Мокрый осенний лес – это некрасиво. Влажность пропитывает одежду, обнимает своими скользкими руками, заставляя морщиться от прикосновений. Холод, её вечный спутник, проникает под кожу, сковывает движения. Ноги продираются сквозь уже начавшую преть жёлто-рыжую массу листвы, перешагивают через упавшие стволы, ломая ветви, давят гнильё.

- Персе турд.

Я шиплю крепкое словцо, подцепленное от хулигана Лелло. Лелло говорит, что этому слову научил его лично Таарапита и что оно поможет одолеть кааба, духов мёртвых. Смешной Лелло. Он сильно удивился бы, узнав, что всё ровно наоборот. Но его выдумки меня даже веселят.

Я оказываюсь на краю впадины, чаши поразительно правильной формы прямо посреди леса, окаймлённой невысоким валом. Будто волна, вызванная упавшим в воду камнем, появилась и застыла через секунду, да так и заросла, за века став неотъемлемой частью леса.

Тропа идёт вниз, хотя это сложно назвать тропой. Прогалок между деревьями, более-менее свободный от веток и выпирающих корней. Я иногда хожу здесь, когда мне надо подумать. Раз в… Не знаю. Давно ли я здесь? Среди этих деревьев, среди этих людей. Впрочем, местные у бездны почти не появляются. Считают её проклятой или святой – часто это одни и те же люди, для которых святость и проклятие гораздо ближе друг к другу, чем к среднему миру. Не могу сказать, что они не правы.

Буки и вязы расступаются, в просветах блестит вода. Ещё несколько шагов, и лес плавно перейдёт в опушку вокруг почти идеально круглого озера. Совсем крохотного, два-три десятка сили – саженей. Это, в общем-то, пруд, только нерукотворный. Просто вода долго-долго набиралась в эту воронку, которую теперь называют бездной. Глупо, утонет там только пьяный. Но даже пьяный не станет это проверять.

 

***

 

Вначале был огонь. Не то ревущее пламя, которое люди креста представляют, рисуя ад. И не абстрактный божественный свет. Нечто первобытное, изначальное. Космическое? Жар, пронизавший пространство от небесного свода до самых недр.

И стал я.

Как возможно описать ощущение, когда ты появился только что, но при этом был всегда? Во мне не было знания. Не было даже мудрости. Было лишь спокойное понимание дальнейшего пути. Не план, не цель, лишь чувство правильности и отклонения от неё.

И стал Эзель.

Вокруг этой «бездны», которую потом кто-то назовёт Каали. Потом придут люди, построят дома, придумают себе богов. Потом. А тогда я стоял один посреди огромной воронки, обожжённой первозданным светом.

- Кто ты?

Шёпот раздался совсем рядом, но одновременно наполнив собой весь мир-меня и меня-мир. Сколько прошло времени, прежде чем я услышал этот вопрос, воспринял его? Час или тысячу лет. Всё едино.

- Таара.

- А что ты можешь?

- Всё, - я даже не задумывался над ответом. Просто знал, что он правильный.

- Великий Таара, - поклонился кто-то, не сомневаясь в моих словах. – Таарапита.

И стал мир.

 

***

 

Что привело меня сюда именно сейчас? Какая-то необъяснимая засевшая в груди тоска. И желание вновь прикоснуться ладонью к глади воды. Что изменится? Чем станет этот мир завтра или уже сегодня. Не знаю. Но я не мог отделаться от мысли, что вижу Каали в последний раз.

- Тайво!

Лелло. Я бы ни с кем не спутал его задиристый голос. Вот только сейчас он был испуганным – без единой нотки обычного веселья и беззаботности. Серьёзный, встревоженный. Он мгновенно заставил меня застыть на месте. Предчувствия не обманули. Предчувствия меня никогда не обманывали.

И всё же я не стал оборачиваться сразу. Постоял, медленно вдыхая влажный осенний воздух, опустился у самого берега и потрогал воду, растёр её в пальцах, словно совершая странный прощальный обряд. Потом, повинуясь внезапному порыву, набрал воду в ладони и выпил длинными мерными глотками. Вкус был неприятным – поднявшаяся ото дна песчаная взвесь осела на языке, протекла в желудок.

- Не пил бы ты её, Тайво!

Лелло не решался спуститься и кричал мне сверху, с самой кромки этой природной чаши. За поясом у него торчали два топора на длинных древках.

Только тогда я поднялся на ноги, повернулся и медленно пошёл обратно. Обычно подниматься сложнее, но сейчас я не ощущал этого и даже выдавил из себя подобие кривой улыбки. Обычно так меня подбадривал Лелло, но его ухмылка куда-то ушла. Пора вернуть долг?

- Ничего, - хлопнул я его по плечу, добравшись до вершины. – Эта вода придаст мне сил.

Лелло – высокий, как и я, только немного угловатый и нескладный – посмотрел мне в глаза

- Силы тебе понадобятся, Тайво. Беда пришла. Старик Ваха говорит, что это конец мира.

- Мир никогда не кончается, Лелло. Но иногда меняется. Что стряслось?

- Люди. Много людей. С мечами в руках и крестами на белых знаменах. Помнишь, как прибежали люди из Муху? Их прогнали они. Сожгли дома, требовали поклониться их богу, - он поднял глаза к небу и пробормотал: - Помоги нам, Таарапита…

- Где они?

- Уже здесь, в Вальяле. Окружили холм. Требуют выдать старейшин и убить наших богов.

- А что войско?

- Оружные на холме укрепляют частокол. Людей послали во все окрестные поселения. Я побежал за тобой.

Я усмехнулся, пытаясь понять собственные эмоции. Удивила ли меня его вера, должен ли я воспринять её как должное.

- Почему, Лелло? Сколько ты искал меня? За это время можно добраться до Каармы – там есть несколько десятков, готовых биться. Идём.

Лелло не двинулся с места.

- Тридцать человек против тысяч. Что они сделают? Нам не сдюжить. Мы капля в бездне, - он кивнул вниз, на гладь пруда, и я не смог сдержать усмешки – Лелло был свято уверен, что там нет дна.

- И всё же ты зовёшь меня идти прямо туда, в самое пекло.

- Я трус, Тайво. Я люблю едкую шутку, громкую песню, доброю выпивку и драку на кулаках, а не кровь и смерть. Но где-то там Тойго и Химм. Меелу, Вилма и Лууле. Моя Лууле. Их всех убьют или отберут наших богов – какая разница. Они увидят, как я сбегу? А ещё Таара. От него не укрыться. Он точно увидит… Как я…

Лелло запнулся, вытащил один из топоров и протянул его мне, с силой ткнув прямо в грудь.

- В общем. Я решил, что ты захочешь умереть вместе со мной.

Я посмотрел ему прямо в глаза и не сказал ни слова. Просто сжал топор и молча пошагал в сторону Вальялы, махнув другу рукой. Путь не был таким уж далёким, но дороги до Каали никто не прокладывал – здесь только лес и пара вёрст полей. Часа четыре. Если поспешить – три, по бурелому и через овраг.

Мы не бежали. Здесь трудно бежать, но не в этом дело. Час ничего не решит. Я видел этих пришельцев с юга. Однажды, там, на большой земле. Они тоже не любят спешить. Они поставят лагерь, разведут костры. Они будут ждать, пока мы, варвары, сдадимся сами.

Чем ближе к поселению, тем проще становилось идти. Из труднопроходимого лес стал почти облагороженным. Во всяком случае – свободным. В отличие от Каали здесь люди появлялись постоянно. Собирали ягоды, грибы, валежник. Здесь уже появилась тропа, и мы дошли до перекрёстка.

Слева, не так далеко, находилась священная роща. Там стояли идолы – то, как эзельцы понимали богов.

Да и здесь многие деревья были святыми, для каждого по-своему. Я шёл, проводя рукой по шершавой коре, то тут, то там нащупывая вырезанные метки-ристипуу –фамильные знаки в память об умерших. Каждый из них – чьё-то горе, чья-то трагедия.

Через пару сотен сили лес расступился. И я понял, что вскоре для этих меток не хватит леса.

Форт Вальяла возвышался над распаханной равниной. Насыпь высотой в несколько сили, сверху деревянные стены и две башни. Копья и топоры. Луки и стрелы. Много стрел. Много. Их хватало, чтобы отогнать набеги ливов или суми. Но это был не набег.

Если бы урожай не успели убрать, он был бы уничтожен сапогами пришельцев. Сотни, тысячи солдат в железных кольчугах. Их масса была неоднородной и грязной, но эта масса окружила форт непроходимой трясиной. Попробуешь пройти – и застрянешь, завязнешь, утонув в собственной крови. Конец мира – так сказал Лелло? Да, это похоже на конец мира. Его посланцы тоже были недалеко – на соседнем холме возвышался отряд, полностью закованный в доспехи. На солнце сверкали почти зеркальные нагрудники и белые плащи, перечеркнутые красным крестом. Там стояла конница, поднимался большой шатёр.

Лелло стоял рядом, тяжело дыша. Не поймёшь сразу, чего в этом дыхании больше – страха или ярости. Наверное, и того, и другого. Он хотел бежать, и разрывался – снова скрыться в лесу или рвануться на врага, поправ собственную жизнь. Я сжал его плечо свободной рукой и надавил вниз – стой. Ни то, ни другое – не выход.

Я посмотрел ему прямо в глаза, опустил руку и обхватил древко его топора. Его взгляд стал испуганным, он потянул оружие на себя.

- Ты веришь мне? – я постарался сделать голос убедительным, твёрдым.

- Верю, Тайво.

- Тогда останься здесь.

Он помотал головой и чуть не вырвал топор. Я начал злиться.

- Ещё раз – ты веришь мне? – теперь в моём голосе прозвучал гром.

Лелло разжал руку и отступил на шаг. Хотел что-то сказать, но промолчал. Я тоже. Я повернулся к нему спиной, держа в каждой руке по топору. Нет смысла что-либо говорить. Нет смысла прощаться.

Шаг.

Я выхожу из леса, на моё лицо больше не падает тень старого вяза. Я открыт.

Шаг.

Я развожу руки широко в стороны, обухи топоров к горизонту, лезвия вниз.

Шаг.

Я смежаю веки. Мне больше не нужно зрение. Это моя земля, я знаю всё, что на ней происходит.

Каждый шаг гремит всё сильнее. Слышат ли они меня, или это только воображение? Кажется, ещё немного – и земля начнёт трястись, обнажая прожорливые трещины. Удобрить бы почву Эзели, но ей противно ваше железо. Так провалитесь же! Не в Ма́налу, жилище Туони – вы не достойны корней мирового древа – а в ваш отвратительный христианский ад. Вы его придумали, вам же гореть там вечность.

Знаете, что будет дальше? Я – знаю. Вы наконец заметите меня, одинокую фигуру, бредущую прочь из леса прямо к вам в руки. Кто-то посмотрит с любопытством, кто-то с откровенным презрением. Но вы обязательно будете смеяться. Глупо даже предполагать, что одинокий воин, даже самый сильный, не то что одолеет армию, но вообще навяжет хоть какой-то бой. Вы и не собираетесь сражаться со мной.

Когда я подойду на достаточное расстояние, из вашего лагеря вылетит стрела. Может, это будет приказ, может – чьё-то самовольное решение, но, нацеленная мне в грудь, она не долетит всего пару сили. Попадёт прямо в луч осеннего эзельского солнца и, рассеченная надвое, упадёт обломками где-то позади. Вы не поймёте, что произошло, и лучники попробуют снова…

А от моих шагов продолжит дрожать земля. На эту дрожь вы спишете свои промахи, но вскоре уже трудно будет стоять. Кто-то ударится в панику, командиры попытаются успокоить людей. Но едва ли кто-то из вас встречался со столь разрушительной природной силой. Гул из самых недр дойдёт до ваших ушей, и вы помянёте дьявола.

Но дьявола нет. Есть только я. Я дойду до вас, воздев топоры, и ударю пытающихся подняться солдат. Эзель впитает их кровь и вздохнёт радостно, призывая на бой. Выбегут воины из ворот форта, накатывая лавиной с холма. Подоспеет ополчение из Каармы, Пейре и Курессааре. Вы правы, не будет боя. Будет резня.

Рыцари вновь оседлают коней в полной уверенности, что им даже не нужна остальная армия. Белоснежный поток с именем вашего божка на устах ринется ко мне, но лошади не сделают и сотни шагов. Мёртвые корни деревьев, которые мы принесли в жертву ради золотистых полей, кривыми пальцами вылезут из земли и схватят за подкованные копыта – сверкающие доспехи окажутся в осенней грязи. И всё закончится, не успев начаться.

Я видел это так ясно, словно всё уже произошло. Это просто. Просто моя сила и сила этой земли. Мне осталось сосредоточиться и воззвать к ней.

Но меня остановил голос. Полузабытый шёпот, идущий из вечности.

- Взгляни. Взгляни хоть немного дальше.

Куда? Куда мне смотреть? Дальше?

И я увидел, направив взор на несколько дней вперёд. Увидел восемнадцатитысячную армию, которая задержалась в Муху, но теперь идёт вслед за своим авангардом. Рыцарский строй в десятки раз больше того, что наблюдал сейчас с холма за осадой. Длинную череду обозных телег – мечи, топоры и стрелы, которые мы не сделали бы и за сотню лет.

Я мог бы обрушить весь остров в пучину последней битвы. Не только люди. Земля разверзалась бы под ногами захватчиков. Ураган бил бы в грудь и заглушал крики. Шторм пожирал бы отступающих.

Но я видел, видел, видел и их – крохотные точечки, отступивших и спасшихся, видевших всё гонцов. Я отвёл свой взор максимально назад, чтобы видеть их след – как капелек крови, текущих по обугленному вечной войной континенту – в Ригу, в Эшенбах, в Ахен, в Рим… А обратно огонь и топот миллионов копыт, подгоняемых буллами и эдиктами сильных мира.

Я открыл глаза и увидел, что, осознавая это, всё ещё продолжал идти. И строй солдат был уже прямо передо мной. Я опустил топоры и немигающим взглядом уставился на того, кто больше всего походил на командира – его кольчуга была новее, крепче на вид, а поверх болтался грязный, некогда белый плащ. Он что-то спрашивал, но я не понимал его лающий язык.

Тогда ко мне подошёл другой. Лица – его и группы людей поблизости – казались почти родными. Без кольчуг, только в стёганках и с топорами.

- Я помню тебя, - медленно произнёс он. С акцентом, простыми словами – маакеель был для него не родным, но знакомым. Лив, скорее всего, мы часто торговали с ними, иногда воевали. – Мы встречались в Муху, да?

- Возможно, - думаю, я вспомнил бы его лицо, если б хотел. Но зачем?

- Встречались, - он кивнул утвердительно и повторил, - я помню тебя. Молодой, но к тебе прислушивались.

Он прав. Старейшины слушали мои слова. И слышали. Нередко артачились и решали по-своему, но мне хватало моего на них влияния. Зачем отбирать у людей свободу?

- И почему вы здесь? Почему с ними?

Лив дернул плечами, не стремясь отвечать, и нервно оглянулся на чужака – тот явно проявлял нетерпение.

- Поднимись в форт. Скажи, чтобы они сдались. Или все здесь умрут. Старики упёрты, им уже всё равно– так было и у нас. Но тебе разве не хочется жить?

Я усмехнулся, а потом не выдержал и рассмеялся, от того насколько слепо он выбрал стариков. А чужаку надоело смотреть на нашу перепалку. Он разразился длинной речью, где я разобрал только что-то похожее на ливское «нет». А потом поднял своё оружие и ударил рукоятью мне прямо в лоб.

Мысль, почему же он не убил, явилась и тут же затерялась в тумане. Я покачнулся и медленно осел, пытаясь оставаться в сознании. Зря. Мне совсем не понравилось то, что я увидел.

Ворота форта распахнулись. Защитники увидели, что враги на что-то отвлеклись, и сочли это пусть крохотным, но шансом. Две сотни мужчин с топорами и копьями ринулись с холма в самоубийственную атаку, а над их головами просвистело лишь пару десятков стрел. Они кричали, и больше всего на свете мне хотелось не слышать их криков. Но помимо воли до меня докатился нестройный вопль:

- Таарапита! Таарапита! Помоги нам, Таарапита!

Как? Как? Как мне вам помочь, чтобы одновременно не убить вас всех?

- Таарапита!

Уже проваливаясь в беспамятство, я повернул голову и увидел бегущего от леса Лелло.

Он был безоружный. Глупый, безоружный Лелло. Зачем?

 

***

 

Из рощи хорошо был виден форт. Сейчас над ним поднимался дым, а нос чуял гарь. Голова раскалывалась, болели резко заведенные за спину руки, связанные вокруг какого-то дерева или столба – я пока не мог понять. Помимо дыма в нос ударил запах крови – слабый, но всё равно заметный. Я всё ещё пытался сфокусировать взгляд, но уже знал, где нахожусь.

Священная роща, совсем недалеко от Вальялы. Старый-старый лес, поляна, боги и духи. Их черты легко угадывались в грубо высеченных идолах. Уку, Пикке, Юмала, Пяйватар… А где же? Ах, да. Иронично. Я, насколько мог, поднял голову, чтобы рассмотреть, к чему привязали меня, и увидел лик Таарапиты – грозного бога войны. Так его представляли люди.

Люди были здесь – живые и мёртвые.

Мертвецы валялись, рассеченные железом – последний оплот обороны. Нет, не форта – форт можно построить заново, возвести стены, пополнить запасы. Нет. Последний бой состоялся здесь. Пара десятков воинов – в нескольких по одежде можно было угадать жителей Каармы, они успели аккурат к своей смерти. А у самых истуканов валялись старики – жрецы, старейшины. У них не было оружия, не было даже сил, но было упрямство размером с Эзель. Конечно, они не отошли.

Живых пригнали уже позже. Женщин, детей, которые должны были стать свидетелями казни. Казни эзельских богов. Большинство из них уже давно не появлялись во плоти. Слишком старые, слишком самоуверенные для этого. Лишь я продолжал возвращаться сюда, в разных обличьях, с разными именами. Возвращаться, чтобы стоять с топором в строю рядом с такими, как Лелло – глупыми, но бесконечно храбрыми, даже если они утверждали обратное.

Я услышал стон совсем рядом. Повернул голову и увидел его. Не знаю как, не представляю, но Лелло дошёл до сюда, до самого последнего рубежа и даже раздобыл оружие, которое ему так и не помогло. Он валялся почти у моих ног, одной рукой зажимая рассеченный живот, а другой царапая дёрн.

Короткий взгляд в прошлое. Я не хотел этого видеть, но должен был отдать дань храбрости друга. Вот он бежит с криком «Таарапита!», а когда моё сознание окончательно угасло после удара – «Тайво!» На него обратили внимание, разумеется, но в этот момент гарнизон форта уже врубился в наспех построившихся напротив ворот врагов. Это отвлекло и командира, ударившего меня, и группу ливов – что им одинокий безоружный глупец. И Лелло воспользовался этим, чтобы подхватить оба топора, выпавшие из моих рук. Один метнул в чью-то защищенную кольчугой спину, другим начал рубить. Лив, говоривший со мной, отмахнулся, но неудачно, и пропустил смертельный удар в грудь. То же случилось и со вторым. Третий справился лучше, но хват был неудачный, и вместо рубящего удара Лелло просто оглушило. Добивать его не стали – битва шумела в другой стороне.

Он очнулся позже и увидел, как моё тело уносят прочь, к роще. Поднялся и, шатаясь, побрел следом, не забыв топор. Догнал уже здесь и напал, но так и не успел прийти в себя. Один из кольчужников увернулся от его слабого взмаха и рубанул мечом по животу. Лелло упал, а рядом умирали последние стражи священной рощи.

- Лелло! – позвал я.

Он не обернулся, только снова застонал. Я рванул связанные руки, но лишь едва не вывихнул запястья. А мои усилия привлекли внимание высокого дородного человека в чёрных одеждах и с крестом на шее. Новый жрец нового бога. Ненавидеть его? Плюнуть в лицо? А это ничего не изменит.

Он подошёл ближе, не обратив никакого внимания на стонущего Лелло. Умирающий умрёт и так. Жрецу нужен был я. Он присел на корточки рядом со мной, внимательно изучая то, что видит. Огонь фанатика в его взгляде угас, там выражался только деловой интерес. Он произнёс спокойно, будто заключал торговую сделку:

- Ваши старейшины мертвы.

Это были слова нашего языка, правильные, почти не исковерканные. Но это не удивило меня. Их жрецы и раньше появлялись в наших землях, в Вальяле в том числе. Пытались проповедовать своё учение. Конечно, для этого им нужно было говорить на маакеель. И они всё равно уходили ни с чем. Что ж, на этот раз они привели с собой армию. А жрец продолжал:

- К счастью, Вальтер рассказал мне о тебе. Его livländer говорят, ты тут вроде… autorität. Правда, отказался отговорить своих людей сдаться. Видишь, к чему это привело? Но ты всё ещё можешь помочь им. Смирись, прими Dominus Deus. Они последуют за тобой.

- Я не могу.

- Почему? Тайво, верно? Почему, Тайво? Неужели ты всё ещё верен своим богам? Вот ему, - жрец показал наверх, на лик идола, к которому я был привязан. – Как вы его называете?

Я едва сдержался, чтобы не рассмеяться от странности этого диалога.

- Таарапита.

- Кто же он? Чем он славен?

Трудно было найти в себе силы посмотреть жрецу прямо в глаза.

- Это великий бог войны.

- Но он проиграл, Тайво! Ты видишь? – он обвел рукой трупы. – Я с именем Господа своего дошёл досюда. А ваш Таара не помог вам ничем.

- Не помог, - я покачал головой, вновь опустил её к земле.

- Но ты всё равно не изменишь ему?

- Я не могу.

- Так тому и быть!

Жрец хлопнул по коленям и встал, одновременно повышая голос почти до крика. Секунду заняло его превращение из дельца в истово верующего:

- Люди Эзели! Ваши боги покинули вас! Они покинули вас в самый тяжёлый час – в час битвы, в час, когда решалась судьба вашего народа. Не думайте, что я не понимаю. Вы видите во мне завоевателя, поправшего всё, во что вы верите. Но почему так? Почему боги не помогли вам? Я отвечу – потому что они слабы. А я пришёл сюда с одним лишь именем Господа на устах.

- Ты пришёл сюда с армией! – крикнул кто-то из толпы.

- Где она? – повернулся жрец вокруг себя, разведя руки, а потом успокаивающе махнул солдатам, чтобы не реагировали на провокации. – Я здесь один! Один напротив ваших богов. Я сказал, что они покинули вас. А теперь они падут!

Жрец подобрал валяющийся среди трупов топор и, замахиваясь, направился к одному из идолов. Но перед тем, как ударить, вновь повернулся к людям и вскричал во всю мощь своих лёгких:

- Они падут!

Краем глаза я заметил, как зажёгся огонёк в вырезанным на мёртвом дереве глазах Пикке. В голове раздался его голос:

«Время пришло, Таара, сейчас или никогда.»

Ему вторил Юмала, но он почти шептал откуда-то из глубины:

«Тебе хватит сил, Таара. Только тебе и хватит»

Сверкнула бликом в воздухе солнцеликая Пяйватар:

«Это конец мира, Таара. Твоего тоже»

Их заглушил гневный, раздражённый Уку:

«Уничтожь их, Таара! Ударь прямо сейчас!»

И я послушал. Провалился туда, вглубь, к изначальной огненной силе, приведшей меня в этот мир. Коснулся воды из бездны Каали, растворенной в моей крови. Вдохнул воздух Эзели. Сжал веки, сжал кулаки и ударил.

А мне в ответ по ушам ударил гром, но, кажется, слышал его только я. И страшный, ошарашенный крик старого Уку, не ожидавшего такого предательства. Кричали Пикке, Юмала, Пяйватар и другие. Старые, слабые. А я давил и давил, изгоняя их из этого мира. Надеюсь, там, в вечности, они поймут, почему я поступил именно так. Или изгонят меня, и я стану чужим везде. Не важно, уже слишком поздно.

Их крики умолкли через пару секунд, а древесина идолов в мгновение иссохлась и дала трещины. Конечно, жрец не преминул заметить это и прокричать:

- Вы видели! Одних моих слов хватило, чтобы покончить с ними! Но я доведу дело до конца!

Жрец покрепче перехватил топор и с размаху ударил по одному из истуканов. Крики богов в моей голове уже смолкли – но теперь закричали люди. Кто-то яростно, кто-то в отчаянии. А жрец продолжал рубить, без какого-либо почтения, как засохшее дерево в саду. И подбадривал себя молитвой. Сначала тихо, но чем сильнее он уставал, не привыкший к физическому усилию, тем громче из его рта вырывались чуждые слова. Под конец он уже выкрикивал на выдохе:

- In nomine Patris! – Удар. – Et Filii! – Удар. - Et Spiritus Sancti!

Наконец то, что было когда-то идолом Уку, глухо рухнуло на землю. Люди плакали, но в этот момент их плач перекрыло торжествующее «Amen!» Но кроме плача по толпе пронёсся ещё и шепоток: «Кровь! Почему нет крови? Он не умер?»

Жрец рассмеялся, услышав это.

- Они не умерли, потому что никогда не жили. Это просто деревянный болван. Но вы не виноваты в своём заблуждении. И найдёте путь к Господу. Я научу вас.

Я больше не слушал. Я должен был успеть сделать только одно. На мгновение мои руки превратились в пламя, веревки испепелились и осели на землю золой. А я, пока всё внимание жреца было посвящено стенающей толпе, рванулся к Лелло и положил руки ему на голову и живот.

Сколько во мне осталось сил? Крохи от той мощи, которой я мог утопить весь этот остров вместе с армией креста. Сколько есть – я всю отдал Лелло. Он вскричал, впервые за пару часов вдохнув полной грудью. Вскричал и я – за такое надо платить даже богам. Тело крутило и жгло, я едва дышал, а по моему животу растекалось кровавое пятно. Я упал назад, на обгоревшего идола, проваливаясь во тьму. Но минуты беспамятства прервал такой родной голос:

- Тайво?

Я открыл глаза и устало покачал головой.

- Нет.

- Что – нет?

- Меня зовут не Тайво.

- Та… - Лелло запнулся, нахмурился, как вдруг его лицо озарила улыбка, легкая, почти блаженная. Будто мир наконец обрёл смысл, будто всё стало правильно и понятно. – Таара.

- Да, Лелло. Меня зовут Таара.

- Великий Таара, - Лелло засмеялся, на его глазах выступили слёзы. – Таарапита.

Я улыбнулся в ответ сквозь боль, а он улыбаться вдруг перестал. Огляделся растерянно. Кивнул на упавшего идола Уку.

- Тогда объясни мне, Таара. Почему на нём нет крови? Почему на мне нет крови? Почему… - Лелло наконец заметил лужу, натекшую вокруг меня. – Почему кровь на тебе?

Я отнял руку от своего живота и поднёс к лицу. Густая красная жидкость покрывала ладонь, ловя отблески заходящего солнца. Я пытался найти ответ, но как объяснить ему мир за несколько коротких слов, что мне остались?

- Так умирают боги, Лелло, - я закашлялся, отхаркнув ещё несколько капель на одежду. – Прости меня. Так умирают боги.