающаяся до ушей.

– Ну ты и жулик, Рысек! – ткнула его в бок Булочница.

– Чего это жулик? Ну посмотри на него, разве похож он на Пивовара? У такого все пиво будет смолой отдавать. Все я честно угадал, так что с тебя пирожное с заварным кремом.

– А вот и жулик! – девушка повернулась и показала Рысеку язык. – Мне Доярка шепнула, что это ты новенького из Леса приволок, а не Лесник. Значит, и времени у тебя побольше было, чтобы его как следует разглядеть. Я, может, и не угадала, но хотя бы не жульничала!

Аплодисменты стихли, и все облепили Эдвина, чтобы лично его поприветствовать, пожать руку, доброе слово какое сказать, да и просто поближе разглядеть. Очень быстро Охотник скрылся из виду за дружелюбной толпой охочих до болтовни горожан.

Только Рысек и Вейка остались стоять на своих местах, в тени розовой яблони, полной жужжащих пчел.

– Слушай, а ты никогда не думала, откуда мы пришли? – вдруг спросил Рысек, глядя, с какой радостью Эдвина встречают люди Города.

– Это ты чего, полыни наелся, Рысек? – удивилась Вейка. – Каждый же знает, что из Леса.

– Да нет же, я имею в виду, как мы в Лесу-то оказались, с неба что ли свалились?

Рысек поглядел на подругу, в ее чистые ясные глаза, полные искреннего изумления, и вздохнул. Вейка, конечно, вкусные булочки печет, благодаря мягким и теплым рукам, да только на это её и хватало. Все, что казалось сложнее печки у девушки вызывало только нахмуренные брови. К тому же у Булочницы была одна отвратительная привычка.

– Ха, с неба свалились, говорит! Дурак ты, Рысек, – заявила она.

Да, вот эта.

– Может, и дурак, но хоть книжки читаю, а не тесто мешаю целыми днями, вот уж от чего свихнуться можно, – обиделся Рысек в ответ.

Вейка тут же надула губки.

– Я хотя бы пользу приношу, а ты только и слоняешься туда-сюда и всем мешаешься с книжками своими. То ворота в конюшню закрыть забудешь, то Стеклодуву все банки разобьешь. Всё мне Малька-Пастушка про тебя рассказала, как ты весной у неё пастушьему делу учиться пришел, и как она еще два дня овец по всей округе домой созывала.

– Извини.

– Дурак ты, Рысек, – повторила она и отвернулась. – Может, и Искра у тебя такая? Искра Дурака.

Хотел было Рысек возразить, но Булочница уже вышагивала прочь из сада в сторону пекарни, помахивая своей роскошной косой.

И верно, Вейка хотя бы делом занята, вот и сейчас спешит выпекать свои знаменитые нежные булочки, а он…

– Подойди-ка, мой мальчик.

Глубокий голос Мерлина выдернул Рысека из размышлений.

Сад успел опустеть. Горожане спешили вернуться к своей Искре, а светящегося от счастья Эдвина уже увели в охотничий домик братья Охотники.

Распорядитель Искры снял звездчатую шляпу и уселся прямо на крыльце своего дома, под гирляндой из засушенных цветов.

– Да-да, знаю я, – вздохнул Рысек. Он подошел к Мерлину, сел рядом на ступеньку и поджал колени к подбородку. – Не надо было в Лес ходить строить из себя Травника. Не слушается меня никакая трава.

– Ах, Травника. Вот оно какое дело, – протянул Мерлин и положил на колени узорчатый посох. – Так то ведь и не дурно. Всякая наука полезна, знаешь ли. Да я ведь подумал, что ты у Лесника работу отобрать решился. А он уже стариком у нас поселился, таким уже тяжело дается. Ни к чему его зазря расстраивать.

– Вот чего в жизни не хочу, так это Лесником стать, – буркнул Рысек. – Этот Лесник в лес только бутылки прятать ходит, скоро его самого оттуда провожать придётся. Не понимаю, чего это даже ему Искра досталась, а мне нет.

Он с обидой поглядел на Мерлина. Ясно же дело, что это старик ему Искру пожалел, только сам он этого не признает никогда. Смотрит вот теперь такими блестящими глазами, аж сердце в комочек сворачивается.

– Разве я тебе уже не говорил, мальчик мой? – старик постарался улыбнуться. – Искра выдается не тому, кто с ней справится лучше всех, а тому кто будет с ней счастлив.

– А мне, выходит, вообще счастья не положено? Я и в кузнечный цех ходил, и поля пахал, за пчелами следил, и кирпичи жег, за собаками смотрел на псарне, и на охоту меня брали. И везде что-нибудь сломается. Один только Лес знает, чего еще я не попробовал.

– И в пекарне был? – хитро прищурился Мерлин.

– Ни за что, ха! В пекарне же Вейка эта!

– Эх, молодёжь, – сказал старик. Затем покачал головой, отряхнул свою смешную мантию, оперся на посох и встал. – Ну что же, пора и за рукописи взяться. Может, зайдешь, книжку какую из библиотеки выберешь?

– Да нет, Мерлин, я уже там все прочитал не по разу.

– Ну как знаешь, но книги мои очень уж тебя любят, ты их не обижай.

– Мерлин, – позвал Рысек, прежде чем старик захлопнул дверь.

– Что такое, мальчик мой?

– Мне что, вообще никакой Искры не положено?

Мерлин не спешил с ответом, изучая Рысека.

– Скажи-ка, а какая у меня Искра? – спросил он внезапно.

– Ну… – Рысек задумался и запустил руку в волосы.

Какая Искра у Мерлина? У самого Распределителя Искры? Быть может, и Искра такая, Распределитель? Но он же и мудрым советом поможет, и книги пишет. Кто знает о Городе больше него? Да никто, пожалуй. И каким словом такого назовешь, Мудрец, что ли? Нет, ничего не могло описать всей той ценности, которую старик значит для Города.

– Ты Мерлин, – нашелся юноша. Это звучало куда важнее, чем какой-нибудь Повар.

Старик улыбнулся.

– Тогда почему ты считаешь, что твоя Искра – не Рысек?

– Как-то я от неё не слишком счастлив.

Мерлин странно дернул плечами. Он и так не славился как самый веселый человек в Городе, но вот сейчас Рысек словно заново его разглядел. Мерлин был старым еще когда Рысек вышел из Леса, и с каждым годом только больше припадал к земле и печальнее становился. Вся городская усталость лежала на одних только плечах этого старика.

– Доброго тебе вечера, мой мальчик, – прокашлял Мерлин вместо ответа и скрылся за дверью, оставив Рысека наедине со своими обидами.

– Наверное, я и правда Дурак, раз каких-то простых вещей не понимаю, – пробормотал Рысек вслух.

 

С появления Эдвина прошла целая неделя.

Без Искры Рысеку своего жилье не полагалось, поэтому он обитал на пропахшем рыбой чердаке Луки-Рыбака и каждый день начинал с прогулки, от квартала ремесленников и до самой окраины, откуда открывался вид на засеянные холмы, пастбища и хмурый вечный Лес.

Рысек всем сердцем любил Город. Его побитые старые мостовые заросшие мхом, и маленькие домики с соломенными крышами.

Город же, взаимности к Рысеку явно не испытывал.

– Ты бы, дружок, где-нибудь в другом отдыхал, – говорил Трактирщик. – Не то после тебя все к Лекарям в очередь выстроились.

– Эй, малой, а ну ступай на другую сторону! – кричали Каменщики. – Люди об твою дорогу все еще через шаг запинаются!

– Я вижу, что ты не спишь, дядь Молочник, – вздыхал Рысек. – Я не учиться пришел, Лука молока просил на завтрак.

Рысек обошел весь город, пока не нашел единственное место, где еще не успел натворить бед. Он замер напротив крепкой дубовой двери пекарни и вдыхал ароматы свежеиспеченного хлеба.

Так и не решался войти внутрь и попроситься в ученики к Пекарю Дункану и Вейке Булочнице. Неясно даже чего боялся больше – опозориться перед подругой или окончательно убедиться, что ни на что не пригоден.

Внезапно дверь скрипнула, а Рысек был слишком занят репетицией речи, чтобы успеть спрятаться за бочкой.

– Ах, вот ты где! – обрадовалась Вейка. Она выскочила из жаркой пекарни в сопровождении мучного облачка и на ходу натянула на голову платок. – Так и на обряд можно опоздать, дурак!

– На обряд? – не понял Рысек.

– Ну да, на обряд! Ночью Лесник новенькую привел, так обряд до утра задержали, вот-вот начнётся. Ну не стой ты столбом, пошли! Ах, вот еще, держи, – Вейка сунула руку в карман фартука и вытащила румяное пирожное-колобок. – С заварным кремом!

Рысек растерянно взял пирожное в руки, и пока соображал, Вейка подобрала края фартука и помчалась в сторону дома Мерлина. Юноша поспешил за ней, спотыкаясь о брусчатку.

– Я думаю, это будет Цветочница, – хихикнула Вейка. – Старушке Марте уж сколько лет, а так хоть компания будет напоследок.

– Нельзя так говорить, – воскликнул Рысек, засовывая в рот пирожное. – Ей еще жить да жить, еще на наших камнях танцевать будет.

– Ой, ну и дурак ты, на ходу-то не ешь, подавишься!

Они и правда едва не опоздали. В саду у Мерлина уже толпился народ, но, судя по шепоткам, Искру еще не объявили. Им пришлось протискиваться в самый центр, чтобы хотя бы краем глаза взглянуть на гостью. А посмотреть было на что.

В окружении трав и цветов переминалась с ноги на ногу хрупкая бледная девчушка, не старше самого Рысека. Он даже удивился на мгновение, уж не фарфоровая ли? Заблудшая непрестанно всхлипывала и вытирала нос дырявым плащом, явно с плеча Лесника.

Мерлин, как и полагается распорядителю Искры, замер напротив и молча изучал ее из под нахмуренных бровей.

– Я же говорила, что Цветочница, – шепнула Вейка. – Посмотри, какая она красавица, сама как цветок.

Рысек тоже не смог бы оторвать взгляд от Заблудшей, даже если бы захотел.

– Ну а ты думаешь, кто это, а? – повторила Вейка. – Ты же у нас глазастый.

Но Рысек не слушал, в голове слишком зашумело.

Девушка непрестанно убирала с лица пшеничные волосы, которые трепал даже самый легкий порыв ветра. Да и она, подуй ветер покрепче, возьмет и рассыпется на маленькие осколки. Слишком нежные руки, слишком красивое и печальное лицо с большими, красными от слез глазами. Бедняжка явно проплакала не один час, что удивительно, Рысек не помнил, чтобы Заблудшие так лили слёзы.

Ну как такими руками ухватить колючую розу? Смогут ли они без сомнения подрезать стебли только распустившихся тюльпанов? Способны ли эти глаза взглянуть во влюбленные сердца, чтобы собрать для них крепкий свадебный букет?

От усердия Рысек даже закусил губу, но ничего не приходило в голову.

– Ну? – еще раз переспросила Булочница.

Мерлин прокашлялся и все замолкли.

– Дарую тебе, Малика, Искру Цветочницы, – провозгласил старец в мантии. – Пусть рука твоя будет нежна к лепесткам, а сердце открыто.

– Я угадала! – взвизгнула Вейка.

Рысек прищурился. Какая еще Цветочница? Нет, что-то не так, губы Мерлина дрожали, а посох он держал так, что тот готов был переломиться пополам.

Люди уже начали кричать поздравления, но девочка в центре сада что-то сказала и крики быстро стихли.

– Что она говорит? – удивилась Вейка.

– Я не хочу быть никакой цветочницей, – повторила Малика и всхлипнула.

В саду образовалась непривычная, глубокая тишина. Казалось, что даже пчелы замолкли.

– Я не хочу быть цветочницей, – повторила она гораздо увереннее и подняла на всех заплаканные глаза. – Я хочу домой.

 

“Прости, Рысек, мальчик мой, но у меня нет для тебя Искры”.

Так Мерлин и сказал тогда. Как давно это было? Зим десять назад, или даже больше, кто их считает.

Не понял Рысек ничего, ну нет Искры и нет. Но все вокруг глядели с неподдельным ужасом, ахали и перешептывались. Лука-Рыбак, помнится, подошел, шепнул что-то Мерлину на ухо, тот кивнул в ответ, и вот и с тех пор Рысек у Луки и поселился, с уборкой и готовкой помогал.

Удивительное дело – человек, которому не досталось Искры. Но Малика… Та, которая отказалось от своей Искры. Рысек даже в страшном сне представить такого не мог. Было время, когда он сам готов был стать Цветочницей, даже изучал всевозможные цветы, лишь бы не смотрели на него, как на больного.

Юноша словно вернулся в тот самый день и теперь снова стоял перед Мерлином в облике несчастной Малики. Вот горожане молчат, не знают какое и слово сказать. Как уж тут утешишь? Все радоваться приготовились, праздновать, а тут такое. Вот и Агнешка Портниха бочком крадется к Мерлину: “... по хозяйству”, “..помощь какая никакая”, “...так и одумается, может, девка” – в тишине услышал Рысек сварливый шепот. А затем взяла Портниха девушку за руку и увела за собой в ткацкую, как какую-то овцу на стрижку.

 

– А ну топай отсюда, девочке отдыхать надо!

Портниха вообще характером не славилась, а уж как Рысека не любила после того как он иголки по всей ткацкой рассыпал. Ну он давно заметил, что чем старше люди попадают в Город, тем скрипучее они становятся. И немудрено, только жить начал, а уже состарился.

Поэтому Рысек перелез через забор ткацкой и прокрался к окну, выходящему во двор. Насколько он помнил, там была теплая комнатка с шерстью, и судя по всхлипываниям, именно туда Агнешка новенькую и определила.

Он аккуратно постучал в стекло.

– Я Рысек, – сказал он негромко. Больше ничего на ум не пришло.

– Уходи.

Даже подавленный и севший, голос Малики звенел как колокольчики.

– Да я просто хотел сказать, что… – Рысек смутился, но взял себя в руки. – Вот ты всех удивила-то! Вокруг только и говорят про Искру, а ты взяла, и такая – “Не хочу!”. Мерлин чуть бородой своей не подавился. Я вот и сам без Искры, и ничего, живой. Сам себе хозяин, считай. Можно гулять, читать книги, ходить в Лес и на речку, самому разному учиться, если хочется, а если не хочется, то хоть валяйся на койке целый день.

Очень долго изнутри не доносилось ни звука. Юноша уже хотел снова постучаться, как шторку отодвинули. С другой стороны стекла показалась лунная девушка, укутанная в шерстяное одеяло. Она потянулась и открыла ставни.

– Что такое Искра? – спросила она.

– Да как что? Это вроде… Предназначения. Вот смотрит Мерлин тебе в душу и видит, что ты Цветочница. Дает он тебе эту Искру, и все, ты теперь Цветочница. Цветы чувствуешь разные, как розы вырастить знаешь, живешь в своем собственном доме в квартале Мастеров, букеты собираешь, принимаешь угощения от просителей. Кто медом поделится, кто урожаем, а то и ответной услугой.

– Я не Цветочница.

– Да ерунда это всё. Ну Лекарь и Лекарь, или Мясник какой. Овцу разделать вообще каждый дурак может, даже я смог бы, да саданул себе ножом. Вот, смотри, даже шрам остался, – сказал Рысек и сунул ей ладонь с пирожным.

Малика отпрянула, но на секунду юноше показалось, что девушка вот-вот хихикнет, или хотя бы улыбнётся.

– Я Малика, – сказала она и аккуратно взяла пирожок.

– Это я знаю, в саду тебя видел. Красивое же ты имя придумала!

– Я ничего не придумывала, меня на самом деле так зовут.

– Ну да, теперь тебя так и звать. Ты Малика, а я Рысек, – кивнул юноша, будто маленькому ребенку объяснял.

– Меня всегда так звали.

В ее глазах снова начали собираться слезы.

– Эй-эй! – поспешил успокоить Рысек. – Хорошо-хорошо. Малика, так Малика. Ты, главное, не бойся, у нас в Городе спокойно. Все друг другу помогают, в гости ходят. Каждый пятый день рынок у нас, где товарами меняются, музыку разную играют, танцы устраивают. Всяко лучше, чем по Лесу бродить!

Ох, и дурак ты, Рысек! Стоило про Лес заикнуться, как Малика закрыла глаза и отвернулась, но всё равно не успела спрятать слёз.

– Ну не бойся ты, у нас в трактире вот каждый шестой день рыбу коптят…

– Да не боюсь я! – резко ответила девчушка.

– …а еще соревнования по рыбалке. Ну Рыбаков, конечно, не переплюнуть, но вот Кузнеца этого вредного обставить милое дело…

– Не нужны мне никакие рыбаки, искры, город и этот ваш лес!

– … зимой по речке кататься можно, осенью грибы вместе собираем, а уж свадьбы тут…

– Я хочу домой.

– Погоди, – Рысек замер как мешком ударенный. – Но твой дом – это Город. Ты дома.

– Нет, это всё неправильно, – помотала она головой. – Я хочу в мой настоящий дом.

– Ну и о каком доме то ты говоришь постоянно тогда?

– Я чувствую, я знаю, – Малика шумно втягивала воздух, а Рысек беспомощно моргал. – Не могу вспомнить как туда добраться. Помню, что заблудилась в этом проклятом лесу, искала дорогу обратно, потом совсем стемнело. И тут пьяница какой-то из-за кустов выпрыгнул, я чуть чувств не лишилась. И последней надежды вернуться.

– Ну это Лесник наш, слава Мерлину, остепенился.

– Меня ждут, и им там плохо без меня. А ты… – она вдруг повернулась и посмотрела Рысеку прямо в глаза. – Ты ведь без этой… Без Искры, да?

– Ну да.

– И ты тоже это чувствуешь? – Малика подошла к окошку вплотную и оказалась совсем близко к Рысеку, он даже видел крапинки в её ясных голубых глазах. – Ты тоже чувствуешь, что где-то там за этим лесом тебя ждут?

Рысек плохо понимал в людях, и уж тем более он совсем не понимал девочек. Глядя на Вейку, многого о женской природе не узнаешь. Но то, с какой надеждой Малика говорила... Разве мог он взять и просто так эту надежду отнять?

– Да, чувствую, – соврал он.

Малика вдруг протянула руку и положила ему на плечо. Её ладонь казалась холоднее зимнего ручья.

– Хорошо, – кивнула девушка. – Вместе мы поймем, как вернуться, правда?

А затем внезапно перегнулась через карниз и обняла Рысека.

– Ага, – ответил он и сглотнул, даже пошевелиться побоялся.

Где-то в глубине дома скрипнула дверь, зазвучал писклявый голос Портнихи.

Малика тут же отпрянула от Рысека, откусила от пирожного, бросила тихое “спасибо” и задернула штору.

Рысек еще долго тупо смотрел на колышущуюся от ветра ткань, и, казалось, вот-вот проснётся, но сон так и остался с ним.

 

В Городе царствовало лето.

Конечно, лето существовало и до этого, но Рысек словно только сейчас в полной степени сумел им насладиться. И прохладой летнего утра, и жарой полдня, и даже душные вечера со звенящей над ухом мошкарой вдруг стали особенно сладкими.

До последнего он не хотел себе признавать, что всё дело в милой Малике.

Девушка-цветок сначала наотрез отказывалась сопровождать его в прогулках по Городу, но скоро Рысек убедил её, что возможно что-нибудь вокруг напомнит ей о забытом прошлом. Теперь иногда она одевалась в светлое платье, подаренное Портнихой, и неспешно бродила по улицам вместе с Рысеком.

Сначала он твердо верил, что девушка слишком долго плутала по Лесу, от чего всякие дурости и полезли в голову. По крайней мере, в некоторых книгах о лекарском деле упоминались хвори, которые трогают разум, а не тело. Но чем больше времени они проводили вместе, тем больше Рысек убеждался, что Малика если и придумывает, то делает это излишне изобретательно.

А еще она очень боялась Кузнеца.

– Ну и страшная вещь, – говорила она, разглядывая серп.

– Да чего страшного, за ручку взялся, да траву под корень, раз, – пожимал плечами Рысек.

– Или не травку, а человека, – продолжила Малика загадочно, прижимая дрожащую ладонь к своей груди.

– А человека-то как можно? – искренне не понимал Рысек.

Девушка вместо объяснений закрывала голову руками и начинала плакать. Так и получалось, что Малика обходила плуг за двадцать шагов, а при виде ножей застывала как кролик в высокой траве.

Со временем Рысек научился так водить её по городу, чтобы лунную девушку ничего не пугало. К его печали, она все равно слишком быстро просилась обратно в теплую каморку ткацкой.

Остальное время юноша проводил в библиотеке Мерлина, перечитывая всё в третий раз, чтобы вечером вернуться под окошко и рассказать новой подруге все самое интересное, что могло бы помочь ей вспомнить свое загадочное прошлое.

 

– Ну так ведь нельзя, Мерлин!

Рысек вздрогнул.

Он так зачитался фолиантом с рецептами пышного хлеба и тонкостями пекарного дела, что сам не заметил, как уснул. В библиотеке и время текло иначе, зайдешь едва заря займётся, а выходишь уже темнеет.

За окном догорал закат, а за стенкой Мерлин с кем-то спорил.

– Сначала парнишка, а теперь она? Ладно, без Искры, но чтобы вот так взять и её нам под ноги выбросить! Люди уже шепчутся, что мы прокляты, Мерлин, – сказал невидимый посетитель. Рысек знал этот голос. – Мол, ненавидит нас Лес. Вон, даже Нишка-Доярка захворала. И урожай гибнет…

– Нишка еще древнее меня, друг мой, в таком возрасте и хворать не стыдно, – ответил Мерлин. – А что до урожая, ты погляди, как солнце палит. В том году тоже самое было.

– Ну конечно, вот сорок зим она прыгала как олениха, а как эта сумасшедшая появилась, так сразу Нишка моя и прихворала! А как прихворала, так и посевы чахнуть стали. Уж не много ли совпадений?

– Не выдумывай.

– Да никто и не выдумывает, Мерлин! Как так можно, Искру взять и…

– А ну помолчи-ка! – вспылил старик. Рысек так и обмер, никогда не слышал прежде, чтобы Мерлин поднимал голоса. – И ступай отсюда.

– Я то, конечно, уйду, – ворчал посетитель. – Но всё это не к добру! Девчонка напугала всех до лесных чертей! Бледная, странная, а уж говорит-то как…

– Иди, Лука-Рыбак, иди. Искра это не твоя забота, и никогда ей не была.

Хлопнула дверь.

Рысек боялся пошевелиться, до ночи слушал, как старик ворчит под нос, собирает свитки и укладывается спать в скрипучую древнюю кровать.

И только когда по дому разнесся блаженный храп Мерлина, юноша пробрался к двери и выскочил в сад под свет бледной луны.

 

Пролетела большая часть лета.

Малика стала выходить совсем редко, ссылаясь на плохое самочувствие, но всегда с удовольствием слушала рассказы Рысека по вечерам, сидя у окна ткацкой.

Она вообще стала слишком задумчивой, говорила все меньше, и все чаще смотрела куда-то сквозь Рысека, сквозь Город, будто очень-очень далеко, даже за пределы вечного Леса.

Рысек начал верить, что где-то там и есть тот самый дом. Место, где счастливо существуют люди и без всякой Искры. Но как тогда Малика к ним попала?

Помочь он ничем толком не мог, поэтому просто рассказывал обо всем вокруг. Рысек даже не представлял как много знает о Городе и его обитателях, о Лесе, о положении звезд на небе, о привычках Кузнеца, тонкостях охоты на кабанов и из чего мешать желтую краску. Чем больше он говорил, тем холоднее и отрешеннее становилась Малика, а Рысек обнаруживал внутри колючее и тяжелое чувство, название которого не знал.

“Я хочу домой, Рысек”, – говорила девушка, и начинала плакать, уткнувшись ему в плечо, а он обнимал её аккуратно, и отвечал: “Я тоже”, не совсем даже понимая, что этот самый “дом” такое.

Иногда, очень редко, она улыбалась. И только ради этих моментов Рысек и жил.

Люди вокруг начали шептаться. Мол, Рысек и Малика столько времени вместе проводят, один без Искры из Леса вышел, а другая и вовсе от неё отказалась. Особенно с тех пор, как Нишка-Доярка все-таки померла и заняла свое место под камнем. Засохший ни с того ни с сего урожай тоже не добавил Городу радости.

Рысек так и не рассказал никому, что слышал в доме Мерлина, даже самому старику.

К Луке он старался возвращаться затемно, Рыбак ничего не говорил вслух, но помощи в домашних делах больше не просил. Да и вообще перестал Рысека замечать, будто никто у него на чердаке никогда и не жил.

В редкие моменты, когда Малика выходила, Рысек водил её на речку, к тишине, где злым шепоткам было до них не добраться.

В один из таких дней, ставшая совсем тихой и безмолвной, девушка-цветок вдруг схватила Рысека за локоть. Он чуть не подпрыгнул.

– Мне кажется, я вспомнила, – вдруг сказала она. Голубые глаза Малики почти светились живым огнем.

– Ого, – только и смог выдавить Рысек, привыкший, что подруга уже редко отличалась от настоящего цветка.

– Я знаю, – повторила она. – Знаю как попасть туда.

Юноша не нашелся что ответить.

Неужто, рассказы его наконец помогли, когда Рысек уже и всякую надежду потерял?

– Ты… – неуверенно начала Малика, а потом посмотрела прямо Рысеку в глаза. Да так, что все внутри сжалось от ужаса. – Ты пойдешь со мной?

Он так долго ждал этого дня! А теперь вдруг понял, что боится. Вот глядит на Малику, а у самого душа в пятках сидит и трясется. Домой? Из Города? Через Лес? Вдвоем только?

– Я не знаю, – ответил Рысек и закусил губу. – У меня… Одно дело неоконченное есть. Да! Слушай, я просто хочу, ну, проверить кое-что, хорошо? Вот проверю, значит, и можно идти хоть куда глаза глядят. Вдвоем. Только одно дело осталось, обещаю.

Он так и не понял, услышала ли его лунная девушка, она снова замолчала и уставилась в мутную речную воду.

 

Три дня Рысек боялся.

Даже к Малике не ходил. Она с тех пор совсем ушла в себя, оставив Рысека одного наедине со всеми тревогами.

Он так и не понял, как именно девушка собралась отвести его в это неизвестное место, которое называла домом. Портниха и есть-то её чуть ли не силой заставляла, а тут через Лес идти. Лес место суровое, там и Лесник то только знакомыми тропами ходит.

Рысек боялся и с другой стороны улицы буравил взглядом дверь пекарни, свою последнюю надежду обрести Искру. Тут уж как ни гляди, Рысек либо без Искры останется, либо Пекарем на всю жизнь. Что так, что так – одна беда, на том и порешил.

– Эй, добрая Булочница, могу ли я просить тебя взять одного ученика? – выпалил он, врываясь в пекарню, пока смелый дух не покинул тело.

Булочницу он не видел почти целую вечность. Заблудшие в лесах больше не появлялись, а просто так отвлекать Вейку от Искры ему не слишком хотелось.

Вопреки ожиданиям, румяная подруга не только не прогнала его скалкой, но и с огромной радостью повела показывать всё их пекарное хозяйство и даже пообещала сделать из него лучшего пекаря, чем сам мастер Дункан.

– Швейка Ядвига говорит, ты с новенькой все время якшаешься, – как бы невзначай обронила Вейка.

Булочница месила огромный кусок теста, обваливая его в муке, и разделяя на крохотные булочки-малышки, да поглядывала на Рысека, который изо всех сил пытался совладать с похожим куском, но поменьше.

– Ну, может, и якшаюсь, что с того? – буркнул в ответ Рысек.

Тесто оказалось неподатливым, словно глину для горшков замешиваешь. А ведь он был знатоком в пекарском деле! Из книг он знал, сколько муки нужно, и как её просеять, как испечь самый нежный хлеб, такой что во рту тает. Только вот как до дела дошло, так сразу все наперекосяк. Теперь, белый с ног до головы, Рысек нервно лепил коровьи лепешки и с завистью глядел на ровные круглые кусочки теста у Вейки.

– Да ничего, – с обидой сказала Булочница. – Совсем про меня забыл. Да оно и понятно.

– Чего это тебе понятно? – разозлился Рысек то ли на тесто, то ли на Вейку.

– Ну, она, выходит, тоже без Искры, – сказала девушка. – Ты с этой девкой как повелся, так странный стал, аж страшно.

– Чего это я странный?

– На рынке тебя уже сколько дней не было. Иногда, смотрю, Рысек идёт, а он раз и прыг в переулок, будто я не замечу! Ну я посмеялась сначала, а теперь вижу – ты и правда изменился. Задумчивый стал, не говоришь почти. Когда ты последний раз хоть на рынке то появлялся, пил или танцевал?

– Да чего мне люди-то, – ответил Рысек. – Вы же с Искрой вечно при деле, а мне зачем среди вас как камень в жернове болтаться? Потом скажете, молоко скисло, всё Рысек виноват.

– Не говори так! Мы все тебя очень любим.

– Ага, любите, меня вон как-то Пасечник так пнул, я аж звезды посреди дня увидел.

– Так ты же улей ему обронил.

– Ну может и обронил, чего пинаться-то?

– Да он же не со зла…

– Конечно, не со зла. И дураком ты меня не со зла называешь с самого первого дня.

– Да я же…

– Да все же только об этом говорят! Проклятье, дескать, живое. Как хромой жеребенок, которого только и осталось, что ножом по горлу чик, чтобы не мучался.

– Рысек…

– И с жалостью смотрят, даже ты. Мол, Искры нет, так, значит, калека. Надо его пожалеть, поддержать, а как отвернется, так Лесу поклониться, а то и в спину плюнуть, чтобы несчастье не передалось.

– Рысек, все ведь не так!

– Я… Мы не калеки, ясно? Мы просто не отсюда. Мы… Из другого места, там, далеко за Лесом. Где нет никакой это вашей Искры, и не нужно целыми днями на поле страдать, не разгибая спины!

Вейка ущипнула его за руку, и только тогда Рысек очнулся. На столе вместо булочных заготовок лежали маленькие их обрывки, а сам он по локоть оказался в липком тесте. Даже сам не заметил как.

– Все хорошо, Рысек, я сейчас помогу.

– Не надо, я должен сам.

До конца дня так и работали в молчании.

Кое-как он состряпал булочки, обмакнул в меду, уложил сверху кусочки ягод. Одного взгляда хватало, чтобы понять, Пекарь из Рысека как из свиньи рыба.

И Вейка туда же, так и глядела на него этим жалостливым взглядом, когда думала, что Рысек не видит. Ну ничего, он им всем покажет, разберётся только с этой проклятой печкой.

– Вот, берёшь лопату, и… – Булочница открыла печь и сунула в нее свои заготовки.

– Ну не такой уж я и дурак, – обиделся Рысек и тоже взялся за длинную лопату.

Он взвалил на неё все будущие булочки. Тяжелая, зараза, но Вейка же одна справляется, значит, и он сможет.

– Ты чего, Рысек, не все же сразу!

– А ну отстань, – шикнул он на подругу.

Лопата оказалась слишком длинной, а безобразные творения Рысека слишком тяжелыми. Еще и руки в тесте, нормально не ухватиться. Но оно и не страшно, не с таким справлялись. Благо знал он, чтобы тесто в печь сунуть Искры никакой не нужно.

Лопата опасно покачнулась.

– Обронишь же! – взвизгнула Вейка и бросилась к печке.

Вот уж неясно чего Рысек испугался сильнее. Того, что Булочница хлеб обронит, или что она ему помогать вздумает.

Он дернулся, повел лопатой в сторону, и все его несчастные булочки заскользили вниз.

Все случилось как-то само собой. Рысек будто просто наблюдал со стороны, как лопата, лишенная тяжелого прежде груза, взмывает в его руках вверх. А Вейка, дурная голова, лезет под неё, пытаясь ухватить несчастные булочки Рысека.

В общем, лопата и лоб Вейки со звоном встретились на полпути.

– Дурак! – заорала Булочница, заваливаясь на спину.

По пекарне прокатился грохот. Лопата вылетела из рук Рысека, а сам он окончательно потерял равновесие и рухнул на заднюю свою часть.

– А ты куда лезешь под руку, дура? – завопил в ответ он. – Видела же, что и без твоей помощи бы справился! Ну и откуда в тебе всё это… Вейка?

Девушка всхлипывала, сидя на полу и прижимая фартук к лицу.

Выбеленная ткань стремительно краснела.

– Вейка, ой Мерлин… Вейка! – Рысек бросился к подруге, но та отвернулась, а когда он попытался развернуть её к себе, то еще и начала неистово отбиваться.

– Идиот! Дурак! Какой же ты бестолковый, чтобы Мерлин в Лесу тебя оставил! – заплакала Вейка.

На секунду она зыркнула на Рысека, отняв от лица фартук. Весь лоб рассекала страшенная рана, аккурат по форме лопаты.

– Прости, я просто… – начал было Рысек.

– Прости да извини! Баран! Посмотри, что ты наделал! Говорю же, не все сразу… Ой-ой-ой, отвали от меня, говорю! Никого не слушаешь, все сам по себе. Дурак. Вот и нет у тебя Искры, пустая твоя башка, – закричала Вейка и тут же залилась рыданиями. Лицо у неё уже все покраснело от крови, а она только размазывала её вместе со слезами по лицу грязным фартуком.

– Да не хотел я… Просто. Я ведь и сам могу. Правда могу… Я много чего знаю. Всего лишь полезным хочу быть.

– Что тут происходит? Ох, Вейка! – за спиной хлопнула дверь, в пекарню вбежал мастер Дункан Пекарь и тут же бросился к девушке.

– Рысек.

Другой, тяжелый голос окатил Рысека с головы до пят, и юноша оглянулся. В дверях пекарни, сгорбившись, стоял старик Мерлин.

– Мерлин, я просто хотел пекарному делу наконец обучиться. Хотя бы немного. Ты же знаешь, у меня все из рук валится. Я совсем-совсем зла не хотел…

Но что-то в лице Мерлина заставило его замолкнуть.

Истошно рыдала Вейка, бормотал утешения мастер Дункан. Но всё это потухло, словно звучало очень далеко.

– Пожалуйста, послушай, – повторил Мерлин и сглотнул. – Малика утром ушла в Лес. Лесник только что нашел её.

 

Рысек всем сердцем ненавидел Город.

Его одинаковые дома, покосившиеся от времени, на которые и никаких рук не хватит, чтобы все залатать. Разбитые мостовые, заросшие мхом, где сапоги застревают между острых камней. Людей, которые не видят ничего дальше своей Искры. Рысек ненавидел всех и каждого.

Рысек ненавидел себя.

Людей в Городе хоронили у самого Леса. На светлой ровной поляне, докуда еще не добрались корни деревьев, где земля была мягкой и быстро зарастала травой.

Рысек сидел на камне, поджав ноги, и глядел на другой камень побольше. Уже глаза болели, но он всё равно не сводил внимательного взгляда.

– Здравствуй, Рысек.

– Уходи, я хочу побыть один.

– Ты и так слишком долго пробыл один, мальчик мой. Скоро уж десяток дней будет как.

– Ну и пусть, я никуда отсюда не уйду.

Мерлин вздохнул и присел рядом на траву.

– Я сочувствую твоей утрате, мальчик мой.

– Почему она умерла? – тихо спросил Рысек.

– Потому что слишком держалась за нечто очень далекое. За то, что лучше было бы забыть.

– Так значит ты знаешь откуда мы все приходим, – сказал юноша. Теперь это казалось ясным как день.

Старик надолго замолчал, Рысек почти слышал, как правда медленно рождается в старике.

– Существует одно место, мальчик мой, полное печалей, горести и боли.

– Это, что, для тех, у кого Искры нет? По-твоему, раз у человека нет Искры, так значит он печалиться и страдать будет всю свою жизнь? – Рысек сжал кулаки.

– Ну кому, как не тебе знать, что это правда? Как же человек счастлив будет, если нет дела ему по душе? Каждому нужно занятие по руке и талантам, да такое, чтобы чувствовал он себя нужным. Чтобы не было нужды бегать, метаться, себя искать. А так, раз ты Кузнец, то и железо тебя слушается, а если Пастух, так и овцы каждому слову внемлют как родные. Посмотри на наш Город, ты ведь тоже чувствуешь, что он совсем как живой. Каждый его камушек работает как нужно, выращивает пшеницу, мелет муку, печет хлеб. Неужели ты не видишь всей этой красоты?

Юноша повернулся к старику.

Мерлин глядел перед собой и казался еще старше обычного, хотя казалось это уже невозможно. Глубокие тени лежали в его морщинах, а седую редкую бороду трепал последний летний ветер.

– Ну если все так замечательно работает, тогда зачем я вообще нужен здесь, Мерлин? – спросил Рысек и сжал губы.

– А разве ты еще не догадался? – спросил Мерлин в ответ и глянул на юношу.

Внутри что-то дернулось. Уж до чего остро слово Мерлина кольнуло. Мог бы Рысек злиться, то обязательно разозлился, а так словно все встало на свои места. Вот он, Рысек, старый и печальный старик, который выращивает розы у себя в саду и пишет книги в темном кабинете.

– Но она улыбалась, – сказал Рысек тихо. – Малика. Лежала на руках у Лесника, такая невесомая, неживая, и всё равно улыбалась. Она добралась куда и хотела. Домой. Где бы она ни оказалась, с Искрой или без – теперь она счастлива.

– Счастье – это не для нас, мой мальчик. Кто-то должен следить за Городом, а это превыше любого счастья, понимаешь?

Солнечный свет потускнел, закрытый тяжелыми облаками. Летняя жара сгустилась, очередной порыв ветра принес обещание скорой грозы.

Наконец, утомленный долгим молчанием Мерлин встал.

– Я знаю, что ты желаешь натворить глупостей, но подумай не только о себе, мой мальчик.

Рысек не ответил.

Холодная капля упала Рысеку прямо на нос. Затем другая. И третья. Закрапал дождь. Юноша снял с плечей старый латаный-перелатаный плащ и укрыл им камень, под которым лежала Малика – девушка отказавшаяся от своей Искры.

Когда он развернулся, Мерлина уже нигде не было.

 

Все было готово.

Рысек ни с кем не прощался. Кажется, за эту луну люди научились его избегать. Видать, глядел по-особенному недружелюбно, а может и выглядел как-то не так. Даже добродушные прежде соседи завидев его старались свернуть поскорее, а то и вовсе пойти в обратную сторону. А Вейке он со случая в пекарне вообще старался на глаза не попадаться.

Ну и ладно.

“Подумай не только о себе”, ворчал про себя Рысек, “Нет для нас счастья, дескать”. Да пусть в макушку молния ударит, чем Рысек будет до конца дней Искры людям раздавать, горбиться над письменным столом и жить отшельником!

“Кто-то должен следить за Городом”.

Да кому до Города вообще есть дело? Просто горстка кроличьих клеток с разными именами.

Солнце едва взошло, и полоса хмурого Леса смотрела на Рысека по-особенному зловеще. Единственный шаг вперёд, через аллею, и прощай, Город, прощай, Мерлин.

Где-то там, за стеной из деревьев и трав есть место, откуда пришла Малика. Сошедшая с полосы лунного света. Она где-то там ждет его, чтобы рассказать о своем доме так, как рассказывал о своем он. И пусть проклят будет этот Мерлин с его “счастьем”!

Рысек занес ногу, и тут из глубины Леса что-то зашуршало. Он уже собрался было нырнуть в ближайшие кусты, как из-за дерева появилась троица людей.

– О, Рысек, ты что ль! – радостно воскликнул Эдвин. За это время он изменился так, что юноша едва его узнал. В охотничьем плаще, с подстриженной бородой и луком за спиной тот выглядел как настоящий Охотник. – Э, как удачно я тебя встретил.

– Не то слово, Эдвин, – кисло улыбнулся Рысек и только теперь обратил внимание, что те двое, которых вел Охотник были ему незнакомы. Юноша с длинными волосами, который смотрел исподлобья, и седоватый мужичок без одной руки.

– Я тут, это, на двух ребят наткнулся в Лесу, ну струхнул, конечно, – сказал Эдвин, обернулся на Заблудших и помахал им рукой. Те, неуверенно поглядели в ответ. – А потом вспомнил, как ты меня самого так встретил, не испугался, а взял за руку и в Город отвел. А ведь я тебе даже спасибо не сказал!

– Да чего тут благодарить, жив, здоров и хорошо, – смутился Рысек.

– А ты чего, куда собрался с утра пораньше? По грибы?

– Ага, по грибы.

– Вижу, – Эдвин кивнул и ухмыльнулся. – Да кто ж с полным мешком за спиной по грибы ходит?

Рысек нахмурился и хотел было пройти мимо Охотника, но тот мягко положил руку ему на плечо.

– А не поможешь ребят к Мерлину отвести? – сказал он. Даже строго как-то сказал. – Погляди, какие напуганные, а так хоть увидят, что тут не звери живут, и их самих не на каторгу ведут.

– Что такое каторга? – нахмурился Рысек.

Эдвин поскреб в затылке.

– Да Мерлин его знает, на ум вдруг слово диковинное пришло.

 

Дом Мерлина и его сад стояли почти у самых пастбищ, от кромки Леса до него пришлось идти через весь Город.

Рысек и Заблудшие брели по знакомым улицам следом за Эдвином. Да он и сам себя Заблудшим чувствовал.

Как же не хотелось возвращаться в Город, а уж тем более перед Мерлином объясняться. Да, может, так и оно и честно будет. Прямо скажет старику все, что обо всем этом думает, а потом уйдет с чистым сердцем.

– Рысек! – из дверей пекарни выскочила Вейка Булочница.

– Привет, Вейка. Да хороша-хороша, ну отпусти, – круглолицая Булочница тут же повисла у него на шее. – Не при чужих же.

– Ну ты и оброс, дурак! Ой… – она только сейчас заметила двух Заблудших, следующих за Охотником и даже слегка поклонилась. – Здравствуйте.

Заблудшие не ответили, только кивнули неуверенно. Вот уж им представление, конечно.

В саду у Мерлина уже пахло осенью.

Чудаковатый домик стоял, заросший плющом и розами, похожий на диковинную клумбу со шляпой. От одного его только вида у Рысека сжало в груди.

Тихонько скрипнула дверь. Звякнул колокольчик над головой.

Внутри все было, как и раньше. Горшки с цветами, книги, свитки, шкафы, заставленные вещами диковинными и красочными. Фигурки из дерева, разноцветные склянки, перья, украшения и плетеные узоры.

– Дядь Мерлин! – крикнула Вейка. – Может, вышел куда?

Эдвин Охотник с Заблудшими остался снаружи любоваться цветами, а Вейка, не бывавшая здесь часто, тут же принялась разглядывать бесчисленные полочки и аккуратно все трогать пальчиком.

Рысек заглянул в каждую комнату. В библиотеку, в кабинет, где Мерлин корпел над свитками, в крохотную кухоньку с печкой, зал с креслом и камином, в котором еще краснели угли, несмотря на теплое утро. Последней он зашел в темную спальню с плотно занавешенными окнами.

– Мерлин? – спросил он в полумрак.

Старик лежал в своей глубокой постели, до груди укрытый одеялом.

Здесь мир Рысека и оборвался.

Не нужно было быть Лекарем или Провожающим, чтобы понять, что Мерлин вовсе не спал. Это было нечто гораздо более глубокое, чем сон.

Старик утопал в глубокой перине, сложив на груди худые натружённые руки. Он лежал и словно мирно улыбался. Улыбался так же, как улыбалась Малика.

– Ах! – над ухом вздохнула Вейка.

Рысек даже не заметил, как она оказалась у него за спиной. Так они и стояли в дверях, глядя на того, кто когда-то был сердцем всего Города. Мудрым и всезнающим Мерлином, тем, кто дарил Искру.

В руках старик держал смятое письмо, даже отсюда Рысек видел, чьё имя было написано на обороте.

 

Вейка плакала навзрыд, сидя в уголке кабинета. Рысек укрыл её шерстяным одеялом, толку от Булочницы в таких делах не было.

Сам он сел в кресле Мерлина и теребил пергамент.

“Рысеку”. Мягкий почерк старика узнал бы кто угодно. Все книги в библиотеке писались этой уверенной рукой.

Внутри юноши было холодно и пусто. Словно зимний ветер прошелся и все пылинки выдул в открытое окно.

Он вздохнул, вытер рукавом глаза и развернул письмо.

“Рысек. Теперь ты готов узнать о том мире, который существует за пределами Города, полного боли и разочарований. Мире, в котором ни для кого нет места. Это место называется…”

– Эй, молодые, ну и долго вас ждать?

Рысек вздрогнул и отнял взгляд от письма.

Эдвин влетел в кабинет и теперь с бледным лицом разглядывал ревущую Вейку. За ним вошли новенькие Заблудшие и теперь топтались у самого порога.

– Мерлина больше нет, – чужим голосом сказал Рысек.

– Как нет? – Охотник моргнул, но посмотрел еще раз на ревущую навзрыд Вейку и сглотнул. – Так тут же… Заблудшие. Обряд же…

Бедняги глядели на Рысека. Потерянные, что ни на есть настоящие Заблудшие. Кем они будут теперь, когда Мерлина больше нет? Такими же как он, Рысеками?

Ответ пришел сам собой.

– Отведи парнишку волосатого к Лекарям, – сказал Рысек. – Он там справится. Взгляд у него внимательный, страха он не знает, но помогать будет всем, чем может. Из таких хорошие Лекари выходят.

– А… – начал было Эдвин.

– Однорукого в кузницу отведи.

– Да как в кузницу-то с одной рукой? – изумился Охотник.

– У него плечи сильные, и правая рука, что есть, вся в мозолях. Уж не знаю откуда он в Лесу мозоли заработал, но у Кузнеца точно такие же. Мастером ему не стать, а Подмастерье выйдет знатный.

Эдвин долго смотрел на Рысека круглыми глазами, не решаясь сказать ни слова. А Рысек смотрел сквозь него. Сквозь Город. Сквозь Лес.

Так и смотрел целую вечность, пока на плечо вдруг не легла теплая и нежная ладонь.

– Рысек, – сказал знакомый голос. От ладони дохнуло чем-то домашним, уютным, словно разогретое у камина шерстяное одеяло. Чем-то таким, чего у Рысека никогда не будет.

– Позови Провожающего, Вейка, – сказал Рысек, не глядя на неё. – Созови всех, кто хочет прийти проститься с Мерлином.

– Рысек… – повторила Вейка, всхлипывая. – Выходит, ты теперь…

– Я Рысек, – пожал он плечами. – Я просто Рысек.

Он аккуратно сложил письмо Мерлина и бросил его в догорающие угли. Сухая бумага вспыхнула и тут же рассыпалась белым пеплом.